Отец Живки действительно был офицером и еще неделю тому назад уехал со своим полком в летний лагерь. Вчера ее мама уехала в одно из ближайших к полку сел, чтобы отвезти мужу некоторые необходимые ему вещи. Живка осталась дома одна, но никто не видел в этом ничего особенного. Хотя ей и было всего тринадцать лет, она отличалась самостоятельным характером, производившим впечатление и на взрослых. Ее мать была домоуправом, и сейчас Живка замещала ее. Люди, которым приходилось обращаться к ней, удивлялись живым и умным ответам девочки, практичности, с которой она разрешала все вопросы. Воспитанная самостоятельной, она была разумной, спокойной и необыкновенно проницательной для своего возраста.

Еще с самого начала ей было не трудно догадаться, что Бебо и Юлия пришли на их улицу не просто поиграть в классы или пойти к зубному врачу, а по какому-то другому делу. Когда Бебо торопливо и таинственно исчез, а после этого пришли другие ребята, которые вели себя так же таинственно, ее подозрения перешли в полную уверенность. Хотя по своей природе она и не была любопытной, на этот раз любопытство крепко засело в ее душе: что ищут здесь эти ребята, что у них за особое тайное дело?

Когда Бебо и Пешо с решительными и заговорщическими лицами подошли к ней, она не удивилась. Не удивилась она даже, когда Бебо заговорил с ней серьезным, не мальчишеским тоном.

— Слушай, Живка, мы хотим поговорить с тобой по одному очень серьезному делу.

— Хорошо! — спокойно кивнула головой Живка.

— Но действительно по-важному! — недовольно сказал Бебо. — Ты просто не понимаешь!

— А, может быть, понимаю, — возразила девочка, и глаза ее как-то особенно заблестели.

— Только здесь на улице не совсем удобно, — вмешался Пешо. — Лучше пойдемте в какой-нибудь двор.

— Тогда пошли к нам домой! — предложила Живка. — У нас никого нет, мы будем совсем одни.

Узнав, в чем дело, ребята сразу же согласились пойти к Живке. Их квартира была на первом этаже, и из прихожей они вопли прямо в большую гостиную, меблированную скромно, но со вкусом. Посреди гостиной стоял раздвижной стол светлого дерева, окруженный мягкими стульями, на которых и расположилась удобно вся компания. Наступило неловкое молчание.

— Видишь ли, Живка, в чем дело, — начал Пешо первым. — Скажу тебе прямо, мы следим за одним фашистом. А так как мы поняли, что ты хорошая девчонка и, конечно, хорошая пионерка, мы решили тебе довериться…

Живка чуть заметно покраснела. Хотя, как и все умные девочки, она была чужда лести, серьезно сказанные слова обрадовали ее как-то неожиданно сильно.

— Во-первых, — продолжал Пешо, — дай нам честное пионерское слово, что будешь хранить тайну. Это не игра, это серьезное патриотическое дело! Если ты не будешь хранить тайны, лучше не говорить вообще!

Все вопросительно посмотрели на Живку. Она повернула голову и, встретив вспыхнувшие, полные мольбы глаза Юлии, тихо и немного стыдясь сказала:

— Даю честное пионерское слово!

— Хорошо, тогда продолжим! Этот фашист недавно входил в ваш дом. Не знаю, видела ли ты его — такой полный, в белом костюме…

— Видела! — кивнула Живка. — У него в руках была большая хозяйственная сумка.

Мальчики удивленно переглянулись.

— Правильно, — сдержанно сказал Пешо. — Мы подозреваем, что в этой сумке он носит листовки… конечно, фашистские листовки… Хорошо, человек вошел в дом, задержался там около получаса и вышел с пустой сумкой. Ясно, что листовки он оставил там… Спрашивается, кому он их оставил?

— Понимаю! — медленно сказала девочка, хотя ум ее лихорадочно работал.

— Кому он мог их оставить? — продолжал Пешо. — Вот в чем вопрос! Есть ли в вашем доме такие люди, которым бы он мог оставить фашистские листовки?

Хотя все это произвело потрясающее впечатление на Живку, она не шевельнулась. Ее ум лихорадочно работал, она быстро соображала, перед ней, как на киноленте проходили лица, полузабытые случаи. Есть ли в их доме сомнительные люди? Наверное, есть, хотя она никогда не думала об этом. Но кто это может быть? Внезапно ее осенила какая-то мысль, и она сразу же спросила:

— Когда Бебо пошел за человеком, ему ничего не удалось узнать?

Бебо смущенно заморгал, потом вопросительно посмотрел на своего товарища. Было совсем очевидно, что Живка очень наблюдательна, и ничто не может ускользнуть от ее взгляда.

— Дело вот в чем! — сказал Пешо с уважением. — Мы думали, что этот человек отнесет листовки к зубному врачу, который живет на третьем этаже. Бебо пошел туда, но человек вынес оттуда полную сумку. Куда он их девал мы не знаем, но ясно, что он оставил их в доме.

— Тогда давайте немного подумаем, — предложила Живка. — В доме девять квартир.

— Почему девять?

У нас пять этажей, на каждом по две квартиры, но одна из них — ателье художника. Итак, значит, не мы, не зубной врач, остается семь квартир.

— А почему ты не считаешь ателье? — спросил Бебо.

— Подождите, узнаете! Художник живет на первом этаже, напротив нас… Он коммунист, сейчас рисует картину о Сентябрьском восстании… Значит, он не может быть…

— Не может! — вся компания кивнула почти одновременно.

— Хорошо, остается шесть, даже пять, потому что на третьем этаже, рядом с квартирой зубного врача живут наши родственники… Я их хорошо знаю, они не могут быть…

— Ни в коем случае? — подозрительно спросил Пешо.

— Ни в коем случае, — строго ответила Живка. — Они совсем надежные люди.

— Хорошо, давай по этажам! — предложил Пешо.

— Ладно, давайте по этажам! На втором этаже живет Дончев. Он инженер, как вам сказать, не очень-то симпатичный человек… Его можно считать подозрительным. Но дело в том, что сейчас там никто не живет… Месяц тому назад вся семья инженера уехала на курорт и еще не вернулась… Сейчас, когда мы шли сюда, я видела, что их почтовый ящик забит газетами, вынуть их оттуда некому.

— Осталось четыре, — подсчитал Бебо.

— На третьем этаже живет еще профессор Хаджиев, очень хороший человек, жена его все время болеет… Он такой тихий, милый, любезный, весь седой и так хорошо относится к людям, что все в доме его любят… — Живка подумала, потом решительно отрезала. — Он не может быть!

— Да, это невозможно! — задумчиво добавил Пешо.

— Третий этаж уже проверили, — продолжала Живка. — Там живет зубной врач и наши родные. На четвертом этаже живет Морис Давыдов, еврей, он работает в Министерстве иностранных дел… Такой толстый, но очень хороший, часто проводит в нашем квартале беседы.

— Дальше, — немного нетерпеливо пробормотал Пешо.

— На четвертом этаже живет еще Стефан Петров, бухгалтер одного завода… кажется, по производству лака… Он такой сердитый, хмурый, я редко вижу его…

— Он сомнительный, — с надеждой воскликнула Юлия.

Живка медленно покачала головой:

— По-моему, нет! Его жена народный заседатель, а как вам кажется, могли бы выбрать судить людей человека из подозрительной семьи? Безусловно, нет! Народными заседателями выбирают только самых честных людей.

— Остался пятый этаж, — подбросил Бебо.

— Я ведь вам говорила, там есть только одна квартира… В ней живет дядя Трифон, рабочий, один из лучших красильщиков шерсти. О нем и речи не может быть, ему дали квартиру по решению Министерства.

В комнате наступило смущенное напряженное молчание.

— Что же это получается! — отозвался наконец Бебо. — Значит, в этом доме нет подозрительных людей.

— Выходит, что нет, — смущенно и совсем запутавшись сказала Живка.

— А это не верно! — сердито сказал Бебо. — Человек внес листовки сюда и оставил их, вышел без них… Кому он их оставил? Значит, кто-то из твоих божьих коровок тайный фашист.

— Не может быть, — сказала Живка, но на этот раз ее голос не был совсем уверенным. — Ну скажи, кто? Все такие хорошие, серьезные люди! Ну, так кто же?

— Откуда я знаю! Может быть и профессор… Как будто он милый, любезный, а за пазухой нож держит…

— Глупости! — возмутилась Живка. — Я говорю вам, не он. Это действительно хороший человек.

Пешо, который до этого момента молчал глубоко задумавшись, с побледневшим лицом, наконец поднял голову:

— Не спорьте, — сказал он чуть глухим голосом. — Я знаю, куда Тороманов отнес сумку.

Все с удивлением посмотрели на него.

— Знаешь? — воскликнул Бебо. — Как можешь знать?

— Вот и знаю! — твердо сказал Пешо. — Он оставил сумку у инженера Дончева.

Живка разочарованно посмотрела на него:

— Так я же сказала вам, что сейчас там никто не живет! Их нет в Софии.

— Это не имеет никакого значения, — все так же глухо возразил Пешо, и все заметили, как его глаза лихорадочно горят. — Людей этих действительно там нет, но они оставили ему ключ. Понимаете, у Тороманова есть ключ от чужой квартиры.

Бебо и Юлия словно онемели, пораженные внезапным открытием. Жгучая тайна, которая столько времени занимала их — тайна выброшенного из окна ключа, сейчас внезапно блеснула перед их глазами ослепительно ярко. Вот какие двери он открывал, вот для чего был нужен! Таинственное поведение Тороманова в связи с ключом сразу же становилось ясным и легко объяснимым! Но не обманывался ли Пешо? Не было ли это каким-то странным совпадением? Только Живка, не знавшая историю брошенного ключа, с сомнением смотрела на чудных гостей.

— Все это мне кажется не совсем вероятным, — сказала она смущенно. — Зачем будут оставлять листовки в пустой квартире? Какой в этом смысл?

— А откуда ты знаешь, что квартира пустая? — спросил Пешо. — Там, может быть, его ожидает другой человек, у которого тоже есть ключ. И, может быть, даже не один, а несколько. И именно им он оставил продукты.

— Какие продукты? — подняла брови Живка. — Ведь речь идет с листовках?

Но Пешо не смутился.

— Да! — кивнул Пешо. — Листовки-то на дне, а сверху они замаскированы всякими продуктами.

— Тогда почему же он не унес обратно продукты? — настаивала Живка. — Почему и их оставил там? Ведь они были только для маскировки.

— Выходит, что не только для маскировки! — неохотно ответил Пешо. — Наверное, в квартире инженера Дончева скрываются какие-нибудь… опасные элементы, и Тороманов снабжает их пищей…

На мгновение в комнате наступило ледяное молчание. Сама мысль, что, может быть, над их головами скрываются опасные бандиты, заставила их вздрогнуть. Сейчас уже все в необыкновенном поведении Тороманова — покупка книг, продуктов, таинственные исчезновения и т. д. казалось им легко объяснимым. Но почему тогда он ходил и к зубному врачу? Первым задал этот вопрос Бебо.

— Наверное, чтобы замести следы, — задумчиво ответил Пешо. — Если завтра его спросят где-нибудь, скажем на суде, что ему нужно было в этом доме, он ответит: «Я ходил к зубному врачу!»

— Хитро придумано! — сказал Бебо.

Пешо внимательно посмотрел на Живку.

— Ты не замечала света в окнах инженера?

Живка покачала головой.

— Я не обращала внимания… Во всяком случае окна квартиры закрыты старыми газетами, как это всегда делается, когда люди уезжают на курорт.

— Мне не верится, что они могут зажигать свет, — сказал, словно для себя, Пешо. — Они знают, что это выдаст их. Ночью они просто не зажигают света.

— Живут в темноте, как кроты! — бросил с отвращением Бебо.

— А интересно, как они готовят себе? — отозвалась Юлия.

— Да, верно! — догадался Пешо. — Сегодня Тороманов купил в магазине два килограмма телячьего фарша. Два килограмма… Многовато для одного человека!..

— А готовят они днем, тогда им и света не нужно, — добавил Бебо.

— Может быть, они готовят на плитке, — сказала Юлия. — Котлеты все умеют делать.

Внезапно чудесная мысль молниеносно пронеслась в голове Пешо.

— Действительно на плитке! — повторил он, и лицо его засветилось. — Если включить плитку, внизу заработает счетчик… Понимаете? Мы просто можем проверить по счетчику.

Все с восхищением переглянулись.

— Отлично! — сказал Бебо. — Только вот откуда мы достанем ключ от ящика, в котором заперты счетчики.

— Это самое легкое дело! — засмеялась Живка. — Ключи у меня.

— У тебя?

— Да, у меня… Моя мама домуправ, а я сейчас замещаю ее.

— Давай их сейчас же!

Живка встала, открыла один из ящичков буфета и вынула оттуда связку ключей.

— Вот! — показала она на маленький заржавевший ключ.

Затаив дыхание, вся компания вышла на лестницу. Как и во всех больших домах, ящик со счетчиками находился в подъезде у самой двери. Поскольку было довольно высоко, Живка принесла стул, потом открыла маленький замок и распахнула дверцы. Перед ними показались три ряда черных, блестящих счетчиков.

— Вот он! — сказала Живка немного изменившимся голосом. — Это счетчик Дончевых.

Но колесико не вертелось! Все увидели это еще в первый момент и чуть слышно вздохнули.

— Ты уверена, что он? — спросил Пешо.

— Уверена. — Вот и надпись: Дончев! — И Живка показала на маленькую беленькую этикетку, на которой было написано химическим карандашом его фамилия.

Наступило краткое молчание.

— Они могут и не пользоваться плиткой, — сказал тихо Бебо. — Или, может быть, в этот момент заняты другой работой.

Живка соскочила со стула. Если не вертится сейчас, может быть, завертится позже, достаточно только подольше постоять здесь и посмотреть. Единственная опасность заключается в том, что может пройти кто-нибудь из взрослых жильцов и заинтересоваться, что делают дети у счетчиков.

— Если хотите, подождем! — сказала Живка.

— Хорошо! — кивнул Пешо. — Откуда знать, может нам повезет.

В подъезд вошла девушка в белом платье и, не обратив на них никакого внимания, стала подыматься по лестнице. Мальчики успокоено перемигнулись.

— Кто это? — спросил Бебо.

— Дочка профессора, студентка! Ее нечего бояться!

Внезапно Юлия тихо вскрикнула. Мальчики с испугом посмотрели на нее. Юлия стояла с поднятым кверху личиком, застыв в взволнованной позе.

— Вертится! — сказала она ошеломленно.

Действительно, белое колесико с красным поясочком довольно быстро вертелось. Все уставились на него и не могли оторваться. Колесико вертелось около двух минут и потом внезапно остановилось. Первым пришел в себя Пешо и тихо промолвил:

— Видели?

— Значит… действительно есть люди! — удивленно сказала Живка. — Но ведь это просто… страшно!

Хотя колесико и остановилось, все продолжали смотреть вверх, как будто черный счетчик превратился в странный магнит, притягивающий их лица с огромной силой. Так прошло несколько минут и Юлия снова первая крикнула:

— Вертится!

— Потише! — резко сказал Пешо.

И на этот раз белое колесико вертелось около двух минут и внезапно остановилось. Это повторилось несколько раз, пока Бебо мрачно не пробормотал:

— Чудное дело! Так не жарят котлеты.

— Они делают что-то особенное! — сказал Пешо. — Что-то совсем необъяснимое! Почему они используют ток в таких удивительных интервалах?

Процедура с током повторилась еще раз. И наконец Пешо махнул рукой и решительно сказал:

— Хватит, закройте дверцы. Стоять здесь больше опасно! Да и самое важное мы узнали.

Живка взяла стул и унесла его домой. Используя ее отсутствие, Бебо подошел к Пешо и тихо сказал:

— Остается только проверить ключом! Если ключ Тороманова откроет двери Дончева, значит, все ясно, ошибки быть не может!

— Ты сумасшедший! — резко сказал Пешо. — Ведь люди, находящиеся внутри, могут нас услышать… И тогда все полетит к чертям!

— Правда! — смутился Бебо. — Это мне даже и в голову не пришло!

— А мне сто раз приходило!

— Тогда что же делать?

— Соберемся все вечером и решим! Мне кажется, что самое важное уже ясно, остается только… действовать!

— А что Живке скажем?

— Скажем, что идем в милицию! После того, как мы все раскрыли, милиция может уже спокойно их арестовать!

Когда Живка вернулась, Пешо сказал ей, что они думают делать.

— Только все будешь хранить в тайне! — предупредил он ее в конце. — Никто ничего не должен знать, иначе завтра, когда милиция придет сюда, может оказаться, что птички уже упорхнули!

— А почему завтра?

— Сегодня вечером или завтра — как разумнее, так и будет сделано! Может быть, нужно будет собрать какие-нибудь дополнительные сведения! От тебя требуется только молчание!

— Я не маленькая! — обиженно сказала Живка. Перед тем, как уходить, Пешо повернулся к Живке, испытующе посмотрел ей в глаза и решительно сказал:

— Дай мне ключ от подъезда!

— Зачем тебе? — вздрогнула Живка.

— Мне он не нужен, но может понадобится милиции. Живка вынула ключ из связки и подала его. Пешо взял ключ, и на мгновение ему показалось, что холодное железо просто обожгло его, он поторопился опустить его в карман. Не засовывая руку глубоко, он знал, что там, на дне кармана, лежит и другой ключ, тот, который сделали в мастерской по ключу Тороманова. Сейчас все тайны были уже в его кармане, и действительно не оставалось ничего другого, как действовать.