Мы ничего не слышим. Ни единого слова. У нас над головой загорается лампочка, и мы наконец видим, где находимся, — до сих пор этому мешали либо полная тьма, либо ярчайший свет, бьющий в глаза.
Перед нами с фонарем в руках стоит какой-то тип в форме охранника. Он выключает фонарь.
— Что вам здесь надо? — спрашивает он. — Зачем вы залезли в подвал?
— Просто хотели посмотреть, — набравшись наглости, отвечает Майк.
Незнакомец чешет в затылке. С виду он явно неагрессивен. Нуну встает, идет обнюхивать его, потом возвращается и с растерянным видом прячется в ногах у хозяина.
Это очень странно.
— Видите ли… — говорит сторож (я предполагаю, что он сторож), — сейчас у нас в клинике неприемные часы… и потом, мы вообще не пускаем посетителей…
— А это клиника? — вежливо интересуюсь я.
— Ну конечно! — отвечает незнакомец. — Самая лучшая в округе! Доступные цены, при желании, твердые расценки, целебный воздух, близость гор, обильное питание…
И он продолжает в том же духе как заведенный.
— Стоп! — говорит Майк. — Довольно. И вынь руку из ширинки.
Словесный поток прекращается, как если бы вдруг завернули ручку крана. Я слегка ошарашен. Мы с Майком переглядываемся. Наши глаза уже начинают привыкать к свету, и мы видим, что у этого типа какой-то странный вид. Он говорит неестественно высоким голосом и все время смотрит прямо перед собой. Парень смахивает скорее на чокнутого, и, видимо, он не вооружен.
Майк демонстративно опускает руки и направляется в его сторону. Парень и бровью не ведет.
— Как вас зовут? — спрашивает Майк.
— А как хотите, — отвечает тот, — но обычно меня называют по номеру серии.
— Что?… — Майк явно не понимает.
Я впервые вижу Бокански таким растерянным. Да, здесь ему гранатами не обойтись.
— Что это за номер серии? — спрашиваю я.
Незнакомец снимает фуражку и проводит рукой по голове. Парень лыс, как биллиардный шар. Да, вид у него забавный. Я тоже подхожу поближе. Такое впечатление, что его не доделали.
— Мой номер серии, — говорит он, — шестнадцать, серия «СИ». Можете называть меня СИ.16.
— Нет, давайте лучше Джеф Девэй, — говорю я.
— Почему? — спрашивает Майк.
— У меня в университете был приятель, которого так звали, — объясняю я. — Правда, потом у него были неприятности. А сейчас он журналист. А главное, вы на него совсем не похожи.
— А что, красивое имя, — говорит СИ.16. — Беру с удовольствием. А то доктор Шутц забыл дать мне имя. Я его не интересовал. Кстати, у нас вся серия получилась неудачной. Нас и осталось-то всего двое, я и СИ.9. Но СИ.9 сумасшедший, он занимается онанизмом.
— Послушайте, — говорит Майк Бокански, — скоро вы перестанете забивать нам голову своими небылицами, от которых просто уши вянут? Отвечайте, какого черта вы здесь делаете? И вообще, вы собираетесь выпустить нас из этого подвала? Мы хотим посмотреть, что творится в этом доме.
— С удовольствием, — отвечает Джеф Девэй (мне больше нравится называть его так). — Только мне придется идти с вами. В принципе я должен бы поднять тревогу. Но я из неудачной серии и поэтому иногда действую не по инструкции. А то вы были бы уже более или менее трупами.
Этот парень с полным приветом. Я смотрю на Майка и замечаю, что он пришел к такому же выводу. А, кстати, я был бы вообще не прочь очутиться у себя в постели с Сандэй Лав — но из целомудрия я не осмеливаюсь этого сказать вслух.
— Доктор недавно ушел, — продолжает Джеф, — но у него сейчас идут опыты, поэтому остались некоторые из помощников. А хотите взглянуть на эти опыты? Красивое, скажу я вам, зрелище. Это в восьмом зале, они там работают над одной девушкой — такая красотка, честное слово! Зовут, по-моему, Беренис.
Я хватаю его за руку.
— Вы что, издеваетесь тут над нами, старина? — говорю я.
Наверное, я сжал слишком сильно. Все время забываю, что спокойно могу раздавить руками кокосовый орех. Парень бледнеет и начинает быстро-быстро бормотать:
— Отпустите меня, прошу вас. Прошу вас! Вы что, не понимаете, что во мне полно производственного брака? Пусть у меня лишь один недостаток, зато он вдвое больше, чем другой…
— Хорош придуриваться, старина, — говорит Майк. — Идемте-ка лучше в этот зал номер восемь. А все остальное расскажете потом.
— Хорошо, хорошо, — отвечает он, — я вас провожу. Но я вам все же объясню: доктор Шутц сделал меня искусственным путем, но что-то у него там не получилось. Поэтому я и выкладываю тут все, чего не надо. Этот доктор Шутц проводит опыты с мужчинами и женщинами, а потом искусственно делает новых, только очень быстро. Он великий доктор! Правда, я-то ему не удался, я же вам сказал, но я на него не в обиде, это его помощники не доглядели… Они забыли вытащить меня из сушильной камеры. Всех остальных из нашей серии перекалили, кроме СИ.9 и меня… — Он смеется, как пустельга. — Вас все это удивляет… Я-то уже привык. И все помощники доктора Шутца тоже, как и я, искусственные. Можно подумать, это очень просто… Сначала они брали настоящих людей, но это оказалось слишком опасным — они могли проболтаться. А среди нас болтливых нет. — Он опять крайне неприятно хихикает. — Кроме меня, конечно, но ведь я неудавшийся!
— Ясно, ясно, — говорит Майк. — Мы поняли. Значит, доктор Маркус Шутц проводит опыты над мужчинами и женщинами и экспериментирует в области воспроизводства?
— Да, — отвечает Джеф Девэй, — он улучшает расу. Доктор отбирает красивых юношей и красивых девушек и заставляет их воспроизводиться. За этим, кстати, очень любопытно наблюдать. Я уверен, что вам тоже будет интересно посмотреть, как сто пятьдесят или даже двести парочек одновременно делают детей. Он изобрел массу всяких штук: как ускорить развитие зародыша, как за один месяц воспроизвести таким образом три или четыре поколения — доктор берет половые железы эмбриона и вновь оплодотворяет яйцеклетку женского эмбриона… я, наверное, плохо все это объясняю. Я только слышал, как об этом говорили другие, вот и повторяю, потому что я сам из пережаренной серии, и поэтому я злой, у меня дурные намерения, и еще меня гложет ненависть к доктору Шутцу, хотя он здесь и ни при чем.
На какое-то время у нас с Майком просто дух захватывает от того, что мы только что услышали. Пес Майка рычит и забивается в угол комнаты, как можно дальше от этого человека.
— Это он из-за меня, — продолжает СИ.16, показывая на Нуну, — потому что от меня не пахнет человеком, помимо всего прочего. Это его и смущает.
Внезапно дверь, прислонясь к которой он стоит, распахивается настежь, и на меня устремляется такая прекрасная и круглая, правда немного напоминающая куриную жопку, улыбка револьвера… Чья-то здоровенная лапа хватает СИ.16 и тащит его назад. Перед нами возникают еще двое, одетые в такую же форму, как и он.
— А мы вас уже обыскались, — выдавливает один из них, высокий, худой смуглый парень с очень белыми зубами и маленькими усиками. Второго я никак не могу разглядеть. Но вдруг он делает резкое движение, и его лицо попадает в свет. Мне с трудом удается сдержать крик удивления. Оба охранника абсолютно на одно лицо. Майк не теряется:
— Вы, наверное, оба из одной серии?
Они меряют его взглядом, и ни один мускул на их лицах не шевелится ни на четверть волоска.
— Идите за нами, — следует приказ.
Номер один отходит в сторону, пропуская нас, а номер один прим шагает впереди по белому коридору, странным образом напоминающему мне тот, в котором я объяснялся с двумя санитарами тем самым вечером, когда эта история только начиналась.
— Куда вы нас ведете? — на ходу спрашивает Майк.
— Молчать! — отвечает тот, который сзади. Коридор кажется бесконечным. Что-то надо делать.
Майк начинает насвистывать сквозь зубы. А я пытаюсь сообразить, куда подевался СИ.16. Может быть, его увел третий? И что же с ним сделали? Когда его потащили за дверь, мне было плохо видно. Я начинаю горько упрекать себя в глупости. Сколько же драгоценного времени мы потеряли за разговором с этим недоделком! А ведь могли бы с его помощью осмотреть все здание. Но я не могу удержаться и все время возвращаюсь в мыслях к тому, что понарассказал нам этот чудила… Кто же такой Маркус Шутц? Я, конечно, догадывался, что он занимается какой-то научной деятельностью, ведь я же видел фотографии, а они сомнений не оставляют. Но что это за байка о воспроизводстве? Какой-то человеческий инкубатор? Быть не может, чтобы такое творилось в Калифорнии. Я думаю, тут на самом деле вот что: этот доктор Шутц руководит частной клиникой для душевнобольных, один из которых сбежал… Ну а кроме этого, наверное, еще занимается всякими делишками. Но такое объяснение я тоже отбрасываю. Это невероятно. Как это ни глупо, но, скорее всего, тут и правда что-то страшное… что-то ужасное… и еще эти двое, похожие друг на друга как две капли воды, которые ведут нас… Кто они?
Черт, хорошо бы обсудить все это с Гарри Килианом! Чем он, интересно, сейчас занимается? Дозвонился ли в полицию?
Какой же я глупец… Ясное дело, никуда он не дозвонился… Ник Дифато, может быть, и всемогущ в Лос-Анджелесе, но он вряд ли может помочь здесь, в Сан-Пинто. В такой маленькой дыре ничего не стоит купить весь полицейский участок целиком… Вместе с шерифом и заместителями.
Так, хорошо. С этим все ясно. От полиции помощи ждать нечего. А Гарри? А Энди Зигман? Они-то где?
А гранаты Майка? А те мужики с вышек?
Боже мой, чем дальше, тем больше все это напоминает мне кошмар. А мы все идем по этому белому коридору. Майк насвистывает. Я слышу, как когти Нуну тихо цокают по бетонному полу — он плетется за охранником, идущим у меня за спиной.
Майк вплотную приблизился к тому, который идет впереди. Неожиданно я вижу, как он бросается вперед и орет сквозь зубы:
— Фас, Нуну! Взять его!
Сзади раздается вопль, я оборачиваюсь и вижу, как охранник хватается руками за шею, пытаясь оторвать от себя немедленно выполнившего приказ боксера. Вот он уже наполовину вырвался, его рука поднимает револьвер, сейчас грохнет выстрел — но я перехватываю эту руку и выворачиваю ее в другую сторону. Слышится треск, и она подается совсем без усилия. Надо же, сломал — что делать, издержки профессии.
А в это время Майк старательно долбит другого охранника головой о бетонную стену. Он широко улыбается и считает вслух удары. На пятнадцатом решает остановиться. Что же, вроде не обидел. А тот, которому я изменил конфигурацию руки, спокойно отрубился прямо у меня в объятиях. Кладу его вдоль стены и слегка обыскиваю — не следует терять полезные навыки. Естественно, в карманах у него ничего нет. Вернее, ничего интересно.
— Теперь надо поторопиться, — вполголоса говорит Майк. — А куда делся этот хвастун?
— Кто? — спрашиваю я. — Джеф?
— Да… Джеф… Что они с ним сделали? Он один может показать нам дорогу…
— Да тут ничего сложного… — говорю я. — Все время прямо.
— Мы прошли мимо каких-то дверей, — возражает Майк… — хотел бы я знать, что там за ними…
— Тогда пошли обратно. Но скорее всего, Джеф где-нибудь сейчас сидит и делает свои маленькие делишки…
Напоследок мы еще раз прикладывем по башке своих недавных пленителей. Я стараюсь не смотреть — уж слишком они похожи друг на друга — и бегом возвращаемся назад.
Дверь оказывается закрытой. Прямо перед нами коридор раздваивается: проходя мимо первый раз, мы этого не заметили. Но где же лысый Джеф? Что с ним сделали?
— Может, их все-таки было трое, — говорю я Майку.
— Не исключено, — бормочет он. — И собаку бесполезно просить помочь — этот тип вообще ничем не пахнет… Ну козел!
— Его наверняка где-нибудь заперли, — предполагаю я. — Давайте открывать все двери подряд!
— Слишком рискованно, — поясняет Майк. — Ну куда теперь?
Мы можем пойти направо, налево или вернуться назад, туда, где оставили лежать наших жалких тюремщиков.
— А может, отвалим куда подальше, — эта мысль не дает мне покоя, — опять так же, через подвал?
— Там дверь закрыта, — отвечает Майк.
И он смотрит на меня так, что я краснею. Идиотская привычка — краснеть. Но все-таки… как же хорошо дома…
— Да я не испугался, — оправдываюсь я, — просто хочется немножко вздремнуть.
— Эх, старина, — говорит Майк Бокански, — да я на вашем месте скорее бы мечтал о холодных компрессах и о паре костылей… Уж не знаю, из чего вас сделали, но материал оказался прочным… Ладно, чем так стоять, откройте-ка лучше эту дверь — вдруг действительно придется сматываться — будет хоть один знакомый выход.
Я подхожу к двери и разглядываю ее поближе. Крепкая дверь. Слегка пробую ее плечом. Бесполезно.
— Поберегись! — кричу я Майку и беру разбег.
Затем со всего маху леплю в эту дверь свои девяносто килограммов. Она трещит по всему периметру, и я растягиваюсь на полу среди дюжины деревянных обломков. Майк помогает мне подняться. Все это сопровождается приличным грохотом.
— Ничего не понимаю, — признается он, — тут уже полчаса стоит такой шум, а на него прибежали всего трое каких-то придурков.
— Да, странное местечко, — говорю я, потирая правую ключицу. — Оно мне уже порядком осточертело.
Майк входит в комнату и убеждается, что окошко все еще на месте. Я иду за ним и неожиданно вздрагиваю. Это Нуну вдруг коротко и глухо тявкнул. Мы резко оборачиваемся и тут же прижимаемся к стене по обе стороны искалеченной двери.
— Кажется, я начинаю понимать, — ворчу я, — эта комната служит им мышеловкой.
Звук шагов приближается. Майк подозвал собаку.
Мы ждем. Шаги замирают возле двери. Нуну с отвращением ныряет в ноги к Майку. В комнату кто-то входит.
— Ну что, — говорит он (и я узнаю голос СИ.16, или Джефа Девэй). — Пришли все-таки взглянуть на операцию в зале номер восемь?