В нескольких метрах от нас — три женщины. Они ведут рассеянную беседу и, кажется, за кем-то наблюдают. Собрав все свое нахальство, я склоняюсь перед первой из них.

Клянусь вам, я впервые в жизни танцую вот так — без тени паутинки на теле, с партнершей, у которой одежду заменяет всего лишь широкий венок из красных цветов на шее. Еще повезло, что Сандэй Лав и старые подружки Берил с Моной дали мне небольшую фору… Да и то мне уже кажется, что это было сто лет назад. Я чувствую, как два упругих шара упираются мне в грудь, а мои ноги прикасаются к гладкой и прохладной коже ее бедер… Я привлекаю ее поближе, а сам думаю только о том, чтобы пластинка, если это пластинка, крутилась подольше или чтобы музыка не прекратилась прямо сейчас…

Майк тоже танцует. Я ищу глазами третью из подруг и вижу, что она удаляется, даже не удостоив нас взглядом.

Неожиданно я вздрагиваю, увидев два совершенно одинаковых лица, но посещение клиники в Сан-Пино уже внесло некоторую ясность на сей счет. Но, послушайте-ка, а Джеф Девэй? Что сталось с ним? С тех пор как я вернулся в Лос-Анджелес, произошло слишком много событий, и у меня совершенно вылетело из головы, что Джеф должен был лететь с нами.

Даже не представляю, что делать дальше. Заговорить с этой женщиной? Но она начинает первая.

— Вы из какой серии? Похоже на «С».

— Совершенно верно, — соглашаюсь я, благодарный за подсказку. — А вы?

— Всего-навсего серия «О», — униженно произносит она. — А я думала, доктор не разрешит вам прийти… Это праздник только для серии «О».

— Я пришел по собственной инициативе, — поясняю я. — А то, знаете, в своей серии уж слишком все друг на друга похожи… Вся прелесть пропадает.

— Да, — соглашается она, — доктор, конечно, старается разнообразить элементы лица, но все равно остается много общего. Мне очень приятно пообщаться с «С»…

Девушка тут же доказывает, что ей это и в самом деле приятно, и мне остается только ответить тем же.

— А доктор сегодня появится? — спрашиваю я, не особо рассчитывая на удачу.

— Да, к концу вечера… Думаю, уже скоро… А хотите, пойдем в прерию прямо сейчас?

— Гм… — несколько смущенно выдавливаю я.

А что там делают, в этой прерии? Впрочем, я, кажется, начинаю догадываться…

— Сегодня нам можно, — продолжает девушка. — День безопасный.

Это уже более чем прозрачный намек.

— А может быть, лучше поболтаем? — предлагаю я.

— О-о, — без энтузиазма тянет она, — поболтать… Это тоже ничего, но скучно… А мне бы так хотелось заняться любовью с «С»…

Ну как тут откажешь… ведь не могу же я ей ляпнуть, что мне это неприятно, тем более что сам именно сейчас невольно доказываю обратное… Боже, ну и денек!

Девушка увлекает меня к деревьям, и как только их тень укрывает нас, мы отстраняемся друг от друга. Она хватает меня за руку и пускается бегом. Но где же Майк? Да черт с ним…

Мы падаем в густую ароматную траву.

Девушка уже потеряла всякий контроль над собой.

— Ну скорее, — стонет она. — Скорее… умоляю…

Дьявольщина, нет, так быстро — даже не интересно. Я как раз начал входить во вкус всяких предварительных штучек и не премину ей это продемонстрировать. К тому же это вовсе не утомительно.

После старта проходит минуты три, а мне уже приходится закрыть ей рот рукой, так как девушка начинает оглушительно орать, извиваясь при этом как угорь, разрубленный натрое. Впрочем, ее красота слишком идеальна. Я пытаюсь найти хоть малейший изъян, какую-нибудь аномалию… Тщетно. Внешний вид безупречен. Но и в упорстве тоже не откажешь.

Ладно… Давай-ка поменяемся местами… Травка — это, конечно, хорошо, но ощутить под собой нежную девичью кожу — тоже, несомненно, приятно… Нет, я слишком трезво все соображаю… А как хотелось бы потерять голову…

— И чему же вас все-таки научили? — интересуюсь я.

— Подчиняться приказам, — отвечает она прерывающимся голосом…

Это что же, придется ей все объяснять? Ну уж нет, мне просто не хватит духу… У меня слишком богатое воображение… и слишком сложное…

— Давайте я лучше покажу… — шепчу я ей на ухо, — так нам будет удобнее…

Дело в том, что остались еще кое-какие мелочи, которые я не осмелился попробовать с Сандэй, Берил и Моной. А какие именно, извините, не ваше дело.

На этот раз через полчаса я уже устаю… Нехватка опыта или, может, наоборот, перетренировался. Что касается девушки, то она лежит совершенно неподвижно… То есть сердце пока еще бьется… Ну и ладно. Пошатываясь встаю на ноги…

Решаю, что девушку лучше оставить лежать, где лежит… Да, место действительно странное. Но в конце концов не затем же нужна эта фабрика по производству людей, чтобы учить их играть в шашки…

Я возвращаюсь на бал. И сталкиваюсь нос к носу с Майком.

— Куда же это девались ваши цветочки? — ехидно спрашиваю я.

— А кто вас тяпнул за плечо? — парирует он.

— Это секрет, мой мальчик… Ну как, разузнали чего-нибудь?

— Бабы тут горячие просто до безобразия… — бормочет Майк.

— А мне они нравятся, — говорю, — только для Энди этого, думаю, будет маловато. Майк! Смотрите! А вот и дедуля!…

Этот человек внезапно возник неизвестно откуда и сразу попал в окружение молодых людей… Высокий, стройный, седовласый, одетый в брюки и рубашку из белого шелка.

Он направляется в нашу сторону.

— А вы что здесь делаете? — строго спрашивает он. — Сегодня не ваш день.

Потом внимательно присматривается ко мне, и уголки его губ расходятся в улыбке.

— А! Это же сам мистер Рок Бэйли! Какая честь… А я было принял вас за… гм… одного из своих воспитанников.

— Из серии «С», — добавляю я.

Его улыбка становится шире.

— Совершенно верно, из серии «С».

— Майк Бокански, — представляю я своего спутника.

Майк кланяется. Доктор отвечает ему тем же.

— Меня зовут Маркус Шутц. Ну что ж, мистер Бэйэи, я очень рад, что счастливый случай наконец привел вас ко мне. Насколько я понимаю, вы уже побывали у меня в Сан-Пинто… Но здесь гораздо приятнее. Такое спокойствие…

— И никто не мешает убирать тех, у кого вдруг обнаружатся дефекты внешнего вида, — замечает Майк.

Доктор протестующе поднимает руку.

— Они сами кончают с собой. К сожалению, здесь это так… Я воспитываю в них вполне определенное мировоззрение… Так получается, что одна только мысль о внешнем уродстве приводит их в ужас и, обнаружив в себе какой-либо недостаток, они сами уничтожают себя… Но так как, даже несмотря на это, они все равно прекрасны, мы на несколько дней сохраняем их тела… Мои садовники специально выставляют их при входе в усадьбу.

— А ваши опыты идут успешно? — интересуюсь я.

— Боже мой, в последнее время не обошлось без неприятностей… Должен признаться, мои секретари — братья Петросян — доставили мне немало хлопот… Я вдруг обнаружил, что оба занимаются за моей спиной темными делишками. В общем, ничего особенного: снимки моих операций. По-моему, дела у них шли неплохо, но потом у меня начались из-за этого проблемы, и я попросил их прекратить…

— Странная у вас манера просить, — говорит Майк.

— Среди моих людей есть превосходные стрелки, — отвечает Маркус Шутц. — Но, послушайте, Бэйли… Помните, я пригласил вас как-то к себе… Почему вы тогда отказались от дамы, которую я вам предложил? Вы ведь любите женщин, не так ли? Заметьте, у меня лично несколько иные вкусы, но я действительно не понял, что вызвало у вас такое отвращение.

— А я запомнил ваших санитаров, — объясняю я. — Кстати, с одним из них я уже расплатился, но попадись мне только другой…

— Да бросьте, он хороший мальчик, — говорит Шутц. — Послушайте, ну почему вы так предвзято настроены? Вы все это скоро забудете… Идемте лучше выпьем, я угощаю вас обоих…

Мы с Майком обмениваемся ошарашенными взглядами.

— Не надо так удивляться, — говорит Маркус Шутц, — у всех, кто встречается со мной впервые, реакция одинаковая. Я вовсе не похож на того, кем являюсь на самом деле. Скажите-ка, — он поворачивается в мою сторону, — вы не откажетесь погостить у меня несколько дней?… Мне не терпится познакомить вас с одной очаровательной девушкой. И, надеюсь, вы будете менее… воздержанным, чем в первый раз… И если мистер Бокански тоже не против, для него у меня тоже кое-кто найдется. Габариты как раз подходящие…

— Вы, кажется, принимаете меня за хряка, — довольно грубо протестует Майк.

— Что вы, что вы, — возражает Шутц, — не надо таких слов… Просто я люблю красивых людей и стараюсь наделать их побольше. Но мне необходимо разнообразие, а его можно добиться только используя разных базовых производителей… Видите, я с вами вполне искренен. И надеюсь, между нами всегда все будет откровенно… Ваш друг, видимо, прямой человек, — продолжает он, обращаясь ко мне, — он использует такие редкие слова — тоже своего рода откровенность. И это приятно.

Следом за доктором мы поднимаемся по белокаменному крыльцу и входим внутрь огромной и восхитительной виллы.

— Я должен кормить много ртов, — продолжает рассказывать Шутц, — поэтому пришлось купить целый остров… У меня есть специальная серия для полевых работ, и вообще все предусмотрено… Стоит сделать одного, а дальше никаких особых сложностей.

— И что же навело вас на мысль делать живых людей? — спрашивает Майк.

— Нас окружают такие некрасивые люди, — замечает Шутц. — Вы не обращали внимания на то, что невозможно пройти по улице, не увидев массу некрасивых людей? А я, видите ли, обожаю гулять по улицам, но терпеть не могу уродства. Тогда я построил себе улицу и наделал красивых прохожих… Это было самое простое. Раньше я лечил миллиардеров от язвы желудка и заработал на этом кучу денег. Но потом мне это надоело. Сыт по горло… Теперь мой девиз: «Смерть уродам!» Правда, смешно?

— Нет слов! — подхватываю я.

— Конечно, тут есть некоторое преувеличение, — добавляет он. — Никто их просто так не убивает.

Мы подходим к большому столу. На белоснежной скатерти сверкают бокалы, бутылки, лед и масса прочих принадлежностей, при виде которых у нас мигом пересыхает в горле. Снующие мимо парочки не обращают на наше трио никакого внимания.

— Я вообще изрядный шутник, — опять продолжает Шутц. — И конечно же, не ограничиваюсь выращиванием детишек в банках, это все мелочи. Я развиваю их тело и дух, а затем выпускаю на волю или оставляю себе в помощники. Да, мне есть чем похвастаться… Например, кинозвезда Линда Дарнелл — моих рук творение… Именно поэтому никто не может раздобыть ее биографию. Десять лет назад она еще сидела в банке… Кстати, самое легкое — это искусственное старение… На какое-то время убыстряется ритм жизнедеятельности, повышается степень окисления и дальше — как по маслу… Самое сложное — это селекция и совершенствование породы, поэтому возрастает и степень отходов — что-то около шестидесяти процентов…

— А многие из ваших воспитанников стали известными? — настаивает Майк.

Шутц смотрит на него в упор.

— Дорогой Бокански, если бы вы думали иначе, то не заявились бы сюда ко мне.

— Да вы ошибаетесь, — заверяет его Майк, — я вообще впервые обо всем этом слышу.

— Так уж и впервые… — иронически бросает доктор. — Уж поверьте, я, как следует, навел справки.

Он поворачивается ко мне:

— Гарвард уже проиграл Йелю пять матчей.

— В футбол?

— Да, и, заметьте, подряд. Это важно. А почему, как вы думаете?

— Потому что команда Гарварда слабее, — отвечаю я.

— Нет, — возражает Шутц, — потому что команда Йеля сильнее. Команда Гарварда — лучшая в Соединенных Штатах, а йельская просто вышла из моей лаборатории, — Ухмыляется он. — Только все это еще нужно доказать… вот почему Майк Бокански и Энди Зигман решили посетить мою клинику в Сан-Пинто. Сколько же Гарвард заплатил вам, чтобы учинить у меня такой разгром? — продолжает он, обращаясь уже к Майку.

— Ни цента, — говорит Майк. — Даю слово.

— Да нет у вас слова… ведь вас это ни к чему не обязывает.

— А здесь я оказался совсем по другой причине, — продолжает Майк. — Кстати, очень далекой от спорта. И вы это прекрасно знаете.

— Да? — удивляется Шутц. — Вы все время говорите загадками. Я просто отказываюсь вас понимать. Пойдемте лучше посмотрим на моих девочек, мы и так уже потеряли много времени… Прошу уделить мне всего час, и я оставлю вас в покое.

— Послушайте, — говорю я, — я только что одну уже скушал, и это, поверьте, не метафора. А всего лишь двадцать четыре часа назад я вообще был девственником, и если честно, то уже начинаю скучать по тем временам. Потому что с восьми утра вчерашнего дня я никак не могу остановиться…

— Подумаешь, — смеется Шутц, — разом больше, разом меньше. Пошли, пошли…

Следом за ним мы идем через анфиладу огромных комнат, выкрашенных в светлые тона, с гигантскими окнами, выходящими прямо на море, которое уже начинает смутно угадываться в темноте ночи. Утро едва-едва забрезжило. Наконец перед нами лестница, ведущая вниз.

— Опять под землю? — замечаю я.

— А что, там очень хорошо, — отвечает Шутц. — Постоянная температура, полная звукоизоляция, абсолютная безопасность — все прелести сразу.

Мы погружаемся во чрево земли… довольно чистое и с хорошей вентиляцией. Доктор идет впереди, за ним Майк, а я замыкаю шествие.

— Кстати, вернемся к нашему разговору, — вдруг говорит Майк. — Я хотел бы знать, кто такой Поттар?

Шутц не реагирует и продолжает невозмутимо идти вперед.

— Неужели вы ничего не слышали в Поттаре? — продолжает Майк. — А вы знаете Поттара, Рок?

— Ну… да, так же как и все, — говорю. — Я читал его статьи, но самого никогда не видел.

— Никто не знает, кто такой Поттар, — задумчиво, как бы про себя, продолжает Майк, — но двадцать миллионов американцев уже готовы идти за ним по первому сигналу. А Каплан?

— Я знаю, кто такой Каплан, — отвечаю я. — Это он проводил недавно кампанию против губернатора Кинд-жерли.

— Каплан возник на политической арене четыре года назад, — поясняет Майк, — и ему удалось разрушить все проекты Кинджерли, а ведь тот занимается политикой уже лет двадцать… О самом Каплане тоже ничего не известно, но стоит сравнить теории Каплана и Поттара — и сразу обнаруживаешь занятные сюрпризы…

— Я мало увлекаюсь политикой, — роняет Шутц.

Мы уже достигли самого низа лестницы, и доктор снова ведет нас вдоль светлых и пустых коридоров. Пол под ногами покрыт толстым ковром персикового цвета, а хромированные бра бросают на стены яркий отсвет.

— Каплан и Поттар стали любимцами толпы, — продолжает Майк. — Оба красивы, умны, у них море обаяния, и они играют в очень опасные игры. Эти ребята становятся угрозой для всех Соединенных Штатов.

— Вы, несомненно, правы, — говорит Шутц, — но, повторяю, меня это совершенно не интересует… Я прежде всего эстет.

— Каплан и Поттар тоже вышли отсюда, — холодно отчеканивает Майк.

Наступает тишина. Шутц останавливается и пронзает Майка взглядом серых холодных глаз.

— Слушайте, Бокански, избавьте меня от ваших шуток. Давайте поговорим о чем-нибудь другом, сделайте одолжение.

— Пожалуйста, — соглашается Майк, — я не настаиваю. Только не надо мне рассказывать, будто вы занимаетесь исключительно внешним видом своих воспитанников… Нам абсолютно точно известно, что три пятых всех политических деятелей, опасных для существующего правительства, были выращены и запрограммированы лично вами… Кстати, примите мои поздравления: ваша система безупречна.

Шутц опять начинает смеяться.

— Послушайте, Бокански. Я уже собрался было рассердиться, но вы изрекаете все это с таким серьезным видом, что приходится вас простить… Выходит, я, Маркус Шутц, занимаюсь какой-то подрывной деятельностью и пытаюсь захватить власть? Ну милейший, это несерьезно… Тут, у себя на острове, я король, пусть даже без короны, и могу преспокойно заниматься своими опытами.

— Ладно, забудем об этом, — говорит Майк. — Где же ваши девочки?

— О! — восклицает Шутц, — вот это уже лучше. Мы почти пришли.

Он пропускает нас вперед, и мы входим в просторный кабинет с большим рабочим столом в центре. Доктор подходит к нему и выдвигает ящик с картотекой.

— Так, — говорит он, — палаты триста девять и триста одиннадцать. Я сейчас вызову девушек, и через час вы свободны в том смысле, что вы вольны уйти… Я хоть и ценю юмор, но только без преувеличений.

— Поверьте, доктор, мы и сами не собираемся тут застревать, — говорю я. — Если бы не ваша настойчивость, нас бы здесь давно уже не было.

— Вы, наверное, чувствуете, что попали в дурацкое положение, — продолжает Шутц. — Сесть на «Б-29», прыгнуть с парашютом, как настоящие десантники, потом раздеться догола и вломиться в дом к бедному старику, который всего-навсего занимается разведением человеческих существ, как кто-нибудь другой разводит орхидеи или розы, — такая операция вряд ли покроет вас славой…

— Согласен, со стороны это выглядит глупо, — признается Майк.

Но мне чудится, что он насторожился до предела.

— Ладно, что бы то ни было, идемте, — приглашает нас Шутц, — я вас провожу.

Он снимает телефонную трубку:

— Пришлите П.13 и П.17 в палаты триста девять и триста одиннадцать.

Потом поворачивается к нам.

— Обе девушки абсолютно идентичны. Естественно, если захотите все вместе, вчетвером, то пожалуйста — палаты смежные.

— Благодарю вас, — отвечает Майк. — Не преминем воспользоваться разрешением.

Шутц задумчиво кладет трубку:

— Ну что ж, пошли.

Мы идем за ним по пятам как верные охотничьи псы.

Доктор останавливается перед дверью с номером триста девять, и Майк входит в палату. Я переступаю порог следующей двери.

— До скорой встречи! — уходя кричит нам Шутц.

Да, у него в коридорах просто идеальный порядок. С тех пор как мы спустились вниз, нам не встретилось ни одной живой души.

Войдя в свою палату, я обнаруживаю очень симпатичную девушку с ослепительно рыжими волосами. От этого она вся кажется как бы облитой золотом.

— Добрый день, — говорит она мне. — Надеюсь, вы по меньшей мере «С»?

— Я вольный стрелок, — отвечаю я. — Работаю сам на себя.

Девушка приходит в некоторое замешательство.

— Как же вы здесь очутились?

— Это жизнь. А жизнь была бы пуста, не будь в ней тайн.

Я направляюсь к двери, ведущей в соседнюю комнату, и вхожу без стука.

Майк сидит на кровати, а перед ним — точная копия моей красотки.

— Эй, Майк, — вопрошаю я, — вы что, еще не отошли?

— Это все уже начинает мне осточертевать, — говорит он. — Во-первых, меня вообще тошнит от этих дел, а во-вторых, одного раза в неделю мне хватает по горло. А может, пусть они разберутся сами между собой?

— Отличная идея!

Я возвращаюсь в свою комнату.

— Идемте, Сэлли, — говорю я, — мы придумали очень интересную игру.

— Я с удовольствием.

По ходу она приклеивается ко мне и начинает выделывать всякие фокусы бедрами. Я не реагирую.

— Я вам не нравлюсь? — спрашивает девушка.

— Что вы, лапочка, нравитесь, только я гомосексуалист.

— А что это такое?

— Это значит, что я люблю только себе подобных. Поэтому если вы не против, то будете сейчас развлекаться вдвоем с Мэри.

— Но почему вы называете нас такими именами? — спрашивает она.

— Мне не нравятся номера.

Девушка позволяет увлечь себя в соседнюю комнату, но смотрит на меня с тревогой. При виде ее Майк не может скрыть удивления.

— Невероятно! Просто сказки какие-то. Ну не могут они быть настолько похожими.

— Почему же? — протестует Мэри. — Мы близнецы из одной серии, вы сами прекрасно знаете…

— Нет, это возмутительно, — Майк никак не может успокоиться. — Вот женишься на такой, а потом каждую секунду будешь думать, что она тебе изменяет с другим!

— Но нас же две, — говорит Сэлли, — две, понимаете?

— А вам хоть известно, — спрашивает Майк, — что могут делать вместе две красивые девушки?

— Но это строжайше запрещено, — недоуменно смотрит на него Мэри.

— Послушайте, что я вам скажу, — продолжает Майк. — Я не могу лечь с вами в постель, потому что мне такие вещи запретил врач. У меня слабое здоровье, и время от времени организму требуется отдых.

— Но вам же вовсе не хочется отдыхать, — уличает его во лжи Сэлли. — Сами посмотрите.

— Не обращайте внимания, — не смущается Майк. — Это чистый рефлекс. А на самом деле ничего не значит, как трупное окоченение… Ну-ка, подойдите сюда. Я все-таки хотел бы как-нибудь отличать вас друг от друга…

Он хватает Сэлли и усаживает к себе на колени. Она изо всех сил старается добиться хоть какого-нибудь результата… но Майк лишь сжимает ее покрепче и сильно кусает в левое плечо. Девушка вскрикивает и начинает вырываться. Майк всасывает несколько раз губами ее кожу, чтобы отметина приобрела красивый фиолетовый оттенок, и отпускает девушку.

— Вот так, — говорит он, — теперь вас не спутаешь. Так, Мэри, ну-ка, ложитесь сюда, на постель.

Он берет ее за руку и укладывает на кровать. Девушка не сопротивляется, а, наоборот, начинает учащенно дышать. Затем Майк так же хватает Сэлли, переворачивает и кладет сверху на подругу.

— Вот сейчас вы на исходных позициях, если так можно выразиться, — продолжает он. — Что ж, дети мои, предлагаю вкусить того, чем наградил вас Господь Бог.

Порозовев от смущения, девушки слегка отстраняются друг от друга.

— Но… мы никогда этого не делал и…— бормочет Сэлли.

— Этим занимаются многие очень хорошие люди, — уверяет Майк. — Ну-ка, поцелуйтесь, нежнее… Вот увидите, будет очень приятно.

Он опускается рядом с ними на колени и придвигает девушек друг к другу. Мэри начинает соображать и уже отвечает на поцелуй Сэлли, которая тоже перестает сопротивляться, и при помощи Майка, который продолжает ласкать обеих, через какое-то время девушки полностью включаются в игру. Время от времени Майк с размаху шлепает то одну, то другую по заднице, приговаривая:

— Вот так, мои кошечки… От этого еще никому плохо не бывало, зато полная гарантия не залететь.

Да, что может быть приятнее, как наблюдать, как две красивые девушки занимаются любовью?… Для меня это зрелище в новинку, но я быстро врубаюсь. Волосы Мэри разметались по атласным бедрам подруги, и вот уже Сэлли не выдерживает, стонет от удовольствия и в изнеможении откидывается на подушки… Но вторую девушку это явно не устраивает…

— Продолжай… эгоистка… Разве я останавливаюсь?…

— Ну-ну, малышка, — опять вмешивается Майк. — Не надо так волноваться… Наверное, все-таки мой доктор был не прав…

Он вытягивается рядом с Мэри и обнимает ее сзади, лаская одной рукой за грудь. Девушка выгибает спину, прижимается к его животу, а дальше Майк действует ну просто с удивительной точностью…

Вот черт! Я вроде как не у дел… Да, видимо, я слегка погорячился… Опять иду в соседнюю комнату… Веселитесь, веселитесь, дети мои, а я немного вздремну… Ложусь и закрываю глаза… Пять секунд… Я сплю.