Он появился лишь в пять часов, Я увидел из окна, что он один. Я вовсе не собирался дать себя облапошить какому-то вонючему червяку. Я услышал его шаги на лестнице, а потом он вошел в свою комнату на втором этаже.

Я думал о Шейле, Мне нужна была Шейла.

А о чем еще другом думать? Я усмехнулся, вспомнив ту ночь, когда я лежал, прижавшись к ней, и не мог ничего, а потом и другую ночь, когда все почти вошло в норму.

Все из-за Ричарда. Из-за него вся моя жизнь пошла нанерекосяк.

Я слышал, как подо мной разговаривают хозяин с женой. Говорил он, а она время от времени вставляла словечко, довольно резко. Голос у нее был низкий, басовитый. Тоже мулатка, но гораздо темнее. При мысли о ней я еще больше захотел Шейлу.

Ричарда я убил, это очень хорошо. Но надо быть начеку, дождаться, пока все не кончится. Чего бы ни стоило, надо прятаться, пока все не стихнет, а потом я найду Шейлу и уеду с ней в другую страну, Я бы мог сначала уехать один, а затем написать ей, чтобы она ко мне приехала, но так долго ждать не сумею. Осталось около девяноста пяти долларов, но завтра я съеду из гостиницы. Нужно их забрать, чего бы то ни стоило.

Внизу скрипнула дверь и хозяйка что-то сказала. Ее голос гулко разносился по лестнице. Она стала подниматься, тяжело ступая.

Ко мне. Она открыла дверь без стука.

— Тут кое-что в газете, — сказала она мне, показывая издали. — Вам придется съехать.

— А чего ж вы полицию не известили? — спросил я.

Она смотрела на меня со страхом в глазах.

— Уходите, — повторила она. — Мы ничего не сказали, потому что все они гонятся за вами, словно псы. Даже если вы плохой человек, наш долг был сделать это для одного из наших братьев, но теперь больше нельзя.

— Почему? — спросил я. — Боитесь, что еще кого-то убью?

— Не боимся, — сказала она, — только вам придется уйти.

— Я заплатил вам до завтра.

— Теперь все по-другому, — сказала она. — Говорят, что ваш брат угрожал вам, но женщина-то, что вы убили, вам не угрожала, а вы взяли ее деньги, а сначала убили и изнасиловали.

Я рассмеялся. Убил и изнасиловал. Понятно, ведь я черномазый.

— Послушайте, — сказал я, — вы же прекрасно знаете, что пишут о неграх в этой стране. Не убивал я ее. Просто ударил кулаком, чтоб замолчала.

Она с тревогой смотрела на меня.

— Я тут уже три дня, — сказал я. — Если бы хоть какой риск был, вас бы уже разыскали, за три-то дня.

— Теперь по-серьезному ищут, — сказала она.

Меня это начинало раздражать. Она говорила ровным голосом, как если бы все, что я мог ей сказать, не имело никакого значения.

— Ладно, — сказал я. — Съеду завтра вечером, как условились. Но, понятно, не советую вам что-либо затевать.

Видно, я слишком повысил голос, потому что послышались шаги ее мужа, тоже поднимавшегося наверх.

— Считаете, небось, что тридцати долларов в сутки за эту мерзкую конуру мало? — сказал я.

— Не в номере дело, — прошептала она. — Мы рискуем вашей жизнью и нашей свободой. Муж не хочет, чтобы вы тут оставались.

Тут вошел он сам. Он отводил глаза и остановился за женой,

— Покажите-ка газету, — сказал я.

— Слушайте, — сказал он, — мы сделали все, что могли, старина, но они стали ворошить квартал за кварталом, так что стало небезопасно, отнюдь не безопасно. Послушайте, старина, вам придется съехать из нашей гостиницы.

Я подошел к ним поближе. Она и не шевельнулась, а он слегка попятился.

— Хотел бы я взглянуть на газету, — сказал я.

И немедленно, она была нужна мне немедленно. Наверное, в газете написано о моей жене. Хозяин сделал шаг вперед, выхватил газету из рук жены и отпрыгнул к двери.

— Уходите, и у вас будут все газеты, какие пожелаете. Послушайте, старина, я готов вернуть вам деньги за завтрашний день.

Я рассчитал замах. Он еше не был знаком с моими рефлексами. Он попробовал отскочить назад, но я его уже крепко держал, втащил в комнату и ногой захлопнул дверь.

— Давай сюда газету.

Хозяйка и не шевельнулась. Она выкатила глаза и уставилась на меня, прижимая сжатые руки к вздымающейся груди.

— Давай…— повторил я, глядя на нее. Она подобрала газету и протянула мне. Я запихал ее в карман.

— Возьми шнур от шторы.

Она молча повиновалась и оторвала тонкий витой шнур. Хозяин не шевелился. Он был мертв от страха. Я поднес ему левый кулак под нос.

— Смотри, — сказал я. — Вот, что они называют «убить женщину».

Его челюсть слабо хрустнула, и он обмяк в моих руках. Я ударил несильно, на этот-то раз я точно знал. Его сердце билось равномерно.

— Не бойся, — сказал я женщине.

— Я не боюсь,-ответила она. — Я сделала все, что была должна.

Я связал ее мужу руки и затолкал его под кровать.

— Ухожу, — сказал я. — Вот только газету прочту.

Теперь я был спокоен и ко всему равнодушен. Там был отчет о допросах. Меня описывали, как опасного психа. Но не слишком напоминали, что я негр. А дальше писали о Шейле. Она взяла адвоката и начала развод.

Я перечел этот абзац дважды. О ней почти ничего не сообщалось. Даже фотографии ее не было. Кто-то отсеивал, что не нужно.

Я раздумывал, наверное, очень долго. Женщина не шевелилась. И муж ее, там, под кроватью, тоже не шевелился.

Она подошла ко мне.

— Хотите что-нибудь перекусить перед уходом?

Шейла. Две ночи. Энн, Салли, Рози. Я уже четыре дня женщины не трогал. Я вспомнил тело Мюриэл, ее нейлоновую комбинацию.

— Нет, — сказал я. — Кусок в горло не лезет.

Она заметила, как я смотрю на нее, но ничего не сказала. Продолжала стоять на месте. Грудь ее учащенно вздымалась.

Я овладел ей на железной кровати, даже не раздевшись. Она и не думала сопротивляться. Мной двигало странное влечение и показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она вроде вышла из оцепенения. Ее влагалище было нежным и жгучим, словно знойный источник; ее тело вздымалось, а руки пробегали по моему нервному, напряженному телу. Потом она прижала меня к себе, словно хотела втереть в себя; она стонала, точно животное, почти беззвучно, сама не понимая.