Путешествие Жана Соважа в Московию в 1586 году. Открытие Арктики французами в XVI веке

Виане Бруно

Приложение А. Краткая история русско-норвежской границы

 

 

В своем рассказе Жан Соваж упоминает об отправке русских послов в Данию и о том, что датчане желают завладеть частью Кольского полуострова и лучше контролировать Северный путь.

Вам следует знать, что остров Кильдин хорош и необитаем. Король Дании сообщил императору России, что он хочет заполучить этот остров дружбой или силой. Когда наш корабль был на стоянке у Святого Михаила Архангела, мы видели, как оттуда отправлялись послы короля Московии. Они ехали в Данию, чтобы договориться о вышеназванном острове, ведь если король Дании его не получит, плавание к Святому Николаю будет очень опасным. Ибо датские корабли могут прийти патрулировать все побережье вплоть до отмели перед этим островом, и могут даже подняться вверх по реке вплоть до Святого Михаила Архангела и сжечь башню Святого Николая (Item 13).

Именно во время Жана Соважа северная часть Скандинавии была поделена: прочерченных границ еще не существовало, были обширные земли общего пользования. Дьеппский мореплаватель причалил в Вардё, прежде чем плыть в Архангельск. Вардё был последним пунктом, где жили норвежцы. В наше время последний пункт норвежского Берегового экспресса – Киркенес. Оттуда предлагается экскурсия на единственный пограничный пост российско-норвежской границы, который норвежцы называют Стурскуг («большой лес»), а русские – Борисоглебск (по названию находящейся неподалеку небольшой часовни). До Мурманска остается еще 230 километров.

Земля, вдоль которой плыл Жан Соваж, не была покинутой и пустынной: на нее претендовали многие. История этой пограничной области заслуживает более подробного изучения.

 

А.1. Первые обитатели

В конце последнего ледникового периода, десять тысяч лет до нашей эры, в Фенноскандию – часть Европы, состоящую из Норвегии, Швеции, Финляндии, Карелии и Кольского полуострова, – пришли первые люди. Они постепенно двигались к северу вдоль океанского побережья. Видимо, это были предки саамов. Через две тысячи лет люди уже жили в Варангер-фьорде, на краю Кольского полуострова, но дальше они не пошли. Их остановила климатическая преграда: тундра, замерзшее море, зимние морозы. Север России оставался необитаемым, и поэтому именно здесь прошла естественная граница расселения людей.

С потеплением люди двинулись на восток и вглубь материка. Примерно за четыре тысячи лет до Рождества Христова началось заселение Кольского полуострова и берегов Белого моря. Но культурная граница, связанная с образом жизни, с тем, замерзает море зимой или нет, сохранилась. Эта граница передвинулась к середине береговой линии полуострова.

Эта граница, проходящая на самом севере, представляет собой границу Европы и Азии в миниатюре. Здесь есть все: фьорды, долины, реки, тундра, тайга, горы. Сибирские растения соседствуют со скандинавскими, горная фауна и флора с долинной. Воды Атлантики и Ледовитого океана смешиваются. Тут встречаются шесть народов: норвежцы, русские, финны и три саамских народа.

 

А.2. Появление норвежцев

В IV–V веке предки викингов, следуя вдоль Атлантического побережья, доплыли до Полярного круга. Видимо, они не селились севернее того места, где сейчас стоит город Тромсё (чуть к северу от Лофотенских островов). Дальше к северу климат не позволял заниматься сельским хозяйством. Эти люди жили сельским хозяйством и рыбной ловлей; земли, лежавшие к северу и востоку от них, они назвали «Финнморк», что значило «земля финнов» (под финнами подразумевались саамы). Они не стали колонизировать эту землю, но ходили туда охотиться как на суше, так и на воде (добывая китов и моржей). Они начали и торговать с саамами. Как свидетельствуют некоторые слова норвежского происхождения в саамском языке, первые контакты между саамами и скандинавами завязались уже в железном веке. В то время в Финнморке не было ни сельского хозяйства, ни оседлого населения, ни политического объединения. Саамы были малочисленным полукочевым оленеводческим народом, неспособным противостоять завоевателям. Торговлю с саамами прибрали к рукам вожди викингов: кроме товаров, они получали и подарки… постепенно превратившиеся в постоянную дань.

Именно с целью поиска новых охотничьих угодий Оттар (или Охтхере) предпринял около 880 года свое путешествие, о котором он позднее рассказал английскому королю Альфреду.

Рыбная ловля у берегов Финнмарка началась позднее, чем охота, возможно, во второй половине XII века: в это время уже можно говорить о норвежской колонизации берегов Финнмарка. Рыбаки, в отличие от охотников, жили здесь постоянно. В это время во всей Европе вырос спрос на рыбу, как из-за значительного роста населения (почти удвоившегося между 1000 и 1350 годами), так и из-за Церкви, обязавшей верующих соблюдать многочисленные посты (пятничные, Великий пост). Когда начался поиск новых мест рыбной ловли, Финнмарк оказался самым подходящим вариантом. Баренцево море – одно из самых богатых рыбой в мире. А климат идеален для высушивания рыбы: бóльшую часть времени здесь холодно, ветрено, а период личинок очень недолог. Высушенная таким образом рыба хорошо хранится, теряет большую часть своего веса и легче поддается перевозке. Сушеная рыба сыграла важнейшую роль в экономическом развитии Норвегии и продолжает играть ее и поныне.

 

А.3. Золотой век Финнмарка

Оставалось разобраться, как экспортировать эту рыбу. Норвежцы значительно отстали от немцев в организации торговли. В XIII веке возникла Ганзейская лига, создавшая в высшей степени эффективную систему международной торговли. В Бергене организаторами торговли тоже выступили немцы. Хотя Берген не вошел в число городов Ганзы, там была создана важнейшая ганзейская контора и возник немецкий квартал. В течение какого-то времени у Бергена и Ганзы была даже монополия на торговлю: иностранцам было запрещено идти дальше на север. Ганзейская лига располагала конторой и в Новгороде: этот город экспортировал меха, которыми были богаты русские земли. Таким образом, меха понижались в цене, а рыба повышалась, что и привело к изменениям в «экономике» Финнмарка. Впрочем, эта территория воспринималась скорее как колония, чем как неотъемлемая часть Норвегии: там собиралось немало налогов, позволявших королю упрочить свое могущество.

В Финнмарке было несколько рыбацких деревень, довольно зажиточных, и много красиво украшенных часовен. 1307 год стал важной вехой для норвежцев: они построили на острове Вардё церковь и небольшой форт – Вардёхуз. Эта маленькая крепость стала знаком того, что сюда простирается власть скандинавского королевства. Вардё стал самым восточным норвежским поселением Норвегии – и остается им и поныне. Норвегия желала взять под контроль торговлю и взимание налогов до самого Белого моря; но она не могла утвердить свое господство на Кольском полуострове, где не было ни постоянных жителей-норвежцев, ни церковных миссий у саамов.

Норвежская экспансия не могла не вызвать трений с русскими и их союзниками-карелами (коренными обитателями побережья Ладожского озера), которые действовали в этих же местах. В XI веке русские поселились на берегах Белого моря, а спустя век за ними последовали карелы. На Кольском полуострове еще не было постоянных русских жителей, но само поселение Кола использовалось в качестве сезонной рыболовной базы с начала XII века.

Все эти территории зависели от новгородского князя. Теснимые с запада германцами, атакованные с юга и востока кочевыми племенами, славяне селились все дальше и дальше к северу. С начала XI века стычки и соглашения чередовались: вожди викингов и русских часто переходили от союза к вражде и наоборот. Причины стычек всегда были местными; в основном боролись за право собирать дань шкурами и мехами. Эти товары, которые русские и викинги отбирали у саамов, были очень ценными, потому что пользовались большим спросом на юге. К началу XIII века карелы и русские взимали дань на территории вплоть до Финнмарка.

В сагах этот период представляется нескончаемой чередой грабежей, налетов, вендетт. Война не прекращалась. Новгородское государство в конечном счете почувствовало себя в опасности и потребовало, чтобы русские и карелы разрушили все центры рыбной ловли в Финнмарке. Согласно саге, рассказывающей о жизни норвежского короля Хокона Хоконссона, в 1251 году он заключил первый мирный договор с Александром Невским. Но грабежи продолжались; в 1323 году было сожжено жилище крупнейшего вождя викингов в этих краях. Наконец, в 1326 году две страны подписали соглашение, в котором не фиксировалась граница, а создавалась общая территория, где и те и другие имели право взимать дань с саамов. Это было нечто вроде сохранения статус-кво со свободой торговли между норвежцами и русскими. Грабежи и карательные экспедиции не прекратились, но в целом ситуация стала гораздо менее напряженной. Как сообщает Двинская летопись, в 1419 году

Пришедше мурманы [норвежцы] войною 500 человек с моря в бусах и в шняках, и повоеваша в Варзуге погост Карельский, и в земли Заволоческой погост в Неноксе, и Карельский монастырь святого Николая, и Онежский погост, […] три церкви сожгли, а христиан и чернцов всех посекли […] И заволочане две шняки мурман избиша, а инии убегоша на море.

Последний русский набег состоялся в 1444 году, а за ним последовала карательная норвежская экспедиция на берега Двины в 1445 году. Самое страшное воспоминание обо всех этих экспедициях сохранилось в устной традиции саамов (которые вспоминали их как нападения «чуди»).

Затем последовал спокойный и богатый период времени, «расцвет» Финнмарка. Многие купцы и рыбаки из Бергена поселились на самом севере. Быть частью королевства в это время означало, прежде всего, платить налоги королю – это было куда важнее, чем быть частью какого-нибудь народа или жить на определенной территории. Это хорошо иллюстрирует фраза, посвященная самоедам (народам Северной Сибири):

Император не счел, что эти народы заслуживают находиться под его властью. Они не платят никаких налогов и лишь добровольно время от времени дарят ему несколько оленей.

Около 1500 года, согласно самым ранним известным нам документам, в Финнмарке жило более 350 норвежцев, плативших налоги (самым большим поселением был Вардё, где налогоплательщиков было пятьдесят). К 1567 году это число возросло до более чем пятисот, а общее число норвежцев в Финнмарке на этот момент оценивается в 2500–3000 человек. Среди них было немало выходцев из Шотландии, Англии, Швеции, Дании, Голландии или Франции. К этой цифре нужно добавить несколько тысяч саамов. Все они жили на территории, равной примерно одной десятой от Франции.

Тем временем в правление королевы Маргариты Норвегия попала под владычество Дании. Официально это была уния, скрепленная в 1380 году; фактически Норвегия походила на провинцию, а то и на колонию Дании. Уния Дании и Норвегии прекратилась лишь в 1814 году, после наполеоновских войн. Этот период в норвежской истории выглядит как четырехсотлетняя «полярная ночь». Уния была заключена в силу многих причин. Во-первых, политических: королева Маргарита Датская стала наследницей норвежской короны. Во-вторых, из-за эпидемии чумы, уничтожившей треть населения Европы. В Норвегию чума пришла сравнительно поздно, но нанесла более суровый удар (считается, что от эпидемии умерла половина жителей страны). Норвегия была очень ослаблена, а Дания приходила в себя после гекатомбы. Последней из причин было реальное стремление к союзу и к экономической независимости от Ганзы, имевшей большое влияние в скандинавских королевствах: хотя ганзейская торговля обогащала Скандинавию и повышала ее уровень жизни, Дания и Норвегия всецело зависели от немцев, и не имели возможности самостоятельно развиваться.

По этой же причине в 1397 году к Дании и Норвегии присоединилась Швеция, создав Кальмарскую унию. Этот союз трех скандинавских корон собрал воедино огромную территорию, которая включала в себя, помимо Дании, Норвегии и Швеции (частью которой была Финляндия), все старинные норвежские владения, а именно Гренландию, Исландию, Фарерские, Оркнейские и Шетландские острова. Одной из первоначальных целей этого политического объединения было достижение некоторой экономической независимости от Ганзейского союза. Но датчане слишком стремились к централизации власти, а интересы богатых шведов часто расходились с интересами других скандинавов. Кризисы следовали один за другим, и в 1523 году, произошло восстание Густава Васа в Стокгольме, покончившее с Кальмарской унией.

 

А.4. Упадок

С 1550 года начался долгий период упадка. В какой-то момент даже существовала угроза, что норвежское население Финнмарка покинет его. Тому было четыре главные причины.

Во-первых, конец Ганзейской лиги, позволявшей организовать экспорт рыбы; другие организации не смогли в полной мере ее заменить.

Во-вторых, размах Реформации в Европе. Протестанты придавали соблюдению поста куда меньше значения, чем католики. Следовательно, спрос на рыбу упал, в особенности в ганзейских странах, сделавших выбор в пользу Реформации. Норвежский рынок сушеной рыбы был дестабилизирован, если не разрушен.

В-третьих, открытие Нового света и новых мест скопления рыбы. За рыболовство принялись новые народы, плававшие на лучших кораблях. Французы и испанцы освоили тресковые банки, открытые у берегов Ньюфаундленда, к северу от Квебека. Они не сушили треску, а разрезали ее и солили, а чистили и сушили уже по возвращении домой, разложив на камнях. Эта рыба, которую называли клиппфишк, быстро стала конкурировать с более дорогой норвежской тёррфишк. Новые рыбаки приплыли в те края, где до тех пор не было никого, кроме норвежцев: французы и баски – в Ледовитый океан, голландцы – на широту Британских островов, англичане – в Исландию… Даже в Бергене английская и голландская рыба стала конкурировать с северной. Цена на меха и кожи продолжала падать – Сибирь и Америка, казалось, обладали бесконечными запасами того и другого.

В-четвертых, изменение климата: начался пик малого ледникового периода, длившегося с XIV по XIX век. Температура воды понизилась, и на широтах Финнмарка стало меньше рыбы; треска и сельдь ушли в более теплые воды. Начались климатические сбои: плохие сезоны следовали один за другим, штормы усилились и участились, меньше стало дней, когда погода позволяла выйти в море… В южных краях ухудшились урожаи, и повысилась цена на муку и зерно, которых в Финнмарке совершенно не было. По сравнению с 1530 годом, в 1600-м взамен на то же самое количество муки или зерна давали в два-три раза больше рыбы.

Многие купцы вернулись в Берген, поскольку торговля стала нерентабельной. К концу XVI века количество бергенских купцов, торговавших с Финнмарком, сократилось с девятнадцати до трех. В 1580 году все бергенские и тронхеймские купцы получили право свободной торговли. Финнмарк боролся за выживание. Чтобы люди не уезжали, власти закрывали глаза на контрабандную торговлю с англичанами и голландцами, выменивавшими хлеб на рыбу, – теоретически запрещенную в силу монополии, которой обладали купцы из Бергена и Тронхейма.

По всей Европе голодали, всюду повышались цены. Плохие урожаи, непогода и рост населения не были единственной причиной инфляции: после открытия Америки Европа перешла от нехватки серебра и золота к их сверхизобилию. Но люди искали, кто виноват, и в Финнмарке, как и во всей остальной Европе, виноватыми стали колдуньи. Охота на ведьм развернулась в Финнмарке, как мало где в Европе: регион стал лидером по числу ведовских процессов на душу населения.

Саамы, ведшие более традиционный образ жизни, легче приспособились к новым условиям жизни. Но именно они становятся главными жертвами охоты на ведьм.

Чтобы представить себе Финнмарк в начале XVII века, нужно соединить такие факторы, как похолодание (там, где и без этого было холодно), всеобщую бедность, нарастание изоляции и снижение безопасности. Падение уровня безопасности было связано с пиратами, грабившими корабли и похищавшими жителей, чтобы продать их в Алжире как заложников, в ожидании выкупа от короля. Придется признать, что один из самых грозных пиратов того времени был уроженец Дюнкерка Филипп Дефо. Он был схвачен в 1605 году в Финнмарке и казнен в Бергене. После 1615 года пиратства стало меньше. Форт Вардё не представлял собой надежной защиты от пиратов, и военные корабли для его защиты должен был выделять Копенгаген. Маленькая крепость скорее играла символическую роль и не могла сопротивляться реальному штурму.

Чтобы бороться с обезлюдением, датчане даровали привилегии тем, кто селился в Финнмарке, и предоставляли субсидии тем купцам, которые вели с ним дела; кроме того, Финнмарк стал местом ссылки приговоренных. Несмотря на все эти усилия, с 1550 по 1805 год норвежское население региона сократилось вдвое, упав до 1600 человек. А вот число саамов за тот же срок увеличилось впятеро, с 1100 до 5000 человек. Впрочем, отчасти это произошло за счет территориального расширения Финнмарка: по условиям пограничного соглашения 1751 года часть Шведской Лапландии была присоединена к Норвегии.

 

А.5. Раздел территории

В то время как жители Финнмарка старались выжить, вставали политические вопросы: кому принадлежит эта земля, кто имеет право взимать здесь налоги, кто имеет право торговать? Эта земля стала ставкой в игре русских, норвежцев (датчан) и шведов. Несмотря на многочисленные попытки, шведы так и не смогли выйти к Ледовитому океану, но на море в партию вмешались голландцы и англичане.

Молодая Швеция, меньших размеров, чем сегодня, вела экспансию на всем пространстве от Балтийского моря до Севера. Поскольку власть монарха выражалась в праве собирать налоги, Швеция тоже заявляла свои права на сбор дани с саамов и выход к Ледовитому океану. Шведы приезжали за данью, но так и не поселились на этих территориях из-за трудностей со снабжением колоний, находившихся так далеко на севере и так далеко от моря.

Русские обозначили свою власть строительством города Кола, который впервые упоминается в 1264 году; он станет главным центром торговли на полуострове. Но прежде всего русские закреплялись здесь путем постройки монастырей – Печенгского и Кольского. Эти два монастыря зависели от Соловецкого, имевшего огромное значение для русских в этом регионе. Роль монастырей в русской истории вообще очень важна: они осваивали бескрайние территории, они выступали посредниками в торговле.

Норвежцы оставались на побережье, что позволяло им легко устанавливать связь с остальной страной. Зимой путешествия по суше были очень долгими, летом – трудными из-за болот, а осенью и весной дороги становились просто непроходимы. К тому же норвежская часть земли была гористой.

Все созрело для вооруженного противостояния. Самые острые конфликты были со шведами. Молодая Швеция желала расшириться за счет соседей – Дании и Московии. Датчане и русские решили найти общий язык.

В 1589 году с началом русско-шведской войны в Арктике развернулись военные действия. Рождественской ночью шведские и финские войска разрушили Печенгский монастырь, убив всех его обитателей. Вдохновленные победой, они дошли до Колы, но этот город, укрепленный после 1583 года, был хорошо защищен, и они потерпели поражение.

Тявзинский мирный договор 1595 года положил конец войне. После этого Россия и Швеция в Заполярье уже не воевали. Россия отказалась от притязаний на Эстляндию и передала свои права на сбор налогов к западу от Варангер-фьорда Швеции, которая, со своей стороны, вернула захваченные ею земли, в частности в Карелии по берегам Ладожского озера. Русские сохраняли право свободной торговли в своих прежних владениях.

Дания не признала этот мирный договор. Ее не устраивало, что шведы поселятся на берегах Северной Норвегии. Датско-шведские отношения были куда более конфликтными. Балтика понемногу стала шведской, но пролив Эресунн, связывавший ее с Северным морем, оставался под полным контролем Копенгагена. Скания, область на юге Швеции напротив Дании, стала шведской лишь в 1658 году. Таким образом Швеция рассчитывала, что благодаря новому торговому пути на Севере ее зависимость от Дании сократится. Конечно, в Копенгагене с этим мириться не собирались: Эресуннский таможенный сбор был главным источником доходов страны.

Напряжение нарастало, и война стала неизбежной. В Финнмарке военных действий не было, но в 1611 году датчане взяли город-крепость Кальмар. Двумя годами позже был заключен мирный договор в Кнереде, на северной границе Скании, по которому шведы отказались от своих притязаний на Север и признали норвежскую власть над всем Финнмарком. Взамен шведы, подобно англичанам и голландцам, были освобождены от пошлины за проход через Эресунн.

Шведы так и не смогли достичь свою цель на севере – получить выход к морю и стать обязательным посредником в торговле с Россией, как на Балтике.

Теперь, когда Швеция была решительно изгнана с шахматной доски Заполярья, остается изучить комбинацию, которую составляли Дания – Норвегия и Россия. В отношениях между ними не было той жестокости, но дело обстояло непросто. В 1595 году Россия отказалась от территории к западу от Варангер-фьорда, но датчане по-прежнему надеялись заполучить весь Кольский полуостров, что было одной из навязчивых идей Кристиана IV (1588–1648). Этот король сыграл важную роль в истории Дании, заметно увеличив морскую мощь королевства. Кроме того, он перестроил город Осло после пожара 1624 года. Легенда гласит, что, едва сойдя с корабля, он бросил на землю перчатку и сказал, что новый город будет построен точно на этом месте. Наверное, это единственный город в мире, где можно увидеть статую перчатки посреди Площади Перчатки. Город был назван в его честь Христианией; в 1877 году его название стали писать на норвежский лад – «Кристиания», а в 1925 году он вновь обрел название Осло.

В тринадцатом параграфе своего рассказа Жан Соваж упоминает об отъезде послов русского императора на переговоры с датчанами о судьбе стратегически важного острова Кильдин в устье Кольского фьорда. Остановимся на этих переговорах, которые на самом деле касались всего Кольского полуострова.

Я нашел след этих переговоров 1586 года только в статье норвежца Коре Сельнеса в журнале скандинавских славистов Skando-Slavica (том VII, 1961). Эта статья написана на прекрасном французском языке (в то время журнал печатал статьи на немецком, английском, русском и французском языках); автор в том же номере опубликовал статью и по-немецки. Дальнейший текст является кратким изложением его статьи.

Русско-датские отношения были напряженными с 1582 года из-за политики Копенгагена в Ливонии (Россия потеряла выход в Балтийское море) и действий датского военного флота против кораблей, направлявшихся в Белое море, чтобы торговать с русскими (см. первую главу этой книги). Кольский полуостров в средние века мог считаться ничейной землей и даже норвежской колонией (летом сюда приходили норвежские рыбаки). Но после постройки монастырей в Коле в 1520 году и в Печенге в 1556-м (взамен более раннего монастыря на том же месте), Борисоглебской церкви (там, где сейчас проходит русско-норвежская граница), города Кола в 1565 году, а также обращения саамов-шаманистов в православие Кольский полуостров фактически стал частью территории России. Теперь не могло быть и речи о том, чтобы царь покинул этот полуостров, к тому же позволявший контролировать вход в Белое море. Особенную важность этот регион приобрел после конца XVI века, когда Швеция и Польша вытеснили Россию с берегов Балтийского моря.

Аргументы сторон не менялись. Датчане заявляли, что полуостров называется Мурманским, то есть норвежским (что соответствовало истине), что он всегда действительно был норвежским и что первый русский чиновник прибыл в Колу лишь в 1582 году. Русские оспаривали эти заявления и указывали, что норвежцы уже триста лет как покинули этот регион, и на протяжении этого времени лишь они взимали там налоги.

Эта земля стала яблоком раздора отнюдь не по причине плодородия: никакое сельское хозяйство там не возможно. Но она не была и тундрой: там можно было найти очень хороший лес для строительства кораблей, берега полуострова и реки кишели рыбой, и норвежцы приходили туда летом, в рыболовный сезон. Завладев Кольским полуостровом, датчане могли бы полностью запретить зарождающуюся торговлю между русскими, голландцами, англичанами, саамами и норвежцами или обложить ее пошлинами. Но денежные интересы, по-видимому, имели второстепенное значение. Как утверждает русский историк Иван Ушаков (1921–2002), общая величина налоговых поступлений с Кольского полуострова в русскую казну составляла 90 рублей и 33 с половиной копейки – на эти деньги здесь можно было купить около тридцати лошадей.

Датский и русский монархи обменялись письмами, в которых выражали притязания на полуостров, а после неудачного плавания датской флотилии под командованием капитана де ла Наветта, безуспешно пытавшейся собрать налоги в Коле, две стороны согласились, как сообщает Сельнес, «провести встречу в Коле в 1586 году и договориться о границе. […] Встреча провалилась, еще не начавшись. Русские представители не успели туда вовремя из-за шторма. Датчане покинули Колу за неделю до прибытия русской делегации, несмотря на протесты коменданта Ярцева». Заметим, что Шарль де Данзей называет в качестве причины этого провала вторжение в Московию трехсоттысячной татарской армии (см. письмо от 18 августа 1586 года).

Другая встреча должна была состояться шестью годами позже – и снова провалилась по сходным причинам, дипломат из-за зимних холодов не смог покинуть Москву. Датчане продолжали посылать морские экспедиции за данью и проводили конфискацию товаров с тех кораблей, которые не заплатили пошлину.

Третья встреча была намечена на 1595 год. Но русские дипломаты снова опоздали из-за непогоды, и датская делегация, прождав русских три недели, покинула Колу. Однако за эти три недели, по словам Сельнеса, датчане успели получить «петиции саамов, которые жаловались на датских сборщиков дани и просили помощи, – грустные документы, демонстрирующие грубость и несправедливость. Худшим из всех был сборщик Йозеф Мортенсон, “который выбивал дань из каждого, кого видел”, как говорилось в одной петиции; некоторых подвергали пыткам. Что типично, все эти петиции были написаны на русском языке и адресовались еще и царю».

Четвертая встреча, намеченная двумя годами позже, в 1597 году, была отменена в последний момент из-за отсутствия датчан.

В 1598 году в Дании закончился период регентства, и править начал молодой Кристиан IV (его отец Фредерик II умер в 1588 году). Борис Годунов, фактически правивший в России, в тот же год добился своего избрания на царство. Оба государя не отказались от притязаний своих стран. В 1599 году Кристиан IV совершил знаменитое путешествие в Вардё на восьми военных кораблях, обозначив тем самым свой интерес к региону. Он хотел дойти до Колы, чтобы убедить жителей принять датское подданство, и русские позволили ему это сделать в надежде, что он сам наконец убедится «в ложности своих предубеждений и в патриотизме русских». Датчане высаживались на острове Кильдин и на Мурманском берегу, но не почувствовали себя там как дома. Впрочем, король не желал отступать и продолжал считать Кольский полуостров датской землей.

В 1601 году Кристиан IV снова высказал свои претензии, но царь по-прежнему не хотел уступать свои права на Лапландию. Тогда король предложил ему разделить полуостров пополам по линии восток-запад, оставив его южную часть русским и отдав своим подданным Мурманский берег. Столкнувшись с отказом русских, он в отчаянии предложил купить Кольский полуостров за 50 тысяч талеров (или, по Ушакову, за 9300 лошадей). Царь отказался, уточнив, что он отказался бы продать эти земли и за сумму в пять раз большую, и хотя его владения обширны, он не продаст «ни пяди унаследованной им страны».

Наконец, Кристиан сделал еще одну попытку: он попытался получить Колу в качестве приданого, заключив брак между своим братом и дочерью царя Ксенией. Но внезапная смерть Иоганна, претендента на ее руку, в 1602 году обессмыслила дальнейшие переговоры. Именно об этой планируемой свадьбе идет речь в сцене из оперы Модеста Мусоргского «Борис Годунов».

В 1610 году поляки заняли Москву и оставались там до 1612-го. Дания предложила отправить России на помощь 2000 солдат, при условии, что ей отдадут… Колу. Русские отказались: они обратились за помощью к шведам.

Тогда Кристиан IV решил прибегнуть к угрозам. Он потребовал, чтобы ему отдали Колу, угрожая в противном случае взять ее силой. Царь ответил ему, что Вардё – русский город, и что король должен бы отдать ему ключи от крепости или, по меньшей мере, ее разрушить. Тогда в 1619–1623 годах последовала серия рейдов датских военных кораблей, которые захватывали имущество русских купцов и рыбаков, привозили с собой фальшивые деньги, жгли рыбацкие поселения. Ушаков, который, как всегда, замечательным образом конвертирует денежные суммы в стоимость кольских лошадей, оценивает убытки от рейдов 1623 года в 18 тысяч лошадей (царь выставил Кристиану IV счет в 50 тысяч рублей). Крепость Кола, которую военные суда так и не осмелились атаковать, получила подкрепление в 500 человек и 54 пушки. Этого хватило, чтобы напугать датчан, у которых были куда более важные заботы на юге их королевства: в 1624 году Кристиан IV вступил в Тридцатилетнюю войну против католиков, и она стала главной заботой короля до самой его смерти в 1648 году.

Кроме того, Дания сильно зависела от импорта зерна из России. Наконец, из-за внутреннего положения обоих государств и наличия общего врага в лице Швеции ни одна из сторон не была заинтересована в вооруженном конфликте. Кольский полуостров войны не стоил; он окончательно стал русским.

Упрямство датского короля, если не сказать одержимость, представляется удивительным. Он вел себя так, как будто Кольский полуостров имел важность для него лично. В самом ли деле он боялся потерять доход от Эресунна? Хотел ли он компенсировать за счет северных территорий те земли, что шведы отнимали у него на востоке, а немцы на юге? Говорят, что когда он был подростком, он увидел голландскую карту, на которой слово «Швеция» было написано через всю Лапландию, и именно это убедило его совершить путешествие 1599 года, обозначив власть Дании над Заполярьем.

С этого времени датские притязания стали чисто символическими. Каждый год губернатор (амтман) Финнмарка встречался со своим русским коллегой (воеводой, боярином) в Коле, совершая так называемое путешествие «притязаний». К счастью, сохранилось письменное свидетельство, из которого видно, что встречи между этими двумя чиновниками, управлявшими Заполярьем, были отмечены очень спокойной атмосферой, личными контактами и взаимным доверием. Норвежцы выезжали полярной ночью на санях, запряженных северными оленями, и в конце декабря прибывали в Колу. Затем следовали ритуальные церемонии приема и обмена пожеланиями и обмен дарами между представителем датско-норвежской короны и боярином. На этом большом празднике не было недостатка ни в съестных припасах, ни в напитках (ликеры, французские и португальские вина, красные и белые, квас, пиво). Норвежец заявлял – это все-таки было целью его визита – что он имеет право собирать налоги на Кольском полуострове; русские неизменно отвечали, что они сами с превеликим удовольствием собирали бы налоги во всем Финнмарке. После сказанного переходили к Davaï vipim! и к Skål alle sammen! (Здоровья всем!), а затем вновь вручались подарки: разного вида меха, и даже парик для боярского сына. После чего оба чиновника желали друг другу счастливого нового года, обещая увидеться через год. Множество народа сбегалось со всего города, чтобы проводить норвежцев, которые в разгар полярной ночи вновь отправлялись в путь длиной в несколько сот километров. Эта «дипломатическая буффонада», если говорить словами одного норвежского историка, продлится до 1813 года.

 

А.6. Морская торговля

Этот вопрос уже получил в книге самое подробное рассмотрение. Нет смысла вновь говорить о важности Архангельского пути и о попытках Дании контролировать северную торговлю. На протяжении всего XVII века датская политика колебалась, становясь то более жесткой, то более либеральной. В 1651 году баскам и французам было запрещено ловить рыбу в Финнмарке, а спустя двадцать лет все получили право добывать сельдь, треску и китов, даже не платя при этом налогов.

В годы наполеоновской эпопеи регион оказался в английской блокаде: Дания выбрала союз с Францией. В 1854 и 1855 годы, в ходе Крымской войны, французы и англичане отправили корабли к Мурманскому берегу. У Колы два британских моряка, сошедшие на берег в поисках пресной воды, были убиты. Англичане дали жителям города 24 часа, чтобы покинуть свои дома, а затем обстреляли его зажигательными снарядами. Уцелела только каменная церковь. Кола была разрушена целиком; в пламени сгорели две деревянные церкви и два шлюпа, на которых Вильгельм Баренц вернулся в 1597 году из своего третьего путешествия.

Баренц и его команда открыли Медвежий остров, Шпицберген и перезимовали на Новой Земле. На обратном пути Баренц умер и был погребен на Кольском полуострове, но бóльшая часть экипажа сумела вернуться. Воевода (губернатор) Колы сохранил в целости два шлюпа, на которых вернулся экипаж, и оставил их на всеобщее обозрение – возможно, для того, чтобы вдохновить на плавания собственных соотечественников. Так был создан первый морской музей на Севере. Средоточие всеобщих устремлений, Северо-Восточный проход, был открыт лишь Норденшёльдом, который проплыл по нему на корабле «Вега» в 1878–1879 годах. Корабли стали более эффективными, а льда стало меньше (малый ледниковый период окончился).

 

А.7. Граница наконец прочерчена

Граница между Норвегией и Швецией – Финляндией была зафиксирована в 1751 году и с тех пор не менялась. С тех пор к договору о границе добавлялись лишь небольшие поправки (последняя – в 1972 году), которые могут понять лишь те, чье детство прошло рядом с оленями.

В результате наполеоновских войн карта Скандинавии сильно изменилась: в 1809 году Швеции пришлось уступить Финляндию Российской империи, а в 1814 году Норвегия перешла от Дании к Швеции. Однако все ее прежние владения (Исландия, Гренландия и Фарерские острова) остались датскими. Парадоксальным образом в этой игре в музыкальные стулья выиграли две «малые страны», Норвегия и Финляндия.

Финляндия была куда более свободной. Она стала не частью собственно России, а великим герцогством с широкой автономией в составе Российской империи. В ней не имел хождения рубль, языком образования был финский, чиновники не были обязаны говорить по-русски. Лишь после убийства Александра II в 1881 году, в последнее десятилетие XIX века, начались попытки русификации.

Норвегия, провозгласившая в 1814 году независимость, была вынуждена под международным давлением присоединиться к шведской короне, но сохранила почти в неприкосновенности свою конституцию, принятую 17 мая 1814 года. Она стала практически независимой: норвежцы располагали отдельной армией, банками, торговым флотом, могли открывать свои университеты, отвергать законы, которые принимались в Швеции… но оставались под властью шведского короля и не имели права на самостоятельную внешнюю политику.

Швеция потеряла Финляндию в 1809 году, вступив в антинаполеоновскую коалицию; она была побеждена Россией, на тот момент состоявшей в союзе с императором. Поскольку наследника у короля Карла XIII не было, парламент выбрал его преемником наполеоновского маршала Жана-Батиста Бернадота, надеясь, что это позволит им заключить союз с Наполеоном против России. Но талантливый стратег Бернадот, исходя из интересов своей новой родины, выступил против Наполеона. И во время мирных переговоров в Киле в январе 1814 года он смог потребовать у Дании уступки Норвегии. Но в годы континентальной блокады Норвегия обладала самоуправлением и успела почувствовать всю прелесть независимости… Бернадот был королем Швеции и Норвегии с 1818 по 1844 год, под именем Карла XIV Юхана. Два великих короля родились в небольшом городе По – Генрих IV и Бернадот.

Отношения России с «Объединенными королевствами Швецией и Норвегией» были хорошими, и, стало быть, представился удобный случай урегулировать проблему северной границы. Между двумя странами с 1326 года оставался неразделенный регион, своего рода «общая земля». Подобный статус территории был нормальным в Средние века и не вызывал каким-либо трудностей (поскольку русских и норвежцев разделяли весьма обширные пространства), но в XIX веке он был совершенно архаичным: нужно было поделить территорию. Что и было сделано в 1826 году.

С 1602 года в общем владении России и Норвегии находились лишь три округа: Нейден (Нявдем), Пасвик и Печенга, населенные православными саамами (которых поэтому считали русскими). Обе стороны считали, что естественная граница между Россией и Швецией-Норвегией – река Паз, вытекающая из озера Инари. Русские, желавшие сохранить за собой небольшую Борисоглебскую православную часовню, находившуюся к западу от реки, добились выделения анклава в две квадратные версты, но взамен им пришлось уступить куда более обширную территорию на севере. Норвежцы, пожалуй, выиграли: они получили треть общей территории, которую местные называли «русским берегом». А русские купцы и рыбаки, жившие в этом районе, не жалели крепких слов в адрес русского дипломата, которого они даже обвиняли в продажности.

В самом большом проигрыше оказались саамы. Их маленькая церковь осталась на русской территории, а берега, куда их олени мигрировали весной и на которые они приходили рыбачить, более не являлись частью их страны. В договоре был пункт, гарантировавший им доступ к морю; позднее норвежцы пытались отменить этот пункт, предлагая взамен деньги, но напрасно. Когда в 1920 году эта территория вошла в состав Финляндии, финны согласились взять деньги. Так саамы потеряли право прохода к морю, что положило конец их многовековому образу жизни.

 

А.8. Эпоха поморской торговли

По-видимому, первые русские рыболовные суда прибыли в Финнмарк в конце XVII века: их присутствие в этом краю задокументировано с 1740 года. Наибольшего расцвета русское рыболовство достигло в конце XVIII века: около тысячи трехсот человек приходило в Финнмарк в рыболовный сезон. Русские пользовались этим и для того, чтобы обменять свои товары, в первую очередь дерево и хлеб, на рыбу, наловленную норвежцами и саамами. Многие из них отказались от рыбной ловли и занялись исключительно товарным обменом. Так началась поморская торговля.

Первые рыбаки и торговцы приходили главным образом с берегов Белого моря, с участка между городами Кемь и Онега, известного как Поморский берег; именно он дал имя поморов всем обитателям беломорских берегов.

Вплоть до 1789 года эта торговля была нелегальной: она нарушала монополию Бергена и Копенгагена. Но власти закрывали глаза на это обстоятельство, поскольку поморская торговля поддерживала жизнь в далекой и заброшенной провинции. Кроме того, поскольку датско-норвежско-русские отношения были хорошими, русские закупали свежую рыбу и солили ее в ту пору, когда в Норвегии рыба с трудом находила сбыт – в длившийся около месяца «период червей», когда рыбу не сушат. Появление покупателей в этот момент было величайшим благом. Россия представляла собой непрерывно растущий рынок рыбы, поскольку ее население стремительно росло, а православная церковь требовала соблюдения многочисленных постов.

Тем временем на смену торговым монополиям приходил принцип фритредерства, считавшийся более эффективным с экономической точки зрения. Книга шотландского экономиста Адама Смита «Богатство народов», опубликованная в 1776 году, обладала огромным влиянием. В 1789 году русские получили официальное разрешение торговать на Севере Норвегии в период червей: в течение месяца они могли покупать только свежую рыбу, которую солили сами. Позже этот период удлинился: отныне русские могли торговать с 15 июня по 30 сентября, покупая не только свежую, но и соленую или сушеную рыбу.

В 1830 году было легализовано и русское рыболовство, но с несколькими ограничениями: русские должны были ловить рыбу в миле от берега, не имели права строить жилища (и должны были их арендовать) и получили в свое распоряжение лишь ограниченное число якорных стоянок.

Что служило предметом обмена в этой торговле, главным образом бартерной? В первую очередь норвежская рыба, которая обменивалась на муку, зерно или дерево из России. Из дерева строились дома, сушилки для рыбы, кора служила изоляционным материалом при строительстве. Норвежцы продавали некоторые товары из Западной Европы, а русские привозили картофель, крупу, тюлений жир, строительные материалы, бочки, пух, соленое или копченое мясо… По мере того как норвежцы богатели, они начали покупать украшенные деревянные ложки, самовары, резные предметы из кости, мед, варенье…

Финнмаркские норвежцы получали дерево и хлеб только от русских. Русские рыбаки арендовали хижины местных жителей, ловили рыбу вдали от берегов, и их количество никогда не было достаточным, чтобы составить настоящую конкуренцию норвежцам на море. По всем этим причинам поморов принимали довольно хорошо; конфликты случались только в тех случаях, когда русские и норвежцы находились на суше и претендовали на одни и те же ресурсы, а именно на червяков для рыбной ловли. Русские рыбаки использовали лески длиной 5–7 км с двумя-тремя тысячами крючков.

Русские купцы и рыбаки часто возвращались в одни и те же места и в конечном счете наладили тесные связи с местным населением; они приглашали друг друга в гости, в дома и на корабли. Приход русских всегда был радостным событием – они привозили хлеб на всю зиму. В портах Финнмарка звучала странная фраза: «Сегодня я выловил в море тонну муки». Если бы этой муки не было, из Финнмарка уехали бы последние его обитатели.

Появился даже смешанный русско-норвежский язык, руссенорск или «моя-по-твоя», который использовался для ведения торговли. Это один из немногих языков, наряду с баскско-исландским языком китобоев, где ни один язык не занимает господствующего положения: ни русские, ни норвежцы не были колонизаторами или жертвами колонизации.

В Киберге, небольшой деревне неподалеку от Вардё, русский Красный Крест даже открыл диспансер. В целом поморы оставили о себе хорошие воспоминания. Норвежцы запомнили их религиозность (в каюте капитана всегда был «красный угол» с иконами), квас (русский национальный напиток на основе ржи), вкусный русский чай, хорошие русские зубы, разгрызавшие самые крепкие сухари, и… они легко прибегали к своим кулакам, объясняя морскую науку юнгам. Впрочем, норвежцы считали их славными людьми. Дети всегда вспоминали о вкусных конфетах, которые щедро раздавали русские.

Русские рыбаки и купцы отплывали в конце мая – начале июня, как только Белое море освобождалось ото льда. Но все большее число рыбаков приходило уже до начала весны. Им приходилось проделать путь в несколько сот километров, пересечь весь Кольский полуостров пешком или на санях, часто ночуя под открытым небом в те восемь-десять дней, что длилось путешествие. Явившись на место пораньше, они могли поучаствовать в более выгодной ловле трески. Корабли они оставляли в каком-нибудь порту Финнмарка или нанимали по прибытии на место. Один корабль с экипажем из четырех-шести человек мог наловить 60 тонн рыбы в месяц или 240–300 тонн в течение сезона. К концу XIX века с Поморского берега в год приходило 400–500 кораблей – более двух тысяч русских.

Во второй половине XIX века регион перестал казаться пустыней, как в начале XVIII века. Началось экономическое развитие Финнмарка и взрывной рост населения, в большой степени благодаря прибытию норвежцев с юга. На севере, где море снова стало изобиловать рыбой, началось переселение на берег моря. Ресурсы моря были практически неистощимы, и прибрежная деревня легко могла перенести рост населения.

Тем не менее для всех места недоставало, и многие эмигрировали в США. Среди норвежцев эмигранты составляли наибольший процент населения (после ирландцев). Несмотря на то, что 750 тысяч человек уехало в Америку, численность населения Норвегии увеличилась с полутора миллионов в 1865 году до 2,5 миллионов в 1915-м (в настоящее время она составляет пять миллионов человек).

Многие финны эмигрировали в северную Норвегию. Они бежали от постоянных в XIX веке вспышек голода, самая страшная из которых состоялась в 1867–1868 году, приведя к тому, что в этой маленькой стране с двумя миллионами населения смертность превысила рождаемость на сто тысяч. Число финнов в Финнмарке выросло до 25 %. Уже в XVIII веке для сохранения численности финнмаркского населения большую роль играла иммиграция финнов, которых здесь называли квенами. Спасаясь от голода на юге, они принесли сюда свои методы земледелия, неизвестные норвежцам, что позволило обрабатывать некоторые участки земли.

Приток населения дал толчок развитию региона, в который направились специалисты, ремесленники и, естественно, новые чиновники. Возникла промышленность (фабрики гуано в Вардё и в Вадсё, завод по разделке китов в Вадсё). Из России стали приходить не только рыбаки и торговцы, но и рабочие, которых брали на рыбные заводы в Вардё. В городе были открыты две «русские булочные»; летом здесь жил русский консул. Норвежцы занялись колонизацией области, полученной после размежевания границ с Россией в 1826 году (долина Пасвика, юг Варангера). В начале XIX века началась разработка железных рудников в Киркенесе, совсем рядом с границей России. В Финнмарке началось что-то вроде небольшой золотой лихорадки.

Население Вардё, достигавшее в 1586 году, во времена Жана Соважа, примерно 300 душ, в 1845 году составляло не более 180 человек (а в 1800-м, наверное, и до сотни не дотягивало); но уже в 1910 году это был самый настоящий город с трехтысячным населением. Это было средоточие финнмаркского рыболовства, куда за сезон приходили тысячи рыбаков. Это был и транзитный порт торговли с Россией: в 1875 году между Вардё и Архангельском открылось регулярное пароходное сообщение, и теперь поморы быстрее получали западные товары из Вардё, чем с берегов Балтийского моря. Вардё занял второе место в Норвегии по импорту чая, который активно потребляли русские.

Тем временем около 1860 года по приглашению русского царя Александра II (1855–1881) на Мурманском берегу (на севере полуострова Рыбачьего) поселилось некоторое количество норвежцев; они принесли с собой свои умения и опыт. Русские, наблюдая за быстрым развитием Финнмарка, решили заселить Мурманский берег, поскольку единственными его обитателями были рыбаки и саамы, являвшиеся туда летом. Стратегическая важность этой территории стала очевидной после франко-английской блокады российских берегов в 1854–1855 годах. Власти не хотели, чтобы со все более густонаселенным Финнмарком соседствовала пустая российская территория. Норвежцев, финнов и русских приглашали селиться на этом берегу. Переселенцы получили много привилегий, но лишь при условии принятия российского гражданства. В частности, они могли беспошлинно торговать с Норвегией (при условии, что покупают там товары для собственного потребления или продажи внутри своего поселения), имели право на займы у государства, на закупку зерна на государственных складах, могли охотиться на пушного зверя, были на первые девять лет после переселения освобождены от налогов и военной службы, могли пользоваться норвежским или финским языком при обращении в государственные инстанции.

В 1941 году эти колонисты будут вывезены из своих прибрежных деревень в Мурманск. После войны они не вернутся: все побережье станет закрытой военной территорией. От их поселений не останется и следа.

Поскольку для пересечения границы не требовалось виз, русские много ездили в Норвегию – в свадебные путешествия, навещать родных и друзей, работавших там летом, или просто с туристическими целями. В Вардё долго вспоминали, как монахи из Печенги, длиннобородые и облаченные в черные одеяния, продавали на улицах города вкусное варенье из северных ягод. А многие норвежцы, в свою очередь, приезжали в Россию на монастырские празднества.

На заре XX века поморская торговля и рыболовство пришли в упадок. По мере того как налаживалась связь периферийных регионов со столицами (в 1898 году Вардё был связан с Осло регулярным пароходным сообщением, а Архангельск с Петербургом – поездом), они интегрировались в экономику двух разных государств. Русская ржаная мука продавалась все хуже; ей составляла конкуренцию пшеничная мука из Америки. В 1913 году, несмотря на возражения депутата от Финнмарка, Норвегия запретила русским вести рыбную ловлю у норвежских берегов. Война привела к дальнейшему ослаблению поморской торговли: сырья стало меньше, а немцы развернули подводную войну. Русская революция 1917 года нанесла последний удар этому приключению, длившемуся почти двести лет.

 

А.9. Советский период

 

А.9а. Два новых государства

В 1905 году Норвегия освободилась от и без того уже слабых уз, соединявших ее со Швецией, и провозгласила свою независимость. Россия первой признала новое государство и его территориальную целостность, хотя англичане и шведы, пытаясь убедить норвежцев сохранить унию со Швецией, запугивали их русским империализмом. Главным их аргументом была необходимость для России обзавестись незамерзающим портом: они уверяли, что русские, чтобы достичь этой цели, могут захватить часть Норвегии. Но этот аргумент не был убедительным: значительная часть Мурманского берега не замерзает, и русские могли соорудить такой порт на собственной территории. Что они и сделали, построив Мурманск. Таким образом, Россия не претендовала на какие-либо норвежские территории.

Отношения двух соседей были хорошими; единственная проблема, вызвавшая трения между Норвегией и Россией, а именно вопрос о норвежских охотниках, обосновавшихся в 1909–1910 годах на русских островах Новая Земля, был улажен благодаря дружбе двух монархов, приходившихся друг другу двоюродными братьями. Норвежцы выбрали себе королем сына датского короля Фредерика VIII. Он правил под именем Хокона VII с 1905 по 1957 год. Николай II и Хокон VII приходились внуками датскому королю Кристиану IX. Царица Мария Федоровна, жена Александра III и мать последнего русского императора Николая II, при рождении звалась принцесса Дагмара Датская. Хокон VII женился на дочери английского короля Эдуарда VII. Именно в ее честь норвежцы назвали большую часть Антарктического континента Землей Королевы Мод.

В Первую мировую войну Норвегия сохраняла благожелательный к Англии нейтралитет (Швеция тоже была нейтральной, но сочувствовала скорее немцам). Все русские, желавшие вернуться на родину, следовали через Берген. Норвегия закрывала глаза на поставки оружия в Россию и Финляндию (часть Российской империи) через долину Шиботн в окрестностях Тромсё. Из-за германских подводных лодок морское сообщение с Россией сократилось, а Норвегия потеряла 900 судов и 2000 моряков. Но ее торговые суда пришли на смену британским, что обогатило Норвегию и сделало ее торговый флот третьим в мире. Против немецких подводных лодок Норвегия направила несколько северных кораблей, в том числе судно под названием «Викинг», которое, когда не обнаруживало подводных лодок, имело тенденцию стрелять по всему, что только двигалось на берегу, включая мирных коров. Жившие в Финнмарке норвежцы не без юмора восклицали: «Боже! Сохрани нас от ярости “Викинга”!»

Из-за своего географического положения и большой численности русских летних рабочих Вардё стал важным центром революционной деятельности. В начале века здесь печатались марксистские газеты, а пропагандистские брошюры ввозились в Россию запрятанными в бочках с рыбой, направлявшихся в Архангельск.

Революция и гражданская война не пощадили русского Севера. Архангельский край был занят белогвардейцами и войсками Антанты вплоть до 1920 года. Многие русские нашли убежище в Норвегии, но немногие остались там жить. Некоторые знаменитые русские жили в Норвегии в советское время – Троцкий (с 1935 года до высылки в Мексику двумя годами позже), бард Галич (оставшийся на год в районе Осло и записавший там диск) и Александра Коллонтай.

 

А.9б. Между мировыми войнами

Александра Коллонтай, известная русская марксистка и феминистка, нашла убежище в Норвегии до революции. Она вернулась сюда в 1922 году, чтобы работать в советском посольстве, а в следующем году возглавила его. После 1917 года отношения между двумя странами практически прекратились. Коллонтай свободно говорила по-норвежски и обладала харизмой, позволившей ей восстановить двусторонние связи. Благодаря ее посредничеству Россия в 1923 году закупила более 400 тысяч тонн рыбы. Так у норвежских рыбаков, переживавших кризисные времена, вновь появилась работа, а в Россию, переживавшую город в Поволжье, пришла еда. Еще вчера Коллонтай считалась развратницей, приехавшей портить норвежские нравы, а теперь газеты не скупились на ее восхваления. Норвегия в 1924 году стала одной из первых стран, признавших новый режим де-юре. Так вернулся бумеранг 1905 года.

В 1935 году СССР признал Шпицбергенский трактат. Этот договор, подписанный в 1920 году, выражал благодарность стран-победительниц Великой войны норвежцам за их благожелательный нейтралитет и роль их торгового флота. Шпицберген, ранее бывший ничейной землей, переходил в общее пользование стран, подписавших трактат, а Норвегия становилась кем-то вроде старосты. В действительности в это время на Шпицбергене (который норвежцы называют Свальбард) присутствовали только русские и норвежцы.

Отметим между делом, что первым секретарем посольства Коллонтай был француз Марсель Боди (один из немногих иностранцев на советской дипломатической службе). Боди был в составе французской военной миссии в Москве в Первую мировую войну и вместе с Жаком Садулем и Пьером Паскалем быстро перешел на сторону большевиков.

Один норвежец по-прежнему очень популярен в России. Это полярный исследователь Фритьоф Нансен. Он много раз бывал в Сибири и написал несколько книг о России. Знаменитые «нансеновские паспорта» позволили сотням тысяч военнопленных вернуться домой из России, а другим людям – покинуть эту страну после гражданской войны. В том числе они помогли Стравинскому, Набокову, Рахманинову и Шагалу. Нансен пытался бороться с голодом, свирепствовавшим в Поволжье и на Украине. Один из его соратников, Квислинг, женился на русской женщине; впоследствии, движимый ненавистью к большевикам, он создал в Норвегии нацистскую партию, возглавил норвежское правительство во время немецкой оккупации, а после освобождения страны был приговорен к смерти и казнен, оставшись в истории одним из величайших предателей.

Не стоит забывать и о Руальде Амундсене, еще одном великом полярном исследователе, который в 1911 году первым достиг Южного полюса. Он же стал первым, кто в 1926 году пролетел над Северным полюсом на дирижабле «Норвегия». Создателем и пилотом этого дирижабля был итальянец Умберто Нобиле. Совершив этот подвиг, Амундсен и Нобиле поссорились, поскольку итальянец не без оснований считал, что его вклад в экспедицию недооценен. В 1928 году он отправился в новую экспедицию, на борту дирижабля «Италия», который он тоже сконструировал сам. Он водрузил на полюсе итальянский флаг, но на обратном пути, немного к северу от Шпицбергена, его дирижабль разбился о начинавший таять паковый лед. Чтобы отыскать экипаж Нобиле, были предприняты исключительные усилия на международном уровне. Многие страны послали в зону поисков самолеты или корабли. Амундсен, еще вчера ведший газетную полемику со своим бывшим пилотом, первый вызвался добровольцем на поиски Нобиле. В ходе разведывательного полета он погиб вместе со всем экипажем французского гидросамолета «Латам». Советский ледокол «Красин», осуществив опасный маневр, спас часть экипажа дирижабля. Айсберг, на котором нашли убежище исследователи, был очень хрупким; некоторые провели на нем почти пятьдесят дней.

Строительство Мурманска стало одним из последствий Первой мировой войны. Город находится примерно в двадцати километрах к северу от Колы, на Кольском фьорде. Белое море сковано льдами в течение продолжительного времени, а мировая война требовала непрерывного мореплавания, поскольку Балтийское море находилось в руках немцев. России был нужен незамерзающий порт на Кольском полуострове и железнодорожная ветка к нему – речных путей, годящихся для транспортировки товаров, там нет, а дороги очень плохи. К началу 1917 года строительство было завершено. Прокладка полутора тысяч километров железных дорог в болотистой местности менее чем за три года была техническим достижением как минимум на уровне Транссибирской магистрали. Конечная остановка поезда, Романов-на-Мурмане (переименованный в Мурманск) стал одним из важнейших портов России, где расположился новый Северный флот. В 1916 году в городе жили три тысячи человек, а за следующие двадцать лет его население выросло в сто раз. Архангельск продолжал утрачивать свою важность. В 1900 году население Кольского полуострова составляло менее десяти тысяч, а в 1970-м – более восьмисот тысяч.

Конец поморской торговли и кризис рыболовства нанесли страшный удар по норвежскому Северу. Бедность и безработица распространились повсеместно. Вторая половина XIX века была временем бурного расцвета Финнмарка; период между мировыми войнами обернулся для региона тяжелейшим кризисом. Город Вардё обанкротился и более десяти лет находился под прямым управлением государства. Все вспоминали о чудесных временах, когда в Финнмарк приходили поморы… Советский Союз виделся отсюда сказочной страной всеобщего изобилия; нигде коммунисты не были столь популярны, как на востоке Финнмарка.

Норвегия и Россия перестали граничить друг с другом. Финны, воспользовавшись слабостью русских в годы гражданской войны, заполучили «коридор» к Ледовитому океану. Ленин и Троцкий не стали возражать – они надеялись, что тем самым помогут красным в самой Финляндии, где тоже шла гражданская война; к тому же в рамках новой мировой системы все государственные границы должны были исчезнуть. Но не будем забывать, что этот «коридор» не был финским исторически, а финские поселенцы, составлявшие в 1920 году большинство его населения, прибыли в эти края лишь незадолго до этого по приглашению русских. Финляндия занялась развитием региона, построила дороги и начала разработку никелевых месторождений.

 

А.9 в. Вторая мировая война

В ноябре 1939 года СССР объявил войну Финляндии, чтобы отвоевать часть Карелии. Финны героически сопротивлялись, несмотря на громадное численное превосходство противника. Но в марте 1940 года они были вынуждены капитулировать – Запад отказался им помогать, опасаясь конфликта еще и с Советским Союзом, который был связан с Германией пактом Молотова – Риббентропа. СССР полностью потерял доверие Скандинавских стран. Финляндия была вынуждена уступить ему карельские территории, но северная граница двух стран почти не изменилась. 8 апреля 1940 года немцы вторглись в Норвегию и очень быстро оккупировали ее. Финляндия стала союзницей Германии (впрочем, у нее не было выбора), но не была ею оккупирована.

Наступило 22 июня 1941 года. Операция «Барбаросса» затронула все границы, в том числе арктические, где целью наступления стал Мурманск. Но приготовления оказались более долгими, чем это было предусмотрено, у советской армии появилось чуть больше времени, чтобы подготовиться, и ее сопротивление на Севере было более успешным, чем на других театрах военных действий. Фронт стабилизировался по реке Лица в полусотне километров от Мурманска и оставался на ней вплоть до октября 1944 года. Советский Союз сумел сохранить свой незамерзающий порт и контроль над железной дорогой, а немцы могли эксплуатировать месторождение в Колосьёки (Никеле). Германия разместила в Финляндии и Норвегии более 300 тысяч солдат. Швеция сохранила нейтралитет. Усилиями Коллонтай, которая с 1930 года была послом СССР в Швеции, Финляндия в 1944 году подписала сепаратный мир с Советским Союзом. Но теперь она потеряла выход к Ледовитому океану. Норвежцы и русские вновь обрели около двухсот километров общей границы.

В октябре 1944 года на Мурманском фронте началось наступление. Советская армия располагала 180 тысячами солдат против немецких 55 тысяч, у нее было впятеро больше артиллерийских орудий и судов, вдесятеро больше самолетов, в сто раз больше автомобилей. После капитуляции Финляндии стало невозможно удерживать и север Норвегии. Немецкие войска в полном порядке отступали до Тромсё – возможно, это единственное немецкое отступление Второй мировой войны, с необходимостью которого Гитлер вполне согласился. Немцы применяли политику выжженной земли: в восточном Финнмарке систематически уничтожалось все вплоть до хижин и рыбацких лодок. Не уцелел ни один дом, построенный из сибирской лиственницы. Все нужно было восстанавливать. За годы войны местные жители не раз подвергались бомбардировкам, особенно в Вардё и Киркенесе. И у них осталось чувство, что остальная страна не осознала, как тяжело им пришлось. «Их оккупировали. Мы пережили войну. Они до смешного легко отделались». Финнмарк был освобожден Красной армией, которая, несмотря на страхи некоторых людей, после войны покинула Норвегию, не выдвинув каких-либо требований. Около двадцати двух тысяч советских солдат погибло на Мурманском фронте, две тысячи из них пали на норвежской земле.

В годы войны многие жители Финнмарка отправились в Россию, где стали партизанами Красной армии, с миссией наблюдения за немцами и кораблями. Но по окончании войны они сделались мишенью обвинений: их подозревали в том, что они стали советскими шпионами. Они были награждены лишь сорока годами позже – в отличие от борцов Сопротивления в остальной Норвегии, связанных с Лондоном, где нашел убежище король Хокон VII.

Около шести тысяч норвежцев добровольно записались в немецкую армию – сравнительно высокий процент населения, что было обусловлено сильными антисоветскими настроениями после советско-финской войны.

Многие советские и югославские военнопленные были депортированы немцами в Норвегию на строительство Атлантического вала, бункеров, магистралей, железных дорог. Необходимо уточнить, что условия их жизни были ужасными. Их было около ста тысяч – и каждый шестой из них не вернулся. Советский Союз не подписал Женевскую конвенцию 1929 года, и советские военнопленные оказались совершенно бесправны.

Норвежцы пытались помочь военнопленным, оставляя на дорогах, которыми они ходили, немного еды; на следующий день норвежцы находили на этом месте какой-нибудь предмет, скажем, трость из резного дерева… Врезается в память рассказ об оголодавших пленных, подобравших леску и пытавшихся поедать оставшихся на ней рыб и червяков. Некоторые зацепились за крючки. Рассерженные нетерпеливые немцы потянули за леску, и на ней остались обрывки языков и щек.

После освобождения многие из этих пленных отправились напрямую в ГУЛАГ. Их единственным преступлением было то, что они попали в плен, и в первую очередь то, что они увидели заграницу. Многие моряки из арктических конвоев тоже после войны по той или иной причине оказались в лагерях.

Таким образом, Архангельский путь превратился в Мурманский путь арктических конвоев. Невозможно переоценить ту роль, которую сыграл в этой войне Мурманский порт.

 

А.9 г. Холодная война

В Холодной войне Норвегия желала сохранить нейтралитет, но после того, как коммунисты захватили власть в Чехословакии, она предпочла вступить в НАТО, что и сделала в 1949 году.

Все связи Норвегии с Советским Союзом после войны были весьма ограничены. Но есть любопытный факт: первые частные автомобили в Норвегии были советского производства. Западных машин недоставало; их выделяли только руководству или представителям важнейших профессий. Советские автомобили были упакованы в огромные деревянные ящики, доски от которых послужили для строительства многочисленных домов в Осло-фьорде. Так в Норвегии благодаря советским машинам осуществилась американская мечта!

Сохранялись сотрудничество на местном уровне, спортивный и культурный обмен. Контакты никогда не обрывались полностью. Расскажем две истории про советско-норвежскую границу в годы Холодной войны.

Первая история – про удивительное приключение духового оркестра из Вардё, приглашенного дать серию концертов в Мурманске в 1959 году. Не дождавшись советских виз, музыканты, тем не менее, решили отплыть в СССР на своем корабле. Увидим, что с ними случилось! Те, кто не понимают всей оригинальности их решения, пусть попробуют хотя бы в наше время въехать на территорию России без визы. А ведь Мурманск в то время был закрытым для иностранцев городом. Тем не менее им позволили въехать в страну. И они были потрясены: оркестр и не ожидал, что его будут так встречать! На пристани их ждала толпа, концерты собирали многие тысячи человек. Их выступлениям были посвящены статья в газете «Правда» и прямая трансляция по телевидению – а ведь на изолированном острове, на котором расположен Вардё, телевидения еще даже не было!

А вот вторая история. В 1968 году Советский Союз, чтобы увеличить приток валюты, решил позволить туристам посещать Борисоглебскую церковь. Скандинавские и финские туристы получили возможность посещать без визы этот небольшой русский анклав (или, вернее, нарост) на норвежском берегу. Спустя девяносто дней этот проход был вновь закрыт… на сей раз норвежцами. Официальный предлог: слишком сложно наблюдать за двумя контрольными пунктами на одной границе. Реальная причина: туристов привлекал не столько иконостас, сколько цена на сигареты и водку. Контрабанда стала слишком масштабной. В тот день, когда русские уберут свои сторожевые вышки, норвежцы, наверное, пожалеют об этом и воздвигнут собственные вышки, куда более эффективные.

 

А.10. Современность: Баренцев/Евроарктический регион

Похоже, что быстрота реакции стала традицией в дипломатических отношениях двух стран: 16 декабря 1991 года Норвегия первой признала государственную независимость Российской Федерации.

Оставалось решить вопрос раздела акватории. С 1975 года исключительная экономическая зона составляет двести морских миль (около 360 км). Но как прочертить морскую границу? Нужно ли продолжить границу сухопутную (принцип срединной линии) или прочертить прямую линию от полюса до границы (принцип сектора)? Конечно же, каждая сторона придерживалась более удобной для себя точки зрения… Впрочем, Норвегия и Россия сумели договориться по поводу спорной территории, что они не будут на ней ничего разведывать и разрабатывать, пока не достигнут окончательного соглашения. Эта морская территория называется «серой зоной» (по-норвежски Gråzone) и, возможно, богата углеводородами. В 2007 году был сделан шаг вперед, но между двумя странами по-прежнему оставалась общая морская территория, в какой-то степени напоминавшая общую сухопутную территорию, разделявшую владения России и Норвегии в течение пяти столетий. На этот раз потребовалось меньше сорока лет: 26 апреля 2010 года в ходе визита российского президента Дмитрия Медведева в Осло было заключено соглашение. Соглашение, ставшее главной новостью норвежских газет, встретило единодушное одобрение всего политического класса страны.

Остается открытым вопрос о Шпицбергене. Когда заключался мирный договор 1920 года, территориальные воды простирались всего на двенадцать морских миль. Распространяется ли правило двухсот морских миль на все страны, подписавшие Парижский договор? Другими словами, все ли подписавшие договор страны получат право рыбачить и добывать нефть по соседству с архипелагом, подобно тому, как они имеют право разрабатывать угольные шахты на самих островах?

Советский «подарок» продолжает отравлять норвежские берега на протяжении уже многих десятилетий. Мурманск – один из тринадцати советских городов, который был назван городом-героем по итогам Второй мировой войны, и, чтобы отблагодарить его обитателей, в Баренцево море запустили гигантских камчатских крабов. Эти симпатичные ракообразные, порой достигающие полутора метров в обхвате и двенадцати килограммов веса, настолько хорошо адаптировались, что распространились вплоть до Лофотенских островов. Их мясо, конечно, вкусно, и множество туристов приезжает на них охотиться, но достаточно ли этих причин, чтобы разгромить всю экосистему?

Контакты между русскими и норвежцами на Севере по-настоящему возобновились лишь после крушения Советского Союза. Это было отчасти похоже на воссоединение семьи после семидесяти пяти прожитых врозь лет: между нами много общего и есть что сказать друг другу, но как?

11 января 1993 года было провозглашено создание Баренцева/Евроарктического региона. Это произошло в Киркенесе, норвежском городе на российских границах, на конечной станции берегового экспресса. В настоящее время этот еврорегион включает в себя тринадцать административных единиц четырех разных государств (Норвегии, России, Швеции и Финляндии). В нем живут пять с половиной миллионов жителей – подавляющее большинство из них в России. Аналогичная структура была создана в Балтийском море в 1992 году. Еврорегион создавался с целью нормализации и стабилизации межгосударственных отношений, создания общей инфраструктуры. К тому же Норвегия совсем не хотела решать все проблемы, связанные с Арктикой, один на один с Россией.

Сотрудничество осуществляется на двух уровнях: государственном и региональном. На государственном уровне решения принимает Совет Баренцева/Евроарктического региона. В нем состоят министры иностранных дел семи государств – четырех государств региона, по очереди в течение двух лет осуществляющие председательство в нем, а также Исландия, Дания (которой принадлежит Гренландия) и Европейский Союз. Кроме того, девять стран имеют статус наблюдателей: Германия, Канада, Франция, Великобритания, Италия, Япония, Нидерланды, Польша и Соединенные Штаты. Эти государства занимаются главным образом вопросами экономического сотрудничества, экологическими и энергетическими проблемами, а также возможным открытием Северо-Восточного прохода. Кроме того, существует региональный совет с участием представителей этих регионов, в компетенцию которого входят вопросы культуры, образования, здравоохранения, земледелия, скотоводства, науки, развития, экологии, коренного населения.

Конечно, как это всегда случается, первоначальные успехи были куда более скромными, чем ожидалось – стороны плохо понимали друг друга. Что могло быть общего между норвежцами, которые ни за что на свете не покинут свои деревни, и мурманчанами, приезжающими в город всего на несколько лет, чтобы накопить денег на старость где-нибудь на Юге? Что общего, даже если оставаться в рамках России, между Мурманском, своего рода мини-СССР, не имеющим полярной культуры, и более чем четырехсотлетним Архангельском? Кроме того, сотрудничество по-настоящему началось лишь в тяжелый для России период – после кризиса 1998 года.

Как и повсюду в Европе, в Норвегии весть о падении Советского Союза вызвала эйфорию, но очень скоро газеты сосредоточились на отрицательных сторонах российской жизни, сильно искажая картину происходящего. Россия для норвежцев стала страной проституции, СПИДа, туберкулеза в тюрьмах, загрязнения, алкоголизма, пустых полок; особенно яркой эта разница виделась на границе, где рядом висели фотографии удобного норвежского дома и заводских труб поселка Никель, едва видных из-за смога, или обветшалых многоквартирных домов. Когда проходила встреча российских и норвежских специалистов по рыбной ловле, газеты сообщали, что русские приезжают в Норвегию учиться. Во время кризиса 1998 года норвежцы послали мурманчанам в подарок одежду, что было совершенно смехотворно: хотя жители Мурманска и потеряли все свои сбережения, у них еще хватало денег на еду, на одежду и на покупку новейшего мобильного телефона. Русским казалось, что Запад не делает ничего, чтобы им помочь, а то и старается их уничтожить, продолжая Холодную войну, что их переживания по поводу окружающей среды – обычная истерика, что их хотят изгнать с Шпицбергена. Одним словом, попытка сотрудничества чуть было не окончилась полным крахом.

Но понемногу стороны познакомились друг с другом и научились друг друга понимать. Похоже, что сегодня это сотрудничество действует. Видимо, у международного секретариата Баренцева/Евроарктического региона большое будущее.

Да, знакомство с историей русско-норвежских отношений – один из важнейших ключей к пониманию сегодняшнего состояния дел в Арктике.

 

А.11. Воспоминания рыболовного инспектора

Кристофер Корнелиуссен был рыболовным инспектором в Вардё в последние годы перед Первой мировой войной, и, таким образом, закат поморской торговли произошел на его глазах. Его свидетельство позволяет составить точное представление о том, как русские приезжали в Финнмарк. Оно было записано представителями норвежского радио и опубликовано в 1977 году в двойном номере (№№ 94–95) журнала «Оттар». Журнал носит имя викинга, совершившего путешествие в страну бьярмов, а затем осевшего в Нормандии. Этот журнал издается музеем Тромсё и содержит великое множество статей, посвященных норвежскому Северу и отношениям с Россией.

Время от времени по [норвежскому] телевидению говорят о том, что рыбакам трудно продать свой весенний и летний улов. Было бы интересно вернуться в прошлое и вспомнить о том «добром старом времени», когда русские приходили под парусом покупать рыбу в наших портах Финнмарка, Тромсё и Лофотенских островов и наполняли свои суда всем тем уловом, который привозили рыбаки. Рыба всегда хорошо продавалась, хотя цены, конечно, могли сильно меняться.

Автор этой статьи работал рыболовным инспектором в Вардё каждую весну и лето с 1911 по 1914 год. Таким образом, я часто контактировал с русскими покупателями рыбы на море и на суше.

Русские пускались в путь, как только Белое море освобождалось ото льда, и к середине июня обычно прибывали в Вардё. Как только перезимовавший корабль был готов к плаванию, моряки отправлялись в Архангельск, где они покупали пшеничную муку в небольших мешках, ржаную муку в больших джутовых мешках, овсяные хлопья в мешках, самые различные материалы и лес. Эти товары обычно продавались посредникам (Straamen), торговавшим в тех рыболовных портах, куда они регулярно приходили. Соль они с собой не брали. Они выменивали ее в Норвегии на привозимые ими продукты; это была испанская соль, гораздо лучше подходившая для засолки рыбы, чем поваренная соль, которую можно было купить в Архангельске.

Русские корабли сначала останавливались в Вардё, где они проходили таможенную регистрацию. После этой формальности большинство кораблей продолжало свой путь на запад, в рыболовные порты Финнмарка и Тромса. Большинство капитанов всегда приходили в одни и те же места и вели дела с одними и теми же людьми.

Будучи рыболовным инспектором, я часто должен был подниматься на борт кораблей прямо в море, чтобы оценить количество закупленной рыбы; эти данные использовались для составления официальной статистики. Капитаны всегда хорошо меня принимали, помещая в большую каюту, обычно более просторную, чем на норвежских судах. Кроме того, у русских были отдельные каюты. У большинства русских в углу каюты находилась икона Богоматери и под ней кропильница (vievannsskål). Меня часто угощали вкусным чаем, который кипятили в большом и красивом никелевом самоваре. С чаем подавали пироги. Этот чай был так хорош, что впоследствии я по нему скучал. Чтобы складывать цифры, необходимые для оценки количества закупленной рыбы, старые русские всегда использовали счеты. Эти русские коммерсанты так хорошо знали норвежский язык, что мне во время инспекционных визитов не нужен был переводчик.

Вплоть до Первой мировой войны, и даже некоторое время после нее, рыбаки, ловившие на леску, использовали плоскодонки. На судне, в зависимости от его величины, было от двух до четырех лесок. В хорошую погоду на каждой плоскодонке обычно было по два установщика лески (halinger). Рыбу не чистили, а бросали прямо в трюм, не выпотрошив. Выход в море мог длиться целых два дня. На берегу печень рыбы продавалась специальному человеку, который сбывал ее на фабрики по производству рыбьего жира. Головы трески продавались «ястребам», которые, высушив их, сбывали их на завод гуано. Выпотрошенной рыбой нагружались плоскодонки. В самый жаркий период года бóльшую часть улова покупали русские. Треска с берегов Финнмарка делится на несколько категорий в зависимости от возраста и размера рыбы. Иногда экипаж поддавался соблазну бросить сверху на груз плоскодонки несколько больших рыбин. Когда экипаж прибывал со своим грузом к покупателю, договаривались, что цена будет зависеть от внешнего вида рыбы. Но когда часть улова была уже выгружена на палубу, под большими рыбинами обнаруживались мелкие, и русские капитаны отказывались платить за них столько же, сколько за больших, что приводило к спорам. Два капитана направляли по человеку в рыболовную инспекцию, которая должна была попытаться найти для них полюбовное решение. Будучи связан с городской полицией, я всегда надевал униформу и, в случае подобной миссии, брал с собой переводчика. Когда мы спускались в каюту и открывали дверь, мы иногда заставали русского капитана за безмолвной и глубокой молитвой перед иконой Богоматери; они просили, чтобы она даровала им храбрость и успех в предстоящем разбирательстве. Когда молитвы заканчивались, русские капитаны всегда оказывали нам хороший прием. Тогда капитан, командир экипажа, переводчик и я располагались вокруг стола, и разговор шел в основном между переводчиком и русским капитаном. После переговоров спор обычно улаживался таким образом: капитан должен был выплатить ту цену, о которой стороны успели договориться. Понемногу русские капитаны приобрели богатый опыт в этом вопросе.

Но не всегда удавалось столь просто разрешить подобные споры. Когда улов был значительным, повышение или понижение цены на один эре могло значить очень много. И когда выяснялось, что, вопреки ожиданиям русского рыбака, мелких рыб оказывалось слишком много, мог возникнуть спор из-за цены. Норвежский командир порой думал, что с ним на борту недостаточно людей, и посылал за адвокатом. Увидев, что на борт судна поднимается адвокат, капитан находил нужным обратиться за помощью к русскому консулу. Этот консул был родом из России. Прежде чем занять консульскую должность в Вардё, он прожил год в Боркенесе, в поселке Квефьорд, где с помощью директора коммерческого училища выучил наш язык. Консул воспользовался этим временем как следует: он почти в совершенстве говорил на нашем языке. Это был представительный мужчина, с которым было интересно общаться. Во время переговоров между двумя капитанами основная дискуссия шла между адвокатом и консулом, и в конечном счете достигался компромисс: каждой из сторон приходилось идти на уступки.

Матросы на борту русских кораблей получали за весь сезон в Финнмарке примерно по сто норвежских крон. Жалованье выплачивалось им лишь по возвращении в Россию, после разгрузки корабля и постановки его на консервацию в преддверии зимы. Но они никогда ни за что не платили на корабле. Каюта на носу казалась узкой и неудобной. Питались они в основном рыбой, из которой делали наваристый суп. В хорошую погоду, когда рыба была готова, чан с рыбой приносился на палубу, и матросы, садясь вокруг него, зачерпывали куски рыбы, которые они ели с хлебом (kleba). Я никогда не видел, чтобы они ели рыбу с картошкой. Когда они наедались рыбой, они передавали чан по кругу и пили суп. Матросы казались счастливыми.

Треску готовили к высушиванию и засолке (klippfisk). Матросы, стоя на одном колене, делали на рыбе продольный разрез. Они его делали вдоль спины, и две части рыбы соединял теперь только живот. Русские сохраняли позвоночник, но удаляли острые кости. Говорят, позвоночник придает особый вкус супу.

Матросы редко сходили на сушу, кроме как по особому распоряжению капитана. У них по-любому не было ни одного эре, чтобы его потратить. Но иногда кто-нибудь из их родных или друзей-земляков работал на рыбных промыслах в городе, и они могли его навестить. В этом случае они могли немного перебрать водки. Когда на корабль доставляли пьяного матроса, капитан приказывал другим матросам устроить ему купание. Это происходило следующим образом: матросы привязывали несчастного к канату и бросали его в море. После такого погружения он быстро трезвел. Экипажи соседних кораблей приходили в ужас. Я дважды поднимался вместе с полицией на борт корабля, где проходило подобное «погружение». Бедняга находился в передней каюте, промокший до самого нутра, но абсолютно трезвый.

Те немногие русские рыбаки, кто ходил в Финнмарк после начала нового века, в большинстве своем собирались в Киберге. Время от времени несколько рыболовных судов могли разгрузиться в Вардё, где они продавали свой улов – иногда цены на рыбу были в Вардё выше, чем в Киберге – или покупали товары, которые было невозможно найти в Киберге. Они могли также обращаться с вопросами или просить совета и помощи у русского консула Вардё. Многие из них постепенно поменяли свои русские рыболовные суда на норвежские оттрингеры, считавшиеся более удобными. Уже с середины прошлого столетия купцы из Архангельска и с Мурманского берега по собственному опыту знали, что товары из Западной Европы быстрее доходят через Вардё, чем через Балтику. В 1875 году группа купцов-предпринимателей из Архангельска договорилась о создании пароходной компании Архангельск – Мурманск. Начиная с 1905 года с 26 мая по 26 сентября действовало пароходное сообщение Архангельск – Вардё. В этот период года Белое море было свободно от льда. Это сообщение обеспечивали два быстроходных судна, построенных в Англии: «Император Николай II» (водоизмещение 640 тонн) и «Ломоносов» (водоизмещение 480 тонн). В летнее время пароход отплывал из Архангельска в пятницу и прибывал в Вардё в следующую среду; в пятницу он отплывал из Вардё и во вторник прибывал в Архангельск. Путешествие на одном из этих кораблей было дешевым развлечением. Билет в первый класс от Вардё до Архангельска обходился примерно в 25 норвежских крон – то есть, со всеми расходами, в пять крон каждый день. Чтобы сохранить связь между Мурманском и Вардё в зимнее время, когда Белое море замерзало, в 1905 году была создана зимняя пароходная линия, с кораблями поменьше. На эту пароходную линию компания получала дотацию. Начало морского сообщения между Северной Россией и Вардё заметно повлияло как на торговлю, так и на образ жизни людей. По окончании зимы, когда в Финнмарке вовсю шла рыбная ловля, туда приезжало множество русских, мужчин и женщин, чтобы работать на рыбных промыслах в Вардё. На заводах фирмы Бродткорб могло сразу трудиться до двадцати русских работников. Русские женщины тоже находили работу: они готовили треску к засушиванию и сушили ее на «больших лесах», а также занимались чисткой. Все они были хорошими работниками.

В последние годы перед Первой мировой войной группа архангельских купцов стала арендовать рыбный завод в Вардё в период маккетиден, когда [норвежские] торговцы рыбу не покупали. Эти русские купцы покупали только треску и очень хорошо ее обрабатывали, разрезая и засаливая в больших бочках, каждая из которых вмещала по три норвежские тонны. Затем их посылали обычным путем в Архангельск, а оттуда часть груза отправлялась в Санкт-Петербург. Эта торговля имела большое значение для рыбной ловли в это жаркое время года.

Главным источником дохода русских кораблей, ходивших в Вардё, была перевозка пассажиров в летнее время. Значительная часть пассажиров из Северной России, по большей части туристов, путешествовала за границу в это время года, чтобы получить представление о том, как живут соседи. Летом в городских магазинах начиналось вавилонское столпотворение: клиенты могли говорить на русском, финском, саамском и норвежском языках. Но торговля шла быстро и хорошо. И если какое-то слово казалось непонятным, несколько дополнительных жестов позволяли его объяснить.

Некоторые купцы завели обычай посылать своих сыновей на обучение к русским партнерам на Белом море. Когда весной сын возвращался в Вардё, проведя в России осень и зиму, он очень хорошо говорил по-русски. Во всяком случае, было видно, что он понимает этот язык и может на нем объясниться. Город предоставлял много возможностей практиковать русский язык.

Летом случалось, что русских капитанов навещали их семьи. Когда в городе был торговый партнер капитана (Straaman), его приглашали на борт корабля вместе с семьей выпить чаю. Купец, в свою очередь, тоже иногда приглашал капитана в гости. Это указывало на очень хорошие отношения между капитанами и их торговыми партнерами, что, конечно же, было очень выгодно обеим сторонам.

Когда осенью 1914 года началась мировая война, торговля сократилась во всей Европе. Как бы то ни было, в 1915 году в Финнмарке было куплено 3 158 000 кг трески. В 1916 году из-за тотальной подводной войны (неожиданных нападений немецких подводных лодок на мирные суда), которую немцы начали у Мурманского берега, лишь немногие русские решились приплыть в Финнмарк. В этом году на русские товары было выменяно лишь 414 000 кг трески.

После революции в России установилась новая политическая система. Постные дни уже не соблюдались, и мясо можно было есть во все дни недели. Спрос на рыбу упал, и к тому же Россия построила большой современный рыболовный флот, а значит, пропала потребность ввозить рыбу из Северной Норвегии.

Когда норвежский парламент создал организацию государственной торговли зерном (Statens Kornforretning), в задачи которой входили закупка, хранение и распределение муки по всей стране, появилась возможность в любом месте и в любое время года добыть вкусную пшеничную муку, и начиная с этого момента никого не интересовала русская ржаная мука грубого помола. Так исчезло главное основание для торговли между Северной Норвегией и Северной Россией, а старая поморская торговля ушла в прошлое. От нее осталась лишь память.