Путешествие Жана Соважа в Московию в 1586 году. Открытие Арктики французами в XVI веке

Виане Бруно

Приложение Б. Переписка Шарля де Данзея

 

 

Вплоть до 1574 года королем Франции был Карл IX, а после его смерти – его брат Генрих III. Слово «королева» всегда относится к королеве-матери, Екатерине Медичи. Ливонию иногда именуют Лифляндией.

Отрывки из некоторых писем уже приводились в главе, посвященной Шарлю де Данзею.

 

Б.1. «Рассуждение о свержении короля Швеции» (1568)

Это рассуждение, в котором Данзей демонстрирует нам свой литературный талант, подводит итог положению в Швеции, где в 1568 году свергли короля. В 1520 году, когда королевства Швеция, Норвегия и Дания еще находились в Кальмарской унии, в Стокгольме, прямо на торжественном пиру в честь коронации, на котором председательствовал сам король Дании, была арестована и казнена по приказу короля часть шведской знати, виновная в недостаточной лояльности. С этого момента пути двух королевств окончательно разошлись. Швеция восстала, а возглавил восстание Густав Васа, сын одного из казненных в 1520 году. В 1523-м он стал первым королем независимой Швеции. Королевство процветало до самой его смерти в 1560 году. Ему на смену пришел его старший сын, взявший имя Эрика XIV, и для шведского королевства начался долгий кризис. Это и есть тема «Рассуждения».

Овдовев в 1560 году, Иван Грозный попросил руки Катерины Ягеллонки, сестры польского короля. Завоевав в 1558 году Нарву, он надеялся расширить выход России к Балтийскому морю, получив в приданое за невестой ливонские земли, захваченные Польшей. Но переход Катерины в православие был немыслим, и в 1562 году она вышла замуж за Юхана, герцога Финляндского. Финляндия являлась частью Швеции, а Юхан был сводным братом Эрика XIV. Внешняя политика Юхана вошла в противоречие с политикой его брата, выступавшего против Польши в ливонских делах. Эрик XIV, уже испытывавший чувство превосходства по отношению к сводным братьям (он считал свою мать более высокородной), не стерпел этого: в 1563 году он арестовал брата. Жена Юхана добровольно разделяла его заточение на протяжении четырех лет.

Семилетняя война против Дании (а также Любека и Польши), начавшаяся в 1563 году, была разорительной для Швеции, которой ничего не оставалось, кроме как искать поддержки у России. Состоялся обмен посольствами, и Иван IV пообещал Эрику XIV вечный мир и даже союз против его врагов, но при двух условиях. Первым условием был раздел Ливонии (наибольшую часть которой получала Россия). Царь также требовал, чтобы ему передали Катерину Ягеллонку – он надеялся, что заложница станет эффективным средством давления на польского короля, приходившегося ей братом. Поскольку королевство находилось в тяжелом положении, Эрик XIV принял эти условия. Царь («московит») отправил за Катериной в Стокгольм боярина Ивана Воронцова во главе посольства из двухсот человек. Первая аудиенция состоялась в июле 1567 года. Посольство оставалось в Швеции около двух лет.

Положение короля Швеции стало очень неустойчивым. В мае в припадке безумия он убил Нильса Стуре, одного из самых близких и верных советников, представителя одного из важнейших семейств в Швеции. Охваченный раскаянием, в октябре 1567 года он освободил своего брата Юхана. Если бы теперь король решил выполнить свои обязательства, шведское дворянство не согласилось бы выдать жену принца Юхана иностранному государству и разорвать отношения Швеции с другими народами. Если бы он отказался от своего слова, это могло бы привести к войне с Московией, фатальной войне – поскольку Швеция уже воевала со всеми остальными соседями. Таким образом, задачей Эрика XIV было выиграть время, но течение времени могло привести лишь к его свержению. Душевное здоровье короля, беспокоившее дворян, и судьба Катерины Ягеллонки – ключевые моменты, позволяющие понять государственный переворот, состоявшийся в Швеции 29 сентября 1568 года, в день святого Михаила.

Рассуждение о свержении короля Швеции [в 1568 году]

Густав, покойный король Швеции, вначале женился на одной из сестер Франца Саксонского, герцога Саксен-Лауэнбургского и имел от этого брака сына Эрика, который унаследовал его королевскую власть. Вторым браком он женился на шведской девице, от которой имел сыновей Юхана, герцога Финляндского, Магнуса, Карла и пять дочерей, которые все в настоящее время здравствуют.

В то самое время, когда Эрик, король Швеции, начал войну с польским королем, герцог Финляндский, его брат, вел переговоры о браке с сестрой польского короля; он решился на этот брак без согласия короля Швеции. Когда же война была объявлена, он отправился в Польшу, где заключил этот брак, не предупредив короля Швеции о своем отъезде, что еще увеличило неслыханную ненависть и ревность, существовавшую между двумя принцами с самого их детства. Король Швеции считал злом, что герцог отправился в Польшу соединиться узами с его явным врагом, не предупредив его и нарушив его волю. Герцог оправдывался, что переговоры по заключению брака зашли так далеко, что он не мог его отменить или отложить, не преступив своей чести. Эти возражения, преувеличенные лживыми донесениями, столь разгневали короля Швеции, что вскоре после возвращения герцога с женой в герцогство Финляндское он осадил их в замке Выборг. Герцог сопротивлялся несколько дней, а затем сдался на волю короля Швеции, который с тех пор удерживал его у себя в плену. Король предложил полную свободу герцогине, но она пожелала разделить судьбу и положение своего супруга, и у них в заточении родились сын и две дочери, одна из которых скончалась.

Король Эрик всегда сомневался в большой части шведской знати, которая, как он считал, была более расположена в пользу герцога Финляндского, ведь он, в отличие от короля, приходился шведским дворянам родней по матери; к тому же по натуре своей король всегда был очень подозрительным. Его специально настраивали неслыханно злые советчики, находившиеся при его персоне, чьи советы, полные вражды и злобы, достойны высшего осуждения. Они столь разъярили этого бедного государя, что за малейшее прегрешение людей приговаривали к казни и карали смертью, публично или тайно, а многие умерли безвинно, став жертвами клеветы и доносов, обвинявших их в многочисленных чудовищных преступлениях. Из-за подобных советов примерно два года назад король Швеции убил своими руками несколько шведских дворян, а многих других приказал убить своим слугам, и даже своего шестидесятилетнего наставника, о котором он с тех пор пребывает в огромном горе и трауре, поскольку дух наставника всегда благотворно преображал его.

Примерно пятнадцать месяцев назад [в октябре 1567 года] король Швеции явился к герцогу Финляндскому и попросил у него на коленях прощения за всё зло и обиды, что он ему причинил, и горько рыдал. Кроме этого, заявив ему о своем недуге и о том, что он не чувствует себя более пригодным для управления Шведским королевством, а свои силы достаточными для этого, он самым сердечным образом попросил его взять управление в свои руки, выказав все признаки искренней и братской дружбы по отношению к герцогу и его супруге герцогине и наивысшее раскаяние во всех обидах, причиненных им. Более того, он призвал к себе главных советников Шведского королевства и в их присутствии признал, что у него больше нет ни ума, ни разумения, чтобы в достаточной степени заботиться о делах королевства, и он не знает никого, кто был бы более достоин этого и лучше подходил бы на эту роль, чем брат его, герцог Финляндский. Он посоветовал им послать к герцогу и попросить его взять на себя управление королевством, и выразил желание, чтобы они так сделали. Советники же, хорошо знавшие характер и натуру короля, ответили, что пока он жив, они не хотят иметь другого короля или управителя. Тем не менее король Швеции написал с тех пор множество писем герцогу, в которых называл его правителем Швеции. Немногим позже он приказал герцогу явиться к нему, и, снарядив армию, они вместе отправились на границу с Данией, где совершили несколько набегов, а затем вернулись. По возвращении король Швеции, опасавшийся, чтобы те письма, которые он написал герцогу и в которых провозгласил его правителем Швеции, не помешали ему, принудил герцога вернуть их. Кроме того, он добился его согласия на то, чтобы некоторые из его главнейших советников, которых уличили в многочисленных серьезных преступлениях и которые должны были понести за них наказание, получили свободу, в первую очередь один, известный как Георгий Салемонтан или Йерих Перссон, глава всех прочих. Как только эти министры, прежде творившие зло, оказались на свободе, они постарались еще превзойти себя и своими интригами и происками убедили короля Швеции убить своих братьев и большую часть дворян, до 308 человек. И чтобы успешнее и легче осуществить этот замысел, король приказал герцогу и прочим обязательно находиться в Стокгольме в четвертый день июля, в день, когда он торжественно сочетался браком с дочкой бедного сержанта из того же города, от которой у него были дети. Говорят, что эта женщина очень добродетельна, что она весьма охотно помогает каждому в его нуждах и что она спасла многих невинных людей от смерти, что когда она видела короля в гневе и злобе против кого-то, если она не могла укротить его своими мольбами и слезами, то она тайно сообщала тому, кто находился в опасности, чтобы на несколько дней он отлучился; и считают бесспорным, что именно она предупредила герцога Финляндского о замысле короля Швеции против него и прочих и сообщила, что не следует являться на этот пир. Герцог, узнав о замыслах короля, сообщил о них многим другим, кому грозила та же опасность. Принимая во внимание порочность тех советников, которые находились при короле Швеции и всецело владели им, они решили, что их жизни всегда будет угрожать опасность, а значит, им следует освободиться и открыто выступить с оружием против короля Швеции; но ни у герцога Юхана, ни у его брата герцога Карла не было ни одного экю, чтобы собрать вокруг себя солдат. Несколько знатных людей дали им в долг то немногое, что у них было, в том числе барон по имени Стейн Эриксон, родственник двух герцогов, и они собрали отряд в двести всадников. Герцог Карл внезапно явился к замку Вастин, одной из главных крепостей Швеции. Он сообщил коменданту крепости, что король послал его проинспектировать вооружение и узнать, что требует улучшения. Комендант его сразу же принял; герцог же, делая вид, что изучает вооружение, завладел всеми ключами от крепости и так хорошо осуществил свое мероприятие, что остаток войска, вместе с герцогом Юханом, тоже вошел в крепость. Захватив, таким образом, замок, они обнаружили там немалое количество серебра, из которого немедленно отчеканили монету и оплатили этим серебром четыреста или пятьсот шотландцев, несколько отрядов немцев и множество местных солдат. Король Швеции, узнав об этом восстании, за несколько дней собрал армию в двенадцать тысяч солдат, пеших и конных, но герцог, встретив их во главе своих войск, сообщил им об истинной цели, из-за которой они взяли в руки оружие, призвал их последовать за ним и пообещал принять их и обращаться с ними в высшей степени гуманно. После подобного внушения большая часть армии короля Швеции сдалась герцогу, не сражаясь. Оставшиеся ночью отступили в Стокгольм, где находился король, и герцог вскоре осадил его и так хорошо действовал, что спустя всего несколько дней в результате тайного соглашения с людьми из города городские ворота были распахнуты перед ним, и он направил в город вышеупомянутого Стейна Эриксона и одного французского солдата по имени Ла Гарди, которые командовали всего лишь четырьмя отрядами пехоты. Солдаты герцога носили белые шарфы, а солдаты короля Швеции – желтые. Как только те, что находился в городе, увидели отряды герцога, они сбросили свои шарфы и надели герцогские и присоединились к войскам герцога. Король Швеции, находившийся в своем замке, узнал, что его враги в городе, вышел из замка со своей гвардией в весьма красивых одеждах и отправился навстречу отрядам герцога. Тогда все, кто его увидел, как из числа его солдат, так из числа солдат герцога Юхана, обнажили головы и низко поклонились ему (столь много значит королевское присутствие и королевское достоинство для естественных подданных короля), и многие даже считают, что если бы ему хватило духа рассудительно и достойно выступить перед этим собранием и если бы у него было пятьдесят добрых солдат, которые проявили бы твердость, он бы одержал победу над герцогом Юханом. Однако, увидев Стейна Эриксона и Ла Гарди, которые шли первыми, он сказал своим спутникам, что, когда он сделает знак, они должны убить этих двоих, а с остальными он разберется. Эриксон, подойдя к королю, сказал ему, чтобы тот сдался в плен своему брату герцогу Юхану. Король ответил, что согласен на это, но, когда он взял Эриксона за руку, один из его гвардейцев внезапно пронзил его алебардой, а Эриксон оказался столь неразумным, что отправился на такое дело без доспехов, и через неделю он скончался. Они хотели так же поступить и с Ла Гарди, которого они трижды ударили алебардами, но у него была хорошая кольчуга и его ранили только в руку. Ла Гарди, не утратив самообладания, выстрелил из пистолета, который у него был наготове, и закричал солдатам, чтобы они выполняли свой долг, и они быстро обратили королевскую гвардию в бегство. Король Швеции вернулся в замок, но, узнав, что волнение растет все больше и больше, вскоре покинул замок и отправился в церковь, которая находится вблизи от него, и в день святого Михаила минувшего года [29 сентября 1568 года] он был там взят в плен герцогом Финляндским. В настоящее время он заточен в Стокгольмском замке с женой и детьми.

Удивительно, что у этого короля оказалось столь мало друзей и верных подданных и слуг, что и десять человек не захотели умереть, чтобы защитить его и сохранить ему трон, хотя у него было достаточно времени, чтобы помешать действиям его врагов; но часто случается, что кровожадных государей и тиранов ждет печальный и трагический конец, ведь Бог дарует им власть, а в руки дает меч, чтобы защищать добрых, а карать лишь злых. Что же касается обвинений герцога Юхана, который в своих письмах писал, что король Швеции желал отдать свою мачеху и сестер московиту, я рассмотрю их более подробно, чтобы вы знали о гнусном предприятии этого недостойного Йериха Перссона, который один был бедой и погибелью для своего господина.

Когда герцог был взят в плен в своем замке в Выборге, как я уже рассказал выше, у него, и у его жены герцогини было ценного движимого имущества, колец и драгоценностей на сумму более двухсот тысяч экю, поскольку герцогиня привезла много драгоценных вещей из Польши, и все это оказалось в руках вышеупомянутого Перссона, который не только лишил герцога и герцогиню этой радости сердца, но и причинял им всяческое зло, и даже лишал их хлеба, необходимого для жизни. Я это знаю от тех, кто помог им в этой нищете и скорби. Примерно три года назад [в 1565 году] московит отправил посольство к королю Швеции, сообщив, что желает вступить в Лифляндскую страну через земли, принадлежащие королю, чтобы захватить остальную Лифляндию, и чтобы его людям было легче осуществить задуманное, он попросил открыть для них все города и крепости на его пути. Московит обещал, что его люди не причинят никакого вреда подданным короля Швеции, а по окончании войны он добровольно вернет ему все эти пункты. Этот Перссон увидел, что король Швеции ведет войну с королями Дании и Польши и городом Любеком, и что если он откажет московиту в его просьбе, он рискует оказаться в войне и с ним, если же согласится, то рискует потерять крепости и все, что ему принадлежит в Лифляндской земле, и предложил средство, чтобы избежать подобных неудобств. Дело в том, что московит испытывал чрезвычайную любовь к герцогине Финляндской и очень настойчиво требовал ее руки у короля Польского, и воевал с ним в основном из-за этого отказа; к тому же у московита был сын семнадцати-восемнадцати лет, а у короля Швеции две сестры в том же возрасте, поистине редкостной и совершенной красоты. Перссон решил, что нужно солгать, что герцог Юхан умер, и предложить московиту герцогиню как вдову, а одну из сестер короля Швеции отдать его сыну, и что такие предложения будут московиту очень приятны. Но, чтобы успешнее достичь исполнения своего замысла, он утверждал, что такое предложение нужно сделать, но необязательно выполнять; что оно позволит в течение некоторого времени сохранить добрые отношения с московитом, а за это время можно будет лучше договориться с королем Дании и другими врагами короля Швеции. Но мало-помалу вышеупомянутый Перссон дал ясно знать, что он думал прямо противоположное тому, что говорил, потому что знал, что герцог никогда не будет ему другом, и если он окажется на свободе, то отомстит ему за все обиды, которые Перссон ему нанес, и заставит его отчитаться за движимое имущество и драгоценности, которые остались в его руках. Итак, чтобы избавиться от этого страха и опасности и для собственной выгоды, состоявшей в том, чтобы удержать драгоценности, он добился, чтобы вышеупомянутые дамы были обещаны московиту, предвидя, что и случилось затем, а именно, что московиту очень понравится это предложение и он очень живо за него уцепится. С другой стороны, этот подлец и чудовище при помощи своих докладов и обманов делал герцога Финляндского в глазах короля Швеции ненавистным и внушающим подозрения, а также мешал каким бы то ни было мирным переговорам с королем Дании. Он знал, что король Швеции смертельный враг короля Дании, и был уверен, что если московит будет настаивать, чтобы король Швеции отправил ему вышеупомянутых дам, он скорее согласится на смерть своего брата, герцога Юхана, его детей и отправку дам в Московию, чем на мир с королем Дании, если не получит от него огромной выгоды; так бы и случилось, если бы не вмешался Господь. Потому что когда король Швеции решил отправить обратно дворянина, которого я к нему послал с письмами короля Дании, он нарочно поручил ему сказать мне, что никогда не заключит мира с королем Дании, как бы тот ни умолял об этом. С другой стороны герцог Финляндский был приговорен к смерти, как я уже сказал. В то же самое время у московита был посол в Стокгольме, которого сопровождало более пятисот человек, чтобы забрать вышеупомянутых дам; король Швеции был не уверен, как закончится смута в его королевстве, и желал удовольствовать московита, чтобы самому этим воспользоваться, и пообещал послу Московии отдать ему вместо герцогини свою мачеху, третью жену вышеупомянутого короля Густава, весьма красивую даму, которой было около тридцати пяти лет, и своих двух сестер, несмотря на то, что герцог Магнус Саксен-Лауэнбургский, старший сын вышеназванного герцога Франца Саксен-Лауэнбургского и двоюродный брат короля Швеции, женился на одной из них незадолго до этого. Посол уже держал корабли наготове, чтобы принять на борт и увезти этих дам, которые ничего не знали. Но их наконец предупредили об этом. Тогда они позвали герцога Магнуса, рассказали ему о непосредственной и очевидной опасности, в которой они находились, в том числе его собственная жена, и умоляли его позаботиться о них и спасти их от этой беды, что он им и пообещал. Решение было таким: на следующий день они отправятся молиться и принимать святое причастие, а после обеда поедут гулять за городом; а герцог Магнус сделает вид, что отправляется против врага со своим отрядом рейтаров; и план сработал успешно, потому что как только дамы слегка удалились от ворот города, явился герцог Магнус и посадил их верхом на лошадей без каких-либо удобств, и в таком виде они тотчас устремились к герцогу Юхану Финляндскому, который находился на расстоянии более восьми немецких лиг. Кроме того, считается бесспорным, что король Швеции хотел, отправив этих дам, сам тоже уехать к московиту, и готовил корабли, чтобы погрузить на них свою казну и все, что он мог бы увезти с собой, а также что в момент отплытия он решил сжечь все корабли, а то и весь город Стокгольм, и что это было одной из главных причин, убедивших горожан Стокгольма так быстро сдать город герцогу, ведь их силы в городе были не меньшими, чем у наступавшего на Стокгольм герцога. В их распоряжении было море и достаточное количество припасов, и они не страдали от такой нужды, с которой не могли бы легко справиться.

Король Швеции – очень красивый государь; он прекрасного роста, великолепно сложен и ловок во всем; помимо своего родного языка, он прекрасно говорит на немецком и на латинском и достаточно хорошо на французском; он сведущ в истории, хороший математик и очень хороший музыкант. Он легко понимает обращенные к нему речи, отвечает быстро и со знанием дела и с великим удовольствием общается с теми, кто мудро говорит о важных вещах. Он часто нарочно противоречит им, чтобы узнать, каков их ум и каковы их мнения, и, как мне известно, он не раз хвалил вольность тех, кто разумно оспаривал его слова. Не было столь малого дела в его королевстве, чтобы он не хотел его знать. В ходе этой войны, когда он желал что-нибудь предпринять на море или на суше, он звал к себе военачальников, обсуждал с ними, к каким средствам прибегнуть, понимал, что для этого необходимо, и обеспечивал это с крайним усердием и тщанием. Отдав каждому приказание, что нужно сделать, он наказывал лишь тех, кто не выполнял свой долг; другими словами, он был бы весьма достойным государем, если бы у него были мудрые, верные и искренние министры или, по меньшей мере, если бы они не так безудержно предавались злодеяниям, в чем винят в первую очередь Йериха Перссона, и я кое-что расскажу о том, как он кончил.

За десять или двенадцать дней до того, как город Стокгольм был взят, король Швеции призвал к себе главных военачальников и горожан, чтобы они снова присягнули ему, и большинство явилось вооруженными в главную залу дворца, где находился король, имея при своей персоне вышеупомянутого Йериха Перссона. Когда он спросил народ, что он сделал такого, чтобы они оставили его, такого, на что они могут пожаловаться, они единодушно ответили, что довольны его величеством, но желают, чтобы предатель Йерих Перссон понес наказание как главный источник всех бедствий и был им немедленно выдан. Король, видя их настойчивость, ответил, чтобы они взяли его во имя Бога. Перссон желал бежать, но каждый громко призвал других гнаться за ним, его схватили неподалеку от главной залы и передали шести солдатам вместе с его матерью, которую считали отравительницей и колдуньей; они заткнули Перссону рот и отвели его к герцогу Финляндскому, который приказал отрезать ему уши. Затем Перссона обвязали веревкой вокруг середины туловища, вздернули на дерево и оставили висеть, как на дыбе, а потом, когда он пришел в себя, его колесовали. Его мать сломала себе шею, упав с лошади по дороге. Некоторые говорят, что если бы она могла сказать хоть одно слово своему сыну, он бы оказался вне опасности.

Отметим также, что в глазах русского посланника этот государственный переворот был всего лишь маскарадом – стороны обменялись выстрелами, но жертв не было. С его точки зрения, единственной целью этого фарса было не выдавать Катерину. Посланник прибыл в Швецию в начале сентября; Иван IV не мог понять, почему переговоры затянулись более чем на год. Когда на шведский трон взошел Юхан III, отношения с Россией ухудшились, и началась война, продлившаяся с 1570 года вплоть до падения Нарвы в 1581 году.

Скажем несколько слов о последующих приключениях детей Густава Васа. Эрик был отравлен в тюрьме в 1577 году. Юхан III быстро утратил популярность. Он попытался реформировать шведскую протестантскую церковь, приблизив ее к католической, но безуспешно. Его незаконная дочь стала женой Понтуса Делагарди. Его сын унаследовал трон в 1592 году. Но его отношения с дворянством сразу же оказались натянутыми: Сигизмунд, как и его мать, Катерина Ягеллонка, был пламенным католиком. Он уже был королем Польши с 1587 года. Его дядя Карл, который упоминается в «Рассуждении», сверг его со шведского трона в 1599 году и правил под именем Карла IX вплоть до своей смерти в 1611 году. Последний брат, Магнус, слабоумный, не сыграл никакой роли в истории Швеции.

 

Б.2. Северная Семилетняя война (война трех корон)

Главная миссия Данзея заключалась в том, чтобы поддерживать добрые отношения со странами Севера и сделать все возможное, чтобы в этом регионе царил мир. Франция желала иметь возможность вести торговлю в Балтийском море, а конфликты между скандинавскими странами могли только усилить Нидерланды (в то время зависевшие от Священной Римской империи) и Англию. Посол не жалел усилий, чтобы закончить Северную Семилетнюю войну, начавшуюся в 1563 году, миром. В конечном итоге сами воюющие стороны обратились к послу за посредничеством. Его усилия вознаградил Штеттинский конгресс, но путь к нему был долог, и многие переговоры окончились ничем, а договора не были ратифицированы.

Напомним, что после того, как в 1494 году Ганза закрыла свою факторию в Новгороде, торговля с Россией осуществлялась через Ливонию (иногда именуемую Лифляндией), в первую очередь через Ревель (нынешний Таллин) в Эстонии, где находились ганзейские купцы. Московиты желали, чтобы эта торговля велась через Нарву, которую они завоевали в 1558 году, и это не нравилось шведам, которые только что получили Ревель в ходе секуляризации Ливонского ордена в 1560 году. Датчане купили остров Эзель, а новый епископ, Магнус, брат Фредерика II, претендовал на другие земли в Ливонии. Поляки, от которых зависела вся южная часть Ливонии, были противниками любой торговли с Московией, опасаясь, что их враг может усилиться. Магнуса не следует путать с двумя другими Магнусами, братом и зятем короля Швеции (зять короля вел двойную игру во время «свержения короля Швеции»).

[Письмо королю от 26 февраля 1567 года]

Король Швеции назначил место и день, когда будут вестись переговоры, он изменил охранную грамоту, как того желал, я весьма искренне добился всего того, что он у меня потребовал, и клянусь Вам доброй верой, сир, что с тех пор, как я занимаюсь этим примирением, я гораздо больше сделал для короля Швеции, чем для короля Дании и союзников. Так что я думаю, что он не захочет жаловаться на меня, а даже если бы и захотел, не думаю, что он сможет найти для этого справедливую и достаточную причину. Король Дании и весь его совет знают, с какой верностью и с какой спешностью я действовал, чтобы положить конец этой злосчастной войне. Что касается граждан Любека, они специально в эти дни послали в город доктора Каликста Шайна, одного из своих синдиков, чтобы поблагодарить меня за мои усилия. Кроме того, я столь осмотрительно вел себя с королем Польши, проявляя к нему уважение, что я уверен, что он останется доволен, когда мне представится случай выказать свои чувства в открытую и произнести общую речь.

Воевали друг с другом не только Швеция и Дания. Польско-литовское государство и Московия тоже находились в состоянии войны. Объединение Польского королевства и Великого княжества Литовского состоялось в Люблине в 1569 году, в результате чего возникла Речь Посполитая Обоих Народов, которая существовала вплоть до третьего раздела Польши в 1795 году. Этот союз был еще более тесным, чем предыдущий, существовавший с 1386 года.

[Письмо королю от 20 сентября 1567 года]

Война между королем Польши и императором России провозглашена вновь. Говорят, что у короля Польши наготове сорок тысяч литвинов, большое число татар и семь тысяч отборной кавалерии, чтобы сопровождать его персону, и в этом году он намерен пойти на войну. Король Польши содержит сорок тысяч татар, которые обязаны служить ему, когда он того пожелает, и он платит им сорок тысяч дукатов в год, как в мирное, так и в военное время, а еще военачальникам по лисьей шкуре, а прочим по овчине, и другого жалованья от его величества они не имеют. Поляки ничем не помогли своему королю в этой войне из-за разногласий, которые у них есть с литвинами. Дело в том, что королевская власть в Польше выборная, а Великое княжество Литовское передается по наследству. Поляки хотят присоединить его к своему государству, и чтобы тамошние господа участвовали в их свободах, как при избрании государя, так и во всех прочих прерогативах, а литвины этого не хотят. Однако каждый управляется согласно законам и обычаям своей страны, вплоть до того, что когда король Польши покидает свое королевство и въезжает в Литву, литвины встречают его величество на границе, и при его дворе нет иных господ, кроме литвинов, кроме нескольких ближайших спутников, занимающихся его туалетом. Так же поступают и поляки, когда он является из Литвы в Польшу.

Вот и все, [и пр.]

Из Копенгагена, 20 сентября 1567 года.

[Письмо королю от 28 марта 1568 года]

Московит этой зимой прошел значительную часть герцогства Литовского и причинил бесчисленные беды, а король Польши не смог ему оказать особого сопротивления. Это все, сир, что я в настоящий момент могу написать Вашему Величеству о здешних делах, будучи весьма удручен, что не могу более точно сообщить о наборе войск, который, как сообщают, происходит в Германии.

Из Любека, 28 марта 1568 года

Это положение чрезвычайно осложнило торговлю с Нарвой, о важности которой для королевства Франция напоминает Данзей.

[Письмо королю от 12 июня 1568 года]

В распоряжении короля Польши более тридцати морских судов, очень хорошо вооруженных, как говорят, не чтобы вредить королю Швеции, но чтобы грабить купцов, которые отправятся в Нарву. По слухам, в последние дни они захватили четыре английских и фламандских корабля и сожгли еще один, который попытался защищаться; так что, по-видимому, никто не сможет добраться до Нарвы, не подвергшись серьезной и очевидной опасности.

[Письмо королю от 18 сентября 1568 года]

Сир, Вы также отдельно написали королю Польши, поскольку в прошлом году некоторые из ваших подданных, возвращаясь из Нарвы на своих нагруженных товарами кораблях, были захвачены его слугами, которые отняли у них корабли и товары и причинили множество серьезных обид. По этой причине Вы просите его, чтобы с ними поступили разумно и справедливо, что это в высшей степени мудро и этого требует ваша дружба, а также просите, чтобы он не позволял впоследствии осуществлять подобный грабеж и насилие, или мешать Вашим подданным вести торговлю с Нарвой. Но вышеназванный король Польши публично отказывается вернуть товары и каким-либо иным путем удовлетворить Ваших подданных и заявляет, что хочет помешать торговле с Нарвой. Все, что он обещает – отправить к Вашему Величеству посла, чтобы тот провозгласил справедливые причины, заставляющие его так поступать. Сир, эта торговля столь важна, что французские купцы, явившиеся сюда этим летом и не осмелившиеся отправиться в Нарву из-за страха перед польскими кораблями, сказали мне, что эта помеха причинила им ущерб в сто тысяч экю. И я нисколько не сомневаюсь, что они могут это продемонстрировать Вашему Величеству, потому что для некоторых, сир, эта торговля весьма удобна и приносит огромную прибыль вашим подданным и успокоение вашему королевству. Ваше Величество также писали по такому же поводу господам Данцига, которые поистине единственные являются причиной этих бед и насилий, потому что они надеются, что если они прервут торговлю с Нарвой, она будет затем осуществляться в их городе или при их посредничестве, и поскольку их в этом обвиняет большинство христианских государей и даже все их соседи, они надеются извинить себя, переложив всю вину на короля Польши. […]

Юхан III, воссев на шведский трон, попросил Данзея продолжить посреднические усилия по заключению мира между Швецией и Данией.

Королю [от 1 декабря 1568 года]

Сир. Я получил письма от герцога Финляндского, в настоящее время избранного королем Швеции. Он просит меня поскорее переслать Вашему Величеству те письма, которые он Вам написал, и чтобы я продолжил оказывать свои добрые услуги, имеющие целью положить конец войне между ним и королем Дании.

[…] Жители Любека могут быть довольны, потому что получили подтверждение своих старинных привилегий в королевстве Швеция, весьма для них выгодных и благоприятных, и свободу торговать с московитом во всех местах, где только захотят.

[Письмо королю от 9 мая 1569 года]

Сир. Ваше Величество неоднократно слышали от многих купцов, ваших подданных, что торговля в Нарве с русскими очень выгодна и благоприятна для них и для всего вашего королевства. В последние два года многие из тех, кто плыл в город Нарву или возвращался оттуда с товарами, были взяты в плен, ограблены и претерпели большие обиды от кораблей польского короля, который хочет помешать этой торговле, по какому поводу Ваше Величество ему уже писали, чтобы урезонить его. Кроме того, Вы мне приказали, чтобы я добивался того, чего это дело заслуживает, и я не преминул выполнить свой долг. Король Польши мне написал много благосклонных писем об уважении к миру и об этой торговле, и даже в настоящее время передал письмо со своими послами. Они уверяли меня, что он отправит послов к Вашему Величеству, как обещал в своих последних письмах, и дали мне надежду, что он примет какие-нибудь приемлемые условия, на которых вашим подданным будет позволено торговать с русскими, если они не пожелают продать им то, что можно использовать в войне с христианами. Я надеюсь получить эти условия в ближайшее время. Когда представится случай, я обращусь и к королю Швеции, который тоже препятствует этой торговле, и сделаю все, что будет для меня возможным, чтобы торговля эта для ваших подданных стала свободной и безопасной.

Вот и все, сир, [и проч.]

Из Копенгагена сего 9 числа мая 1569 года.

Поляки в особенности боялись контрабандных поставок оружия, которые и в самом деле осуществлялись, но главным образом на судах Ганзы. Немцы в большей или меньшей степени закрывали на это глаза. Объективно Священная Римская империя была союзником Московии против Польши и Швеции. Эти страны неоднократно обменивались посольствами (Герберштейн был далеко не первым).

[Письмо королеве от 9 мая 1569 года]

Я главным образом добиваюсь от короля Польши двух вещей: во-первых, чтобы он выполнил свое обещание и отправил к Вашим Величествам посла; во-вторых, чтобы он не препятствовал вашим подданным в торговле с Нарвой. И поскольку он жалуется, что многие помогают русскому, его врагу, и везут ему то, что ему необходимо для ведения войны, я умолял короля, чтобы он объявил, какие товары он может позволить перевозить к русским, и установил суровейшие меры по отношению к нарушителям, чтобы люди добрые и невинные не страдали по вине людей злых. Я заверил его: каким бы ни было его предложение, оно будет приемлемо для Ваших Величеств, и Вы охотно подтвердите и одобрите его, а другие короли и государи, которых сложнее удовлетворить, тем более последуют вашему примеру и будут счастливы поступить так же и согласиться на его требования. Это будет очень выгодно королю, потому что обезопасит его, даже когда он будет сражаться против императора Московии. Как только я получу его ответ, я уведомлю о нем Ваше Величество, как и обо всем, что, как мне ведомо, может служить к вашему удовлетворению. Вот и все, сударыня, [и проч.]

Из Копенгагена, сего 9 числа мая 1569 года.

[Письмо королю от 29 июля 1569 года]

Я считаю, что короли Дании и Швеции договорятся по поводу основных противоречий, какие есть между их королевствами; но если речь идет о Лифляндии, они не могут заключить договор без участия короля Польши. Когда этот договор будет заключен, чем бы он ни обернулся, оба короля легко подчинятся воле короля Польши. Я своевременно отправил ему письмо с его послами, посвященное русской торговле. В нем я просил короля выполнить свое обещание и отправить к Вашему Величеству послов, а также решительным образом приказать своим слугам, чтобы они никак не препятствовали и не чинили обид вашим подданным, направляющимся в Нарву, как они это делали на протяжении двух последних лет. Кроме того, я подробно написал ему и свободно обсудил с его послами средство, которое мне кажется полезным и необходимым, чтобы побороть беды и неудобства, которые начнутся, если его слуги продолжат свои насилия и оскорбления по отношению к подданным других королей и государей, его друзей, ведь они не захотят долго это терпеть. Он мог бы все уладить к своей великой выгоде и удовлетворению каждого, если бы издал несколько приказов, регулирующих эту торговлю, и заявил бы, какие товары, согласно его желанию, не должны продаваться русским, потому что те могут воспользоваться ими во время войны (именно на это, сир, главным образом и жалуется король Польши), и что те, кто нарушит это правило, будут сурово наказаны. Если он так поступит, он добьется страха со стороны злых и любви и почитания со стороны добрых, а также совершит достойное и справедливое дело. Я уверил его, что любое его предложение будет терпимым для Вашего Величества, и приятным, а другие христианские короли и государи последуют вашему примеру и будут тем более готовы и склонны поступить так же. Он ответил мне, что он ваш любящий брат и совершенный друг и что он даст Вам возможность убедиться, насколько сильно он желает утвердить и сохранить дружбу с Вами. Его канцлер написал мне, что сделанные мною предложения были благосклонно приняты его величеством и всем его советом и в ближайшее время будут удовлетворены. Кроме того, он поделился со мной исключительной радостью по поводу того, что накануне, 23 июня, королевство Польша и герцогство Литовское были объединены и стали единым целым, к чему они стремились уже более ста лет, но никак не могли достичь этого.

С того момента, как король Дании начал мирные переговоры с королем Юханом Шведским, они не сражались друг с другом ни на море, ни на суше, хотя король Дании продолжает содержать и оплачивать семь-восемь тысяч иностранной пехоты и более двух тысяч иностранной кавалерии. Правда в том, что он отправил в море свой флот, который состоит из сорока больших кораблей, из которых семь принадлежат Любеку и все весьма хорошо снаряжены; но они в настоящее время ничего не предпринимают против шведов.

Вот и все, сир, [и проч.]

Из Эльсинора сего 29 числа июля 1569 года.

[Письмо королеве от 29 июля 1569 года]

В этом письме король Польши выказывает исключительную любовь к королю, и, учитывая то, что мне вновь пишет его канцлер, я надеюсь, что в ближайшее время он объявит, на каких условиях пожелает позволить подданным короля торговлю с русскими. Я буду очень старательно следить за этим делом, потому что все признают, что эта торговля весьма выгодна и имеет чрезвычайную важность.

Данзей подводит итог ситуации и показывает свой дипломатический талант. Именно к нему обратился король Польши, чтобы его страна тоже могла сесть за стол переговоров. Судьба Ливонии была отложена на потом. Честность и беспристрастность посла ценились столь высоко, что стороны согласились, что он будет единственным арбитром в споре.

[Письмо королю от 26 сентября 1569 года]

Сир. 29 июля я писал Вам, что представители короля Дании и города Любека собирались в путь, чтобы встретиться с представителями короля Швеции на границе двух королевств и обсудить существующие между ними разногласия, хотя польский король просил короля Дании и отдельно написал мне с просьбой, чтобы переговоры велись в Штральзунде или Штеттине, городах герцогства Померанского; я Вам также сообщил, какой ответ король Дании и его советники мне дали на мое предложение.

С тех пор я отправился на место ведения переговоров, где я, прежде всего, попросил все стороны не договариваться ни о чем, что могло бы принести ущерб королю Польши, в чем никто мне не возразил. Я должен был вступиться за польского короля, потому что в начале переговоров я заявил, что Вы – общий друг их всех, и сказал, что Вы не желаете способствовать миру, который не был бы всеобщим, или одобрять его; ведь очевидно, что если лишь несколько сторон заключат мир, а остальные продолжат воевать, эта война будет еще острее, еще более опасной и пагубной для общего дела, нежели вначале, а также что в высшей степени плохо советовать кому-либо нарушить слово, данное другу, или не выполнить договор, заключенный с ним, без крайней необходимости или ради торжества справедливости; и все прочие короли и государи, вступившие с тех пор в переговоры, одобрили это и согласились со мной. Что касается нынешнего договора, я столь хорошо выяснил все то, что касается королевств Дания, Швеция и Норвегия, что надеюсь разрешить их споры, тем более что представители короля Дании и города Любек, чтобы показать, как они чтят Ваше Величество и как ценят ваше посредничество, сами добровольно предложили, что подчинятся моему скромному суждению во всех своих разногласиях, и пообещали, что добьются, чтобы король Дании и город Любек подтвердили это. Я в меньшей степени уверен в представителях короля Швеции, и, конечно, я согласился бы на это предложение, если бы было средство примирить их относительно того, что им принадлежит в Ливонии, но без согласия польского короля это может быть осуществлено лишь с большим ущербом для одного из этих двух королей; а вот польский король может легко удовлетворить их обоих без особого ущерба для себя. Что касается представителей Любека, нет ничего сложного в достижении того, что они предлагают; однако, сир, учитывая просьбу польского короля и то, что мир не может быть заключен в его отсутствие, я не пожелал предпринять то, что можно выполнить лишь с огромным ущербом для одной из сторон и без какой-либо выгоды; но чтобы разрешить споры и трудности, которые обычно возникают между равными и враждебными сторонами, желающими договориться о времени и месте переговоров и устранить все прочие отсрочки и помехи, я от имени Вашего Величества назвал город Росток в герцогстве Мекленбург, который не менее удобен шведам, чем датчанам, и в такой же степени удобен польскому королю, и 14 число ноября сего года, чтобы они явились и обсудили свои спорные вопросы. Представители короля Дании и Любека согласились на это, а представители короля Швеции не могут принять решение без согласия его величества. Я сразу же написал ему, пообещав от имени короля Дании и города Любека необходимую в подобных случаях безопасность для его представителей и их слуг, которые явятся на место переговоров по морю или по суше; чтобы в полной мере удовлетворить его, я попросил его выслать мне такую форму охранной грамоты, какую он пожелает. Я также написал польскому королю, использовав все резоны и аргументы, которые мне показались уместными, чтобы побудить его выполнить свой долг.

В настоящее время причины для продолжения войны таковы: претензии на некоторые части Ливонии, которые выдвигают короли Дании и Швеции, как это сделал и король Польши, за исключением тех мест, где он договорился с королем Дании в силу союза с ним; а король Дании хочет либо твердого мира, либо уж войны, считая, что перемирия ему очень невыгодны, потому что бóльшую часть его армии составляют иностранные солдаты, которых он уже год оплачивает, не воюя со своим врагом. А ведь у него были очевидные и бесспорные средства к ведению войны, как известно каждому, и все его советники и министры упрекают его, что он отказался их использовать из надежды заключить мир, а после того, как в прошлом году в Роскилле шведские послы клятвенно обещали мир, ныне правящий король Швеции Юхан отказался от этих слов и дезавуировал своих представителей. Они утверждают, что ему нельзя больше верить ни в малейшей степени.

Флот короля Дании вернулся несколько дней назад. Он прибыл к городу Ревелю, что принадлежит шведам в Ливонии, 28 июля в темное время суток, примерно в три часа утра, и захватил около пятидесяти торговых кораблей, которые принадлежали отчасти жителям Ревеля, отчасти различным иностранцам, и одержал верх над силами города – король Швеции не имел там военных судов. Другие корабли, стоявшие в порту, были сожжены. Немногим позднее датчане захватили два шведских корабля, имевших на борту денег, меди и других товаров на сумму в 100–120 тысяч франков. Они также захватили четырнадцать польских кораблей, вышедших в море, чтобы воспрепятствовать им отправиться в Нарву торговать с русскими: пользуясь этим поводом, они захватывают не только купеческие корабли, плывущие в Нарву, но и многие другие. Датский адмирал, убедившись, что у пяти польских кораблей достаточные охранные грамоты, немедленно отпустил их, а другие девять присоединил к своему флоту. Король Дании написал польскому королю, заявив, что в этом вопросе и во всех других поступит так, как ему подскажут разум и дружеские чувства между ними.

Сухопутная армия короля Дании насчитывает шесть тысяч пехоты, более двух тысяч немецкой кавалерии и тысячу шестьсот шотландских аркебузиров, не считая сил его собственного королевства. С этой армией он намеревается через две недели осадить замок Варберг, находящийся на границе его королевства. Король Эрик Шведский захватил его три года назад.

Королева Англии с прежним упорством плетет интриги в Германии, где она пытается добиться, чтобы большинство протестантских государей заключило с ней союз, и для этого предлагает им большую сумму денег. В настоящий момент ее посланники находятся у курфюрста Саксонского. Считают бесспорным, что если он согласится на такой союз, королева вскоре соберет в Германии большие силы, но я пока не слышал, чтобы что-либо решилось.

Вот и все, сир, [проч.]

Из Копенгагена сего 26 числа сентября 1569 года.

Иван Грозный нашёл способ обеспечить себе доступ к Балтийскому морю: он решил оказать помощь епископу Эзельскому (Магнусу, брату короля Дании Фредерика II), присвоив ему титул короля Ливонии, короля, который стал бы его вассалом. Он дал ему в жены дочь одного из своих двоюродных братьев, Марию Старицкую.

[Письмо королю от 23 апреля 1570 года]

Король Дании подарил своему брату герцогу Магнусу епископство Ойсельское и несколько областей в Лифляндской земле, где он оставался восемь или десять лет. Недавно он заключил договор с императором Московии и России, к которому недавно ездил, и было их там много. Говорят, что он хочет сделать Магнуса герцогом всех тех земель, которыми тот владеет, и таким образом легче завладеет Лифляндской землей. Он рассчитывает, что таким способом легче удержит страну в повиновении и верности. Но многие сомневаются, что московит будет так действовать, потому что хорошо знают его натуру.

Вот и все, и проч.

Из Копенгагена, 23 апреля 1570 года.

Несмотря на свои тяжелые обязанности, Данзей лез из кожи вон, чтобы удовлетворить желания Екатерины Медичи, которая отчаянно искала лошадей (а затем карлика). Это позволяет нам узнать, что Понтус Делагарди был взят в плен датчанами (в сентябре 1569 года). Он будет освобожден в 1571 году после Штеттинского мирного договора.

Королеве [23 апреля 1570 года]

Сударыня. Я бы быстрее ответил на письма, полученные от Вашего Величества 15 января, если бы не сгорал от желания и надежды достоверно известить Вас о том, что уже нашел для Вас лошадей хакене, о которых Вы просили, потому что я специально послал во все места датского королевства, где надеялся их найти; но в настоящее время столь мало стоящих хакене, что мне пришлось их искать за пределами страны. Если бы у короля Дании или у госпожи королевы его матери, или у кого-нибудь из датских сеньоров и дам была хакене, я бы справился и добыл таких лошадей; но сам король Дании не ездит на хакене, а королева и все придворные дамы ездят в каретах и на повозках, поэтому в Дании никто не отличит хакене от куцей лошадки. Что же до королевства Швеции, я говорил с господином де ла Гарди, французским дворянином, в настоящее время находящимся в плену в Дании, которого шведский король Эрик некогда отправил во Францию за солдатами, о чем (как я думаю) Ваше Величество вспомнит, и который был одним из главных, кто ввел Юхана, короля Шведского, в его нынешнее достоинство, и де ла Гарди дал мне слово, что этих лошадей в Швеции столь мало, что во всем королевстве можно найти не больше трех добрых хакене. Однако я написал многим дворянам, с которыми дружен, и нескольким французам, находящимся в Швеции, и послал деньги, чтобы купить лошадей, если они смогут найти хороших, и я скоро получу ответ. Кроме того, я написал в Норвегию, откуда обычно привозят диких лошадей, рыжих или темно-гнедых с белой гривой, которых Ваше Величество желает больше, чем любых других, хотя, сударыня, в этой стране невысоко ценят животных этой масти, потому что считают, что они не слишком способны к работе. Но я не перестану стремиться угодить Вашему Величеству (если это возможно) и если не получу лошадей ни из одной из этих стран, буду их искать в других местах, и уверен, что вскоре добуду их, и в таком количестве, что Ваше Величество будут довольны. По крайней мере, я так хорошо выполню свой долг, что Вы узнаете, с какой заботой, верностью и проворством я желаю выполнять все Ваши повеления. Единственное, о чем я смиренно умоляю Ваше Величество – дать мне немного времени и соблаговолить простить меня, если я не смогу угодить Вашему Величеству столь быстро, как это Вам угодно.

Я надеюсь, что мир между здешними королями будет заключен не позднее начала июля месяца, и я добивался его с должными честностью, старанием и усердием, и, полагаю, к удовлетворению всех сторон. Я так подробно написал королю все, что знаю о здешних делах, что думаю, что я бы досадил Вашему Величеству, если бы вновь стал об этом рассказывать.

Сударыня, я смиреннейше молю Творца даровать Вам счастливейшую и долгую жизнь в процветании и весьма добром здравии.

Из Копенгагена сего 23 числа апреля 1570 года.

[Письмо королю от 10 июня 1570 года]

Сир, после семи лет неустанных трудов я наконец добился, благодарение Богу, что короли Дании, Швеции, Польши и город Любек договорились уладить свои споры в Штеттине, городе, находящемся в герцогстве Померания, в первый день июля. В минувшие дни король Швеции прислал мне форму охранной грамоты, и я отправил такую охранную грамоту для его представителей от лица короля Дании и города Любек. Я надеюсь, что человек, которого я к нему послал, вернется в течение семи-восьми дней с охранной грамотой для представителей короля Дании и города Любека, и они сразу же отправятся в путь, а мне придется поехать вместе с ними, чтобы находиться в этом же месте, потому что меня об этом постоянно просят все стороны. Послы короля Польши, находящиеся в Швеции, одобрили выбранный день и место и форму охранной грамоты и ждут только решения, как сообщили мне в ответ на мое письмо. Бог в своем милосердии да дарует им добрый и постоянный мир – и всем христианским королям и государям.

Я нисколько не сомневаюсь, сир, что многие государи, узнав про этот день, пошлют своих послов, чтобы поучаствовать в великой чести, которой, в самом деле, все обязаны лишь Вашему Величеству, без которого враждующие стороны и сегодня находились бы в прежнем положении.

Вот и все, сир, и проч.

10 числа июня 1570 года. В Копенгагене.

[Письмо королеве-матери от 10 июня 1570 года]

Переговоры о мире между здешними королями речь, безусловно, начнутся в Штеттине в первый день июля, где всем сторонам представится случай возблагодарить короля и Ваше Величество, потому что вы довели их дела до нынешнего состояния, когда каждый надеется, что мир точно будет заключен, и я в этом тоже не сомневаюсь. Я продолжу свои усилия, которые не оставлял вплоть до настоящего времени, потому что каждый меня к тому настойчиво призывает.

Сударыня, поскольку я единственный работал над их примирением и был вынужден отдельно отвечать каждому, я не смог обойтись без расходов, и я посылаю перечень тех расходов, которые касаются одних лишь путешествий и которые столь справедливы и разумны, что никто не сможет обвинить меня в противном; и поскольку у меня не слишком много средств, я смиреннейше умоляю Ваше Величество соблаговолить отдать приказ о возмещении моих трат.

Сударыня, я нашел несколько лошадей хакене в Дании и соседних немецких землях. Я послал двух людей в Норвегию с письмами к главным губернаторам короля Дании, чтобы купить рыжих лошадей с белой гривой; но я даю Вам слово чести, сударыня, что из-за больших разорений, которые в тех краях прошлой зимой причинили шведы, там было невозможно найти таких лошадей, как и в королевстве Швеция.

И поскольку я знал об этих трудностях, я, хотя и продолжал свои попытки, специально послал в Польшу и Литву, где, как говорят, можно найти самых красивых и лучших в мире лошадей; я дал своему человеку рекомендации к канцлеру польского короля и многочисленным сеньорам, которых знаю в этой стране; и мне дали добрый ответ, уверяя, что я найду хакене в Штеттине или на пути туда; однако я берегу тех лошадей, что у меня уже есть. Надеюсь послать их Вашему Величеству всех вместе в конце текущего месяца июня и до крайности опечален, сударыня, что не могу угодить Вашему Величеству скорее, но я не могу этого сделать. Однако я буду смиреннейше умолять Ваше Величество, чтобы Вы соблаговолили меня простить.

 

B.3. Штеттинский конгресс

Приведенные здесь письма позволяют проследить ход переговоров вплоть до ратификации мирного договора, но Данзей не строит иллюзий: торговля с Нарвой останется затрудненной.

Королю [13 августа 1570 года]

Сир. Я Вам уже писал, что после долгих лет упорных трудов я добился того, что короли Польши, Дании, Швеции и город Любек договорились урегулировать свои споры в Штеттине, городе, находящемся в герцогстве Померания, в первый день июля, и получил для всех сторон охранные грамоты, необходимые для обеспечения безопасности их представителей.

[…] Я явился сюда одним из первых, как организатор этих переговоров, чтобы продолжать делать то, в чем заключается мой долг, поскольку меня об этом настойчиво и ежедневно просят все стороны.

[…]

Я вижу, что все стороны так сильно желают мира, что он будет точно заключен, если ему не помешает какое-нибудь нежданное обстоятельство. Король Швеции в настоящее время господствует на море, где у него более шестидесяти очень хорошо снаряженных кораблей, не считая короля Польши, который держит наготове свой флот, используя в качестве предлога стремление помешать торговле с русскими в Нарве. Я предвижу, сир, что улаживание этого спора будет одним из самых трудных, и все из-за алчности нескольких частных лиц, которые наживаются за счет подобного грабежа. Флот короля Дании и господ Любека удалился, и мне кажется, что в этом году они не будут сражаться против флота короля Швеции.

[Письмо королеве от 13 августа 1570 года]

На протяжении последних двух лет не было ни одного государя, который бы столько сделал для примирения здешних королей, как король и Ваше Величество. И эти переговоры проходят лишь благодаря Вам. По этой причине все стороны так восхваляют стараниях Ваших Величеств и добрые услуги, сделанные Вами для продвижения всего необходимого для согласия сторон, и так охотно и пылко признают все это, что я уверен, Ваши Величества получат ту честь, которая по справедливости должна быть Вам оказана и поистине Вам принадлежит.

Герцог Магнус сражался со шведами в Ливонии и, не получив достаточной поддержки со стороны Дании и Польши, обратился к Московии, что пришлось не по вкусу его брату, королю Дании Фредерику II. Согласившись взять Эзель, Магнус отказался от своих прав на герцогство Гольштейн (пограничный район между Данией и Германией, удельное владение брата короля). Если бы он потерял Ливонию, он остался бы ни с чем. Город Ревель (немецкое название Таллина) принадлежал шведам с 1561 года.

[Письмо королеве от 19 сентября 1570 года]

Единственное новое военное предприятие, о котором здесь говорят – император России осадил город Ревель в Ливонии с войском более сорока тысяч человек, а четыре или пять месяцев назад этот император заключил перемирие с польским королем на три года. Вышеназванный город принадлежит королю Швеции, и в этом причина того, чему многие удивляются, а именно того, что король Польши заключил перемирие с русскими, не упомянув в нем короля Швеции. Ходят слухи, что герцог Магнус, брат короля Дании, который шесть или семь месяцев назад посетил императора России, командует этой армией под именем короля Ливонии. В ближайшее время я сообщу Вашему Величеству в точности, как обстоит это дело и все остальные дела.

Вот и все, сударыня, и проч.

Из Штеттина 19 числа сент. 1570 г.

Королю [18 октября 1570 года]

Сир. Я писал Вам 19 числа прошлого месяца, что мы начали переговоры о мире между королями Дании, Польши и Швеции и городом Любеком 6 числа того месяца; а также о причинах, почему эти переговоры столь долго откладывались, и о том, что произошло прежде. С тех пор мы продолжили усердно выполнять наш долг, и то, как продвигаются дела, позволяет нам безусловно надеяться на весьма счастливое их окончание. Правда, сир, письмо герцога Магнуса, брата короля Дании, показанное нам представителями короля Швеции, несколько продлило споры между их величествами о части вышеупомянутой Лифляндии. В этом письме герцог призывает город Ревель, который он вскоре после написания письма осадил, сдаться ему, называет себя королем Лифляндии и признает императора Московии своим сюзереном. Кроме того, представители Швеции представили нам другие письма датского короля, при помощи которых они хотят всех убедить, что его величество помогает и всячески благоприятствует московитским пиратам в Немецком море, которое здесь называют Восточным. Представители императора были оскорблены действиями герцога, заметив, что они затрагивают честь его величества и общественный порядок. Но, несмотря на все это, мирные переговоры не останавливаются. Эти письма были показаны представителям короля Дании, которые ответили, что его величество никогда не одобрял советов герцога и никогда не соглашался на это мероприятие, и привели много очевидных причин, показывающих невиновность короля Дании. Что касается других возражений, поскольку они не были в достаточной степени проверены, представители короля Дании отвергают их, заявляя, что они исходят от их врагов. Я Вам посылаю, сир, копию письма герцога городу Ревелю. Здесь нет известий ни о каких новых военных мероприятиях; я нисколько не сомневаюсь, что будет заключен мир, но боюсь, что частная выгода нескольких персон задержит окончание переговоров еще на несколько недель.

Вот и все, и проч.

18 числа октяб. 1570 г.

Королеве [18 октября 1570 года]

Сударыня. Король Дании, желая вступить в войну с королем Швеции, передал своему брату герцогу Магнусу то, что ему принадлежало в Лифляндской стране, чтобы компенсировать ему то, что принадлежало герцогу в герцогстве Гольштейн. С тех пор король Швеции занял бóльшую часть того, что принадлежало герцогу в Лифляндии, и герцог, не получив обещанной помощи ни от короля Дании, ни от короля Польши, в конечном счете договорился с императором Московии, который не только пообещал вернуть ему те земли, что удерживал король Швеции, но и провозгласил его королем Лифляндии и дал ему очень большую армию для покорения страны. Это несколько задержало примирение между королями Дании и Швеции относительно Лифляндии. Но это не помешает заключению мира в ближайшее время, и он был бы заключен еще быстрее без других небольших помех.

Затем следует письмо, излагающее ход Штеттинского конгресса. Мир будет вскоре подписан, а договор ратифицирован, но Данзей, тем не менее, не думает, что это облегчит торговлю с Нарвой.

[Письмо королеве-матери от 18 декабря 1570 года]

Сударыня, Вашему Величеству хорошо известно, сколь важна для подданных короля нарвская или русская торговля. Короли Польши и Швеции хотят ей полностью воспрепятствовать, и в первую очередь король Польши. Однако мне показалось, что я смогу Вам угодить и выполню свой долг, предупредив Ваших Величеств, чтобы Вы написали королю Польши и обеспечили безопасность этой торговли для ваших подданных.

[Письмо «Монсеньору» от 18 декабря 1570 года]

Вот уже довольно много времени, как император России, с которым объединился герцог Магнус, брат короля Дании, провозгласил его королем Лифляндии. Он с августа осаждает город Ревель (один из главных городов страны); я не могу знать, может ли город ему сопротивляться долго, учитывая, что в настоящий момент у короля Швеции мало средств, а император и король Польши в ближайшее время помощь не окажут. Это важнейший город – очень укрепленный, хорошо вооруженный и обладающий очень удобным портом, так что если московит завладеет этим городом, он сможет делать в Немецком море все, что ему заблагорассудится.

Что до моей службы королю, я сделал все, что мог, чтобы убедить подданных его величества торговать в России, что они начали делать всего лишь шесть или семь лет назад. Эта торговля приносит им весьма большие выгоды, а королевству Франция множество товаров и преимуществ, и нет путешествия, которое приносило бы столько прибыли, сколько это. Короли Польши и Швеции желают помешать этой торговле, потому что московит их враг, и даже король Польши, который по этой причине причинил множество серьезных обид и насилия подданным короля, направлявшимся в Нарву или из Нарвы, где они торговали с московитами. По этой причине король уже писал королю Польши, но слуги польского короля не прекратили свои грабежи, и я написал королю, чтобы тот снова написал королю Польши (как, я уверен, его очень скоро будут просить и умолять его подданные), чтобы море оставалось свободным для подданных короля и они могли продолжать безопасно вести эту торговлю. Я говорил об этом с представителями королей Польши и Швеции и думаю, что король Польши удовлетворит справедливое требование короля; я же буду делать то, что мне прикажет его величество.

[Письмо королю от 2 апреля 1571 года]

Я не знаю, сир, что обещать Вам касательно торговли с Нарвой. Представители королей Дании и Швеции, встретившись, как я уже говорил, на границе, предложили, дабы сделать здешнее море, которое называют Восточным, свободным и безопасным от пиратов, чтобы каждый из двух королей держал на этом море шесть военных кораблей столь долго, сколько это будет необходимо, но это еще не решено, даже со стороны шведов, о чем меня скоро известят, как и о том, когда король Швеции отправит посольство к Вашему Величеству, как он уже давно намеревался сделать.

Герцог Магнус и русские все еще продолжают держать город Ревель в осаде, там до сих пор не было битвы или другого запоминающегося военного события; по слухам, он вырыл рвы и построил небольшие крепости, чтобы помешать жителям города сделать вылазку или получить помощь по суше, а еще рассказывают, что он намеревается продолжать осаду, хотя не может помешать тому, чтобы городу оказывали помощь по морю. Сговорившись с несколькими бюргерами этого города, герцог надеялся проникнуть в него, но заговор был открыт, и бюргеры понесли наказание.

Споры между королями Дании и Польши еще не разрешены, и я боюсь, что их будет нелегко преодолеть; как бы они ни увеличились, потому что оба короля так друг друга презирают, что, кажется, скорее готовы поссориться, чем остаться друзьями.

Мирный договор был наконец ратифицирован, и до самого последнего момента Данзею пришлось оказывать влияние на ход дел.

Королеве-матери [от 2 апреля 1571 года]

Сударыня. Мир между королями Дании и Швеции и городом Любеком был заключен в Штеттине, а в последние дни ратифицирован на границе двух королевств. Я нисколько не сомневаюсь, что обе стороны проявят такую благодарность королю и Вашему Величеству, какой заслуживают долгие и постоянные усилия, которые вы предприняли, чтобы сделать их друзьями и водворить спокойствие.

Есть вероятность, что торговля с Нарвой будет по заключении мира более безопасной и свободной, чем во время этой войны, хотя многочисленные интриги имеют целью ей воспрепятствовать. Я надеюсь в ближайшее время иметь о них более точные сведения.

Поскольку Ваше Величество упоминает о спорах и пререканиях, которые были в Штеттине между представителями императора и королей Дании, Швеции и Польши, мне показалось, что я смогу Вам угодить, если правдиво расскажу о них в целом. В конце прошлого мая император послал господина де Минквица в Швецию, и представители его величества в Штеттине вели себя так, что шведские делегаты пообещали передать императору город Ревель и все другие пункты, которые находятся в их власти в Лифляндии, в обмен на некоторую компенсацию за те расходы, которые понесли шведские короли Эрик и Юхан, защищая эту страну от русских. С другой стороны польский король вел переговоры со своим зятем королем Швеции о том же и имел большие надежды. Поэтому его посланники сильно удивились, когда представители короля Швеции открыто заявили в присутствии всех участников переговоров, что они не передадут никаких прав на Лифляндию кому-либо, кроме императора и империи. То же самое заявили и посланники императора. Поляки выразили протест против тех и других и потребовали зафиксировать это в письменном виде. Я возразил, что мы собрались не для того, чтобы узнать, какие права имеют император, империя или польский король на Лифляндию, и что король и Ваше Величество не с этой целью столь долго и столь тщательно готовили эти мирные переговоры, но лишь с целью примирить спорящие друг с другом стороны, а именно королей Дании, Польши, Швеции и город Любек, и представители императора или польского короля не могут помешать этому, не нарушив своего долга посредников; и даже если короли Дании и Швеции вернут друг другу то, что отняли друг у друга в Лифляндии за время этой войны, как они того друг от друга требуют, права, на которые в общем претендуют император, империя и король Польши, от этого нисколько не уменьшатся; и, выдвинув протест, можно будет сохранить такое право за собой в целости. В конечном счете, это возражение было принято и получило одобрение всех участников переговоров; иначе не было бы никакой надежды на достижение мира. Претензии на Лифляндию, которые выдвигает польский король, основываются на том, что к нему, как он сказал, обращались императоры Германии с просьбой защитить Лифляндию от русских и распоряжаться ею, пока ему не будут возмещены расходы, которые он там понес, и это подтвердили многочисленные папы римские. Теперь, сударыня, когда мир заключен, у меня нет особых оснований участвовать в подобных распрях, но если короли Дании и Польши обратятся ко мне, чтобы я примирил их в других спорных вопросах, как они уже много раз делали в прошлом, я буду действовать с той честностью, с какой должен.

Монсеньору [2 апреля 1571 года]

Монсеньор. Мир между королями Дании и Швеции и городом Любеком надежно заключен и провозглашен. Спорные вопросы, оставшиеся между королями Дании и Польши, не слишком важны и их легко решить. Но я боюсь, что они оба желают не помириться, а раздуть свою ссору. Не стоит сомневаться, что морские города пошлют посольства к королю в начале июля, что через короткое время подтвердится ответом от господ Любека на письма, которые его величество им отправил. Считается бесспорным, что император Московии продолжит осаду города Ревеля, которую ведет он сам или же герцог Магнус от его имени.

О трудностях посредника в Скандинавии

Следующие отрывки представляют собой извлечение из «Истории Дании» (третий том), написанной г-ном Малле, профессором литературы, членом Лионской и Упсальской академий. Труд был опубликован в Копенгагене, в издательстве К. Филиберта в 1778 году. Итак, на дворе 1565 год, разгар Северной семилетней войны.

Соседние государства начинали желать конца этой войны почти в такой же степени, как сама Скандинавия, которой война причинила столько бед. Мореплавание на Балтийском море полностью прекратилось. Морские и торговые города пришли в упадок. Герцоги Померании, заинтересованные в своей судьбе, вновь просили начать переговоры о мире. Польша присоединила к их голосам свой, а Франция, предложившая обоим королям включить их в недавно заключенный договор в Труа, тоже пригласила их к столу переговоров и отправила к ним с этой целью Шарля Дансе, который уже не раз выполнял поручения на Севере и приобрел там большой авторитет. Он сначала прибыл в Копенгаген, где выдвинул различные предложения по урегулированию. Оттуда он отправился ко двору Эрика с той же целью; но все его труды не могли сблизить двух государей, еще хранивших большие надежды и еще более горячо, чем прежде, завидовавших друг другу и ненавидевших друг друга. Фредерик желал, чтобы его враг согласился заключить с ним перемирие на один-два года, чтобы можно было спокойно обсудить условия постоянного мира и чтобы, в качестве предварительного условия, он вернул ему все захваченные территории, крепости, корабли, оружие и припасы. Эрик, еще более опьяненный своими слабыми успехами, предлагал перемирие на тридцать лет, при условии, что король Дании ему навсегда уступит провинции Халланд, Емтланд, Херьедален и Бохуслен; что он передаст ему все свои права на Сканию, Норвегию и Готланд, откажется от притязаний, которые у него возникли на часть Ливонии, и от использования шведского герба в своем гербе, что он вернет ему крепость Эльфсборг с землей и т. д. и т. п. Король Дании был глубоко оскорблен самой мыслью о том, что ему можно делать подобные предложения. Он поблагодарил Дансе и его господина за их добрые услуги и, чтобы показать Эрику, что он думает о его предложениях, приказал снова напасть на Вестергётланд, отмстив за недавние жестокости шведов в Дании такими же бесчеловечными методами: обычный и удручающий результат этой варварской манеры воевать! Первая жестокость влечет за собой вторую, а вторая все последующие. Каждая сторона, слишком ослепленная своей местью, чтобы оценить себя по заслугам или услышать голос человечности, убеждает себя, что враг уже своим примером разрешил ей никого не щадить. Горе тому государю, который первым покажет столь гибельный пример или не помешает другим его показать! На него ложится огромный долг перед родом человеческим, и с него будет спрошено за то несчетное излишнее зло, которые он добавил к тяжести обычного зла, под которой изнемогают люди даже во время самой умеренной войны.

Вскоре после этого датского нападения на Вестергётланд шведская армия в свою очередь обрушилась на Халланд и атаковала Варберг, одну из лучших крепостей провинции. Их артиллерия превратила в пыль часть крепости, а оставшаяся часть ее была взята приступом, несмотря на отчаянное сопротивление жителей. Рассерженные солдаты варварски отмстили. Они истребили всех этих несчастных, не пощадив ни женщин, ни детей, ни священников, искавших спасения у подножия алтарей. С трудом удалось спасти от их ярости несколько военных, в большинстве своем шотландцев или французов; среди сих последних Понтуса де ла Гарди, дворянина из Лангедока, который впоследствии поступил на шведскую службу и основал семью, давшую много великих людей и сохраняющую одно из первых мест в Швеции и поныне.

Затем шведы потерпели поражение. На дворе по-прежнему 1565 год.

Эрик настолько рассвирепел, что приказал арестовать многих офицеров и солдат немецкой кавалерии, которой он приписывал все неудачи этого дня, и потребовал от них всех новой клятвы верности, а затем часть из них приказал на месте обезглавить. Один из его офицеров, по имени Аббефельдт, получивший от отряда поручение оправдать их поведение в течение дня, заплатил головой за свое рвение. Большинство этих иностранцев, возмущенных и напуганных такой жестокостью, ушли со службы и покинули Швецию. Фредерик, со своей стороны, хорошо почувствовавший (возможно, слишком хорошо), насколько этот успех улучшил репутацию его войск, стал куда более несговорчивым по поводу условий мира. Французский посол Дансе по-прежнему страстно добивался мира, не получая должной поддержки со стороны тех, кто должен был бы в наибольшей степени этого мира желать. Если верить шведским историкам, король Дании передал с Дансе мирные предложения, которые совершенно не соответствовали его преимуществу. Он требовал все спорные территории без исключения, а также уступку Ливонии его брату, возмещение всех военных расходов, обещание, что Швеция не заключит никакого союза с иностранным государством без позволения Дании, и т. д. Король и Генеральные Штаты Швеции отвергли эти предложения с презрением.

Тем временем Фредерик воспользовался своим влиянием при дворе императора Максимилиана II. Он призывал его запретить городам Ганзы, данникам империи, предоставлять шведам какую-либо помощь и поддержку, оружием или едой, и вести с ними какую-либо торговлю. Если бы этот указ соблюдался, он бы принес пользу Дании. Но этого не произошло, да и не могло произойти. Шведы продолжали разными способами обеспечивать себя всем, что было необходимо для энергичного продолжения войны, а в начале следующего года к ним из иностранных государств и из Германии прибыли даже военные корабли, матросы, оружие и лошади. Из одной лишь Франции они получили подкрепление в три тысячи всадников и столько же пехотинцев, завербованных в королевстве Понтусом де ла Гарди.

«Свержение короля Швеции» (отстранение от власти Эрика XIV в 1568 году) на сей раз описано не дипломатом, а историком.

Он уже давно потерял уважение и любовь своего народа, столь желавшего почитать в нем сына Густава, хотя он мало чем был похож на отца. Его непоследовательное поведение, буря его страстей уже заранее свидетельствовали о том, что голова его не в порядке. Его ухаживания за Елизаветой Английской, за Марией Шотландской, за княгиней Гессенской, за лотарингкой, проходившие в высшей степени неблагоразумно и заканчивавшиеся отказами, выставили его на посмешище в глазах иностранцев и вызвали презрение его собственных подданных. Он сам выставил себя на посмешище, сделав после всех этих отказов свой выбор. Этот государь, сватавшийся к лучшим невестам Европы, в конечном счете женился на стокгольмской торговке фруктами, чья красота поразила его, когда он как-то проходил по рынку. Его зависть, недоверие, гнев, его свирепый и жестокий нрав росли со дня на день. Из-за пустых подозрений он приказал схватить своего брата, Юхана, герцога Финляндского, которого народ любил больше, нежели его, и в течение четырех лет удерживал его в суровом заточении вместе с женой, сестрой Сигизмунда, короля Польши. Затем его недоверие вызвала семья Стуре, тоже известная в Швеции своими заслугами и своей древностью. Все, кто носил это имя, их родственники, их друзья стали жертвой страшной жестокости. Один из них, граф Николай Стуре, был заколот самим государем. Когда Берреус, его бывший наставник и его министр, пожелал умерить этот приступ ярости, король приказал убить его у себя на глазах. Другие Стуре были умерщвлены без суда вместе с множеством родственников. После этого к беспокойному духу добавилась беспокойная совесть, и государь в одиночестве бежал в лес, где переодетым блуждал много дней, пребывая в ярости. Наконец его нашли в состоянии, тоже внушавшем ужас и жалость. Он был весь в слезах и терзался стыдом и отчаянием. Немного придя в себя, он пытался успокоить свою совесть публичными проявлениями раскаяния. Он попросил прощения у всех, кого оскорбил, позволил отдать под суд Йорана Перссона, ненавидимого шведами, который и давал ему жестокие советы. Он вручил бразды правления сенаторам, примирился с герцогом Юханом и возвратил ему свободу.

Но это возвращение к разуму, хотя и было вполне реальным, продлилось недолго. Вскоре его недоверие возобладало. Он вернул к себе своего фаворита и отдался на волю его кровавых советов. Он уничтожил все, что успел сделать ради примирения с Небом, со своим народом и с братьями. Все его решения испарились как сон. Отныне он правил лишь при помощи силы и страха казни. Он составил новые заговоры против своих братьев, которые, поняв, что пока он остается у власти, для них безопасности не будет, объединились друг с другом и со всеми недовольными, чтобы свергнуть его с престола.

Эти две стороны не были равными по силе. Сердце, желания шведов, настроения самых знатных, интересы народа, желание справедливой мести, обоснованный страх правительства перед свирепым государем, которым руководит подлец, – все способствовало замыслам двух принцев. Как только общество узнало о них, в их лагерь собралось множество самых влиятельных сеньоров. Почти все замки и крепости, к которым они подходили, открывали им свои двери. Эрик не мог долго сопротивляться. Войско, еще остававшееся ему верным, потерпело ряд неудач, и упадок духа сделал дезертирство всеобщим. Вскоре в его руках остался только Стокгольм, в котором он был осажден. Пришлось договариваться с победителям. Прежде всего, ему предписали выдать своего фаворита, и, поскольку желание уцелеть было сильнее этой привязанности, Йоран Перссон был выдан двум принцам, которые казнили его, подвергнув жесточайшим мучениям; после этого Стокгольм открыл им ворота, и несчастный монарх, покинутый всеми, тщетно искал укрытия в большой церкви. За ним последовал герцог Карл, самый младший из его братьев, главные сеньоры их партии и множество дворян, офицеров и других зрителей из всех сословий. Эрик выслушал горчайшие упреки, был вынужден отречься от короны и доведен до того, что ему пришлось смиренно умолять о единственной и последней милости – приличной тюрьме.

Генеральные Штаты королевства, находившиеся в сборе, радостно утвердили все, что только что произошло, торжественно свергли Эрика и провозгласили королем под именем Юхана III старшего из его братьев. Будучи королем, он вошел в Стокгольм и, не встретив ни сопротивления, ни задержек, взял бразды правления.

Наконец, Штеттинский конгресс.

Вот и все сколько-нибудь важные события этой кампании. Как мы видим, лишь Фредерик что-то выиграл, взяв Варберг и захватив торговый флот. Шведский король начал терять дух. Его шурин король Польши, в котором он рассчитывал найти надежную опору, отделывался лишь пустыми обещаниями. Он мог бояться всяческих угроз Ливонии со стороны царя Ивана. Неуспех его предприятий, истощение его королевства и угроза голода заставили его раскаяться, что он отказался от предложений мира, которые ему делали посланцы императора, короля Франции и многих государей Германии.

К счастью, эти державы продолжали предлагать свое посредничество, от которого он столь часто отказывался. Следующей зимой их добрые услуги были наконец приняты: Дансе, французский посол, все еще остававшийся на севере, сыграл главную роль в этом спасительном деле; внесли свой вклад и послы императора, а также курфюрста саксонского; и по всеобщему согласию в начале июля в Штеттине открылся мирный конгресс. Фредерик послал туда четырех сенаторов в качестве полномочных послов: Пьера Бильде, Анри Ранцова, губернатора Гофштейна, Георгия Розенкранца и Николая Кааса, а также доктора права по имени Хинк. Шведское посольство возглавлял Николай Юлленшерна, канцлер Швеции. Любек тоже отправил двух послов. От держав-посредниц в Штеттин приехали Йоганн-Фридрих, герцог Померании, и граф фон Шлик, представители императора, Шарль Дансе от короля Франции, граф фон Эберштейн и Вольмар фон Берлипс от курфюрста Саксонского. Король Польши тоже желал быть представленным на этом конгрессе, который не был ему безразличен, поскольку должен был повлиять на судьбу Ливонии, которую он оспаривал у русских и у шведов. Он постарался помешать примирению, которое давало шведам слишком большие возможности к укреплению их державы. Чтобы не дать датчанам заключить мир, он опирался на союз, который они заключили с ним и с русскими. Поскольку история нам совершенно не говорит, каковы были условия мира, сложно сказать сегодня, лишалась ли Дания свободы заключить сепаратный мир со Швецией.

 

Б.4. Новая идея: Северный путь

Отрывок из первого письма, в котором Данзей указывает на существование Северного пути. Вот это письмо целиком.

Королю [от 15 июля 1571 года]

Сир. Я получил письма Вашего Величества, предназначенные королям Швеции и Польши, городу Любеку и другим приморским городам, в начале июня месяца и немедленно переслал их адресатам. Мой посланец к королю Швеции написал мне, что его величество был столь болен, что он еще не смог получить от него ответа. Он надеется получить ответ в Упсале, где должны собраться Генеральные Штаты Швеции. Кроме того, он сообщил, что господин де ла Гарди, французский дворянин, будет посланником к Вашему Величеству и отправится к Вам вскоре после заседания Генеральных Штатов, и сам де ла Гарди прислал мне письмо в подтверждение этому.

Я посылаю Вам, сир, ответ, который я получил от короля Польши и от города Любека. И поскольку Ваше Величество желает сохранить торговлю с Россией из-за огромных выгод, которые она действительно приносит вашим королевствам, странам и подданным, как в целом, так и в частности, я скажу Вам, каким мне видится нынешнее положение. Если Ваше Величество будет знать трудности этой торговли и препятствия, которые нам чинят, Вы сможете лучше обо всем позаботиться.

Утроба или залив здешнего моря, которое называют Восточным, полностью находится между королевствами Данией и Швецией, странами Лифляндией и Пруссией и частью Германии, хотя две вышеупомянутые страны тоже являются частью империи. Император и Генеральные Штаты империи всегда позволяли торговлю с Россией, при условии, что будут соблюдаться законы и ордонансы, а они поистине должны соблюдаться, потому что являются в высшей степени справедливыми. Но, сир, хотя таковы ордонансы империи, к ним редко обращаются.

Король Дании хочет сохранить полную свободу торговли с Нарвой, потому что получает от нее огромную прибыль: недавно он обложил все корабли, плывущие в Нарву, весьма значительным налогом.

В руках короля Швеции в настоящий момент находится часть Лифляндии, а также город Ревель, являющийся главной причиной войны между ним и императором России, и нельзя сомневаться, что он, желая облегчить себе войну, был бы очень рад, чтобы вся торговля с Россией прекратилась. Но по соглашению, которое недавно было заключено в Штеттине с королем Дании и городом Любеком, он признал их право свободно торговать и вести дела с русскими, куда бы они ни привозили свои товары. Есть слухи, что он хочет помешать подданным других королей и государей вести эту торговлю, но я еще не слышал, чтобы он задержал кого-нибудь из тех, кто в этом году отправился в Нарву, или в чем-либо им помешал.

Что до короля Польши, я не хочу противоречить его письмам, но хорошо знаю, что в Штеттине было принято решение, что торговля с Россией будет свободной для всех, пока император и Генеральные Штаты империи не решат иначе, и я поражен, что столь великий государь беспрерывно жалуется на невыгоду и ущерб, который причиняет всему христианскому миру (как он говорит) и в первую очередь ему самому эта торговля. Он заявляет, что не получает никаких выгод от этой торговли, а на самом деле вручает разрешения на нее частным лицам, которые пользуются ею лишь с целью получения выгоды. К тому же, как говорят, за разрешение на торговлю приходится платить весьма дорого, а за одним неправильно полученным разрешением следует другое. По примеру короля Польши в прошлом году герцог Магнус дал нескольким людям право и разрешение нападать на подданных короля Польши, и они под этим предлогом стали грабить все корабли, какие только могли захватить, и спокойно продавали награбленное, и многие жалуются на датчан. Вот, сир, вся опасность, которая в этом содержится, но следует надеяться, что советы и протесты императора убедят короля Дании воздержаться от новых пошлин с подданных империи и других христианских королей, и что он позаботится о делах общественных (как пишет король Польши) добрыми и полезными способами, и я не знаю, что из этого получится. Но если император и король Дании будут дозволять эту торговлю, а король и Генеральные Штаты королевства Польского ничего не предпримут, чтобы ей помешать, не стоит сильно бояться усилий частных лиц. Что же до короля Швеции, после разговора с главными его советниками (которым я старательно сообщил все, что мог знать, и все, чем мог быть полезен) я столь уверен в его доброй воле по отношению к Вашему Величеству, что не сомневаюсь: Ваше Величество в ближайшее время будете полностью удовлетворены во всех своих надеждах.

Поскольку в настоящее время торговля с Россией проходит в двух местах, а именно на востоке и на севере, мне кажется, сир, что для лучшего обеспечения ее вашим подданным нужны две вещи. Во-первых, чтобы Ваше Величество соблаговолили направить посольство к императору России, чтобы приобрести как на востоке, так и на севере такие же привилегии, что и у англичан, или чтобы испросить других, более обширных, таких, какие Вашему Величеству показались бы необходимыми, – Вы без труда можете добиться этого. Нормандцы завидуют тому, что бретонцы и их соседи там торгуют; и все они не могут выносить ни парижан, ни жителей других французских городов. Мне довелось иметь с ними великие трудности из-за подобных разногласий. Когда им предлагают мудрые средства, коими немцы, англичане, нидерландцы и другие нации пользуются в чужеземных странах для безопасности и удобства своей торговли, они их очень хвалят и признают весьма полезными и необходимыми, но заставить их действовать подобным же образом нет надежды, сир, разве что если Вы отдадите приказ и используете свою власть. Вашему Величеству будет легко достигнуть этого, если Вы запретите, чтобы кто-либо торговал с русскими без Вашего позволения или позволения особого человека, которого Вы для этого назначите. Предусмотреть все необходимое для безопасности торговли очень легко. Главное, чтобы несколько состоятельных людей были избраны общим согласием купцов, и чтобы они постоянно жили в тех местах и заботились об общей пользе по обычаю других стран, а также правдиво сообщали Вашему Величеству обо всех происшествиях, которые там произойдут и которые могут помешать или повредить торговле, как общей, так и частной. Это позволит Вашему Величеству с большей уверенностью отдавать приказы. В противном же случае, я предвижу, что Ваши подданные будут в скором времени лишены этой торговли, которая выгодна и необходима всем, к негодованию всех соседних властителей. Я был одним из первых, кто заявил об этой торговле, для блага всех Ваших подданных, сир, как я и был должен, и никто не скажет, что я хоть раз получил с этого хотя бы один денье, ни публично, ни каким-либо частным образом. Важность этой торговли и мой служебный долг предоставили мне случай вам об этом написать подобным образом, сир, в надежде, что Вас не оскорбит столь длинное послание.

Господа из Любека меня очень сердечно просили извиниться перед Вашим Величеством за то, что союзные им приморские города (которые они возглавляют) не отправили посольства к Вашему Величеству, и за то, что они не сразу ответили на Ваше письмо. Причиной этому было то, что два первых бургомистра их города умерли в течение менее чем двенадцати часов, а жизнь третьего находится в опасности, и четвертый, оставшись, таким образом, в одиночестве, не мог отдать нужного приказа. Но они обещают заняться этим и выказывают такую любовь и искренность, какой Ваше Величество и может от них ждать, и я в них нисколько не сомневаюсь. Они сделали бы это уже давно, если бы многочисленные нежданные неприятности им не помешали. Я не премину их усердно склонять к этому.

Сир, я получил письмо, которое Вашему Величеству было угодно мне послать 24 апреля в пользу парижского купца Жана Моро, а также последние письма от 4 июня. Человек, отправленный этим купцом в здешние края, имел при себе письма от короля Дании к герцогу Магнусу и к императору России, как он и просил, чтобы легче получить назад свои товары. Теперь о здешних делах. По мирному договору шведский король вернул датскому все суда, захваченные у него на протяжении войны, и король Дании доволен этим, и, по всей видимости, в остальном их противоречия тоже не окажутся сильными. Поскольку разногласия датского и польского королей не удалось урегулировать в Штеттине, было решено, что их уладят представители двух величеств в Штральзунде, городе, находящемся в герцогстве Померания, 24 числа июня месяца. 27 апреля король Польши отправил к королю Дании дворянина, чтобы узнать, когда тот отправит своих представителей, чтобы его представители могли с ними встретиться. Он написал мне отдельно по этому поводу, и я сделал то, что было возможным, но король Дании не захотел отправлять своих посланников, и я не удержался и сказал его советникам, что он дает королю Польши очевидное право жаловаться на него. Я много раз писал Вам, сир, что их разногласия не слишком важны, но они оба испытывают друг к другу такое презрение, что стоит опасаться, что их дружбе может скоро прийти конец, и даже что они будут открыто и не таясь вредить друг другу, когда представится случай.

Герцог Магнус ушел от города Ревеля в марте месяце, когда море открылось. С тех пор он пребывает вместе с большинством своих русских в Дерптском епископстве, которое уже несколько лет находится в их руках. Ходят упорные слухи, что герцог Магнус вскоре опять осадит этот город. Я думаю, что он сделает это, чтобы помешать прибытию в него припасов и свежих сил по суше, тем более что русские, находясь перед Ревелем, не дороже обходятся своему императору, чем находясь в гарнизонах в других городах на лифляндской границе, где они обычно пребывают.

Я не премину вступиться за графа Бодуэля, как мне приказали Ваше Величество. Вот уже примерно два месяца как король Дании отправил двенадцать или тринадцать хорошо снаряженных военных кораблей на норвежский берег, чтобы удержать свои порты и сделать обычную торговлю свободной и безопасной для каждого. Я не могу даже допустить такой мысли, что он желал оскорбить короля Испании или герцога Альбу. Кроме того, я не думаю, что он повредит принцу Оранскому или помешает его замыслам; он говорит, что обязан ему многими радостями. Несомненно, что этот принц продолжает действовать против герцога Альбы, чем дарит многим весьма большую надежду. Его представители каждый день посылают солдат в Эмбден, где их кормят и содержат, пока не найдется судна, чтобы их на него погрузить, и отправить к господину де Ломбру, их адмиралу, в ожидании появления графа Людовика Нассау. Но что касается переправы по суше, сир, я пока ничего не смог узнать, несмотря на все мои старания. Я не знаю, собирает ли принц всадников и где, знаю лишь, что в его распоряжении есть большое число рейтаров, которые готовы выполнять его волю. Ходят слухи о королеве Англии – не о том, что она собирает в здешних краях солдат, но о том, что она поддерживает замыслы принца. Вот все, сир, что я в настоящее время могу написать Вашему Величеству.

Сир, прошло весьма много времени с тех пор, как покойный король, монсеньор Ваш отец (святой и достохвальной памяти) приказал мне стремиться к учреждению фактории приморских городов в каком-нибудь городе его королевства, подобно тем, что имеются в Лондоне, в Англии, или в Антверпене, в Брабанте, и, узнав о трудностях, с этим связанных, мне особо написал, что желает, чтобы я продолжал стремиться к этому, даже если не могу добиться результата. Теперь, после того как я постоянно стремился к этому около семи лет, я даю Вам слово, сир, что, чтобы разрешить этот вопрос к вящему удовольствию его величества, я сделал подарки на сейме, и все города единогласно согласились создать эту факторию. Это обошлось мне более чем в две тысячи пятьсот экю, не считая тех, что я потратил раньше, стремясь к этой цели столь долго. Я много раз сообщал об этом, и Ваше Величество во время своего недавнего пребывания в Тулузе, изучив эти расходы и множество других, которые мне пришлось понести, приказали мне выделить в возмещение за все некоторую сумму денег, из которой мне еще не выплатили пять тысяч ливров. И поскольку, сир, я занял эти деньги и истратил их на то, что принесет почет Вашему Величеству и выгоду вашим королевствам и подданным, я нижайше умоляю Ваше Величество, чтобы Вы соблаговолили приказать выплатить мне возмещение, поскольку у меня нет никакого имущества, сир, и нет надежды от кого-либо получить денег, кроме как от того, от кого я часто их получаю. Я жду их только от вашей щедрости и великодушия, после того как я посвятил двадцать восемь лет моей жизни служению королям монсеньорам Вашему деду, отцу и брату, а также Вашему Величеству, и ни разу не сделал чего-либо такого, за что меня упрекали бы или порицали.

Сир, я смиреннейше умоляю Создателя и т. д.

Из Копенгагена 15 числа июля 1571 года.

Несколько слов о таинственном «графе де Бодуэле», который упоминается и во многих других письмах эпохи. Это Джеймс Хепберн, граф Босуэл и третий муж Марии Стюарт, королевы Шотландии и вдовы короля Франции Франциска II. В 1567 году второй муж королевы был убит, и подозрение естественным образом пало на ее будущего третьего мужа. Этот новый брак разделил Шотландию. Протестантская знать взбунтовалась, схватила Марию, она отреклась в пользу своего сына (будущего Якова I и VI, который в 1603 году объединит Англию и Шотландию). В 1568 году Мария бежала и нашла убежище в Англии, но королева Елизавета I заточила ее в темницу, затем поселила в замке под наблюдением, а в 1587 году казнила. После восстания 1567 года граф Босуэл бежал в Данию, надеясь вернуться во главе армии и освободить королеву. Но ему не повезло: из-за бури он оказался в Бергене, родном крае его первой жены, которую он разорил. Он был арестован по этой причине, а затем король Дании приказал держать его в тюрьме по подозрению в убийстве. Переписка Данзея показывает, что король Франции мог бы решить судьбу пленника. В 1573 году он находился в заключении в очень тяжелых условиях, в тюрьме Драгсхольм в Скании, неподалеку от Мальмё: «Король Дании вплоть до настоящего времени довольно хорошо обращался с графом де Бодуэлем, но в последние дни он его поместил в очень плохую и тесную тюрьму» [письмо королю от 28 июня 1573 года]. Если верить биографам, он умрет там в 1578 году (Данзей написал о его смерти в 1575-м). Граф писал Данзею, доказывая свою невиновность. Его письма были впоследствии обнаружены среди бумаг посла и опубликованы в Эдинбурге в 1829 году под названием «Дела графа де Бодюэля» (Les affaires du comte de Boduel).

Данзей жаловался на алчность и недостаточную солидарность французских купцов, тоже тормозившую торговлю. В 1571–1573 годы король Швеции отправил Понтуса Делагарди в посольство по всей Европе.

Королеве-матери [от 15 июля 1571 года]

Сударыня. Нарвской или русской торговле до нынешнего времени мешали только короли Швеции и Польши. Вскоре господин де ла Гарди отправится к королю и к Вашему Величеству и (как я надеюсь) обрадует вас всем, чего только можно ждать от короля Швеции. Что же до короля Польши, у него столь небольшие морские силы, что без помощи и поддержки короля Швеции он не может сильно навредить. Чтобы сохранить и обеспечить торговлю, как с северной стороны, так и с восточной или нарвской, королю следует отправить посла к императору России и получить для своих подданных такие привилегии и свободы в странах императора, какие, с его точки зрения, будут необходимы. Я нисколько не сомневаюсь, что его величество легко получит то, о чем попросит. Следует также добиться, чтобы алчность и личные интересы французских купцов не препятствовали выгоде королевства и их собственной.

Мне кажется, что король Дании и король Польши недолго останутся друзьями, не столько из-за важности их разногласий, сколько из-за того, что они друг друга недостаточно уважают, чему способствуют и некоторые их советники, надеющиеся получить выгоду от их ссор. Короли Дании и Польши не могут особо навредить друг другу, но могут принести большой ущерб тем, кто будет торговать в Данциге и его окрестностях. И я не могу спокойно относиться к этому, потому что в результате, возможно, начнутся грабежи и разбой – что в конечном счете больше повредит королю Дании, чем королю Польши. Я сделал все, что мог, чтобы они остались друзьями.

Датский король держит несколько военных кораблей у берегов королевства Норвегии, чтобы удерживать эту страну и обеспечивать безопасность торговли.

Флот принца Оранского каждый день растет. Он отправил послов ко многим друзьям-государям, сообщив, что он точно попытается что-нибудь предпринять в Нидерландах, и с этой целью собрал в Германии множество надежных рейтаров и пехоты, но я пока еще не смог узнать, где и когда они должны собраться. В настоящий момент, как говорят, королева Англии не собирает войска, лишь проявляет благосклонность к принцу и помогает ему в его деле.

Когда представится случай, я буду ходатайствовать за графа де Бодуэля, как королю было угодно мне приказать.

Что же до карлика и карлицы, которых требует к себе Ваше Величество, я уверяю Вас, сударыня, что я не писал ни одному государю, лишь только господам де Варенну и де ла Гарди, чтобы поискать их в Швеции, если это возможно, а также канцлеру герцога Прусского, которого я весьма давно знаю. Я заявил им, что у меня приказ Вашего Величества добыть карлика и карлицу в здешних краях.

Я слышал, что у герцога есть очень маленький карлик, без какой-либо неправильности в членах, двадцати пяти лет, хороший всадник и с любезным нравом. Карлице покойного герцога Прусского больше шестидесяти лет. Я не знаю ни об одной другой карлице в других местах. Если я смогу заполучить этого карлика, я Вам его пошлю, сударыня, желая скорее быть лишний раз уличенным в любви к Вам и желании на протяжении всей жизни быстро и старательно выполнять Ваши приказы, чем быть обвиненным в малейшей небрежности. Я надеюсь вести себя так, что Ваше Величество не будете оскорблены.

Приморские города уже столь открыто показали желание удовлетворить просьбу короля и Вашего Величество, что не стоит сомневаться в их доброй воле, в чем Ваше Величество еще больше убедится, прочитав письма сеньоров Любека. Они не преминут достойно выполнить свой долг и в скором времени отправят своих представителей во Францию, к чему я буду их усердно склонять.

Вот уже шесть или семь лет, как Ваше Величество, зная о моих расходах в переговорах с приморскими городами и во многих других делах, которые были удостоверены, приказали выплатить мне десять тысяч ливров, и монсеньоры, занимающиеся финансами, признали эти расходы правильными и разумными. Однако пять тысяч ливров мне до сих пор не выплачены, и мои личные затруднения вынуждают меня написать Вам, сударыня, в надежде, что раз уж Вашему Величеству было угодно оказать мне эту честь и приказать назначить мне такую сумму, Вы будете столь добры и милосердны ко мне, что прикажете ее мне выплатить. Поистине, сударыня, я очень нуждаюсь в этих деньгах. А еще я смиреннейше благодарю Ваше Величество за деньги, которые Вам было угодно назначить мне за лошадей, которых я Вам отправил. Они значительно превышают цену этих лошадей, но мне пришлось войти в столь большие расходы, прежде чем я сумел их добыть, что я надеюсь, что Ваше Величество будет милосердна ко мне и простит меня, ведь все зависит только от Вашей щедрости и доброй воли.

Сударыня, я умоляю Создателя и т. д.

Из Копенгагена 15 числа июля 1571 года.

Денежные проблемы посла только усугублялись. Они становились все более неотложными.

Монсеньору [от 15 июля 1571 года]

Монсеньор. Хотя я столь пространно написал королю о том, что связано со службой ему, и о других частностях, что нет никакой необходимости рассказывать об этом еще раз, тем не менее, я вам скажу: чтобы наилучшим образом обеспечить торговлю с Россией, от которой Французское королевство обретет неисчислимые преимущества, совершенно необходимо получить такие привилегии и свободы в России, как на севере, так и на востоке или со стороны Нарвы, какие там имеют англичане, или, при необходимости, более обширные, и Его Величество легко получит их от императора России, когда он их попросит. Кроме того, нужно, чтобы у французских купцов появились несколько поверенных или прокураторов, добропорядочных людей, которые будут жить в России и заботиться об их делах, как это делается у других народов. А еще нельзя позволять, чтобы мелкие частные интересы помешали общей выгоде, что король сделает легко, если не позволит, чтобы кто-либо отправлялся туда без его согласия или согласия того, кого он для этой цели назначит. Северный путь не слишком длинен и не слишком опасен; по нему можно пройти безо всяких препятствий, если на то будет дозволение вышеупомянутого императора России, которое надо обеспечить тем скорее, что путешествию в Нарву многие мешают или могут помешать.

Я надеюсь, что приморские города в ближайшее время выполнят то, чего от них ждут, как вы увидите из писем господ Любека. Его величество желает, чтобы я их усердно к этому склонял.

Вот уже шесть или семь лет, как в возмещение моих трат, которые мне пришлось понести в делах с этими городами и в других случаях, и которые господа финансисты признали оправданными, ее величество приказала выделить мне десять тысяч ливров, из которых пять мне еще не выплачены. Я смиреннейше умоляю Вас, монсеньор, соблаговолить облагодетельствовать меня и сделать мне честь, посодействовав возмещению мне денег, которые я потратил ради чести короля и выгоды его королевства. Я в настоящий момент очень нуждаюсь в деньгах, которые потрачу, сделав все, что в моей власти, чтобы смиреннейше служить Вам.

Здесь нет слухов о каких-либо военных событиях, кроме предприятия принца Оранского, из которого я еще не знаю, что выйдет, потому что пока, насколько мне известно, он еще не собрал сухопутные войска. Я очень опасаюсь, что короли Дании и Польши недолго останутся в дружбе.

Вот и все, монсеньор, [и т. д.]

Из Копенгагена, 15 июля 1571 года.

Читая следующее письмо, в котором идет речь о пиратах Балтийского моря, можно убедиться, что ни одна сторона, ни другая сторона не знала пощады.

[Письмо королю от 1 сентября 1571 года]

Короли Дании и Швеции вернули друг другу то, что друг у друга захватили, выполнив условия мирного договора, и я считаю, что это делает мир надежным.

Флибустьеры, которые имеются на этом восточном море у короля Польши, продолжая грабить купцов, торгующих с Нарвой, захватили три месяца назад два датских корабля, груженных товарами, с которыми они вернулись из Нарвы. По этой причине король Дании отправил семь или восемь военных кораблей, чтобы найти этих флибустьеров, и три из них были захвачены, когда находились в одном из портов короля Польши, вместе с четырьмя или пятью небольшими кораблями, которые эти флибустьеры захватили, и все было доставлено в Данию, где спустя несколько дней тридцать три пирата были обезглавлены, а их капитаны четвертованы. Другие, кто находился на этих кораблях, увидев приближение датских судов, частью спаслись вплавь, частью ушли на маленьких кораблях. Как-то раз три небольших флибустьерских корабля решили напасть на группу торговых судов, возвращавшихся из Нарвы, среди которых было четыре или пять французских кораблей, один из которых, из Дьеппа, выступал в роли адмиральского. Они внезапно окружили эти три флибустьерских корабля, потопили их и убили большинство людей, которые на них находились. После того несколько других флибустьеров захватили три датских корабля и тоже бросили за борт всех людей, которые на них находились. Поэтому король Дании сразу же отправил десять военных кораблей на их поиски. Я не знаю, что из всего этого выйдет. Но поскольку у короля Польши нет больших сил на море и он не может навредить королю Дании на суше, можно надеяться, что соседние государи, которых это задевает в большей степени, нежели двух королей, вмешаются и найдут способ удачно и счастливо положить этому конец.

Данзей оказывается всюду, где его присутствие может принести пользу королевству.

[Письмо королю от 1 июля 1572 года]

Узнав, что все союзные приморские города Германии получили торжественное предписание в начале июня месяца собраться в городе Любеке, чтобы отправить послов к Вашему Величеству и по многим другим важным причинам, я решил сам туда отправиться, чтобы лучше узнать, о чем они будут вести переговоры, в общем и в частностях. Первая и главная статья из 28 предложенных, заключалась в возобновлении союза, в котором из-за их разногласий и частных интересов осталось только название; те же города, которые не пожалеют слушать советов большинства, вольны отделиться от союза. Остальные статьи касаются их частных распрей (они хотят полностью примириться и забыть все старые споры и разногласия), а еще русской торговли, сохранения их факторий и привилегий в христианских королевствах, трат, уже совершенных, а также необходимых для сохранения союза, и других мелких частных интересов этих господ.

 

Б.5. Варфоломеевская ночь

Резня в ночь святого Варфоломея произошла после свадьбы нового короля Наварры (будущего Генриха IV) и Маргариты Валуа. Маргарита, больше известная под именем королевы Марго, была дочерью Екатерины Медичи. Множество протестантов приехали в Париж на эту свадьбу между кальвинистом и католичкой, символизировавшую примирение после столь долгих религиозных войн в королевстве. 22 августа 1572 года было совершено покушение на Гаспара де Колиньи (главу протестантов), а 24-го, в день святого Варфоломея, в Париже было убито множество протестантов. Вождем католиков был Генрих, герцог де Гиз.

Королю [23 октября 1572 года]

Сир. Я получил письма, которые Вашему Величеству было угодно написать мне 24 и 28 августа, и поскольку король Дании в последние дни столь плохо себя чувствует, что для меня было невозможно поговорить с ним, я весьма пространно сообщил ему содержимое этих писем и указал на великую заботу, которую Вы всегда проявляли, чтобы в вашем королевстве воцарились мир, спокойствие и безопасность. Я сообщил ему, что с целью еще надежней обеспечить этот покой и решить все частные проблемы, которые могли бы ему помешать, Ваше Величество специально приказали примириться господам де Гизу и де Шатийону, но поскольку обе эти партии оказались в Париже, и у каждой было множество друзей, 22 августа сеньор де Шатийон, адмирал Франции, был ранен. Ваше Величество пожелали немедленно осуществить правосудие и примерно наказать убийцу и тех, кто согласился на это злодеяние, и поручили выяснение правды подходящим людям, обладавшим такими полномочиями, каких требовала важность произошедшего. Тем не менее несколько господ, поддерживавших господина адмирала, не удовольствовались тем, что Ваше Величество сделали, чтобы по справедливости и разуму наказать тех, кто оказался бы виновным, и решили при помощи оружия смыть оскорбление, нанесенное господину адмиралу, ударив по господам де Гизам, которых они считали истинной и единственной причиной покушения; услышав об этом, господа де Гизы и их партия поступили так, что вышеупомянутый господин адмирал и большинство его сторонников были убиты в Париже в 24-й день августа; и парижане, узнав (как и Ваше Величество с тех пор достоверно узнали), что сеньор адмирал и его сторонники хотели напасть не только на господ де Гизов, но и на Ваше Величество, на вашу мать-королеву, на монсеньоров ваших братьев, так возмутились, что поступили весьма сурово с теми, кто, как они решили, относился к партии господина адмирала. Однако с тех пор Ваше Величество навели столь хороший порядок и так мудро обо всем позаботились, что эти беспорядки и волнения закончились; о чем Вы решили известить короля Дании, испытывая к нему искреннюю дружбу, чтобы он узнал истинные причины того, что произошло и что в итоге получилось.

Король Дании отправил ко мне нескольких господ из своего совета, чтобы сообщить, что он услышал меня с большим удовольствием, что Вы столь быстро и мудро успокоили волнения, произошедшие в вашем королевстве, что он исключительно желает Вам величия и процветания, и когда с Вами происходит какая-нибудь беда или невзгода, он больше печалится и огорчается, чем если бы она случилась с ним самим. Таким образом, Вы найдете его во всех отношениях искренним и цельным другом, который лишь очень сердечно просит Вас продолжить смирять беды и невзгоды, которые приходят с подобными смутами, чтобы невинный не страдал вместо виновного, и чтобы у каждого была возможность и желание служить Вам, как это должно.

Я в таком же духе написал королю Швеции, герцогам Гольштейна, брату и дяде короля Дании, а также герцогам Мекленбурга, Померании, Пруссии и канцлеру и вице-канцлеру королевства Польского и приморским городам, а еще многим частным лицам, которых я знаю. Курфюрст Саксонский уехал из Дании незадолго до того, как я получил ваши письма.

Сир, Вы уже узнали из писем от приморских городов, сколь сильна их добрая воля и желание доставить Вам удовольствие. Также, сир, я сообщил Вам о речах, которые со мной вели некоторые шведские господа. Я сделаю все, что Вашему Величеству будет угодно мне приказать. Впрочем, я совершенно не слышал о том, чтобы в здешних краях осуществлялось какое-либо важное предприятие. Каждый внимательно смотрит за тем, как обернутся дела в Нидерландах.

Вот и все, сир, и т. д.

Из Копенгагена, 23 октября 1572 года.

Монсеньору [23 октября 1572 года]

Монсеньор. Я получил письма, которые Вам угодно было написать мне 24 и 28 августа. Поскольку король Дании в последнее время плохо себя чувствует, я сообщил ему содержание писем короля. Кроме того, как Вы мне приказали, я уведомил о них короля Швеции и многих государей и вольные города Германии, чтобы они узнали о причине смуты, произошедшей во Франции, и о способах, которыми ее успокаивают. Это заставит их переменить мнение, которое было противоположным. По этой причине, монсеньор, Вы сообщите мне, стоит ли продолжать извещать их о том, что будет происходить дальше, чтобы укрепить любовь, которую они всегда испытывали к его величеству и благу его королевства.

Вот и все, монсеньор, и т. д.

23 октября 1572 года.

 

Б.6. Возобновление Ливонской войны

[Письмо королю Генриху III от 23 января 1575 года]

Король Дании приказал, чтобы дворяне его королевства явились и чтобы каждый, когда он будет призван, держал наготове необходимое для службы количество лошадей. Я Вам уже раньше писал, сир, что он завел такой порядок в своем королевстве: землепашцы и простые люди оплачивают и содержат шесть-семь тысяч пехотинцев, которых он может пустить в ход, когда ему заблагорассудится. Кроме того, он крайне тщательно и старательно подготовил корабли и приказал заготовить в разных частях своего королевства сухари, пиво и другие вещи, необходимые для вышеназванных кораблей, так что у него, несомненно, будет весьма большая и могучая армия, готовая к отплытию этой весной. Я не могу еще сказать вам, с какой целью она собирается, но я думаю, что не ошибусь, если заверю вас, что главная цель – воевать с королем Швеции, если датский король не сможет путем честного соглашения получить от него город Ревель, о котором они договорились. Я знаю, что король Дании твердо решил во что бы ни стало заполучить этот город; он на него всячески претендует и уже давно поддерживает особые связи с горожанами. Они весьма сильно желают власти короля Дании, находясь в крайнем отчаянии из-за постоянного давления со стороны московита и зная, что у короля Швеции нет ни власти, ни средств, чтобы их защитить и надолго уберечь от врага. Как мне известно, некоторые считают, что у короля Дании тайная поддержка королевы Англии, и я не буду упрямо противоречить этим словам. К тому же король Дании достаточно хорошо осведомлен о бедности, нужде и великих раздорах в королевстве Швеция и о плохом порядке в этой стране, а также о том, что ныне правящий король Юхан не слишком любим своими подданными, так что, сир, Шведское королевство поистине находится в великой и очевидной опасности.

[Письмо королю от 24 марта 1575 года]

С тех пор, как хорошо известно Вашему Величеству, император часто отправлял послов к московиту, подобным же образом московит отправлял послов к его величеству, а посланники московита первоначально явились к королю Дании, а от него отправились к императору, а затем через Данию вернулись в Московию; я упоминаю об этом, сир, чтобы напомнить Вашему Величеству, что я говорил Вам в Польше о видах короля Дании на город Ревель и другие крепости, принадлежащие королю Швеции в Ливонии. С тех пор я многократно писал Вашему Величеству, и я не думаю, что ошибусь, если заявлю, что король Дании, с согласия императора, хочет получить то, что принадлежит королю Швеции в Ливонии, при помощи договоренности, внезапного нападения или силы. Поэтому он старательно готовил и снаряжал весьма большую армию, чтобы держать ее наготове в мае месяце. Войска короля Швеции в Ливонии удерживают большинство крепостей шведского короля при условии, что если его величество не заплатит им столько, сколько предусмотрено их соглашением, они могут передать или продать эти крепости любому христианскому государю, какому захотят, и по этой причине король Дании тщательно ведет дела с их военачальниками.

Кроме того, у него, безусловно, есть очень большие связи в городе Ревель. Я только не уверен, что он убежден в согласии московита на то, чтобы он держал эту землю, подобно своему брату герцогу Магнусу, который всегда держал все свои владения в Ливонии с согласия московита. Переговоры московита с королем Дании по этому поводу велись герцогом Магнусом, они продолжаются и в настоящее время.

[Письмо королю от 20 апреля 1575 года]

Когда Ваше Величество были в Польше, я сообщил Вам о замыслах короля Дании по поводу города Ревеля и других крепостей, которые принадлежат шведскому королю в Ливонии. С тех пор я часто напоминал об этом, в частности, в моем письме от 23 января. Через несколько дней оба короля отправят главных своих советников на границу двух королевств, чтобы прийти к согласию по поводу тех крепостей, которые держит в Ливонии шведский король и на которые король Дании заявляет права, и заключить тесный союз. Я нисколько не сомневаюсь, что король Швеции легко передаст королю Дании то, что ему принадлежит в Ливонии (учитывая состояние его королевства). Кроме того, король Дании направляет сейчас посла к московиту, чтобы попросить его помириться с королем Швеции, а также добиться его доброй воли и согласия на то, чтобы король Дании владел Ливонией.

В последние дни император отправил нескольких господ в Любек и другие приморские города, чтобы попросить их помочь ему какими-нибудь деньгами; я не знаю, удастся ли ему что-нибудь получить. Король Дании быстро укрепил замок Эльсинор и подготовил свои корабли к выходу в море.

Вот и все, сир, и т. д.

Из Копенгагена сего 20 апреля 1575 года.

[Письмо королю от 31 мая 1575 года]

Я Вам уже неоднократно писал, сир, что король Дании много раз обращался к королю Швеции, чтобы договориться с ним о городе Ревеле и всех его владениях в Ливонии, а также давно вел переговоры с командирами и военачальниками короля Швеции в той стране, чтобы они передали ему крепости и все другое, что они держат, потому что они получили их от короля Швеции с условием, что если он не выплатит им все, что должен, в обещанное время, они смогут передать или продать их любому христианскому государю, какому пожелают. Вот уже несколько дней как большинство военачальников и командиров явились в этот город, решив передать королю Дании свои крепости, если он заплатит им должную сумму, примерно сто тысяч экю. Я думаю, что они будут довольны, если получат в настоящее время часть этих денег, а остальное в определенный срок. Кроме того, я слышал, что король Дании, чтобы легче получить от шведского короля то, что он требует, предложил сосватать шведскому принцу, которому девять-десять лет, свою старшую дочь, хотя ей нет еще двух лет. Он также отправил посла к московиту, чтобы владеть Ливонией с его согласия, так, как ею до нынешнего времени владел его брат герцог Магнус. Я нисколько не сомневаюсь, что король Швеции договорится о передаче Ливонии королю Дании, если Вы ему в скором времени не сообщите, что желаете с ним договориться, как он Вам уже нередко предлагал, потому что он в настоящее время столь беден, что уже не сможет долго вести войну против московита, о чем я не раз Вам сообщал.

Сир! Я умоляю и пр., и пр.

Из Копенгагена, в последний день мая 1575 года.

Королеве [31 мая 1575 года]

Сударыня! Король Дании готовится к крестинам ребенка, которого родит его сестра, герцогиня Саксонская, беременная в настоящий момент, от которой он со дня на день ждет известных новостей. Он проявляет великое желание укрепить дружбу с королем Швеции, и, чтобы покончить с их разногласиями, представители обоих королей в настоящий момент собрались на границе двух королевств. Кроме того, он несколько дней назад отправил посла к московиту, чтобы помочь заключению мира между ним и королем Швеции, а также чтобы с его согласия владеть в ливонской земле всем тем, что в настоящий момент принадлежит королю Швеции, и я не знаю пока, какой ответ он получит. Но если этот ответ будет таким, как он надеется, я нисколько не сомневаюсь, что он легко договорится со шведским королем по поводу Ливонии, потому что король Швеции доведен до такой нужды, что уже не может нести расходы, необходимые, чтобы сражаться с московитом.

Королю [1 июля 1575 года]

Сир! Я получил письмо, которое Ваше Величество соблаговолили написать мне 25 мая и сразу же послали с гонцом, а также те, что Вы написали королю Швеции и его брату герцогу Карлу, и так позаботился обо всех делах, которые Ваше Величество желает продвигать в Швеции, что, если вкратце, я надеюсь, что Вы будете совершенно довольны.

Примерно два месяца назад король Дании отправил посла к императору Московии, в основном по двум причинам. Во-первых, чтобы добиться какого-нибудь соглашения между императором и королем Швеции. Во-вторых, чтобы получить согласие императора на то, чтобы он владел землями, которые, как он говорит, принадлежат ему в Ливонии и которые он должен получить от шведского короля, и поскольку многие корабли датских купцов направлялись в Нарву, он отправил с ними пять военных кораблей и одну галеру. Двумя неделями позже он отправил в Ливонию еще четыре военных корабля с некоторым количеством солдат, чтобы поставить гарнизоны в те крепости, которые он недавно получил от шведского короля, о чем я напишу подробнее. При заключении Штеттинского мирного договора было решено, что король Швеции вернет королю Дании все то, что он и его брат король Эрик завоевали и захватили в Ливонии у герцога Магнуса, брата короля Дании, в ходе их последней войны с королем, но сначала эти крепости будут переданы императору как сюзерену Ливонии, чтобы он потом передал их королю Дании, и был намечен день для этого; но вплоть до начала мая ничего так и не было сделано, и в мае представители двух королей договорились обо всем на границе двух королевств, а король Дании выплатил некоторую сумму денег. Король Швеции сохранит за собой город Ревель и другие крепости, которые принадлежали королю Эрику Шведскому в Ливонии, прежде чем он начал войну с королем Дании.

Три дня назад военные корабли, посланные королем Дании в Нарву, вернулись с вестью, что московит задержал в Нарве все датские корабли и товары, и причиной тому стало (как они говорят), что он узнал, что король Дании получил крепости в Ливонии без его согласия. Существует древний союз или мирный договор между императорами Московии и королями Дании, по причине того, что королевство Норвегия и земли, подвластные московиту на северном берегу Ледовитого моря, соседствуют друг с другом. Ныне правящий король Фредерик Датский заключил новый союз с императором Московии, чтобы обеспечить безопасность земель, принадлежащих герцогу Магнусу в Ливонии, сеньором и сюзереном которых считает себя король Дании. А каждый знает, что император Московии провозгласил герцога Магнуса королем Ливонии и дал ему в жены одну из своих родственниц; я знаю, что московит прежде написал королю Дании и попросил передать герцогу Магнусу то, что ему принадлежит в Ливонии, и я думаю, что это истинная причина того, что московит удерживает у себя датские товары и корабли. Я надеюсь через несколько дней написать об этом Вашему Величеству подробнее.

Король Дании держит четыре военных корабля на Восточном или Ливонском море, чтобы мешать набегам пиратов; кроме того, он отправил пять кораблей в Португалию, чтобы купить там соль и другие необходимые товары. Это все вооруженные корабли, которые у него есть на настоящий момент. Ему еще не сообщали, родила ли его сестра, герцогиня Саксонская. Говорят, что он точно будет на крестинах, в особенности если родится сын.

В начале месяца мая посланник, которого император отправил к императору Московии, в сопровождении двух людей и другого посланника, отправленного московитом к императору, сел в Нарве на французское судно из Дьеппа под названием «Единорог», хозяин которого Жак Грав, и он должен был высадить их на берегу герцогства Померания. Но корабль был захвачен людьми короля Швеции и отправлен в Стокгольм. Я сразу же написал, чтобы этот корабль освободили, и вернули все, что принадлежит подданным Вашего Величества.

Сир! Я умоляю и т. д.

Из Копенгагена, в первый день июля 1575 года.

Королеве [1 июля 1575 года]

Сударыня! Я получил письмо, которое Ваше Величество соблаговолили написать мне 28 мая. Представители королей Дании и Швеции, встретившиеся на границе двух королевств в конце апреля месяца, достигли согласия по поводу тех крепостей, которые король Швеции должен был передать королю Дании в Ливонии по Штеттинскому мирному договору, в обмен на некоторую сумму денег. Король Швеции удерживает город Ревель и все остальное, что принадлежало ему в Ливонии вплоть до последней войны. Я не могу знать, предпримет ли король Дании что-либо еще в этом году на суше или на море. В целом он может вооружить двадцать пять кораблей. Если герцогиня Саксонская родит сына, король Дании точно будет на крестинах. Я не буду докучать Вашему Величеству другими частностями, которые Вы узнаете из моих писем к королю.

Вот и все, сударыня, что я в настоящий момент могу Вам написать и т. д.

Из Копенгагена, в первый день июля 1575 года.

Король Дании помирился с королем Швеции, но поссорился с братом.

[Письмо королю от 31 июля 1575 года]

Кроме того, сир, я написал Вам в своем последнем письме, что согласно условиям Штеттинского мирного договора король Швеции вернул королю Дании те крепости, которые он захватил у герцога Магнуса Гольштейнского в Ливонии в ходе последней войны, взамен на выплаченную королем Дании сумму. С тех пор император Московии совершил набег и ограбил часть земель, которые король Швеции передавал королю Дании. По этой причине король Дании в настоящий момент отправляет в Ливонию шестьсот солдат, чтобы разместить гарнизоны в принадлежащих ему крепостях, и многие считают, что король Дании в скором времени будет воевать с московитом, тем более что герцог Магнус, брат короля Дании, делает все, что может, чтобы убедить московита дружбой или силой получить от короля Дании все те крепости, что принадлежали ему в Ливонии, полученные от короля Дании в удел и в возмещение других владений и земель, которые ему принадлежали по праву наследства. Король Дании извиняет себя за то, что лишает брата земель, утверждая, что не может ему ничего отдать без согласия императора, а император поставил герцога Магнуса вне закона в империи в наказание за то, что он обещал московиту союз, и я не знаю, что из этого всего выйдет.

Вот и все, сир, и т. д.

Из Копенгагена в последний день июля 1575 года.

Королеве [31 июля 1575 года]

Сударыня! Получив ответ герцога Шведского на письма, которые король ему прежде писал, я не мог не послать немедленно к его величеству, и надеюсь, что король Швеции тоже в ближайшее время пришлет ему такой ответ, какого его величество желает. В настоящее время король Дании направляет шестьсот солдат в Ливонию, чтобы разместить гарнизоны в крепостях, которые он недавно получил от короля Швеции, и многие датчане не слишком этим довольны, потому что предвидят, что из-за этого они могут оказаться в состоянии войны с императором Московии. Это тем более возможно, что герцог Магнус Гольштейнский изо всех сил подталкивает императора Московии воевать с королем Дании, надеясь благодаря этому получить те ливонские крепости, что в настоящее время принадлежат королю Дании и на которые, по его словам, он имеет право. Следует опасаться, что из-за подобных разногласий Ливония, перенесшая столько нужды и бед, тем легче окажется под властью московита.

Вот и все, сударыня, и т. д.

Из Копенгагена в последний день июля 1575 года.

Напомним еще раз о трех герцогах по имени Магнус, живших в эту эпоху. Брат Фредерика II отказался от своего удела, датского герцогства Гольштейн, и получил взамен епископство Эзельское. Он женился на племяннице Ивана Грозного и получил от него титул короля Ливонии. Магнус Саксен-Лауэнбургский – муж сестры короля Швеции. Наконец, единственный из четырех сыновей Густава Васа, который не правил, тоже звался Магнус.

Королю [27 сентября 1575 года]

Сир! Я получил письмо, которое Ваше Величество соблаговолили написать мне 11 августа, а также то, которое Вы написали королю Швеции в защиту Жака Лё Приёра, купца из Дьеппа.

Я уже сообщил Вашему Величеству, что король Дании отправил посла к московиту в конце апреля этого года. Он недавно вернулся и достиг такого успеха, что московит пообещал сохранить союз и дружбу с королем Дании и позволить ему мирно владеть всем тем, что ему принадлежит в Ливонии, и король чувствует себя намного спокойнее. Король Швеции некоторое время назад передал герцогу Магнусу Саксонскому, своему зятю, сыну герцога Франца Лауэнбургского, замок Зоннебург в Ливонии, со всеми принадлежащими ему землями, чтобы он располагал им, пока не получит остаток приданого. После того сеньор Клаус Хонгрен, наместник датского короля в Ливонии, изгнал оттуда герцога Магнуса, который спасся на маленьком суденышке в сопровождении двух-трех человек. Другие, кто находился в замке, были недавно привезены пленниками в Данию. Король Швеции послал к королю Дании сеньора Эрика Спарре, своего вице-канцлера, чтобы узнать причину этого пленения. Вчера его выслушал Королевский совет, но он не смог встретиться с королем Дании, несмотря на все свои усилия. Ему объясняют это болезнью короля, у которого вот уже месяц каждый четвертый день возвращается жар. Кажется, что датчане были бы очень рады что-нибудь захватить у шведов. Сеньор Эрик, получив точный ответ на свои предложения, отправится к герцогу Юлию Брауншвейгскому, чтобы узнать, что будет принадлежать королеве Швеции из денег и движимого имущества, что оставила в наследство покойная вдовствующая герцогиня Брауншвейгская, сестра королевы.

Король Швеции заключил перемирие с московитом на два года, и оно касается только Финляндии, поскольку московит желает продолжать войну в Ливонии. Что же до города Ревеля и других важных крепостей, которые принадлежат шведскому королю в Ливонии, Ваше Величество знает о предложениях, которые Вам некогда были сделаны, и поверьте, что если пожелаете, Вы не найдете короля Швеции в другом расположении духа.

Данзей сообщает королю о смерти Педера Окса и графа Босуэла. Можно как минимум сказать, что смерть Педера Окса не вызывает у него сожаления.

[Письмо королю 24 ноября 1575 года]

Сеньор Педер Окс умер 24 октября. Если бы все зависело от него, король Дании объявил бы себя решительным врагом Вашего Величества, но главные лица Королевского совета всегда противились этому. Я надеюсь, что после этого дела будут вестись с большим благоразумием и мягкостью.

Шотландский граф де Бодуэль тоже умер. Король Шотландии снова посылал к королю Дании с просьбой казнить графа или отправить его в Шотландию, чтобы он понес соответствующее его делам наказание.

В день святого Мартина представители короля Дании и герцогов Гольштейнских встретились в Кольдинге, чтобы провести переговоры и уладить свои разногласия, и можно ожидать хорошего результата; но каждый считает, что если бы сеньор Окс прожил подольше, они бы рассорились.

Письма пяти последующих лет опубликованы не были. Тем не менее некоторые из них есть в манускриптах Французской Национальной библиотеки. И вот одно из них, посвященное Нарве и Ливонской войне, а также письмо Генриха III королю Дании. Как мы видим, власти продолжали заниматься этим вопросом.

[Данзей – королю, 28 февраля 1578 года] (BnF, fr. ms. 2812, fol. 44)

Сир, я нисколько не сомневась, что Ваше Величество в настоящее время уже знает о дьеппских купцах, а именно ответ, который дал король Швеции на письмо, написанное ему Вашим Величеством в поддержку Жана Кокере и его компаньонов, чтобы вернуть товары и добро, захваченное у них в прошлом году на обратном пути из Нарвы. Поистине, Сир, я надеюсь, что корабль будет возвращен им без каких-либо сложностей, как король Швеции им уже неоднократно обещал. Но после того как они долго стремились к этому, они не смогли его получить, а король дал всего четыре паспорта на плавание до Нарвы. С тех пор я отправил королю Швеции письмо, которое вы написали ему в поддержку Мишеля Даблона из Дьеппа и его компаньонов. Я прошу тех, кто ведет его дела (как я уже часто делал прежде), обеспечить, чтобы французские купцы могли вновь по терпимой цене в каком-нибудь надежном месте получить паспорта, чтобы свободно торговать с Нарвой, и каждый день жду ответа.

Король Швеции недавно отправил посла к трансильванцу, которого называют королем Польши, чтобы подтвердить их союзный договор против московита, в котором значится, что те, кто получит паспорт от одной или другой стороны на плавание до Нарвы, смогут туда отправиться без каких-либо препятствий.

[…]

Безусловно известно, что прошлым летом московит подчинил себе бóльшую часть Ливонии, и многие считают, что если бы он не вошел в Литву, поляки не договорились бы с Данцигом, а значит, этот мир продлится не дольше, чем война между трансильванцем и московитом. Трансильванец с некоторыми силами отправился навстречу московиту, но я еще не слышал, чтобы с одной или с другой стороны произошло что-либо памятное.

[Письмо Генриха III королю Дании, 4 марта 1580 года] (BnF, fr. ms. 3304, f. 21)

Высочайший и т. д.

Из писем, что вы нам написали в десятый день прошлого декабря, для нас явствует ваша решимость и твердость запретить и помешать всему, что связано с мореплаванием и морской торговлей. Вы предупредили нас, чтобы мы отговорили наших подданных подвергать себя опасности, которая им может в этом случае угрожать. Хорошо рассудив по этому поводу, мы находим, что вас, по-видимому, более всего побуждает к этим запретам страх, что к вашим врагам привезут ремесленников или военное снаряжение и другие товары, которое ваши враги смогут использовать против вас и во вред вам, и вы в этом совершенно правы. Но нам также показалось, что вы можете, приняв решение, что вышеуказанные вещи, связанные с войной, не должны достигать ваших врагов, при этом все же не нарушать и не прекращать полностью торговлю и мореплавание в Нарву, приносящие пользу и вашим подданным, и всем другим нациям. Мы сердечно просим вас никоим образом не препятствовать нашим подданным и не досаждать им в подвластных вам морях, портах, гаванях, странах и провинциях, когда они отправятся в Нарву вести торговлю и заключать сделки, при условии, что они не пошлют туда и не оставят там ремесленников, а также военное снаряжение и другие товары, служащие войне, но привезут туда лишь соль, вино и другие обычные и не запрещенные товары, которые они обыкновенно возят в Нарву, обменивая их на другие, которые они привозят для пользы и удобства моего королевства и моей страны. Мы уверяем вас, нам всегда сообщали, что наши подданные ведут торговлю именно таким образом и не возят с собой вредных товаров, могущих оскорбить наших друзей – королей и государей. Ведь дружба с ними всегда была и остается более дорогой нашему сердцу, чем вся польза, которую мореплавание и торговля могут принести нашему королевству и нашим подданным. Так мы пишем сейчас г-ну де Данзею, нашему советнику и полномочному послу у вас, и он сможет более подробно вам все рассказать от нашего лица. Остаюсь, и пр.

 

Б.7. Окончание Ливонской войны

Первое письмо, опубликованное после 1575 года, датируется 22 октября 1580 года.

Тем временем поляки избрали нового короля. Это был Стефан Баторий, воевода (правитель) Трансильвании; это венгерский князь (окончание -ий указывает на дворянское происхождение). Франция была, пожалуй, довольна этим выбором, потому что польский престол чуть было не занял император Максимилиан II. Но Генрих III, хотя и был смещен польским сеймом, от престола не отрекался и, вероятно, желал вернуть его. Поэтому Данзей следит за тем, чтобы никогда не называть Батория «королем Польши»: он зовет его «трансильванцем», «воеводой Трансильвании» или «палатином Трансильвании». Воевода или палатин соответствовал герцогу Священной Римской империи. Императора избирали семь князей, которых называли пфальцграфами. Трансильвания находится на северо-западе современной Румынии. Баторий был женат на сестре бывшего польского короля Сигизмунда II. Так шведский король Юхан III вновь оказался близким родственником короля Польши, на сей раз не зятем, а свояком. Талантливый и получивший хорошее образование Баторий стал великим королем Польши.

Наверное, именно под влиянием его агентов «король Ливонии» Магнус уподобился лягушке, которая хотела раздуться больше быка. Он попытался освободиться от покровительства Московии и заключил тайный союз с Баторием. Но он не рассчитал свои силы и в 1577 году был свергнут Иваном IV. Магнус бежал в Курляндию, где и умер в 1583 году. Его жена Мария Старицкая после его смерти вернулась в Россию.

Королю [22 октября 1580 года]

Сир! Я писал Вашему Величеству 2 сентября, описав наступление войск трансильванца против московита и как он взял Велиж и Великие Луки; я сейчас узнал, что он взял Бейкирич, который находится всего в шести лье от Ревеля и где он потерял множество своих людей. Говорят, что у московита могучая армия около города Нарвы. Но не знают, будет ли он открыто сражаться против трансильванца, не имея большого преимущества, или попросту заградит ему путь в свою страну.

Сеньор де ла Гарди 17 сентября покинул Або, город в Финляндии, губернатором которого он является. Он пишет мне, что его силы составляют семь тысяч пеших и конных солдат и он решил вторгнуться с той стороны в земли московита и воевать с ним в течение всей зимы. Гарнизон шведского короля в городе Ревеле должен присоединиться к армии трансильванца.

Представители королей Дании и Швеции встретились недавно на границе двух королевств, чтобы вести переговоры о своих разногласиях, и уладили их к удовлетворению короля Дании, потому что шведский король, занятый войной с московитом, не хочет с ним ссориться.

Старый герцог Иоганн Гольштейнский, дядя короля Дании, скончался 10 числа сего месяца в городе Хадерслеве. Его брат герцог Адольф сразу же явился туда, и увез с собой всю казну и главную часть движимого имущества покойника, что весьма оскорбило короля Дании. Дело в том, что имущество покойника, как говорят, было велико, поскольку он был очень бережливым хозяином и жил долго. Тем не менее есть надежда, что все будет решено полюбовно. Похороны должны пройти в городе Шлезвиг второго декабря этого года, и на них явится большинство датских дворян.

Император отправил посланника к королю Дании по настоятельной просьбе главных приморских городов, объединённых в Ганзейский союз. Они жалуются на некоторые пошлины, которыми король с недавнего времени обложил товары, проходящие через его королевство и которые, с их точки зрения, наносят им большой ущерб, но вмешательство императора не слишком помогло им.

Королева Англии часто отправляет посланников к королю Дании и старается более чем когда-либо уверить его в своей дружбе.

Отрывок из следующего письма уже приводился на странице 170. Вот письмо целиком.

Королю [8 декабря 1580 года]

Сир! Я несколько дней назад со всей старательностью внушал королю Дании, что торговля с Россией столь необходима и столь важна для Ваших королевств, владений и подданных, что они не могут обойтись без нее, не понеся величайших убытков. Тем не менее, чтобы доставить ему удовольствие, Вы недвусмысленно приказали своим подданным, чтобы в этом году они не вели торговлю с Россией или с Нарвой, и они со всей верностью повиновались Вам. Я просил его не мешать Вашим подданным продолжать свою стародавнюю и привычную торговлю с Нарвой, потому что не следует позволять частным лицам прерывать торговые отношения – подобные люди обычно больше вредят своим друзьям, нежели врагам. Я уверял короля, что французы не повезут в Нарву никаких запрещенных товаров. Он отвечал мне, что нет в Европе государя, который понес бы больше потерь от прекращения этой торговли, чем он, и нет подданных, которые могли бы больше жаловаться на ее прекращение, чем его подданные; но палатин Трансильвании, поляки, король Швеции, герцоги Прусский и Курляндский и многие другие государи и республики, соседствующие с Московией, ему часто рассказывают о жестокости и бесчеловечности московитов по отношению к их подданным и так сердечно просят его еще в течение года помешать этой торговле, что он не может ответить им отрицательно и надеется, что Ваше Величество, будучи христианнейшим королем, примет это объяснение, о котором он Вам еще напишет письмо.

22 октября я написал Вашему Величеству, сир, что 29 сентября представители королей Дании и Швеции собрались на границе двух королевств, и что они дружелюбно уладили все свои разногласия, так что между ними не осталось никаких явных причин для ссоры. Я часто со всей сердечностью жаловался королю Швеции и главным сеньорам его Совета, что шведы в последние десять-одиннадцать лет причиняли множество несправедливых обид французским купцам, и излагал настоятельные просьбы и ходатайства Вашего Величества позволить им вернуть их товары и суда, как того требуют право, разум и справедливость, а также старинная дружба и доброе взаимопонимание двух королевств. Однако вплоть до нынешнего дня я так и не получил твердого ответа и не услышал других причин, кроме крайней нужды, в которой находится король Швеции. Правда, сир, мне дают надежду, что вопрос будет решен, но никакой уверенности в этом нет; я не премину всегда делать все, что должен. Что же до российской торговли, я расскажу Вам, сир, как она проходила прошлым летом. Король Швеции обещал королю Дании помешать этой торговле; тем не менее он за деньги выдавал пропуска от имени королевы Швеции и их сына принца, чтобы купцы плыли в Нарву, при том условии, что на обратном пути они явятся в Стокгольм, где вернут свои пропуска и, заплатив пошлину, получат сертификат или свидетельство, что купили свой товар в Швеции. С другой стороны, корабли датского короля плавают по морю, останавливают все проходящие торговые суда, и если обнаруживают на борту лен, пеньку, воск, сало и кожи – обычные нарвские товары – они их захватывают и конфискуют. Вот, сир, как обижают бедных купцов, лишая их имущества.

Мне сообщили из Данцига и Эльбинга, что трансильванец, взяв город и крепость Великие Луки, решил вернуться в Литву и разместить свою армию в городах, что московит узнал об этом отступлении, и поскольку армия должна была пересечь глубокую реку, через которую было мало мостов, когда часть армии пересекла реку, московит с огромными силами ударил по той части, что осталась, убив, как говорят, пятнадцать-шестнадцать тысяч человек и взяв в плен пять тысяч. Но трансильванец немедленно повернул свою армию и вновь пересек реку, чтобы помочь тем, кто подвергся нападению, и так удачно это сделал, что победа осталась за ним, и убил двадцать пять – тридцать тысяч московитов, подвергаясь сам огромной опасности. Мне также сообщают, что палатин Подольский, генерал польской армии, был взят в плен, а полковник Эрнст Вейер и многие другие командиры погибли. Я еще не знаю достоверно все подробности; но две армии, безусловно, сражались и обе понесли огромные потери. И я не сомневаюсь, что Вашему Величеству об этом уже сообщили.

Вот и все, сир, что я в настоящее время могу написать Вашему Величеству, а еще молю Бога, сир! чтобы он подарил Вам всяческое процветание и т. д.

Из Сканнерборга, 8 декабря 1580 года.

[Письмо королеве-матери от 8 декабря 1580 года]

Достоверно известно, что армии трансильванца и московита встретились и сражались долго и совершенно беспощадно, но я пока не мог узнать об этом сражении больше, чем то, что я написал королю; я не сомневаюсь, что Ваши Величества уже узнали, что там было на самом деле, от других.

Сударыня! Ваше Величество в своей благосклонности множество раз отдавали приказ, чтобы мне компенсировали две тысячи экю, которые я потратил, чтобы служить Вам, но это пока так и не было сделано. Я в течение одиннадцати лет выплачивал по этой сумме двенадцать процентов, и платил часто, что было для меня очень тяжело. Король мне тоже должен много денег, которые я не могу получить. Клянусь Вам, сударыня, что по этой причине я оказался в такой крайней нужде, что о ней нельзя даже и говорить, я уже почти что боюсь показываться людям на глаза. Я смиреннейше умоляю Ваше Величество, сударыня, соблаговолить позаботиться об этом и не допустить, чтобы я был обесчещен и опозорен, не имея возможности удовлетворить моих кредиторов, лишь за то, что так долго и верно служил Вашим Величествам.

Сударыня, я смиреннейше умоляю Творца и т. д.

Из Сканнерборга, 8 декабря 1580 года.

[Письмо королю от 25 марта 1581 года]

Сир! 8 декабря я послал Вашему Величеству письмо короля Дании, в котором он просит Вас приказать Вашим подданным, французским купцам, еще и в этом году удержаться от отправки кораблей в Нарву. Кроме того, я 28 января сообщил Вашему Величеству, что, как достоверно известно, в начале следующего лета королева Англии пришлет датскому королю орден Подвязки. Как я слышал, она сделает это, чтобы почтить его, потому что она уже долго старается обеспечить себе дружбу короля и заключить с ним тесный союз, и я не знаю, что из этого может получиться. Вчера из города Копенгагена на Восточное море отплыли восемь военных кораблей, и быстро снаряжают новые.

Я слышал, что Генеральные Штаты Польши на последнем сейме в Варшаве согласились еще в течение трех лет помогать трансильванцу в войне против московита. Трансильванец отправил посланников к королю Дании, курфюрсту Саксонскому и объединенным городам Немецкой Ганзы, чтобы получить у них какую-нибудь сумму. Король отказался это делать. Я не знаю, что ответит курфюрст. Чтобы легче получить от городов то, что он от них требует, он обещает подтвердить их старинные привилегии в Великом Нёгарте и других городах на ливонской границе и еще увеличить их.

В прошлом году московит отправил посла к императору, который ехал через Данию. Он уже давно вернулся в Любек, чтобы плыть в Россию. Я слышал, что жители этого города снаряжают двадцать пять кораблей для плавания в Нарву, хотя король Дании и король Швеции желают этому помешать, что может вызвать открытую войну между ними. Кажется, что город скорее пойдет на войну, чем прекратит торговлю, от которой зависит само его выживание.

Сир! Крайняя нужда, в которой я нахожусь в настоящий момент, меня вынуждает Вам сообщить, что меня арестовали, потому что я не могу выплатить свои долги.

Меня всегда считали дворянином и человеком чести, и я теряю это звание сейчас, что для меня гораздо страшнее смерти; я смиреннейше умоляю Ваше Величество, сир, именем Бога, чтобы в вознаграждение моей старинной службы Вы соблаговолили приказать возместить мне хотя бы половину того, что Вы мне должны, как из моего жалованья посла, так и из трат, сделанных мною на Вашей службе, чтобы я мог выбраться из постыдного состояния, в котором я сейчас пребываю, и имел средства продолжать свою вернейшую и смиреннейшую службу. Что же до других денег, которые Вы мне были должны, кроме вышеупомянутых, я не хочу докучать Вашему Величеству. Я лишь смиреннейше умоляю Вас дать мне средство сохранить свою честь и возвратить привычную свободу.

Сир! Я смиреннейше умоляю Творца, чтобы он Вам дал и т. д.

Из Копенгагена, 25 марта 1581 года.

[Письмо королеве-матери от 25 марта 1581 года]

Сударыня! Господин Георг Фаренсбах, ливонский дворянин, один из полковников трансильванца, мне пишет, что ему поручено набрать три тысячи аркебузиров, и просит меня, если я знаю каких-нибудь французских военачальников, которые пожелали бы отправиться на эту войну против московита, направить их к нему, а он даст им все необходимое, чтобы они могли набрать солдат и быть с ними в ливонском городе Рига первого июля текущего года.

В следующем письме упоминается письмо Фредерика II Генриху III.

Королю [25 апреля 1581 года]

Сир! Король Дании написал Вам 27 ноября, что решил помешать торговле с Россией в этом году; но вчера он мне сообщил, что император и многочисленные немецкие государи столь убедительно указали ему на важность этой торговли для всей Германии, и столь сердечно просили, чтобы он позволил ее, что он не мог им в этом отказать. Он просил меня сообщить об этом Вашему Величеству, чтобы Вы могли узнать причину, заставившую его изменить свое первоначальное решение по поводу этой торговли. Он надеется, что Вы извините его, и сердечно просит Вас об этом. Но я не знаю, принесет ли разрешение короля Дании особую выгоду Германии и другим нациям, потому что король Швеции не хочет позволить эту торговлю, если ему взамен не выплатят очень много денег, и часто не стесняется задерживать товары и суда даже тех, у кого есть его пропуска, как о том могут свидетельствовать многие французские купцы, понесшие очень значительный ущерб и разорение. Даю Вам слово, сир, несмотря на все усилия, которые я приложил, чтобы вернуть то, что удерживают у французских купцов шведы, я не получил другого ответа, кроме того, который он уже делал Вашему Величеству. Жители Любека решили этим летом отправить корабли в Нарву, с таким мощным сопровождением, что они могут дойти до Нарвы и вернуться, несмотря на силы шведского короля, и, возможно, это одна из главных причин, почему король Дании позволил торговлю – он желает увидеть, добьются ли успеха город Любек и его союзники. Мне пишут из Швеции, что шведский король этим летом будет осаждать Нарву. Трансильванец изо всех сил готовится к продолжению войны против московита. Он покинул Варшаву 13 марта, направляясь в Литву.

[Письмо королю от 8 июля 1581 года]

Достоверно известно, что трансильванец собрал большое и могущественное войско; но я еще не слышал, чтобы он что-нибудь предпринял или совершил против московита. В последние два года в его лагере было около пятнадцати тысяч валахов, которых они называют гедук, пехотинцев, отважных, храбрых и надежных. Кроме того, около трех тысяч венгерских конников, которые составляют основу его сил и которым он больше всего доверяет, хотя у него еще множество поляков и литвинов и небольшое число ландскнехтов. Он отправлял посланника в Нидерланды, чтобы нанять французских аркебузиров, но набрал их весьма немного. В последние два года он захватил у московита обширные и плодородные земли. В этом году ждут, что он осадит город Плеско и, если он одолеет, у московита не будет возможности ни удержать Ливонию, ни помочь своим войскам в Ливонии. Кроме того, трансильванец причиняет много ущерба Пруссии, постоянно ущемляя ее привилегии. Нет сомнений, что как только он помирится с московитом, он осадит город Данциг, если только тот не покорится полностью его воле, и если так случится, это нанесет большой ущерб тем, кто ведёт торговлю в Данциге, а также Пруссии, которая после этого ощутит на себе суровость поляков. Удивительно, что московит, которого, как знает Ваше Величество, столь боялись и страшились все его соседи, который мог весьма быстро пустить в ход четыреста-пятьсот тысяч солдат, в настоящее время столь разбит и слаб, а его народ столь напуган и устрашен, что они не осмелились ничего противопоставить трем-четырем тысячам солдат, которых против них прошлой зимой послал король Швеции, и шведы осадили и взяли несколько крепостей на границе Московии, не встретив никакого сопротивления.

Король Швеции посылает в Ливонию большие силы и по-прежнему продолжает грабить тех, кто идет в Нарву. В этом году он захватил множество кораблей города Любека и все прочие, какие сумел встретить, и не стоит ожидать, что в будущем станет лучше. Считается бесспорным, что этим летом он осадит город Нарву, который, по-видимому, недостаточно вооружен, чтобы долго сопротивляться шведам. Король Дании по-прежнему держит на Восточном море десять военных кораблей, хотя, насколько мне известно, у него там нет ни одного врага.

Посол, которого московит отправил к папе, на обратном пути сказал мне, что папа отправил к московиту сеньора Антуана Пуассавена с великими дарами, и он поехал через Польшу. Я слышал, что этот Пуассавен француз и принадлежит к ордену иезуитов. В течение примерно двух лет он был послом императрицы в Швеции, а в прошлом году отбыл к императрице, а затем к папе. Король Дании доставил посла в Ливонию на своих судах, а вместе с ним и того, кого московит отправил к императору в прошлом году. В последнее время московит сделал такие предложения королю Дании, что они практически уладили свои разногласия, и король Дании, как только сможет, пошлет московиту охранную грамоту для его послов.

Я смиреннейше благодарю Ваше Величество, сир, за то, что Вы соблаговолили приказать выплатить мне то, что по справедливости мне уже столь давно причиталось, чтобы я мог вновь обрести свою честь и свою свободу и иметь средства к продолжению моей вернейшей службы Вашему Величеству и т. д. и т. п.

Из Копенгагена, 8 июля 1581 года.

Антуан Пуассавен – французское произношение имени Антонио Поссевино (1534–1611). Он был действительно иезуитом (орден иезуитов был основан в 1540 году), но итальянцем, родившимся в Падуе. Возможно, шведские друзья Данзея, встречавшиеся с Поссевино, сочли, что он француз, и убедили в этом Данзея. Иезуит хорошо знал Францию, прожив в ней долгие годы. Он проповедовал в Савойе в 1560–1563 годы, а затем во Франции (с 1563 по 1572 год в Париже, Байонне, Руане, Лионе и Авиньоне), пытаясь обратить в католицизм вальденсов (средневековая христианская ересь, примкнувшая к протестантизму) и кальвинистов. Находясь в Швеции с 1577 по 1580 год, он пытался обратить короля Юхана III в католицизм или приблизить его к этой религии. Жена Юхана III, полька, осталась католичкой. Поссевино не смог достичь успеха в этой миссии, которая была тайной (поэтому делал вид, что представляет императрицу). Затем он отправился в Москву, где в 1581 и 1582 году представлял папу Григория XIII. За посредничеством в Ватикан обратился Иван Грозный, который проигрывал войну с Польшей. Папа попросил Поссевино проверить, возможно ли воссоединение церквей, и понаблюдать за этой страной, в то время еще очень таинственной. Вернувшись из России, Поссевино опубликовал трактат «Московия», посвященный России, который пользовался большим успехом. Иван Грозный потерял все свои завоевания в Ливонии, но эта миссия имела положительный результат. Тесного союза между Польшей и Швецией, который мог бы иметь страшные последствия для России, так и не сложилось. Поссевино впоследствии сыграл большую роль в примирении Генриха IV с папой и его обращении в католицизм в 1594 году.

[Письмо королю от 7 сентября 1581 года]

Когда войска трансильванца подошли к границам России, русские одержали победу над семьюстами-восьмьюстами солдатами, но когда у границ оказалась вся армия, русские, разорив территорию, удалились вглубь страны на тридцать лье. С тех пор трансильванец осаждает город Плесков и разделил свою армию на три части. Узнав об этом, русские так сильно ударили по тому лагерю, где находился трансильванец, что убили десять-одиннадцать тысяч его войска, а сам трансильванец, считавший, что русские находятся на расстоянии тридцати лье оттуда, всерьез подвергался опасности оказаться в плену или погибнуть. Но после того как два других лагеря примкнули к трансильванцу, они выдержали битву с московитами, отступили и расположились около города Плескова. Этот рассказ считается верным, и я сообщу Вашему Величеству, сир, обо всех деталях как можно точнее.

Я только что узнал, что папа отправил посла к королю Швеции, и он прибыл в Любек пять или шесть дней назад. Я смиреннейше умоляю Ваше Величество, сир, соблаговолить вспомнить о моей долгой, постоянной и верной службе и помочь мне в моей крайней нужде, выплатив мне часть того, что мне по справедливости причитается.

Сир, я смиреннейше умоляю и т. д.

Из Копенгагена, 7 сентября 1581 года.

Королю [25 октября 1581 года]

Сир! В этом году шведы захватили в Ливонии крепости Хапсель, Лауда и Леаль и две Нарвы, одну из которых они называют немецкая Нарва, другую – русская Нарва, с двумя замками, почти не встретив там сопротивления. Многие удивляются, как за столь малый промежуток времени получилось, что войска императора московитов (которых боялись не только соседние с ним христианские государи, но и турок и перс) оказались в такой степени разгромлены, что он не может сопротивляться армии в семь-восемь тысяч человек. Впрочем, может быть, презирая короля Швеции, он хочет сохранить свои силы для борьбы с поляками и татарами, которые куда более могучи и устрашающи, чем король Швеции.

Что касается воеводы Трансильвании, я не могу лучше изложить его замыслы, чем приведя его собственные слова. Он написал Кульмскому палатину и другим палатинам Польши, что решил вместе со своими военачальниками отправиться осаждать город Плесков, потому что если он сумеет покорить его, московит уже не сможет оказать помощь другим крепостям, которые держит в Ливонии, и после этого поражения они будут вынуждены сдаться, не сопротивляясь; кроме того, что московит, узнав о его подходе, бросил и сжег крепости Велиж и Красное Городище, а он разместил там гарнизоны и укрепил их вновь, чтобы легче было помешать набегам московитов и успокоить тех, кто последует за его армией. Он также написал, что поляки потребовали от него назначить заместителя главнокомандующего в армии, который имел бы всю власть, которой требует подобный пост, согласно старинному обычаю Польского королевства. Зная, что это необходимо, он выбрал великого канцлера Польши. Он также написал, что решился зимовать со своим войском на вражеской границе, поскольку не может зимой вернуться в Литву, не потеряв множества людей и лошадей, – дороги слишком трудны и далеки. Зазимовав на границе, он с большей легкостью сможет сохранить то, что он завоевал, а в начале следующего лета сможет с большей легкостью помчаться за своей фортуной и быстрее использовать представившийся случай, чтобы нанести урон врагу. Дело в том, что армия не может столь часто пересекать его владения, не нанося большого урона и ущерба его подданным. Он написал, что армия не может зимовать в Литве, не разорив страну целиком, и при помощи этого средства он ее спасет. Кроме того, трансильванец очень жаловался, что деньги на войну собирают слишком медленно и направляют ему с большим опозданием, и просит палатина увещевать других польских палатинов, чтобы они с большим тщанием заботились об этом, и уведомили его о том, что они прикажут.

Прежде чем трансильванец явился к городу Плесков, он взял Форонет и Осторфф, город, расположенный на маленьком острове на реке Вьелик. После боя эта крепость сдалась ему по соглашению. Таким образом, у него не осталось в тылу ни одной крепости, которая могла бы помешать свободному возвращению из его лагеря в Литву.

Оказавшись перед городом Плесков, он расположил поляков, венгров и немцев отдельно друг от друга. Ударив по городу и пробив брешь в его стенах, он приказал Георгу Фаренсбаху, командиру немецких пехотинцев, чтобы тот послал часть своих войск изучить брешь и выяснить, достаточно ли она велика, а также понаблюдать за тем, что защитники крепости приготовили, чтобы защитить и спасти себя. Фаренсбах выбрал для этой цели сто солдат, но когда они отправились к бреши, венгерские пехотинцы (которых называют гедуки) решили, что немцы идут на приступ города, и, желая, чтобы им выпала честь оказаться там первыми, сразу же отправились туда сами, в суматохе и беспорядке. Поляки решили выполнить свой долг и последовали за ними. Тогда Фаренсбах решил показать свою готовность и повел к бреши весь свой полк. Но осажденные встретили нападавших столь уверенно и отважно, что нападавшие после долгого и упорного боя были вынуждены отступить, потеряв большое число хороших солдат. Незадолго до этого в бою между поляками и московитами поляки были разгромлены и уничтожены. Вот и все, сир, что я могу Вам написать бесспорного о борьбе поляков и шведов против московита. Правда, здесь рассказывают, что поляки с тех пор ходили и на второй приступ города, и их нападение было храбро отбито, причем многие нападавшие полегли; но третьим приступом нападавшие взяли город. Тем не менее, я еще сомневаюсь в этом, потому что я не получил никаких сообщений от моих друзей, находящихся в лагере, а трансильванец издал указ, что никто не смеет писать о происходящем в лагере под страхом смерти.

Что касается жалоб и сетований, которые ко мне поступают каждый день от французских купцов по поводу шведских грабежей, я написал сьеру де Сигоню, губернатору Дьеппа, купцам этого города и остальным, чтобы они не ждали возврата того, что у них захватил шведский король, если Ваше Величество не предпримет иных действий, чем те, что предпринимались вплоть до настоящего времени.

Сир, я нахожусь в состоянии столь крайней нужды, что я вынужден снова смиреннейше умолять Ваше Величество приказать, чтобы мне была возвращена часть того, что мне по справедливости причитается, чтобы я мог вновь обрести мою честь и мою свободу. Я служил у Вашего Величества и монсеньоров королей вашего деда, отца и братьев (святой памяти) и вел переговоры с главными королями и государями Европы и выполнял долг дворянина, человека чести и добродетели. Я уверяю себя в справедливости и правосудии Вашего Величества, сир, я уверяю себя в том, что Вы не позволите, чтобы в вознаграждение за мою долгую и постоянную службу и труд меня держали в тюрьме и позорно считали обманщиком и бесчестным человеком. Я смиреннейше умоляю Ваше Величество соблаговолить проявить ко мне милость, чтобы я получил хотя бы часть того, что мне уже давно причитается.

Сир, я смиреннейше умоляю Творца и т. д.

Из Копенгагена, 25 октября 1581 года.

Королю! [15 января 1582 года]

Сир! Я уже сообщал Вашему Величеству о продвижении и успехах армии трансильванца против московита в прошлом году, и перечислил крепости, которые он покорил. Я также сообщил о том, как он осадил город Плесков, и как те, кто был внутри города, отважно сопротивлялись при каждом приступе. С тех пор трансильванец потерял при осаде великое множество людей и лошадей; но в большей степени из-за болезней и нужды в его лагере, чем из-за доблести противника. Поэтому он был вынужден разместить свое войско в ближайших к Плескову городах и крепостях, которые он завоевал, и он так хорошо об этом позаботился, что его армия может легко воссоединить свои силы, и он даже решил помешать московиту ввозить в город припасы. Тем не менее он вернулся в Литву, чтобы оттуда отправиться в Польшу и собрать Генеральные Штаты королевства, а там добиться всего необходимого для сохранения и поддержания своей армии, чтобы вернуться к ней следующей весной и продолжить войну с врагом. Однако мирные переговоры между ним и московитом продолжаются, но исход их неясен из-за изменчивости фортуны. Трансильванец послал гонца к королю Дании, чтобы тот позволил ему отправить несколько кораблей в Северное море нанести ущерб врагу и помешать англичанам и другим нациям вести торговлю через порт Святого Николая и другие пункты, подчиняющиеся московиту. Король Дании охотно позволил ему это, зная, что силы поляков на море не являются особо устрашающими, и они не смогут предпринять ничего масштабного на Севере. Король Швеции, видя, что трансильванец сдерживает силы московита, очень мудро использует положение. В прошлом году он подчинил себе множество крепостей в Ливонии, не встретив никаких помех, а недавно взял по соглашению замок Виссенштейн, сдавшийся из-за нехватки припасов, а этот замок считают самым прочным во всей Ливонии. Продолжая следовать своей фортуне, он отправил войска против города Пернау, который не сможет ему долго сопротивляться по такой же причине.

Вот и все, сир, что я в настоящее время могу написать Вашему Величеству.

Сир, я смиреннейше умоляю и т. д.

Из Копенгагена, 15 января 1582 года.

Миссия Поссевино принесла свои плоды – с Польшей было заключено перемирие. Швеция, казалось, стала жертвой этого соглашения – она продолжала войну. Мы рассмотрим это перемирие более подробно в конце этого раздела.

[Письмо королю от 9 марта 1582 года]

Сир! Я Вам написал столь подробное письмо 28 октября прошедшего года, рассказав, что я знаю о торговле и о том, что, как мне кажется, послужит удобству и безопасности французских купцов, что не считаю нужным рассказывать об этом вновь. Московит и трансильванец заключили перемирие на десять лет, что и было обнародовано в Вильне в Литве 4 февраля. Согласно условиям перемирия, трансильванец вернет московиту то, что он у него захватил с начала этой войны, кроме города Полоцк. С другой стороны, московит передает трансильванцу все, что ему принадлежит в Лифляндии. Нарва же будет принадлежать тому, кто ее захватит первый – московиту или трансильванцу, что является очень суровым условием по отношению к королю Швеции. Возможно, он по-дружески договорится с трансильванцем по поводу того, что ему принадлежит в Лифляндии. Мне пишут из Вильны, что трансильванец на момент отправки письма отбывал из Вильны, чтобы отправиться в Ригу и иметь возможность лучше позаботиться о делах Лифляндии.

Сир! Я смиреннейше умоляю Творца и т. д.

Из Копенгагена, 9 марта 1582 года.

Королеве, матери короля [9 марта 1582 года]

Сударыня! Король Дании вооружил и снарядил двенадцать кораблей, чтобы отправить их ближайшей весной к берегу Норвегии и помешать торговле, ведущейся с русскими по Северному пути. Я еще не знаю, не является ли это предлогом для других целей – что бы он ни заявлял, я не могу поверить, что он снарядил такую армаду с этой целью. Тем не менее он пообещал мне предоставить пропуска французским купцам, которые пожелают отправиться торговать в те места, на приемлемых условиях, как только к нему обратятся по этому вопросу. Ваше Величество примет решение по этому поводу, если так Вам будет угодно. Что до меня, я бы и не заговорил о пропусках, если бы купцы не обращались ко мне с этой просьбой множество раз.

15 января представители московита и трансильванца согласились заключить перемирие на десять лет; оно было обнародовано в Вильне 4 февраля на условиях, которые Ваше Величество узнает из моих писем к королю. Перемирие было заключено с большим ущербом для короля Швеции, который рискует потерять все то, что он с таким трудом завоевал в Лифляндии, если не сможет заключить полюбовное соглашение с трансильванцем. Учитывая состояние дел короля Швеции, следует предположить, что если Ваши Величества потребуют удовлетворить жалобы французских купцов, он (поскольку он очень разумен) даст лучший ответ, чем в прошлом.

Вот и все, сударыня, что я могу в настоящий момент написать Вашему Величеству, и молю Бога даровать Вам всяческое процветание и т. д.

Из Копенгагена, 9 марта 1582 года.

Королю. [18 мая 1582 года]

Сир! 9 марта я сообщил Вашему Величеству о соглашении, которого достигли московит и трансильванец. За прошедшее с того момента время московит передал ему все города и крепости, которые он удерживал в Ливонии, и отказался от своих претензий на другие крепости, которые в настоящий момент держит шведский король. По этой причине трансильванец отправил посланников к шведскому королю, чтобы получить эти крепости. Есть вероятность, что они заключат полюбовное соглашение. Но шведский король быстро провел набор солдат в подвластных ему землях и отправил их как в Ливонию, так и на границу Финляндии, опасаясь, что московит, собирающий большие силы, поведет их против него – и он, безусловно, так и сделает, когда ему представится случай.

Я отправил королю Швеции ваши письма; надеюсь, что они убедят его удовлетворить жалобы французских купцов, которые понесли от его слуг столько обид и ущерба.

[Письмо королю от 16 декабря 1582 года]

Трансильванец собрал Генеральные Штаты Польши и Литвы и других подвластных ему провинций в Варшаве, в четвертый день октября сего года, и потребовал от представителей города Данциг налог, который они называют pfund kamer; а также налог с находящихся там мельниц, которые приносят им основной доход; а также чтобы они построили дом в городе. Если они согласятся на подобные условия, это будет для них полным разорением. Но Вы знаете, сир, поляки испытывают такую ненависть и зависть по отношению к жителям Данцига, что они прибегнут к любому способу, чтобы покорить его, а если так случится, христианские государи, и в первую очередь Нидерланды, быстро почувствуют, какую потерю они понесли. Трансильванец в настоящий момент обладает большей частью Ливонии и потребовал у короля Швеции то, что ему принадлежит в той земле. А поскольку король Швеции ему открыто отказал, они находятся на грани войны. Король Швеции – враг московита. Он послал в его страну примерно четыре тысячи всадников и более десяти тысяч пехотинцев, чтобы продолжать войну с ним, и осадил крепость Нюльтембург, но я еще не знаю, успешно ли. Король Дании, зная, что поляки не слишком его любят, а если они завладеют Ливонией и Пруссией, то будут могущественными на море и смогут легко ему повредить, заключил союз с королём Швеции. Кроме того, он отправил посланника на сейм в Варшаву, публично попросив поляков заключить полюбовное соглашение с королем Швеции и, уладив их разногласия, позаботиться об общественном покое. Наконец, он заявил, что если они хотят воевать с королем Швеции, их союз и тесное единение заставят его помогать королю Швеции всеми доступными средствами, и он не преминет исполнить свой долг. Я еще не слышал, что поляки ответили королю Дании.

[Письмо королю от 15 февраля 1583 года]

На последнем сейме, который поляки провели в Варшаве, не было принято никакого решения против короля Швеции, касательно того, что принадлежит ему в Лифляндии и что поляки хотят получить при помощи силы или полюбовного соглашения. Не поднималось и ни одного другого важного вопроса; все было отложено до следующего сейма. Лишь мирные договора между поляками и московитом получили публичное подтверждение.

Король Швеции осадил Нюльтембург в стране московита; но после трех неудачных приступов и потери большого количества солдат его армия отступила, как из-за нехватки припасов, так и по причине начавшихся в войске болезней. Все уверены, что в мае сего года курфюрсты Саксонский и Бранденбургский и многие другие немецкие князья соберутся в герцогстве Померания, и там же будет находиться король Дании, и это все, что я могу в настоящий момент написать. Я еще не смог получить ответ от короля Швеции на письма, которые Ваше Величество уже давно написали ему в пользу французских купцов, чьи суда и товары он удерживает; и от писем и от заступничеств нельзя ожидать большего.

Вот и все, сир, что я могу в настоящий момент написать Вашему Величеству.

Сир! Я умоляю Творца даровать Вашему Величеству всяческое процветание и совершенное здоровье, а также очень долгую и счастливую жизнь.

Из Кольдинга, 15 февраля 1583 года.

[Письмо королю от 8 июня 1583 года]

После неудачи, которую шведы потерпели в прошлом году перед замком Нюльтембург в России, который они осаждали, я не слышал, чтобы они что-либо предприняли против московита. Говорят, что шведы ведут переговоры с ним, как и с поляками, которые желают получить то, что шведы удерживают в Ливонии.

[Письмо королю от 26 августа 1583 года]

Сир! Король Дании предоставил в удел своему брату, покойному герцогу Магнусу, остров Эзель и часть Курляндии в Ливонии. Герцог недавно скончался. Поляки пожелали захватить страну и находящиеся в ней крепости. Командиры гарнизонов не пожелали этого допустить, и началась схватка, в которой многие погибли с обеих сторон. Но поляки были сильнее и покорили все эти крепости, кроме Пильтена, который они осаждают. Король Дании узнал об этом всего два дня назад и сразу же приказал снарядить три корабля, чтобы послать в Ливонию солдат, припасы и все необходимое. Сегодня сюда прибыл господин Яков Полодоски, первый секретарь Польши, которого поляки послали к королю. Я еще не знаю, что он предложит.

[Письмо королю от 28 ноября 1583 г.]

Король Швеции заключил с московитом перемирие на три года и сохраняет за собой все, что он завоевал у него в последнюю войну. Поляки с момента заключения мира с московитом ничего не предпринимали.

[Письмо королеве-матери от 10 января 1586 года]

Считается бесспорным, что господин де ла Гарди утонул, переходя реку.

[Письмо королеве-матери от 28 апреля 1586 года]

Говорят, что московит договорился с королем Швеции, что торговля в городе Нарва будет продолжаться, как и до войны. Если так, это было бы величайшим благом для христианского мира. Я специально послал в Швецию, чтобы узнать правду об этом, а также выяснить намерения шведского короля, чтобы его слуги не чинили обид французским купцам, как это часто было в прошлом. Я хорошо знаю, сударыня, в чем состоят мои обязанности посла и что я должен делать; но в настоящий момент я не могу ничего сделать, даже если бы я сдох тысячу раз. Но я надеюсь, что в скором времени, с Божьей помощью, смогу удовлетворить Вас и добиться облегчения для Ваших подданных в этом вопросе.

Сударыня! Я умоляю и т. д.

Из Копенгагена, 28 апреля 1586 года.

[Письмо королю от 18 августа 1586 года]

Король Дании послал своих представителей в Колль или Мальмезон на северном берегу, надеясь, что московит отправит туда своих представителей, как он обещал, но он этого не сделал, потому что в начале этого года татары вторглись в страну московита с войском, превышающим триста тысяч человек. Московит все еще ведет переговоры со шведским королем по поводу торговли в Нарве; кроме того, он ведет переговоры с поляками, которые требуют от него герцогство Смоленское и зависящие от него земли, а иначе угрожают войной.

Вот и все, сир, что я могу в настоящий момент написать Вашему Величеству.

Сир! Я умоляю и т. д.

Из Копенгагена, 18 августа 1586 года.

Мирные договоры

Как видно из писем Данзея, положение в ходе войны было непростым, а союзы недолговечными. Сразу после своего избрания на польский трон в 1576 году Стефан Баторий возобновил войну с Россией. Швеция, ослабленная внутренними распрями, боялась утратить свои позиции в Ливонии. Юхан III решил заключить союз со своим свояком Баторием, королем все более энергичной Польши. Посредником мог стать только Ватикан, что и вызвало сближение Юхана III с католической церковью. Но то, что он предлагал через своего посла Понтуса Делагарди, имело лишь видимость католицизма, и папа это понимал. Швеция и Польша договорились, что каждый будет сражаться по отдельности, сохранит свои завоевания и не заключит сепаратного мира.

Армию Московии сразу же начали теснить повсюду. Иван Грозный, увидев, что союз был заключен в Риме, понял, что разрушить его можно тоже в Риме. Подобно Юхану III, он потребовал посредничества Григория XIII, сопроводив его расплывчатыми обещаниями по поводу сближения двух церквей и участия в крестовых походах против турок. Поляки, победоносные, но выдохшиеся и обеспокоенные шведскими успехами в Ливонии, согласились на посредничество отца Поссевино (несмотря на обещание не заключать сепаратного мира). В январе 1582 года в деревне Киверова Гора в окрестностях Запольского Яма, недалеко от Пскова, было заключено перемирие на десять лет. После переговоров, длившихся четыре месяца, Россия отказалась от своих завоеваний в Ливонии, уступив Полоцк, но вернув себе захваченные поляками в Московии города и, что было особенно важно, разбив шведско-польский союз. В то же самое время, если верить Данзею, каждый мог захватить у шведов все, что он хотел.

После этого, естественно, речь уже не могла идти о возвращении к какой-либо форме католицизма в Швеции. Кроме того, с этого мирного договора начинается долгое соперничество шведов и поляков. В 1583 году на реке Плюсса было подписано русско-шведское перемирие на три года. Россия теряла Ливонию и доступ к Балтийскому морю. В ноябре 1585 года, возвращаясь с неудачных переговоров, Делагарди утонул в Нарове (русские послы, сообщившие об этом в Москву, получили ответ: «Писали вы нам, что Пунтус Делагарди утонул; сделалось это Божиим милосердием и великого чудотворца Николы милостию»). В 1586 году истекавшее перемирие было продлено еще на десять лет (но не всегда соблюдалось). Окончательный, бессрочный мир был подписан в 1595 году.

Краткое изложение мирного договора 1581 года

Мы расскажем только о двух моментах из истории этих переговоров. Первый указывает на ловкость русской дипломатии, второй – на претензии и склонности московских государей. Пусть за нас говорит г-н Шёлль, проанализировавший переговоры, опираясь на о. Поссевино. «Во-первых. Когда 6 января казалось, что все трудности удалось устранить и преодолеть, русские послы создали две новые, чуть все не испортившие. Они потребовали, чтобы в число территорий, которые Россия уступает Польше, попали Курляндия и город Рига. Поскольку русские никогда не владели ни этим городом, ни этим герцогством, неожиданное требование послов, казалось, имело за собой тайные мотивы. Мир заключался лишь на десять лет, ведь именно такой срок предложили русские, и казалось, что в намерения послов входило оставить за своим господином какие-то права на Ливонию, сделав вид, что Россия отказывается от этих земель, но лишь на десять лет. Представители Польской республики во всеуслышание отказались от этого неслыханного предложения, и русские послы пошли на попятный; но тогда они потребовали, чтобы в перечне городов и замков, от которых царь отказывался, было указано, что он уступает и часть своих земель, так, чтобы он мог сохранить номинальный титул короля Ливонии. С этим требованием обошлись так же, как и с первым». Можно увидеть, сколь хитрой и коварной была уже московитская дипломатия: русские желали незаметно получить права на то, что даже не уступали, и оставить за собой права на то, что были вынуждены уступить. Это было тем более странно, что, благодаря влиянию отца Поссевино, польские полномочные послы, несмотря на одержанные победы, получали эти уступки взамен на практически полный отказ от своих старинных завоеваний на территории Великого герцогства Московского. Во-вторых. Мы упомянули другой момент, вот он. «Ночью с 31 декабря 1581 года на 1 января 1582 года, по словам г-на Шёлля, состоялся примечательный разговор русских послов с посредником. Они попросили его сделать так, чтобы в акте мирного договора их господин титуловался царем. По их словам, этот государь придавал большее значение этому титулу, чем обладанию замками, уступки которых от него ждали. Посредник объяснил им тогда доктрину римского двора, согласно которой существует лишь один христианский император, получивший свой титул от папы; после чего он сказал им, что если их господин хочет законным образом быть облечен новым титулом, нужно, чтобы он договорился об этом с князем Церкви, как это делают другие христианские государи. В ответ на эти слова русские послы рассказали отцу иезуиту, что императоры Гонорий и Аркадий отправили императорскую корону их великому князю Владимиру, а папа подтвердил императорский титул через некоего епископа по имени Киприан. Поссевино поведал им, что Гонорий и Аркадий жили за пятьсот лет до их Владимира, и он мог бы добавить, что и Русское государство тогда не существовало, но разоблачение этого анахронизма не сбило с толку русских послов – они ответили, что те Гонорий и Аркадий, о которых они говорили, были двумя другими императорами, современниками Владимира». Но они потерпели неудачу. Ивана IV в договоре называли всего лишь Magnus Moscoviæ dux – великий герцог Московский.

А затем?

1595: Тявзинский мирный договор (Тявзино находилось неподалеку от Нарвы). В Швеции продолжалась смута. Сын Юхана III был католиком, что не нравилось части дворянства, желавшей посадить на престол четвертого сына Густава Васа, будущего Карла IX. Русские воспользовались этим, чтобы заключить выгодный мирный договор. Они окончательно отказались от Ливонии, но получили Ингрию и Южную Карелию. Ингрия (или Ингерманландия) примерно совпадает с нынешней Ленинградской областью. У русских наконец появился выход к Балтийскому морю. Но они не смогли им воспользоваться. Там еще не было портов, а в России начался период, известный как Смутное время. На севере они уступили шведам свое право облагать данью норвежских лапландцев, что не было для них особенно большой потерей, потому что они этим правом не пользовались. Однако это вызвало сильные трения с Данией.

1609: Выборгский мирный договор. На этот раз Швеция воспользовалась внутренней слабостью соседа. Царю Василию Шуйскому нужна была шведская помощь в борьбе против второго Лжедмитрия, осаждавшего Москву. Он был вынужден отказаться от претензий на Ливонию и уступить шведам Южную Карелию, взамен получив 15-тысячное войско, которое возглавлял Якоб Делагарди, сын Понтуса. После свержения Шуйского в 1610 году шведы начали сражаться уже за себя. Делагарди взял Новгород.

1613: Кнередский мирный договор. После Кальмарской войны (1611–1613) и под давлением Англии и Нидерландов шведы заключили почетный мир. Они отказались от претензий на норвежскую Лапландию, но были, подобно англичанам и голландцам, освобождены от Зундской пошлины.

1617: Столбовский мирный договор. Под давлением Англии и Нидерландов, желавших вести торговлю, русские и шведы подписали мир в Столбово неподалеку от Ладожского озера. Русские окончательно потеряли Ингрию и Южную Карелию, а следовательно, и прямой выход к Балтийскому морю. Однако шведы гарантировали, что русские имеют право вести торговлю. В числе тех, кто вел переговоры со шведской стороны, был Якоб Делагарди. Обезопасив себя со стороны России, Швеция напала на Польшу.

1629: Альтмаркское перемирие. Под давлением Ришельё Швеция и Польша подписали Альтмаркское перемирие, подтвердившее сложившуюся ситуацию: Балтика стала шведской.

1660: Копенгагенский мирный договор. После Тридцатилетней войны (Вестфальский мирный договор, 1648 год) и новой войны с датчанами Швеция достигла расцвета. Ей принадлежал северный берег Балтийского моря вплоть до Риги, а также часть западной Померании (Штральзунд, Штеттин). Кроме того, ей принадлежало герцогство Бремен (кроме города Бремен), выходящее к Северному морю. В 1660 году она подписала мир с Данией в Копенгагене, а с Польшей в Оливе неподалеку от Данцига.

1661: Кардисский мирный договор. После неудачной попытки Алексея Михайловича вернуть Ливонию и Карелию русские и шведы подписали мирный договор, возвративший статус-кво 1617 года.

1667: Андрусовское перемирие. Русские и поляки прекратили воевать. Россия получила Смоленск и левобережную Украину, а также город Киев. Вплоть до 1700 года положение дел не менялось.

1700: Первая попытка Петра I взять Нарву окончилась неудачей.

1704: Вторая попытка стала успешной. С тех пор у России есть выход к Балтийскому морю.

1721: Ништадтский мирный договор. Этот мирный договор между Швецией и Россией положил конец Северной войне. Победоносная Россия завладела значительной частью Карелии, Ингрией и Ливонией (включая Эстляндию).

 

Б.8. Северный путь

Вот несколько дополнительных писем, посвященных Архангельскому пути. Они не несут в себе ничего принципиально нового, поэтому не были помещены в основной текст книги – создавали опасность, что потеряется нить рассказа. Они приводятся в этом приложении, чтобы исчерпать тему.

[ Письмо королеве-матери от 3 сентября 1582 года ]

Корабли, которые король Дании отправил этой весной, чтобы помешать торговле по Северному пути с русскими, сразились с несколькими английскими судами, но лишь обменялись выстрелами из пушек, без абордажного боя. Кроме того, датчане захватили четыре голландских корабля, и я не сомневаюсь, что голландцы подали жалобу на это и ведут дело. Я сделал эту торговлю безопасной для французских купцов, и им не пришлось столкнуться с какими-либо задержками или помехами, потому что я обещал королю Дании заплатить за все пропуска, которые потребуются для французских судов, идущих по Северному пути, и он удовольствовался этим. Дело в том, что он считает, что имеет право препятствовать торговле с Россией, и не хочет позволить кому-либо отправиться туда иначе как с его соглашения и после уплаты пошлины. Мудрость Вашего Величества подскажет Вам, что может быть полезным для безопасности французских купцов, потому что, если они желают торговать, нужно либо уговориться с королем Дании о пошлине и получить от него пропуска, либо проложить себе путь силой, потому что именно силой датчане препятствуют торговле. И в этом, и во всех других вопросах я сделаю все, как будет угодно Вашему Величеству мне приказать.

[ Продолжение письма королю от 29 сентября 1582 года ]

Что касается французских купцов, Ваших подданных, Андров Валькар, купец из Дьеппа, сообщил мне, что он желает послать корабли в Коль или Мальмезунд [668] на северном берегу, чтобы узнать, может ли он извлечь выгоду, и попросил меня получить пропуск от короля Дании для обеспечения его безопасности. Я говорил об этом с королем и договорился с ним, что все французские купцы смогут свободно торговать на Северном берегу при условии, что я ему оплачу столько пропусков, сколько французских кораблей отправится торговать по Северному пути. Что же до цены пропусков, он договорится о ней со мной, когда узнает, сколько французских кораблей туда поплывет. О чем и были уведомлены морские капитаны, отправленные по Северному пути; это было особо отмечено в их инструкциях и указаниях, полученных от короля, о чем я уведомил Ваше Величество и дьеппских купцов. Но случилось так, что судно Андрова отплыло прежде, чем он мог узнать о моем соглашении с королем Дании, и присоединилось к нескольким голландским купеческим кораблям, которые тоже собирались торговать на Севере. Увидев, что датские корабли нападают на голландские, он, как я слышал, вернулся во Францию, не торгуя на Севере. Я знаю, что один французский дворянин, капитан одного из кораблей короля Дании [669] , специально гнался за ним целый день, чтобы сообщить, что он может свободно торговать на Севере, где пожелает, но не смог его нагнать. В настоящее время, чтобы заранее обеспечить безопасность французских купцов, которые пожелают вести дела на Севере, я попросил короля Дании сообщить мне, на каких условиях ему будет угодно позволить это. Вначале он потребовал от меня четыре тысячи дукатов или шесть тысяч талеров в год за всю французскую нацию, и взамен за такую сумму все французские купцы смогут свободно вести торговлю как с его подданными на северном берегу, так и с русскими, при условии, что не будут ввозить в Россию медь, свинец, пушки, военное снаряжение и другие запрещенные товары. Я ответил, что сумма столь велика, что я не осмелюсь предложить ее Вашему Величеству, поскольку Вы не знаете, сколько кораблей в следующем году пойдет по Северному пути и какой будет прибыль купцов; а также, что, по моему мнению, туда пойдет не более двух-трех кораблей, чтобы проверить, будет ли эта торговля выгодной. В конечном счете я договорился с королем иначе. Надеюсь, что Ваше Величество, чтобы избежать каких-либо подозрений, прикажете, чтобы ни один французский купец не покидал Францию, направляясь торговать на Север, не получив письменного позволения от Вашего Величества и не заявив о величине своего судна. Кроме того, они должны получить специальный приказ под угрозой потери имущества и кораблей не везти никакие запрещенные товары, как уже давно договорились все короли и государи, не брать товаров у иностранцев и не пользоваться иностранными кораблями. Бесспорно, что корабли, торгующие на Севере, отплывают из Франции, Англии и Нидерландов в марте или апреле или, самое позднее, в мае. Следовательно, будет легко сообщить королю Дании, какое количество кораблей отправилось торговать на Север и какой они величины; но, чтобы лучше обо всем позаботиться, я пообещал, что французские купцы в скором времени пошлют к королю, чтобы договориться о цене пропусков, предоставляющих свободу торговли, поскольку, сир, я не могу решить этот вопрос в одиночку, и думать о нем лучше купцам, которых он непосредственно затрагивает. Поэтому, сир, все останется в целостности; но кажется, необходимо, чтобы Ваше Величество сообщили французским купцам, которые пошлют корабли на Север, чтобы они договорились о цене пропусков, поскольку этим заниматься придется им. А также надо знать, попросят ли они пропуск для торговли в землях и морях, принадлежащих королю, или пропуск для торговли в России, или же общий, как для Дании, так и для России, не упоминая о разногласиях, которые существуют у королевы Англии, Нидерландов и многих других с королем Дании о юрисдикции над этим северным морем, и не участвуя в них. Дело в том, что я уверен, что англичане не откажутся от этой торговли с Россией, пока у них будет оставаться хоть один корабль, и я не думаю, что они или голландцы желают платить пошлину или сбор королю Дании. По правде, многие считают, что король Дании желает помешать этой торговле по наущению и хитрости тех, кто хочет, чтобы король начал войну с англичанами и голландцами. Поэтому Ваше Величество рассудит, не будет ли полезным выяснить и узнать намерения королевы, шотландского государя и Нидерландов касательно торговли с Россией и юрисдикции над северным морем, чтобы, если так будет угодно Вашему Величеству, присоединиться к их позиции, или выступить в роли посредника между королем и теми, кто с ним не согласен, если Вы считаете, что подобные разногласия не могут решиться между ними полюбовно; поскольку мне кажется, что этот спорный вопрос, имеющий большое значение, не уладится легко, если не прибегнуть к Вашему авторитету. Я смиреннейше умоляю Ваше Величество, сир, соблаговолить в милости своей простить меня за то, что я Вам пишу столь свободно о вопросе, который, должен сознаться, я не понимаю столь хорошо, как он того заслуживает.

Сир! Я уже сообщил Вашему Величеству, что если французские купцы желают получать выгоду и прибыль от торговли с Россией, прежде всего необходимо, чтобы они получили привилегии от императора русских, как это сделали англичане и голландцы, чтобы свободно вести торговлю во всех подвластных ему землях. Более того, следует добиться, чтобы он приказал англичанам и местным не препятствовать ни на море, ни на суше французам, прибывающим в Россию или возвращающимся во Францию; если так не сделать, они не получат прибылей, а понесут убытки. Что же до переговоров, примером им могут послужить англичане и голландцы. Следует получить столько же выгод и прибылей, как и они: наибольший их доход проистекает от торговли, которую они ведут с персами, армянами и другими провинциями, простирающимися вплоть до Каспийского моря.

Ответ короля Генриха III на письмо Данзея от 22 октября 1582 г..

[ Генрих III – Данзею, 27 декабря 1582 года ] [670]

Господин де Данзей,

Из вашей депеши, посланной 22 октября сего года, в которой вы мне писали о разногласиях между королевой Англии и королем Дании по поводу торговли английских купцов в северном направлении, я понял, что они настолько сильно поссорились, что могут начать войну […] по этому случаю сеньор король Дании готовит свои большие суда, но я считаю, что они договорятся, поскольку торговля этих англичан – совершенно незначительный вопрос. Однако я скажу вам, что мои подданные, французские купцы, ничем не хуже английских, и надо учитывать, что море свободно для всех. Если эти англичане получат бóльшие выгоды, чем наши подданные, я желаю, чтобы вы добились того же и для них [французов].

Я уверен, […] вы добьетесь, что они получат те же свободы. Что же до паспорта, который они должны получать у меня, я всегда охотно его им выдам, желая, чтобы мои подданные вели торговлю повсюду. Ведь это не может не доставить дохода в мое королевство. Касательно того, что вы мне писали о просьбе, с которой к вам обратился мой брат герцог Анжуйский по поводу фламандцев, вы сделаете в этом отношении то, что сочтете нужным. Но вы не должны это делать в качестве моего посла, поскольку это мне ничем не послужит, а может даже и помешать моим делам.

Мне очень жаль видеть, что вы опозорены и понесли ущерб, будучи арестованы за ваши долги. Я приказал членам моего Совета позаботиться о выплате того, что вы должны получить. Лишь бы мне не пришлось больше говорить об этом. Ведь опозорены не только вы, но и я. Препоручаю вам мои дела и молю Бога, господин Данзей, чтобы он вас хранил.

Из Парижа, сего xxvii декабря 1583 года.

Ответ короля Генриха III на письмо Данзея от 16 декабря 1582 года.

[ Генрих III – Данзею, 20 февраля 1583 г. ] [671]

Я прочел депешу, которую вы мне отправили в 16-й день октября [декабря]. В ней вы написали о вашем соглашении с королем Дании, моим добрым братом и кузеном, что мои подданные смогут свободно и безопасно плавать и торговать в северном направлении, как в землях короля Дании, так и в землях московита, при условии, что у них будет письмо от меня с моим дозволением, а также письма, которые они обычно берут у своих магистратов и которые будут для них тем же самым, чем был бы пропуск или паспорт от короля Дании, при условии, что они не повезут никаких запрещенных товаров, таких как порох, медь, артиллерия, пули и тому подобного военного снаряжения, что они не возьмут с собой товары иностранных купцов, выдав их за свои, и не воспользутся иностранными кораблями, и что купцы, которые наймут эти корабли, будут обязаны послать своих представителей к королю Дании в следующем августе или сентябре, чтобы заключить с ним соглашение о свободном проходе и удовлетворить его, согласно закону и разуму.

Вскоре после того, как вы написали свою депешу, вы получили послание от меня, из которого увидели, что я не желаю, чтобы мои подданные платили какую бы то ни было дань или пошлину или еще какой новый налог, отправляясь плавать и торговать в тамошних морях, свыше того, что платят подданные соседних со мной областей. Тем не менее, если мои подданные по собственной воле решат платить эту пошлину, я не буду с ними спорить, предположив, что они получат большую выгоду от путешествий на Север, и скажу вам, что я в этой связи вручил все полномочия моему зятю, герцогу де Жуайёзу, занимающему должность адмирала Франции. Поскольку вы договорились, что купцы, которые пожелают торговать в тех краях, должны иметь письма от меня, я желаю, чтобы и письма моего зятя тоже принимались и признавались так же, как если бы они были подписаны и отправлены мною самим и скреплены моей большой печатью. Касательно того, что эти купцы не могут везти запрещенные товары, такие как порох, медь, артиллерия, пули и подобное военное снаряжение, я это понимаю иначе. Речь идет о контрабанде, и я желаю, чтобы эти товары оставались в моем королевстве. Но будет разумным, чтобы они имели достаточно оружия и военного снаряжения на своих кораблях, чтобы оно помогло им в ходе путешествия, но при этом не злоупотребляли. И я в такой же степени не желаю терпеть этого, как и король Дании, поскольку для меня еще важнее, чем для него, чтобы никакие контрабандные товары не вывозились из моего королевства.

Начало письма герцогу де Жуайёзу от 8 июня 1583 года.

Монсеньору герцогу де Жуайёзу [ 8 июня 1583 года ]

Монсеньор! Я получил письма, которые Вам было угодно мне написать 27 февраля и 14 марта. Капитан, которому было поручено доставить в Колу корабль Этьена Ватье из Дьеппа, прибыл в порт Эльсинор, и встретился с королем Дании, который, увидев выданное Вами свидетельство, немедленно вручил ему охранную грамоту, позволяющую свободно и безопасно торговать на Северном берегу, как в подвластных ему землях, так и в землях московита. Французский купец выплатил за эту охранную грамоту два португала [672] . Англичане, чтобы рыбачить в морях и торговать в землях короля на Северном берегу, платят коменданту замка Вардехуз [673] за каждый корабль один португал или шестнадцать талеров. Мне кажется, что король хочет получать такие деньги и за позволение торговать с московитом, и в знак тех прав на северное море, которые он по многим причинам выдвигает.

Он решил силой помешать торговле тех, кто желал пойти Северным путем без его согласия; с этой целью он вооружил и снарядил двадцать четыре корабля, которые он снабдил всеми необходимыми боеприпасами и пищей на шесть месяцев. Королева Англии недавно написала королю, что она в ближайшее время отправит к нему посланника, чтобы полюбовно договориться о торговле, так, чтобы он был доволен этим соглашением и распустил свой флот. Я обязательно сообщу Вам, монсеньор, о том, как будут идти их переговоры, и о том, к какому решению они придут. Тем временем англичане продолжают привычную торговлю с московитами и посылают туда больше кораблей, чем когда-либо раньше.

В прошлом году на обратном пути из России в Англию они взяли на борт московитского посла к королеве Англии [674] , а сейчас желают привезти его обратно в Московию. Я слышал, что он дал королеве обещание, что впредь ни одна нация, кроме англичан, не будет вести торговли в тех землях. А поскольку они часто причиняли обиды и ущерб купцам, которых они встречали на Северном пути, Вы подумайте, монсеньор, не лучше ли, чтобы король обратился к королеве с просьбой запретить ее подданным наносить урон и устраивать помехи французским купцам, торгующим в морях и землях на Севере, подвластных как королю Дании, так и московиту.

Письмо королю от 26 августа 1583 года.

Королю [ 26 августа 1583 года ]

Сир! Я сообщил Вашему Величеству 25 июня, что королева Англии послала г-на Герберта [675] к королю Дании, чтобы договориться главным образом по двум пунктам: во-первых, о северной торговле, как с подданными короля, так и с подданными московита, во-вторых, об отмене пошлины last-gelt или денег, которые король взимает с кораблей, проходящих через Эльсинор, с каждого ласта или двух французских тонн. По первому вопросу они согласны, что англичане смогут свободно торговать и ловить рыбу как в землях и морях, подвластных королю, так и в тех, что подвластны московиту, и посылать туда столько кораблей, сколько им заблагорассудится, взамен за сто ноблей с розой [676] , которые они будут платить королю каждый год. Если какие-либо английские суда потерпят кораблекрушение на норвежском берегу, все товары и имущество, которое удастся спасти, будут им возвращены, при условии, что они выплатят разумное вознаграждение тем, кто поможет им вернуть свое имущество. Касательно last-gelt ничего не было решено. Но сразу же, как король отправится в Зеландию и прибудет в Эльсинор, он сообщит королеве, чтобы она отправила к нему посла, и он обещает так вести себя по отношению к королеве, что она останется этим довольна.

Сир! Эти два пункта касаются и французов, которым придется платить last-gelt и затем торговать у северного берега.

Я давно уже сообщал Вашему Величеству, сир, что корабль из Дьеппа, зафрахтованный для плаванья в Колу, принадлежащий Этьену Ватье, получил пропуск от короля, чтобы свободно торговать как в подвластных ему землях на Северном берегу, так и в землях московита, в обмен на два португала.

Как известно Вашему Величеству, я взял на себя обязательства перед королем. В обмен на безопасность французских купцов, которые будут в этом году торговать на Северном берегу, они должны прислать своего представителя, чтобы удовлетворить короля по поводу данного им позволения и договориться с ним по поводу будущего. Им придется либо согласиться на уплату двух португалов с каждого корабля, либо договориться о какой-либо общей выплате за всю французскую нацию, подобно тому, что сделали англичане. Ваше Величество прикажет, что выбрать, исходя из своей мудрости.

Письмо королеве-матери по поводу Северного пути и финансовых проблем (см. с. 199).

Королеве, матери короля [ 28 ноября 1583 года ]

Необходимо, чтобы французские купцы, которые пожелают торговать на Северном берегу, как можно скорее отправили своего представителя к королю Дании, чтобы договориться с ним об условиях свободной и безопасной торговли по Северному пути, а также рыбной ловли, как в странах, подвластных королю, так и в тех, что подвластны московиту, подобно тому, как это сделали англичане, или иным способом, если английский способ им неприятен, и я не премину выполнить свой долг. Однако, сударыня, если я в скором времени не обрету свободу, то потеряю всякую возможность служить Вашим Величествам, которую я приобрел своей добродетелью; но надеюсь, что Вы с присущей Вам благосклонностью, авторитетом и справедливостью позаботитесь обо мне.

Сударыня! Я смиреннейше умоляю Творца и т. д.

Из Кольдинга, 28 ноября 1583 года.

Первая депеша 1584 года: речь идет о Северном пути.

Королю. [ 1 февраля 1584 года ]

Сир! Я получил письмо, которое Ваше Величество соблаговолили мне написать 28 ноября, и не премину выступить в поддержку французских купцов, которые пожелают торговать на Северном берегу, как Вы мне приказали. Я не думаю, что король Дании желает по-прежнему мешать их свободной торговле с московитом. Но весьма разумно, чтобы те, кто торгует в его портах и ловит рыбу в подвластных ему морях, признали его суверенные права, как это делали вплоть до настоящего момента англичане и другие нации, не выступавшие против его власти. Я могу заняться этим лишь тогда, когда узнаю волю французских купцов. Что касается флота, собранного королем Дании в прошлом году с огромными расходами и издержками, это было по наущению и интриге нескольких людей. Они притворялись, что хотят добиться, чтобы никто не торговал на Северном берегу иначе как с согласия и дозволения короля Дании, а на самом деле хотели, чтобы он начал войну с королевой Англии и Нидерландами. Я об этом тогда сообщил Вашему Величеству, чтобы в случае, если бы подобные замыслы удались и осуществились, Вы могли использовать свой авторитет и выступить посредником, как общий друг всех трех стран, во имя блага и спокойствия христианского мира. В настоящее время я не считаю возможным, чтобы подобные замыслы возродились вновь. Я послал нарочным письма Вашего Величества королю Швеции; но я опасаюсь, что они могут отнестись к ним с таким же неуважением, как к предыдущим, и я Вам свободно напишу, сир, как Ваш смиреннейший подданный и слуга, а также по долгу моего положения, то, что, как мне кажется, нужно сделать, а Вы отнесетесь к моим словам с той степенью благосклонности, с какой пожелаете. Во-первых, необходимо, чтобы французские купцы, которые жалуются на шведов, изложили в письменном виде и достоверно, что у них было отнято; кроме того, чтобы они заявили об обидах и насилиях, которые были им учинены, и обо всех других особенностях, могущих доказать справедливость их дела. В этом случае им в их угнетенности будет легче воспользоваться покровительством Вашего Величества, которое Вы им обязаны оказать по всем законам Божественным и человеческим. Если подобные декларации будут мне присланы, я добавлю к ним предложения, которые я сделал от имени Вашего Величества королю Швеции, чтобы удовлетворить его и прекратить какие-либо споры; я предложил ему, чтобы французские купцы платили такую же пошлину для прохода к Нарве, какую они платили королю Дании в Эльсиноре, или чтобы они получали пропуска на приемлемых условиях, пока об этом не будет принято более удобное решение, но король Швеции не удостоил услышать мои слова.

Мы закончим эту подборку писем, приведя самое последнее дошедшее до нас письмо из переписки Данзея. Король написал ему это письмо в 1588 году, за год до своей смерти и смерти своего верного посла. В нем мы сталкиваемся с финансовыми проблемами Данзея: чтобы выполнять свои обязанности, он платил деньги, но королевство никогда вовремя их не компенсировало (письма, в которых описываются его денежные проблемы, приводятся в одной из глав французского издания, но опущены в русском переводе). Мы видим, как трудно было Генриху III управлять своим королевством, раздираемым религиозными войнами (годом позже его убили). Наконец, из письма можно понять, что корабли компании Жака Парана продолжали плавать в Архангельск.

[ Письмо короля Данзею, 8 марта 1588 года ] [677]

Я уже довольно давно получил вашу депешу от 12 октября минувшего года. Мой ответ на нее не будет долгим, тем более что советы, которые вы мне в ней дали, уже стары, и результаты их миновали. Скажу вам только, что я очень рад, что вы, как и должно, помешали вашим кредиторам получить у короля Дании дозволение арестовать суда Жака Парана и других купцов, моих подданных, торгующих на северном направлении, в связи с вашими долгами, которые не должны привести к вреду для торговли и к ее прекращению. Торговля для моих подданных в тех краях должна быть свободной, как того и требует добрый мир и дружба между мною и королем Дании. Я желаю, чтобы вы всегда делали то же, что делали раньше, чтобы наши подданные не терпели помех и ущерба в своей торговле и в мореплавании. Я скажу вам также, что те, кто занимается вашими делами в наших краях, стремятся и добиваются, чтобы вам были вручены деньги, которые должны быть вам заплачены, и я надеюсь, что в скором времени вы сможете успокоить и удовлетворить ваших кредиторов. Впрочем, я не скажу вам, каким был путь и каковы бесчинства иностранной армии, явившейся в мое королевство, чтобы поддержать моих подданных нового мнения [имеются в виду протестанты]. Поскольку вы об этом подробно [слышали…], я скажу вам лишь, что Бог со всем Его могуществом и благостью заботится об облегчении для моего злосчастного королевства. Это заставляет меня надеяться, что когда Он увидит, что пришло время, Он в своей благодати и доброте вернет мне повиновение моих подданных, которое они обязаны мне оказывать.

Молю Бога, господин де Данзей, чтобы Он хранил вас в Своей святости и достоинстве.

Писано в Париже, 8 марта 1588 года.