Никому не в обузу, Никого не судя, Бродит тихая музыка По большим площадям, Пробиваясь всё реже Через грохот и визг. Где же, музыка, где же Музыканты твои? В непонятной обиде Утекает вода… Ах, никто их не видел Никогда, никогда. Им никто не внимает, Им не бросят пятак. А они всё играют. Просто так.

Над причалом плачут чайки, В борт волна крутая лупит. До свиданья! Не прощайте Понимаю сам, что глупо Жизнь налаженную бросил, Но другим уже не стану. Ухожу простым матросом, А вернусь я — капитаном. Десять лет, как стихнут слухи Что лежу в подводной чаще. С золотой серьгою в ухе, С попугаем говорящим На плече, в заморской шапке, Глупой памяти поверив, На протезе шагом шатким Я спущусь на этот берег. По холмам, родным когда-то, Уцелевшим шаря глазом, Я на улице горбатой Отыщу твой дом не сразу. Отворишь, и не узнаешь. Называть себя не стану Старый, мол, просил товарищ Заглянуть, коль здесь пристану. Пригласишь за стол садиться, Познакомишь с мужем хмурым, Попугай мой разразится Диким криком неценгзурным. Расспросив о том, об этом, Поклонившись без печали, Я вернусь на борт корвета, И в вечерний час отчалю. Навсегда.

Если не я, то кто же? Куда мне идти — дай знак, Молитв я не помню, Боже, Прости, если что не так. Собрал я котомку жалкую, Страшна мне дорога, но Души моей воду ржавую Уж ты обратил в вино. Кто избран тобой, тот с чертом Не раз свой раздит кров, Но если платить по счету Всегда я платить готов. От Мекки бродить до Рима, Небесной лишь манной жить, Во все, что неповторимо Вонзая глаза — ножи. Приму, чтоб в пути не встретил Хулу, нищету, обман, Державные наши плети, Награды за рваность ран, Славы холодный пламень, Продажных подруг уста, Версту, где присев на камень, Уже не смогу я встать, Волков, коим — мясо, ворона, Который глаза склюет, Змею, что в костях проворно Гнездо для детей совьет. Приму, как благословение, Одних придержи в горсти, От них лишь прошу спасения От тех, кто хочет спасти.

Из уголка запечного Он выполз на свет, Чудак. Может есть ему было нечего, А может приелся мрак. Расставшись с врожденной робостью, Опасной пошел тропой По стенке над страшной пропастью На угол стола заполз. И снова увидев длинные Неведомые пути, Как богатырь былинный Гадал он, куда ползти Справа стучал будильник (Ему показалось гром), Слева тучи клубились Над чайником со свистком. С судьбой не играл он в прятки, Путь выбрал прямой — к окну, Блуждал в лабиринтах тряпки Пять дней (то есть пять минут). Все превозмог, но только лишь Борща отыскал залив, Как тут наглеца заметили И тряпкой на пол смели. Бежал он от гнева Божьего До печки подать рукой… А «бог» рядом думал с дрожью: «Кого же этот индивидуум мне напоминает?»

Объятия на берегу реки, Объятья под черемухой цветущей, А выше только звезды — Млечный путь, В котором тоже чудятся объятья. И тишина вокруг, и не поймешь Где мир, где мы. Скорее мы одно И я, и ты, и что вокруг искрится, Господь един, но явно не в трех лицах, И каждый звук, и каждая звезда Есть знак того, что лиц его не счесть. Ничто не разомкнет объятий наших! Ничто не разомкнет? А между тем Есть в мире зло — вот плачущий ребенок, Пустой живот, живот свинцом набитый, И всюду кровь, и торжество стихий Вот с хохотом обрушились дома, Вот паводок, стремительный уносит Последние мосты… Повсюду смерть. Сверхновая зажглась испепеляя Последним выдохом зеленый планеты Так гибнет мир… Но не погибнет, ибо Течет река, черемуха цветет, Сливаются в объятья силуэты, И на плечах несут огромный мир, И тяжести его не ощущают.

Состав пронизывает тьму, В распадках куролесит эхо, Ах, только б ехать, ехать, ехать, Неважно с кем, куда, к кому. Припав к холодному стеклу, Во власти чар необъяснимых Смотреть на черный лес, на луг, На рой огней, летящий мимо. К соседней полке, где черты Родные проступают смутно, Взгляд отвести, когда мечты Заветные потоком мутным Тоска зальет. Но жив огонь, Двух душ тесны еще объятья. Я трону теплую ладонь, Чтоб ощутить в ответ пожатье. Томленье духа или плоти Не все ль равно — придет покой. Звук поглощаем тишиной, Что все когда-нибудь поглотит. Когда-то нас, сегодня эхо, Что вспоминать — куда, к кому? Ах, только б ехать, ехать, ехать… Состав пронизывает тьму.

Кошки шерстью чувствуют весну. И февраль с ухмылкою звериной Напоследок бритвой полоснув, Распорол небесные перины. Кроме их начинки снеговой Что-то реет в воздухе такое, Что поэт в разладе с головой, И не может отыскать покоя. Хоть стихов возвышен каждый звук, Адресат найти их не пытайся. Нет лучистых глаз, лебяжьх рук, Только слой косметики китайской. Усмехнешься, скажешь: «Пустозвон Сам с собой, чудак, играешь в прятки». (Видно зимний кончился сезон, Раз поэтам хочется влюбиться). Не спеши судить, весны глотни, Может быть сама увидишь въяви И коров, изящных, как тростник, И котов, поющих соловьями.

Уносит ночь незримых слез Рассветный ветер. День воскресает и Христос В неярком свете. Вот ангел тихим взмахом крыл Легко, без грома, Луну, как камень отвалил От двери гроба. Мир подготовлен к чудесам, Умыт росою. Не осыпается роса Стопой босою Легки Спасителя шаги, Блажен, кто слышит. Навстречу город от могил Приподнял крыши. От недоверчивости груб, Он тычет рьяно Перстами закопченых труб В Христовы раны. Но покачнувшись от стыда, Пав на колени, Услышит он не «Аз воздам», А птичье пенье. День занимается окрест, Раскрыв объятья. Воскрес, воистину воскрес Ликуйте, братья!

Несчастные, вы не знаете ничего пока. Слушайте все, в ком душа еще не усохла Вчера вечная леди Романтика Скоропостижно безвременно сдохла. Ведь умереть, скончаться — не по ее части, И когда она гордо, как знамя болталась на рее, Все лабазники кругом рыдали от счастья. Прими, Господи, душу рабы твоея.

— Вздернуть ее — это было довольно мило.  -Вы правы, коллега, теперь наш бизнес пойдет отлич… Эй, гражданин, куда Вы? Не проходите мимо, Купите мой фирменный универсальный кирпич. Им можно выломать двери, спасти свою честь, Убив таракана. А также прибить свой портрет над сценой. Куда же Вы, постойте! Купите бесценный… — Благодарю, но такой у меня уже есть.

«Недавно мне казалось, слишком скупо Земные нам отсчитаны года. А ныне, когда миром правит скука, Не убоявшись Божьего суда, Не дописав крамольного листа, Ствол вороненый в свой висок направлю, Мир от последнего романтика избавлю». И тут он увидал — петля пуста.

От воды легкий след Шел, теряясь в песках. Отведя пистолет От седого виска, И салютом встревожив Голодных ворон, Приберег он зачем-то Последний патрон.

Собирались по пустякам, Лезли в драку по мелочам, Осушали до дна стакан Заливали тоску-печаль. (Так захлапывается капкан.) Просыпались под хрип трубы, И, похмелье неся как крест, Возводили дворцы, забыв О нехватке отхожих мест. (Глянь, какая краса окрест.) Всюду тайный искали знак. Фарисейский завет блюдя, Неземную любовь познав, Возвращались к своим блядям. (Отчего-то не любят нас…) Так проматывали года, Над мгновениями трясясь. Но как с гуся сойдет вода, С нас любая сходила грязь. (Боже, иже на небеси, Чашей горькою обнеси, И погибнуть не дай Руси!)

Пустоту ли природе терпеть Отчего же всё реже я слышу Тех, кто может не то, чтоб взлететь, А хотя бы подняться на крышу? Даже те, кто мешали нам петь Оказались сегодня в опале. Не юродство в почёте теперь, Серость с глупостью — это опасней. Нас, как пасынков блудных судить Они станут, грозя эшафотом, Но судьба нам одна — уходить По горячим следам Дон-Кихота. Что с того, что сгорели мосты, Что для сердца не выкуешь латы? Только б души как прежде — чисты Оставались. Как ныне — крылаты.

Пружины ржавые скрипят. Не спится. В мыслях перекос И значит мучиться опять Ещё непойманой строкой. Легко схватить, в ладонях сжать, Из мрака выхватить души Куда труднее удержать, Не изломать, не задушить. Глядишь, слова на сотый раз Просеяв через сотню сит, Судьба на кончике пера Ещё неясная висит. Легко в страстях чужих кружить, И правду отделять от лжи Куда сложней затем прожить Не мною прожитую жизнь. Она под мой убогий кров Войдёт легко, без суеты, И чёрная покроет кровь Страниц стерильные бинты.