«… Из кустарника под окном лицея вышла начальница отдела кадров Рундукова, а следом за ней – заместитель директора по учебной части Калиткин. Роза Васильевна поправляла на себе измятую юбку, а Валерий Павлович застегивал… ширинку».

(Из письма в редакцию)

Не надо смеяться над моей фамилией – Пеньчук. Нам, беженцам из Киргизстана, и так пришлось несладко. Хотя мне, если сказать по правде, грех жаловаться на свое нынешнее положение. В Бишкеке меня называли Алик, а здесь, в России – Олег. Это имя мне кажется красивее и мужественнее. Отец у меня украинец, а мама – таджичка. Вот так и получил свое имя, а от клички «Пенек» мне ни в Средней Азии, ни в России отделаться не удалось. Зато земляк из правоохранительных органов помог мне устроиться в областной газете корреспондентом.

Но именно покровительство сотрудника спецслужб и послужила поводом для многочисленных пересудов и нелепых домыслов, когда в редакции началась та самая злополучная свара. Некоторые недоброжелатели (а таких оказалось немало) утверждали, что, мол, это я, Олег Пеньчук, с подачи спецслужб подкинул в редакционную почту проклятое письмецо, принесшее всем нам (а больше всех – мне!) столько бед. Якобы представители власти таким образом решили проверить нашу и без того едва дышащую газету на прочность.

Но, во-первых, мы по новому Закону о печати и не должны были отвечать на письма читателей, тем более, анонимные. Во-вторых, расследование сомнительной ситуации в лицее поручил мне сам редактор, Евгений Иванович Бутыльков.

В-третьих, и это надо учитывать непременно, события, участником и свидетелем которых я стал, разворачивались в 90-х годах прошлого века. Сами помните, какое это было время – трудное, непредсказуемое. В самом деле, кто бы мог предсказать, какой кошмарной историей завершится поручение редактора.

 

Переполох

Действительно, кто бы мог подумать, что из-за какой-то злосчастной анонимки в нашей славной редакции поднимется небывалая заварушка?

По правде сказать, никакого скандала и не получилось бы, если бы не нахальство и любопытство Матрены Зевако. Бывшая сотрудница отдела партийной жизни, а ныне корреспондент сектора трудовых проблем (!?), худущая и злая баба, Матрена не оставила наглую привычку заглядывать без спроса в редакторскую почту. Вот и сегодня, с утра пораньше, воспользовавшись отсутствием в приемной секретаря Элеоноры Ивановны (а проще – Эллы), Зевако сунула свой острый нос в бумаги, лежавшие на столе, и нашла письмо, адресованное лично редактору Бутылькову.

Матрена прочитала послание раз, прочитала два, а потом смачно плюнула на листок и швырнула его в урну. Этот яростный жест привлек внимание другого уважаемого сотрудника нашей газеты Петра Кирюхина. Непричесанный и неумытый Петя тоже имел гнусную привычку ошиваться около приемной редактора в тихие утренние часы.

Кирюхин коршуном ринулся к урне, достал оплеванное письмецо и, несмотря на активное сопротивление Матрены, внимательно ознакомился с его содержанием. А, прочитав, дико загоготал и побежал делиться радостью в свой отдел. Вскоре вся похмельная публика из сельскохозяйственного и промышленного отделов наслаждалась невиданным шедевром эпистолярного жанра.

Бурное веселье прекратилось лишь с появлением секретарши редактора. Грудастая, задастая Элла выхватила письмо у веселящихся мужиков, вытолкала их из приемной, а злополучный листок вернула в папку с надписью «Входящая корреспонденция». Но злобную Матрену явно не устраивал такой финал. Игнорируя секретаря, она ринулась в кабинет главного редактора.

Евгений Иванович, принимавший в уютном одиночестве традиционную утреннюю рюмочку коньяку, чуть не поперхнулся при виде незваной визитерши. А потому и выслушал ее довольно хмуро.

– Неужели «Рабочее слово» опустится до уровня «желтой» прессы?! – возопила Зевако. – Грязными анонимками пусть занимаются правоохранительные органы!

– А мы что – хуже что ли «Бизесмена»! – тут же сцепился с Матреной просунувшийся в кабинет Петя Кирюхин. – Можем и мы интереснейшие разоблачения публиковать!

Редактор Бутыльков смотрел на орущих подчиненных и ничегошеньки не понимал. Он еще не читал проклятой анонимки и не подозревал о ее существовании.

– О чем речь? – спросил он Эллу, которая деликатно, но настойчиво вытесняла наглых скандалистов из кабинета шефа.

– Да вот, пришло одно странное письмо, – и Элла положила многострадальный листок на стол редактора.

– Ну что ж, – выдавил Евгений Иванович, – через полчаса начнется плановая планерка – на ней все и обсудим!

Явно неуспокоенные таким заверением бузотеры были вынуждены покинуть кабинет под натиском секретарши. Ушла и Элла, плотно прикрыв за собой дверь. Евгений Иванович хлопнул вторую традиционную рюмочку и глубоко задумался. Мрачный дядя, с тяжелым взглядом и тяжелым задом, наш редактор решал самые простые дела неспешно и самым неожиданным образом.

Анонимка

Листок в линеечку, вырванный из обыкновенной ученической тетрадки. Страница исписана ровными круглыми каракулями, старательно имитировавшими детский почерк. Какие-то гады пытались уверить нас, сотрудников уважаемой областной газеты «Рабочее слово», что автор этого письмеца – наивная 15-летняя девчонка.

Со временем привыкаешь ко всякой нелепице. Помотавшись со злополучной анонимкой по многочисленным инстанциям, мы перестали воспринимать ее потрясающую абсурдность. Поиски истины привели нас даже в криминалистическую лабораторию, к экспертам – почерковедам. Милая дама, приступившая к изучению круглых каракуль, вдруг громко расхохоталась. Встретив недоумевающий взгляд репортера, графологиня извинилась: нельзя же, мол, подобное читать без смеха!

Однако происходило это значительно позже. А пока письмецо лежало на рабочем столе главного редактора.

«Дорогая редакция! – говорилось в письме. – Я давно мечтала поступить в экономический лицей. (Далее «школьница» рассказывала о своих, а, вернее, папашиных усилиях по «внедрению» дочки в заветное учебное заведение.) И вот я – в лицее! Сбылась моя мечта! Как я была счастлива!

Но однажды во время занятий, – сообщала мечтательно-восторженная девочка, – я выглянула в окно и увидела странную картину. Из кустарника под окном лицея вышла начальница отдела кадров Рундукова Роза Васильевна, а следом за ней – заместитель директора по учебной части Калиткин Валерий Павлович! Причем, Роза Васильевна поправляла на себе измятую юбку, а Валерий Павлович застегивал… ширинку!

Трудно передать словами мое разочарование! Я так мечтала находиться в стенах прославленного учебного заведения! Столько слышала о нем хороших отзывов! И вот – такой позор!»

Далее остроглазая девица делилась своими «безмерными» страданиями по поводу падения престижа лицея и… предлагала «конкретные меры по наведению порядка в учебном заведении»:

«Необходимо без всякой жалости избавляться от позорящих лицей работников, каковыми являются в данном случае Калиткин и Рундукова!» – с неожиданным казенным пафосом завершала свою кляузу «бесконечно оскорбленная и потрясенная увиденным» девочка. Но письмо в редакцию она «по понятным причинам» не подписала.

Нашему мудрому редактору, как и всем читателям этой стряпни, была ясно видна цель анонимного автора (или авторов): кто-то очень сильно хотел «насолить» упомянутым руководителям лицея. «Но не желал ли автор анонимки подвести под монастырь и нашу «Рабочее слово»? – вот какая мысль беспокоила, прежде всего, Евгения Ивановича. И для такой озабоченности шефа были очень веские основания.

Главный редактор погрузился в замысловатые расчеты. О проклятой анонимке в редакции, разумеется, стало известно всем. Такие новости, как всегда, распространяются молниеносно. «Сучка Зевако! – выругался про себя Евгений Иванович. Мысли нашего редактора, особенно наедине, не отличались литературным изяществом. – Нашла-таки повод для новой бучи! И Кирюха хорош – где скандал, там он первым рылом!»

Но напрасно посторонний наблюдатель решил бы, что Бутыльков запаниковал перед новой схваткой. Напротив, Евгений Иванович вдруг ехидно рассмеялся: «Я вам покажу, подлюки, кузькину мать!» Наш шеф был полон вероломных затей (он тогда еще не совсем спился), и на происки коллег отвечал совершенно непредвиденными пакостями.

Вот и сегодня редактор Бутыльков задумал хитрый, а, главное, обидный для противников финт. Но своему решению он надумал придать видимость коллегиальности. На летучке, постановил сам с собою Евгений Иванович, расследование «фактов, изложенных в анонимном письме» будет поручено самому молодому журналисту Олегу Пеньчуку. «Нате вам!»

– Жаль, конечно, что Олежка, – размышлял главный редактор, – еще ничем не сумел проявить себя. Но это – дело наживное!

Бедный Пеньчук «прославился» лишь тем, что в первый свой рабочий день слонялся по редакции и с тоской спрашивал каждого, кто обращал на него внимание: «Как пишется информация?» Это хохмачи из сельхозотдела подсунули новичку ради смеха задание: написать информацию о ходе посевных работ.

Вспомнил редактор и о том, что Олежка всегда безотказно бегал в соседний магазин за поллитровками для шефа и его заместителей. Жалко посылать такого «сосунка» в самое пекло, а больше – некого! – решил Бутыльков.

Надо прямо сказать, что редакция нашего славного «Рабочего слова» и до этого скандала была расколота на несколько непримиримых лагерей. Упертые «коммуняки», возглавляемые Матреной Зевако, напрягали все силенки, чтобы газета не свернула с «рабоче-крестьянского» курса. Более «продвинутые» сотрудники под предводительством «сельхозника» Пети Кирюхина ратовали за то, чтобы быть ближе к жизни. Публиковать «интересные, острые статьи», не отставать, в конце концов, по популярности от новоиспеченного и более успешного конкурента – «Бизнесмена».

Где мой черный пистолет?

Сторож, он же дворник экономического лицея Александр Курносов – сравнительно молодой еще человек, ему чуть более тридцати лет. Но не выздоровевшее еще от запойных отеков лицо вызывает большое сомнение в профессиональной пригодности парня даже к такой немудреной работе.

Сейчас Александр Курносов держится смирно, можно сказать, робко, глаза испуганно бегают. Просто не верится, что этот же человек, вежливо и с большой готовностью отвечающий на каждый вопрос начальства, мог вести себя в тот августовский вечер, словно дикий зверь…

Сегодня, с утра пораньше, он забежал к директору лицея Танцуеву лишь для того, чтобы запросто, по-приятельски перехватить у него червонец.

Виталий Константинович – мужичок хитрющий. Он не торопится расставаться с собственной десяткой. Поглаживая черную шишечку на щеке, Танцуев словно пронзает своими глазками присмиревшего сторожа и словно заглядывает в его недалекое прошлое…

Августовским вечером Александр Курносов ворвался в подсобное помещение магазина, расположенного на улице Окружной. Там он без всякой причины ухватил мощной пятерней гражданина Аксенова за ворот рубахи и потащил его в склад. Упомянутый гражданин если и сопротивлялся Курносову, то очень слабо. Александр напугал его не только невменяемым от чрезмерной выпивки состоянием, но и… самодельным револьвером.

Да, не одна водка придавала Курносову богатырскую силу! Но и сознание того, что, имея в руках огнестрельное оружие, он может всерьез угрожать окружавшим его людям. Такого рода превосходство доставляло сторожу своего рода удовольствие и даже настроило его на философский лад. Не однажды в тот вечер он, наставляя пистолет на очередную жертву, задавал глубокомысленный вопрос: хочет ли он (вопрошаемый) жить?

Вот и Аксенова, затащив на склад и размахивая самодельным револьвером, Курносов упорно допрашивал: хочется ли ему жить? Вполне ли искренне он отвечает? Когда допрашиваемый попытался освободиться от цепкой хватки сторожа-философа, тот схватив Аксенова за руку, разорвал его рубашку. А, чтобы у собеседника не возникло сомнений в серьезности задаваемых вопросов и предупреждая дальнейшие попытки к освобождению из лап "философа", последний выстрелил в пол.

На грохот выстрела в складское помещение прибежали продавцы Абрамова и Котова. Они попытались уговорами прекратить "философские изыскания" Курносова. Но тот хладнокровно игнорировал их суетные разговоры и просто-напросто вытолкнул их из складского помещения. Закрыв дверь за продавцами, Александр продолжал добиваться вполне честного и откровенного признания на волнующий его вопрос: хочет ли Аксенов жить?

Не ощутив в собеседнике дружеской расположенности и доверчивости, Курносов, заскучав, покинул склад и прошел в зал магазина. К своей радости, пьяный хулиган обнаружил здесь продавщицу Абрамову, недавно уговаривавшую его прекратить безобразие. Подойдя сзади к "старой знакомой" и неожиданно обхватив ее рукой за шею, Курносов приставил к голове Абрамовой револьвер.

Поскольку Абрамова ничего не отвечала на "вечный" вопрос пытливого сторожа, тот, вновь заскучав, выстрелил в витрину. От выстрела пострадала… бутылка пива. Лопнув, она облила пивом продавщицу.

Свои "исследования" Курносов решил продолжить на улице. Выйдя из магазина, он увидел прохожих, невольно привлеченных к торговому заведению громом пистолетных выстрелов. Встретив удивленный взгляд одного из стоявших граждан, Курносов в упор спросил: 'Чего смотришь?" Поскольку гражданин ничего не ответил, нетерпеливый сторож толкнул его в плечо. Гражданин оказался не из робких и попытался оказать Курносову сопротивление. Тогда "философ" выстрелил прохожему под ноги.

А сам бросился наутек. По пустынным улицам городка еще долго раздавалось: "Где мой черный пистолет?"

Прозревал ли подобные подвиги сторожа в прошлом (и в будущем!) задумчивый директор лицея? Как бы там ни было, десятку на опохмелку Курносову он выдал.

Планерка

Нашему бы главному редактору Евгению Ивановичу Бутылькову в подходящее время занять пост секретаря обкома партии – цены бы ему не было! Если бы Евгений Иванович сумел подняться еще выше, такого безобразия в области, да, может быть, и во всей стране он бы, безусловно, не допустил. Так, по крайней мере, полагал сам Бутыльков.

Но и редакторское кресло Евгений Иванович использовал, как партийный трон. Каждая редакционная летучка превращалась в подобие заседания обкома. Сегодня на повестке дня значилось: «Что там у нас с молочной промышленностью? Как продвигается строительство дорог на селе? Как обстоят дела на цементном заводе?» И так далее, и тому подобное. Однако обстоятельного разговора о хозяйственных проблемах областного масштаба не получилось. Бурлящий коллектив надо было успокоить, и редактор самоотверженно пошел в атаку.

– Вы только посмотрите, – изрек Евгений Иванович, потрясая анонимкой перед притихшим коллективом, – вот до чего дошло – педагоги-то наши чем занимаются!

Главный редактор был убежден, что вмешательство областной газеты, как в старые добрые времена, решит любые проблемы, устранит всяческие препятствия. Трудно сказать, действительно ли он в это верил или только прикидывался? Во всяком случае, ничто ему не мешало день-деньской покоиться в роскошном кресле своего кабинета и попивать коньячок в компании заместителей.

– Не только педагоги нынче низко пали! – сразу ринулся в бой Петя Кирюхин.

Жестоко обманутый Петенька вместе с единомышленниками представлял собой опасную оппозицию шефу. В свое время именно Кирюхин помог выдвинуться Бутылькову, и общее собрание коллектива избрало Евгения Ивановича редактором. Петенька рассчитывал при этом занять пост первого заместителя. Но получил шиш с маслом. Теперь любая планерка становилась ареной сведения счетов бывших друзей, а ныне – непримиримых врагов.

– Нашу газету вскоре совсем читать перестанут! – вдруг ни с того, ни с сего брякнул единомышленник Кирюхина Сашка Жиров.

– Надо писать интереснее! – заметила неизвестно в чей адрес Степанида Мамынтова.

В свару с комсомольским задором ввязалась и Зевако. Боевая Матрена сходу предложила выбросить «эту пакость» (анонимку!) в мусорное ведро – и все дела. А другой закаленный боец «партийного» фронта Степанида настаивала на подключении к расследованию спецслужб.

– Вот мы, журналисты, сами и займемся ситуацией в лицее, – подхватил находчивый наш редактор, – раскроем анонима и выведем всех негодяев на чистую воду. Это лишь прибавит авторитета нашей уважаемой газете!

– Неужели «Рабочее слово» опустится до уровня «желтой» прессы?! – повторила свой воинственный клич Матрена Зевако. «Коммуняки» тоже были в оппозиции к редактору, но к их мнению тогда мало кто прислушивался. – Грязными анонимками пусть занимаются правоохранительные органы!

– А областная газета останется в стороне?! – рявкнул Евгений Иванович и вдарил для вящей убедительности увесистым своим кулачищем по столу.

Сотрудников славной редакции наступивший дикий капитализм застал врасплох. Кому принадлежала нынче газета, мы и понятия не имели. По крайней мере, редактор волен был выбросить на улицу любого из нас по собственной лишь прихоти. Кучки оппозиционеров, зная крутой нрав Бутылькова, притихли.

– Умоем, так сказать, руки и будем наблюдать за… – Евгений Иванович подыскивал убийственное слово, – за разложением молодежи и педагогов!

– Предлагаю, – продолжал главный редактор уже спокойным голосом, – поручить расследование фактов, изложенных в анонимном письме, – Бутыльков выдержал точно рассчитанную паузу, – молодому нашему журналисту Олегу Пеньчуку!

Вздох изумления невольно вырвался у собравшихся. Петя Кирюхин и тут не удержался. Он высказался ехидно, да так, чтобы все услышали: «Доверить разбирательство нашему «пеньку» – это все равно, что выбросить письмо в урну!»

Кто-то захихикал, Олежка густо покраснел.

– Мы не должны допустить, – вновь возвысил начальственный голос Евгений Иванович, – развала дисциплины в техникуме, то бишь, как это теперь модно называть – в лицее!

И с ободряющим видом редактор повернулся к Пеньчуку:

– Разберитесь и примите меры!

«Нашему бы теляти…»

Так он оказался на рабочем столе Олега Пеньчука, тот самый листок в линеечку, вырванный из обыкновенной ученической тетрадки. Со временем мы перестали воспринимать потрясающую абсурдность анонимки. Но Олежка не улыбнулся и тогда, когда прочитал ее в первый раз. Что увидел за строками послания начинающий репортер Пеньчук, нам, его коллегам, осталось неизвестным.

Письмецо украсилось размашистой резолюцией главного редактора: «Корреспонденту Пеньчуку. Ознакомиться и принять меры».

Как бы то ни было, Олежек был самый молодой журналист нашего славного коллектива, состоящего в основном из «перьев» пред – пенсионного и пенсионного возраста. Но был ли смысл столь щекотливое расследование поручать юнцу?

В кабинет Олега заглянула секретарша редактора Элла и сказала, что его вызывает Осинский.

Строить капитализм оказалось гораздо труднее, чем коммунизм. Даже газетчикам, которые, как известно, строят только языком. Оставшееся без финансовой подпитки обкома КПСС наше «Рабочее слово» тогда, в начале 90-х, было близко к краху. Закаленные партийные борзописцы озирались в растерянности: кому отдаться? Бывший печатный орган коммунистов нынче энергично искал покровительства «новых русских». Стойкие правдолюбцы готовы были славить сокрушительные реформы, но… за хорошие деньги!

Однако новый, демократический губернатор Кондрашин на редакцию «Рабочего слова» смотрел свысока и никаких шагов к сближению не делал. Ходили слухи, что он собирается открывать свою, демократическую газету.

В такой-то вот обстановке паники и разброда один лишь заместитель редактора Виктор Ефимович Осинский держался бодро и уверенно. Еще не так давно все его звали просто Витьком и работал он… киномехаником в райцентре. Неисповедимыми путями Витюха, числившийся во внештатных авторах, стал в родном городишке собственным корреспондентом «Рабочего слова». Заглядывавшие в глубинку коллеги из областного центра были покорены его радушием и гостеприимством.

Витек считал за честь для себя раскошелиться ради уважаемых собратьев по перу и сам охотно бегал за водкой в магазин. Неудивительно, что киномеханик вскоре прописался в областном центре и стал полноправным членом коллектива «Рабочего слова». Услужливый малый без особого труда обзавелся дипломом о высшем образовании. А поскольку Витюха был спец по раскрутке кинолент, его назначили заведующим отделом культуры.

С такой должности, как вы сами догадались, ему оставалось сделать только шаг до поста заместителя редактора. И Витек этот шаг сделал. Впрочем, к тому времени все его уже называли Виктором Ефимовичем. Осинский стал третьим лицом в редакционной иерархии и во многом определял политику газеты.

Пеньчука он встретил с приветливостью, ровным счетом ничего не значившей. Предложив присесть, Виктор Ефимович зашагал по кабинету. Эту манеру разговора с подчиненными бывший киномеханик подсмотрел у героя фильма – какого-то большого начальника. Осинский оставался верен любимым персонажам незабываемых кинолент, которые он крутил когда-то.

– Прочитали письмо из лицея? Ну и… каково впечатление?

– Да это глупость невероятная! Какие-то интриганы…

– Позвольте! – Виктор Ефимович на мгновение замер и вновь зашагал по кабинету. – Это вовсе не глупость! За этим письмецом стоят определенные силы (он так и сказал: «силы»!), мы должны в этом разобраться. Сходите в лицей, познакомьтесь с руководством, вникните в происходящее. И я вас очень прошу: не надо вот этих «шапкозакидательских» настроений – мол, это глупость, это чепуха! Нет, это не глупость и не чепуха! – Виктор Ефимович с деланным негодованием даже хлопнул ладонью по столу.

– Я вас очень прошу, – бросившись в свое мягкое кресло и как бы несколько успокоившись, продолжал Осинский, – отнестись к этому заданию как можно серьезней.

И тут же, оглянувшись на дверь, Виктор Ефимович, хихикнув, высказал полушепотом терзавшее его сомнение: «Я не думаю, что педагоги занимались этим в кустах под окном. А где? В рабочем кабинете заместителя директора! Может быть, на диване или – ха-ха! – … на столе!»

Пеньчук тут же достал записную книжку:

– А может быть, и под столом?

– Что?

– Я говорю: может быть, и на ковре?

– Ха-ха-ха!

Осинский торжествующе поднял указательный палец: «Вы разузнайте-ка все эти подробности! Разумеется, мы иные детали печатать не будем. Но кое-что, знаете ли, было бы интересно нашим читателям!..»

После напутствий тайного эротомана у Олега состоялся не менее интригующий разговор с другим заместителем редактора Сергеем Николаевичем Порошиным. Похоже, всех наших начальников взволновала начинавшаяся баталия.

– Главное, – поучал Пеньчука Сергей Николаевич, – организовать в лицее свою агентурную сеть. Если у тебя в коллективе будут «свои люди», ты без труда получишь любую информацию. Коли тебе удастся установить доверительные отношения с кем-то из работников лицея, ты сумеешь вычислить и автора анонимки. Что это ты все записываешь?

– Ценные указания! – честно ответил Олежек.

– Ведь не может быть, чтобы коллеги не знали, – продолжал размышления вслух Сергей Николаевич, – или не догадывались хотя бы, чьих это рук дело. Да и об отношениях двух – хм! – педагогов им тоже достаточно известно.

Заместитель редактора пальцем поманил корреспондента к себе поближе и на ухо сообщил ему имена двух-трех «надежных» людей в лицее, а также некоторые подробности весьма специфической разведывательной работы.

Порошина ласково называли за глаза «говешек». Посылая очередного гонца за поллитровкой в магазин, замредактора всегда напоминал: «На закуску возьми зеленый горошек!» Но поскольку Сергей Николаевич нещадно картавил, у него получалось «говешек». Так любимая закусь замредактора стала и его кликухой.

Наслушавшись вдоволь о том, как работать со «стукачами» и при этом не быть застуканным, Пеньчук прямиком направился в кабинет главного редактора. Этот тоже пожелал напутствовать новичка и, как бы, между прочим, отправил его в соседний магазин – за коньячком.

– Действуй смело и решительно! – провозгласил Евгений Иванович, откупорив бутылку и наполняя припрятанную под столешницей рюмочку. Олежек тут же раскрыл записную книжку и стал записывать мудрые мысли редактора. – Дерзай, как настоящий журналист! А, впрочем, – Бутыльков проглотил содержимое рюмки и, размышляя вслух, скорчил кислую рожу, – какие нынче журналисты?! Так себе —… говно!

Евгений Иванович и до этого принял уже не одну рюмочку, о чем свидетельствовала его багровая физиономия, а потому вел себя довольно… откровенно. Олежек про «говно» записывать не стал, но слушал шефа подобострастно.

– Шерлок Холмс, Пинкертон несчастный! – продолжал бормотать довольно несвязно редактор. – Ты мне этого анонима проклятого из-под земли достань! Понял? А не то… – Евгений Иванович громко икнул, – уволю! Понял?! Он мне нужен, этот гад, потому что… потому что… потому что тебе знать не надо!

Пеньчук попытался на прощание пожать с чувством руку шефа за отеческие наставления, но тот лишь брезгливо отмахнулся: «Ступай!» В приемной Олега остановила секретарь Эллочка. Пышнотелой Элеоноре всегда нравились молодые длинноногие брюнеты. «Ты знаешь, что в лицее работает жена Осинского?! – шепнула она. – Будь осторожнее!»

В тот же день у главного редактора состоялся загадочный разговор с Осинским. Тот вошел в кабинет и, лучезарно улыбаясь, многозначительно подмигнул шефу.

«Отправил?» – хмуро спросил Евгений Иванович. Виктор Ефимович в ответ лишь утвердительно кивнул головой. Редактор мимикой показал своему заместителю, чтобы тот запер дверь кабинета. И после того, как ключ был повернут в замке, извлек из стола бутылку.

Виктор Ефимович приблизился к коньячку, восторженно потирая руки. Видимость была такая, что Осинский радуется предстоящей выпивке с самим шефом. Но не только! Виктор Ефимович строил «планов громадье» в нелегальных сношениях кое с кем из того самого лицея и в случае успеха задуманного мог рассчитывать на весьма солидные дивиденды. Эти переговоры велись с согласия редактора.

Но Осинский не был бы Осинским, если бы не вел двойную игру. В то же самое время он торил дорожку к новому губернатору и, похоже, успел заручиться его поддержкой. Виктор Ефимович полагал, что Бутыльков ни сном, ни духом не ведает о его предательстве. Но главному редактору было известно буквально все.

Прикинувшись верными товарищами, они, подняв наполненные рюмки, сердечно улыбнулись друг другу.

– Как ты думаешь, – спросил вдруг Бутыльков, – а он, Пеньчук, не откопает там, в лицее, чего-нибудь… ненужного?

– Нашему бы теляти, – воскликнул, торжествуя, Осинский, – нашему бы теляти да волка поймати!

– Ну, тогда выпьем за… подколодную змею!

И два закадычных друга громко рассмеялись, но тост, однако, сильно подпортил Осинскому вкус коньяка.

Эксперименты за гранью закона

Работники экономического лицея называли Александра Курносова, разумеется, за глаза, хулиганом и разбойником. Известная доля истины в этих словах имелась: этот 35-летний гражданин дважды побывал в местах не столь отдаленных за хулиганство и грабеж.

Что же толкало Александра на многочисленные подвиги? Главное в нем – это страсть исследователя. Ее не только не выветрило пребывание в колонии, а, похоже, наоборот усилило и сделало более изощренной. Если раньше рецидивист исследовал чужие физиономии и кошельки, то теперь его заинтересовали опыты в области… психологии.

Скажем, входит Александр вечерком в кафе «Новый бар» и прямиком подходит к столику, за которым выпивают и закусывают совершенно незнакомые Курносову люди. Не колеблясь ни секунды, экспериментатор наливает из стоящего на столе графина полный стакан водки и… залпом выпивает.

Цель его чисто психологического опыта такова: выяснить реакцию незнакомых людей в созданной им самим ситуации. Оказалось, посетителям кафе, и не только сидящим за «контрольным» столиком, поведение Александра не понравилось. На «исследователя» посыпались упреки, крепкие выражения и обещания набить морду. Но главный вывод экспериментатора был таков: подпитые клиенты хоть и повозмущались, но связываться с опытным представителем неизвестной пока науки не решились. Не только морду не набили, но и предпочли улизнуть из-за стола.

Курносов, получив в свое распоряжение необходимое оборудование, то бишь стол, стулья и пустые фужеры, уселся с видом победителя и продолжил эксперименты. Начал он с того, что потребовал водки у клиентов, сидевших за соседним столом, явно недовольных его поведением.

Получив отказ, Курносов швырнул в соседей фужер, затем второй… Фужеры падали и разбивались с печальным звоном, а Курносов при этом мрачно смеялся – все это, видимо, входило в условия его эксперимента.

Тут к «исследователю» перепуганных человеческих душ подошла администратор кафе Янаева и потребовала… – нет, не покинуть помещение! – уплатить за вход две тысячи рублей. Экспериментатор и тут не упустил случая произвести интересный психологический опыт: пригрозил администратору вилкой, многозначительно указав на шею. Результат: администратор немедленно исчезла.

А «исследователь» Курносов продолжал задуманные изыскания: бросил в ворчавших и уворачивавшихся соседей третий фужер, четвертый, пятый… Однообразие эксперимента, а главное, реакция посетителей кафе, ему, наконец, надоели. И он, решив усложнить условия опыта, ухватился за стул…

Тут надо сказать несколько слов и о поведении клиентов кафе. Среди них, по-видимому, оказалось немало людей с такими же исследовательскими наклонностями. За исключением нескольких слабых душ, покинувших зал сразу же после начала эксперимента Курносова, многие оставались на своих местах, с неослабевающим интересом наблюдая за ходом событий.

Лишь когда Курносов в исследовательском пылу швырнул в соседей стулом и тот разбился, как фужер, лишь тогда зачарованные наблюдатели догадались вызвать милицию.

Итог эксперимента: 5 разбитых фужеров (6 тысяч рублей), один сломанный стул (25 тысяч рублей). Испорченное настроение посетителей и работников кафе для Курносова не в счет: ведь они для него – лишь подопытные кролики!

И пока это преступление раскручивало следствие, Курносов задумал новый эксперимент. На этот раз – над своими ближайшими друзьями и знакомыми.

Вечером к магазину, что на улице Космонавтов, подъехал легковой автомобиль. Вышедшие из него мужчины и женщины направились в магазин. В их числе находился и известный нам «исследователь» Курносов. Обычно жаждущий всеобщего внимания, Александр в этот вечер скромничал и тушевался. И ему удалось, при всей его популярности, на некоторое время оказаться вне внимания продавцов и покупателей.

А это-то и было, оказывается, его желанной целью! Воспользовавшись тем, что его друзья увлеченно обсуждали с продавцами достоинства предполагаемых покупок, Курносов стибрил стоявший на прилавке электрообогреватель и незаметно выскочил с ним на улицу. Здесь пристроил похищенную вещь в багажник автомобиля, на котором он прибыл с друзьями, и быстренько вернулся в магазин.

Увлекательная беседа продавцов с покупателями продолжалась, и Курносову не составило труда прикинуться заинтересованным слушателем.

Тут, на его беду, начала обход торгового зала директор магазина и обнаружила пропажу электрообогревателя. Ведь прибор находился на прилавке не в качестве товара, a его назначение было в том, чтобы обогревать помещение.

Понятные «ахи» и «охи» продавцов, смущение невинных покупателей. Наконец, всей толпой они вываливают из магазина, продавцы подходят к автомобилю, открывают багажник…

С этого волнующего момента и начинается для Курносова результативная часть эксперимента. Внимательно изучает он лица ничего не подозревавших, «подставленных» им друзей! Эти родные лица бледнеют, вытягиваются, губы безнадежно что-то силятся произнести…

Но что тут скажешь в свое оправдание? Автомобиль принадлежит им, а похищенный электрообогреватель – магазину!

Однако Курносова моментально разоблачили. Выдали его не только пытливые взоры душеведа, но и свидетели его хитрой кражи, которых Курносов не заметил. В частности, водитель одного из припаркованных к магазину автомобилей видел, как экспериментатор прятал обогреватель в багажник машины.

Так завершились необычные опыты по исследованию психологии ближних ученого-любителя. Результат их тоже известен. Городской суд определил Курносову наказание: четыре года лишения свободы. Вполне достаточный срок для плодотворных научных и ненаучных размышлений!

Но экспериментатору вновь необычайно повезло. Наказание ему вдруг заменили на условное. За верного сторожа – дворника Курносова поручился директор лицея Танцуев.

Обознался

«Статья непременно должна была стать сенсационной! «Разврат в лицее», «Педагоги на… ковре»! Такие и подобные им заголовки мелькали в голове Пеньчука, когда он поспешал в учебное заведение. Взрыв бомбы! Небывалый скандал! Сенсационные разоблачения обещали смелому (и умному!) автору статьи определенную известность.

Экономический лицей находился в огромном старинном здании. Его фасад украшали мощные колонны. Прислонясь к древним столбам, приняв изящные позы или просто бродя вокруг, курили, смачно плевались и матерились девицы и юноши, учащиеся сего славного заведения. Погруженный в свои приятные размышления, Олег и не заметил сначала, что вход в лицей ему прочно загородила огромная, как древняя колонна, злая тетка. «Посторонним сюда нельзя!» – заявила она. Погибла задумка репортера: проникнуть в учебное заведение инкогнито, побродить по коридорам, присмотреться, послушать, о чем люди толкуют.

– Я не посторонний, я – журналист! Мне с директором поговорить надо!

– Ничего не знаю! Посторонним нельзя! – затвердила вахтерша.

– Пропустите прессу! – вдруг раздался откуда-то издалека повелительный окрик. Тетя отодвинула от фуникулера свои внушительные габариты, освобождая проход. Подбежавший человечек, а именно он кричал вахтерше, заискивающе улыбался репортеру. Поношенный, мятый пиджачок, несвежая рубашка, какая-то черная шишка на щеке. «Сантехник? Завхоз?» – гадал Олежка.

– А мы вас ждем, ждем! – бодро заверил человечек, отчего-то радостно потирая руки.

– Проводите меня к директору! – потребовал Пеньчук, не желая более терять драгоценное время на общение с техническим персоналом.

Сантехник и вахтерша переглянулись со значением.

– А документик у вас есть? – ехидно спросила тетка.

– Какой еще документик?

– Ну, удостоверение журналиста, скажем…

И тут с Пеньчуком приключился конфуз. Он никак не мог найти свои «корочки». Собравшиеся вокруг технички и другие любопытные личности заметно повеселели, видя затруднения газетчика.

– Не доверяю я этим бумагомаракам, собирателям сплетен, – затараторила одна противная баба, с удовольствием наблюдая, как Олег отчаянно шарит по карманам и в сумке, – как бы они там, эти писатели, себя ни называли…

Подала голосок и вахтерша:

– Ходят тут всякие, вещи пропадают…

Наконец-то проклятые «корочки» нашлись! Они застряли на самом дне сумки между книгой и папкой с бумагами.

– Нате вот, читайте! – Олег протянул удостоверение рукой, дрожащей от злости и нетерпения. К удивлению репортера, документ перехватил сантехник и принялся внимательно его изучать.

– Да в чем дело? – так и взвился Пеньчук. – Какое вам дело до моего удостоверения?!

– Как это – какое дело? – воскликнула вахтерша, умело изображая горестное изумление. – Да ведь это, – она с гордостью указал на читающего сантехника, – директор нашего лицея – Виталий Константинович!

– Вы?! – только и смог произнести Олег.

– Ничего, ничего, – ласково сказал Виталий Константинович, почесав свою страшную шишку на щеке. – Всяко бывает!

И нельзя было понять, оскорблен или польщен он потрясением журналиста.

– Вы ведь к нам по заданию главного редактора? – вежливо поинтересовался Виталий Константинович, когда они зашагали по огромному пустынному коридору.

– Да, – коротко отвечал Олег, не желая пускаться в объяснения на ходу.

– Это не по поводу Валерия Павловича? – продолжал любопытствовать провожатый.

– Нет, – неожиданно для себя соврал Олег, пораженный осведомленностью спутника.

– А вот и сам Валерий Павлович! – воскликнул Виталий Константинович, приглашая журналиста в кабинет, на дверной табличке которого золотом сверкало: «Заместитель директора В.П. Калиткин». Навстречу гостям поднялись хозяин кабинета, багровый толстячок и высокая худощавая дама.

– О, и Роза Васильевна с ним в придачу! – прокомментировал присутствие еще одной «известной» (благодаря анонимке!) персоны неунывающий директор.

И Виталий Константинович по собственной инициативе познакомил Олега с персонажами злополучного навета. Репортер счел своим долгом попристальней приглядеться к «героям» будущего фельетона.

– Что это он нас так старательно изучает? – нервно захихикала Роза Васильевна. – Какой забавный!

Но Пеньчук, нимало не смущаясь, решительно приступил пока лишь к визуальному расследованию типажей. Двуличный педагог Калиткин, как выяснилось, отличался зеркальной плешью (за что и получил в лицее меткое прозвище «плафон»). А у его предполагаемой любовницы Рундуковой лучшие годы остались далеко позади. Ничем не примечательная фигура, килограммы косметики, огромный белоснежный парик (прозвище – «болонка»!). Напрасно Роза Васильевна стреляла глазками и многообещающе улыбалась молодому неприступному репортеру.

– Валерий Павлович! Роза Васильевна! – устроившись в кресле Калиткина, провозгласил директор. – Вами заинтересовалась наша свободная пресса!

При слове «пресса» лицо Валерия Павловича исказила гримаса гнева, а Роза Васильевна испуганно вскрикнула. Но парочка тут же нашла в себе силы скрепиться и приветливо улыбнуться… директору.

На стоявших вдоль массивного стола мягких стульях Калиткин и Рундукова устроились довольно комфортно, скандальный дуэт повел себя просто вызывающе. Роза Васильевна расположилась только что не на коленях Валерия Павловича. При этом любовники обменивались такими откровенными ужимками и взглядами, что не будь здесь репортера с Танцуевым, эти ребята, пожалуй, стали бы взасос целоваться, а, может быть, перебрались бы и на ковер…

Они вели себя так – явно напоказ свободной прессе. А потому Виталий Константинович солидно покашлял, приглашая коллег образумиться, и приступил к чтению письмеца, которое ему вручил корреспондент. В особо щекотливых местах директор проводил по лицу ладошкой, словно умываясь, в подражание невинному котику. А, скорее всего, решил Олег, начальник прятал от подчиненных свою ехидную улыбку.

В эти же мгновения Рундукова стыдливо вскрикивала и ласково дергала за ухо своего «проказника». Директор прочитал анонимку до конца и недоуменно развел руками: «Какое странное письмо! Ничего не понимаю!»

– Это что же? – пропела Роза Васильевна, – нам сейчас устроят перекрестный допрос? И при этом кокетливо толкнула ногой Валерия Павловича.

– Да, дорогая моя, – нисколько не смущаясь, ответил тот, – желтую прессу, как видишь, заинтересовали наши интимные отношения!

Нет, автор анонимки вовсе не погрешил против истины! Олег Пеньчук хоть и был начинающим, но отнюдь не робким репортером. Рассвирепев от увиденного и услышанного, он начал свое сенсационное расследование с вопроса в лоб:

– Ну-с, расскажите, пожалуйста, как вы дошли до жизни такой?

При этом Калиткин и Рундукова добродушно рассмеялись, а Виталий Константинович насторожился:

– Что вы имеете в виду?

– Да вот, пишут же люди, возмущаются порядками в вашем лицее!

– Ах! – сказал как можно беспечнее Калиткин, – это вы, верно, про анонимку? Так это все – брехня!

– Кто же, по-вашему, – обратился журналист к директору, – написал обо всем этом в редакцию?

Виталий Константинович лишь пожал плечами:

– Наш лицей далеко известен за пределами области. И даже за рубежом. Определенные успехи нашего учебного заведения не дают покоя некоторым личностям, прямо скажем, завистникам. Нам достоверно известно, что вдохновитель и организатор грязного письма – мой заместитель по научной работе Сопелев Геннадий Федорович. Именно сегодня по поводу очередной его инсинуации в лицей прибыла комиссия из Москвы.

После такого исчерпывающего ответа вроде бы и разговаривать стало не о чем. Но репортер твердо помнил наставления редакционного начальства. В поисках каверзных вопросов Пеньчук заглянул в записную книжку и победно улыбнулся:

– А как же наша агентурная сеть? Стукачи – то небось, нам настукивают?

Директор явно не был готов к вопросу подобного рода. Он покраснел, побелел, почесал свою страшную шишку и потом нехотя выдавил:

– Кое-что, конечно, мне сообщают наши сотрудники…

– И о чем же они вас информируют?

– Я, знаете ли, не намерен с вами обсуждать наши внутренние проблемы! – окрысился вдруг Танцуев.

– Беда в том, – бойко продолжал допрос Пеньчук, вновь сверившись с блокнотом, – что ваши внутренние делишки становятся достоянием гласности и наносят общественной нравственности непоправимый вред!..

Вдруг из приемной донесся страшный крик и шум. Похоже, там дрались, похоже, кого-то пытались скрутить. Дверь в кабинет резко распахнулась и запыхавшаяся девушка крикнула:

– Виталий Константинович! Идите сюда! Сопелев ваш отчет украл!

Наедине со сладкой парочкой

Директор с неожиданной прытью выскочил из кабинета. Репортер остался с глазу на глаз с разнузданными, беспардонными персонажами, по-видимому, очень правдивого, хотя и безымянного письма в редакцию. Явно осмелев, Валерий Павлович обращался теперь только к своей подруге:

– И охота же людям такой ерундой заниматься – бегать, вынюхивать по поводу всякой кляузы!

– Дорогой, ты не прав! – сразу же пересев на коленки друга, заступилась за репортера Роза Васильевна, – людям тоже кушать хочется. Они себе таким способом на хлебушек и зарабатывают! Ты посмотри, какой наивный вьюнош, мальчик не целованный, а берется разбираться в столь двусмысленных ситуациях! Кстати, вы, молодой человек, сами статьи пишете или вам кто-то помогает?

Пеньчук твердо решил никак не реагировать на издевательские реплики «плафона» и «болонки». Но одна каверзная мысль заставила его поддержать беседу:

– Вас нисколько не удивило содержание анонимки? Что, действительно похоже на правду?

Тут Калмыков и Рундукова удивленно переглянулись, а последняя игриво взбила свой фантастический парик.

Валерий Павлович кашлянул для солидности и обратился к корреспонденту подчеркнуто официально:

– Правда это или не правда – вам – то какое дело? Это наша личная жизнь, понятно? Что вас интересует?

– Я, видите ли, по заданию редакции областной газеты «Рабочее слово». Мне хотелось бы, в первую очередь, переговорить с директором лицея…

– Ах-ха-ха! «Вопросы здесь задаю только я!» – Так, что ли, господин следователь? – язвительно улыбнулся Калиткин. – О чем же вы хотели побеседовать с Виталием Константиновичем? Уж не об авторе ли грязного письма?

– Вот именно! Скажите прямо, откуда вам стало известно об анонимке?

– Батюшки! Да кто ж про нее не знает? Был тут до вас один… корреспондентик, тоже все искал «жареные факты»!

«Кто бы это мог быть? – насторожился Олег, – неужели «Бизнесмен» и тут нас опередил?» А сам беспечно отпарировал:

– И что же он накопал в интимной жизни некоторых педагогов!..

– Вы… ваша газета, – вспыхнул Валерий Павлович, – еще совсем недавно у обкома партии задницу лизала! А теперь свободной прессой прикидываетесь!

– Там, в этой грязной кляузе, про кустарники пишут, – постаралась утихомирить спорящих Роза Васильевна, – в которых якобы видели нас с Валерием Павловичем. А вы подойдите к окну, посмотрите – растут у здания лицея хоть какие-нибудь кустики?

Олег был вынужден подойти и убедиться: действительно, под окнами не было ни одного куста. Но дотошного репортера трудно было сбить с верного следа:

– Это еще ровным счетом ни о чем не говорит!

– Что вы имеете в виду? – взвился Калиткин.

– А то, – Олег заглянул в записную книжку, – что иными неприглядными делами вполне можно заниматься и не в кустиках! А, скажем, на диване, на столе и даже… под столом!

– Ах! – Роза Васильевна изобразила страшное смущение, закрыв лицо руками. Благородный рыцарь Валерий Павлович схватил со стола массивное пресс-папье. И, наверное, первое журналистское расследование Олега Пеньчука стало бы и последним, если бы не своевременное возвращение директора.

– Уберите отсюда этого придурка, – прошипел своему руководителю Валерий Павлович, – а иначе я ему голову размозжу!

– Ради Бога, успокойтесь господа! – директор умиротворяюще поднял руки. – Сейчас мы во всем спокойно разберемся! Вы и сами увидите, что мы стали жертвами гнусных интриг и недоразумений.

Виталий Константинович вернулся не только с потрясающими новостями, но и с какой-то, должно быть, важной депешей, которой он победно размахивал, словно флагом. Заявление Танцуева и доставленный им документ заинтриговали обе враждующие стороны.

Визит незнакомки

Иные непутевые мужья, бывает, совершенно неожиданно исчезают. Бедным женам остается при этом лишь гадать, надолго ли пропал благоверный и скоро ли он вернется в очередной раз.

Но чтобы супруг исчез поздней вечерней порой, выйдя от знакомых в калошах на босу ногу? О таком Зоя Ермолова никогда не слыхала. Да и ничего подобного о своем примерном муже Геннадии подумать не могла.

Весь тот злополучный день Геннадий Ермолов помогал на собственном КамАЗе добрым знакомым в перевозке леса. Вечером Геннадий неоднократно заходил к Калининым, где они договорились встретиться с хозяином дома.

Но тот где-то задерживался. Ермолов "курсировал" от своего КамАЗа к дому Калининых в рабочей одежде – в болоньевой куртке, спортивных трико и ботинках на босу ногу.

И совершенно неожиданно исчез. Не появился более он в тот вечер в доме Калининых. Те особенно и не беспокоились, думая, что Геннадий заночевал в собственной автомашине, как и собирался сделать. Но наутро хозяева дома обнаружили пустой КамАЗ. Только тогда они забили тревогу…

С того вечера прошло двое суток, а от Геннадия – ни слуху, ни духу. Нужно ли говорить о том, что пережила, что передумала за это время его жена?

Но утро третьего дня принесло ей странную уверенность: сегодня что-то станет известно о Геннадии. Прежде всего Зоя поспешила в районный отдел полиции. Нет, там не обрадовали ее ничем.

Но только переступила порог бухгалтерии «Рабочего слова», где она работала, как подруги наперебой стали рассказывать ей о недавнем приходе незнакомой девушки. Та хотела побеседовать именно с ней, Ермоловой. Игнорируя многозначительные переглядывания сослуживиц, Зоя стала нетерпеливо расспрашивать, как выглядит незнакомка, не намекнула ли она, о чем хотела сообщить.

Душой Зоя чувствовала, что дело здесь вовсе не в амурных приключениях, что с мужем случилось непоправимое.

– Молодая такая, симпатичная, – поспешили успокоить несчастную супругу сослуживицы. – Не расстраивайся, что мы ее не задержали – уж очень она торопилась! Да вот: она записала твой номер телефона и обещала тебе вскоре позвонить. А зовут ее Ольга Денисова.

Два пистолета в одном кармане

В тот роковой для Геннадия Ермолова вечер Ольга Денисова совершенно случайно оказалась в одной компании с ним. Надо сказать, что вся короткая жизнь Ольги словно была соткана из случайностей и непредсказуемых ситуаций. Словно неслась эта молодая особа, без руля и без ветрил, покорная всем ветрам, навстречу столь же случайной и внезапной своей гибели.

Вот так же, совершенно неожиданно для себя, она стала подругой и любовницей Александра Курносова, отчаянного малого, уже имевшего несколько скандальных историй за плечами. Может быть, в глазах Ольги он чем-то отличался от ее многочисленных знакомых. Но эти отличия были явно не к чести Курносова: самовлюбленный, вспыльчивый и в гневе очень жестокий, как всякий ограниченный человек.

В этот вечер, 24 ноября, Курносов тоже успел "отличиться". После дискотеки он вместе с Ольгой возвращался домой. Вместе с ними чуть сзади шла толпа знакомых девушек и парней.

Вдруг раздались крики: "Ствол, у него ствол!" Обернувшись, Курносов увидел двух своих друзей, дерущихся с незнакомым парнем, и поспешил на выручку приятелям. А пьяный незнакомец уже рухнул от ударов на асфальт, держа в руках… пистолет. Ствол он направлял поочередно на перепуганных противников и даже успел передернуть затвор.

В этой ситуации не растерялся только отчаянный Курносов, сумевший вовремя отобрать пистолет у пьяного. Хладнокровно положил оружие в карман, где, кстати, у него находился еще один пистолет, и вместе с Денисовой они направились к железнодорожному вокзалу. Отсюда на частной автомашине поехали к дому Курносовых…

Впоследствии разыщут свидетеля, который видел Геннадия Ермолова последним – до его исчезновения. Военнослужащий Вялков, ушедший из части в самовольную отлучку, рассказал на суде о том, что познакомился вечером 24 ноября с водителем КамАЗа Ермоловым, и они распивали спиртное в кабине автомобиля.

Поздно ночью возле них остановился «десятка». Ермолов подошел к ней, поговорил с водителем. Сказав солдату, что скоро вернется, он сел в ту автомашину и уехал. Больше Ермолова военнослужащий не видел, а позднее узнал, что он в ту ночь пропал.

– Да, в «десятке», – припомнил Вялков, (была девушка.

Это была Ольга Денисова, направлявшаяся с Курносовым после дискотеки и драки в дом его матери.

… Как и обещала, Ольга позвонила 27 ноября жене Ермолова, Зое. Сообщила ей, что с Геннадием ночью 25 ноября случилось несчастье. О подробностях она собиралась сообщить при личной встрече.

Но в назначенное время не пришла. Не появилась и позже. Она исчезла.

Кража

Вот что рассказал директор лицея Танцуев журналисту и коллегам. Напомним, что после долгой паузы Виталий Константинович победно ворвался в свой кабинет с заинтриговавшей всех депешей.

В приемной директора творилось что-то невообразимое. Во-первых, сбежалось много народу. Какая-то женщина рыдала навзрыд. Ее уговаривали, успокаивали. Во-вторых, несколько человек спорили, не слушая друг друга. И, наконец, кто-то грозно возвышал голос, отдавая команды.

Молодой преподаватель объяснил директору, что произошло в приемной несколько минут назад. Оказывается, пресловутый Сопелев успел и тут отличиться.

Всем известно, как работают ревизоры, прибывшие из столицы. Глубоким проникновением в местные проблемы они себя не утруждают. Сходу уяснив, что представляет собой Сопелев и его компания, руководитель московской комиссии доверил составление отчета о якобы проведенной проверке… директору лицея. Ничего страшного в подобной практике нет – все проверяющие именно так и поступают.

Но не таков был Сопелев, чтобы не использовать еще один «выгодный момент» в жестокой борьбе с директором. Помните ли вы, уважаемые читатели, классическую повесть о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем? Не забыли, как один из славных гоголевских героев с помощью свиньи похищает из суда документы противника?

Похоже, Геннадий Федорович чересчур увлекся добычей «компромата», даже сумел обойтись без известного домашнего животного. Сам оказался достаточно проворным.

Отчет печатала молоденькая секретарша Валя. Не успела она завершить первую страницу, как к ней подошел Сопелев. Ни слова не говоря, он выдернул лист прямо из пишущей машинки, а заодно прихватил лежавший рядом директорский оригинал. И направился в кабинет, где в это время вел прием посетителей глава столичной комиссии Офицеров.

Переполошившейся секретарше Сопелев бросил на ходу, что напечатанная страница якобы понадобилась московскому начальнику. Но Валечка не успокоилась, а сразу же подняла тревогу. Она хорошо знала, кто такой Сопелев и каких гадостей от него можно ожидать. Но что могла сделать девушка с наглым авантюристом, занимающим к тому же пост первого заместителя директора!

Офицеров, между тем, беседовал с глазу на глаз с очередным посетителем. Руководитель московской комиссии поставил себе цель: поговорить «по душам» с каждым преподавателем лицея.

В разгаре такой вот приватной беседы дверь кабинета внезапно распахнулась, и на пороге возник бледный, как смерть, Сопелев. Столичный гость слышал нарастающий гвалт в приемной, но ему и в голову не могло придти, что суматоха связана с этим, явившимся без вызова человеком.

– Вам чего? – недовольно спросил Офицеров, отметив про себя необычную бледность вошедшего.

– Да нет, я так, ничего особенного… – пробормотал Сопелев и вышел. Свое черное дело он уже сделал. Весь «фокус» заключался в том, что находясь в «предбаннике», между двойными дверями кабинета, Геннадий Федорович спрятал похищенные листки под пиджаком.

Увидев Сопелева, вышедшего из кабинета без бумаг, Валечка закатила истерику. Девушка страшилась (и недаром!) гнева директора Танцуева.

– Где документ? – кричала она.

– Листки забрал Офицеров! – ответил похититель и, как ни в чем не бывало, размашистым шагом покинул приемную.

Тут же сердобольные преподавательницы выяснили причину Валечкиных рыданий. Набрались смелости зайти в кабинет к самому Офицерову и поинтересоваться, не у него ли находятся пропавшие листки? Оказалось, что столичный руководитель никаких документов не требовал, и тем более, не обращался с подобной просьбой к Сопелеву.

– Теперь, – продолжил объяснения происходящего Танцуев, – расставим все точки над «i» и представимся друг другу. Вы – корреспондент уважаемой газеты «Рабочее слово» Олег Пеньчук. Я – Танцуев Виталий Константинович, руководитель этого учебного заведения, заслуженный и почетный (тут Виталий Константинович перечислил множество громких званий). При этом директор не выхвалялся и не выпендривался – нет, наоборот, он скромно потупил глаза.

– Вот мой заместитель – Валерий Павлович, заслуженный… (Калиткин при перечислении его заслуг смиренно уставился в пол). Рядом с ним – Роза Васильевна – лучшая из наших преподавательниц, прекрасная женщина, любящая мать! А вот и ее уважаемый супруг – Леонард Леонардович!

При этих словах директора в комнату вкатилось жуткое чудовище. Представьте себе огромную голову Карла Маркса на колесиках, и вы поймете тот трепет, который объял юного репортера. У этого низкорослого мужчины, почти карлика, оказывается, были и руки, и ноги. И на стул он забрался вполне самостоятельно. Но любого не на шутку испугали бы огромная башка и страшенные черные буркалы Леона Леоныча.

У Олежки упало сердце, когда карлик уставился на него. Казалось, не будь в комнате посторонних, колдун сожрал бы репортера своими свирепыми гляделками.

– А вот и Клавдия Семеновна – любимая жена Валерия Павловича!

Эта бедняжка чем-то здорово напоминала Розу Васильевну. Та же худоба, те же килограммы косметики. Только супруга Рундукова как бы прятала под носовым платком вечно заплаканные мутные глаза.

– Скажите, скажите им! – попросил директор Клавдию Семеновну и показал рукой на журналиста.

– Никогда, никогда, – всхлипывая, произнесла жена Калиткина и тут же занялась навзрыд, – никогда мой Валерий Павлович не ночевал вне дома! Никогда!

Впечатление было тяжелое. То ли несчастную женщину заставили говорить после невыносимых пыток, то ли произносимые слова сами стали для нее пыткой. «А ведь в анонимке говорится не о ночных, а о дневных изменах Калиткина!» – пронеслось в голове Пеньчука. Но жуткие глазищи карлика заставили умолкнуть даже эти робкие догадки репортера.

– А теперь, – предложил директор, – расскажите нам о себе.

– Да что рассказывать, – замялся Олежек, – я окончил в Бишкеке филологический факультет. А потом, после известных вам событий, был вынужден бежать. Погибла, – Олег сглотнул, – вся наша….

– Семья? – подсказала сердобольная Роза Васильевна.

– Трехкомнатная квартира со всей мебелью! – невольно всхлипнул Олежка, – а семья жива и здорова, мы поселились в вашем городе.

– Ну! – все облегченно перевели дух. – А теперь, – весело сказал директор, – я кое-что расскажу вам об авторе всех грязных инсинуаций Сопелеве. И вы, наконец, удостоверитесь воочию, кто является автором пресловутой анонимки, порочащей честь Рундуковой и Калиткина.

– Глотку перегрызу! – злобно глядя на Олежку, взревел карлик.

Виталий Константинович не обратил особого внимания на дикую выходку Леона Леоныча, а бодро продолжил:

– Самое главное, – директор победно помахал принесенной им депешей, – вот вам документ, неопровержимо доказывающий, что автором анонимки является все тот же Сопелев. Этот документ мне только что вручил председатель московской комиссии Офицеров.

В телеграмме, пролетевшей через всю страну в белокаменную, сообщалось буквально следующее: «Замдиректора лицея Калиткин и заведующая учебной частью Рундукова вступили в интимные отношения. Требуем срочно выслать комиссию. Первый заместитель директора лицея Г.Ф. Сопелев».

Бешеный автомобиль

Напрасно директор Танцуев радостно потирал потирал ручонки: вот, мол, надул, обвел вокруг пальца глупого корреспондента! Не успела захлопнуться дверь за Пеньчуком, как на директорском столе зазвенел телефон. Голос в трубке был грубый и повелительный. Виталий Константинович побледнел, он испугался не на шутку.

– Приходи сегодня к восьми часам! – скомандовал голос, – будет серьезный разговор! И не вздумай финтить! – говоривший бросил трубку.

Танцуев покрылся холодным потом. Грозный голос принадлежал Александру Курносову. Тот числился в штате лицея сторожем – дворником (по совместительству), но, судя по состоявшемуся только что телефонному разговору, был в неписаной табели о рангах намного выше директора.

Возвращаясь к жутким событиям тех дней, невозможно объяснить происшедшее без рассказа о прошлом Александра Курносова.

Майским вечером по улице нашего города мчалась «шестерка». За рулем автомобиля находился сторож лицея Курносов, холостой, трижды судимый. (Мчался((сказано не совсем точно. Автомашина развила скорость всего-то около 50 километров в час. Но если учесть, что по случаю праздника толпы народа запросто вышли прямо на проезжую часть полупустынных улиц, то станет ясно, что и такая скорость автомобиля Курносова была опасной для окружающих.

Но водителю было глубоко наплевать на это. Более того, заметив в 50 метрах от автомобиля идущую по дороге группу молодежи, он не сбавил скорости и даже не сделал попытки объехать пешеходов. Курносов выехал на полосу встречного движения и, не снижая скорости, вынуждал людей убегать от приближающейся машины. А один из парней увернуться не успел…

Вот что рассказал пострадавший Сергей Селезнев на суде. Толпа молодежи, возвращаясь после дискотеки домой, беспечно шла по правой стороне проезжей части дороги. Ведь движения транспорта не было, и вся улица вдоль была занята пешеходами.

Вдруг с расстояния трех метров ребята увидели перед собой свет двигавшейся по встречной полосе автомашины. Ни звуковых, ни световых сигналов водитель не подавал. Шедшие рядом с Сергеем парни, заметив опасность, отскочили на обочину. А Селезнев, сделав один шаг к середине дороги, был сбит автомашиной.

Ударом его отбросило на несколько метров. Из-за полученной травмы Сергей находился на излечении. Парень стал инвалидом третьей группы. Но… претензий какого-либо характера к подсудимому Курносову не имеет.

Эксперты подтвердили: водитель имел техническую возможность торможением предотвратить наезд на пешехода. Он этого сделать не захотел. Ему требовалось другое: видеть испуганные лица людей, страдания и кровь жертвы. И садист это получил. А потом вяло оправдывался тем, что не сработали тормоза. Его доводы были признаны несостоятельными. Но поскольку пострадавший Селезнев отказался от каких-либо претензий к Курносову, кровавый эпизод сошел ему с рук. Любитель острых ощущений продолжил свои жестокие эксперименты с более широким размахом.

Ружьем и гранатой

Для такого рода опытов требовалось и соответствующее снаряжение. Курносов не жалел сил и средств для приобретения необходимых ему боевых припасов. В своем доме он хранил полторы сотни патронов, не имея на то разрешения.

На «черном рынке» он приобрел две боевые гранаты. Как особо ценное приобретение, Курносов носил их с собой, перевозил в личной машине, а потом не утерпел: одну взорвал в карьере на окраине города, а другую – в лесном пруду. Причем его не стесняло при "гранатометании" присутствие посторонних людей. Об этом после расскажут в суде свидетели.

Страсть к жестоким экспериментам и богатый домашний арсенал не могли не подвигнуть Курносова на новые дикие выходки.

Июньским погожим днем пьяный Курносов находился у знакомого лесника в сторожке. В окно сторожки заглянул тракторист Петухов и попросил Курносова помочь вытащить забуксовавший трактор. Ответ последовал совершенно неожиданный.

Резким ударом Курносов выбил оконную раму. Та упала на голову Петухова, изрезав стеклом лицо тракториста. Хулиган на этом не успокоился, а, схватив охотничье ружье, произвел два выстрела в землю вблизи лежащего Петухова.

После этого с ружьем в руках побежал к трактору – там, в тракторном прицепе, находились трое рабочих. Озверевший бандит на ходу открыл по людям стрельбу, произвел три выстрела, но, к счастью, ни в кого не попал. Пытавшегося унять его рабочего Томина он ударил прикладом по голове, бедняга потерял немало крови. И вновь изверг остался безнаказанным.

Дуло к виску

Что могла понять Татьяна Пехова, подруга Ольги Денисовой, из ее загадочных и отрывистых фраз о случившемся в доме Кузина? Ольга лишь успела за те недолгие часы, что осталось ей жить, вкратце сообщить подруге следующее.

Ночью 25 ноября они с Кузиным после дискотеки направлялись в дом его матери. По пути Александр отнял у пьяного незнакомца пистолет (а другой у него уже имелся). По предложению Кузина, к ним в машину подсел незнакомый мужчина, стоявший возле КамАЗа. Он был одет в болоньевую куртку, спортивные брюки, обут в резиновые калоши. Как узнала Ольга позже, это был Геннадий Ермолов.

Зайдя в квартиру Кузиных, мужчина не скинул куртки, снял лишь ботинки, прошел на кухню и сел за стол, спиной к двери. Кузин устроился напротив гостя, а Ольга находилась около окна. Кроме них, в квартире никого не было.

Кузин и Ермолов распечатали бутылку водки, предложили выпить и Ольге, но она отказалась. Сначала разговор собутыльников был мирным, спокойным, в их поведении не было заметно ничего странного.

Внезапно Кузин без всякой причины достал из кармана два пистолета. Один, изъятый у пьяного незнакомца, и другой – его, так сказать, личный. Оба пистолета Кузин взял в руки, возбужденно прошелся по кухне, а затем около газовой плиты выстрелил в пол – одновременно из двух пистолетов!

Почему он это сделал, Ольга объяснить подруге не смогла. Ведь какой-либо ссоры или драки между Кузиным и Ермоловым не было.

Поведение Курносова становилось все более опасным. После выстрелов похититель один пистолет спрятал в карман, а второй… приставил к виску Ермолова. Пленник хладнокровно заявил, что Курносов не посмеет выстрелить, и он не боится его угроз…

Стоит ли удивляться, что сторож-дворник вроде бы ни с того ни с сего приставил пистолет к виску Ермолова? Если это и был неожиданный ход, то, по крайней мере, не для самого Курносова.

Бандит применил точно такой же прием против… своего непосредственного начальника Танцуева, когда вызвал его по телефону для «серьезного разговора». Курносов потребовал у руководителя подробного отчета о финансовых махинациях. А когда тот ответил отказом, вытащил из кармана пистолет системы Макарова и… выстрелил. Сначала – в землю, потом – в воздух.

Бледный, но внешне спокойный Танцуев лишь потирал свою шишечку на лице. О чем он мог размышлять в эти страшные для него секунды? Скорее всего о том, что вот, мол, пригрел бандита в своем гнездышке для устрашения (а, может быть, и для устранения!) врагов, а разбойник и самого его запугивает до смерти.

Директор мог наглядно убедиться, что угрозы Курносова вполне реальны, и был вынужден кое-что сообщить своему подручному. Кто же из прощавших дерзкие, преступные действия доморощенного гангстера может упрекнуть его в том, что в ту ноябрьскую ночь, он вел себя непоследовательно или нелогично? Посмотришь на этот ряд безнаказанных экспериментов – и только диву даешься, как это он не стал убийцей раньше.

Провал

Помотавшись по кабинету, Виктор Ефимович Осинский, ни слова не говоря (тоже заимствованный кинотрюк!), вытащил из ящика и бросил перед Пеньчуком на стол свежий номер «Бизнесмена». С первой полосы газеты бил в глаза читателю крупный заголовок: «На хитрые шопы нашелся закон!»

– Вот как работать надо! – картинно хлопнул по передовице конкурентов Осинский. «Бизнесмена», понятное дело, ненавидели в нашей редакции. Во-первых, люди успели примазаться к новым властям – и жили припеваючи! Во-вторых, возглавлял редакцию конкурентов «ренегат» и перебежчик Жора Тертый, бывший репортер «Рабочего слова». Он не только отодвигал когда-то родной коллектив на задний план газетного рынка, но и, зная дела «Рабочего слова» изнутри, зло высмеивал бывших начальников на страницах своей газетенки.

Наши боссы скрежетали зубами от бессильной злобы и в то же время – что греха таить? – испытывали странное удовольствие. Руководители «Слова» уже тогда познали тайную радость всех нынешних «знаменитостей» и «звезд». Скандальная слава – это все-таки слава!

Никто бы в те бурные дни не обратил внимания на более чем скромную личность нашего редактора Евгения Ивановича Бутылькова. А так – его то и дело вспоминала читающая публика: почти в каждом номере «Бизнесмена» полоскали его славное имя.

Одобрительный отзыв о газете конкурентов в устах Осинского предвещал неприятные объяснения. Виктор Ефимович требовал от молодых журналистов «острых» материалов. Что это такое, сам бывший киномеханик – увы! – объяснить, а тем более показать собственным пером не мог.

Эта вполне сознаваемая беспомощность и выводила иной раз «Осю» из себя. Чтобы не нарываться на его очередное гневное поучение, Пеньчук стал рассказывать о своих открытиях в лицее. Виктор Ефимович прервал бойкий рапорт на полуслове и, к удивлению новичка, заговорил о краже отчета директора лицея. Тут, на беду Олежки, в кабинет вошел Порошин.

Два заместителя редактора насели на журналиста с одним вопросом: кто автор проклятой анонимки? Пеньчук бормотал в ответ что-то бессвязное.

– И это называется – работа?! – в сердцах вскричал Сергей Николаевич. Он только что ознакомился с итогами «расследования» Пеньчука в лицее по его записной книжке. – Чем ты там занимался?! С людьми надо было потолковать, узнать их мнение о происходящем в лицее!

«Говешек», возмутившись бездарностью корреспондента, повысил голос и тут же пожалел об этом. На крик в его кабинет мгновенно ввалился распьянющий Бутыльков и красными от водки и ярости глазами уставился на Олежку. Тот в присутствии свирепого «экзаменатора» был вынужден давать отчет о достигнутых успехах.

– Ну, вот… значит… – лепетал Пеньчук, – анонимку, одним словом, написал Сопелев. Больше некому!

– А чем ты это докажешь? – снова сорвался на крик Порошин. – Да и сам посуди, дурья голова, зачем ему было строчить анонимку, если он в открытую послал телеграмму в Министерство?

– Так ведь все говорят, – бормотал несчастный исследователь, – директор, его заместители…

Бутыльков тяжело сопел, наблюдая исподлобья за трепещущим новичком.

– А дайте-ка мне его сюда! – вдруг заорал он на всю редакцию и бросился на Олежку. Парня спасла только молодость. Он ловко увернулся от разъяренного быка-редактора, и они закружились в дикой пляске вокруг стола Порошина. На шум сбежались ответственный секретарь Пельбух, его заместитель Гуреев, секретарша Элла. Они уберегли бедного юношу от тяжелых кулаков шефа. Элла увела плачущего Олежку и спрятала его в одном из пустующих кабинетов.

А ближайшее окружение продолжало успокаивать редактора. Но это оказалось совсем непросто. Бутыльков буквально лез на стенку, выражался непечатными словами в адрес опростоволосившегося репортера и грозил ему самыми страшными карами. Приятелям редактора был известен единственный способ унять его пьяное буйство.

В кабинет Бутылькова вызвали Элеонору и оставили их наедине. Лера закрыла дверь на ключ и, вздохнув, легла животом на широкий редакторский стол…

Спустя некоторое время умиротворенный Бутыльков распивал чай с Осинским. Редактор даже соглашался с замом в том, что Пеньчука пока увольнять не стоит, а следует дать ему возможность исправиться и довести начатое дело до конца. В это же время Порошин инструктировал перепуганного Олежку, как ему наладить связь в лицейе с «нужными» людьми. Одним из тайных осведомителей редакции, к ужасу Пеньчука, оказался карлик Леонард Леонардович.

– Я с ним встречаться не буду! – неожиданно для Порошина заупрямился Олег. Новичку было стыдно признаться, что он боится «колдуна». Олег объяснил свое упрямство тем, что, мол, муж Розы Васильевны – «нехороший человек».

– Ну, это ерунда! – парировал «говешек», – это тебе показалось. Лимон Лимоныч – отличный парень, вот увидишь!

Получив ряд имен и «явок», Пеньчук вновь отправился в проклятый лицей добывать истину. Темным вечером, за кочегаркой его поджидал Лимон Лимоныч (прозвище в лицее – «Пескоструйчик»). Обычно шумный двор лицея обезлюдел, на небе высыпали звездочки. Но и во тьме страшные буркалы Леона Леоныча еще яростней сверлили Олежку. Корреспондент, пряча свои глаза, передал карлику привет от Сергея Николаевича. «Колдун» ничуть не смягчился, он лишь спросил репортера:

– Про кустики тебе говорили?

– Про какие кустики? – не понял Олег.

– Ну, те, – начиная свирепеть, пояснил карлик, – что якобы возле лицея не растут?

И тут Пеньчук вспомнил слова Розы Васильевны о том, что и кустарника такого, мол, не существует, где бы они с Валерием Павловичем…

– Так вот они, кусточки-то! – торжественно произнес Лимон Лимоныч, словно совершая какое – то удивительное открытие, и указал Пеньчуку на дикие заросли с другой стороны здания лицея.

– Ты не думай, я не в обиде! Роза Васильевна – женщина молодая, красивая. А я,… какой из меня мужик! Но дело-то не в этом! А в чем? – Лимон Лимоныч торжественно поднял палец:

– Не надо сплетен, не надо этого подлого шума!

Олежка после таких неожиданных откровений карлика попросту онемел. После долгой паузы Лимон Лимоныч спросил:

– Про подполье наше слышал?

– Подполье? Нет!

– Ну ладно, – досадливо махнул рукой карлик, – это потом. Ты мне вот что скажи: можешь ты мне парня найти – такого настоящего, толкового?

– Парня? А зачем?

– Мне одного негодяя убрать надо…

– То есть, как это – убрать? – вздрогнул Олежек.

– Как это, как это! – передразнил Лимон Лимоныч. – Пришить, зашибить, замочить! Эх, ты, пенек! А, кстати, ты не задумывался о том, почему так напугала анонимка ваше начальство?

По правде говоря, даже Пеньчука стала тревожить эта «шарада», но его умственных способностей для решения такой задачи оказалось явно недостаточно.

Страшный человек

Теперь Олега в лицей пропускали беспрепятственно, вахтерши его уже знали в лицо.

Зато рядом с репортером всегда оказывался безотлучный сопровождающий – рыжий хитрый человечек. – Денис Иванович Крутяков, – представился он, лучезарно улыбаясь, но не подавая руки.

– Вас интересует мнение наших работников? – удивился директор Танцуев. – А разве вы сами не убедились, на какие фокусы способен зарвавшийся Сопелев?

Впрочем, Виталий Константинович не стал возражать, чтобы корреспондент газеты побеседовал с глазу на глаз с «любым» преподавателем лицея, любезно предоставив для этого свой кабинет. Но, во-первых, Танцуев лишь для красного словца предложил встретиться с «любым» педагогом – кандидатуры для откровенных бесед называл сам директор. Во-вторых, в углу кабинета уселся какой-то неприятный тип, нагло сверля Пеньчука своими гляделками.

«Не обращайте внимания! – пояснил Крутяков, – это наш… завхоз Александр Курносов. Он ведь не помешает вашему… расследованию?» Что мог ответить Олежка на столь уважительное определение его работы? Он согласился на то, чтобы «завхоз» поторчал в кабинете.

Пеньчук, получив соответствующие инструкции от «говешика», принял важный вид и попросил завхоза пригласить первого из очереди подогнанных директором педагогов. Тот зло сверкнул глазами, смерил Олежку долгим презрительным взглядом и молча выскользнул из кабинета. После невероятно долгой паузы дверь распахнулась и запыхавшийся Крутяков объявил корреспонденту: «Вас приглашают в актовый зал!»

Ажиотаж поднялся невообразимый. Народу набилось видимо-невидимо. Согнали всех – от заместителей директора до вахтерш и сторожей. Повестку дня, которая, кстати говоря, не объявлялась, можно было обозначить кратко: долой Сопелева!

Пеньчук и его спутник с трудом нашли себе места, им уступили стулья недалеко от сцены. Разместившиеся неподалеку Рундукова и Калиткин даже головы не повернули в сторону корреспондента. В президиуме поместились Виталий Константинович и его ближайшее окружение.

К удивлению Пеньчука почетное место рядом с директором занял Лимон Лимоныч. Но карлик принял необычайно важный вид и тоже упорно не замечал журналиста. Танцуев, почесывая щеку, объявил собравшимся, что настала, наконец, пора объявить итоги работы московской комиссии, прибывшей к нам по жалобе Сопелева. Зал ответил нетерпеливым гудением.

– Вы за кого? – неожиданно шепнул на ухо корреспонденту Крутяков.

– Что вы имеете в виду? – не понял Пеньчук.

– За красных или за белых? – рассмеялся сопровождающий (он же – шпик).

Олег предпочел оставить глупый вопрос без ответа.

На трибуну поднялся руководитель столичных ревизоров Офицеров. Речь его была краткой, но весьма содержательной. Кляуза Сопелева не подтвердилась. Специалисты из разных городов России констатировали, что в лицее сложилась конфликтная ситуация, осложняющая нормальную его работу. Коллектив преподавателей разделился на две противоборствующие группы.

– Без участия Сопелева, – заявил проверяющий, – директор разработал новую структуру управления, согласовав ее на оперативном совете, на собрании трудового коллектива и с Министерством образования РФ. Сопелев восстал против решения директора и начал искать в работе последнего любые, даже небольшие и исправимые ошибки и промахи, писать жалобы во многие инстанции, собирая и систематизируя компрометирующие директора улики, поступки, действия.

Так противостояние директора и его зама переросло в противостояние групп педагогов. В конфликт оказались втянутыми даже родители учащихся.

Как отметили специалисты, все «сигналы» Сопелева о якобы имевших место финансовых нарушениях оказались ложными. Обнаружила комиссия лишь множество передергиваний и подтасовок фактов Геннадием Федоровичем во всех его обвинениях в адрес директора и большинства педагогов.

Проверяющие отметили бездеятельность, фактическое самоустранение Сопелева от своих служебных обязанностей. Но даже бесстрастная комиссия была возмущена наличием у заместителя по учебной работе ксерокопий… рукописей директора лицея. Видимо, на решение вот таких трудных задач, как добывание улик прямо из директорского кабинета, – завершил свое выступление Офицеров, – тратит свои знания и энергию Геннадий Федорович.

Один за другим выходили на трибуну ораторы, чтобы заклеймить позором кляузника и смутьяна.

– Кто-то работает, – возмущенно сказал преподаватель Пазухов, – а кто-то день-деньской занят поиском «компромата» на своих коллег. О каком нормальном учебном процессе может идти речь?

– Вы за кого? – за коммунистов или демократов? – опять затрубил в ухо Пеньчука ехидный Крутяков. И на этот провокационный вопрос Пеньчук ответил молчанием.

Председатель профкома Лопарев посетовал на то, что Геннадий Федорович «ловит людей на любой ошибке, на всякой мелочи, и сразу сообщает о промахе во все инстанции». Неожиданно с места сорвался и выбежал на сцену неразлучный «гид» Пеньчука, держа в руках какую-то бумаженцию.

– Страшный человек! – крикнул в каком-то нарочитом надрыве Крутяков. – Я про таких, как Сопелев, раньше только в романах читал! Своими глазами видел составленные им досье на каждого сотрудника лицея. Сам Геннадий Федорович в минуты необыкновенной откровенности мне их показывал!

И Денис Иванович потряс бумажкой, словно держа в руках одно из упомянутых досье.

Вернувшись на место, Крутяков уселся победителем. О произведенном впечатлении он и не спрашивал. Видимо, считал свое выступление сногсшибательным. Удовлетворенно вытирая обильный пот со лба, Крутяков выронил ту бумажку, которой махал на трибуне. Пеньчук поднял листок и невольно прочел первые слова: «Страшный человек, я про таких лишь в романах читал…» Крутяков бесцеремонно вырвал бумажку из руки репортера.

– Это кто написал? – столь же нахально поинтересовался Пеньчук.

– Кто надо! – отрезал Крутяков, но тут же смягчил ситуацию. – Организатор нынешнего мероприятия! Так вы – за кого? За директора или за Сопелева?

На этот раз вопрос был задан в лоб, уклониться от ответа Пеньчуку не представлялось возможным.

– Я – за правду! – смело заявил репортер. Крутяков ехидно улыбнулся.

– За какую правду? – спросил он, неожиданно посерьезнев. – Если бы ваша газета искала правду, то не рылась бы в грязном белье преподавателей, а попыталась бы ответить на волнующие всех вопросы?

– Это на какие же?

– На какие?! Во-первых, почему все большие предприятия области лежат на боку? Во-вторых, что творится у нас в сельском хозяйстве – ведь все под корешок разрушила «прихватизация»! Но за такое любопытство вашему брату, газетчику, запросто можно оттуда (Крутяков ткнул пальцем вверх) крепко по башке получить! Но тогда бы вас уважали люди, вот тогда вы бы по праву назывались «Рабочим словом». А так… Да что там говорить – попусту время тратить! Вот вы, молодой человек, выясните сначала, хотя бы для себя: кто сообща ворует деньги в нашем лицее и в вашей редакции? Слабо? Может быть, тогда и анонима не понадобится вычислять?

Крутяков разошелся не на шутку. На него даже шикнули, и он обиженно умолк, отвернувшись от репортера.

Собрание между тем набирало ход. Выходившие на трибуну клеймили позором тех, кто мешает «творческому процессу». Только сейчас Пеньчук заметил, что в руке у каждого оратора торчит заготовленная шпаргалка. Педагог Руденко по бумажке заявил, что он вообще боится говорить при Сопелеве – никогда не знаешь, чем обернуться для тебя твои же собственные слова.

Интеллигентные супруги – преподаватели Тарасюки чуть ли не хором твердили о том, как тлетворно влияет деятельность Сопелева на обстановку в педагогическом коллективе, на юные души учащихся.

Завершились яркие обличения… рыданиями. Надежда Павловна Осинская, вытирая шпаргалкой то ли слезы, то ли слюни, запричитала с трибуны о том, что директор-то наш бедненький, Виталий Константинович, так старается, так, можно сказать, убивается ради блага родного коллектива! А какой-то, извините, интриган, какой-то, извините, выскочка (бурные аплодисменты), подрывает и авторитет лицея, и здоровье нашего дорогого руководителя! (Бурные продолжительные аплодисменты).

Торжество победителей сильно подпортило неожиданное появление на сцене самого «кляузника». Сопелев размахивал обеими руками с зажатыми в них листками, чем невольно привлек к себе внимание зала и заставил умолкнуть недовольно ворчавших противников.

– Вот – это так называемый отчет уважаемой комиссии! – Геннадий Федорович высоко над головой, чтобы видно было всем, поднял своей правой тоненькой ручкой один лист. – А вот – его черновик! – Сопелев протянул левой рукой другой листок к глазам собравшихся. – Узнаете почерк? Да-да, это рука нашего любимого директора! Ответьте прямо, глядя в глаза всем, товарищ Офицеров, кто состряпал вам этот «документ», когда вы весело проводили время по ресторанам нашего гостеприимного города!?

Раздались бешеные аплодисменты. Правда, многие из аплодировавших тут же и спрятались от глаз всевидящего руководства за спины впереди сидящих. Зато технический персонал лицея («пролетарии!») веселился вовсю и открыто. Товарищ Офицеров вспыхнул от гнева и поспешно покинул зал. Его бегство было, как нельзя на руку сторонникам Сопелева. Это отметил в записной Олег Пеньчук, четко выполняя инструкции заместителя редактора Порошина.

Бомба для… редакции

– Что ж, материал собран добротный, – в первый раз похвалил Пеньчука «говешек», прочитав его «разгромную» статью об известном в городе кляузнике. – Только имена измени, да и заголовок поставим покруче.

Порошин зачеркнул предложенное Пеньчуком «А Васька слушает, да ест», и решительно вывел «Страшный человек». Полюбовавшись новым заголовком, заместитель редактора оттолкнул материал: «Все! Можешь отдавать в печать! Молодец!» – добавил Порошин вслед выходившему из кабинета Пеньчуку.

Олежка и млел от похвал начальства, и внутренне содрогался при мысли: а вдруг руководителям редакции станет известна вся правда о том, как он добыл материал.

Ведь, во-первых, он скрыл от Порошина тот факт, что откровения коллег Сопелева записаны им не с глазу на глаз, как сообщалось в статье, а на каком-то липовом «собрании коллектива», под строжайшим присмотром директора лицея. Подвох для редакции заключался в том, что начнись судебное разбирательство по поводу скандальной публикации, и все, упомянутые в статье бесстрашные критики «пасквилянта», все, как один, откажутся от своих слов, ссылаясь на то, что их принудил к этому Танцуев. (Так оно и случилось!)

Мало того, Пеньчук утаил от Порошина факт бегства с собрания столичного ревизора Офицерова. Не сообщил и о том, как победно размахивал добытыми «разоблачительными документами» Сопелев.

Статья вышла – и разорвалась бомба! Сначала все поздравляли Олежку с удачным дебютом. Говорили всякие комплименты, и даже «колхозники» стали с ним обходиться повежливей. Но не прошло и трех дней, как в редакцию от Сопелева пришло требование опровержения статьи. Порошин вызвал к себе Пеньчука.

– Статью ты написал хорошую, поднял, так сказать, волну, – начал Порошин, как всегда, издалека. – Осталось маленькое «но» – нет мнения о происходящем самого виновника смуты – Сопелева!

Олежка зябко поежился. Порошин заметил реакцию новичка.

– Что, боишься встречи с ним?

Пеньчук не успел ответить. Неожиданно раздавшийся телефонный звонок заставил вздрогнуть двух шептавшихся собеседников. Порошину звонил сам Сопелев, просил о встрече с корреспондентом Пеньчуком с глазу на глаз. Объяснять предварительно что-либо он категорически отказался: «Не по телефону!» Встреча состоялась тем же вечером.

Досье на каждого

Вот как рассказал в своей статье об этом необычном разговоре Олег Пеньчук (публикацию, кстати говоря, подготовил за мизерную мзду – пузырь водки! – свидетель разговора Володька Смирнушка):

Наша беседа с ним проходила при двух свидетелях. Меня предупредили: любое сказанное вами слово он исказит и переиначит до неузнаваемости, потому ни в коем случае не разговаривайте с ним с глазу на глаз!

– Страшный человек, – отозвался о нем один из его коллег. – О таких я только в книжках читал. Но никогда не думал, что буду работать бок о бок. Ведь у него на каждого заведено досье. Там все записано: кто, когда, с кем что говорил, что делал. И чего никогда не говорил и не делал – тоже записано! Вот увидите, он и вам продемонстрирует свои «гроссбухи».

Однако Геннадий Федорович «досье» на нашу встречу не принес. И вообще вел себя крайне настороженно, даже враждебно. У меня сложилось впечатление, будто и о приведенном выше разговоре с коллегой ему уже известно.

С места в карьер он стал упорно допытываться, откуда мне известно о нем. Напрасно уверял я, что его история – отнюдь не исключение. Действительно, что нового в конфликтной ситуации, где не ужившийся с коллективом специалист начинает обвинять во всех смертных грехах коллег и руководство? Заинтересовала же меня личность Геннадия Федоровича потому, что никогда, разбираясь в подобных историях, не приходилось слышать столь горячего и единодушного осуждения коллектива.

– Вас «навел» Иванов, – резко обрывает мои объяснения Геннадий Федорович и наблюдает за произведенным эффектом.

Что ж, впечатление действительно глубокое: сейчас и я вспоминаю, что впервые услышал о моем сегодняшнем собеседнике именно от Ивана Ивановича. Но тут же соображаю, что ничего удивительного в такой осведомленности нет. Просто в свое время я написал репортаж, героем которого был Иванов.

Но собеседник доволен. По моим глазам он уже догадался, что сумел удивить меня (и подтвердить репутацию «страшного» человека!).

– Ванька – «пешка»! – снисходительно сообщает он о своем коллеге. – Полез в нашу с директором борьбу, а о многом даже и не подозревает. Не догадывается, что наш руководитель только использует его в своих целях!

Успех, пусть и мнимый, подталкивает Геннадия Федоровича на большую откровенность. Он решительно распахивает свой «дипломат».

– Вот, смотрите, – собеседник извлекает на свет – нет, не «досье»! – черновики писем директора, фотокопии других, сугубо личных заметок. Начинает с торжествующим видом пояснять, какие планы строил и строит руководитель в отношениях с ним и другими сотрудниками.

– Откуда у вас это? – прерываю, в свою очередь, Геннадия Федоровича и киваю на разложенные веером «обличительные» бумаги. – Согласитесь все-таки, что такой способ добычи «документов» для педагога несколько сомнителен.

Собеседник долго молчит.

Видимо, мой вопрос застал его врасплох.

– Где и как я взял эти бумаги – об этом знают… следственные органы, – наконец выдавливает он.

Бог мой, какие следственные органы! Видимо, атмосфера судебной тяжбы, в которой постоянно пребывает Геннадий Федорович, кладет определенный отпечаток на его лексику. Придает его речи некую многозначительность.

– Я вас видел в суде, – заявляет он и вновь проницательно заглядывает в мои глаза. – В перерыве к вам подошел Иванов и спросил, каковы ваши впечатления. Вы ответили, что, скорее всего, суд решит дело в мою пользу. Заметьте: я оставался в зале суда, а вы вели разговор в коридоре.

Геннадий Федорович вновь рассчитывал потрясти меня своей осведомленностью. Но меньше всего он ожидал такого эффекта – не выдержав, я от души расхохотался.

Нет, он сказал правду, и такой разговор у меня с Ивановым действительно состоялся. Смеялся же потому, что мне стала понятной скрытая суть отношений Геннадия Федоровича с коллективом.

Теперь ясно, почему два десятка педагогов, явившихся на суд, как один заявили, что не согласны работать с ним. И даже если суд восстановит его в должности, они построят «живую цепочку» вокруг техникума, но его не пропустят.

Представьте себе, что с вами бок о бок находится человек, не только знающий всю вашу подноготную, но и занятый день-деньской тем, чтобы все о вас выведать. Причем информация его интересует только компрометирующая, порочащая. Преследуется известная цель – запугать, запутать в интригах, заставить поверить в свое всемогущество.

У каждого из нас есть слабости, недостатки. И не всегда проявляется должная бдительность, даже при наличии в коллективе Геннадия Федоровича. А уж он тут как тут. Мигом зафиксирует все оплошности, чтобы о них напомнить в подходящий момент!

– Я в ужас пришел, когда переступил порог этого учебного заведения, – вскидывает руки, словно актер, Геннадий Федорович, – какие безобразия творились под его крышей. Я стал беспощадно бороться!

Правда, о прежнем месте работы он вспоминать не желает. Подобная «благородная» его деятельность там закончилась плачевно: после долгой судебной тяжбы он оказался за проходной.

И на нынешнем месте работы по мере возраставшей активности Геннадия Федоровича все яснее становились коллегам его не декларируемые цели. Но укротить непримиримого борца оказалось не так-то просто. За годы пребывания здесь он, запасся «необходимой информацией», не стеснялся вовлечь в круг «доверенных лиц» и учащихся.

– Раньше я его жалел, – Геннадий Федорович складывает в «дипломат» письма директора. – Вижу: мужичок старательный, много трудится, после одиннадцати ночи с работы уходит. Все понимает, да сказать ничего не может. Но когда он против меня пошел…

Да, идти против Геннадия Федоровича никому неповадно. У него каждая бумажка подшита, каждое слово запротоколировано. Копии всех «нужных» документов, фотокопии… И хоть попробовали противники Геннадия Федоровича тягаться с ним в искусстве бумаготворчества, даже кое в чем преуспели, все равно далеко им до тех высот, коих достиг собиратель и сочинитель досье.

Сейчас Геннадий Федорович ощущает себя «на коне». «Война – до победного конца!» – заявляет он.

– Директор проигрывает и должен уйти, – охотно объясняет свою цель Геннадий Федорович.

– Может быть, потому и проигрывает, что нет у него ваших способностей и опыта, – не без подтекста замечаю я.

– Не советую я вам вмешиваться в наши дела, – произносит он многозначительно. – Вы ничего не будете публиковать, а я о нашей встрече никому ни слова не скажу…

Он и сейчас недвусмысленно угрожал, он шантажировал! Не удержался пустить в ход излюбленное оружие.

Что и говорить, неприятна была мысль, что и мое имя уже где-то записано в его «гроссбухах». Что и на меня, возможно, посыплются его анонимные письма и телефонные звонки в различные инстанции.

Ну да ничего, мы-то, взрослые, за себя как-нибудь постоим! А вот как отгородить от подобных людей души подростков?

– Вы не опасаетесь мести со стороны некоторых ваших коллег? – поинтересовался осторожно на прощание.

– Я сумею постоять за себя! – самоуверенно заявил «правдолюбец». – Иск к вашей газете уже в суде. Кстати, – сказал он, обернувшись уже на пороге, – мы приглашаем вашего корреспондента на собрание нашего независимого профкома. Разумеется, если вашей газете нужна правдивая информация о происходящем в лицее!

Угроза Сопелева воплотилась через два дня – иск к «Рабочему слову» на 10 миллионов рублей «за унижение чести и достоинства педагога» лег на стол главного редактора Бутылькова. Опытный кляузник без труда отыскал все слабые, с точки зрения юриста, места, все промахи начинающего журналиста. Претензии Сопелева были веско обоснованы. К тому же его интересы в суде защищал известный адвокат Скачков.

Вечером того же дня Олежке позвонила судья Абрамова и, не скрывая сарказма и открытого злорадства, предложила явиться на собеседование. Для «Рабочего слова», для ее славного руководства и, конечно же, для Олежки Пеньчука наступили безрадостные дни.

Уроды в кусточках

Заместитель редактора Порошин читал и перечитывал текст судебного иска, схватившись руками за голову. Этот жест отчаяния был вызван еще и запоздалыми признаниями Олежки в том, что он утаил много важнейших подробностей своего расследования. Сейчас, когда газете предстоял судебный процесс по обвинению ее чуть ли не в клевете, эти скрытые и вдруг обнаружившиеся факты грозили редакции жестоким поражением.

– Да разве это работа журналиста! – отчаянно воскликнул Порошин.

«Говешек», возмутившись бездарностью корреспондента, повысил голос и тут же пожалел об этом. На крик в кабинет мгновенно ввалился Бутыльков.

– А дайте-ка мне его сюда! – опять заорал он на всю редакцию и бросился на Олежку. Дикая сцена один к одному повторилась в кабинете Порошина. На шум вновь сбежались ответственный секретарь Пельбух, его заместитель Гуреев, секретарша Элла. Они вновь уберегли бедного юношу от пьяного шефа.

Приятелям редактора вновь вспомнился проверенный способ унять его пьяное буйство.

В кабинет Бутылькова вызвали Элеонору и оставили их наедине. Элла закрыла дверь на ключ и, вздохнув, стала задирать юбку…

Спустя некоторое время утомленный Бутыльков распивал чай с Осинским. Редактор снова соглашался с замом в том, что Пеньчука пока увольнять не стоит, а следует дать ему возможность исправиться и довести начатое дело до конца. В это же время Порошин инструктировал перепуганного Олежку, как ему исправить допущенные ошибки.

Получив новые инструкции, Пеньчук отправился в заколдованный лицей. Точно так же, вечером, за кочегаркой его поджидал Лимон Лимоныч. Жуткие буркалы неотрывно следили за Олежкой. «Колдун» после долгой томительной паузы заявил:

– Я каждого человека насквозь вижу!

– Вы кого имеете в виду? – не понял Олег.

– Всех! – начиная свирепеть, пояснил карлик. – Каждый, если всмотреться – ужасный урод!

– А я? – не удержался Олежек.

– А ты – урод в квадрате! Ты для чего сюда явился – грязь вынюхивать? Вот сам и решай – кто ты такой есть на самом деле.

Лимон Лимоныч торжественно поднял палец:

– Не надо сплетен, не надо этого подлого шума! Роза Васильевна – честнейшая, благороднейшая женщина! Валерий Павлович – добрейший, благороднейший мужик! Но они его затравят, убьют…

После неожиданных откровений карлика Олежка изумленно молчал. Кто эти люди, которые «затравят и убьют»? Пеньчуку, к тому же, совсем некстати припомнились откровенные взгляды и ласки, которыми обменивались Рундукова и Калиткин. Нет, напрасно карлик корчил из себя прорицателя и ясновидца!

А Лимон Лимоныч, поразмыслив, спросил:

– Про подполье наше я тебе говорил?

– Подполье? Говорили!

– Анонимка, скорее всего, сочинена этими дураками. Такие тоже уродцы, не приведи Бог!

– О ком вы говорите?

– Сопелев и компания организовали свой, так называемый «независимый» профком. А кто в него входит, можно только догадываться. Они действуют подпольно, списки свои скрывают.

– А как туда… проникнуть?

– Проникнешь! – впервые засмеялся Лимон Лимоныч, и звуки, вырвавшиеся из его глотки, показались Олежке страшнее скрипа тормозов. – Они тебя сами найдут и еще агитировать за Сопелева станут…

– Ну ладно, – досадливо махнул рукой карлик, – это потом. Ты мне вот что скажи: можешь ты мне парня найти – такого настоящего, толкового?

– А зачем?

– Нам («кому это – нам?!») одного негодяя убрать надо…

– Кого убрать? – осторожно спросил, вспомнив прежний разговор, Олежек.

– Кого? Кого? – передразнил Лимон Лимоныч. – Не твоего ума дело! Пенек – ты и есть пенек! А, кстати, ты так и не докумекал, почему взбаламутила анонимка ваше редакционное начальство?

Обижаться на оскорбления, пусть и ядовитые, Олежке в такой ситуации было вовсе некстати. По правде говоря, Пеньчука сейчас тревожило другое: вопрос собственного выживания. Может быть, поэтому из слов Лимон Лимоныча он сделал такой вывод: на скандалиста Сопелева готовится покушение! Об этом он первым делом доложит Порошину.

«А как сообщить кляузнику о готовящемся на него покушении? Вдруг Сопелев примет это за угрозу, исходящую лично от меня? А если не от меня, то от кого? Не могу же я «подставить» других, возможно, невинных людей? Мало ли кто чего болтает о своих запретных замыслах?» – размышлял Олежка. И Лимон Лимоныча он слушал теперь в пол – уха. А зря. Тот ненароком выболтал кое-что из редакционных тайн. Но Пеньчук этого не понял.

Заместитель редактора «говешик» встревожился не на шутку: «Если речь идет о заказном убийстве, об этом немедленно следует сообщить в полицию! Ты уверен, что правильно понял Лимон Лимоныча?»

Однако Пеньчук ни в чем не был уверен. Он рассказал Порошину о подпольном профкоме, члены которого наверняка и являются авторами злостной анонимки.

Подполье готовится к бою

Если бы за лжесвидетельства платили, даже весьма скромные суммы, уборщица Дрякина давно бы жила в роскоши, а не перебивалась бы на нищенскую зарплату. Но Полина Анатольевна добровольно, совершенно бесплатно и, так сказать, из любви к искусству выступала очевидцем любого события, любой передряги, когда бы начальство ее о том ни попросило.

Случались, конечно, казусы. Оно и понятно – человек на месте происшествия не был, ничего не видел, а рассказывает о событии взахлеб, с живописнейшими деталями. На деталях-то чаще всего Дрякина «пролетала». Но это обстоятельство нисколько не смущало, ни организаторов ее выступления, ни саму говорливую уборщицу.

На собрании независимого профсоюза, состоявшемся тайком на квартире Крутякова, Полина Анатольевна была записана оратором номер один. Само собой разумеется, собрание не было столь многолюдным. Но вид участников сходки был очень строгий и таинственный. У входной двери дежурил верный помощник Сопелева и официальный председатель подпольного профсоюза Карандышев. Пароль он у входивших не спрашивал, но каждого пристально осматривал и, будь его воля, наверное, бы обыскал. Недоразумение возникло при входе Пеньчука.

Подпольный председатель профкома в лицо журналиста не знал, а потому бесцеремонно уперся рукой ему в грудь: «Ты кто такой?» «Это пресса, пресса! – пояснил сопровождавший корреспондента Крутяков. – Геннадий Федорович их сам пригласил!» «А-а… Так ведь у нас уже присутствует один корреспондент? – недоумевал бдительный страж. Но после недолгой паузы решил: «Проходите!»

Олегу многое показалось удивительным. Крутяков спокойно прошел на собрание сторонников Сопелева. А ведь еще вчера он лихо клеймил лидера подпольщиков с трибуны? «Наш лицей – это осиное гнездо шпионов и оборотней!» – рассмеялся проводник на недоуменный вопрос Пеньчука. Резкая отповедь Крутякова на прошлом собрании врезалась Олежке в память. И заставила его взглянуть на происходящее другими глазами. И вдруг – такой финт ушами!

Но еще больше насторожило Олежку появление конкурента – сотрудника «Бизнесмена» Романа Топчанова. И хотя Роман весьма дружелюбно пожал Олежке руку, тот неожиданной встрече был явно не рад. И почувствовал себя не в своей тарелке.

Однако репортера ожидал еще один шокирующий сюрприз: возглавляла президиум тайного сборища… Надежда Павловна Осинская! «Так надо!» – лаконично объяснил происходящее Крутяков.

«Ты смотри в оба! – вспомнил Олежек новейшие инструкции Порошина. – Будь осмотрительнее! Из-за этих хитросплетений в лицее там в последнее время стали люди исчезать!» Между тем Осинская обозначила тему предстоящего разговора: насколько правдиво письмо, пусть и анонимное, поступившее в редакцию областной газеты?

С ходу руку потянула уборщица Дрякина и без приглашения прошла на ораторское место:

– Не раз я замечала эту парочку вместе, если не в кустах, то около! – сразу взяла быка за рога Полина Анатольевна. – Все, что написано в письме в редакцию – все чистая правда!

Пеньчуку и в голову такое не могло прийти: у него на глазах проходила репетиция… судебного заседания по иску Сопелева к «Рабочей правде». А Осинская, соответственно, играла роль строгой неподкупной служительницы Фемиды!

– Давайте уточним, уважаемая Полина Анатольевна, – бесстрастно повела допрос председательствующая, – кого вы сейчас назвали «этой парочкой»?

– Как – кого? – даже ошалела от столь глупого вопроса Дрякина, – конечно, «плафона» и «болонку»! То есть, – под общий хохот поправилась уборщица, – Калиткина и Рундукову! Сами знаете, их все так в техникуме кличут.

(Дрякина по старой памяти называла лицей техникумом.)

– Можете ли вы что-нибудь добавить к сказанному? – продолжала разыгрывать роль неподкупного судьи Осинская.

О, конечно! У Дрякиной этих «добавок» найдется целый вагон.

– Еще я не раз видела, как они вместе обедали в нашей столовой!

– Ну и что? – пожала плечами «судья».

– Ничего! – обиделась Дрякина.

Ее место сразу же заняла вахтерша Воскобойникова. Активность технического персонала на собрании подпольщиков объяснялась очень просто. Оказалось, что Сопелев никогда не брезговал простым народом. Как только выдавалось времечко (а свободных часов у него хватало), он запросто подходил к вахтерам, сторожам, уборщицам, сантехникам. Беседовал «за жизнь», сочувствовал.

И, как бы между прочим, замечал, что если бы он был директором, то несомненно бы повысил зарплату всем работягам. Но вот недавно он, Сопелев, подготовил приказ о премировании техперсонала, а директор Танцуев взял, да и «зарезал» гуманное распоряжение.

Поэтому-то работяги и те, кто повыше, крепко держали сторону Сопелева.

Вахтерша Воскобойникова, захлебываясь, рапортовала о том, что Калиткин и Рундукова частенько покидают лицей позже остальных преподавателей.

– Ну и что? – теперь уже вопросы, перехватив инициативу, задавал Роман Топчанов.

– А то, что они, уходя, не фиксировали время ухода в специальном журнале!

– И чем же вы докажете теперь, что они уходили позже других?

Вахтерша растерялась, но ненадолго:

– А на автобусной остановке они всегда на разных краях стояли!

– Ну и что?

– Маскировались!..

Роман сходу записывал «любопытнейшую» информацию в блокнот. Пеньчук старался не отстать от коллеги. С горечью Олежка признавался сам себе, что «Бизнесмен» теперь безусловно обойдет их «Рабочее слово», которое все кругом и в глаза, и за глаза называли «газетой пенсионеров». На то имелись веские основания. Во-первых, большинство сотрудников «Правды» составляли старые пердуны, а, во-вторых, и читали-то газету в основном люди преклонного возраста.

Интересные подробности о поведении подозреваемой парочки предложил сам председатель подпольного комитета Карандышев. Как-то он на своем «Жигуленке» возвращался с дачи и увидел Калиткина, мчавшего на велосипеде. Председатель профкома убедился, что «плафон» спешил к своей возлюбленной.

– Позвольте, Андрей Нилович, – засомневался бойкий Роман. – Насколько я понимаю, скорость автомобиля намного выше скорости велосипеда, как бы ни рвался Валерий Павлович на свидание? Выходит, вы притормозили, чтобы, так сказать, проследить маршрут Калиткина?

– Ну, да, я вынужден был сбавить скорость, – несколько побагровев, признался Карандышев. – Зато я убедился, что Калиткин свернул на ту улицу, где находится дом Рундуковых!

Олежка лишь с завистью наблюдал, как ловко корреспондент «Бизнесмена» проводит расследование. Если признаться честно, Роман был для начинающего репортера недосягаемым авторитетом. Мало того, что Топчанов выдавал чуть не в каждом номере сенсационные материалы, он еще, говорят, сумел в одиночку отбить нападение на редакцию вооруженных пистолетами гангстеров!..

Очередная «свидетельница» – молодая преподавательница английского языка Мордашева – во всеуслышание объявила, что однажды, войдя в кабинет Калиткина, застала Розу Васильевну… голой. Причем та спокойно устроилась на коленях Валерия Павловича. Обличительница при этом уперла руки в бока, как базарная торговка, и готовилась к решительной перепалке с сомневающимися. А Роман даже сфотографировал свидетельницу в ее боевой позе, против чего та вовсе не возражала.

От такой белиберды затосковали бы и ушлые сплетники. Но допрос продолжался, газетчики усердно строчили, и все участники собрания в меру своих сил постарались уверить представителей прессы, что в анонимке сообщена «только правда».

Коронным номером программы стал показ видеозаписей скрытой камерой. Сначала собравшиеся увидели… старичка, роющегося в цветочной клумбе. Осинская извинилась за допущенную ошибку. Эту шпионскую съемку организовали Танцуев и Сопелев, когда они еще дружили и оба были заместителями директора, того самого старичка, что ковырялся в клумбе. Бывшие друзья-соратники пытались доказать, что старенький директор, большой любитель цветов, якобы тайно грабит оранжерею лицея. Подобным, тщательно собранным компроматом сообщники выкинули дряхлого цветовода из руководящего кресла как надоевший сорняк. А вот поделить освободившийся трон бойцы не смогли…

Тем временем на мониторе уже замелькали новые кадры: какие-то человечки в убыстренном темпе стаскивали в сарай автомобильные запчасти. Из принесенных деталей выросла целая гора.

– Новый директор Танцуев, – прокомментировала Осинская, – незаконно списал почти новый «Жигуленок». Его приближенные тут же растащили автомобиль на запчасти. Геннадий Федорович сообщил о творящемся безобразии, куда следует. Нагрянула комиссия. И вот в ночь перед ее прибытием пособники Танцуева тайком возвращают похищенное в гараж. И хотя вместо автомобиля проверяющие обнаружили лишь кучу запчастей, проделка сошла директору с рук. Он отговорился тем, что это, мол, натворили озорники – учащиеся. Но скрытая камера ясно доказывает, кто занимался расхищением народного имущества!

А дальше шпионская техника продемонстрировала и вовсе что-то непристойное. Мелькание обнаженных тел, мужского и женского, их верчение, переплетение, сближение, разъединение. Появлялись поочередно ноги, руки, ягодицы. «Порнуха» длилась не более двух минут.

– Вот, – торжественно заявила, выключив технику Осинская, – вот вам неопровержимое свидетельство того, что Калиткин и Рундукова вступили в интимную связь!

Ловушка

Нашелся ли бы хоть один человек на земле, который бы с уверенностью мог опознать в голеньких барахтающихся человечках Рундукову и Калиткина? Но этот вопрос, по-видимому, нисколько не волновал председательницу подпольного собрания.

– Вы должны принять к сведению мнение независимого профсоюза, а также напечатать в ваших газетах наше обращение, – так неожиданно завершила собрание Осинская.

– Прекрасно, – сказал Топчанов, – но почему бы вам тогда не назвать автора анонимки?

Надежда Павловна несколько изменилась в лице, и тон ее стал угрожающим:

– Если вы не напечатаете наше обращение, у вас лично и у редакции будут большие неприятности…

Роман собирался ответить, и довольно резко этой двуличной самоуверенной даме. Но тут его внимание отвлек юркий карлик Лимон Лимоныч. Он быстро вложил в руку Олега записку и скрылся. Пеньчук оглянулся, но не увидел того, кто вручил ему корреспонденцию.

Роман Топчанов бесцеремонно заглянул через плечо конкурента, развернувшего странное послание. Записка с грубыми грамматическими ошибками гласила следующее: «Если хочишь знать правду, приходи сегодня к кочегарки в 9 вечира. Приходи адин. В 9 вечира».

Олег посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось ровно три минуты. Репортер распрощался с участниками собрания и поспешил к неведомому хранителю истины. За ним, не спрашивая разрешения, последовал отчаянный Роман Топчанов…

«Дежурная медсестра горбольницы сообщила в полицию о том, что в 22 часа 35 минут в приемное отделение за медицинской помощью обратился гражданин Пеньчук О.В. Диагноз: ушиб мягких тканей головы.

В своем заявлении потерпевший Пеньчук просит принять меры к розыску неизвестных лиц, которые насильно увезли его с территории лицея в район свалки, где его избили и незаконно завладели его записной книжкой и кошельком. При этом потерпевший Пеньчук был предупрежден об ответственности за заведомо ложный донос.

Кроме того, имеются объяснения Пеньчука, в которых он подробно, четко и последовательно изложил обстоятельства произошедших с ним событий – перевоза против его воли в багажнике автомашины до «Песчанки» – района свалки. Похитители причинили потерпевшему телесные повреждения. Тем же путем Пеньчука вывезли в лес, к сосенкам, где заставили его выпить бутылку водки под угрозой физической расправы. С него сняли золотую цепочку и вынули из кармана кошелек и записную книжку, после чего предупредили, чтобы он не обращался в полицию. При этом потерпевшим были описаны приметы избивавших его лиц и парня по имени Паша, которых он мог опознать. В дополнении потерпевшим также было указано, что водку заставили его пить под угрозой убийства пистолетом, который ему продемонстрировали».

Примерно так повествовали о происшедшем со смелым журналистом строки сухого полицейского протокола. Гораздо красочнее, а, главное, правдивее поведал он о случившемся с ним секретарше редактора Элеоноре Ивановне. Поздно ночью Олег, избитый в кровь, вдрызг пьяный, позвонил в дверь ее квартиры. Сердобольная женщина впустила страдальца. Олежка был уверен, что теперь-то Бутыльков непременно уволит его, а потому, рыдая и заикаясь, откровенно рассказал сочувствующей ему Эллочке, как оруженосец директора лицея Курносов заманил его и Романа Топчанова в ловушку и пытался их запугать, а потом и скомпрометировать журналистов.

Эллочка все поняла, она оставила молодого длинноногого брюнета у себя и сумела утешить его…

Не одна водка придавала Курносову богатырскую силу! Но и сознание того, что, имея в руках огнестрельное оружие, он может всерьез угрожать пленникам. Такого рода превосходство доставляло сторожу своего рода удовольствие и даже настроило его на философский лад. Не однажды в тот вечер он, наставляя поочередно пистолет на жертвы, задавал глубокомысленный вопрос: хочет ли он (вопрошаемый) жить?

Вот и газетчиков, заперев в подполье, и размахивая самодельным револьвером, Курносов упорно допрашивал: дорога ли им жизнь? Вполне ли искренне они отвечают? Когда допрашиваемый попытался освободиться от цепкой хватки сторожа-философа, тот схватив Олежку за руку, разорвал его рубашку. А, чтобы у собеседника не возникло сомнений в серьезности задаваемых вопросов и, предупреждая дальнейшие попытки к освобождению из лап «философа», Курносов выстрелил в пол…

Олежка вскрикивал во сне, просыпался, но лежавшая рядом Элла обнимала его, прижималась к нему своим пышным телом, и юноша, успокоенный, вновь засыпал. Однако утром новая проблема встала со всей остротой: как Олегу в таком виде появится на работе?

Элла посоветовала парню остаться в ее квартире, а сама отправилась «на разведку». Через полчаса она позвонила и радостно сообщила Олежке: «Милый, можешь оставаться у меня, сколько захочешь. У нас тут произошло ЧП – ни Бутылькова, ни Осинского в редакции нет. Отсыпайся спокойно, приду – все расскажу!»

Но о спокойном сне Пеньчук лишь мог мечтать. Его преследовали кошмары пережитого похищения и издевательств бандитов. Возглавлял шайку сторож – дворник лицея. Когда наивный Олежка, повинуясь записке, подошел к кочегарке, его встретил хмурый Курносов. «А это кто с тобой?» – удивился сторож. Пеньчук оглянулся и только сейчас заметил неслышно кравшегося за ним Романа.

– Это Топчанов! – сказал Олег. – Он тоже журналист, из газеты «Бизнесмен».

– А кто его сюда звал? – похоже, Курносов был недоволен.

Но Роман промолчал, ничего не ответил и Олег.

– Ладно, поехали! – скомандовал Курносов. И газетчики оказались в потрепанном «Жигуленке», вынырнувшем из вечерней тьмы. С двух сторон их притиснули крепкие парни, судя по разговорам, верные подручные бравого сторожа. Автомобиль колесил по каким-то переулкам, неимоверно тряся на ухабах. И вскоре репортеры потеряли представление, в какой части пригорода они оказались. Спрашивать о чем-то корреспондентам не хотелось, да и не верилось, что они получат ответ на свой вопрос.

Впрочем, Курносов, за всю дорогу ни разу не обратившийся к газетчикам, заявил: «Приехали!», и вся компания оказалась в каком-то старом, видимо, давно заброшенном домишке. Главарю банды надо было сходу напугать «бумагомарак», а потому его подручные затолкали упиравшихся Романа и Олега в жуткий занюханный подвал. Да так и оставили, наглухо заперев, на несколько часов. По замыслу Курносова, «ребятки посидят и станут разговорчивей!»

Бумажная душа

Рядом с Романом Пеньчуку в неожиданном заточении было не так страшно. Репортер «Бизнесмена» прошел огонь и воды. Бывалый парень и сейчас не унывал, а рассказывал Олежке о своих недавних злоключениях.

Похоже, на смену металлоломному буму приходит бум макулатурный, – начал издалека Роман свое повествование. Торопиться все равно было некуда. – По крайней мере, эти два вида человеческой активности конкурируют между собой с переменным успехом. Ранние прохожие не могли не заметить, какая толпа собирается у приемного пункта макулатуры на улице Славы. Энтузиасты в самых оригинальных нарядах спешат сдать свою бумажную добычу и получить наличные.

Не могли активисты этого нового (или хорошо забытого старого!) движения пройти мимо редакции газет. Вот и у двери нашей с утра пораньше появился неопрятный субъект. Он обратился к нам с неожиданным упреком:

– Куда это вы запропастились? Я вас с семи часов утра жду!

– А что случилось? – спросили мы, с тревогой разглядывая давно не чищенную одежду посетителя.

– Вы ведь «Бизнесмен» выпускаете? – нисколько не смущаясь, продолжал странный незнакомец. – Макулатуры у вас, небось, накопилось – девать некуда! Я могу вам помочь. Отдайте все старые подшивки мне!

Такого помощника и ценителя нашего творчества мы давно не встречали. Большие сомнения в его добрых намерениях вызвала припухшая и небритая физиономия парня. Этакой щетиной можно было запросто разрезать… годовую подшивку газеты!

– Тебе макулатура, небось, нужна для опохмелки? – пойнтере– совались мы напрямик, не играя с "помощником" в прятки.

– Ну да! – ответил и он откровенно. – А как вы догадались?

– Ну, брат, на то и существуют журналисты! – загадочно ответили мы. – Лучше расскажи, как ты дошел до жизни такой?

И Борис (так, оказалось, зовут незнакомца) поведал трагическую историю своей неудавшейся жизни. Особенно тронул наши сердца печальный рассказ о его последнем месте работы. Устроили Бориса по знакомству на мясокомбинат. Зарабатывал он там неплохо, а потому и… спился!

– Как же так? – удивились мы. – Неужели нельзя было отказаться от спиртного?

– А вы попробуйте поработать на мясокомбинате, – горячо возразил Борис, – посмотрим, как вы там "завяжете"!

Против такого довода трудно было возразить. Ну, а что же случилось с жертвой пищевой промышленности потом? Едва Борис вылечился от белой горячки, как его устроили на какую-то неимоверно тяжкую работу. Как мы поняли из его невнятных намеков, он был принят в какую-то фирму грузчиком.

Приходилось таскать целый день тяжести, а у меня сил совсем не стало, – пожаловался Борис, – ослаб я от алкоголизма. И оттуда пришлось уйти.

– Тяжела тебе физическая работа, так шел бы в сторожа!

Борис иронически хмыкнул.

– А вы знаете, сколько сторожам платят? Всего-навсего на десять "пузырей" хватает!

Железная логика. А, главное, какая простая и ясная арифметика!

– Шел бы тогда на стройку, – посоветовали мы, – заработал бы себе на необходимое количество "пузырей".

– Не-а… на стройке холодно! – Борис поежился. – Я в армии на Севере служил, на собственной шкуре испытал, что это такое – целый день торчать на морозе!

– Жениться тебе надо! – не выдержала сотрудница нашей редакции. – Может быть, тогда за ум возьмешься?

Борис вновь поразил своей мудростью и дальновидностью.

– Женишься – дети пойдут. А с ними забот-хлопот не оберешься… Зачем мне это надо?

Со связкой старых газет он заторопился к приемному пункту макулатуры. У человека весьма серьезная задача – поскорей опохмелиться!

Наш корреспондент побывал в том приемном пункте на улице Славы и убедился, что килограмм макулатуры оценивался здесь недорого.

– Ваша постоянная клиентура – это бомжи и подобная публика? – поинтересовался журналист у работников приемного пункта.

– Это почему же бомжи? – обиделась приемщица. – К нам, бывает, приезжают сдатчики и на машинах.

Из машин журналисту повезло увидеть только пару… санок. Груженные горой макулатуры, их тащили и подталкивали сзади небритые личности, щетина которых смело могла соперничать со щетиной нашего знакомца Бориса.

Тревожит одна мысль. "Металлический" бум опустошил не только линии электропередач, но и дачи, гаражи, мастерские. А макулатурный? Берегитесь, редакции газет, книжные магазины и библиотеки!

После ухода странного посетителя мы немало шутили и смеялись по поводу столь сомнительной популярности нашей газеты. Журналистов, как и жителей нашей области не может не радовать бурный рост местной прессы. Чем больше изданий, хороших и разных, тем выше возможности у читателей выбрать газету себе по душе.

Но среди тех, кто внимательно следил за успехами областных изданий, оказались люди, которых вовсе не волновало содержание и оформление печатных страниц. Они смотрели на газету глазами макулатурщика Бори и расценивали нашу продукцию лишь как некий товар. Кстати, и визит Бориса в нашу редакцию оказался вовсе не случайным, а был своеобразной разведкой перед… налетом бандитов.

Да, да! Людей, подославших «наивного» Борю, интересовала чисто коммерческая сторона дела: хорошо ли расходится та или иная газета? Главное – куда и когда поступает выручка от продажи тиража? Выяснив все эти детали предстоящего «дела», гангстеры и подослали макулатурщика – шпиона к нам – для «обнюхивания» местности.

Читатель с пистолетом

Такой вот страстный «любитель» прессы завелся в одном из райцентров. Зовут его Сергей Белавкин. Человек с высшим образованием, он работал менеджером одной из московских фирм. Его интерес к печатным изданиям никого не удивлял. Потому что никто не догадывался об истинных намерениях Белавкина.

А он между тем приобрел на черном рынке в Москве у какого-то цыгана пистолет с девятью патронами к нему. Привез и хранил себя дома огнестрельное оружие, упорно продолжая изучать рынок областной прессы.

На дискотеке в городском парке «читатель» Белавкин знакомится с таким же страстным поклонником местной печати Алексеем. По странному совпадению, тот тоже, оказывается, вооружен – револьвером.

Два знатока газетного дела быстро нашли общий язык. Сергей предложил Алексею совершить… ограбление офиса одной из газет. Офис, по словам Белавкина, часто посещают люди. Значит, должны быть деньги. К тому же, по имевшимся у Сергея сведениям, в намеченный для налета день в помещении должна находиться большая часть выручки от продажи продукции газет.

От рабочих Сергей выведал, что директора офиса зовут Александр. Для уточнения деталей налета два «читателя» встречаются накануне 23 марта. А на следующее утро, вооружившись, они встретились у здания городского цирка. Здесь они наняли частную автомашину и, подъехав к офису печатного издания, попросили водителя их подождать.

Налет

Войдя с компаньоном в приемную, Белавкин спросил девушку-секретаря, как ему найти директора. В это время из кабинета вышел мужчина и спросил, что им нужно. Белавкин ответил, что им нужен Александр. Вышедший сказал, что это он и есть. Визитеры, ни слова ни говоря, развернулись и направились в коридор, всем видом давая понять, что разговор может состояться только там.

Александр вышел вслед за странными посетителями. В коридоре Белавкин выхватил пистолет и, наставив его в грудь Александра, потребовал денег. Затем переставил оружие к правому боку и повел его в кабинет.

Испуганная секретарша увидела, как директор через мгновение возвращается из коридора с подозрительными незнакомцами, причем один из них, Алексей, старательно прикрывает шарфом половину лица. Сергей направил пистолет и на нее, скомандовав: «Тихо, девушка!»

Не растерялись

А в голове конвоируемого Александра пронеслось, что он ни за что не должен оказаться один на один с вооруженными грабителями в собственном кабинете. Мало ли чем грозит подобный тет-а-тет! К тому же в сейфе находилась немалая сумма денег.

И директор стал кричать, звать заместителя на помощь. Надо отдать должное Александру, он повел себя мужественно. Под дулом пистолета не побоялся оказать сопротивление налетчикам! Закричала и секретарша.

Бандиты дрогнули. Разозленный Белавкин, никак не ожидавший такого поворота событий, ударил Александра пистолетом в лицо и еще раз – по затылку. Директор упал. А налетчики бросились наутек. Выбежав из офиса, они сели в ожидавшую их машину и попросили шофера отвезти их на Западную поляну.

В этот момент оперативно сработали потерпевший Александр и его напарник Роман. Они выбежали на улицу вслед за грабителями, а прохожие показали им направление, куда скрылись подозрительные парни.

Александр и Роман смогли увидеть, как бандиты садились в автомашину ВАЗ-21011 и запомнили ее номер. После этого вернулись в офис и сообщили о происшедшем в полицию, назвав номер автомобиля, и в каком направлении он скрылся.

Погоня

В ту же минуту экипажами ППС от дежурного УВД было принято сообщение о разбойном нападении на офис одной из областных газет. Первыми заметили разыскиваемых преступников экипаж патрульной машины – Зайцев и Мереняшев. Они увидели на перекрестке улиц Кураева и Горького ВАЗ-21011 красного цвета и бросились за ним в погоню.

На требования остановиться сидевшие в автомобиле не реагировали. Около ремонтно-механического завода по улице Захарова полицейским удалось прижать преследуемую машину к бровке. ВАЗ-21011 остановился, и из него выскочили двое. Сотрудник полиции Зайцев попытался схватить одного из них, того, что повыше ростом. Это был Белавкин. Но он вырвался и, не обращая внимания на команду «Стой!», побежал вниз по проезжей части улицы Захарова. Возле одного из домов беглец резко свернул во двор.

Во время отчаянной погони Зайцев дважды крикнул: «Стой, стрелять буду!» После двух предупредительных выстрелов Белавкин лишь прибавил ходу, а затем и сам стал отстреливаться! Как пояснял бандит на суде, он применил оружие лишь потому, что испугался мысли: сейчас его, Белавкина, убьют!

Осечка

А вот как все выглядело на самом деле. Белавкин скрылся за углом от преследовавшего его милиционера, а затем неожиданно вышел ему навстречу, вытащил из-за пояса пистолет и дважды (с расстояния не более 10 метров) выстрелил в лицо подбегавшего стража порядка! Но промахнулся. Тогда бандит выстрелил в третий раз! Осечка!

Сотрудник полиции Зайцев, преследовавший преступника, увидел, что Белавкин с недоумением разглядывает свой пистолет. Зайцев, в ответ стрелявший в налетчика, ранил его в ногу, а когда подбежал, выбил пистолет из руки Белавкина и задержал его.

Ну, а по словам Топчанова, именно он, Роман, сумел незаметно подкрасться к налетчику сзади и ткнуть бандита в спину… шариковой ручкой (иного оружия у Романа не было): «Руки вверх! А не то стрелять буду!» Негодяй от неожиданности выронил пистолет и так простоял с поднятыми вверх руками, пока не подоспела полиция. Насколько достоверна версия Романа, проверить до сих пор не удалось.

На суде усердный «читатель» местных изданий стал рассказывать служителям Фемиды о том, что его вовсе не интересовала выручка от продажи газет. Якобы в офис к Александру он приходил затем, чтобы выяснить отношения с некой девушкой Юлей, с которой он, Белавкин, познакомился на дискотеке в городском парке.

С какой девушкой он там познакомился, мы уже знаем. Кстати, подельника Алексея до сих пор разыскивает полиция. За все свои «художества» упорный исследователь пензенской прессы Сергей Белавкин наказан тринадцатью годами колонии строгого режима.

– А как можем прокомментировать мы, журналисты, такое решение суда? – закончил свой рассказ Роман. – Считаем, что оно вполне справедливо. Нашли бандиты, кого грабить – бедных газетчиков!

– А ну-ка, бедные газетчики, вылезай! – распахнув крышку подвала, пригласил один из подручных Курносова. А позже последовали избиение и пытки похищенных репортеров, о чем и сообщила в полицию медсестра городской больницы со слов Пеньчука.

Гражданин, у вас ус отклеился!

ЧЕРЕДА праздничных застолий не могла обойтись без чрезвычайных происшествий. Вернувшаяся с работы Элла помогла Олежке отдохнуть от страшных воспоминаний. Надо прямо сказать, Пеньчуку необычайно повезло – его руководители вляпались в не менее жуткую историю. Вот как это вышло.

Нескончаемые праздники прибавили-таки работы оперативникам! На проспекте Строителей они задержали двух семнадцатилетних парней, учащихся 11 класса. Оказалось, что карманы будущих выпускников наполнены… марихуаной! У каждого задержанного было изъято по пакетику с ядовитой массой.

Другой загулявший, проживающий в доме по улице Песчаной, гораздо старше своих юных "коллег". Ему уже стукнуло 46 лет. Соответственно его наркоманскому "стажу" и запасы дури у него оказались значительно солиднее.

Стражи порядка обнаружили в жилище «ветерана» 43 пакетика с героином, а также… пистолет "Вальтер" и автомат с патронами.

К слову сказать, боеприпасы изымаются у граждан сотрудниками полиции в самых неожиданных местах. Например, доставили 49-летнего выпивоху в… медвытрезвитель. А карманы его брюк подозрительно позвякивают. Изумленные работники вытрезвителя извлекли из карманов невменяемого клиента… четыре патрона от малокалиберной винтовки и один – от автомата!

Не только орудиями уничтожения запасались наши земляки, но и средствами увеселения (что гораздо больше соответствует праздничному настроению!). Житель дома Дровяной, похоже, решил праздновать целый век подряд. У него обнаружили 1.776 (!) бутылок емкостью 1,5 литра с характерным запахом спирта.

А мирный житель города стал свидетелем… жуткого "маскарада"! В полночь в его дом вошли двое неизвестных в масках, в руках одного из "гостей" был нож! Хозяин квартиры, естественно, испугался и убежал.

Покидая дом, он случайно (именно так сообщил в своем заявлении в полицию) порезал себе руку. Когда хозяин вернулся, "масок" уже не было. Вместе с ними исчез магнитофон "Сони".

В полицию обратилась студентка Н. Она заявила, что ночью возле дома ее подругу ограбили две неизвестные девушки. Преступницы отобрали у потерпевшей сумочку, в которой находились: паспорт, студенческий билет, фотоаппарат "Самсунг", часы, косметичка.

В доме по улице Кронштадтской оперативникам удалось задержать двух подозреваемых девиц с похищенным. Обе находились в состоянии алкогольного опьянения. Нетрезвые мегеры (одной из них 19, а другой 17 лет) совершили разбойное нападение сразу после возлияния: они ударили потерпевшую… бутылкой по голове!

На улице Российской – находка с виду гораздо скромнее. Там изъята всего одна бутылка, зато какая! Во время рейда сотрудников полиции был задержан гражданин с подозрительно оттопыренными карманами. При досмотре у него была обнаружена металлическая чашка с остатками измельченного мака и бутылка… с экстрактом опия.

Словом, погуляли иные наши земляки, так погуляли!

Этот пьяный круговорот как-то неожиданно подхватил и наших славных руководителей Бутылькова и Осинского (сказать по правде, сильно захмелевших).

– Наш теленок набирает там (в лицее!) авторитет! – язвительно заметил Бутыльков. Тем вечером они на пару приканчивали вторую бутылку коньяка.

– И не говори! – в тон собеседнику отвечал Осинский. – Проводит какие-то собрания, как бы чего не всплыло?

– Вот и сегодня у Пенька – очередное сборище. Какой исследователь выискался!

– А не пойти ли нам… послушать, о чем там речь? – неожиданно предложил Осинский.

– Как же мы войдем, ведь нас узнают! – сопротивлялся, но очень слабо Бутыльков. Затея ему явно понравилась.

– А мы… приклеим бороды и усы! Как Деды Морозы! – вдохновлялся Виктор Сергеевич.

– А если нас… разоблачат?

– Скажем, что пошутили!

Повторяем, оба уважаемые руководителя были изрядно под хмельком, в каждом булькал, по крайней мере, пузырь коньяку. Да добавьте к этому повсеместный праздничный загул и чрезмерную тревогу начальников о том, чтобы на собрании в лицее не раскрылись кое – какие, важные для них тайны.

Вот так и получилось, что солидные люди, главный редактор областной газеты и его заместитель направились в чужой коллектив на собрание. Инкогнито! – с приклеенными усами и бородами!

Все хотят быть… сыщиками

В тот вечер два сотрудника роты патрульно-постовой службы получили по рации сообщение: из автомобиля, припаркованного на улице Чаадаева, неизвестными похищен аккумулятор. Постовые, охранявшие порядок в микрорайоне, не нуждались в ценных указаниях. Они знали, как проводить розыск автоворишек. У этих двоих была отработана своя метода выявления преступников. Два «сыскаря» со среднетехническим образованием приступили к раскрытию хищения аккумулятора по «горячим следам».

Их методы сыска

Двух редакторов, спешивших нелегально проникнуть в чужой коллектив, внезапно остановили сотрудники полиции. Они бесцеремонно обыскали джентльменов и предложили пройти с ними в опорный пункт.

Когда ошарашенный Евгений Иванович попросил назвать причину задержания, один из постовых ударил его по голове. Мол, как ты смеешь задавать вопросы нам, представителям власти?

В этой оплеухе, кстати, выразился один из принципов деятельности "сыщиков экстра-класса": со всеми задержанными обходиться как можно круче, иначе не добьешься успеха! Так вместо судьбоносного профсоюзного собрания лицея, руководители областной газеты оказались в опорном пункте полиции.

На улице Красносельской Осинский, на свою беду, пожаловался на произвол властей случайному прохожему. Милиционеры обыскали и того бедолагу. Потом, пристегнув наручниками, потащили всех троих. Еще один принцип непревзойденных детективов: подозревай всех и каждого!

В опорном пункте задержанные джентльмены познакомились с самым главным правилом подобных блюстителей порядка: любое признание можно "выбить"! Например, Евгению Ивановичу приказали встать, и когда он поднялся со стула, один из бравых постовых ударил его коленом в грудь. При этом, на несчастье Бутылькова, у него отклеились фальшивые усы. "Сыщики" пришли в восторг: наконец-то им попался настоящий бандюга, скрывающий свою подлинную физиономию от порядочных людей!

Добиваясь признания у Бутылькова, кто он есть таков на самом деле, тренированные парни стали поочередно наносить ему удары в грудь, а когда он упал, продолжали избиение ногами.

Изуверская «ласточка»

Кроме индивидуальной «обработки», рьяные постовые применили к задержанному свой излюбленный прием. На него все неудавшиеся сыщики возлагают особые надежды, а называется он «ласточка».

Пусть не обманет вас, уважаемый читатель, ласковость названия! Вы поймете, какую боль и мучения пришлось испытать попавшимся в лапы "детективов". Бутылькова укладывали подбородком и ногами на разные стулья – так, чтобы туловище оставалось в подвешенном состоянии. Руки и ноги задержанного садисты-постовые заламывали за спину, фиксируя руки наручниками. А затем наносили сверху удары кулаками по туловищу.

Не добившись и таким изуверскими приемами признания, патрульные чуть было не сникли. Но тут в комнату, где проходила экзекуция, ввели еще двух задержанных – молодого и пожилого. Бравые постовые, воспрянув духом, продолжили "расследование", применив свои садистские приемы к вновь прибывшему парню.

А «пожилой дядек» Осинский, почему-то оставшийся лишь наблюдателем, испугался даже: "Вы чего это, граждане полицейские, делаете?" На что энергичные сыщики ответили вопросом на вопрос: "Отец, ты в армии служил?" – "Служил, сынки, служил!" (Соврал, сукин сын, никогда не служил!) – "Вот тогда сиди и помалкивай! И тебе ничего не будет!"

Никто из садистов не догадался дернуть «отца» за приклеенную бороду, а иначе и Осинскому пришлось бы пройти весь круг мучений Бутылькова. Так, трясущийся от страха пожилой человек сидел и наблюдал за издевательствами над коллегой, прикованный наручниками к трубе.

Вся варварская процедура задержания продолжалась более четырех часов. А результат? Три задержанных отделались телесными повреждениями, не причинившими особого вреда здоровью. А вот Бутыльков не подавал признаков жизни…

Развязка

Около 22 часов всех задержанных доставили в РОВД. Там Бутыльков сказал, что ему плохо, и попросил дежурного вызвать «Скорую помощь». Тот заявил, что скоро всех отпустят. Только в первом часу ночи, когда «провинившиеся» заплатили штраф (?!), их действительно освободили.

Врач "Скорой помощи", выступавший потом свидетелем на суде, рассказал о том, что осмотрев пациента, он обнаружил на его теле множество кровоподтеков. "Сыщики экстра-класса", представшие перед судом, вину свою начисто отрицали. Мол, потерпевшие оговаривают их за то, что они, как стражи порядка, частенько задерживали их за различные правонарушения. Якобы мужики и в тот вечер были в состоянии наркотического опьянения, с какой-то неясной пока целью изменили свою внешность, приклеив бороды и усы, нецензурно ругались в общественном месте.

В ходе судебного расследования выяснилось, что потерпевшие не были знакомы с бравыми постовыми и ни разу до этого не встречались. Не обнаружено у задержанных похищенных деталей, а потому постановления о привлечении их к административной ответственности были отменены.

 

Бунт

– Накалены ребята до предела! – радостно потирал руки Вася Трещалов, помощник Пети Кирюхина во всех пакостях, – хотят главного редактора скинуть. На что он нам, этот Бутыльков, нужен? Никуда не годится, только губит газету, предатель!

А с утра пораньше правая рука шефа Шура Пузенцов носился по этажам издательства с криком: «Евгению Иванычу срочно требуется два пузыря (водки)!» Потом сам вызвал такси и привез целебное снадобье редактору. Опохмелившегося шефа снесли по лестнице на руках к машине. Такой поворот событий стал спасением для проштрафившегося Пеньчука – просто о нем все забыли (на время, разумеется).

– Пора вышвырнуть этих мошенников из редакции! – заявил во всеуслышание Петя Кирюхин. И, не откладывая дела в долгий ящик, расклеил в коридоре и на входе в здание объявления: завтра, в 10 часов утра состоится общее собрание коллектива «чрезвычайной важности. Явка обязательна».

Не стоит и упоминать о том, как напряглись враждующие стороны в предчувствии решающей схватки!

– Перед самым началом собрания меня вызвал к себе Бутыльков, – рассказывал потом Пеньчук. – Главный редактор был спокоен и даже весел. Когда я вошел в кабинет, он мирно беседовал с … Романом Топчановым.

Увидев Романа, Олег внутренне содрогнулся. Не пришел ли дотошный репортер рассказать об их ночных злоключениях? Причем, Олега преследовало смутное видение: его-то самого, то бишь, Пеньчука, пытали подручные Курносова и насильно вливали в рот водку. А Топчанов был при этом лишь наблюдателем и с любопытством изучал реакции Олега на приемы мучителей, пока истязуемый не потерял сознание…

Но, похоже, Топчанов не сказал редактору ни слова о той злополучной ночи. Иначе Бутыльков не обратился бы приветливо к Олегу:

– Познакомься – Роман Топчанов! Ах, вы знакомы? Что ж, тем лучше – с сегодняшнего дня Роман работает у нас!

И вновь недоброе предчувствие шевельнулось в душе Пеньчука. Слишком много он слышал о Топчанове (не только рассказы Романа о собственных подвигах), чтобы обрадоваться сообщению Бутылькова. Да и у самого редактора, хоть он и был оживлен не в меру, пальчики предательски подрагивали. Впрочем, это могло быть лишь последствием вчерашнего перепоя.

– Хотел бы я знать, – обращаясь к Пеньчуку, начал редактор, – что ты накопал в лицее? Узнал, кто анонимщик?

Что мог ответить Олег? По выразительному взгляду Топчанова он понял, что не должен говорить о страшной ночи в подвале Курносова ни слова. Пеньчук стал бормотать о существующем в лицее подполье, о том, что автор анонимки наверняка из этих людей. Евгений Иванович вскипел моментально – уж очень он не любил таких вот квелых, бормочущих, а, главное, ничего не знающих олухов! Багровый аж до синевы, шеф стал приподниматься…

Но продолжить страшное для Олежки расследование у Бутылькова не получилось. Публика, жаждущая крови главного редактора, потребовала: шеф должен немедленно явиться на общее собрание коллектива.

– Ну, собаки! – прохрипел Бутыльков, резво рванув с места. – Сейчас вы у меня получите!

Атака

Обойдите все газетные киоски города. Ни в одном из них вы ничего не найдете, кроме тошнотворной рекламы. Ядовитые, ярко раскрашенные буклеты выдают себя за газеты. Но попробуйте из них извлечь хоть капельку правды о нашей жизни! Не стало газет, пропали и их читатели. Ни одно регулярное печатное издание не выдержит натиска бесплатной многоцветной макулатуры. Заполняя каждый почтовый ящик, такая дешевка преподносит горожанам телепрограмму на неделю, краткую информацию о происходящем и обширные славословия новых товаров. А большего нашему читателю, как оказалось, и вовсе не надо.

Но еще совсем недавно у газетных киосков выстраивались очереди. Люди жаждали именно газетных публикаций. И изданий было много, и вели они острую конкурентную борьбу за читателя. И это тоже было интересно, и покупатели брали сразу несколько враждующих между собой газет, чтобы на досуге насладиться лихой перебранкой журналистов.

Постепенно угасал читательский интерес к главной газете области. «Рабочее слово» потеснили молодые и наглые конкуренты. Сократился тираж – сократились и доходы редакции. Как ни крути, подоплека плеснувшего через край конфликта в коллективе была связана именно с уменьшением числа читателей и почитателей «Рабочего слова». Давние проблемы обострились донельзя.

Но началось собрание вовсе не с обсуждения этих важных вопросов. Надо прямо признать, что оппозиция плохо подготовилась к предстоящему сражению. Несогласованностью действий бунтарей воспользовалась недавно принятая молодая сотрудница Элина Кежапкина. Она успела обратить на себя внимание обостренной тягой к вопросам пола и всякого рода извращениям.

По редакции озабоченная девица шастала в ярко-красных рейтузах, обтягивающих ее тощий зад, на что главный редактор немедленно отреагировал язвительным замечанием: «Нашла себе место, где быков дразнить!» А мужская половина редакции состояла, как известно, из одних «вытиранов», которые за долгие годы вытерли и протерли известными местами свои рабочие стулья.

И сегодня Кежапкина, поймав, как она считала, подходящий момент, сходу бросилась в бой на одного из бодливых быков:

– Виктор Ефимович, – сходу обратилась она к Осинскому, (по слухам, она успела сделать минет всем начальникам, а потому и вела себя довольно развязно) – почему вы, человек взрослый и образованный, постоянно вычеркиваете в моих статьях слово «презерватив»?

По залу пронесся общий вздох одобрения и восхищения. Несмотря на несвоевременность любопытства журналистки, это был с ног сшибающий удар. Заместитель главного редактора сразу оказался в нокдауне.

Всем сотрудникам редакции была известна стойкая пуританская позиция Виктора Ефимовича: он решительно выбрасывал из статей «продвинутых» журналистов слово «презерватив». Однако такая своеобразная «борьба за чистоту газетного языка» обернулась для заместителя редактора невиданным скандалом. При переезде Осинского из кабинета в кабинет видавший виды письменный стол неожиданно развалился.

Первой, как всегда, на месте ЧП оказалась секретарша Эллочка. Она-то и подняла страшный крик: из ящиков стола посыпались те самые запретные для наших страниц «изделия», причем, разных расцветок, импортные! «Вас-то кто просил лезть в мой стол, – орал побагровевший от стыда Осинский (ведь на крик секретарши сбежалось полредакции!) «Ничего я не лезла, – смеясь, оправдывалась Эллочка, – они сами выпали!»

В зале не было таких, кто не слышал бы об этой постыдной истории. Тайный эротоман Осинский, заалевший, как невинный вьюнош, лишь подыскивал слова для достойного ответа, как на помощь ему пришел собутыльник и кореш – наш главный редактор.

– Сейчас не время возиться с проблемами сексуально озабоченных девиц, – решительно заявил Евгений Иванович и попытался взять инициативу в свои хозяйские руки. Но тут на баррикады взлез главный «контрик» Петя Кирюхин.

– Минуточку! – остановил он шефа не менее энергичным жестом. – Я вот хотел бы выяснить, каким образом у нас определяется размер гонорара!

По словам Пети, за его несколько «содержательных» статей выплатили меньше сотни, а вот воспоминания уважаемого редактора, который тиснул в собственной газете о пребывании в… больнице, оценили аж в две сотни рублей!

– Как же тебе не стыдно, Петя! – на этот раз за редактора вступился Осинский. – Человек болел, страдал, сколько он из-за этого не смог написать! И вот, когда опубликована правда об его мучениях, ты набираешься наглости, чтобы спросить: сколько ему заплатили?

От стыда за Кирюхина (а, вернее, используя благоприятный момент, чтобы смыться) Осинский демонстративно покинул собрание. При этом, выходя, Виктор Ефимович врезался плечом в дверной косяк. Вот как закружилась у человека голова от хамства Кирюхина и от сочувствия к другу– редактору!

И хотя Осинский, как всегда, малость переиграл, противники вынуждены были умолкнуть. Но не надолго.

Дело оказалось не только в поведении главного редактора и его заместителей. Матрена Зевако и Степанида Мамынтова, как мы услышали, побывали в губернаторском доме – с доносом на редактора и его заместителя. Они по старой памяти решили, что к провинившимся начальникам, как в добрые обкомовские времена, будут приняты «самые решительные меры».

Кстати сказать, Зевако и Мамынтова пытались еще при советской власти скинуть подобным образом «говешика». Тогда первого заместителя редактора в бесчувственном состоянии прямо из служебного кресла снесли по лестнице на руках и увезли на такси домой. Тот визит кляузниц не имел успеха. Руководство редакции встало стеной за «говешика». Странный эпизод с «выносом тела» объяснили… приступом радикулита.

Да и в новом правительстве области кляузниц, как говорится, даже на порог не пустили. Лишь посмеялись над попыткой закаленных доносчиц насолить своему руководству.

– У вас теперь своя, самостоятельная, независимая газета! – терпеливо вдалбливал просительницам какой-то долговязый юнец с хилой бороденкой, отвечавший в новом правительстве за «связи с прессой». – Свои проблемы решайте сами в своем коллективе!

– Как так – своя газета?! – пытались протестовать жалобщицы. – Разве мы – не орган правительства области?

Юнец пощипал свою бороденку, пытаясь скрыть ехидную улыбку:

– 17 октября сего года к нам поступил протокол собрания – сотрудники «Рабочей правды» единогласно проголосовали за признание вашей газеты независимым печатным органом. Следовательно, ни вы к нам, ни мы к вам никакого отношения уже не имеем.

– Но это неправда! Никакого собрания не было, никакого протокола мы и в глаза не видели! – забухтели Матрена и Степанида.

– Ничего не знаю, – развел руками юный чиновник. – Губернатор, кстати сказать, ознакомился с мнением вашего дружного коллектива, и, скрепя сердце (тут уж желторотик и не скрывал злорадства), согласился отпустить вас в «свободное плавание». Уже издан соответствующий документ: отныне официальным печатным органом правительства области становится газета «Бизнесмен».

С этой потрясающей новостью доносчицы вернулись в родной коллектив. Неожиданное заявление чиновника стало поводом для крупной разборки в редакции и, можно сказать, породило бунт. Участники собрания ждали от руководства ответа: правду ли говорят Матрена и Степанида? И если это – правда, то, по какому праву судьбу газеты решили без участия и ведома коллектива?

Кроме того, сотрудники требовали повышения зарплаты, заключения коллективного договора на нынешний год. Совершенно очевидно, людей захлестывали эмоции, не в меру бушевали они и после выходки, вернее, выхода из игры Осинского, быть может, главного виновника трагедии и смуты.

Наконец слово взял наш главный редактор:

– Уважаю газетчиков, – сказал Евгений Иванович, – людей мужественной профессии. Не раз доверял честь и достоинство нашей газеты их умелым рукам. По хладнокровию и точности движений они сродни саперам. Тем тоже дано ошибаться лишь раз.

Такой же взвешенности, выверенности действий жду от коллег и в решении наших общих проблем. Всем сейчас очень-очень трудно. Вся Россия сейчас в полете над пропастью, пытается быстрее вырваться из тисков кризиса. И неуправляемые эмоции, опрометчивые шаги могут привести лишь к непоправимому.

А именно к таким шагам относятся сейчас любые митинговые страсти, тем более забастовки. Объявляемые ради интересов одной категории работников, они наносят удар по всем другим. И только на одну мельницу воду льют – красно-коричневых сил, делающих все для полного развала в России и обществе ради своего возврата к власти. Мы обязаны думать не только о проблемах своего коллектива. Себе благо, а другим?

Такими неожиданными словами закончил редактор свою речь. Похоже, что он использовал чужое выступление – говорил-то он вовсе не по делу. Гул возмущения прокатился по залу. От руководителя ждали каких-то конкретных мер, а не политических лозунгов и «пионерских» призывов.

И тут Евгений Иванович, останавливая нарастающий гул, обнадеживающе поднял руку:

– Объявляю! Во-первых, с первого числа этого месяца – всем удвоить зарплату! (Главбух Татьяна Ивановна схватилась за голову). Даже – Зевако и Мамынтовой! (Общий жизнерадостный смех). И пусть эти две подружки узнают, как областная администрация выкручивала нам руки, требуя от редакции заявления о «независимом плавании».

Во-вторых, у нас появилась новая должность – коммерческий директор. Своим приказом я назначил на эту должность Романа Топчанова!

Роман встал и раскланялся перед публикой.

– Думаю, представлять вам его не надо, все мы его хорошо знаем. Теперь у нас будут спонсоры, а, значит, будут и деньги!

Зал гудел. Слышались возгласы и одобрения, и негодования. Некоторые из нас слишком хорошо знали Романа, чтобы ему доверять.

Манипуляции с публикацией

После попытки ограбления «Бизнесмена» с чьей-то легкой руки пошла гулять фраза: «Нашли, мол, бандиты кого грабить – нищих журналистов?!» Но последние события показали, что некоторые издания вовсе не такие уж и бедные и находят весьма своеобразные приемы для пополнения собственной казны.

В одной из городских газет промелькнуло сообщение о том, что в ОАО «Перун» был задержан за противоправные действия генеральный директор новоиспеченного издательства. Что же произошло на самом деле?

В известную фирму «Перун» обратился генеральный директор издательства «Демократия способна». Газетный магнат попросил ответить на ряд вопросов, связанных с деятельностью предприятия. Издатель готовил статью о «Перуне».

При этом автор переслал по факсу черновик публикации. Познакомившись с содержанием статьи, руководство предприятия пригласило журналиста «на чашечку кофе».

И вот они сидят напротив друг друга: рыжий как таракан, представитель «Перуна», и чернокудрый нахал, сотрудник на все способной демократии.

Рыжий, назвавшийся Анатолием Ивановичем, бухгалтер с солидным брюшком и солидным стажем, ничего не понимал в литературных делах. Зато любого прохвоста финансист чуял за версту. Рыжий не скрывал своего отвращения ни к гостю, ни к порученной ему миссии. Кучерявый брюнет воплощал, по мнению Анатолия Ивановича, всю бездарность и наглость «желтой» прессы. Однако, выполняя поручение хозяев, бухгалтер вежливо улыбался и старался свести поединок к ничьей.

– Наше руководство, – сказал рыжий, – пришло к выводу: такая информация способна причинить ущерб репутации фирмы. (Это еще мягко было сказано! После такой публикации отвернутся потенциальные инвесторы, кредиторы затаскают по судам!) Мы, – скрипнув зубами, произнес сотрудник «Перуна», – просили бы вас не публиковать эту статью.

– Я уж не спрашиваю о том, откуда у вас эта информация, – добавил бухгалтер лично от себя, – ведь все это – коммерческая тайна! А ваши действия, извините, похожи на шантаж!

– Шантаж?! – горестно изумился Роман Топчанов (а именно он представлял сейчас способную демократию). – Разве я попросил у вас денег?!

Рыжий поморщился:

– Ну, все равно – сколько вы хотите?

– Нет, нет! Так дело не пойдет! Мы хотели бы… сотрудничать с вами!

– Как это?

– А вот так!

И Роман предложил готовый текст договора на оказание предприятию рекламных услуг и попросил передать ему в качестве предоплаты 250 тысяч рублей. Более пошлого значения слова «сотрудничество» и представить себе невозможно!

Им бы в покер играть, рыжему и черному. Да у них и так – партия была в самом разгаре! Только вместо карт – деловые бумаги. И еще неизвестно, кто из них блефовал.

Рыжий расценил требование партнера как вымогательство. Но виду не подал. Однако «с целью пресечения противоправных действий издателя» сообщил о намерениях издателя в соответствующие органы. И когда нахальный партнер пришел за «выигрышем», сотрудники спецслужб задержали распространителя «ненавязчивой рекламы» при передаче ему векселя на сумму 163 тысячи рублей.

Директор фирмы «Перун» объяснял потом, что «щелкоперы» пытались продать ему компрометирующую статью. А он сделал вид, что окончательного решения не принял и готов рассмотреть предложения шантажистов.

На просьбу не публиковать материал издатель сказал, что с ним можно договориться, и попросил предоставить ему «средства к существованию». В частности, он намекнул, что предприятию, возможно, нужна реклама, и он готов ее предоставить.

Топчанов торопил руководство фирмы с принятием окончательного решения. Он потребовал ответа до 13 часов следующего дня, «чтобы не предпринимались лишние телодвижения по предотвращению».

А руководители фирмы к тому времени уже выведали об издателе, что он возглавлял филиал столичного издания в Пензе и был известен как человек, склонный к авантюрам. Телефонные переговоры с авантюристом были записаны на магнитофон.

Директор завода дал добро на заключение договора об оказании рекламных услуг, но… при этом попросил подключить спецслужбы, чтобы оперативники пресекли противоправные действия шантажиста.

В ходе переговоров представитель фирмы определил количество публикаций – пять, а Роман назвал сумму оплаты – 250 тысяч рублей. После этого был составлен договор.

«Перун» обязался произвести 100-процентную предоплату завтра до 16 часов. Однако это сделать было невозможно, так как генеральный директор предприятия находился в командировке.

Топчанов предложил предоставить ему гарантийное письмо, которое и было вручено представителем фирмы. Утром Роман вновь посетил «Перун», где его встретил заместитель директора и передал ему вексель на 160 тысяч рублей, а остальные деньги ему должны были отдать в бухгалтерии предприятия.

Роману показалось странным, что вексель ему передали без акта и то, что на векселе стояла другая печать (не такая, как на договоре).

– Вот какие тонкости известны нынешним журналистам! – не скрыл своего удивления рыжий бухгалтер и не без основания заподозрил, что у брюнета имеется большой опыт в подобных делах.

А генеральный директор издательства, не обращая внимания на ехидные реплики «партнера», пожелал уточнить эти вопросы в бухгалтерии. Но… появились сотрудники спецслужб с понятыми и Романа задержали.

Распространитель «ненавязчивой рекламы» Топчанов рассказал следователям о том, что последние две недели их издательство занималось сбором информации о фирме «Перун» по собственной инициативе. Текст статьи готовил не он. Кто этим занимался, и кто заказывал эту статью, генеральный директор издательства сообщить отказался.

Какой же вывод из случившегося сделали следователи? Вот их краткое резюме:

«Сотрудники «Перуна» решили, что издатель, как человек, склонный к авантюрам, с помощью статьи хотел их шантажировать и получить деньги за ее не опубликование в СМИ. Однако в материале проверки не имеется данных, которые бы указывали на шантаж, вымогательство или мошенничество со стороны издателя, так как никаких конкретных требований и действий для этого он не предпринимал, своих условий не выставлял.

При исследовании черновика статьи орган следствия пришел к выводу, что, возможно, ее автором и допущены некоторые неточности и самостоятельные обобщения понятий, однако в ней не выявлено сведений, способных причинить ущерб репутации предприятия».

Следователь постановил: в возбуждении уголовного дела отказать. Роман Топчанов в очередной раз сумел выйти сухим из воды. Но скверная эта история с наглым шантажом чести ему не прибавила.

И нет ничего удивительного в том, что недолго благоденствовало «Рабочее слово» с новым коммерческим директором. В один прекрасный день Роман исчез, а с ним вместе пропали 600 миллионов рублей из редакционной казны.

Руководители газеты ждали – ждали Романушку, уверенные, что он вернется с денежками, что он их не обманет! И лишь много дней спустя побежали в полицию с заявлением об исчезновении коммерческого директора. Нерешительность наших редакторов объяснялась просто: пропавшая огромная сумма ни в каких документах не значилась, и доказать ее принадлежность «Рабочему слову» было практически невозможно. После такого урона и покатилась наша славная газета под гору…

Выстрелы в ночи

Ажиотаж вокруг таинственных исчезновений людей нарастал. Вслед за Геннадием Ермоловым внезапно пропала и Ольга Денисова, обещавшая супруге водителя рассказать о его судьбе. За разъяснениями обратились к лучшей подруге Ольги Татьяне Пеховой. Но ту одолевали сомнения: сказать страшную правду – а вдруг ее саму убьют бандиты?

Ну и мямлила Татьяна: что, мол, я могла понять из бессвязных фраз Ольги о случившемся в доме Курносова? Как и в предыдущих случаях загадочного исчезновения людей, взоры стражей порядка устремились на экономический лицей, а, вернее, на дворника Курносова и его окружение.

По правде говоря, в поле зрения оперативников Курносов очутился уже давно. А сообщение медсестры об избиении журналиста Пеньчука лишь удвоило этот интерес. Шаг за шагом проследили сыщики бурную деятельность дворника-сторожа и вот что они выяснили.

Ольга все-таки успела за те недолгие часы, что осталось ей жить, сообщить подруге Татьяне Пеховой главное.

…Той ноябрьской ночью в квартире Курносовых, хозяин и Ермолов распечатали бутылку водки. Предложили выпить и Ольге, но она отказалась. Сначала разговор собутыльников был мирным, спокойным, в их поведении не было заметно ничего странного.

Внезапно Курносов без видимой причины достал из кармана два пистолета. Один, изъятый у пьяного незнакомца, и другой – его, так сказать, личный. Оба пистолета Курносов взял в руки, возбужденно прошелся по кухне, а затем около газовой плиты выстрелил в пол – одновременно из двух пистолетов!

Почему он это сделал, Ольга объяснить подруге не смогла. Ведь какой-либо ссоры или драки между Курносовым и Ермоловым не было.

Но дальнейшее поведение Курносова стало еще более странным и опасным. После выстрелов хулиган один пистолет спрятал в карман, а второй… приставил к виску Ермолова. На что тот хладнокровно заявил, что Курносов не посмеет выстрелить, и он не боится его угроз…

Но вот ночью 25 ноября он подошел с пистолетом к Ермолову и направил оружие прямо в висок гостя. Тот был удивительно спокоен. Он ведь не догадывался о том, о чем знаем мы с вами.

Ермолов заявил даже, что он не боится оружия, и что Курносов не сможет выстрелить в него. И тут раздался выстрел. Зверь убил человека без какого-либо повода, используя в качестве предлога лишь его слова.

Ермолов сначала упал головой на стол, а потом свалился с табурета на пол. Смерть наступила мгновенно.

А Курносов сразу же приставил взведенный пистолет к голове Ольги Денисовой и заявил, что если она кому-нибудь расскажет о случившемся, то он ее застрелит. Не убил он ее в тот же миг не потому, что пожалел. Все дело было лишь в скотском его расчете: с двумя трупами возни не оберешься, да и кровь убрать будет некому.

Позднее Ольга все же решится спросить у Курносова, за что же он убил Ермолова. Тот ответил: "Может быть, и зря, но он меня довел".

Будущая жертва

А пока Курносов вызвал по телефону приятеля Николая Демина. Тот примчался, не медля, по первому слову Александра. Такая поспешность и отзывчивость Демина имели свои основания, известные лишь убийце и его верному пособнику. На легковушке отправились еще за одним парнем, а от него заехали за сестрой Курносова. Впятером вернулись к месту убийства.

Ольга и сестра Курносова оставались в машине, а парни пошли в квартиру. Мужики для храбрости выпили водки и завернули труп в полиэтилен, чтобы затем вынести его из дома.

Ольга Денисова и сестра Курносова остались по требованию убийцы замывать кровь на полу в кухне. Здесь Ольга запачкала кровью свою одежду, о чем рассказала (и показала) и своей лучшей подруге Татьяне Пеховой.

Перед возвращением Курносова и его приятелей, уехавших зарывать труп, прибыли из деревни мать Курносова и родственники. Но к этому времени от кровавого злодеяния не осталось и следа. Все было убрано. Сестра убийцы хотела рассказать матери об увиденном и происшедшем, но Денисова отговорила ее.

Когда вернулся Курносов, он сообщил Денисовой, что труп он спрятал надежно и его не найдут. Самое жуткое в ночной истории преступления и его тщательного сокрытия то, что помогали убийце еще один душегуб, недавно совершивший нашумевшее в городе убийство, и еще одна будущая жертва.

Догадывалась ли о своей участи Ольга Денисова или не догадывалась? По крайней мере, из квартиры Курносова она ушла вместе с ним и до обеда каталась с убийцей на машине по городу.

Во второй половине дня она побывала у лучшей своей подруги Пеховой, где застирала запачканные кровью джинсовые брюки, а, кроме того, рассказала обо всем случившемся. При этом Ольга умоляла подругу никому не рассказывать об услышанном. Иначе, мол, Курносов узнает, и ее убьет. "А если, – добавила Ольга, – что-то со мной случится, обо всем расскажи сотрудникам полиции".

В ту же страшную ночь в квартире Романа Топчанова раздался телефонный звонок. Коммерческого директора «Рабочего слова» посмел разбудить… преподаватель лицея Лимон Лимоныч. Состоялся очень короткий и очень странный разговор.

– Все! Пора закругляться! – приказным тоном произнес карлик, и оба собеседника, абсолютно понимая друг друга, одновременно положили трубки.

Шеф не доверял никому

– Ну что ты, дур-р-ра, опять притащила! – заорал на свою сожительницу Николай Демин.

Он дал вполне понятное указание Надюшке Файгиной: так, мол, и так, неси мне прямиком на квартиру с территории «Ремзавода» подходящие для сбыта металлические изделия. Задание для исполнения вроде бы несложное. Сожительница работала на этом предприятии техничкой, убирала территорию и цех. Ей, как говорится, и карты в руки!

Но вы представить себе не сможете, как измучился Колька с глупой ба… – пардон! – с несмышленой женщиной, объясняя ей, в чем отличие бронзовых и алюминиевых деталей. Нет-нет, да и притащит Файгина какой-нибудь… чугун!

Как бы то ни было, а за четыре месяца сотрудница натаскала немало цветного металла, реализовав который в приемном пункте, коллектив под управлением Демина мог выпить и закусить.

Многие действующие лица нашей истории не имели никакого отношения ни к экономическому лицею, ни к редакции «Рабочей правды». Никто из них ни газет, а тем более книг не читал. Лишь один Курносов числился сторожем в учебном заведении. Тем не менее вся эта компания сильно изменит судьбу и газеты, и лицея.

Приятель Курносова Николай Демин постоянно страдал от бестолковости своих подручных. Что касается безответственных исполнителей – их в любом деле хоть отбавляй! Можно представить себе муки руководителя, командовавшего деятельностью не очень слаженного и не совсем трудового коллектива в нашем городе.

Да и не коллектив это был вовсе, а так… кучка мародеров. Мыслили они об одном: как бы выпить на дармовщинку да бесплатно закусить. А придумать и сделать что-нибудь для этого ни один из них не был способен самостоятельно. Сплошная бестолочь!

Что же касается самого главаря, если говорить честно, он не производил впечатления на подчиненных: кругленький, рыженький, розовощекий, да еще и в очках! Нет, не похож он был на супермена. Не мог же Николай, в самом деле, заявить своим олухам, что он уже пролил кровь человека, хладнокровно расстреляв из автомата своего заклятого врага.

Вот и приходилось Николаю Демину, 36 лет от роду, холостому шоферу, надеяться лишь на свою светлую голову: составлять план действий, а затем давать ценные указания своим подчиненным. И те в меру своих ограниченных способностей и сил старались выполнить его задания.

– Ты когда – нибудь держал в руках пистолет? – несказанно удивил шеф своего подручного Буренкова.

– Держал! – соврал тот, содрогнувшись от мысли, что сейчас ему прикажут застрелить человека.

Демин на эмоции и догадки своих «шестерок» плевать хотел.

– На-ка, вот, держи! – и шеф сунул в руку Буренкова аккуратный сверток.

– Что это?

– Не разворачивай! Дома увидишь. Тренируйтесь с ребятами!

Бестолковость подручных отравляла жизнь главарю. Демин приобрел на рынке самодельный пистолет и сотню патронов. Следуя инструкциям шефа, подручные поспешили на автомашине Февралева домой в Серую Каменку, где Буренков и припрятал у себя оружие и боеприпасы.

Буренков, Февралев и Бажура, жители тихого села, входили в «боевую» группировку «Демы». Попривыкнув к опасному приобретению, друзья вскоре, не особенно беспокоясь, носили пистолет по очереди в кармане, направляясь в ближайший лесок. Здесь Буренков, Февралев и Бажура упражнялись в пальбе по бутылкам и ржавым банкам. А потом, осмелев, пытались сбить пролетающих ворон и галок. Увлекшись, гангстеры ухлопали почти все патроны.

«Стрелки» однажды чуть не попались – грохот выстрелов напугал проходивших по лесу грибников, и те сообщили в полицию. «Гангстерам» едва удалось смыться.

Иногда, в отчаянии от глупости новобранцев, Николай готов был перестрелять их собственноручно. Но где же возьмешь других, поумнее? И главарь продолжал вооружать своих олухов по мере возможностей и сил. Цель ему самому была пока неясна. Но мерещилось шефу «крупное» дело – не меньше, как ограбление банка или инкассаторской машины.

«Калашников» на дне колодца

Среди помогавших Курносову скрыть следы преступления самым деятельным был Николай Демин. Он и местечко подходящее, глухое, для захоронения нашел, и яму всех старательнее копал. Сверху дерна, по совету того же Демина, захоронение присыпали известкой – «чтобы, значит, собака не нашла». Не случайно Курносов именно к Демину первому обратился за помощью.

Николай был не только приятелем, он во многом разделял взгляды и увлечения Курносова. Не прочь был потешиться и огнестрельными "игрушками". В этом он даже превзошел приятеля. Летом 1992 года ему удалось стать владельцем автомата Калашникова с патронами. Оружие он хранил у знакомого в бане.

Но не только это заставило Курносова в первые же минуты после убийства Ермолова подумать о «Деме». Он знал о нем кое-что такое, что обещало беспрекословную поддержку приятеля в подобной ситуации.

Месяц назад вечером пьяный Демин, взяв из тайника свой автомат, подошел к дому, где жил его заклятый враг Алешин. Дождавшись, когда тот вышел из дома и сел в свою автомашину, Николай взвел автомат и очередью расстрелял водителя двигавшегося мимо него автомобиля. Алешин скончался на месте. Демину удалось незаметно скрыться, автомат он утопил в колодце во дворе одного неподалеку находящегося дома.

Как рассказал Демин на суде, "Калашникова" ему передали его знакомые – на хранение. Он спрятал автомат на чердаке бани, принадлежащей знакомому парню. Хозяин бани, как уверял позже Демин, про то и не ведал.

О «Калашникове» Николай был вынужден вспомнить роковым для него утром. Тогда он торопился на работу, необычайно разозленный очередной глупостью своих подручных. Тут, как нарочно, и встретился ему Алешин, главарь конкурирующей банды. Его только что выпустили на волю.

Алешин находился под стражей – подумать только! – за стрельбу в сослуживцев и приятелей Николая. Ну, пострелял парень, – рассуждали, между прочим, родственники и знакомые «стрелка», – но ведь, ни в кого не попал, никого не ранил! Теперь Алешина освободили, и он заявил встретившемуся Демину, чтобы тот "готовил доски на гроб".

Николай рассказал об этих угрозах своим помощникам. Те отнеслись к угрозам враждебного «пахана» со всей серьезностью, а Бажура даже посоветовал главарю вывезти семью из города. Демин поступил иначе. Он, как всегда, взялся решать встретившуюся проблему собственноручно, не надеясь более на своих шалопаев. Выпив для храбрости спиртного, он отправился к тайнику с автоматом…

Поневоле задаешься вопросом: не будь у Алешина и Демина огнестрельного оружия, возможно ли было это преступление? Вполне вероятно, не прозвучало бы никаких угроз, и не было бы на них такой вот реакции. Об убийстве, совершенным Деминым, узнали от него в тот же день его приятели и сослуживцы Почивалин и Дроздов. Однако не сообщили в компетентные органы, поскольку, как объяснили в суде, Николай – их верный и надежный друг.

Непосредственно на месте преступления оказались два очевидца, супружеская пара Тарасюков. Но и преподаватели лицея, приятно поразившие репортера Пеньчука своей интеллигентностью, предпочли промолчать об увиденном. Только в суде супруги рассказали следующее: этим вечером они были в гостях у Алешина. Когда уходили домой, вместе с ними вышел и хозяин, чтобы поставить свою машину в гараж. Следуя на своем «Жигуленке» за автомашиной Алешина, не доезжая до поворота, Тарасюки увидели из-за угла дома огонь, а также искры, отлетавшие от машины Алешина. Пригнувшись к сиденью, они еще некоторое время слышали треск, понимая, что стреляют во владельца автомобиля.

Когда стрельба прекратилась, интеллигентные супруги уехали домой. К автомашине Алешина не подходили, так как «были очень напуганы…»

Прикрываясь вывеской малого предприятия, Демин, его подручные, а с ними и Курносов, могли не только незаконно приобретать энное количество огнестрельного оружия и боеприпасов, но и старательно помогали друг дружке скрывать совершенные убийства.

Вот так, при поддержке осведомленных приятелей и молчании очевидцев преступления продолжал разгуливать на свободе душегуб Демин и даже помогал другому убийце уничтожать улики нового злодеяния.

Убийца звонит в… полицию

А Курносов старательно заметал следы. После того как исчезли кровавые пятна на кухонном полу и на одежде, после того как надежно, по его мнению, был спрятан труп Ермолова, он забеспокоился: как бы поскорее избавиться от орудия убийства?

Тем более, дружки сообщали: полиция разыскивает пьяного незнакомца и отнятый у него пистолет. А ведь именно из этого оружия Курносов убил Ермолова.

Вот что придумал преступник. Подбросил пистолет в мусорный контейнер на окраине города, а затем из телефона-автомата позвонил в районное отделение полиции: так, мол, и так, разыскиваемый вами пистолет находится там-то!

Пусть сотрудники полиции, если им удастся найти труп Ермолова, обвиняют теперь в убийстве владельца пистолета!

Но к довольству Курносова таким хитроумным решением невольно примешивалась досада. Все концы спрятал, все предусмотрел, а вот главная свидетельница преступления в любую минуту может об этом заговорить, где не надо, и выдать его с головой. Не раз, и не два взглядывал он на Ольгу Денисову с сомнением и сожалением. Сожалением о том, что не застрелил ее тогда же, в ту же ночь вместе с Ермоловым.

Ольга замечала эти изучающие взгляды убийцы, очень точно чувствуя, что они значат, и содрогалась в душе.

"Баба – она и есть баба! – размышлял в эти минуты Курносов. – Всем подружкам разболтает о том, что видела. Скоро весь город будет знать! И зачем я тогда пожалел… патрон!"

А Ольга действительно успела рассказать нескольким знакомым о кровавом злодеянии Курносова, невольной свидетельницей которого стала. Говорила и о том, что Александр угрожал ей убийством. Подружек она просила: в случае чего – если со мной что-нибудь произойдет – сообщите обо всем в полицию!

Попыталась она встретиться и с женой Ермолова, но смогла поговорить с ней лишь по телефону и предупредить ее, что с мужем случилось несчастье. 27 ноября она назначила Ермоловой встречу, но не явилась.

Накануне, 26 ноября, Ольга вдруг сказала своей матери, что возможно, она своей смертью не умрет. Но на встревоженные расспросы матери ничего определенного не ответила.

«Решил попугать хулиганку…»

Утром 27 ноября Курносов поджидал Ольгу Денисову. Как рассказала на суде свидетельница Пехова, до этой встречи рано утром Ольга побывала на вещевом рынке, купила себе туфли и забежала на минутку к подруге. Спешила на встречу с Курносовым в заранее условленное место. Туфли и оставшиеся деньги Ольга вручила Пеховой. Куда-либо ехать с Курносовым она не собиралась.

Тем не менее тело Ольги Денисовой было обнаружено, по указанию убийцы, в лесном массиве на территории соседней области. Со слов задержанного Курносова, сама Денисова попросила отвезти ее в город Николаевку на ярмарку. В пути Ольга якобы попросила свернуть в лесной массив и стала пить водку. Захмелев, она стала упрекать Курносова в трусости, что он боится ответственности за убийство Ермолова.

На отказ Курносова выпить вместе с ней, продолжал развивать свою версию случившегося подсудимый, Ольга выплеснула ему водку в лицо. Тогда, разозлившись, Курносов схватил случайно оказавшуюся в его руках веревку, накинул на шею Денисовой и стал душить ее с единственной целью – заставить вести себя прилично. Словом, "решил попугать хулиганку".

– Удерживая некоторое время веревку, – рассказывал, как бы удивляясь, Курносов, – я заметил, что Денисова стала падать и неожиданно для меня потеряла сознание!

Привести в чувство Ольгу ему не удалось, и теперь уже он, – не на шутку испугавшись– ответственности, выкопал яму и зарыл труп.

Всю эту ахинею убийцы начисто опровергли результаты экспертизы: удавка была неожиданно наброшена убийцей на шею Ольги сзади. Сама пеньковая веревка так и была оставлена им и обнаружена на шее трупа.

Догадывался Курносов, но не знал наверняка, что Ольга успела рассказать своим близким о его преступлениях. И об его угрозах в ее адрес и возможных намерениях.

До поры, до времени…

Поэтому, как только Ольга исчезла, забили тревогу ее мать и подруги, жена Ермолова, которая напрасно ждала встречи с ней. Пришлось арестованному Курносову признаться в убийствах Ольги Денисовой и Геннадия Ермолова.

То, как он объяснял гибель Ермолова, чудовищно по своей нелепости и также было опровергнуто выводами экспертов. По словам убийцы, он чуть ли не спасал Ермолова от самоубийства, да вот несчастье – раздался нечаянный выстрел! Не хватает для правдоподобия этой версии самой "малости" – чтобы у руки убитого был еще один сустав.

Вслед за арестом Курносова явился с повинной Демин. Тут и раскрылась перед правоохранительными органами областного центра картина незаконных манипуляций с боевыми припасами и огнестрельным оружием, его тайного хранения и почти открытого применения. Не хотелось бы огорчать читателя: мол, бестолковые подручные остались без своих мудрых руководителей. Нет, читатель, успокойтесь! И «шестерки» – Пайгина, Мерзявко, Чушкин, Бажура, Февралев последовали за главарями.

Суд воздал должное всем: и убийцам, и их пособникам. Курносов был приговорен к смертной казни. Остальным назначены длительные сроки лишения свободы.

Многое в этой страшной истории наводит на размышления. Поражает обилие огнестрельного оружия и боевых припасов в руках безответственных людей. Хранящиеся незаконно орудия смерти, они словно сами провоцируют владельцев на совершение преступлений.

Резонным представлялся участникам расследования и такой вопрос: с какой целью приютил и пригрел явного головореза директор лицея Танцуев? А цель у него – и не одна? – безусловно, была.

Много бед невольным участникам и свидетелям этих событий принесла постыдная пассивность, нежелание обратиться в правоохранительные органы. Моя, мол, хата с краю, ничего не вижу и не знаю. Как часто люди бездействовали, становясь свидетелями даже кровавой бойни – на свою голову! Для Ольги Денисовой молчание стало причиной ее гибели.

И, наконец, оставляя до поры, до времени безнаказанными таких, как Курносов, люди исподволь готовили гораздо большую беду. Умер на рабочем месте – от разрыва сердца – Валерий Павлович Калиткин. Не выдержал треволнений от наветов, многочисленных проверок и судебных разбирательств.

Исчез, как в воду канул, «страшный» Лимон Лимоныч. Возможно, причиной гибели обоих стал очередной «наскок» Курносова или его подручных. Найти объяснение печальных событий представлялось невозможным. Зато все отчетливей проявлялась таинственная связь, что соединяла редакцию «Рабочего слова» и лицей. Но об этом еще должны были сказать свое слово компетентные органы.

Вынос тела из кабинета редактора

После исчезновения коммерческого директора, а вместе с ним и редакционной казны, Бутыльков, естественно, не мог удержаться в кресле руководителя. Как признавался позже со слезами на глазах Евгений Иванович, они, то бишь, начальники по наущению Топчанова поигрывали иногда на открывшейся тогда бирже и – представьте себе! – иногда крупно выигрывали. Видимо, после очередного выигрыша (или проигрыша?) пропал «верный до гроба» Романушка.

Первый заместитель главного редактора «говешик» поехал поправлять пошатнувшееся здоровье и умер в санатории. На редакторское место претендовал Осинский, но безуспешно – коллектив был категорически против такой кандидатуры.

Забраковали и постоянного собутыльника бывшего главного редактора – Шуру Пузенцова. Этого краснорожего молодца притащил невесть откуда сам Евгений Иванович. Поговаривали, что еще недавно Пузенцов возглавлял какой-то департамент. Но «злодейка с наклейкой» довела его до большого скандала, и Шура оказался в редакторах захудалой многотиражки.

Здесь история повторилась с большим треском. В конце рабочей недели литсотрудник подсовывал готовый оттиск газеты под дверь редакторского кабинета, зная о том, что шеф всегда в это время лежит на полу, пьяный буквально в стельку. И Шура, собрав последние силы, ставил свой автограф, как попало, что должно было означать разрешение на сдачу номера в печать. До поры, до времени такая процедура сходила ему с рук.

Но вот однажды работники редакции по заведенному обычаю просунули свежий оттиск под дверь кабинета Пузенцова, ожидая, когда он вернет тем же макаром подписанный лист. Время шло, а лист не возвращался. У любой газеты график выхода в свет строгий. Пришлось работникам редакции взломать дверь недоступного кабинета. Пузенцов лежал в пальто на полу, как всегда, в стельку пьяный. Вокруг растеклась подозрительная лужа. Редактор не подписал, а… описал номер газеты.

После такого громкого скандала Пузенцов и появился в нашей редакции. Понятно, что человек с подмоченной в буквальном и переносном смысле репутацией не мог возглавить наш славный печатный орган.

Началась форменная свистопляска с назначением главных редакторов. В руководящее кресло взбирались (и пулей вылетали) Володька Заностин, бывший рекламный агент, и упорный графоман Витя Свистунов. Первый не был угоден областной администрации, второй – коллективу. А вот кому из сильных мира сего угодила, да и, видимо, очень хорошо, Тина Мазепова – остается только гадать.

Как бы там ни было, не очень грамотная, но нахальная девица дольше всех сумела продержаться на «капитанском мостике». Ее сменила новая пассия неизвестного воротилы наших судеб – Наташа Кашеварова. Эта сходу объявила о небывалых реформах в газете, якобы разработанных ее собственным штабом, и попросила всех сотрудников написать заявления об… увольнении по «собственному желанию». Якобы Ната будет всех принимать обратно, но в другое уже издание и на других условиях.

И что вы думаете? Нашлись такие…умники, кто поверил в эту брехню. Например, Володька Шпаклевский. Когда знающие люди ему объяснили, что он, подав заявление «по собственному желанию», подписал сам себе смертный приговор, что он, по сути дела, стал безработным, с беднягой едва не случился сердечный приступ. Как он сумел пережить страшную бессонную ночь, чтобы утром, ни свет, ни заря, ворваться в приемную редактора с отчаянным криком: «Верните мое заявление!»

Впрочем, Кашеварова вскоре исчезла, и мы не увидели ни одной из обещанных ею реформ. Настала пора новаторских изысканий Элины Черноблин. Свою редакторскую деятельность она открыла пространной передовой в буддийском духе: много твердила о некоем Добре, о призрачности этой жизни и чуть ли не о переселении душ. Однако переселять новая редакторша принялась наших ветеранов. Приказы об увольнениях старичков следовали один за другим.

Ветераны и в самом деле убедились, насколько призрачна и жутка наша действительность. По редакции пронеслись ропот и стоны изгоняемых. А разгулявшаяся буддистка, невзирая на пролитую ею кровь, подготовила новый приказ. И тут она совершила роковую ошибку. В число увольняемых начальница включила самых уважаемых мастодонтов нашей газеты: Пельбуха, Магнеину, секретаршу Эллу и других, то бишь тех, кто посмел возражать против ее бесчеловечных действий.

А наши уважаемые ветераны, надо прямо сказать, отнюдь не дураки. Услышав о готовящейся расправе, они мигом организовали общее собрание коллектива. Ведь в Уставе редакции черным по белому написано: главного редактора избирает (и увольняет!) именно коллектив. В этот раз народ выступил сплоченно и единодушно: долой кровожадную буддистку Черноблин! Гнать ее вон из редакции!

С этим решением общего собрания коллектива и вошли уважаемые ветераны в кабинет редактора и потребовали, чтобы Черноблин немедленно очистила кабинет. Буддистка же продолжала витать в своем призрачном царстве. Она заявила, что не признает решений «каких-то там собраний» и отказалась подчиниться законным требованиям трудящихся.

Что ж, если не по доброй воле… Пришлось боевым ветеранам в буквальном смысле за руки и за ноги вытаскивать бывшую редакторшу из кабинета. Говорят, что после «выноса тела» Черноблин ни разу не появилась в редакции. Так и осталась здесь ее трудовая книжка, где записано, что Элина уволена коллективом газеты, как несоответствующая должности.

После Черноблин еще немало чудиков и чудачек занимало руководящий пост в «Рабочем слове». Так и тащили весьма неудачно когда-то многоуважаемую газету. Как в известной народной сказке – о Репке! «Тянут – потянут, вытянуть не могут». Кстати, кто ее, эту Репку тянет, тоже неизвестно!

Фантазии Балаболова

В экономическом лицее наблюдалась столь же стремительная смена руководства. Закрутила начальственную карусель еще одна кровавая драма с участием доморощенного «Раскольникова».

Классики потрясают не только своим художественным мастерством, но и пророческим даром. Федор Михайлович Достоевский, создавая гениальный роман «Преступление и наказание», словно предсказал, что такое же злодеяние будет совершено в нашем славном городе.

Главным героем жуткой истории станет не студент, а всего лишь учащийся экономического лицея Балаболов. Но повод для преступления будет тот же – нехватка денежных средств.

Найдется и старушка – будущая жертва одичавшего от «нищенского» существования юноши. Ее, безвинную престарелую женщину, Дмитрий Балаболов приметил (или наметил?!), когда приходил в гости к своему сокурснику Казакову.

Как рассказал Дмитрий, находясь на скамье подсудимых, в комнате приятеля он впервые увидел не только пожилую хозяйку квартиры Марфину, но и принадлежащий Казакову компьютер. Балаболов обратил на дорогостоящую технику особое внимание.

По его словам, незадолго до визита к Казакову он занял у своего знакомого Кнозева 500 рублей, а в назначенное время возвратить не смог. Кредитор посочувствовал Дмитрию и предложил ему… похитить системный блок компьютера из квартиры Марфиной, чтобы, значит, погасить долг.

В тот день, зная, что Казаков находится в лицее, Балаболов предварительно позвонил по телефону Марфиной. Убедившись, что старушка находится дома одна, Дмитрий вместе с Кнозевым и парнем по имени Александр направился по знакомому адресу.

Еще по телефону Балаболов убедил Марфину в том, что ее квартирант Казаков якобы позволил ему взять его ученическую тетрадь. А потому хозяйка без колебаний открыла дверь. Вместе с Дмитрием в квартиру вошли Кнозев и Александр по кличке Москвич.

Кнозев попросил старушку записать для него номер телефона Казакова. Когда старушка вошла в свою комнату, Балаболов с ужасом увидел, как туда же с кухонным ножом в руке направляется Кнозев со своим напарником. Догадавшись о намерениях приятеля, Дмитрий схватил его за куртку и попытался оттащить.

Однако в этот момент Кнозев стал размахивать ножом и порезал Балаболову два пальца на правой руке. Дмитрий бросился в ванную, чтобы смыть кровь. Затем он прошел в комнату Казакова в поисках тряпки, чтобы перебинтовать кровоточащие пальцы. Но тут он увидел… компьютер! И забыв обо всем на свете, стал отсоединять провода, чтобы похитить системный блок.

Сделать это ему не удалось. Он выбросил окровавленную тряпку с балкона, по телефону вызвал такси и вернулся в прихожую. Тут он увидел вышедших из комнаты Марфиной Кнозева и Александра. Москвич держал в руке нож, а куртка Кнозева была залита кровью.

Александр прошел на балкон и выбросил нож на улицу, после чего они покинули квартиру. Двери Москвич закрыл ключами, вытащенными из замочной скважины, И спрятал их в щели между третьим и четвертым этажами.

Лишь позже Балаболов узнал, что престарелая хозяйка была зверски убита его дружками. Вот в какую страшную историю влип учащийся славного лицея. И все из-за проклятой бедности!

Признания убийцы

Закадычный друг подсудимого Сопелев (сын нашего замдиректора!) поведал служителям Фемиды, что за две недели до совершенного злодеяния, Балаболов предлагал ему совершить квартирную кражу. При этом «бедный студент» вовсе не жаловался на безденежье, а твердил, что ему необходимо купить… пистолет.

Как признался Балаболов следователю, пистолет (настоящий!) он впервые и единственный раз увидел… в руках сторожа лицея Курносова, и с тех пор мечта о приобретении смертоносной игрушки не давала ему покоя.

«Пушка», «ствол», «пистолет» – вот что, по словам приятелей подсудимого, чаще всего вертелось у него на языке. Огнестрельное оружие – слава Богу! – так и не оказалось в руках мечтательного садиста.

Никакого Кнозева (Кнозена, Кнозина) Сергея, а также Александра по кличке Москвич не существовало в природе. Сообщников придумал склонный к болезненному фантазированию Балаболов, чтобы уйти от ответственности за содеянное.

Но эта его выдумка, как и все остальные, закончилась полным провалом. Балаболов в присутствии адвоката перед видеокамерой подробно рассказал следователям, как он совершил свое гнусное преступление.

Вовсе не бедность и не долги толкнули Балаболова на тяжкое преступление.

А что же? Скорее всего, именно его болезненные фантазии. В этом, если хотите, большое различие современного Раскольникова и классического. Но, может быть, главная их несхожесть заключается вот в чем: настоящий Раскольников, хоть и с великим трудом, сумел понять гнусность совершенного им и раскаяться.

А Балаболов после признаний вдруг «пошел в отказ». Сначала «сочинил» себе сообщников, а потом – представьте себе! – обвинил в убийстве старушки своего лучшего друга– Сопелева. Вот как низко пал от страха перед заслуженной карой «кровавый фантазер». Мельчают Раскольниковы!

В приговоре суда появилось и частное определение. Служители Фемиды указали на недостатки в воспитательной работе учебного заведения.

А тут и кляузника № 1 Сопелева появились проблемы. Только Геннадий Федорович «отмазал» сынка от истории с Балаболовым, как тот попался на продаже наркотиков! Потребовалось немало усилий, чтобы замять скандал. Сопелев отказался от иска к нашей редакции и ушел из лицея «по собственному желанию». После кровавой драмы с Балаболовым был вынужден уйти руководитель лицея, но и новый директор недолго усидел в мягком кресле.

Операция без наркоза

Вот что сообщили местные газеты:

«Директор экономического лицея Митрофан Чернобородов был задержан в своем рабочем кабинете сотрудниками УБОП и прокуратуры при получении взятки».

К чрезвычайным происшествиям и скандалам славное учебное заведение стало понемножку привыкать. Но такого рода потрясение педагогический коллектив, похоже, испытал впервые. За решеткой оказался сам руководитель лицея!

Случайно «поскользнулся» Митрофан Чернобородов или к тому директора подтолкнула сложившаяся в учебном заведении система отношений? На этот вопрос ответили следствие и суд.

А мы изложим известные нам факты. Печальная история мздоимства начинается (а вернее сказать, заканчивается) открытием в лицее стоматологического кабинета. Не нам судить, насколько это эстетично и политично – отдать в аренду помещения в учебном заведении под зубоврачебную клинику. Новый директор решил, что это, по крайней мере, экономически выгодно.

Действительно, по заключенному договору стоматолог обязался в учебное время лечить зубы учащимся. Ну а после того как учебное заведение пустело, во второй половине дня, доктор работал собственно на себя, принимая родных и знакомых, нуждающихся в его помощи.

Директор лицея смотрел на подработку стоматолога с пониманием и… пристальным вниманием. Митрофану Филипповичу не составило труда подсчитать, что доктор за помощь гражданам получает немалые денежки.

И вот, помимо договора, он потребовал у арендатора определенной суммы… в свой карман! Возражал или не возражал стоматолог против того, чтобы с него драли две шкуры, мы не знаем. Наверное, это ему не очень нравилось.

Иначе бы не произошла операция по удалению директора из его кресла с участием работников правоохранительных органов. В тот день зубной врач принес зоркому директору очередную мзду в сумме 600 рублей.

Вошедший в кабинет стоматолог не предупредил Чернобородова о том, что денежки меченые и что за порогом уже напряглись в ожидании сотрудники УБОП. Так что выдергивание хозяина кабинета из кресла было произведено, говоря языком дантистов, без анестезии.

Вырванный из привычной обстановки «корень» лицея вскоре признался в получении не только тех самых 600 рублей, но и еще 2400 рублей, взятых ранее все у того же зубного врача. Директор, говорят, крепко раскаялся в совершенном…недоразумении и даже был готов возместить «нанесенный ущерб».

Только вот чем возместит проштрафившийся руководитель моральный вред, причиненный престижу лицея?

Митрофан Чернобородов был задержан с поличным, а через три дня взят под стражу по решению суда. В участи подозреваемого директора оказалось слишком много «заинтересованных» лиц.

Работники прокуратуры твердили о том, что «существуют определенные трудности в расследовании в связи с большим объемом следственных действий».

А тут еще – некоторые родители учащихся лицея со своими уверениями, что ни они, ни их дети без Митрофана Филипповича жизни себе не представляют… Но это, говоря языком все тех же дантистов, они зубы заговаривали.

Между тем прокуратуре еще пришлось разбираться с некоторыми фактами нецелевого использования денежных средств – имели ли они место в деятельности директора лицея?

– Преступления, совершенные Чернобородовым, – объяснили корреспонденту «Рабочего слова» в прокуратуре, – относятся к категории средней тяжести. По данному делу были закреплены доказательства. Поэтому Чернобородов был выпущен из-под стражи, с него взята подписка о невыезде.

Но так ли безобиден раскаявшийся директор, оказавшийся на свободе? Видимо, и у работников прокуратуры на этот счет имелись определенные сомнения.

По инициативе «государева ока» районный суд принял постановление о временном отстранении от должности директора Митрофана Чернобородова. До приговора суда, который расставил все точки над «i». В директорское кресло взяточник, разумеется, так и не вернулся.

Кто? – Конь в полупальто!

За всеми этими переменами и переворотами в жизни лицея и редакции словно бы забылась история исчезновения коммерческого директора газеты, а с ним и многомиллионной суммы редакционных денег. Никто бы, наверное, вскоре и не вспомнил имени Романа Топчанова. Но наша жизнь, как известно, непредсказуема. И преподносит нам часто удивительные сюрпризы.

Однажды, как всегда, с утра пораньше и, как всегда, в это время уже «поддавши», примчался в редакцию небритый и грязный гражданин Полупальто. Мало того, что фамилия его была более чем странная. Николай и сам был тип, скажем так, не без завихрений… в непутевой своей головушке.

В прежние времена редакции газет были людными, шумными. Народ приходил сюда со своими бедами и просьбами. Правда и то, что от авторов – шизиков (особенно поэтов) не было отбоя. Но наши редакции газет были поистине народными.

А сейчас в тех же коридорах – тоскливая тишина. Как-то мы со старым другом, случайно повстречавшись на лестнице угрюмого здания, громко рассмеялись какой-то шутке. Так – поверите ли? – на двух этажах приоткрылись двери кабинетов, и на нас боязливо, как на сумасшедших, уставились обитатели мрачных нор. И это называется: редакция областной газеты! А пугливые канцелярские… грызуны считают себя журналистами!

В наши веселые многолюдные времена тут беспрепятственно ошивались типы и пооригинальнее, чем Полупальто. Последний же был дорог нам тем, что всегда приносил какую-нибудь сенсацию. Иной раз мы были вынуждены зажимать носы от аромата пальто Николая, но слушали чудика с удовольствием.

Полупальто и сегодня перебаламутил всех удивительным сообщением: якобы на городской свалке он увидел пропавшего миллионера Романа Топчанова! Мы, конечно, сначала не поверили.

– Да как ты сам оказался на свалке?

– Выполнял задание редактора, готовил репортаж! – гордо отвечал Полупальто. По запаху, исходившему от одежды внештатника, мы удостоверились, что он говорит правду.

– Да с чего там появится Топчанов? – все-таки сомневались мы. – Ведь там, среди отбросов, ошиваются одни бомжи!

– А он и стал бомжом! – захлебывался от радости обретенной сенсации Полупальто. – Или, может быть, «косит» под бомжа. Но я его все равно узнал! Хоть он, увидев меня, скосил рыло и по-быстрому смылся…

Дело принимало самый неожиданный поворот. С одной стороны, на кой нам нужен этот Роман? С другой – он «увел» редакционные денежки, и немалые. В-третьих, если это действительно Роман, то чего же он прячется, «маскируется» под бомжа? Видимо, совесть у него не чиста.

Посоветовавшись всем коллективом, мы решили поручить занюханному внештатнику расследование этого таинственного исчезновения. (Пеньчук уже не работал в нашей редакции, журналиста из него так и не получилось.)

Полупальто с удовольствием принялся распутывать историю удивительного превращения бывшего коммерческого директора, не подозревая всех опасностей этого странного дела. И, может быть, только поэтому и сумел их избежать. Вот что сумел раскопать наш добровольный помощник.

«Теневой» бомж?

В переулке новый русский ремонтирует свой «мерседес». Подходит бомж: «Ты чем это занимаешься?» – «Не видишь – колесо снимаю!». Тогда бомж берет камень и разбивает переднее стекло машины. «Ты что делаешь?!» – орет бизнесмен. «Не беспокойся, – отвечает бродяга, – тебе – колесо, мне – автомагнитолу!»

Даже эта «шутка юмора» красноречиво свидетельствует о том, насколько опасны для общества стали лица без определенного места жительства. Забота о хлебе насущном толкает бродяг подчас на самые жестокие преступления. В каждой полицейской сводке вы найдете сообщения о правонарушениях с участием бездомных граждан.

Не случайно губернатор поставил перед мэром весьма актуальную задачу – "очистить" областной центр от бомжей. Цель, что и говорить, благородная. Только каким образом можно ее решить? Не с помощью же дезинфицирующих средств? Ведь перед нами все-таки люди, а не тараканы.

Первым делом Николай Полупальто отправился в объединенный приемник-распределитель, сотрудники которого ведут многолетнюю борьбу с бродяжничеством и мелким хулиганством. Нашему помощнику не терпелось пофорсить новыми «корочками» внештатника.

Не робея, Николай вошел в мрачное, непривлекательное здание (оно находится, кстати, в непосредственном соседстве с… собачьим питомником!). Но для доставленных сюда обитателей невообразимо грязных лежбищ и такое пристанище – хоромы царские! Кстати, сутки содержания в приемнике-распределителе одного бомжа обходятся государству в 25 рублей. В рассчитанном на 150 персон заведении постоянно пребывает 80–90 "кочевников".

Как рассказал начальник Александр ладимиров, немало клиентов его заведению поставляют различные службы полиции. Семьдесят процентов бродяг находят и привозят сами сотрудники распределителя. Места обитания "подопечных" всем известны – это рынки, вокзалы, кладбища, свалки…

Правда, с последними в настоящее время ситуация несколько изменилась. На свалках появилась собственная охрана. И, следовательно, забот у сотрудников милиции на данном участке "фронта" поубавилось. Зато возросли проблемы по выявлению злачных мест – наркопритонов и "лежбищ". Для установления их местонахождения у полиции имеются свои источники информации.

– Раньше, – сказал Александр Владимиров, – у нас существовали поисковые группы. – При нынешнем малочисленном составе нам с трудом удается справляться с поставленными задачами.

Скажем, нынче рабочий день для сотрудников приемника-распределителя начался с рейдов по колодцам теплотрасс и подвалам Железнодорожного района. "Улов" как всегда богат.

Среди доставленных бродяг репортер обратил внимание на юнца. Подростку на вид не дашь и 16 лет. Задержали его, среди прочих наркоманов, в притоне по улице Урицкого. Это пристанище для любителей дурмана выглядит страшнее всякой свалки.

– И не противно тебе находиться там? – спросил внештатник юного бродягу. Тот пожал плечами: "А куда я пойду?".

Среди доставленных – "ночные бабочки" разных возрастов – от 13 до 30 лет. Эти веселы и беззастенчивы – приемник для них как дом родной. Закон против них – увы! – бессилен, а потому, пробыв в распределителе определенный срок, путаны вновь окажутся на свободе, чтобы заниматься прежним ремеслом.

– Мы устанавливаем личность задержанных, – пояснил начальник приемника. – Только в этом году было выявлено 35 преступников, находящихся в розыске. Они совершили различные злодеяния: от кражи до убийства. Немало выявляем граждан, находящихся в розыске как… пропавших без вести!

Девушка из одного северного города два года (!) скрывалась от правоохранительных органов. Здесь мы установили ее личность, хотя задержанная обзавелась другой фамилией. Инкогнито девушки объясняется ее личной драмой, о которой лучше не писать.

К нашему великому удивлению, среди профессиональных бродяг мы в последнее время все чаще стали обнаруживать тех, кто под бомжа лишь маскируется. Мы прозвали таких "теневыми" бездомными. При тщательной проверке устанавливаем, что у задержанного имеется не только прописка, но и вполне сносное жилье! Для чего же он ночует в колодце теплотрассы? Для чего прячется в темном, сыром подвале?

Иные объяснения весьма прозаичны: человек сдал свою квартиру внаем, а сам на время влез в шкуру подзаборника. Еще один весьма распространенный вариант: гражданин таким способом скрывается от кредиторов.

Александр Владимиров делит всех своих клиентов на две категории. К одним он относит бродяг "по призванию". К ним же относятся все проходимцы, бездельники, шатуны… и путаны. Эти люди вполне сознательно предпочитают "свободный" образ жизни, и любые меры воспитательного характера для таких бесполезны.

Ко второй категории начальник распределителя относит людей, вынужденных бродяжничать. Это так называемые беженцы, а также граждане, лишившиеся вследствие жизненной катастрофы крова над головой. Люди хотят жить по-человечески, хотят работать.

– Мы всегда идем навстречу таким пожеланиям и помогаем людям трудоустроиться. Так, нашли работу четырем бывшим нашим клиентам в глубинке – они до сих пор там трудятся. Были случаи, когда и из бывших бомжей некоторые раскаялись и выбрали себе другой путь в жизни.

Но, честно говоря, их так мало, что я даже помню их по именам. Это были… один мужчина и одна женщина. Мы им обоим помогли найти работу.

– А как же быть с теми, кто, по-видимому, неисправим? Они так и будут "засорять" славный облик нашего города?

– Мой многолетний опыт подсказывает: следует ужесточить порядок работы с бомжами – вернуться к уголовной ответственности за бродяжничество и проституцию. Кто-то усмотрит в этих моих предложениях покушение на "права человека". Только давайте будем откровенны: о каких правах идет речь?

О праве на безнравственность, на порочный и растленный образ жизни? Перед моими глазами прошли опустившиеся на самое "дно" писатели и поэты, люди, получившие по два высших образования. Бывшие когда-то гордостью страны, а закончившие свою жизнь подзаборниками. Все дурное, аморальное гораздо быстрее затягивает человека, чем умные головы изобретают мероприятия по их спасению!

Не надо уповать и на репрессивные методы как на панацею от всех бед. Мне одна знакомая говорит недавно с надеждой: "Моего сына армия перевоспитает!". Нет, думаю, не перевоспитает! А где же была ты до того, как балбесу исполнилось 18 лет? Ни армия, ни полиция, ни тем более распределитель – не перевоспитают!

Наш внештатник, разумеется, не удержался, чтобы не спросить начальника: не проходил ли через «сито» приемника некий Роман Топчанов? Но Александр Владимиров, к сожалению, о таком бомже ничего не слышал.

Пришлось Николаю Полупальто продолжить розыски по районным отделам полиции.

 

Жуткие находки

Апрельским утром в отдел полиции поступило несколько сообщений об обнаруженных трупах. Известие было о происшедшем в доме по улице Проломной пожаре и о сгоревших: хозяине и двух его знакомых. Выяснением причин трагедии занялись пожарные.

Затем по телефону «02» сообщили, что в доме по улице Гражданской обнаружен труп 46 гражданина с признаками насильственной смерти. А поздно вечером в РОВД поступило сообщение о том, что во дворе дома по улице Урицкого найден труп 33-летнего мужчины с ножевыми ранениями в грудь и живот. Расследованием убийств по горячим следам занялась оперативная группа, возглавляемая начальником уголовного розыска Олегом Обыдиным. С ним и продолжил разговор наш отважный репортер.

Исчез после застолья

Труднее задачу для сыщика трудно даже представить. Вот что рассказала сотрудникам полиции, прибывшим на улицу Урицкого, жена погибшего. В тот вечер они были приглашены на день рождения к родственникам. После шумного застолья в веселом настроении супруги вернулись домой.

Муж вышел во двор прогуляться, как он сказал, «на минутку». Но эта минутка растянулась на полчаса. Забеспокоившаяся супруга вышла во двор на поиски потерявшегося мужа. Она полагала, что он, будучи под хмельком, разговорился с кем-нибудь из соседей.

Каков же был ее ужас, когда она натолкнулась в полуосвещенном дворе на окровавленный труп мужа! Сыщикам было известно, да и то приблизительно, лишь время совершения убийства. А стал ли хозяин жертвой сведения давних счетов или случайно оказавшегося здесь бандита, еще предстояло выяснить.

Оперативники начали обычный обход по дворам в поисках случайных свидетелей. Их внимание привлек дом неподалеку, откуда доносились пьяный галдеж и музыка. Стражам порядка была давно известна хозяйка этого жилища как любительница пьяных застолий в любое время и по любому поводу. Не особенно рассчитывая на успех, сыщики решили заглянуть и сюда.

Похож на Бориса Моисеева

Хозяйка еще продолжала потчевать дорогих гостей, но один из них уже собирался домой. При виде полицейских он явно засуетился. Цепкие глаза оперативников зафиксировали не только нервный напряг выходившего, но подозрительные пятна на куртке. Придвинув дергавшегося гостя поближе к свету, сыщики безошибочно установили, что это – пятна крови.

От расспросов подозреваемый попытался увильнуть, отвертеться, но у него, разумеется, ничего не получилось. Он пару раз поперхнулся, стал запинаться, осекаться и, наконец, вынужден был рассказать правду.

Потерпевший Николай мирно дышал свежим воздухом во дворе, когда к нему подошел крепко выпивший и, главное, неоднократно судимый Евгений. Они были немного знакомы. Сейчас уже трудно установить, о чем у них шел разговор: то ли о выпивке, то ли о взаимной неприязни. Ссора вспыхнула из-за нежелания или неумения собеседников выражать свои мысли в приличной форме.

А тут еще каждый из спорящих хлебнул немало спиртного, и унять их запальчивость было некому. «Гость» неожиданно выхватил нож и нанес им несколько ударов в грудь и живот оппоненту. Позже он объяснял свое поведение точно такими же словами, как звезда эстрады Борис Моисеев: «Я – не педераст!» Видимо, этим словом оскорбил уголовника погибший Николай. Если, конечно, это не выдумка рецидивиста.

Разборка бомжей

А на улице Гражданской в заброшенном доме сыщики обнаружили изуродованное тело бомжа. Нашлись свидетели бесславной гибели ранее судимого гражданина Телепова. Его «коллеги» – бомжи рассказали оперативникам, что потерпевшего забил насмерть напарник в походах по свалкам.

Трудно даже предположить, что у людей, занимающихся столь незавидным промыслом, есть свои финансовые расчеты и проблемы. Немало пишущей братии поведало о рыскающих среди отбросов согражданах, объясняя их привязанность к помойкам безработицей и безысходностью. Может быть, и были среди обитателей свалок добрые дяди и тети, сочинявшие за стакан водки душераздирающие истории о своей неудавшейся жизни.

Но все больше среди исследователей выброшенного барахла появляется матерых рецидивистов. Как ни странно это звучит, но и на таком неприглядном занятии можно заколачивать приличные денежки. А для того, чтобы завладеть достойной внимания добычей, захватить ее, нужен не только зоркий глаз, но и крепкий кулак.

Ушел от правосудия

Вот два рецидивиста и объединились для командования на «собственных» свалках. И надо сказать, они не только были сыты, пьяны, но еще и откладывали денежки про запас. А среди ночи один из них, 30-летний Шестов, вдруг обнаружил исчезновение крупной суммы из неприкосновенного резерва. Никак не ожидал он такой подлости от товарища по ремеслу!

Шестов принялся допрашивать коллегу с пристрастием. Бил его руками и ногами до тех пор, пока тот не скончался от многочисленных травм. Убедившись, что напарник мертв, Шестов ударился в бега.

Сыщикам беглец был знаком. Еще недавно бомжа допрашивали в районном отделе, заподозрив его соучастие в одной из краж. Шестов был мало похож на оптимиста и жизнелюбца. Он запомнился оперативникам тем, что твердил: «Жизнь не получилась! Что бы со мной ни случилось, а в тюрьму я ни за что не вернусь!»

Припоминая эти заявления бандита возле трупа его напарника, сыщики думали о том, что отчаявшийся убийца способен совершить что-нибудь ужасное.

И точно – через некоторое время труп подозреваемого был обнаружен в районе дач на Барковке. Шестов сдержал свое обещание не возвращаться в тюрьму – убийца покончил с собой.

Истории, безусловно, интересные и поучительные для нашего читателя. Но не за ними охотился Николай Полупальто. Это была его, так сказать, попутная добыча. Перед ним маячила тень бывшего коллеги, а ныне бомжа и, может быть, преступника Романа Топчанова.

Он был где-то рядом, среди мелькавших фигур оборванцев, воров, убийц. И, наконец, удача улыбнулась нашему внештатнику. Кто ищет, тот всегда найдет!

 

Год под знаком… свалки

Уходивший год запомнился сыщикам Железнодорожного РОВД множеством успешно раскрытых преступлений. Как признался нашему корреспонденту начальник уголовного розыска Сергей Устинов немало криминальных головоломок «подарила» оперативникам… городская свалка. Так что тот год запомнится сотрудникам Железнодорожного РОВД, как год под знаком страшного, не оставляющего приятных воспоминаний места.

Исчезнувший труп

Кутерьма с городской свалкой началась у оперативников после неожиданного заявления одного милого семейства. Не каждый день такое случается в полиции – приходит гражданин и заявляет: я человека убил! А тут пожаловали в Железнодорожный РОВД сразу двое – мамаша и сын – и с порога ошарашили: мы лишили жизни нашего дорогого мужа и отца!

Естественно, оперативники стали выяснять у раскаявшихся убийц обстоятельства совершенного злодеяния. И пришедшие с повинной преступники сообщили следующее: не так давно по пьяному делу мамаша и сынок в ходе ссоры и последовавшей драки забили насмерть главу семейства. А поскольку все они проживали на свалке, то бездыханное тело папаши зарыли в куче мусора. Но потом муки совести заставили родичей раскаяться и пойти в полицию.

Стражи порядка незамедлительно отреагировали на заявление мамаши и сына. Начались активные поиски тела несчастного отца. Сотрудники полиции по подсказке раскаявшихся убийц, разрывали одну гору мусора за другой, а трупа не было!

Сынок и мамаша были явно потрясены такими результатами поисков. Они указывали на другие груды отбросов, но тела якобы убитого ими папаши оперативники так и не нашли. Весьма специфические – с соответствующими ароматами и предметами – раскопки пришлось прекратить…

Облава

Но в самом начале весны, когда стал таять снег, на одной из дач, расположенной вблизи городской свалки, раздался душераздирающий женский крик. Владелица дачи нашла под полом домика полуразложившийся труп бомжа.

Прибывшие на место оперативники решили пригласить для опознания тела тех самых мамашу и сынка. Но покаявшиеся убийцы в один голос заявили: это – не их труп! Сопоставив все факты и данные, криминалисты пришли к тому же выводу. Найденный покойник был явно постарше несчастного папаши, да и ростом значительно ниже.

Но от этого "открытия", как вы сами понимаете, уважаемый читатель, сыщикам не только не стало легче, а, наоборот, работы прибавилось. Теперь предстояло еще выяснить личность убитого бомжа. А, кроме того, найти его убийцу, поскольку были найдены свидетельства насильственной смерти бедняги.

Прямо скажем, задача была не из легких. Погибшего бомжа нашли в марте, а убит он был не раньше ноября прошлого года. Чем еще располагали сыщики? На трупе сохранились потертые джинсы и ботинки, прозванные в народе «прощай, молодость!» Негусто! Что касается внешности погибшего, каких-то его особых примет, то над трупом, скажем так, "поработали" крысы…

Оперативники принимают нестандартное решение: всех ошивавшихся на городской свалке бомжей сажают в автобус и прямиком доставляют в морг. Должен же кто-нибудь из обитателей свалки, по предположению сыщиков, признать в останках своего собрата!

Тут нельзя умолчать об одной проблеме, с которой в своей деятельности сотрудники уголовного розыска сталкиваются постоянно. Наши порядочные, наши законопослушные граждане вовсе не горят желанием помогать сыщикам в раскрытии преступлений. Даже если речь идет об очевидцах и свидетелях происшествия, о друзьях и знакомых потерпевших. Ну не хотят люди делиться со следствием известной им информацией – и все тут!

Дело тут вовсе не в страхе, не в боязни мести за "доносительство", а, скорее, в каком-то необъяснимом равнодушии. Не так давно у железнодорожного разъезда было совершено убийство. Оперативники "ухлопали" три дня на установление личности погибшего, а потом выяснилось, что многие из опрошенных "по горячим следам" прекрасно знали этого человека!

Молчали же свидетели потому, что и убийца, и убитый были "одного поля ягодками" – отчаянными рецидивистами. Вот живущие рядом и решили: пусть уголовники сами меж собой разбираются, а мы в их разборки не полезем!

– Рассуждая так, – говорит Сергей Устинов, – люди чаще всего самим себе наносят вред. Ведь получив своевременно необходимую нам информацию, мы успеваем предотвратить новое преступление!

Похороны вместо именин

На этом «свалочные» приключения сыщиков Железнодорожного РОВД не закончились. В июне пришел «сдаваться» странный гражданин: я убил человека. По его словам, в пьяной драке он ударил ножом собутыльника-бомжа. Тот рухнул в груду мусора на свалке, а «убийца» ушел…

Вновь оперативники безрезультатно ищут труп. И находят тело погибшего "Артиста" – такая вытатуирована надпись на груди у бедняги. По татуировке легко устанавливают личность погибшего. Но криминала здесь нет – этот бомж-рецидивист погиб явно не от удара клинка.

Год уже близился к завершению, когда со свалки поступил тревожный сигнал: ранним утром здесь обнаружены забитый насмерть бомж и тяжело раненный житель областного центра. Вскоре был установлен виновник трагедии – молодой житель одного из близлежащих сел.

Этот парень, назовем его Иван, "прославился" тем, что избивал беспощадно всех своих односельчан. Его подружка, между прочим, с восхищением рассказывала оперативникам об этих подвигах своего избранника.

В один из октябрьских дней Иван с подружкой направились в другое село – к… его бывшей жене на день рождения. Но, оказывается, удалой боец перепутал даты: они прибыли на именины ровно на неделю раньше!

Чтобы исправить свою оплошность, Иван приглашает новую возлюбленную на… свалку! Оказывается, там проживают его бывшие теща и тесть! Они должны ему сто рублей. Но наличных у бывших родичей не оказалось, зато имелась брага – в неограниченном количестве!

Нагрузившись сим народным напитком, Иван сцепился спьяну с двумя обитателями свалки. В руках у драчуна, на беду его противников, оказалась металлическая труба. Результат этой схватки известен. Скоро будет и оглашен приговор "бравому" Ивану.

Вот чем запомнился уходящий год и век сотрудникам уголовного розыска. Будет ли новое тысячелетие для России светлее?

 

Брезгливый бомж

Автобус, доставивший обитателей свалки в морг, был вынужден совершить еще один рейс. Но и в этот раз не обошлось без сюрпризов. Так, один из прибывших, перепачканный с головы до ног бомж, зашел в морг, демонстративно зажимая нос. Так, мол, ему противен здешний запах.

Работница морга была оскорблена поведением чумазого обитателя свалки:

– Чего ты нос-то зажимаешь! – закричала она. – От тебя в сто раз хуже воняет, чем от наших покойников!

Но прибывший бродяга на это замечание никак не отреагировал. На труп погибшего собрата он едва взглянул и сразу же заявил, что такого не знал. Примерно так же ответили на поставленный вопрос и остальные обитатели свалки. Опытные оперативники интуитивно запечатлели облик брезгливого бомжа. Может быть, потому что, несмотря на напускное равнодушие, тот побледнел, когда увидел труп… Сыщики выяснили имя этого обитателя свалки – Роман.

Первая "облава" на свалку окончилась неудачно. Но оперативная группа не падала духом. Решено было съездить туда во второй раз, и в автобус "грузить" всех, даже порядочных людей. Не секрет, что нынче на свалке можно встретить вполне приличных горожан, занимающихся столь "неприличным" промыслом – поиском всякого барахла.

Настойчивость сыщиков принесла успех. Один из вполне порядочных граждан признал в погибшем хорошо знакомого ему бомжа Леона, или как его звали обитатели городской свалки «Лимона Лимоныча». Более того, опознавший сказал, что Леон отдал когда-то ему на хранение… свои документы. Так была установлена личность убитого.

Кроме того, хранитель документов Лимона Лимоныча сообщил, что в свое время Леон проживал в одном дачном домике вместе с… Романом! Так было раскрыто это убийство.

Брезгливого бомжа задержали. Два мазка мокрой тряпкой по нарочито запачканному лицу бродяги – и Полупальто сразу узнал сгинувшего без вести коммерческого директора Топчанова!

Роман запирался недолго. Под напором неопровержимых фактов он был вынужден сознаться, что убил друга Лимон Лимоныча в ходе пьяной ссоры, а труп спрятал под полом дачного домика, в котором они зимовали.

Скорее всего, приятели – сообщники не поделили украденные денежки.

 

Анонимка пришла из… Рязани

Казалось бы, за всеми этими сенсационными разоблачениями и открытиями совсем забылась первопричина переполоха и последовавших за ним кровавых событий. Но был человек, не только зорко следивший за происходящим в редакции и лицее, но и своими умелыми действиями предотвративший множество бед. Именно по его приказу были задержаны Курносов, Демин и их подручные.

Команда, возглавляемая начальником «убойного» отдела УВД Александром Маюловым, в те же дни обезоружила и упрятала за решетку еще несколько преступных группировок.

А сегодня Александр Васильевич пригласил для беседы в свой кабинет супругов-преподавателей Тарасюков. Лера Васильевна и Никанор Иванович, сильно напуганные фактом такого приглашения, честно рассказали полковнику о том, как на их глазах Демин расстрелял из автомата Алешина. Почему же они не сообщили об увиденном в полицию? «Боялись мести Демина и его приятелей», – откровенно признались супруги.

Александр Васильевич выдержал долгую паузу, а затем задал совершенно неожиданный для Тарасюков вопрос:

– Скажите, племянница Лена частенько вам пишет?

Теперь уже долгую паузу тянули Тарасюки.

– Пишет… – наконец выдавил побледневший Тарасюк.

– Она проживает в Рязани, не так ли?

– Да, – прошептала супруга.

Маюлов кивком головы показал подчиненному, чтобы тот подал женщине стакан воды.

– У вас ведь нет с собой ее писем? – продолжал «безжалостный» полковник. – Да, впрочем, это и необязательно – у нас есть образцы ее подчерка. В том числе – и злосчастная анонимка!

Разоблачение анонима оказалось для сыщиков делом несложным. Юная племянница Тарасюков не только выполнила «задание» родственников, но и сняла копию с «забавного» письма, сочиненного дядей и тетей.

– Объясните мне, – вполне добродушно обратился к Тарасюкам полковник, – как вам пришло в голову сочинить такое письмецо и с какой целью?

– Мы хотели тем самым привлечь внимание общественности к творящимся в лицее безобразиям! Так дальше продолжаться не могло!.. – залепетала Лера Васильевна.

– Ну и что же – привлекли? – горько усмехнулся Александр Васильевич. – Вовсе, извините, не с этой целью вы заставили вашу дорогую племянницу переписать текст сочиненной вами кляузы.

Борьба между директором Танцуевым и его заместителем становилась все ожесточеннее, и по предположениям Никанора Ивановича Тарасюка в случае любой катастрофы, любого исхода этой неприглядной бузы, он мог претендовать как минимум на место замдиректора. Вот вы и решили, граждане Тарасюки, подлить в пламя раздора дурно пахнущего маслица.

Как вы и надеялись, анонимкой занялись репортеры. А их бесцеремонное любопытство заставило принимать свои меры окопавшихся здесь ворюг.

Нашей газете «Рабочее слово», тогда еще популярной и уважаемой, оказывали щедрую материальную помощь предприятия города и области. Не всегда поддержка приходила в денежных знаках. Часто редакция получала новую технику (компьютеры, даже… велосипеды!), продукты и даже дорогие детские игрушки. Дары по налаженной цепочке обращались в купюры благодаря ловкости рук дельцов из лицея. Сбывалась на сторону и поступавшая в учебное заведение новая техника. Компьютеры, как известно, были тогда в дефиците и высоко ценились.

Используя «двойную бухгалтерию» руководители присваивали львиную долю щедрой спонсорской помощи, доходов от рекламы и пускали средства в оборот с помощью «спецов» из лицея. Руководителем и «мозгом» всех махинаций был Леонард Леонардович Рундуков.

Кляузник Сопелев ходил вокруг да около этой мошеннической карусели, но главного ее секрета так и не разгадал. Интриги вокруг директорского кресла занимали его гораздо больше. И главный свой козырь в борьбе с Танцуевым кляузник прозевал.

На «золотую жилу» наткнулся было буйный Курносов. Разузнать подробности о махинациях начальников – с этой целью привез он к себе ноябрьской ночью несчастного Ермолова. А когда бандит не сумел ничего выведать от водителя, исполнявшего роль связного в жульнической цепочке, застрелил его.

Именно Курносова и намеревался «убрать» Лимон Лимоныч, обеспокоенный дерзким любопытством сторожа! Но за кровавые злодеяния Курносов был арестован и не смог воспользоваться плодами своего «открытия».

– Пятеро убитых, несколько пострадавших, похищена крупная сумма денег, поисками которой мы продолжаем заниматься, – подвел итог Александр Васильевич. – Никому не помогла ваша, извините, грязная выдумка, а лишь принесла множество бед, о которых жители нашего города еще долго будут вспоминать.

По приговору суда Александр Курносов был расстрелян (мораторий на смертную казнь тогда еще не вступил в силу).