Если бы человек мог изредка поглядывать на себя со стороны или хотябы иногда поворачивать пристальный и взыскательный взор свой себе прямо в душу, в те потемки, которые царствуют там извечно и безраздельно, то врядли у него оставалось бы свободное время чтобы совершать глупости.
Лично я до недавнего времени, явно пренебрегая такой простой и доступной истиной, и, как следствие, днем и ночью глазел исключительно на женские ножки.
Во всем, конечно, был виноват мой «Буратино», отрастивший до непомерных размеров и без того не маленький орган. Я имею ввиду, естественно, нос! Он совал его в любую дырку без разбора, а потом, поспешно отбегая в сторону, наблюдал, что из этого получится, и как я буду выбираться из очередной передряги.
Моя бы воля, отпилил нос паршивцу еще на этапе первоначального выстругивания, как бы при этом старик Карло не хорохорился.
Ведь если бы не этот непомерно гипертрофированный орган, черта с два я гасал бы голым по пустынным коридорам КР, тщетно пытаясь понять в чем смысл того комплекса головоломных упражнений, которое профаны, очевидно по ошибке, величают жизнью.
Разве это жизнь? Для меня эта жизнь — сон, причем, кошмарный, а сон в большинстве своем — жизнь, хотя в последнее время тоже кошмарная.
Бог его знает, то ли это так повлияла на меня вставленная в мозги железяка, то ли, наконец открыв пошире глаза, и я взглянул на окружающую действительность трезвым и непредвзятым взглядом.
Не знаю, может я воспринимал происходившие события несколько неадекватно, но, если хотя бы у половины из них есть аналоги в исходной реальности (а они таки есть!), то… Будь я проклят! И такая жизнь вместе со мною.
Глава 1
Я проснулся достаточно поздно. За окном уже давно наступил день. Светлый и солнечный. При ярком дневном свете все мои похождения воспринимались отстраненно глухо и расплывчато, как обыкновенный ночной кошмар. Наверное, где-то и существовала фирма «Компьютерный рай», возможно там действительно были подземные этажи, но вот события… Тут я уже был не так уверен, как ночью. Происходили со мной эти события или меня действительно подвело восприятие.
Человек вообще удивительное существо, сколь бы не были трагичны события, произошедшие накануне, поспав, он их вспоминает уже слегка потускневшими и как бы размытыми сном.
Я встал и начал одеваться. Сейчас я не мог бы точно сказать, чьей была эта одежда изначально, моей или нет. Да и не было это так уж существенно.
Я проверил карманы. Бог знает, что я собирался там обнаружить! Но там был бумажник, в котором была весьма солидная сумма наличными и одна-единственная визитная карточка: «Филипп Энжел, ведущий программист фирмы «Компьютерный рай»…
И снова я не мог точно сказать: хранил ли я в бумажнике собственную визитную карточку или это все же бумажник доктора, а карточку я ему всучил из тщеславия еще перед тем, как мне начали брить череп…
Кстати, как он там, мой многострадальный? Я ощупал голову, за левым ухом прощупывалось какое-то утолщение, но был ли это след лазурного скальпеля, бугорок чипа или просто царапина, я не знал.
Может я ощутил бы уверенность, если бы обнаружил белый халат, но, очевидно, у меня хватило ума не бегать по ночному городу в белом халате и я его выбросил.
Единственное, что было определенным и вносило некоторую ясность это пистолет с глушителем. Холодный и блестящий он мирно покоился во внутреннем кармане пиджака, словно дремлющая под камнем змея.
— Ты уже встал?
Моя русалка успела почистить перышки (то есть чешуйки) и выглядела весьма привлекательно (по крайней мере, наверняка, лучше, чем я, который провел почти бессонную ночь, перемеживающуюся то кошмаром, то сексуальными эксцессами).
— Я приготовила нам завтрак.
Боже!!! Какая идиллия! Ради этих мгновений стоило пару раз лечь на мраморный стол.
Я пил обжигающий черный кофе в обществе очаровательной блондинки, расслабленно прикидывая, что мне теперь стоит предпринять.
Первое, что я собирался сделать, это как ни в чем не бывало наведаться в фирму, а там — на месте — соориетироваться. Но самое главное, это необходимо было попытаться проникнуть на шестой этаж, но теперь уже не подземный, а надземный.
Я честно попытался систематизировать все события, происшедшие (или примерещившиеся мне?!) за последние несколько дней, но затея, похоже, бесславно провалилась.
Мозаика из разрозненных обломков так и не удосужилась сложиться в сколь-нибудь осмысленную картину.
Прозекторская, упыри, стрельба по бегущим мишеням, секс на мраморном столе, а на втором плане едва различимая фигура кандидата в президенты и рядом с ней маячат тени в армейских мундирах. Воистину кошмар достойный испорченного чипа.
А сам чип? Он существует или нет? Заменен ли нормальный экземпляр бракованным и, если заменен, то кто та таинственная личность в плаще? Ведь я почти на сто процентов уверен, что узнал его. Просто теперь никак не могу вспомнить его имя…
— Что ты теперь собираешься делать, — поинтересовалась моя златочешуйчатая, глядя на меня грустными глазами из-под золотой челки.
— Ну, во-первых, я все-таки хочу узнать твое имя. Я за ночь успел представиться и, причем, неоднократно, а вот ты… Может хотя бы теперь откроешь мне тайну своего имени?
— Лучше позже, чем никогда, — искренне улыбнулась мне «хвостатая» и потом спокойно добавила: — А зовут меня… Лилит.
Глава 2
Скорей всего я все-таки не в своем уме! И даже дедушка Фрейд мне теперь не поможет.
Ниточки, за которые дергает тот, кто поставлен управлять судьбами, явно перепутались, а некоторые свились в тугой узел и теперь стали никому не подвластны. Следствие и причина поменялись местами и я бы даже не удивился, если бы узнал, что…
Нет! Только не это!!!
Я не представлял, смеяться мне или плакать. Она стояла передо мной и невинно хлопала глазами, а я вдруг ощутил под задницей убийственный холод мраморного стола. Хотя с другой стороны (задница тут уже ни при чем, я имею ввиду чисто событийную сторону дела) все мы потенциальные покойники, только — как я где-то читал — потенции у нас разные. Но не нулевые! И отсутствие исключения радует и несколько успокаивает.
— А я Филипп, — с абсолютно идиотским видом заявляю я, так как совершенно не представляю, что еще можно сказать в данной ситуации.
Лилит легко и искренне смеется и, как ни странно, от ее смеха мне становится чуть легче.
— То, что ты Филипп Энжел, — отсмеявшись говорит она, — на протяжении ночи ты твердил постоянно, словно пытаясь убедить в этом не только меня, но и себя самого. И то, что ты Филлип у меня возражений не вызывает, а вот, что касается Энжела, то ты далеко не так бесплотен, как можно было предположить на первых этапах нашего знакомства.
— Я просто обязательный. Я всегда пытаюсь выполнить, взятые на себя обязательства («Даже если они мне явно не по силам!»).
— И какой следующий пункт твоих обязательств?
— Фирма «Компьютерный рай». Ангел в раю… — несмотря на столь амбициозное название это место для меня скорее ассоциируется с адом.
— Я пойду с тобой.
— Но…
— Я пойду с тобой.
Я посмотрел ей в глаза и… сдался. В конце концов, если она сейчас туда не попадет, возможно этим будет нарушено безумное переплетение событий, которые… уже свершились. К чему может привести возникновение темпоральных парадоксов не может предсказать даже весь Компьютерный Рай вместе взятый.
Лично я парадоксами был уже сыт по горло.
При ярком солнечном свете моя вчерашняя мания преследования испарилась без остатка.
Город выглядел настолько привычным и обыденным, что совершенно не верилось, будто в его недрах могут существовать какие-либо Лабиринты и прочие разные… Минотавры.
Ни хвостов, ни рогов, ни копыт! Каждый спешил по своим делам и всем было абсолютно наплевать на соседей. Иддилия!
Я остановился перед зданием, которое занимал КР, невольно дивясь, как за столь банальным фасадом может скрываться столь неортодоксальная суть. Мне вдруг показалось, что я жалкий пигмей, окруженный серхестесственными бетонными великанами. Внутри каждого из них постоянно происходят какие-то непостижимые процессы внутреннего Метаболизма, внешние признаки которого у непредвзятого зрителя вызывают ужас и содрогание.
Чего стоит, например, процесс утренней дефекации, когда из всех отверстий, расположенных на уровне почвы, вдруг начинают выбегать крошечные подвижные такие «экскременты», деловито суетящиеся и спешащие от одних бетонных монстров к другим, наверняка являющимися убежденными капрофагами…
Я невольно вздрогнул и поежился, скорей всего такая неадекватность восприятия была связана с вжиленным некондиционным (а может кондиционным, а может невживленным!) чипом.
— Может ты передумал, — услышал я рядом с собой сочувственный голос Лилит.
Я снисходительно улыбнулся, как заправский супермен, но это почему-то вызвало странную реакцию. Лилит покачала головой и печально сказала:
— Я бы не советовала тебе с таким настроением совать голову в пасть льва, но ты, конечно, не станешь слушать ничьих советов.
Удивительно проницательная женщина!
Глава 3
Не знаю чего я ожидал. Того, что мои увеличенные портреты будут расклеены по всем стенам КР вместо обоев?! А может того, что в вестибюле меня будет ждать небольшой броневичок и группа захвата численностью сто — сто пятьдесят человек?!
Ничего этого не было. Охранник скользнул сонным взглядом по моему удостоверению и лениво спросил:
— Мадам с вами?
Я кивнул и мы с Лилит оказались на территории КР.
Возвращение в Рай! Ха!
В кабинете за моим рабочим столом сидел Теодор и просматривал мои последние расчеты. Он оторвал взгляд тусклых рыбьих глаз от бумаг и посмотрел на меня.
— Наконец-то вы изволили выйти на работу, — ворчливо произнес он, демонстративно игнорируя Лилит.
— Я был болен, — выдавил я, с трудом сдерживая истерический смех, уж больно свежи были еще в памяти картины, где неугомонный Теодор, войдя в образ упыря, клацая зубами, скакал по коридорам.
— Но сейчас вы уже, надеюсь, здоровы? — равнодушно спрашивает он и кидает на Лилит красноречивый взгляд.
— Я тоже надеюсь, — смиренно потупив взор, отвечаю я, одновременно прикидывая в уме, кто из нас более искусный лжец. Я ему, например, не верю ни на йоту! А он мне?!
Неужели его абсолютно не интересует, что со мной происходило во время во время аппробации их новой виртуальной Реальности. Как вообще соотносится ВР с действительностью?!
— Вы должны предоставить ваши расчеты руководству сегодня ровно в двенадцать часов.
У меня едва не срывается с губ не очень уместное уточнение: «двенадцать часов… ночи?».
— У меня все готово.
— Я вижу, — Теодор брезгливо отодвигает от себя мои расчеты и встает. Уже у двери он не выдерживает и, полуобернувшись, роняет:
— Надеюсь, туда вы пойдете один? — и иронично улыбается, чуть приподняв левый уголок верхней губы, отчего на мгновение обнажается огромный желтый клык.
Когда дверь за Теодором захлопывается, я еще долго не могу выйти из оцепенения. Стрелка моей уверенности в адекватном восприятии действительности опять основательно поколеблена.
Из оцепенения меня выводит голос Лилит:
— Ты пойдешь?
— Конечно.
— Наверное, я напрасно пришла с тобой… сюда.
— Еще не поздно уйти.
— Нет, я буду ждать тебя здесь. Ничего они мне не сделают.
Проклятие! Так был чип или его не было? Заменен он другим или нет? И самое главное, начинен ли я электроникой в данный момент?!
Самое паскудное в этом то, что если у меня искажено восприятие действительности, я это никак не могу проверить. Даже обследовав себя с помощью приборов, я не узнаю, удален ли импланированный мне чип или нет, так как просто неадекватно буду трактовать показание приборов!
Хорошо быть идиотом! Ему абсолютно наплевать реально ли то, что он видит или это только искаженная его восприятием одна из проекций бесконечномерной действительности.
Возможно, мир Виртуальной реальности это и есть различные экзотические проекции неисчерпаемого мира действительности?!
Но тогда получается, что различные взгляды на одни и те же события это лишь констатация того факта, что эксперты живут в разных реальностях. А абсурд действительности это всего лишь неверно выбранная проекция и стоит лишь перебраться в иную ВР… Но тогда, манипулируя перемещениями из одной ВР в другую, мы можем создать иллюзию закономерности абсурда… Стоп! У меня сейчас потихоньку начнет отъезжать крыша. К этому мы еще вернемся… но попозже.
Лилит смотрит на меня с таким видом, словно я безнадежно больной, а она медсестра, которая все знает, но врач приказал ей не подавать вида, что она демонстративно и делает.
А кстати, она та же самая Лилит или нет? Странно, но я не могу с уверенностью утверждать ни того, ни другого.
И вообще, что из того, что со мной происходило и происходит реально, а что иллюзия. Пистолет в кармане — реальность, но с другой стороны, пользовался я им неоднократно, а Теодору на это… хоть бы хны!
Ну, а сам то я хоть живой или нет?! Может я до сих пор лежу в прозекторской, а мой медленно угасающий мозг устраивает мне прощальное шоу, экскурсию по местам боевой славы и бесславья.
Бог знает, до чего бы довели меня все эти умо- и заумнопомрачительные построения, но тут в кабинет заглядывает Тед Вернер!
— Привет! — как ни в чем не бывало кивает он. — Ты готов?
К чему?!!
Глава 4
Мы идем к лифту! Ошибается тот, кто считает, что жизнь это движение вперед. В большинстве случаев жизнь это бесконечная езда в лифте. Вверх, вниз, вверх, вниз, начиная с момента зачатия и заканчивая тем мигом, когда тело, откатавшего свое, спускают на последний в его жизни этаж — одна из виртуальных реальностей закончила свое существование.
Говорят, что у крошечных таких самцов рыбок гуппий окраска хвостов строго индивидуальна. Не существует двух одинаковых хвостов (ох, уж эти мне самцы! Мало было петухов, так тут еще и рыбки — волей-неволей заработаешь комплекс неполноценности!). Может В.Р. это тоже своего рода хвост, зависящий от индивида им обладающего?!
— Ты давно знаешь Лилит? — неожиданно обращается ко мне Вернер.
— А вы?
Он в ответ неопределенно пожимает плечами, а мне, честно говоря, абсолютно не хочется уточнять его ответ.
Лифт резко замер и створки его дверей, словно нехотя распахнулись. Мельком я глянул на указатель этажей и невольно сбился с шага. Седьмой этаж! Но ведь в здании только шесть этажей (если, конечно, не считать подземных)!
— Испугался? — спросил, не оборачиваясь, Тед Вернер.
— А вы?
Тед хмыкнул, но промолчал.
Я ожидал, что мы будем блуждать по лабиринту коридоров, как и нижних этажах, но, сделав всего пару шагов, мы остановились перед дверью, обитой светлой кожей.
— Прошу, — шутовски поклонился Тед, распахивая передо мной створки.
Я шагнул вперед и оказался между двумя хорошо знакомыми мне «мясо-молочными» братьями.
— Привет, ребята! — пожалуй, приветствие прозвучало чересчур фамильярно и наигранно.
Тот, который одалживал мне штаны, молча протянул руку.
— Я подаю по субботам.
— Не паясничай и давай сюда пистолет, — холодно процедил он.
— А разве пистолет — не иллюзия?
— Филипп, не устраивайте цирк, — прозвучал у меня за спиной усталый голос Теда Вернера. — Вас уже давно ждут.
Ну, ждут так ждут. Я нехотя расстаюсь с пистолетом и меня пропускают в следующую, за этой аскетично обставленной, комнату.
Здесь об аскетизме не может быть и речи. Во-первых, по площади она напоминает ангар для самолетов, но искусно поделена подиумами на ряд независимых зон. Есть здесь зона отдыха с массой тропических растений и удобными мягкими креслами, сгруппировавшимися около своего повелителя, низкого массивного столика, уставленного разнокалиберными бутылками. Я инстинктивно делаю шаг в сторону этой заповедной зоны.
— Нам пока не туда, — слышу я за спиной ироничный шепот Теда.
Есть зона чисто канцелярская. Огромный письменный стол (на нем обязательно должна быть дохлая муха, но я с такого расстояния не могу ее различить) и восседающая за столом монументальная фигура Трапса.
Но есть еще зона в которой, на огромном (мраморном) столе стоит странный макет. Похоже, это макет бетонного лабиринта, в котором я недавно играл в догонялки с, вдруг возжаждавшим кровушки, Теодором.
— Энжел! — радостно гудит Трапс со своего помоста. — Наконец-то. Мы вас уже заждались.
С чего бы это? Я мельком бросаю взгляд на свои часы: ровно двенадцать (полночь?).
— Итак, вы готовы?
К чему я должен быть готов?! А, все равно… Но вы то сами готовы?
— Если вы имеете ввиду расчеты, то…
— И расчеты тоже! Давайте сюда ваши… бумажки.
Трапс выбирается из-за стола, а я, сделав шаг ему навстречу, вдруг вижу на столе дохлую муху. Длится это мгновение, затем воздушный вихрь, вызванный передвижением Трапса, сметает иссохшийся трупик на пол, и огромная слоноподобная ступня припечатывает его сверху могильной плитой.
Трапс берет у меня листки с расчетами и небрежно швыряет на свой необъятный стол. Затем он улыбается, а я почему-то чувствую себя мухой, на которую вот-вот обрушится всесокрушающая ступня.
— Я думаю, вы не откажетесь пропустить стаканчик? — ласково гудит Трапс.
Не дождетесь! От этого я не откажусь никогда!
Мы вместе с Трапсом восходим на подиум, где коротконогий массивный столик, кажется, даже слегка прогнулся под тяжестью целого взвода разнокалиберной посудины.
Тед Вернер, излишне суетясь, наливает коньяк в четыре пузатые бочкообразные рюмки. И лишь тогда, когда каждый из нас берет в руки причитающуюся ему посудину, я осознаю, что нас только трое, а сосудов…
Интересно, кому предназначена четвертая рюмка? Теодору, Лилит или?..
Глава 5
Еще тогда, когда я был маленький, я подметил за собой одну удивительную особенность. Точнее, особенностей было вдоволь, но особо я отметил одну. Когда бы я не загадал, каким должно быть продолжение назревающей ситуации, ни разу события не развивались в том направлении, что я предполагал. То возникали непредвиденные обстоятельства и ломалось то, что в принципе не могло ломаться, например, раскалывался гранитный монолит, пролежавший на одном и том же месте века и переживший даже бомбардировку и два артобстрела. Или поезд, всю жизнь курсировавший по одному и тому же маршруту, вдруг давал крюк по параллельной ветке, в связи с тем, что на основной велись ремонтные работы, которые не велись тут со дня прокладки пути! А люди те вообще вдруг начинали вести себя так, что невольно возникало сомнение в их психическом здоровье (или даже в собственном).
Так или иначе. но эта способность делала мою жизнь детерминированно непредсказуемой, что в свою очередь помогало мне сохранять спокойствие и здравый рассудок в любых абсурдных ситуациях. Великое дело — привычка! Когда абсурд окружает тебя с детства, к зрелому возрасту начинаешь испытывать дискомфорт, если он неожиданно начинает сходить на нет. Кстати, у большинства людей жизнь складывается аналогично, только они постфактум думают, что готовы были к сюрпризам априорно…
— Не пей! — явственно услышал я чей-то шепот и застыл, недоуменно переводя взгляд с Трапса на Вернера, но у них обоих был такой невозмутимый вид, что я почти поверил в то, что фразу произнес… мой внутренний голос. Неужели мой проказник Буратино решил взяться за ум, и приобрел наконец себе лобзик, не поздновато ли, братец?!
— А вот, кстати, — бодро начал я, совершенно не представляя, чем буду заканчивать (как пить дать (каламбур!) опять в прозекторской).
Но в это время распахнулась дверь и в зал бодрым пружинистым шагом вошел моложавый мужчина, чье имя было тесно связано с надвигающимися выборами.
Только политики мне не хватало! Хотя, работая в системе, надеяться, что находишься вне ее, для этого нужно быть полным идиотом, одной железяки за ухом маловато.
— Здравствуйте, — лучезарно улыбалась надежда избирателей и протянула мне крепкую загорелую руку.
— Это наш ведущий программист из лаборатории N6, - поспешно произнес Трапс, — тот самый, ну, помните, который…
— Я помню, — улыбнулся этот образец настоящего мужчины и крепко пожал мою руку.
Ишь ты! Я стал заметной фигурой, обо мне помнят кандидаты в президенты.
— Мы довольны вашей работой, мистер э-э-э…
— Энжел, — услужливо подсказал Трапс.
— А как же Теодор? — наивно поинтересовался я.
— Пусть этот вопрос вас не волнует, — мягко улыбнулся претендент. Улыбка у него была обворожительная, хотелось снять с себя последнее и вручить в эти крепкие загорелые и, наверняка, очень чистые руки.
— За успех нашего общего дела, — легко и просто произнес этот удивительный человек и поднял четвертый бокал.
Я физически ощутил, как меня переполняет счастье.
Я поспешно схватил предназначавшейся мне бокал и снова едва слышный шепот за спиной:
— Не пей!
Я пристально посмотрел в глаза Теду Вернеру, но он мне лишь подмигнул и негромко произнес:
— Надеюсь, ты не жалеешь, что в свое время послушался моего совета.
Какого совета, в какое такое «свое» время, разве может быть время «своим». Это мы можем соответствовать ему или быть абсолютно чужими.
Я попытался непредвзято посмотреть по сторонам, а заодно и на самого себя. Мне вдруг показалось, что я выпал из равномерного упорядоченного течения времени. Совершенно неожиданно для самого себя я ощутил чуждость той реальности, что меня окружала. Словно бы то, что происходило, происходит и будет происходить, я наблюдаю со стороны и взгляд наблюдателя, который я постоянно ощущаю на себе — это мой собственный взгляд, который совершенно отстраненно наблюдает за тщетными потугами лабораторной крысы, вырваться из учебного лабиринта. А эта крыса тоже я. Наблюдение за наблюдателем, который наблюдает за своими наблюдателем, будучи при этом наблюденным… Наблю…
— Что с вами, Энжел? Вы плохо себя чувствуете? — участливо поинтересовался Трапс.
— Похоже, я немного устал, — я покосился на макет лабиринта, стоящий на соседнем подиуме и мне показалось, что я вижу там крохотную мятущуюся фигурку голого человека, но с пистолетом в руках. Вот фигурка замерла на миг, приподняла голову и мы встретились с ней глазами…
Я залпом выпил свой коньяк.
Наверное, этого не следовало делать. Голова у меня закружилась, ноги подкосились, я покачнулся… Лабиринт стал стремительно приближаться…
Нет! Только не в прозекторскую!!!
Глава 6
Мрак. Мрак и одна единственная светящаяся точка. Она одиноко и беспомощно висит в пустоте, но без нее мы бы никогда не поняли, что все остальное это мрак и пустота. Ничто.
И точка. Может быть, точка это начало. Начало чего? Хотя разве это важно?! Важно, что она есть и теперь уже можно четко определить, что все остальное мрак. Мрак и пустота!
Мрак…
Я пытаюсь открыть глаза и первое, что вижу, склоненное надо мной обеспокоенное лицо Лилит.
— Вот видите, я же говорил, что он скоро очнется, — слышу я рядом мужской голос.
Я пытаюсь отыскать глазами говорящего и вижу доктора в белом халате, наполняющего из ампулы шприц.
— Сейчас мы ему сделаем укольчик и мальчик будет у нас, как новый! — щебечет доктор. Я хочу сказать, что мне не нужно никаких уколов, но обнаруживаю, что язык совершенно не повинуется. Впрочем, тело тоже. Я пытаюсь отчаянно моргать, но на это демарш никто не обращает внимания.
Лилит держит меня за безвольно раслабленную руку и механически приговаривает:
— Все будет хорошо, все будет хорошо…
Когда? И что вы под этим подразумеваете, дьявол вас всех побери?!! Вы хотите, чтобы я был бессловесным скотом, нет, лучше машиной, которая безропотно будет воплощать в жизнь все ваши бредовые идеи? Жрать, размножаться и гадить? Плевал я на такие реальности, будь они трижды виртуальные!
— Придержите у него руку, Лилит.
Конечно, Лилит… Сами вы удержать меня не можете, а вот повязать женщиной, детьми… Да еще вовремя коньячка налить…
— Сейчас — сейчас мы сделаем укольчик и он будет у нас, как огурчик…
Укольчик, микросхемку импланируем, потом нажмем на кнопочку…
— Ну вот и прекрасно…
Хотя… Все далеко не так плохо… У меня есть работа, которая мне, в принципе, нравится… У меня есть Лилит… Что еще человеку надо… В конце концов все не столь уж абсурдно, как может показаться с первого взгляда. Ведь, если я лишь один замечаю этот абсурд… Может его и нет вовсе? Ведь кто такой я?! Точка. А точка — почти ничто. Ничто… Оно большое и черное… А точка, даже если она светится, так исчезающе мала… Свет ее теряется на фоне всепобеждающего мрака…
— Сейчас он поспит пару часиков…
Свет гаснет… Скоро его не будет уже видно совсем. Только… мне… кажется… что я… что-то… забыл… Что-то не учел… Или… потерял…
Мрак…
Глава 7
Пора подвести некоторые итоги. В конечном счете все упирается в одну простую деталь: был ли чип или не был (а если был, то заменили его модифицированным аналогом или нет?!) Хотя с другой стороны этот факт, в принципе, не имеет какого-нибудь глобального значения.
Действительно, совершенно безразлично: привиделось ли мне все то, что я считаю происшедшим со мной за последние дни или это действительно произошло так или иначе, на душе остался некий осадок, который является гальваническим слепком действительности. Почему гальваническим? Да потому, что этот процесс дает возможность покрывать предметы тончайшим слоем другого вещества.
Вроде с виду и золото, а ковырнешь, внутри вульгарная медь, а то, что-нибудь и похлесче. А кроме того, когда-то на гальванику уповали те, кому во чтобы-то не стоило, хотелось оживить покойничков.
Покойников…
Я с трудом раскрыл глаза и почти что вздохнул с облегчением. Во-первых, я не лежал, а сидел. А во-вторых, находился не в прозекторской!
Меня везли в кресле-каталке по коридору КР. Повсюду были распахнуты двери, в коридор выглядывали оживленные сотрудники, беззастенчиво глазея на меня и возбужденно переговаривались. Я по куриному наклонил голову, пытаясь разглядеть тех, кто толкал мое кресло и чуть не выпал из него от удивления. Я ожидал увидеть кого угодно: Лилит, Теодора, Теда Вернера… Но за моим креслом с видом триумфатора вышагивал сам лично — опора и надежда нации — кандидат в… Я чуть было не сказал в покойники. Нет, конечно. Это был кандидат в президенты. И похоже, я невольно стал чем-то вроде знамени, внезапно его начавшейся предвыборной кампании.
Я прикинул, не сделать ли мне ручкой всей этой разношерстной толпе, но в последний момент решил, что это будет диссонировать с имиджем уважаемого кандидата. А кроме того, я совершенно не чувствовал своего тела. Словно в кресле был и не я вовсе. А я как бы наблюдал за всем действием со стороны.
— Ну как, ты не жалеешь, что послушался моего совета? — услышал я приглушенный голос Теда Вернера у себя за спиной.
Я попытался ответить, но не смог даже разлепить пересохших губ.
В это время наше шествие, очевидно, достигло своей цели, мы прибыли в банкетный зал, где стоял великолепно сервированный стол. Претендент направил мою каталку прямо к нему.
Проклятие! Они что решили подать меня к столу?!
Тем временем претендент разродился пламенной речью: о том, что наш КР стал прообразом самого настоящего рая. И не далек тот день, когда, используя достижения и разработки КР, райская благодать выплеснется на головы всех окружающих.
Конечно, он говорил все это иными словами, но смысл сводился к тому же.
Какой такой рай и какие достижения он имел ввиду, я совершенно не понимал. Мне вдруг жутко захотелось жрать, именно не есть, а жрать. Хватать со всех блюд деликатесы руками и запихивать, запихивать их в рот!
— А сейчас, — бодро выкрикнул претендент и улыбнулся так, что, если в зале еще и были скептики, то после этого акта они напрочь бы вымерли, — мы переходим к следующему пункту нашей программы.
Я думал, что после этих слов они кинутся к столу, но не тут то было. Все действительно расселись за столом, но откуда-то сбоку выскочил всклокоченный и возбужденный Тед Вернер, преувеличенно жестикулирующий, словно диск-жокей, абсолютно лишенный толики координации движения.
— Внимание! Минуточку внимания, — экзальтированно выкрикнул он в публику, а сейчас — гвоздь программы! Несравненная Лилит и ее похотливые мальчики!
Гады! Они знали как меня достать!!!
Я хотел крикнуть и не мог. Холод сковал мое тело. Неужели это все мне лишь кажется?! А на самом деле мой медленно остывающий труп лежит сейчас на холодном мраморном столе в прозекторской?!!!
Глава 8
Я всегда восхищался непоколебимо уверенными в себе людьми. Это ж надо, кругом все так зыбко и непрочно, большинство жизненных постулатов зиждется лишь на аксиомах, а есть люди, марширующие по жизни бодро, прямо и без затей, как хорошо оплачиваемые наемники на чужой территории. Неужели над ними не витает тень Лобачевского, который, заменив всего пару аксиом, получил совершенно ИНУЮ геометрию.
Ведь если хотя бы только представить, что большинство явлений в жизни далеко не так однозначны и тривиальны и на мгновение перетасовать (а лучше на время и вовсе отбросить) замшелый набор стандартных аксиом, то мы неожиданно для самого себя взглянем на жизнь под совершенно непривычным углом. И все, что раньше было просто и ясно, вдруг обретет неведомую многозначность, сложность и противоречивость, самые обыкновенные события — гротесковую абсурдность, пугающую своим правдоподобием. И в этом лабиринте безуспешно мечется крохотная фигурка человека, даже не подозревающего, что в тот момент, когда она наконец обнаружит выход, то сама станет всего лишь тенью…
Лилит стояла под жадными голодными взглядами десятков застывших влажных, словно запотевших (заиндевевших?) глаз, гордо вскинув белокурую голову и пела… Ах, как она пела!
Низкий чуть хрипловатый голос (который, наверняка, забраковали бы неведующие сомнений профессионалы) уводил в сказочный мир, зыбкий и нереальный, где нет дешевой устоявшейся конкретики. Где нет проклятого детерминизма и убийственной конкретики. В сказочный лес, безнадежно утопленный в остановившейся реке времени, в которую теперь можно было войти и дважды, и трижды. А если очень захотеть, то и вовсе вернуться к истокам и начать жизнь сначала…
Очарования нарушали только два здоровенных лба (уже хорошо знакомых мне, можно сказать близко, так как, по крайней мере, один из них однажды уже поделился со мной самыми интимными аксессуарами современного настоящего мужчины, то есть, штанами и пистолетом), старательно изображавших из себя похотливых мальчиков. Конечно, насколько им позволял гипотетический интеллект.
А Лилит все пела. И вся эта масса потных и жирных тел стала восприниматься, как сборище призраков. Самыми реальными персонажами в это время были я и Лилит. Мужчина и женщина. А все остальное лишь блеклая плесень на наших путаных и таких непростых взаимоотношениях.
Политика — мираж. Работа — фикция. Есть только она и я.
Я напрягся в кресле, но наш обожаемый всеми претендент положил руку мне на плечо и сладострастно промычал:
— Сейчас еще не ваше время, Энжел.
Не мое?! Значит, у меня есть все же шанс, что еще придет МОЕ время?!!
С другой стороны ко мне наклонился Теодор (я абсолютно не уловил момент, когда он здесь объявился) и, тихонько хохотнув, сунул мне за пазуху какой-то сверток.
— Я думаю, это вам пригодится, когда придет ваше время, — тихо шепнул он, и, сделав шаг назад, растворился в толпе.
Я все еще не мог пошевельнуть пальцем, но успокоительная тяжесть револьвера за пазухой, придавала мне уверенности.
«Мальчики», которые до этого очевидно пытались изобразить спор по поводу того, кому достанется прекрасное женское тело (да плевать им было на голос!) пришли к компромиссу и сделали вид, что они оба решили Лилит застрелить. Я на секунду похолодел еще больше, хотя и до этого чувствовал себя полутрупом. Но «бычки», достав настоящие пистолеты, по-детски надули губы и громко сказали: «Пуф!».
Лилит оборвала песнь на высокой и какой-то скорбной ноте, и опала на пол грудой цветных лохмотьев.
— Браво, браво! — сочным и очень мужским голосом выкрикнул претендент и, снисходительно похлопав меня по плечу, добавил:
— Вы знаете, Энжел, Лилит это какое-то чудо.
Я-то знаю, а откуда это знаешь ты, гнида?!!
«Мальчики» тем временем подхватили тело Лилит и под бурные аплодисменты вынесли ее из зала. Мне показалось, что она и в самом деле потеряла сознание.
— А теперь прошу к столу! — зычно выкрикнул Трапс, хотя все уже и так сидели за столом.
— Какой непроходимый дурак, — доверительно шепнул мне претендент и непонятно было, кого он имел ввиду: Трапса или все-таки… меня.
Потом за столом воцарилась тишина, изредка прерываемая звяканьем посуды и восхищенными междометиями.
Ах, как они жрали!
Это тоже была песня. Песня всесокрушающего чревоугодия. Они жрали так, словно занимались любовью: задыхаясь, теряя контроль над лихорадочными движениями, полуобморочно закатывая глаза и даже сладострастно повизгивая.
Лишь претендент ел аккуратно, свершая трапезу, словно священный, но уже порядочно надоевший ритуал.
Я мог бы поклясться, что у всех присутствующих на пиру, кроме него, за левым ухом обязательно есть маленький розовый шрамик, какие остаются после вмешательства лазерного скальпеля.
Глава 9
Жутко не люблю холод. В жару, обливаясь потом, естественно, кляня ее, все же остаешься разморенным, но человеком, а в холод… Взбадривая на первых порах, он в какой-то момент начинает напоминать, что человек смертен… Ледяное дыхание смерти… Это при кремации-то?! Может обычай, предавать тела покойных огню, как раз и возник в противовес ледяному дыханию смерти.
В связи с этим можно было бы сделать отступление о руках. Вы замечали когда-нибудь, какие руки при рукопожатии вызывают у вас наибольшее неприятие? Конечно, горячие влажные руки не бог весть какое удовольствие, но холодная вялая влажная ручка однозначно у всех ассоциируются с дохлой рыбой. Дохлой рыбой…
Я чувствовал себя рыбой, рыбой, выброшенной на берег безжалостным прибоем.
Почти все гости банкета успели уже основательно набраться.
Трапс, вскочив со своего места, отчаянно дирижировал импровизированныи хором. Тед Вернер беззастенчиво «клеил» соседку, которая была старше его как минимум вдвое, да и по общей конфигурации могла дать сто очков вперед. То и дело то тут, то там мелькал неугомонный Теодор, неожиданно вновь обретший былую форму, рот у него был полуоткрыт клыки сверкали, а на губах алела то ли кровь, то ли капля красного вина. Похотливые мальчики, очевидно, в силу некоторых особенностей своего метаболизма, алкоголя не потреблявшие, цедили из высоких стаканов молоко и не спускали с меня крохотных оловянных глазок, словно ожидали, что я вот-вот, как минимум, высуну язык и очень боялись пропустить столь знаменательный момент.
Зомби, форменные зомби!
Даже претендент, слегка осоловев от деликатесов, скользил тяжелым мутным взглядом по толпе, не задерживаясь ни на чьем-либо лице конкретно, словно вообразил себя следящим монитором.
В воздухе витало какое-то напряжение, давящая духота, пронизанная тоской и ожиданием. Как перед грозой.
Внезапно объявился юный образчик суперсовременного делового человека земное воплощение бога всех мелких клерков (тот самый, который миллион лет назад выдал мне путевку в местную преисподнюю) и жадно припал к уху претендента. Со стороны складывалось впечатление, что он его страстно… жует. Претендент при этом благосклонно кивал головой, бросая косые взгляды на меня.
Какой еще сюрприз они мне готовили? Что еще такого можно было придумать, чтобы это жалкое подобие человека, каким я являлся в данный момент, могло еще больнее почувствовать свою беспомощность и ничтожество?!
Допустив меня якобы в ряды избранных, они не могли придумать ничего лучшего, как устроить этот кошмарный пир на глазах парализованного человека! Сейчас они растянут с и так порядком обедневшего стола остатки и что тогда?!! Будут жрать друг друга? Или наконец сжалятся надо мной и прихлопнут лениво и мимоходом, как муху. Дохлая муха… Полуистлевший трупик. А может я все-таки лежу в прозекторской? И меня собираются препарировать, чтобы, поперчив и посолив, подать к столу? Или они уже давно жрут меня — унижая, ставя в идиотское положение, заставляя лишний раз убеждаться в собственной беспомощности.
Да нет никакого такого компьютерного рая! Это сама действительность, скинув виртуальную маску, обнажила клыки!!! Или клыки обнажили те, кто породил эту Виртуальную Реальность. Или это те, которые вовремя обнажили клыки, породили эту Реальность!
Я вдруг ощутил, что мое тело, которое до этого момента было абсолютно мне не подвластно, вновь обрело хозяина. Я незаметно пошевелил пальцами. Нехотя, но они слушались!
— Вот и прекрасно, — удовлетворенно рыгнул претендент и, обратив на меня воловий взор свой, ласково добавил:
— Народ хочет, чтобы вы сказали ему речь! — и подмигнул мне: гаденько, с ложным пониманием.
Ох, не стоило ему этого делать!
Я подмигнул ему в ответ, чем поверг его в явное недоумение, а потом, спокойно и не спеша, извлек из-за пазухи револьвер, который мне презентовал непрезентабельный Теодор и аккуратно без лишних слов всадил претенденту пулю точно в середину лба.
Думаю, после этого акта, он уже ни на что претендовать не будет. С сего момента и впредь!
Многочисленные гости с визгом кинулись из-за стола врассыпную. Я для тренировки успокоил еще троих, сняв их аккуратно и без спешки — как в тире, а затем, подкатив в своей ублюдочной коляске к застывшему соляным столбом канцелярскому мальчику (наверняка, еще более похотливому, чем его две интеллектуально упрощенные копии, унесшие Лилит), поймал его за галстук и с силой притянул к себе. Мальчик стыдливо прикрыл ладошкой свой лоснящийся нос, словно испугался, что я его откушу.
Плевал я на его нос! Меня интересовал лишь один вопрос. Я с трудом разлепил пересохшие губы и прохрипел:
— Где Лилит? Отвечай, гнида!
Во внезапно воцарившейся тишине мой голос прозвучал отчетливо и резко, но странно, я совершенно его не узнал.
Глава 10
…бетонный лабиринт, в сетях которого мухой бьется загнанное человеческое существо. Стены его прочны, а архитектура настолько запутанна, что даже Ариадна бессильна со своей нитью. Где уж такому элементарному методу соперничать с Эшеровскими построениями.
И вот уже у «мухи» обессиленно опускаются лапки, она еще ползет из последних сил по вертикально вздымающейся стене, но уже слабо представляя куда и зачем. И невдомек ей бедняге, что это бетонное нагромождение всего лишь жалкий макет, и стоит взмахнуть пару раз крыльями — чуть приподняться над суетой — и многое, что казалось монументальным и несокрушимым покажется банальным и элементарно примитивным. А то что раньше было безусловным окажется сотканным из одних сомнений, а сами сомнения неожиданно обернуться ключом к пониманию.
— Где Лилит?!! — прохрипел я, разумом понимая, что если и дальше с такой силой буду продолжать тянуть гаденыша за галстук, то просто его придушу, так и не услышав вразумительного ответа. Вон он уже и глазенки выпучил, словно я тяну его не за третичный половой признак, а за самый что ни на есть непосредственный.
Я чуть ослабил хватку, и побагровевший красавчик просипел слабым голосом:
— Она… она… в… прозекторской…
Этого следовало ожидать!
Все так или иначе возвращается на круги своя.
Я оттолкнул заморыша и наконец встал в полный рост. Инвалидное кресло-каталка жалобно скрипнуло и, словно придя в бешенство, от того, что упустило добычу, закрутилось на месте.
— Где Теодор?!! — рявкнул я, и заморыш присел и похоже обделался.
— Я… я… не… в… курсе…
— Где доктор?!!
— Я… не… в…
— Где Вернер?!!
— Я… не…
Зал к этому моменту уже окончательно опустел, все расползлись по щелям словно тараканы. Весь стол был завален обьедками, а в самом центре его — мордой в салат — лежал не претендующий ни на что претендент и благосклонно мне улыбался.
Впереди меня опять ждала прозекторская.
И значит вновь все нужно было начинать с начала.