«Я одинок. Я всегда был одинок. Одинок среди людей. Одинок наедине с собой. Тень одиночества неслышно скользит за мной по руслу моей непутевой судьбы, неотвратимая как возмездие. Одиночество это моя профессия. Крылья? Ха! Крылья — бесполезный аксессуар. Если ты все равно один, то зачем куда-то лететь? Крылья это мой горб — только еще более усиливающий мое гипертрофированное одиночество. Взлелеянное и… ненавистное. ОДИНОЧЕСТВО. И все-таки одиночество это свобода, а я… покорный РАБ этой свободы. Но крылья! Ах, крылья!!! Эх, крылья…» — Толстый Макс с сомнением разглядывает свое отражение в огромной зеркальной витрине. — «Да крылья! Крылья!!! Черт бы их побрал…»

Макс замечает тень за своей спиной. Это Эрих. В призрачном свете уличных фонарей лицо его кажется неестественно плоским, как блеклая карнавальная маска. Навстречу ему, с таким же неестественно безжизненным лицом, идет Лиз. У нее неуверенная походка, словно асфальт под ней стал зыбким. Встреча кажется неизбежной… Но Лиз проходит мимо, а Эрих остается стоять, глядя невидящими глазами в черное беззвездное небо. Макс подходит ближе и понимает, что Эрих мертв, и мертв очень давно. Именно поэтому его лицо напоминает маску — лицо мумии.

Вдруг один из манекенов в витрине подмигивает Максу:

— Это же надо было умудриться быть таким дураком? — говорит манекен голосом Виктора.

Макс хочет ответить, но не успевает: огромная крылатая тень врезается в стекло витрины. Виктор взвизгивает и убегает. Крылатая тень слабо бьется на хрустальном ковре, пачкая осколки кровью.

— Ведь я летел, правда? Ведь летел? Я долго летел. Я бы еще мог долго летать… Просто крыло подвернулось… — хрипит Дитрих.

— Теперь подохнет, — говорит Прайс с холодным равнодушием взирая на истекающего кровью Дитриха.

— Выживет, — неуверенно возражает Макс. — Они, писатели — живучие. А впрочем…

Мимо проходит Каролайн.

— А эта до сих пор жива… Странно, — Прайс провожает Каролайн задумчивым взглядом и поправляет на плече автомат.

— У нее тринадцатый номер, — говорит бесшумно возникший из мрака Харди и вопросительно смотрит на Макса.

— СОРОК ДЕВЯТЫЙ, — спокойно отвечает Макс на немой вопрос.

— Прекрасно! — кивает Харди, и легко подпрыгнув, взмывает в ночное небо, спокойно и уверенно работая огромными крыльями.

Автоматная очередь разбивает тишину на множество несуразных осколков.

— Напрасно, вы так, — укоризненно говорит Прайсу Макс, глядя как медленно заваливаясь на левое крыло начинает падать Харди.

— Для него так будет лучше, — спокойно говорит Прайс, любовно поглаживая ствол автомата.

«Игра в ОДИНОЧЕСТВО. Бег по заколдованному кругу. Бег до изнеможения До смерти. ОДИНОЧЕСТВО!» — Макс тяжело разбегается и неуклюже взмахнув пару раз крыльями, совершенно вялыми и атрофировавшимися, неожиданно для самого себя начинает подниматься. Рядом иронически ухмыляясь летит Прайс.

— А теперь профессор, делайте как я! — яростно выкрикивает Прайс и сложив крылья камнем падает на булыжную мостовую. Под ним появляется огромное ЧЕРНОЕ пятно. Пятно начинает медленно расползаться, захватывая все больше и больше пространства вокруг. И когда пятно становится уже совершенно беззастенчиво бесстыжим и всеобъемлющим, Макс складывает крылья…

И подступает мрак. ЧЕРНОЕ.

— ЧЕРНОЕ! — объявляет Харди.

Дитрих вздрагивает («Какая нелепая ИГРА!»), а Виктор с досадой констатирует:

— Вам везет, Прайс.

— Как обычно, — откликается Прайс, и в голосе его сквозит скука.

А шарик все катится…