Приникнув ухом к замочной скважине, я боялась лишний раз вздохнуть. Если попадусь на столь неподобающем леди занятии, как подслушивание, выговором дело не ограничится. Самых настоящих плетей отхвачу, потому что подслушиваю я беседу не кого-нибудь, а старшего жреца Рарата Громовержца атта Шемона и моих родителей. Словом, стыд и позор. Но как не подслушать, если сейчас за дверью решается моя судьба?!

Впрочем, кажется, она уже решена.

— Церемония наречения состоится на закате, — монотонно бубнил жрец.

Мама всхлипнула.

— Крепитесь, каара Самати. Вы же понимаете…

Зато я не понимаю, объясните, будьте добры. Увы.

— Да-да, атта Шемон, — мама вновь шмыгнула носом и затихла.

— На чем я прервался? А, вспомнил. Каар Морет, ваш дом будет отмечен знаком Громовержца. Вы получаете освобождение от налогов на…

Проклятие! Подслушивая, я рискую шкурой в прямом смысле слова, а жрец не говорит ничего важного. Кто жених? Почему ни его имени, ни статуса не назвали? Почему мама с вечера плачет, что дитятку на погибель родила? Почему отец не рад предстоящей церемонии, но и не отказывается отдать меня невесть кому? Из-за денег? Не верю. Почему речь исключительно о наречении, но ни звука о самой свадьбе? Сплошь вопросы без ответов. Ничего, разберусь.

Самое обидное, что слуг не расспросить — слишком подозрительно я буду выглядеть. Начать с того, что родители не совсем мои родители. Вчера я возвращалась домой в тряском автобусе, меня ужасно укачало, и я даже подумывала выйти на ближайшей остановке и остаток пути пройти пешком. Автобус подпрыгнул на очередном ухабе, я несильно стукнулась лбом об оконное стекло, моргнула и обнаружила, что автобуса больше нет, вместо него не менее тряская карета. Исчезла сумка с моими вещами, исчезла привычная одежда. Толстовку и потертые джинсы сменило пышное светлое платье, которое я поначалу и вовсе за бальное приняла.

Чтобы осознать, что я оказалась в другом мире, мне понадобилась целая ночь. Или всего лишь ночь. На рассвете, глядя, как гаснут чужие звезды, а первые лучи дневного светила румянят восток, я окончательно приняла, что происходящее со мной не сон и не галлюцинация. Я отвернулась от окна, села в кресло, вытянула на мягкий пуфик уставшие от долгого стояния ноги и задумалась. Попыталась понять, как именно моя душа переместилась в новое тело, и можно ли «отыграть» назад. Не преуспела. Хорошо, хоть близких родственников у меня нет, и живу я давно одна: убиваться по мне никто не станет, так что переживать об утраченном незачем. Опять же, я не без вести пропала. Мое тело осталось в автобусе. Возможно, прямо сейчас над ним колдуют врачи, и совсем скоро я очнусь в больничной палате… К сожалению «больничный» выход маловероятный, слишком много уже времени прошло. И, если смотреть правде в глаза, то велик шанс, что мое тело заняла душа настоящей каари Ешмины, несостоявшейся невесты.

Нравится мне или нет, я в новом мире, в новом теле, и с этим мне теперь предстоит жить. Так что, чем слезы лить, лучше осмотрюсь, приценюсь…

Из хорошего: кроме положения в обществе и вполне симпатичной внешности, отныне я худенькая голубоглазая блондинка, мне досталось знание языка и остаточная память каари Ешмины. Из плохого: воспоминания, блеклые и путаные, похожи на сон, который вот-вот забудется. Собрать из осколков чужой памяти цельную картину у меня не получилось.

— Госпожа, — отвлек меня от размышлений испуганный детский голос.

Я обернулась. В приоткрытую дверь на меня смотрела девчушка лет тринадцати. Ее лицо показалось мне смутно знакомым. Хм… Кажется, передо мной личная служанка Ешмины. Точно, служанка: прибирает комнату, следит за гардеробом, выполняет мелкие поручения. А как девочку зовут? Память молчала.

— Д-да? — ответила я с запинкой. Боялась, что заговорю с акцентом.

Девочка приняла мой ответ за разрешение войти, протиснулась в комнату и бесшумно закрыла за собой дверь.

— Госпожа, вы совсем-совсем не спали? Я тоже не спала! — она забавно прижала ладошки к щекам и продолжила. — И матушка ваша не спала, всю ночь плакала.

Оп-па.

Почему не спала я, понятно: примирялась с новой действительностью. А остальные? Кажется, мое «попадание» не самая главная моя беда, это, как говорится, всего лишь цветочки, а ягодки впереди.

Я посмотрела на девочку по-новому, оценивающе. В лоб ни о чем спрашивать нельзя, потому что признаваться в своем иномирном происхождении я точно не собираюсь. Вряд ли раскрытие тайны принесет мне хоть что-то хорошее, зато нешуточные проблемы, начиная от помещения меня в дом скорби и заканчивая обвинением в похищении тела — запросто. Поэтому я буду молчать, молчать и еще раз молчать. Но как вытянуть из девочки хоть что-нибудь полезное?

— Что дома говорят? — задала я, как мне казалось, самый обычный вопрос и ошиблась.

Девчушка часто-часто заморгала, всплеснула руками:

— Госпожа! Чтобы я, да подслушивала?! Да ни в жизни! Я честная! И не дура под плети подставляться…

Так я узнала, что за подслушивание могут и отлупить. Интересно, для дочерей аристократов наказание такое же? Подумалось, что да, и я доверилась осколкам чужой памяти.

— Не подслушивала, а слышала, — невозмутимо поправила я.

— Ничего не говорят, госпожа, — насупилась девочка и тут же, противореча самой себе, начала рассказывать. — Вас жалеют, сестру вашей бабушки поминают. Вы как она, такая же добросердечная, отзывчивая, сострадательная, нежная, и, поверить невозможно, такая же страшная судьба вам уготована. Стать невестой…

Эм, а что плохого в замужестве?

— Жреца в полдень ожидают. Сам старший жрец Рарата Громовержца атта Шемон прибудет, чтобы назначить время церемонии.

Значит, в полдень я должна быть под дверью, за которой состоится занимательная беседа. Жрецу, как источнику информации, я доверяю больше, нежели тринадцатилетней девочке.

— Госпожа, может быть, цирита с молоком, как вы любите?

Почему бы и нет? Я согласилась, хотя, что такое цирит, представляла смутно. Вроде бы, напиток.

Служанка поклонилась и улетучилась, чтобы буквально через пару минут вернуться с крошечным подносом, на котором теснились расписной чайник, молочник, и пиала на непривычном квадратном блюдце. Лежащую на блюдце дольку лимона я заметила не сразу. Любопытно: мир другой, а ощущение, будто я в Европе позапрошлого века. Впрочем, если люди, рожденные в разных уголках планеты похожи друг на друга и лишь незначительно отличаются цветом кожи, волос, глаз, то почему бы разным мирам не иметь родственного сходства?

Я проследила, как служанка бросает лимон на дно пиалы, наливает молоко, а затем очень осторожно добавляет из чайника темную, почти черную густую жидкость. Молоко с лимоном — странное на мой взгляд сочетание. Я медленно взяла пиалу, вдохнула терпкий, чуть горьковатый аромат. Раз Ешмина любила этот напиток, мне придется его пить, независимо от того, насколько наши с каари вкусовые пристрастия совпадают. Что же, попробуем. Я пригубила пиалу и сделала осторожный глоток. Цирит оказался на удивление приятным довольно мягким напитком, отдаленно напоминающим чай и обладающим насыщенным пряным вкусом с легкими цитрусовыми нотками. Я сделала еще один глоток. Вкусно.

Напряжение постепенно покидало тело. Веки налились тяжестью — сказывалась бессонная ночь, да и напиток, вероятно, действовал успокаивающе. Я залпом допила цирит и перебралась на кровать.

— Разбуди меня к завтраку, — попросила я.

— А раздеться, госпожа? — растерялась служанка, глядя, как я зарываюсь под одеяло.

Платье, в котором была в карете, так и не сняла, подумаешь… Возможно, настоящая леди никогда бы не повела себя столь вопиющим образом, но мне было уже все равно. Я отключилась.

Прошло мгновение?

Я проснулась, как от толчка. Мне привиделось, что я нахожусь в просторном храмовом зале. Яркий дневной свет проникал в помещение через высокие стрельчатые окна, воздух пах озоном, били барабаны, и я точно знала, что их грохот символизирует гром небесный. На алтаре лежало зеркало, и я над ним зачем-то склонилась. В стекле отразилось чужое обрамленное светлыми кудряшками бледное лицо. Стоп. Не чужое. Теперь это лицо как раз-таки мое. Каари Ешмина выпрямилась и вернулась к стайке разряженных ровесниц. Даже сомнения не возникло, что все они, как и каари, незамужние дочери аристократов.

Когда последняя из девушек посмотрелась в зеркало, из-за колонны с грацией кота бесшумно выступил лысый бритый мужчина, завернутый в белый атлас на манер римской тоги. Ешмина под его взглядом почувствовала себя пичужкой, угодившей под когтистую лапу хищника. Барабаны смолкли. Мужчина дождался идеальной тишины, приблизился к стоящему у стены гонгу, взял обеими руками каменный молот и с размаха ударил им по металлической пластине.

Раздавшийся звук пробрал до костей. Какая хитрая в храме акустика… Жрец словно и не заметил, что воздух гудит. Отложив молот, он вернулся к алтарю и рывком поднял зеркало.

— Во славу мудрости Рарата Громовержца!

Стекло будто по мановению волшебной палочки запотело, а потом в нем появилось мое отражение.

Девушки выдыхали, не скрывая облегчения, а каари Ешмина, осознав, что жребий указал на нее, лишилась чувств. Внезапная темнота меня и разбудила.

Я села в постели. Сон пошел мне на пользу. Во-первых, я почувствовала себя отдохнувшей, полной сил и готовой к свершениям. Во-вторых, кое-что в ситуации прояснилось. По крайней мере, теперь мне понятно, почему церемонию наречения будет проводить сам старший жрец. Но кто мой жених? Я огляделась и тихо выругалась сквозь зубы — служанки не было. Я же просила разбудить меня!

Часы нашлись на комоде, но сходу разобраться, сколько времени я проспала, не получилось: семь стрелок, три циферблата — запутанная система. Чтобы узнать время, я поступила проще: подошла к окну, благо выходит оно на восточную сторону, успела утром убедиться. Определять время по солнцу я не умею, зато знаю, что в полдень дневное светило должно быть в зените. Вряд ли местные законы физики принципиально отличаются от земных.

— Госпожа…, - в комнату просунулась знакомая мордашка.

— Я сказала меня разбудить, — не сдержала я раздражения.

К счастью, сама вовремя проснулась. А если бы нет?!

Девочка надулась:

— Жалко было, госпожа. Вы так сладко спали. Всю ночь ведь глаз не сомкнули!

З-заботливая.

Ругаться я не стала, просто решила для себя, что сменю служанку при первой же возможности. Девочка милая, но малость недалекая и не по делу инициативная, так что пусть прислуживает кому-нибудь менее требовательному. К тому же есть и более веская причина сменить служанку: девочка тесно общалась с настоящей Ешминой и неизбежно заметит изменения в поведении госпожи. Обойдется.

— Мне нужно позавтракать.

Приказывать накрыть в спальне не стала. Вдруг здесь это не принято?

— А омовение? — всполошилась девочка. — А прическа? А платье сменить? — зачастила она, испуганно глядя на меня широко распахнутыми глазами.

— Само собой, — поморщилась я.

— Вы сама не своя, госпожа, — протянула девочка с легкой обидой.

Ну вот, чего и следовало ожидать. Я промолчала и сбежала в ванную, порадовавшую вполне привычной сантехникой. Никаких горшков и кувшинов. Из стены выходил длинный хромированный кран, вода из него падала в белую чашеобразную раковину и утекала в неизвестность по трубам. Я быстро привела себя в порядок, немного постояла, смотря в зеркало и привыкая к новой себе, вернулась в спальню, и служанка снова удивилась. Видимо, Ешмина была любительницей поплескаться подольше, а я совершила очередной промах. Проклятие!

Ничего не говоря, служанка отложила подушку, которую до моего появления не слишком усердно взбивала, и также молча принесла из гардеробной скромное домашнее платье, бежевое, украшенное узкими полосками белого кружева. Я одобрительно кивнула. Нет времени выбирать, жрец прибудет с минуты на минуту.

Эх, знала бы я, что ничего дельного в разговоре так и не прозвучит!

— Церемония наречения состоится на закате, — разве можно эти сведения считать полезными? Едва жрец убыл, за мной пришла мамина личная служанка:

— Каари Ешмина, прошу за мной. Мы должны успеть подготовить вас к вечеру.