То озноб, то жар – Лир чувствовал себя ужасно. Невыносимо хотелось сахара, но карлики забрали все до последнего кусочка, да еще и в хранилище нагадили.

Кое-как обработал рану на голове, залепил ее пластырем. Но были еще сломанное ребро и онемевшая рука – тут уж он ничего не мог поделать, оставалось только стонать, жалеть себя и мечтать о больничной койке.

В полубреду Лир бродил по комнатам убежища. Иногда ложился на кушетку, но тут же вскакивал. Порой ему мерещилось, что в темных углах кто-то прячется, в такие моменты он кричал, съежившись от страха: «Кто здесь?! Кто здесь?!» Крик вызывал острую боль в боку, и Лир замолкал, судорожно успокаивая себя: «Там никого нет! Померещилось!»

Часы на стене показывали 12:35.

Лир осушил очередную бутылку воды и подошел к зеркалу. В отражении увидел дряхлого старика со слезящимися глазами.

– Я умер, – прошептал старик. – Я должен лежать в гробу.

– Нет! – выкрикнул Лир.

– Ты не получишь ничего. Ангел выкинет тебя, как грязную тряпку.

– Лжешь!

– Выкинет, как грязную тряпку.

Лир зажмурился. Перед внутренним взором возникли лица тех, кого он убил. Не хотелось их видеть. Откуда они взялись? Проклятые твари, явились чтобы мучить, мучить, мучить…

Он открыл глаза.

Дряхлый старик был все еще там, в зазеркалье, он говорил, и голос его звучал громко, гневно:

Голос звучал все громче и громче. Лир видел, как из головы старика выросла золотая корона. А на фоне, глубоко в зазеркальном мире, клубились тучи, сверкали молнии.

– Браво! – услышал Лир и резко повернулся. Увидел возле выхода из убежища ангела. Тот живо аплодировал. – Браво! Ей-богу – браво! Честное слово, у тебя настоящий талант, просто отлично стихи читаешь, с огоньком. Шекспир? Вообще, я не слишком люблю Шекспира, предпочитаю Маяковского. – Он театрально вскинул руку и процитировал: – Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит… ну, и так далее.

Лир с опаской покосился на зеркало, но ничего необычного в отражении не увидел. Перевел взгляд на ангела, который не спеша прошелся по комнате и уселся на краешек стола.

– Ты не выкинешь меня? – вырвалось у Лира.

– Что, прости?

– Не выкинешь меня, как грязную тряпку?

– Тебя? Да ты, гляжу, совсем тут от скуки ополоумел. Надо, надо было все-таки велотренажер тебе сюда поставить. Ну как я тебя выкину? Ты ведь самый полезный мой сотрудник, так сказать, первый номер!

– Правда?

Лир не ожидал услышать от ангела подобные слова, тем более после того, как тот заставил его съесть собственное ухо. Даже сомнение возникло: а не мерещится ли все это?

– Чистая правда, я слов на ветер не бросаю, – заверил ангел. – А знаешь, друг мой, выглядишь ты как-то… поганенько, того гляди кони двинешь.

– Мне плохо, – заскулил Лир, привалившись к стене.

– Ну-ну, это ничего. Мы тебя подлечим. Ты мне нужен здоровый и сильный. – В руке ангела появилась крошечная бутылочка. – На-ка, выпей, и будешь как новенький. Ингредиенты для этого снадобья стоят бешеные деньги, квартиру в Москве купить можно, но для тебя мне ничего не жалко.

Лир подошел к ангелу, взял бутылочку. Опять вспомнились слова старика из зазеркалья: «… выкинет тебя, как грязную тряпку». А может, это не снадобье, а яд? Дети в темнице, все пятеро, задание выполнено. Ангел и воскрешал-то его для этого задания, а теперь…

– Пей, не бойся, – услышал он.

И Лир выпил. Жидкость оказалась густой, с терпким вкусом.

– Вот и славно, – одобрил ангел. – Я тобой доволен, ночью ты все отлично провернул. Шума, правда, много наделал, но это ничего, это теперь неважно. Как говорится, цель оправдывает средства, – он щелкнул пальцами. – И вообще, все круто, Андрей Петрович! Мне когда крысеныши рассказали, что вы в логово сектантов залезли, я ушам своим не поверил. Очень отчаянный шаг, очень. И я это ценю. Кстати говоря, – ангел понизил голос, будто секретничая, – я этих сектантов не выношу, бесят они меня.

Лир кивнул, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло. В голове рассеивались тучи, разум прояснялся. И боль проходила – дышалось теперь легко, сломанное ребро не беспокоило, а онемевшая рука обретала чувствительность. Он не мог поверить, что оздоровление происходит с такой скоростью. Вот так снадобье! Хотелось подбежать к зеркалу, увидеть подлого старикашку и выкрикнуть в его мерзкую рожу: «Я же говорил, что ты лжец!» Впрочем, Лир сейчас отчетливо сознавал: тот старик на фоне грозовых туч был всего лишь галлюцинацией.

– Как самочувствие? – весело поинтересовался ангел.

– Это… это чудо какое-то! – выдохнул Лир.

На его глаза навернулись слезы благодарности. Стало стыдно за давешнюю мысль о яде. А еще он подумал, что все теперь пойдет по-другому, ведь ангел изменил свое отношение к нему, это же видно! Нет больше презрения и издевательств. За такое определенно стоило терпеть боль.

– Ты мне нужен здоровый и сильный, – повторил ангел. – Но снадобье – это еще не все, у меня есть для тебя подарок покруче.

– Подарок? – Лир глупо улыбнулся и едва сдержался, чтобы не броситься целовать ангелу ноги. – Какой подарок?

– А вот это – сюрприз. Ну прояви же терпение, Андрей Петрович.

– Хорошо! Конечно! Как скажешь! – выпалил Лир, не зная, куда от волнения деть руки.

– Скоро все узнаешь, обещаю. Если ты достаточно окреп, мы прямо сейчас отправимся к твоему подарку.

– Я окреп!

– Уверен?

– Да я в молодости себя лучше не чувствовал!

* * *

Пока шли через лес, Лира так и подмывало спросить, куда же они направляются, но он помнил слова ангела о терпении. В душе порхали бабочки, хотелось бегать и прыгать, как беспечный мальчишка. И смеяться, смеяться, смеяться… Все вокруг казалось таким ярким, наполненным жизнью. Во рту до сих пор ощущался божественный вкус сахара, которым угостил ангел, когда они выбрались из убежища. Лир не уставал твердить себе: «Я буду жить вечно!» – в этих словах не было ни капельки сомнения, они звучали в голове твердо, как ритмы победного марша.

Память возвращала Лира в детство, в те времена, когда он еще не видел тварей, замаскированных под людей. Воспоминания не вызывали грусти, напротив, он чувствовал восторг, будто все хорошее, но забытое наконец вернулось… Вот они с отцом шагают по пыльной дороге, а вокруг колосится пшеница – золотая, искристая под ослепительно чистым небом. Желтый океан, по которому бегут волны, красивый до жути. Отец еще молодой, подтянутый, он рассказывает смешные истории и сам же над ними смеется. Как же хорошо было идти рядом с ним, хотелось, чтобы эта пыльная дорога никогда не кончалась, а золотой океан вокруг шумел вечно.

Лиру было радостно от этих воспоминаний. Его только немного удивляло, отчего память о детстве пробудилась именно сейчас. Не иначе все дело в чудесном снадобье ангела.

Они дошли по тропинке до опушки, быстро пересекли шоссе, миновали картофельное поле…

Дальше начиналась давно заброшенная мусорная свалка, и Лир не ожидал именно здесь услышать от ангела:

– Вот мы и на месте.

– Мы шли на свалку? – уточнил Лир.

Ангел многозначительно поднял палец.

– Это особая территория, друг мой. Скоро поймешь, почему она особая.

А понять хотелось невыносимо. Лир чувствовал себя мальчишкой, который ждет не дождется момента, чтобы развернуть подарки, оставленные на Новый год под елкой. От предвкушения даже в животе защекотало.

Дошли до центра свалки. Ангел поднял руку, и тут же из-за мусорных куч начали выходить карлики. Сначала их фигуры выглядели размытыми, будто сотканными из тумана, но с каждой секундой они обретали четкость. Как огромные бледные пауки, уродцы двигались среди хлама, серебристый блеск в их рыбьих глазах становился все ярче и ярче.

Лир вспомнил, что четверо из этих крысенышей утащили из убежища весь сахар. Решил, что позже отыщет их и накажет. Эта мысль вызвала улыбку, как-никак планы на будущее, которые раньше он не решался строить.

Карлики без всякого приказа принялись стаскивать в кучу обломки досок, куски картона.

– Для обряда нужен костер, – пояснил ангел, сложив руки на груди.

– Обряда?

– Ну да, все ради тебя, Андрей Петрович. Сегодня твой день. Хватит, настрадался, пора получать заслуженную награду. Волнуешься?

– Не то слово.

Лир представлял, что скоро станет ближе к Скитальцу, ближе к миру темных тайн. Эти мысли будоражили разум. Он повторил про себя слова ангела: «Хватит, настрадался». И восторженно добавил: – «Я заслужил это! Да, черт возьми, заслужил!»

Один из уродцев откуда-то достал зажигалку, поджег кусок картона. Скоро костер полыхал вовсю.

К ангелу подошел одноглазый карлик, передал ему красную папку, перевязанную тесемками.

– Здесь, Андрей Петрович, твое будущее, – ангел бережно провел пальцами по папке. – Новая жизнь. Вот честное слово, я сейчас волнуюсь не меньше тебя, – он развязал тесемки.

Лир затаил дыхание. Ему казалось, что все вокруг замерло: карлики, пламя костра, само время. Только не изящные руки ангела – тонкие пальцы подцепили створ папки и медленно раскрыли ее.

Внутри оказался бумажный лист, полностью исписанный цифрами, буквами и геометрическими фигурами.

– Мой шедевр, – тихо с благоговением произнес ангел. – У меня ушло несколько лет, чтобы составить эту формулу. Кропотливая работенка, скажу тебе… очень кропотливая.

Лир кивнул, позабыв все слова на свете. Вытаращив глаза, он смотрел на бумажный лист.

– Итак, Андрей Петрович, ты готов?

Снова кивнул, чувствуя, что вот-вот прослезится от переизбытка эмоций. А потом сумел-таки произнести:

– Да. – И смелее: – Да, я готов, готов!

– Отлично, тогда мне нужна твоя кровь, капелька, не больше.

Одноглазый карлик протянул булавку, которую Лир схватил и сразу же, не раздумывая, вонзил в указательный палец. Даже боли не почувствовал. А потом упрекнул себя за отсутствие выдержки, ведь для него это великая церемония, все, конечно же, нужно делать с достоинством.

– Приложи палец к листку, – велел ангел.

Приложил, но, взяв себя в руки, сделал это торжественно, как если бы ставил подпись под документом, от которого зависела судьба человечества.

Ангел, в сопровождении одноглазого карлика, проследовал к костру, обошел его, тихо повторяя:

– Я – это ты, а ты – это я… Я – это ты, а ты – это я…

Оторвал от листка кусочек и бросил его в огонь.

– … Я – это ты, а ты – это я…

Ангел рвал свой шедевр, бумажные клочья летели в гудящее пламя, вспыхивали и сгорали. Лир и карлики смотрели на это завороженно, будто на проявление чуда.

Когда огонь сожрал последний кусочек бумаги, ангел произнес:

– Вот и все.

Подошел к Лиру.

– Я – это ты, а ты – это я. Мы одно целое. Мое тело деревенеет, но я чувствую боль. Мое сознание ясное, оно не затуманится никогда.

Лир прошептал заторможенно:

– Я – это ты…

Он ощутил тяжесть во всем теле. Попробовал поднять руку, но не смог. Почувствовал себя безвольной куклой, способной лишь моргать и мычать от недоумения.

– Ну что, старый мудак, дождался заветного дня? – зло сказал ангел.

Лир не узнал его голоса. Это был чужой голос, совершенно изменившийся. Но почему? Почему снова «старый мудак»? Почему тело одеревенело?! Какая-то ошибка, все это большое недоразумение! Или ангел так шутит? Точно, он всегда любил пошутить. Сейчас рассмеется и скажет: «Прости, Андрей Петрович, не удержался». А потом закончит обряд. Как надо, закончит!

Но ангел не рассмеялся. Он ткнул пальцем в грудь Лиру, и тот грохнулся на спину как бревно. Карлики радостно завопили, а одноглазый уродец победоносно вскинул костлявую руку и пронзительно заулюлюкал, словно индеец, вырывший топор войны.

Воздух вокруг ангела задрожал. Лир видел, как исчезают, будто растворяясь, крылья. Призрачное сияние меркло, на безликом лице проявлялись нос, глаза, губы. Морок проходил, предоставляя взору того, кто скрывался за иллюзорным образом ангела.

И Лир знал этого человека, знал очень хорошо.

– Ну, и как тебе сюрприз? – усмехнулась Ольга. – Ничего так сюрпризик, скажи?

– Ты-ы?! – прохрипел Лир.

– Ага, это всегда была я. Даже не представляю, что сейчас в твоей тупой башке творится, небось думаешь: все это бред какой-то, бред, бред, бред! А действительно, как такое возможно? – Ольга склонилась над ним и подмигнула, – Ангел оказался бывшей соседкой, сплошное разочарование, – похлопала его по давно небритой щеке. – Видел бы ты сейчас свою рожу.

Лир сглотнул сгустившуюся во рту и ставшую вдруг горькой слюну. В голове творился хаос, вопросы мелькали как вагоны скоростного поезда. И да, локомотивом был «Как такое возможно!». Шок вызывало даже не то, что ангел оказался человеком, – как раз об этом Лир догадывался, – а то, что он оказался Ольгой, женщиной, которую в Сорокино считали избалованной наглой штучкой. И его до дрожи сейчас пугало, что настроена она далеко не дружелюбно.

– Отличный сегодня денек, – сказала Ольга, глядя, как один из карликов сунул в костер железную арматуру. – Отличный и… долгожданный. Утром из дома вышла и чую, в воздухе что-то такое едва уловимое. Теперь понимаю, это запах перемен. Странно звучит, да? – Она подняла руку со сжатым кулаком и, плохо подражая Виктору Цою, пропела: – Перемен – требуют наши сердца! Перемен – требуют наши глаза!.. – Карлики захлопали в ладоши, прыгая возле костра. – В нашем смехе, в наших слезах и в пульсации вен… Перемен… мы ждем перемен! – она поклонилась, удостоившись новой порции аплодисментов.

Лир напрягся, пытаясь пошевелиться, от тщетных усилий лицо стало пунцовым.

– Не старайся, – рассмеялась Ольга, – в ближайшее время будешь как деревянный. Но скучать тебе не придется, обещаю. – Повернулась к одноглазому карлику: – Ну что, Циклоп, приступай.

Уродец кивнул, вытащил из-под ржавой стиральной машины тесак для рубки мяса. Лир ощутил лютый холод в животе, от напряжения на лбу вздулись вены.

– Нет, – прошептал. – За что?

Ольга достала из кармана джинсов смартфон, включила камеру.

– Отличная будет запись, хит сезона, – заявила она. – Буду включать ее, когда заскучаю, а то сурикаты уже радуют не так, как раньше.

Одноглазый стянул с ног Лира сапоги, после чего, как заправский палач перед казнью, пощупал пальцем острую кромку тесака. Ольга смотрела за действиями уродца с демонической улыбкой – уголки губ чуть приподняты, в выражении лица – презрение, а взгляд – исподлобья.

– Давай! – приказала она.

И одноглазый, с резким выдохом, обрушил тесак на лодыжку Лира. Карлики взревели от восторга, а одноглазый, без всякой паузы, нанес новый удар, отрубив ступню.

Лир орал, выпучив глаза как филин, в его голове будто взорвалась ядерная бомба.

Подбежали два карлика, один стянул ногу резиновым жгутом, а другой принялся деловито прижигать рану раскаленным прутом.

– Да это просто праздник какой-то! – воскликнула Ольга, снимая мучения Лира на смартфон. В глубине ее глаз сверкали льдинки. – Праздник, чтоб меня! Ну что, маньяк херов, дождался подарочка? И это еще не все, не все, не надейся, все только начинается! Ты не потеряешь сознания, не сдохнешь от болевого шока, не сойдешь с ума – нет, ублюдок, этого не будет!

Одноглазый без особого замаха ударил тесаком по второй лодыжке. Лир давился собственным криком, бомбы в сознании взрывались и взрывались, но он слышал каждое слово Ольги, ее голос был как таран, пробивающий все преграды:

– Вспомни осень девяносто пятого! Вспомни девочку, которую ты целые сутки преследовал в лесу! Помнишь, падаль? Ты загнал ее в болото, куда сам сунуться не решился. Стоял и смотрел, как трясина затягивает ее, затягивает. О чем тогда думал, а? Я скажу, о чем думал… ты жалел, что упустил возможность распотрошить ее, вырезать сердце. Она даже не кричала, не звала на помощь, у нее больше не было сил, и она знала, что это бесполезно. Ты представляешь ее ужас? Трясина засасывала ее так медленно, будто пожирала сантиметр за сантиметром. А ведь за день до этого девочке казалось, что эта осень лучшая в ее жизни. Она впервые влюбилась в мальчика из своего класса, у нее словно крылья выросли, эта осень казалась ей волшебной… Пока не вмешался ты, мразь. Трясина добралась до подбородка, до губ, до носа, но оставались еще глаза… Девочка видела, как ты расхаживал на берегу, ругаясь от досады, она ведь была единственной жертвой, которую ты упустил, не так ли? А потом наступила темнота. Девочка наконец закричала, и холодная жижа хлынула ей в рот, в глотку… Ее звали Элли – мама так назвала, очень любила сказку «Волшебник Изумрудного города». Помнишь эту девочку? Знаю, что помнишь, ты такое не забываешь никогда. – Ольга опустилась на колени возле Лира и прошипела ему в лицо: – Так вот этой девочкой была я!

Лир порывисто дышал, поджав губы, глаза Ольги приковали его взгляд. И да, он все помнил, та девочка частенько приходила к нему в ночных кошмарах. После того, как она утонула, он целый месяц не находил себе места, считая, что не смог выполнить миссию, ведь сердце-то у твари вырезать не успел.

– В тот день я умерла. – Ольга поднялась, отряхнула колени от сора. – Но Скиталец видел, как я тонула, у него везде есть глаза, – она покосилась на ворону, которая сидела невдалеке на мусорной куче. – Он приказал чуди белоглазой вытащить меня из болота и принести в Древний город.

Она замолчала для того, чтобы Циклоп продолжил экзекуцию.

Уродец двумя ударами отрубил кисть руки. Лир завыл, дрожа всем телом. Он мечтал сейчас о безумии, о потере сознания, но увы, ему оставалось только смотреть, скосив глаза, как другой карлик раскаленным прутом прижигает кровоточащую культю.

– Скиталец воскресил меня, – продолжила Ольга. – Я прожила в Древнем городе, среди тех, кто не пожелал умирать, до восемнадцати лет. У меня было все, что пожелаю, а главное – у меня были отличные учителя, – она говорила задумчиво, обращаясь скорее к себе, а не к Лиру. – Колдуны, ученые из разных эпох, среди тех, кто не пожелал умирать, много великих людей. Это для Скитальца Древний город тюрьма, а для них – шанс на вечную жизнь. Когда-нибудь я тоже в последний раз пройду по мерцающему мосту и останусь там навсегда.

Лир завыл, но теперь не только от боли, но и от осознания, что все его мечты канули в Лету. Он чувствовал себя преданным, раздавленным и выброшенным в утиль. И больше не было надежды – ни капельки, ни малейшего проблеска. Полный тупик, дьяволу оказалась не нужна его душа.

Одноглазый, помахивая окровавленным тесаком, обошел Лира. Мощный удар – и вторая кисть перестала быть частью руки. Настала очередь жгута и раскаленного прута. Лир чуял не только запах горелой плоти, но и вонь собственного дерьма.

Ольга пнула ржавую консервную банку.

– Мне доставляло огромное удовольствие использовать тебя как раба, но еще приятней было знать, чем все закончится, – небрежным жестом она указала на отрубленную ступню. – Вечной жизни захотел? Нет, урод, это не для тебя, и быстрой смерти ты не заслуживаешь, мучиться будешь долго… Знаешь, я в жизни достаточно повидала поганых людишек, черт, да я и сама далеко не ангел, но ты – это что-то с чем-то! Даже бровью не повел, когда услышал, что Скиталец выбрал твоего правнука. Ты просто чемпион среди мразей… Скажешь, мне ли тебя осуждать? И будешь прав, я меньше всего подхожу для роли обвинителя, но кто-то же должен быть судьей на твоей казни, – Ольга печально улыбнулась. – А ведь когда-нибудь я могу оказаться на твоем месте. Чем черт не шутит, вдруг найдется кто-то достаточно сильный, чтобы загнать меня в угол. Может, этот «кто-то» заставит меня вопить от боли, но вот что я тебе скажу, Лир… я не буду его ненавидеть, ведь четко сознаю, что заслуживаю мести. В отличие от тебя, я вижу разницу между добром и злом. – Она встрепенулась и коротко рассмеялась. – Что-то понесло меня куда-то не туда, даже невесело стало, скажи? Такой день, а я о грустном.

– Кер-Ис, – прошептал Лир, закрыв глаза.

Перед его мысленным взором возник величественный город, окруженный высокими стенами. Но вот гигантская красная волна, будто лапа левиафана, обрушивается на него. Она крушит дома, башни, храмы…

– Меня всегда умиляло, что ты называл Древний город Кер-Исом. Романтик, даром что маньяк. Одно другому не мешает, верно? Но твой город Ис теперь здесь, на мусорной свалке. Ближайшие недели сюда не забредет ни один человек, да и ты не сможешь уползти, я все учла, когда формулу составляла. Так как тебе твое новое королевство, а, король Лир? Не желаешь по этому поводу выдать какую-нибудь цитату, типа «Быть или не быть, вот в чем вопрос»? Не желаешь, ну и ладно, я ведь понимаю, сейчас тебе не до цитат.

– Нет! – Лир распахнул глаза, бешено замотал головой, а потом выгнулся дугой и заорал: – Только не я-а! Только не я-а!..

– Вижу, оцепенение проходит, – весело заметила Ольга. – Скоро сможешь ползать, как червяк.

– Только не я-а!

– Можно я буду теперь называть тебя червяком? Земляным червяком. – Она взглянула на карликов: – Эй, бандерлоги, у этого старикашки теперь новая кличка!

– Только не я-а! – Лир ревел и дергался. – Мне нельзя умира-ать!

– Ну-ну, ты еще поживешь немного. Но скоро жажда и голод станут сильнее боли, и могу тебя обрадовать, червячок, тут есть варианты… Для начала можешь попытаться скушать собственные отрубленные конечности, благо опыт у тебя уже имеется, надеюсь, после уха ты не стал вегетарианцем, нет? Ну да ладно, проехали, могу предложить вариант получше. По всей свалке крысеныши разбросали сухари, расставили плошки с водой. Если хорошенько поискать, найти можно. Так что ползай, ищи, все, как говорится, в твоих руках. Скушаешь сухарик, попьешь водички и проживешь на несколько часов дольше. Но, заметь, и страдать будешь дольше! В этом-то как раз и фишка.

Лир уперся локтями в землю и сумел приподняться. Из каждой поры его тела сочился липкий пот, взгляд метался с одной покалеченной ноги на другую.

– А еще ты мог бы попытаться раскроить свою тупую черепушку о какой-нибудь булыжник, – Ольга улыбнулась. – Как тебе такая идея, а? Знаю, что не годится. Могу поклясться последним зеркалом души нашего друга Циклопа, ты будешь цепляться за жизнь до последнего. Или я не права, а, червячок?.. Но, так или иначе, ты скоро сдохнешь, и история старого маньяка закончится. Твои глаза выклюют вороны, а жалкая душонка отправится… А куда она отправится, скажи мне? Я когда умерла, видела лишь тьму.

Лир снова заорал.

– Ах вот так, да? – Ольга наморщила нос. – Не очень-то и хотелось знать, честно говоря. И вообще, с тобой становится скучно, червячок. Плохой ты собеседник, только и делаешь, что орешь как оглашенный. Пора, наверное, тебя оставить наедине с собой. И кучами мусора. Но вот что я скажу напоследок… Перед смертью ты осознаешь, что все те, кого ты убил, были людьми – плохими ли, хорошими ли, но они не были чудовищами. Чудовище – это ты.

Ольга сунула смартфон в карман и зашагала прочь, слыша, как за спиной воет Лир. Ей хотелось оглянуться, крикнуть ему на прощание что-нибудь ужасно оскорбительное, ведь понимала: такого случая больше не представится. Но сдержалась. Да и злость прошла.

Когда покинула свалку, поднялась на поросший травой холм и уселась, обняв руками колени. На душе было тоскливо – чувство, которое она испытывала очень редко. Радость от мести оказалась не долгой. Ольге казалось, что после наказания Лира она утратила частичку себя самой, и пока не понимала, чем же заполнить пробел.

Что-то важное осталось на той свалке, а пойдешь искать – не отыщешь.

Она смотрела вдаль, жалея, что не прихватила с собой сигареты. Курила редко, без особого удовольствия, а сейчас очень хотелось затянуться.

Вынула смартфон, долго крутила его в руках, а потом включила и стерла запись с экзекуцией.

– Прощай, Лир… Прощай, червячок.