В то время, когда Алина, стоя на крыльце, слушала сверчков и наслаждалась ночным воздухом, двое мужчин вошли на территорию кладбища. Один освещал путь керосиновой лампой «Летучая мышь», другой – нес лопаты.

Того, что постарше, звали Василий, и он, как и его спутник Леха, был сейчас безмерно счастлив. Еще бы, ведь сегодня вечером случилось настоящее чудо: его, простого грузчика с конфетной фабрики, похабника и законченного грешника, посетил самый настоящий ангел. Ангел, мать вашу! Сияющий и прекрасный!

Это произошло два часа назад, когда Василий только-только закончил свой ужин, состоящий из макарон с ливерной колбасой и чашки чая. Настроение было паршивое – еще с утра разнылась печень, и к вечеру лучше не стало. Он из-за этого даже на поминки Лира не пошел, боялся, что сорвется, нажрется, как свинья, а печень ведь не железная, верно? Его родной брат помер от цирроза, и у него все начиналось так же, с ноющей боли. Василий еще месяц назад собирался сходить к врачу, но все откладывал, боялся. А вдруг и правда цирроз? Нет ничего страшнее, чем выслушивать приговор. Он был из тех, кто тянет до последнего, надеясь, что само собой пройдет. И в конце-то концов, эта чертова печень болела ведь не каждый день, вот вчера, к примеру, и позавчера все было в порядке. Ну, почти в порядке.

Василий наливал себе вторую чашку чая, когда в дверь постучали. Он поморщился: «Какого дьявола?» Видеть никого не хотелось, разве что Маринку, но та отчалила вчера к матери в Тулу, и ее не будет еще неделю.

С выражением недовольства на лице он открыл дверь и увидел за порогом Его – сияющего, с крыльями, сложенными за спиной. И это было… это было… Чудо это было! Настоящее, растворившее в себе все чудо! Все! Голова сразу же закружилась. Сознание подхватил теплый ветер и взметнул вверх, вверх… ощущение счастья разрывало разум, все проблемы забылись, боль исчезла. Хотелось ликовать громко, чтобы все слышали…

Но ангел приставил тонкий изящный палец к его губам:

– Тс-с. Не шуми, друг мой, не шуми.

«Он назвал меня другом! – обомлел Василий. – Я друг ангела!» И бухнулся на колени. У него возникло мощное ощущение собственной значимости. Словно сам господь Бог указал на него своим перстом и сказал: «Ты избранный, сын мой!» Черт возьми, ангелы ведь не являются к кому попало, верно? А еще Василий испытывал дежавю, ему казалось, что он уже видел этого безликого божьего посланника. Возможно, во сне или в раннем детстве.

Ангел вошел, закрыл за собой дверь, проследовал в гостиную. Василий залюбовался его крыльями, сложенными за спиной, они были призрачными, словно сотканными из лунного света. Он пополз следом, с подобострастием глядя на божьего посланника, ему хотелось покаяться в своих грехах и получить прощение, хотелось хоть как-то выразить свой восторг.

– У меня к тебе дело, – ангел уселся на табурет, сложил руки на груди.

– Все что угодно! – тут же отозвался Василий.

Он заметил: голос у гостя был не мужской, не женский, а какой-то… средний. Да, точно – средний. И легкий. На ум пришло именно слово «легкий».

– Все что угодно! Я выполню любой приказ, клянусь.

– Конечно, выполнишь, иначе меня здесь не было бы… Ну так вот, друг мой, слушай внимательно… Через полчаса к тебе явится твой приятель Леха Свиридов, и вы оба пойдете на кладбище. В полночь вы должны быть там, усек?

– Усек, – кивнул Василий, глупо улыбаясь.

– Лопаты, фонарь, стамеску и молоток не забудьте. – Ангел поднялся с табурета. – И смотрите, чтобы вас никто не видел, это важно. Я буду ждать на кладбище. Тебе все ясно?

– Все ясно. Конечно. Как скажете. А вы простите мне мои грехи? – На лице Василия возникло плаксивое выражение. – Их так много. Господи, их так много… Мне страшно, Господи… Прошу, прости, – он быстро подполз к ангелу и ткнулся лбом в пол у его ног. – Пожалуйста, пожалуйста…

Василий услышал, как рассмеялся посланник божий:

– Всему свое время, дружок. А пока тебе придется лопатой поработать.

С этими словами ангел проследовал к двери и вышел из дома. А Василий принялся неумело молиться, хлестко осеняя себя крестным знамением, и молился до тех пор, пока не пришел блаженно улыбающийся Леха Свиридов.

* * *

Ангела они увидели в начале бетонной дорожки, рассекающей кладбище надвое. Его трудно было не заметить, ведь от него исходило сияние. Он держал в руке маленький чемоданчик и насвистывал незатейливую мелодию. Василий почувствовал в ногах слабость – так и подмывало снова грохнуться на колени перед посланником божьим.

Они подбежали к ангелу, изнывая от желания услышать новый приказ. И приказ не заставил себя ждать:

– Идите за мной, – ангел сошел с дорожки и зашагал между оградками. – Будете, ребята, сейчас гроб выкапывать, как вам такое дельце?

– Будем счастливы сделать все, что ты скажешь, – выпалил Леха.

– Будем счастливы, – тут же подтвердил Василий.

– Молодцы. Я переговорил с Богом, и знаете, что он мне сказал? Нет? Он сказал, что теперь вы на особом положении, вот так вот. И насчет грехов… Все зависит от вашего усердия, господа. Только от усердия! От того, насколько быстро вы сегодня выполните свою работу, зависит ваш пропуск в рай, усекли? Да вы просто везунчики, скажу я вам. Не каждому выпадает такая удача.

Леха хлопнул Василия по плечу: мол, мы и правда везунчики!

Ангел остановился. В свете «Летучей мыши» Василий разглядел табличку на деревянном кресте. Вслух прочитал:

– Чудинов Андрей Петрович.

– Лир? – удивился Леха. – Его ведь только сегодня… то есть вчера похоронили.

Ангел поторопил:

– Давайте начинайте копать, нечего болтать. Ночи сейчас короткие, а до рассвета до хрена еще сделать нужно.

Никогда еще Василий не чувствовал такого прилива сил. Он готов был без отдыха перелопатить все кладбище, лишь бы ангелу угодить. Выкопать гроб? Да легко! И ему даже в голову не приходило задаться вопросом: зачем все это нужно? Он поставил лампу возле могилы и принялся расшатывать крест, а Леха убрал венки, поплевал на ладони и начал с каким-то безумным остервенением орудовать лопатой.

Ангел одобрительно кивнул, после чего присел на корточки и открыл чемодан. Внутри, на ложе из красного бархата, лежали пять статуэток, вырезанных из кости, – стилизованные фигурки людей с головами животных: медведя, волка, змеи, петуха и быка. Там же в чемодане лежали толстая свеча, металлическая коробочка, стянутый тесьмой кожаный мешочек, скальпель и компас. Ангел взял фигурку человека с головой медведя, взглянул на стрелку компаса и зашагал прямиком на запад. Сделав несколько десятков шагов, остановился, примостил статуэтку возле белой резной оградки.

– Тэ-эк-с, порядок.

Насвистывая веселую мелодию, он пошел обратно к могиле Лира.

Василий, словно не знающий усталости робот, вспарывал землю лопатой. Заслышав свист, впервые после встречи с ангелом спросил себя: «А как он говорит, ведь у него рта нет? Как свистит?» Василий тут же осекся, ощутив себя полным кретином. «Это же, черт возьми, посланник божий!» – мысленно рявкнул он на себя.

Ангел выбрал фигурку человека с головой волка, сверился с компасом и пошел на юг, но прежде похвалил копателей:

– Да вы прям как экскаваторы. Молодцы!

После этих слов они принялись копать еще усердней – на пределе, обливаясь потом. Стиснув зубы, Василий твердил себе: «Я попаду в рай! Бог простит меня. Простит за все!»

Ангел установил фигурки по всем направлениям сторон света. Василий и Леха к тому времени уже добрались до гроба. Они выглядели такими довольными, словно выкопали сундук с золотом.

– Давайте вытаскивайте его скорее, – нетерпеливо произнес ангел.

Они отбросили лопаты и, кряхтя и подначивая друг друга, приподняли гроб и вытолкнули его наружу. Облегченно дружно вздохнули: дело сделано! Но ангел отдал новый приказ:

– Вскрывайте крышку.

Выбравшись из могилы, Василий безропотно достал из сумки молоток, стамеску и принялся за работу, Лехе же оставалось только держать лампу. Через пару минут крышку сняли. Василий посмотрел на мертвеца и перекрестился, его примеру последовал Леха.

– Вытаскивайте его и кладите во-от сюда, – распорядился ангел, указав на участок земли возле тополя.

Андрей Петрович был человеком крупным и даже в старости не съежился, не усох. Василию с Лехой пришлось изрядно попыхтеть, чтобы вытащить труп из гроба и перетащить его в указанное место. Впрочем, закончив с этим делом, изнуренными они не выглядели, их энергия казалась неиссякаемой, и следующее задание – «сбросить гроб обратно в могилу и закопать как было» – они восприняли с энтузиазмом. Еще бы, ведь сады Эдема уже не казались несбыточной мечтой.

Пока Василий с Лехой сбрасывали землю в могилу, ангел достал из чемодана скальпель и аккуратно провел лезвием между губ мертвеца, освободив их от ссохшегося клея. Возле головы Андрея Петровича установил оставшуюся фигурку человека с головой змеи. С удовлетворением потер руки:

– Ну, пока все. Скоро снова будешь бегать, старичок.

Могилу закопали минут за двадцать. Подровняли насыпь, воткнули крест, водрузили на прежнее место венки – бросишь мимолетный взгляд, и в голову не придет, что была эксгумация.

Ангел обошел могилу.

– Что ж, потрудились вы отлично, ребята. А теперь хватайте лопаты, инструмент и дуйте домой. Как придете, сразу же ложитесь спать.

– А рай? – выдохнул Леха.

Ангел подошел к нему вплотную.

– Я всегда свое слово держу. Или ты сомневаешься?

Леха попятился и энергично замотал головой.

– Нет-нет, я не…

– Будет вам рай. Вы придете домой, смоете с себя грязь, разденетесь и ляжете спать. А когда проснетесь, будете уже другими людьми, обещаю. Никаких болезней, никаких грехов. Ваши души очистятся. И догадайтесь с трех раз, господа, где вас встретит Бог, когда пробьет ваш час?

Василий догадался первым:

– У врат рая.

– Вот именно! – ангел выставил указательный палец. – Умница, возьми с полки пирожок. Вы, конечно же, окажетесь у врат рая, где же еще. Бог будет ждать вас с распростертыми объятиями.

Василий с Лехой переглянулись, схватили лопаты, инструмент, лампу и едва ли не бегом двинулись к выходу с кладбища. Ангел развел руками.

– Мартышки, что тут еще скажешь.

* * *

Василий и Леха проснутся утром от боли в мышцах. Они не будут помнить ни ангела, ни о своем походе на кладбище, ни об обещанном рае. Бедолаги с изумлением станут рассматривать кровавые волдыри на ладонях и спрашивать себя: откуда эта хрень взялась?! Весь день они будут испытывать жуткую тоску, а к вечеру Василий сорвется, купит у Зинки Хромой литр самогона и, несмотря на ноющую боль в печени, нажрется как свинья – все что угодно, лишь бы усмирить тоску. Все что угодно.

* * *

После того как Василий и Леха ушли, ангел установил возле головы Лира горящую свечу. Затем вытащил из металлической коробочки тонкие бумажные полоски, на которых черной тушью были начертаны квадраты, круги, треугольники, ромбы, кресты, черточки, трапеции и спирали, – все эти знаки перемежались с цифрами и странными буквами.

Бумажные лоскуты ангел сжег в пламени свечи, после чего взял кожаный мешочек, развязал тесьму и насыпал на ладонь горку черной пыли.

Листва зашумела сначала справа, потом слева. Тонкий светящийся воздушный поток промчался среди венков на могиле, потревожив искусственные цветы, взметнулся вверх, сделал вираж. А потом призрачный ручей рванул к ангелу, сорвал пыль с его ладони, закружил ее в вихре, поднял к кронам деревьев и рассеял над кладбищем. Микроскопические пылинки оседали на листве, коре тополей, падали на надгробные плиты и могилы. Все пять статуэток одновременно засияли и выстрелили в ночное небо яркими зелеными лучами…

* * *

Первый пилот аэробуса А320 Уральских авиалиний, совершающий рейс Москва – Сочи, открыл рот от изумления: впереди по правому борту темноту пронзили пять зеленых лучей.

– Это еще что?

– А хрен его знает, – прошептал второй пилот, вглядываясь в ночь за лобовым стеклом, – никогда такого не видел. Может, доложим диспетчеру, а?

– Не суетись, думаю, опасности никакой нет.

Самолет пролетел мимо лучей, и второй пилот облегченно выдохнул:

– Кому расскажем – не поверят.

* * *

Тем временем участок кладбища, ограниченный статуэтками, подвергался безумным метаморфозам. На стройных стволах тополей вздувались узловатые грибовидные опухоли, из земли с треском выползали корни, листва на извивающихся ветвях удлинялась – деревья стонали, кряхтели, как древние старики.

Из земли сочился бледный туман, он обволакивал надгробия, кресты и оградки. Кое-где дерн вздувался буграми, разрывался под напором несуразных колючих растений, которые лезли из земли с неестественной мощью.

И посреди этого безумия, склонившись над трупом Лира, стоял ангел.

– Ты чуешь дыхание Скитальца, чертов потрошитель? Чуешь? Это же блаже-енство… Истинное блаже-енство…

В воздухе, будто ниоткуда, появились стайки крупных черных мотыльков, они порхали в лунном свете, оставляя за собой тонкий мерцающий шлейф. Из-под корявых корней выползла огромная жаба, покрытая россыпью сочащихся слизью бородавок. Она вылупила желтые глазищи, коротко рыгнула и издала басовитый утробный рев.

Опухоли на деревьях пульсировали, набухали и лопались, разбрызгивая темную жижу. Среди ветвей тополя, возле которого стоял ангел, заворочалось что-то бесформенное, на мгновение показались глаза-плошки с красными вертикальными зрачками, а потом последовал долгий глухой вой.

Ангел вытянул руку с раскрытой ладонью, и на нее тут же уселся мотылек.

– Ты был прав, Скиталец. Прав, как всегда.

Ладонь резко сжалась в кулак. Ангел снова склонился над Лиром и размазал по его лицу липкую желеобразную массу – то, что осталось от мотылька.

Из тумана к ногам мертвеца выползла тонкая белая змейка. Она подняла плоскую длинную голову и посмотрела бусинками глаз на ангела. Тот кивнул, словно говоря: действуй.

Змейка, прощупывая воздух раздвоенным языком, проползла по отутюженным штанинам Лира, по застегнутому на все пуговицы пиджаку, скользнула по шее, подбородку и буквально вонзилась в ноздрю. Несколько мгновений – и она целиком заползла в нос мертвеца. Кадык Лира дернулся, губы слегка приоткрылись под напором вырвавшегося из глотки шипения.

Из-за деревьев, крадучись и озираясь, начали выходить карлики с белесой морщинистой кожей. Они дергали носами, нюхая воздух, и осторожно, словно боясь обжечься, трогали надгробные плиты и оградки. Карлики то терялись в тумане, то появлялись, их круглые рыбьи глаза сверкали расплавленным серебром, отражая свет луны.

На одного белесого уродца налетела стайка мотыльков. Он заверещал, размахивая тонкими костистыми руками, метнулся вправо, влево, а потом прыгнул за высокое надгробие и притих.

Бесформенное темное нечто среди ветвей снова завыло – карлики взвизгнули, нырнули в туман. Но когда вой прекратился, они снова появились.

– Ты, – указал ангел на одного из карликов. – Иди сюда, живо.

Уродец съежился, морщинистое лицо перекосилось, тонкие бледные губы задрожали.

– Сюда иди! – рявкнул ангел, в его руке блеснул скальпель.

Карлик подчинился, а его собратья попрятались за деревьями. Некоторые из них мерзко хихикали, радуясь, что выбор пал не на них.

Когда карлик подошел, ангел схватил его за жирные складки на шее и приподнял, словно кутенка. Уродец раскрыл зубастую пасть, захрипел, ноги, с широкими, как ласты, ступнями, задрыгались в тщетной попытке снова коснуться земли.

Ангел расправил крылья, лезвие скальпеля вспороло горло карлика, из раны хлынула темная кровь. Уродец дергался, издавая булькающие хрипы, серебро в его глазах начало меркнуть, из пасти выскочил черный дымный сгусток, в котором мерцали зеленые искры, и тело карлика обмякло. Ангел отшвырнул его в туман и сложил крылья.

Черный сгусток несколько секунд парил над лицом Лира, после чего опустился, просочился сквозь приоткрытый рот.

Ангел сжал ладонь в кулак и разжал, сжал и разжал, еще раз и еще, еще и еще… Раздался сначала слабый, но с каждым мгновением усиливающийся звук: тук-тук, тук-тук… Казалось, в пространстве, невидимое глазу, находится огромное сердце, качающее кровь неизвестно куда: тук-тук, тук-тук… Теперь это был мощный, как удары колокола, звук, от которого дрожал воздух, а туман распадался на клочья. Тук-тук, тук-тук… Ветви деревьев дергались, словно руки марионеток, яростно шумела листва. Карлики верещали, выглядывая из-за уродливых стволов, темное бесформенное нечто взобралось к кронам и завыло с удвоенной силой.

А ангел сжимал ладонь и разжимал, еще и еще, тук-тук, тук-тук…

Тело Лира дернулось, выгнулось дугой, из глотки вырвался хриплый долгий стон.

Ладонь ангела застыла, и мгновенно наступила тишина.

Лир разлепил веки. Его глаза были подернуты серой дымкой, узкий зрачок пульсировал.

– С возвращеньицем, – весело сказал ангел. – Ты там в гробу, надеюсь, не скучал? – он наклонился и похлопал ладонью по щеке старика. – Ну, ты лежи пока, приходи в себя. Сегодня та еще ночка, верно?

Ангел поднял статуэтку человека с головой змеи, накрыл зеленый луч ладонью. Подождал немного, пока исходящее от фигурки свечение не угасло, и положил ее в чемодан. То же самое он проделал с остальными статуэтками.

Туман начал рассеиваться. Опухоли на деревьях покрывались коростой, которая трескалась, крошилась и струпьями падала на землю. Странные новоявленные растения увядали, съеживались, карлики отрешенно бродили среди могил, их несуразные фигуры становились размытыми, они будто таяли в ночном воздухе, таяли, таяли…

Время фантасмагории уходило, участок кладбища обретал прежний вид. Темное нечто в кроне тополя печально и тихо завыло – этот звук подхватил легкий ветерок и унес в неведомые дали.

Глаза Лира теряли серую дымку, они становились влажными и осмысленными. Он приподнял голову, зашамкал губами, попытался что-то сказать, но не смог – из глотки вырвался лишь хрип.

– Не стоит, – посоветовал ангел, разминая плечи. – Говорить в ближайшие часы ты вряд ли сможешь. Побочный эффект, знаешь ли.

Но вопреки его словам, Лир сделал шумный вдох и с диким напрягом выдохнул:

– Бо-о-ольно… – На его лбу вздулась вена, из ноздрей потекла темная слизь.

Ангел присел перед ним на корточки.

– Больно? Ну-ну… А что ты, маньяк херов, ожидал, океан экстаза? Ты сдох и воскрес, это всегда больно, по себе знаю. А впрочем, я мог бы дать тебе один порошочек, боль как рукой снимет. Ну так как, дать?

Лир дернул головой. Ангел несколько секунд молчал, а потом грубо ткнул пальцем в его грудь.

– А вот хер тебе, а не порошочек. Хочу, чтобы ты помучился. Должен сознаться… я запретил патологоанатому потрошить тебя, но приказал ему сделать на твоей спине сотню маленьких надрезов. Уверен, сейчас они огнем горят. Горят ведь, верно? – ангел поправил малиновый галстук на шее Лира. – Согласен, с моей стороны это было неразумно делать, учитывая обстоятельства, но вот не смог себе отказать в таком удовольствии, и все тут. Хочешь сказать, что я мелочный?.. Ну да, есть немного, но лично меня это совсем не напрягает, со-вер-шен-но.

Лир застонал и повернулся на бок, подложил руку под голову. Его затрясло, как от озноба. Ангел подошел к кресту, тихо прочитал надпись на табличке:

– Чудинов Андрей Петрович. Тысяча девятьсот сорок третий, тире, две тысячи пятнадцатый. Хм-м… последняя дата теперь не актуальна, забавно, да? – он расправил черную ленту на одном из венков. – От друзей и близких. Черт возьми, да у тебя ведь не было ни тех, ни других. Люди тебе польстили, возложив этот венок. Э-эх, знали бы они, кем ты был на самом деле, старичок. И вообще, твоя могила как одна сплошная ложь, – ангел встрепенулся. – Ну да бог с ней… а теперь пора обрисовать тебе нынешнюю ситуацию. Ты там не уснул часом? Слушаешь меня?

Лир промычал что-то нечленораздельное. Ангел продолжил:

– А ситуация у нас просто замечательная. Скиталец, как всегда, все верно предсказал: тот, кого он так долго искал, теперь здесь – я его сразу узнал, как только увидел, на нем словно печать стоит. И знаешь, что меня удивило? Это ребенок, мальчишка. А то, что он правнук такого долбаного маньяка, как ты, меня вообще убило!.. Ничего себе поворотик, скажи? Просто какой-то взрыв мозга! Меня вообще трудно удивить, но такое… А ведь Скиталец все наперед знал, хитрюга. «Когда Лир умрет, он отыщется», – это его слова, помнишь? Не иначе будущее увидел.

Лир подполз к дереву, прислонился к нему плечом, тяжело задышал, поперхнулся и раскашлялся.

– Я гляжу, в себя уже приходишь, – заметил ангел. – Ну-ну… завтра к вечеру будешь как огурец, сильнее и резвее прежнего, точно тебе говорю.

– Зачем? – прошептал Лир.

– Зачем что? – ангел подошел к нему. – Хочешь знать, зачем я воскресил тебя? Э-э, ну, как сказать, тут две причины. Во-первых, мне очень не хочется, чтобы смерть прекратила твои мучения. Ты ведь не думал, что я возьму вот так просто и отпущу тебя? Губу, надеюсь, не раскатывал, нет? А во-вторых, мне сейчас позарез нужен охотник. Искать, и тем более обрабатывать нового, просто-напросто времени нет. Да и кто, скажи на милость, справится лучше тебя? – ангел повысил голос и хлопнул в ладоши. – Ты, мать твою, всегда был и есть лидер хит-парада! Маньяк номер один! Неуловимый потрошитель! – он потрепал Лира по щеке. – Я в тебя верю, старый мудак, это главная причина почему ты сейчас не в гробу. Вот я и ответил на твой вопрос. Удовлетворен?

Морщась от боли, Лир поднялся на ноги. Его тут же занесло, и он схватился за дерево, чтобы не упасть. Собрался с силами и сумел выговорить:

– Я… сделаю.

– Все, что я скажу, знаю-знаю, – ангел провел ладонью по седым волосам Лира. – Ты ведь самая моя послушная марионетка, – он щелкнул его по носу, отошел и поднял лицо к небу, под свет ущербной луны, который пробивался сквозь теперь уже безмятежную листву. – У тебя есть всего несколько дней, старик, чтобы найти и притащить в убежище пять жертв. Да-да, в этот раз Скитальцу нужно пять детишек. Это станет, так сказать, нашим с тобой вкладом, билетом в будущее. Знаю, дело это не простое, но ты справишься. А сейчас… сейчас подотри сопли и чеши в убежище. Набирайся сил, понял меня?

Лир кивнул, отстранился от дерева и покрутил головой, разминая шею. Сделал шаг, другой, остановился. Ноги дрожали, но он нашел в себе силы продолжить путь, и каждый новый шаг давался ему все легче и легче.

– Вот и ладно, – подвел итог ангел. Он поднял чемодан, тяжело вздохнул: – Да-а, ночка сегодня и правда – та еще.

* * *

Лиру потребовалось минут десять, чтобы дойти до выхода с кладбища. Силы возвращались, но очень хотелось спать и есть – особенно есть. Кишки просто сводило от голода, так и подмывало рухнуть на колени, сорвать пучок травы и жрать ее не пережевывая, все что угодно, лишь бы набить брюхо. Одно хорошо: убежище было недалеко, чуть больше часа идти даже с такими одеревеневшими ногами, в которых еще до конца не восстановилось кровообращение.

А в убежище есть еда. Много еды, запасы как на случай ядерной зимы: консервы, крупы. Ангел обо всем позаботился. Бункер в лесу строили сорокинские мужики, потрудились на славу, а потом благополучно забыли о том, что и где строили. Ангел отлично мог подчинять себе волю людей, но еще лучше он умел стирать память.

Луна светила Лиру в спину. Он шел вслед за собственной тенью и мысленно скулил, как собачонка, у которой отняли кусок мяса: «Я снова хочу умереть…» Но он не мог, самоубийство было не для него. Лир не мог прийти в убежище и повеситься, не мог разбежаться и разбить голову о стену, не мог выпить яд… он не мог сделать две вещи – противиться воле ангела и покончить с собой. Едва начинал думать об этом, как в сознании возникала стена с красной сияющей надписью «Вход воспрещен!». И не существовало такого тарана, которым возможно было эту стену разрушить. Ангел знал свое дело, настоящий профи. Черт возьми, Лир им даже восхищался, хотя и подозревал, что это восхищение вложено в его сознание всемогущим кукловодом.

Вот и опушка. Лир остановился, облизал пересохшие губы и вдруг задался вопросом: «А что там было, за гранью?» Он не помнил никаких пресловутых туннелей, ведущих к свету, – много лет назад ему довелось прочитать книгу доктора Моуди «Жизнь после смерти», сколько же там было свидетельств людей, якобы видевших свет в конце туннеля… Сотни свидетельств, и Лир им даже верил. Но все оказалось ложью.

Он хорошо помнил, как ангел убил его – приложил ладонь к голове, сказал: «До встречи, старый мудозвон», и… и все, смерть. И все? Нет-нет, там за гранью что-то было, Лир знал это. Но как вспомнить? Как? Пытаясь сосредоточиться, он даже забыл про голод. Уверенность, что период между смертью и воскрешением был чем-то заполнен, взбудоражила разум. Может, его душа витала в темноте, в ожидании новой реинкарнации?.. Нет, Лир этого не помнил и с досадой сознавал: можно выдать хоть тысячу предположений, вот только они не заменят правды. А значит, нужно еще сильнее сосредоточиться и вспомнить, в конце-то концов. Ведь там что-то было! Точно что-то было!..

И Лир вспомнил. А вернее, в сознании открылась щелочка, в которую он на миг заглянул и увидел лишь крохотный кусочек кадра бесконечной хроники. Но этого оказалось достаточно: Лир остолбенел от ужаса, сердце едва не разорвалось, разум вдруг оказался возле пропасти сумасшествия и теперь балансировал, пытаясь не сорваться. То, что память милосердно приоткрыла лишь на миг, оказалось слишком непостижимым и слишком страшным – хотя слово «страх» недостаточно мощное, чтобы описать такое.

Что-то немыслимое, грязное, чуждое, вечное…

Оно горело.

Все горело… Вечность пылала…

Душа плавилась, растекалась.

Оно ревело и стонало. Вечность ревела и стонала. И корчилась, корежилась…

Лира затрясло, он обхватил дрожащими руками голову и заорал, выпучив глаза. Он орал и орал, пытаясь с криком выплеснуть ужас, который буквально вибрировал в каждой клетке тела, пожирал разум.

* * *

Рыбак, который дремал над закинутыми донками, встрепенулся, услышав далекий и какой-то нечеловеческий крик. Ночь была такая спокойная, тихая, даже колокольчики на снастях сегодня ни разу не звенели, а тут такое! Кто, боже всемогущий, может так вопить? Что-то дикое, лютое было в этом крике. Рыбак перекрестился, быстро забормотал:

– Господи, спаси и сохрани! Спаси и сохрани!..

Он решил, что на сегодня достаточно рыбной ловли, и принялся торопливо сматывать донки.

* * *

Прошло не менее получаса, прежде чем Лир начал приходить в себя. Как только скачущие мысли обрели хоть какое-то подобие порядка, он подумал: «Что это было?!» Нет-нет, ему больше не хотелось знать, не хотелось вспоминать. Оконце в сознании закрылось, и слава богу! И последнее, что Лир желал бы сделать, это попытаться снова открыть его. Образы, увиденные в этом оконце, стерлись, но страх, как темный шлейф от пережитого кошмара, никуда не делся. И не исчезнет больше никогда. Лир осознавал, что теперь придется жить под постоянным гнетом этого чувства, ведь память всегда могла сыграть злую шутку и обрушить такую лавину ужаса, что мозг просто взорвется.

И это будет только начало, потому как настоящий ад ждет именно после смерти. О да, Лир теперь знал, чем был заполнен период между смертью и воскрешением.

Он вспомнил, как снова мечтал умереть. Идиот! Тупой, тупой, тупой идиот! Умирать нельзя! Все, что угодно, лишь бы жить, абсолютно все! Он камни будет грызть зубами, землю жрать, унижаться, убивать. Скиталец обязательно отметит его старания и наградит вечной жизнью. Скиталец может это сделать, он все может!

Лир немного воспрянул духом, двинулся к убежищу и скоро был возле входа в бункер.

Ангел поработал над этим местом. Забредет сюда грибник и даже не обратит внимания на железную дверь в земле, коснется взглядом и тут же забудет то, что видел. Лир помнил, с какой легкостью Ангел спрятал убежище, на это ушло минут пятнадцать, не больше: он отрубил голову петуху, окропил землю кровью, сжег в пламени свечи исписанные странными знаками бумажные полоски, и… и все. Проще простого, но Лир не сомневался: если бы ему самому захотелось провести этот обряд, то ничего не получилось бы. Что позволено Юпитеру, то не позволено быку.

Лир открыл дверь и в кромешной тьме спустился по ступеням. Нащупал справа керосиновую лампу и спички, зажег фитиль. Облегченно выдохнул:

– Я вернулся.

Он долго стоял, глядя на бетонную стену, на которой висело деревянное панно с цитатой из «Короля Лира»:

Обессиленно уселся на пол, обхватил голову руками и тихо заплакал.

– Я живой, – всхлипывал он. – Я… живой.