Как бы Алине хотелось, чтобы нынешний день в своих радостных интонациях походил на вчерашний. Но уже с утра парочка мелких неприятностей подпортила настроение: снимая чайник с плиты, Алина его выронила. Чайник грохнулся на пол, а выплеснувшийся кипяток обварил лодыжку – само собой, было больно, однако не до такой степени, чтобы вопить и лезть на стенку. Слой крема для рук на место ожога, вот и все самолечение.

А около полудня Максимку ужалила в шею оса. Тогда-то Алина и решила, что день не задался. Пара неприятностей за такое короткое время – это, конечно, еще не черная полоса, но повод достаточный, чтобы расстроиться.

Ко всему прочему, небо сегодня было серым, а воздух душным – два фактора, которые отчего-то заставляли Алину мыслями возвращаться в Москву, к проблемам. Все плохое, что осталось там, в неприглядном прошлом, напоминало о себе, как боль в чертовой обожженной лодыжке. Проклятый чайник. Именно его Алина винила в том, что в голове то и дело всплывали неприятные мысли. Он стал первым звеном в цепочке. Вторым – оса.

А после обеда, когда Алина пыталась поднять настроение, просматривая смешные видеоролики на ютубе, появилось и третье звено…

В гостиную растерянно вошел Максимка. Его лицо, руки, футболка с сурикатами были испачканы в чем-то черном.

– Я это… – промямлил он, хлопая глазами. – Я там на полочке баночку нашел… С тушью… Хотел открыть, а она… она плесканулась немножечко. Я нечаянно…

Вчера Алина рассмеялась бы, ведь вид у Максимки был очень даже потешным – совсем как у мальчика на картине «Опять двойка». Но сейчас она тяжело вздохнула, не скрывая недовольства.

– Плесканулась, говоришь? Вот прямо так взяла сама и плесканулась?

– Ага, – Максимка выпятил губу.

– И о чем ты вообще думал? Неужели так трудно быть хоть немножко поаккуратней?

– Я… я неча-аянно.

– Как поросенок, честное слово.

Максимка промолчал. Он нахмурил брови, как сыч, и Алина почувствовала раздражение: сейчас сын был похож на отца, когда тот строил из себя крутого мужика. Она закрыла ноутбук, поднялась с дивана.

– Ладно уж, пойдем отмываться. Хотя я понятия не имею, как эту чертову тушь отмыть. А футболку точно на выброс. Ну что мы теперь тете Оле скажем? – И, уже выходя из комнаты вслед за Максимкой, тихо добавила: – Да что ж сегодня за день-то такой…

Когда она отмывала Максимку в тазу во дворе, к калитке подошел Виталий Аркадьевич.

– А я вам снова клубнички принес.

Алина на секунду испытала чувство дежавю. С натянутой улыбкой отворяя калитку, заставила себя подумать: «Ну, хоть какой-то позитив».

– Здравствуйте, Виталий Аркадьевич, – она жестом пригласила гостя во двор. – А мы вот отмываемся. Перепачкались, как хрюшки, понимаете ли…

Виталий Аркадьевич подмигнул сидящему в тазу Максимке.

– Бывает.

Алина сбегала с корзинкой в дом, пересыпала клубнику в миску и вернулась. Виталий Аркадьевич поблагодарил за свое второе за сегодня доброе дело, заметил, что день выдался ужасно душный, и ушел. Глядя, как он бодро шагает к своему дому, весело помахивая пустой корзинкой, Алина понадеялась, что ничего плохого сегодня больше не случится.

После помывки Максимку потянуло в сон. Он листал журнал комиксов про Человека-паука, и задремал, лежа на диване. Алина подумала и решила не накрывать его одеялом – душно ведь.

Она вышла во двор, посмотрела на небо: сплошная унылая серость. Увы. Даже не тучи, а просто – серость. Ну и пускай, только бы не думать больше о проблемах, которые ждали в Москве.

Но каково же было ее изумление, когда она, буквально через минуту, увидела, что одна большая проблема сама явилась из Москвы.

Проблема приехала на черном внедорожнике Mazda, и у нее было конкретное имя – Антон.

Глядя сквозь щербатый забор на то, как муж выбирается из машины, Алина ощутила страх. А потом на нее нахлынула волна негодования: какого черта он тут делает?! Зачем приперся?! Впрочем, эти вопросы были не чем иным, как всплеском эмоций, ведь она точно знала, зачем муж приперся. Чтобы забрать Максимку! Ублюдок проехал двести сорок километров на своем черном внедорожнике, чтобы отвезти сына на юбилей гребаного деда. И наверняка настроен он решительно.

Но не так решительно, как она.

Алина выскочила за калитку, преградив мужу путь во двор.

– Я вчера тебе ясно дала понять: мы с Максимкой никуда не уедем! – выпалила, будто гвоздь забила.

Антон сунул ладони в карманы бежевых брюк и улыбнулся так слащаво и ненатурально, что Алине стало тошно.

– Ого. И никакого тебе «здрасьте»? А я, между прочим, соскучился.

– А я – нет.

– Да брось, ни за что не поверю, – улыбка не сползала с его загорелого лица. – Может, в дом пойдем, а то что мы как…

– Нет.

– Нет?

– В дом мы не пойдем. – Алина была уверена: если он войдет в дом, то все, пиши пропало. – Лучше уезжай, Антон. Прошу тебя. Садись в машину и уезжай.

– Не-а, так не пойдет.

– Ну дай нам хотя бы немного пожить нормально!

Антон сплюнул, подошел к Алине вплотную. Она ощутила запах дорогого одеколона: на эту хрень муж никогда не скупился, покупал по два флакона в месяц. Иногда ей казалось, что в голодный год, выбирая между одеколоном и буханкой хлеба, он выберет первое. Это был кирпичик в конструкции под названием «Антон». Аккуратная прическа, дорогая обувь, светлые тона в одежде, неизменная золотая цепочка на шее, ухоженные ногти – все это были кирпичики, которые Алину, как ни странно, когда-то подкупили. А сейчас ей хотелось стереть их в порошок – мелкий-мелкий, как пыль, – и пустить, к чертовой матери, по ветру.

Он смотрел ей в глаза с неприязнью и некоторой обидой.

– Вчера вечером отец звонил. Сказал, что приготовил для Макса сюрприз. А я сказал, что мы всей семьей обязательно приедем к нему на юбилей. Обязательно!

– Значит, ты соврал. – Алина заметила, как из своего двора вышел Виталий Аркадьевич, а возле колонки появились две женщины: вот и зрители, чтоб их.

– Где Макс? – сурово спросил Антон. – Я хочу его видеть.

– Он спит. Набегался, устал и теперь спит.

– Ты ведь понимаешь, что я без него не уеду?

– Уедешь.

Антон тяжело задышал. Он развернулся, подошел к машине и хлопнул ладонью по капоту. А потом выкрикнул, глядя в небо:

– Твою ж мать! Ну почему мне досталась жена – тупая сучка?!

– Хватит истерить, на тебя люди смотрят.

– Да срать я хотел!..

Виталий Аркадьевич сорвал с головы свою синюю панаму и возмутился:

– Молодой человек, вы бы за языком последили?

Антон посмотрел на него как на таракана, посмевшего выползти из щели.

– А ты, дед, не лез бы не в свое дело.

– Вот теперь я узнаю своего мужа, – съязвила Алина. – А то приехал с улыбочкой…

– Я по-хорошему хотел!

– Вот и уезжай по-хорошему! – Алина заметила, что зрителей прибавилось – неприятный, но факт.

Антон подошел к ней и больно ткнул пальцем в грудь.

– Я без Макса не уеду!

– Он останется здесь.

– А ну пусти. – Антон схватил ее за плечи и попытался отпихнуть от калитки, но сзади подскочил Виталий Аркадьевич – старик вцепился в его рубашку и рванул так, что пуговицы поотлетали.

Антон отпустил Алину, развернулся. Виталий Аркадьевич попятился, впрочем, вид у него по-прежнему был решительный: ну давай, парень, попробуй, ударь меня! Женщины у колонки громко заохали. Где-то пискляво затявкала собачонка.

– Антон! – громко сказала Алина. Она ощущала себя сжатой до предела пружиной. – Садись в машину и уматывай!

Он скривился, отвел гневный взгляд от Виталия Аркадьевича.

– Я тебя никогда не бил, верно, Алина? – его голос дрожал. – Никогда. Но сейчас ты меня вынуждаешь. Я по-всякому заберу Макса, так что лучше не мешай… Или клянусь… В общем, не вынуждай меня, – он покосился на Виталия Аркадьевича. – А ты, дед, больше не суйся, слышишь? Не зли меня!

Какая-то старушка визгливо крикнула, выглядывая из-за низенького забора:

– Может, милицию… тьфу ты, полицию вызвать?!

Ей никто не ответил.

Антон расправил плечи, шагнул к Алине и навис над ней как гора. А она вцепилась в косяки калитки, всем своим видом говоря: не пущу! Хоть убей – не пущу!

– Не вынуждай меня, – процедил Антон сквозь стиснутые зубы. – Я сейчас досчитаю до трех, и если ты, дорогая, не отойдешь… ты знаешь, что будет.

Виталий Аркадьевич стоял, сжав кулаки. Его трясло, и Алина сомневалась, что у него опять хватит смелости ринуться в бой.

Антон начал отсчет, пожирая жену взглядом:

– Раз… два…

– Три, – раздался голос Ольги.

Алина даже не заметила, как та подошла и встала рядом с внедорожником. На ней была давешняя ковбойская шляпа. Просторная в красную клетку рубаха – завязана на животе. В руке Ольга держала молоток для отбивки мяса.

– Дальше считать будем или как?

Антон болезненно поморщился и презрительно фыркнул.

– Еще одна защитница нарисовалась? Вы что, все караулили, когда я приеду? Повылазили как тараканы, понимаешь…

– Как тараканы, говоришь? – Ольга непринужденно помахивала молотком. – Звучит довольно обидно.

Алина, хлопая глазами, глядела на подругу: господи, как же вовремя она появилась!

– Плевать я хотел, как это звучит, – выдавил Антон.

Ольга подошла к нему, внимательно вгляделась в его лицо, а потом усмехнулась.

– О, я эту породу знаю. Узнаю. Мальчик-мажор, верно? Ухоженный весь такой, лощеный. Одеколон дорогущий. Я не слишком-то разбираюсь, но, кажется, дорогущий, – она говорила с издевкой. Ее глаза с лукавым прищуром и озорным блеском слегка затеняли поля шляпы. – А машину эту тебе, должно быть, папочка купил? Шикарная машина. Цвет, правда, мне не нравится, я предпочитаю желтый в розовых пятнышках. Но в остальном тачка крутая…

Антон смотрел на Ольгу как на умалишенную. Он то и дело открывал рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, пока не находил слов.

Ольга продолжала, помахивая молотком:

– А вот у меня нет машины. Никогда не хотела иметь автомобиль. По мне лучше лошадь, седло и уздечка. Это, знаешь ли, такой кайф скакать по прерии, и когда ветер в волосах, – она вскинула руку с молотком. – Ю-ху! Моя кобыла может проскакать тысячу миль без отдыха! Ю-ху!

– Так вызывать милицию… ой, полицию-то?! – выкрикнула старушка из-за забора.

– Не надо, баба Вера, – отозвалась Ольга. – Сами разберемся. – Она уставилась на Антона: – Мы ведь разберемся, правда? Нам не нужна никакая полиция. И милиция тоже не нужна. Здесь же нет никаких жуликов и хулиганов, и никто ничего плохого делать не собирается.

К Антону вернулся дар речи:

– Что это вообще за цирк? Ты местная дурочка, да? Похоже на то.

– Похоже, – согласилась Ольга. – Ну, так как, по-хорошему уедешь?

– Слушай, не лезь, а?

– А то что, папочке пожалуешься, мальчик-мажор?

– Нет. – Антон напряженно улыбнулся – кончики губ подрагивали. – На тебя и хорошего пинка под зад достаточно.

– А у меня, между прочим, молоток, если ты еще не заметил.

– И что?

– А то.

– Что – то?

– То самое. Раскрою твою дебильную башку, и все дела. Я ведь дурочка, мне по барабану.

Не нравилась Алине эта перепалка, ох как не нравилась: явно назревала большая беда. Она уже собиралась вмешаться, но ее опередил Виталий Аркадьевич, который, похоже, опять воспрял духом:

– Думаешь мы с тобой не справимся, а? Не справимся? – Он нервно комкал свою панаму. – Лучше садись в машину и уезжай! Немедленно!

– Спокойно, Виталий Аркадьевич, – Ольга подняла руку в примирительном жесте. – Спокойно. Мы сделаем так… – Она брезгливо, как на кучу дерьма, уставилась на Антона. – Ты ведь у нас любишь считать до трех, верно? Ну так вот… Я досчитаю до трех. Когда досчитаю, ты, наодеколоненное чмо, должен уже сидеть в машине, уяснил? В ином случае я воспользуюсь своим другом молотком. – Ольга резко повысила голос: – Один!

Антон нервно усмехнулся. Очень нервно.

– Какого…

– Два! – Ольга подняла руку с молотком.

– Шла бы ты… – Антон попятился.

Почему-то на пару шагов отошел и Виталий Аркадьевич.

«Нужно вмешаться!» – крикнула себе Алина, но Ольга, словно почувствовала, бросила на нее взгляд и подмигнула: мол, не суетись, подруга, все будет хорошо.

– Три! – выкрикнула она так, что, пожалуй, вся деревня услышала.

А потом буквально прыгнула к внедорожнику, размахнулась и что есть силы ударила молотком по капоту: бах!

Антон едва не задохнулся от накатившей волны ярости.

– Сука! Что ты… – Он набычился и как танк попер на Ольгу.

Но та не растерялась, снова подняла молоток и прошипела:

– Стоять, мальчик-мажор! Клянусь мамой, следующий удар будет по башке!

– Стой! – истерично выкрикнула Алина, и ее поддержал побледневший Виталий Аркадьевич:

– Стой, дурень!

И Антон остановился. Ярость в его глазах как-то резко сменилась растерянностью. Взгляд заметался.

– Вот и славненько, – сказала Ольга.

Алина подумала, что с этим молотком для отбивки мяса она похожа на грозную валькирию.

Щека Антона задергалась. Он плюнул себе под ноги, тряхнул руками, словно сбрасывая с них грязь, после чего не спеша, всем своим видом выказывая презрение, подошел к машине. На мгновение застыл, глядя на вмятину на капоте.

– А я ведь вернусь.

– Испечем к твоему приезду румяный каравай, – насмешливо и зло сказала Ольга.

Когда Антон забрался в машину, Алина выдохнула и обессиленно опустилась на порожек: ей не верилось, что все обошлось.

Заурчал двигатель, внедорожник медленно поехал по пыльной улице. Ольга направила в его сторону палец и нажала на воображаемый спусковой крючок.

– Пух! – И выкрикнула весело: – Дуй отсюда, подлый койот! Наши прерии не для таких, как ты!

Из кустов выскочил Сеня. Он швырнул вслед внедорожнику вовсе не воображаемый камень.

– Так его, сынок! – одобрила Ольга. – А то прикатил, видишь ли, разборки тут устраивать. Не на тех нарвался!

Виталий Аркадьевич, с восторгом глядя на Ольгу, размашисто и звонко, как это делают импульсивные театралы, начал аплодировать. Его поддержали женщины возле колонки, старушка за забором, какой-то мужичок с перебинтованными руками, двое парней и сопливая девчушка лет пяти – все восторженно хлопали в ладоши.

Алина заметила Федора. Он стоял около забора соседнего дома, и на его губах играла легкая улыбка. Федор тоже аплодировал, медленно и размашисто. Рядом, на траве, лежал его серый лохматый пес – а вот ему-то, судя по всему, вообще не было дела ни до чего.

Ольга подошла к Алине.

– Ты как, подружка?

– Пока не знаю. Он ведь вернется, и, думаю, не один.

– Ну вот что, – Ольга сняла шляпу и обмахнула раскрасневшееся лицо, – ты пока об этом не думай, не накручивай себя, лады? Все обойдется, вот увидишь.

«Все обойдется», – мысленно повторила Алина. Какие замечательные слова. Словно емкая формула благополучия.

– А сейчас нам нужно отвлечься от всей этой хрени, – заявила Ольга. – Точно… мы поедем в ресторан. Когда последний раз была в Шатуре, я приметила одно заведеньице…

– Но Максимка… – начала Алина.

– А что Максимка? Побудет с Эдиком и Сеней. Не знаю, как ты, а мне сейчас просто необходимо расслабиться. Твой муженек неплохо нервы потрепал.

Алина хмыкнула.

– По тебе не видно.

– Эх, подружка, если на мне ковбойская шляпа, это еще не значит, что я стала Крутым Уокером. Когда кураж пройдет, а он уже проходит, у меня мандраж начнется.

Алина поднялась с порожка, встретилась взглядом с глазами Виталия Аркадьевича и благодарно кивнула. Отважный старичок кивнул в ответ.

– В ресторан, говоришь? – сказала Алина. – И отказ, само собой, не принимается?

– Не-а, не принимается, – ответила Ольга.

* * *

В черном брючном костюме и белой блузке Ольга выглядела очень эффектно. В сравнении с ней Алина чувствовала себя серой мышкой – лучшие наряды остались в Москве, и пришлось выбирать из того, что было: белая юбка с синей блузкой или белая юбка с зеленой блузкой? Алина выбрала второй вариант, приукрасив его дорогой брошью. Не ахти, конечно, наряд, но кто ж знал, что через два дня после похорон подруга потащит ее в ресторан? Черт возьми, да два дня назад и подруги-то никакой и в помине не было. Повороты судьбы порой очень неожиданны.

Когда ехали в такси, Алина какое-то время ощущала тревогу: ведь она здесь, а Максимка там остался. Ей казалось, что связывающая их незримая нить, натягивается, натягивается… Может, не стоило оставлять его? Странное чувство, неприятное, похожее на паранойю, однако, вполне очевидное после стычки с Антоном и его обещания вернуться.

Но Алина решила быть сильной. Назло – сильной, ведь и в ресторан-то она, по большому счету, поехала назло всем проблемам: вот какая я пофигистка! Не ожидали, да?

Она решила быть сильной, но удавалось это пока с трудом. Алина на уровне подсознания чуяла запах одеколона мужа – запах, который не позволял расправить плечи и посмотреть на все холодным смелым взглядом. И сколько же нужно времени, чтобы он выветрился из головы?.. Воняющая дорогим одеколоном проблема прикатила из Москвы на черном внедорожнике и нагадила, нагадила, нагадила! Дерьмо, источающее миазмы страха, чуя которые трудно быть сильной. Очень трудно.

– Не думай о плохом, – сказала Ольга.

– Что? – Алина вынырнула из омута тяжелых мыслей и посмотрела на сидящую рядом, на заднем сиденье такси, подругу.

– Я говорю, не думай сейчас ни о чем плохом. Знаешь, какой у тебя только что вид был? Словно ты кусок тухлого мяса проглотила.

– Фу-у, – поморщилась Алина, – не могла другое сравнение подобрать?.. Но ты права, не могу никак из головы выкинуть слова Антона. Тревожно мне что-то.

– Наплюй. По крайней мере, на сегодня забудь о проблемах. Возьми и выкинь из головы всю гадость. Лучше вспомни, как он сбежал, поджав хвост… Такие уроды боятся прямых угроз, на них нужно рявкнуть, показать зубы. А все остальное – это как уринотерапия против сибирской язвы – уговоры там, попытки убедить… не-а, они такое не понимают. Сегодня мы показали твоему муженьку, где раки зимуют, надеюсь, мой молоток ему теперь во сне сниться будет. И думай лучше об этом. Не о том, какие планы он сейчас вынашивает, а о нашей маленькой победе. Это ведь было круто, согласись!

Алина вздохнула.

– Это была твоя победа, Оль.

– Черт, нет! – громко сказала Ольга, и водитель с неодобрением посмотрел на нее в зеркало над лобовым стеклом. – Наша победа. Твоя, моя, Виталия Аркадьевича… Мы вместе справились. И хватит глядеть на себя как на лилипута, – она игриво скорчила сердитую гримаску, – а то дружить перестану.

Алина рассмеялась и тут же поймала себя на мысли, что тревога исчезла, растворилась в смехе. Ольга, надо отдать ей должное, умела поддержать в трудную минуту.

* * *

Ресторан носил на редкость неоригинальное имя «Престиж». Вполне приличное заведение, но внутренняя обстановка показалась Алине слишком аляповатой и местами безвкусной. До свадьбы она три года проработала дизайнером и теперь на некоторые вещи смотрела взглядом специалиста.

Ольга выбрала столик возле стены. Когда подошел официант принимать заказ, она тоном, не терпящим возражений, сказала Алине:

– Про деньги не думай, ясно? Заказывай все, что душа пожелает. Платить сегодня я буду, и точка.

Алине это не слишком понравилось, она привыкла сама за себя платить, но видела: отказ обидит подругу. Заказывать что душа пожелает? Ну и ладно. Алина не была особым гурманом и выбрала уже знакомые блюда: салат «Цезарь», ризотто с морепродуктами (она обожала ризотто) и морского окуня в грибном соусе. А Ольга, внимательно глядя в меню, начала свой выбор со слов: «Так-так-так, что тут у нас самое дорогое? Ага…» И заказала с десяток экзотических блюд – гордость ресторана. Официант побежал на кухню едва ли не вприпрыжку, торопясь обрадовать шеф-повара и его сушуфов: к нам пожаловал настоящий гурман! Ну-ка покажите, ребята, на что вы способны!

Когда принесли первый заказ, Ольга бесцеремонно, не выказывая ни малейшего уважения к дорогому блюду, принялась орудовать вилкой.

– Голодна, как сто волков! – весело пояснила она и тут же выказала недовольство: – Ну и порции. На один укус. Для кого такое готовят, для муравьев?

С усердием поглощая еду, она болтала о всяких пустяках. И для Алины это было очень кстати – слушала и принимала легкую, непринужденную болтовню как лекарство от совсем не легких мыслей. Она поддакивала, кивала и смеялась. Ольга произносила простенькие тосты и время от времени подкладывала Алине в тарелку кусочки деликатесов: «Попробуй-ка вот эту вкусняшку. Ничего так, да?» Алина не чувствовала неловкости – тут же цепляла вилкой «подкидыша», а сама думала, что у шеф-повара случился бы инфаркт, если бы он услышал, как его кулинарные шедевры называют «вкусняшками».

Ей сейчас было хорошо. Она уже ни капельки не жалела, что поехала в ресторан. Алина еще раз убедилась: Ольга умеет делать жизнь легкой. Вчера организовала поход на речку, сегодня – ресторан. Она вообще знает, что существует грусть, тревога, депрессия? Судя по всему – вряд ли. И это нравилось Алине, ей хотелось брать с нее пример, заражаться ее оптимизмом. Хотя бы на время.

Примерно через час Ольга заявила, что объелась. Не лезет больше, и место в желудке осталось только для вина. Теперь они просто сидели и болтали, время от времени прикладываясь к бокалам. В зале, как фон, играла спокойная джазовая музыка, немногочисленные посетители тихо переговаривались. Ничего не предвещало беды.

Ничего, но…

Алина отошла в уборную, а когда вернулась, испытала шок: Ольга стояла у стены, словно пытаясь в ней раствориться, и дрожала всем телом. Глаза были вытаращены от ужаса, губы судорожно смыкались и размыкались в тщетной попытке что-то произнести. Рядом с Ольгой растерянно суетились официанты – один пытался оттащить ее от стены, другой обмахивал полотенцем. Люди в зале гомонили, озадаченно переглядываясь. Алина, чувствуя слабость в ногах, подбежала, выкрикнула:

– Что случилось?!

– Паука увидела, – выдохнул бледный, как смерть, официант.

– Что?!

– Она паука увидела, – он ткнул пальцем в сторону столика. – Вон там, сволочь, ползал. Маленький такой, черненький.

– И что?

– Я раздавил его. И выкинул.

– С ней что, дурень?! – Алина схватила Ольгу за руку. – Эй, ты напугалась, да? Напугалась?

Откуда-то взялся администратор – пухлый, молодой, подвижный. Он сразу же, как и Алина, принялся задавать вопросы, начинающиеся на «что». Голос его был приглушенный, администратор то и дело косился на посетителей.

Официант приставил к губам Ольги стакан с водой.

– Нате вот, попейте. Попейте.

– Попей, Оль, – плаксиво поддержала Алина.

Ольга заморгала, сделала резкий вдох и долгий выдох. Посмотрела на столик.

– Его… его… его больше…

– Нет больше паука! – вымученно улыбнулся официант. – Я раздавил его и выкинул.

– Он выкинул, выкинул его, – суетливо повторил администратор.

– Правда? – Ольга теперь дышала более ровно. – Его нет?

– Успокойтесь, – погладил ее по руке официант.

– Его правда нет?

– Правда, клянусь.

Ольга приняла стакан и сделала глоток.

– Фу-х… Вы уж простите меня. Я до смерти пауков боюсь. Арахнофобия. Мою… мою маму в Новой Зеландии паук ужалил. Она погибла.

– Ты как? – спросила Алина.

– Уже лучше. Нужно воздухом подышать. Поможешь мне, а то ноги что-то не держат?

Алина посмотрела на официанта.

– Принесите счет, мы уходим.

– Что вы, что вы, – выпалил администратор и попытался выдавить улыбку – вышла гримаса. – Все за счет ресторана.

– Вы уверены? – удивилась Алина.

– Конечно. И бога ради, извините. Не понимаю, откуда паук взялся. У нас ведь с этим строго.

Он повернулся к официанту и что-то шепнул ему. Тот кивнул и побежал на кухню.

Когда Алина взяла свою и Ольгину сумочки и уже направлялась к выходу, придерживая подругу за предплечье, к ним подбежал администратор.

– Вот, – он сунул Алине бутылку вина. – Это, так сказать, за моральный ущерб. А может, вам такси вызвать?

– Нет, мне нужно немного пройтись, – слабым голосом сказала Ольга.

Они вышли из ресторана. Алина с досадой думала о том, как такая мелочь, как крошечный паучок, может испортить прекрасный вечер. Даже обидно. Арахнофобия? Да уж, штука довольно экзотичная. Алине казалось, что Ольга вообще ничего не боится, и тут на тебе…

Когда они дошли до перекрестка и свернули на другую улицу, Ольга встрепенулась, расправила плечи. От болезненного выражения на лице не осталось и следа.

– Ну все, – бодро заявила она, – теперь можно расслабиться.

Алина захлопала глазами.

– Что-то я… ты же… я не понимаю.

– А неплохо все вышло, да? – Ольга вынула из сумочки пачку сигарет. – Во мне умерла отличная актриса. Мерил Стрип лучше не сыграла бы…

– Ты охренела, а?! – взорвалась Алина. – Да я… Да ты… И все для того, чтобы не платить?

Ольга посмотрела на нее с улыбкой, как на ребенка, не понимающего элементарных вещей.

– А для чего ж еще-то? – она прикурила сигарету. – Ну и вообще… острые ощущения там…

Алина подняла взгляд к небу, словно призывая сам космос стать свидетелем космической глупости.

– Ох, мама дорогая… Поверить не могу… Не могу поверить, – она уставилась на Ольгу. – Острые ощущения, говоришь? Это экстрим для тебя такой? Да ты сегодня моего мужа чуть молотком не прибила, тебе не достаточно таких острых ощущений? У меня едва инфаркт не случился, когда… Да ты ж вся бледная была, дрожала как…

– Здорово вышло, – продолжала улыбаться Ольга. – Станиславский был бы доволен. Он бы сказал: верю!

– А паук?

– А что паук? – Ольга выпустила струйку дыма. – Я паучка в коробочке с собой притащила. Он в сумочке лежал.

– Заранее спланировала?

– А то.

Алина покачала головой.

– Охренеть. Могла бы хоть меня предупредить.

– Не-не-не, все должно было натурально выглядеть. Ты могла испортить мой маленький спектакль. – Ольга деловито стряхнула пепел на мостовую. – А вообще, мы с тобой объели ресторан тысяч на двадцать, учитывая вино, которое нам подарил тот милый администратор. Ну и чего, не обеднеют же?

Внутри Алины сработал какой-то механизм – только что она не находила себе места от негодования, но теперь… Ее разобрал такой хохот, что она едва могла дышать. Прижимала к груди бутылку с вином и хохотала, хохотала. А вместе с ней смеялась и Ольга, позабыв про только что прикуренную сигарету. Прохожие смотрели на них как на сумасшедших, но им сейчас было плевать на косые взгляды. Плевать на мрачное вечернее небо. Плевать на проблемы. Так они и стояли, согнувшись от хохота в три погибели. А мимо по шоссе равнодушно ползли автомобили с включенными фарами. Какой-то водитель притормозил, опустил боковое стекло.

– Девчонки, прокатиться не хотите?

– Пошел… на… хер! – сумела выкрикнуть сквозь смех Ольга и щелчком пульнула в него полуистлевшей сигаретой.

Это вызвало у Алины новый приступ хохота. Водитель фыркнул, опустил стекло и укатил.

Наконец они успокоились. Шли с улыбками по тротуару, но молча, истратив все звуки на смех. Алине было так легко – казалось, если сделать глубокий вдох и задержать дыхание, то можно полететь… полететь, как воздушный шарик… над городом, с его вечерними огнями… над страной… над планетой Земля, с ее проблемами… Лететь и не оглядываться. «Не оглядываться…» Откуда взялись эти слова? Ах да, вспомнила Алина. Их когда-то прошептала листва.

– Ты еще от меня не устала? – усмехнулась Ольга.

Алина ответила шутливо:

– Ну, небольшой запас прочности еще есть.

– И это замечательно, потому что сейчас мы с тобой на крышу полезем. Во-он тот дом видишь? – Ольга кивнула на четырнадцатиэтажку в конце улицы. – Пойдем на крыше посидим, а? Посидим там немного…

– Опять какую-то провокацию задумала? – перебила ее Алина. – Острых ощущений не хватило?

– Не-не-не, никаких больше острых ощущений, – поспешила заверить Ольга. – Просто посидим на крыше, и все. Я когда в город приезжаю, всегда туда поднимаюсь, у меня даже ключ от подъезда есть, у одной тетки с нижнего этажа купила. С этой крыши такой вид на город! Тебе понравится. Я вообще высоту люблю, а у нас в деревне выше водонапорной башни и нет ничего.

– Ладно, уговорила, – согласилась Алина.

– Вот и славненько.

* * *

На верхний этаж поднялись на лифте. Ольга приставила палец к губам:

– А сейчас – тихо. На меня как-то бабка накинулась вон из той квартиры. Вопила: кто такая? Что здесь делаешь?

Алина с опаской покосилась на дверь квартиры. Представилась страшная старуха с кривыми зубами и бородавкой на носу. Жуть. Такой лучше не попадаться. Она облегченно выдохнула, только когда выбралась с темного чердака на крышу: отлично, опасность миновала. Но все равно Алина ощущала себя вором, забравшимся в чужое жилье. Странное ощущение, новое, но, как ни странно, приятно возбуждающее.

Вид с крыши и правда был великолепным, даже несмотря на унылую вечернюю серость.

Внизу горели огни. Они двигались, мигали, мерцали неоном – не суетливо, а как-то даже сонно, размеренно. Теплый свет в квадратах окон, под шляпками фонарей и в витринах… и его холодное отражение в лужах. А за огнями – лес до самого горизонта, темное море деревьев, которое упиралось в бледный закат. «В темном-темном лесу…» – почему-то вспомнила Алина строку из какой-то страшной-страшной сказки. Ожили образы из сна: мерцающая прямая тропа, огромные деревья с кряжистыми стволами, уродливые карлики с серебристыми глазами, ангел и девочка с синим бантом.

Алина поморщилась: лезет в голову всякая мерзость. Пора бы уж забыть этот бредовый сон!

– Хорошо здесь, правда? – чуть слышно произнесла Ольга, глядя в сторону заката.

Алина посмотрела на нее и удивилась, впервые заметив в глазах подруги грусть. Грусть? С чего бы? Но спрашивать не стала – затронешь вопросом не ту струну, и печаль станет болью. А может, это и не грусть вовсе, а просто свет так отразился в глазах?

Ольга вздохнула, открыла сумочку и вынула небольшую коробочку.

– Для такого случая у меня кое-что припасено.

В коробочке оказалась папироса, которую Ольга сначала с наслаждением понюхала, а затем уставилась на нее как на редкую драгоценность.

– Косячок. Травка хорошая, сама вырастила.

– Косячок?

– Ты не думай, я этой хренью особо не увлекаюсь. Так… вырастила один кустик для интереса, высушила. Раз в месяц, не больше, могу побаловаться. Это раньше, когда в Питере жила, злоупотребляла, а сейчас…

Она хмыкнула, прикурила папиросу, сделала глубокую затяжку и задержала дыхание.

Алина, по большому счету, к таким вещам относилась спокойно, без осуждения. Слова подруги про собственноручно выращенный куст вовсе не покоробили. Более того – почему-то даже не удивили.

Ольга выдохнула дым, просипела:

– Будешь? – протянула папиросу.

Алина не хотела выглядеть тепличным цветочком. Черт возьми, они с Ольгой сегодня дали отпор Антону, нагрели ресторан на приличную сумму, влезли на крышу. Они сделали все это вместе. Так почему бы в финале безумного дня не поставить жирную точку с запахом анаши? Повинуясь бунтарскому порыву, приняла косяк и сделала затяжку.

– А вот это по-нашему, – одобрила Ольга и звонко засмеялась. – Ешкин кот, чувствую себя дьяволом-искусителем. И это так круто!

Засмеялась и Алина, но тут же поперхнулась дымом и раскашлялась. Сделав хриплый вдох, вернула папиросу Ольге.

– Дьявол-искуситель, говоришь? Нет, для меня все это не в новинку. Я раньше той еще оторвой была.

– Ты? Серьезно? Не верится что-то.

– Я, между прочим, целых полгода с рок-музыкантом жила. Из панк-группы «Гниль». Каждый день пьянки, гулянки.

– Вот, значит, как? – Ольга затянулась, поморщилась. – Как говорится, в тихом омуте…

– Это давно было. Очень давно. Будто в какой-то другой жизни. Я, если честно, те времена вспоминаю с ужасом, но и…

– С восторгом?

– Да, пожалуй. – Алина чувствовала действие травки, и это было не плохо, совсем не плохо. – Мне иногда хочется вернуться в те времена. Хотя бы на денек. Никаких тебе забот, проблемы не казались проблемами. Я тогда смеялась намного чаще. Намного. Черт, да меня каждая фигня могла рассмешить. Я такой хохотушкой была… И куда все делось?

– А я стараюсь жить и не оглядываться, – вздохнула Ольга. – И тебе советую, Алина, не оглядывайся.

Они еще пару раз передали друг другу косяк, после чего Ольга кинула сморщенную гильзу вниз и взобралась на парапет крыши.

Алина боялась высоты и терпеть не могла, когда кто-нибудь подходил к самому краю или сильно наклонялся над перилами балкона – в такие моменты в животе что-то сжималось и начиналась легкая паника. Но сейчас она смотрела на стоящую в шаге от пропасти Ольгу без опаски. Была полная уверенность, что с ней ничего страшного не случится. Только не с ней.

Ольга стояла как изваяние, глядя на закат, лишь легкий ветерок трепал ее волосы.

– Скажи, ты вообще ничего не боишься? – тихо спросила Алина.

Ольга ответила после большой паузы, и голос ее прозвучал как-то сонно, меланхолично:

– Я… боюсь осени… Золотой осени… Когда листва желтая… желтая…

Алина удивилась:

– Осени? Но почему?

– Золотой осенью, – все так же заторможенно сказала Ольга, – я… умерла.

– Что?

Ольга встрепенулась, поежилась и спрыгнула с парапета на крышу.

– Так о чем ты спрашивала?

– Ты только что сказала…

– А, забей, – как ни в чем не бывало улыбнулась Ольга. – Травка в голову ударила немного, вот и несу всякую чушь.

Алина хмыкнула.

– Ну, я так и поняла.

Она подумала, что больше не хотела бы слышать такой отстраненный, даже мертвенный голос подруги. Было немного жутковато. «Золотой осенью я умерла». Бр-р… как фраза из ужастика.

Ольга внимательно посмотрела ей в глаза.

– Прежде чем уйдем, хочу, чтобы ты кое-что сделала.

– И что же? – насторожилась Алина.

– Закрой глаза.

– Зачем?

– Закрой, закрой, не бойся.

Алина демонстративно тяжело вздохнула и сомкнула веки.

– Ну, и?

– А теперь представь себе лица тех, кого ты ненавидишь. – Ольга повысила голос: – Лицо мужа, свекра… кого еще ненавидишь?

– Соседку с четвертого этажа.

– И ее лицо представь. Ну же! Ты видишь их?

– Да.

– Да?

– Да вижу я, вижу.

– Отлично. Это ведь не лица, а морды! – зло прошипела Ольга. – Морды! С мерзкими поросячьими глазками. Ты видишь их, Алина, видишь? Они смотрят на тебя! Пялятся как последние суки!

Травка отлично стимулировала воображение, и Алина видела все. И чувствовала, как нарастает злость.

– Но они боятся тебя! – продолжала Ольга, тяжело дыша. – Эти хари боятся тебя до усрачки! В их маленьких поросячьих глазках страх! Их морды кривятся от ужаса! И тебе ведь это нравится, правда? Это круто, охренительно круто! А их губы трясутся, рыла морщатся! Они скулят как шавки, скулят, скулят!..

Алина видела их перепуганные глаза и трясущиеся губы. И да, ей это действительно нравилось!

– Ненавидь эти рожи, Алина! – яростно шипела Ольга. – Всем сердцем ненавидь! Они до жути боятся твоей ненависти! Трусливые крысы, трусливые грязные крысы!

– Крысы! – вырвалось у Алины.

– Да, им место на помойке, среди вонючих отбросов! Там их место, да?

– Да!

– Пошли их подальше, Алина, крикни в их мерзкие морды: пошли на хер! Пошли на хер!

– Пошли на хер! – закричала Алина, дрожа от гнева и восторга. – Пошли на хер, крысы!

– Так их, уродов! Так их!

– Пошли на хер!

– Видишь, как они убегают на свою помойку?

– Да! – что есть силы заорала Алина. – Бегите, крысы, бегите!

– Ты не боишься их, никогда не боялась!

– Я не боюсь вас!

– Ты сильная!

– Да, я сильная!

– Ты справишься с ними, когда они снова появятся. Ногтями расцарапаешь их хари, зубами вцепишься в глотки…

– Я сделаю это!

– … дашь им такого пинка, что они на луну улетят! А твой долбанутый муж будет лететь быстрее всех, как гребаная комета!

Алина засмеялась и распахнула глаза.

Ольга смотрела на нее с какой-то демонической улыбкой. Выдержав паузу, подруга спросила:

– Ну как?

– Как? Черт возьми, это было круто!

– Готова к бою?

Алина фыркнула.

– А то!