Фарамор с Блэссом стояли на холме и смотрели на окруженную фермами и огородами деревню. Несколько домов было охвачено огнем. Сильный ветер закручивал темный дым в вихри. Вокруг одной из ферм валялась пара дюжин дохлых коров. Возле фруктового сада, справа от поселения бегала мелкая собачонка и надсадно лаяла. Справа находился обнесенный невысокой каменной стеной двухэтажный особняк. Рядом с воротами в ограде стояли пять человек в черных плащах.
На улицах деревни шла битва. Не меньше двух сотен мертвецов и ворхов дрались с людьми, среди которых было немало солдат в доспехах. До Фарамора и Блэсса доносились крики и лязг оружия.
Из-за дома на окраине деревни выскочила женщина и помчалась в сторону фруктового сада. Двое ворхов догнали ее возле самых деревьев, но не убили, не разорвали на части. Одна их тварей схватила женщину за волосы, другая — за руку и потащили обратно в деревню.
— Те люди, возле особняка, — сказал Блэсс, — это колдуны.
— Знаю, — Фарамор был немного озадачен из-за того что ворхи не растерзали женщину. Он перевел взгляд на людей в черных плащах. Одна фигура была маленькой, по пояс остальным четырем. — Думаю, они тоже чувствуют, что мы здесь. Похоже, среди них ребенок.
Из деревни, среди лязга и криков послышался треск обрушившейся от пожара крыши. Поднялась туча пепла, которая растворилась в клубах дыма.
— Это не ребенок, — подал голос Хитрец Хет. — Это некромант, причем очень сильный, — он повернул голову в сторону Блэсса и с презрением добавил: — Сильный… ни чета этому. Развелось же их!
Фарамор усмехнулся. Его забавляла такая откровенная неприязнь Хета к колдунам. А еще поражало спокойствие и терпение Блэсса, который никак не реагировал на колкости демона, делая вид, что того вовсе не существует. Вот и на этот раз некромант не отреагировал на выпад Хета. Блэсс прищурил глаза и сказал:
— Я знаю кто она.
— Она? — удивился Фарамор.
— Да, это женщина. Ее зовут Тангара Орис. Она колдунья. Я слышал, что ей больше трехсот лет.
Фарамор пожал плечами.
— Что же, думаю, нам пора познакомиться.
В деревне раздались женские крики. Мужской хриплый голос громко раздавал команды. Несколько ворхов ловко перепрыгивали с крыши на крышу. Фарамор и Блэсс спустились с холма и направились к особняку.
* * *
Фарамор подумал, что никогда еще не видел такого странного человека, как Тангара Орис. Ростом она была с ребенка. Ее лишенная волос голова походила на мраморный шар. Сквозь бледную кожу проступали серые вены и сосуды. В глубоко посаженных глазах горели холодные огоньки. На колдунье был надет черный кожаный плащ, опоясанный широким ремнем с круглой пряжкой. Из рукавов выглядывали узкие ладони с тонкими длинными пальцами.
Тангара смотрела на Фарамора с интересом, но не более, в отличие от своих четырех спутников, в чьих взглядах читалось восхищение с примесью страха.
— Я знала, что мы встретимся, — произнесла колдунья. Ее голос звучал четко, выразительно, с легкой хрипотцой.
— Знала? — Фарамор удивленно вскинул брови. — Ты можешь видеть будущее?
— Нет-нет, я не провидица. Мне не дано видеть грядущее, но я чувствую, когда в моей жизни должно произойти что-то значимое. Семь дней назад у всех чернокнижников случилось видение. Да, юноша, мы знаем, кто ты. Знаем о Темной Искре и знаем, что нам надо делать, — не отрывая взгляда от Фарамора, она вытянула руку и указала костлявым пальцем на деревню. — За семь дней мы подняли несколько кладбищ и напали на три деревни.
— Только что я видел, как два ворха догнали женщину. Почему они ее не убили? — спросил Фарамор.
— А откуда по твоему ворхи берутся? Я обладаю достаточной силой, чтобы превращать людей в этих тварей.
— Там в деревне солдаты, — сказал Блэсс.
— Да, небольшой отряд, — произнес один из некромантов, который стоял рядом с Тангарой. — Человек двадцать. Мы не знали, что они находятся в деревне.
Фарамор сбросил с плеча походный мешок и вынул с перевязи топор.
— Блэсс, останься здесь, — сказал он. — А мы с Хетом прогуляемся в деревню.
— Стоит ли тебе рисковать? — спросила Тангара. В глазах некромантов появилось беспокойство.
Фарамор усмехнулся.
— Я не откажу себе в таком удовольствии, — он расправил плечи и пошел в сторону деревни. С каждым шагом в нем усиливался гнев, словно это чувство только и ждало повода, чтобы завладеть сознанием.
— Вселись в какого-нибудь сильного солдата, — велел Фарамор демону.
— Будешь еще меня учить! — возмутился Хет.
Фарамор вошел в деревню. На улице в пыли валялись разрубленные гнилые тела мертвецов. Отсеченные, с пустыми глазницами головы. Возле дома лежал ворх со вспоротым животом, круглые глаза твари были затянуты мутной пеленой. Фарамор отметил, что солдаты свое дело знали хорошо. Впрочем, среди гнилой плоти он видел и немало людей, которые еще совсем недавно наслаждались жизнью.
Впереди улицы за пеленой дыма и пыли раздавались звуки схватки: звон металла, хрипы, рычание и крики. Фарамор прошел мимо горящего дома, почувствовав исходящий от огня жар. Во дворе лежал труп солдата. От стальных пластин на доспехе отражалось пламя. Ни щита, ни меча рядом с солдатом не было, и Фарамор решил, что ими воспользовался какой-нибудь житель деревни.
На несколько мгновений в сознании Носителя Искры появился образ кузнеца, который отбивался молотом от мертвецов в рыбацкой деревне. А еще почему-то вспомнил, что убийство того кузнеца ему не принесло удовлетворения.
Он перешагнул через утыканный арбалетными стрелами труп бледной твари. Порыв ветра разогнал дым и пыль и Фарамор увидел битву. Десятки мертвецов и ворхов напирали на солдат и вооруженных топорами и вилами селян. Бледные твари как пауки взбирались на дома и прыгали с крыш в гущу схватки. Тускло блестели пластины на доспехах, шлемы и мечи. Мелькали когтистые лапы, желтый огонь в глазницах мертвецов.
— Пора действовать, — прохрипел Хет. Заткнутая за пояс кукла дернулась и обмякла.
Фарамор ускорил шаг. В сознании прозвучал крик Сэдры: «Стань причастным к богу! Стань причастным к богу!». Его перекрыл голос глашатая на казни отца: «Приговаривается к смерти! Виновен! Виновен! Виновен!».
Носитель Искры ворвался в толпу нежити и нечисти. Твари, чуя его присутствие, расступались, продолжая натиск. Справа, в рядах защитников деревни, Фарамор увидел рослого солдата с горящими красным огнем глазами. Воин отчаянно размахивал мечом, нападая на своего сослуживца. Движения были порывистыми, марионеточными. Фарамор понял, что в солдата вселился Хет.
Бородатый мужчина в окровавленном кожаном фартуке прошил вилами ворха. Тварь заверещала, раззявив зубастую пасть. Фарамор зарычал как зверь, взмахнул топором…
«Виновен!..»
… и с хрустом перерубил бородачу руку у самого плеча. Мужчина заорал, вперив полный ужаса и боли взгляд в культю, из которой хлестала кровь. Упавшая в пыль отрубленная рука продолжала сжимать черенок вил.
На левом фланге мертвец в солдатском шлеме размахивал мечом. Движения были беспорядочными, бездумными. Лезвие ходило из стороны в сторону. Солдаты успешно защищались от этой слепой ярости щитами.
Маленький, размером с ребенка ворх сдирал с крыши черепицу и с визгом швырял вниз, в ряды обороняющихся людей.
Фарамор увидел блеск занесенного для удара меча и лицо солдата в брызгах крови. Время будто замедлилось. Звуки слились в единый гул. В воздухе сонно кружилась пыль. Лезвие меча плавно проплыло возле глаз Носителя Искры. В следующий миг время рвануло вперед со скоростью сорванной с тетивы стрелы: звуки обрели резкость. Топор Фарамора молниеносно описал дугу и с хрустом врезался в основание шеи солдата, разрубив кожаный доспех и смяв стальные пластины.
Носитель Искры выдернул топор и бросился на молодого воина, который прикрывался щитом. Рядом пролетела арбалетная стрела — как пчела прожужжала.
На правом фланге солдат, в которого вселился демон, вогнал меч в горло своему сослуживцу, но и сам получил удар топором в спину.
В глазах Фарамора блестела холодная сила. Мощным ударом он выбил щит из рук воина. Справа несколько ворхов с ревом набросились на мужчину, который отчаянно размахивал дубиной. Фарамор обрушил топор на голову солдата, с резким скрежетом смяв шлем и проломив череп несчастного.
Хет чувствовал, что тело воина, в которого он вселился, теряет силу. Демон зыркнул красными, как раскаленное железо глазами по сторонам и нашел нового носителя — солдата яростно орудовавшего булавой с шипами. Демон вышел из раненного тела и вселился в тело солдата.
Место битвы снова начало заволакивать дымом и пылью. С другой стороны улицы дюжина ворхов сгоняла обезумевших от страха и уже не пытающихся сопротивляться людей в широкие ворота хлева.
«Приговаривается…»
Фарамор вогнал топор в живот солдата, выдернул, сделал замах и…
«…к смерти!»
… лезвие врезалось в лицо крепкого старика.
Воин с красными глазами Хета размахивал булавой. Мертвецы напирали с неумолимой силой. В пелене дыма мелькали ощеренные пасти, искаженные яростью и страхом лица. Количество защитников деревни стремительно уменьшалось. Тех, у кого больше не оставалось сил и мужества сопротивляться, хватали ворхи и тащили хлев. Воинственные крики полностью поглотили вопли боли и мольбы о пощаде. Мощный порыв ветра снова разогнал дым.
Ярость Фарамора стихала. Искра была удовлетворена. Он сделал глубокий вдох, ощутив в дымном и пыльном воздухе запах крови. Это была хорошая битва, она стоила того, чтобы рисковать.
Фарамор увидел, как в его сторону по улице идут те четыре колдуна, что были рядом с Тангарой. Три прошли мимо, направляясь к хлеву, в который бледные твари согнали людей, а один остановился возле юноши. Выглядел колдун лет на тридцать. У него было узкое, с впалыми щеками лицо и жидкая светлая борода.
— Наши твари собрали неплохую жатву с этой деревеньки, — заметил он.
Фарамор пнул ногой отрубленную голову ворха.
— Тварей тоже полегло немало.
— Оно того стоило. Посмотрите на этих солдат, господин, — колдун указал ладонью на лежащий в пыли труп воина. — После того, как мы проведем обряд, они снова будут держать в руках мечи. Мы оживим всех, чьи тела не слишком пострадали. Остальных сожрут ворхи.
В конце улицы в одном из дворов все еще шел бой. Фарамор увидел, как мелькнули горящие алым огнем глаза единственного уцелевшего солдата, в чье тело вселился демон. Носитель Искры понял, что через несколько минут сопротивление будет полностью подавлено.
— Посмотрите, господин, — колдун указал на один из домов. — Эти мертвецы странно себя ведут.
Фарамор взглянул в указанном направлении. Там, на крыльце дома нервно суетилось несколько тварей. Они заходили в дверной проем, тут же выходили и снова шли обратно.
— Да, это странно, — равнодушно согласился он. — Ну что же, пойдем посмотрим.
Перешагивая через трупы, они пошли к дому. Мимо пробежал ворх, зыркая в разные стороны рыбьими глазами. В когтистой лапе бледная тварь сжимала оторванную человеческую руку.
Фарамор и колдун поднялись на крыльцо — мертвецы расступились, уступая им дорогу, — и вошли в дом. Носителя Искры удивило то, что предстало перед его глазами: в центре комнаты в кресле сидела женщина. Возле ее ног на полу лежала мертвая девочка. В комнате находилось с десяток мертвецов и несколько ворхов, но твари держались на некотором расстоянии от женщины, будто что-то мешало им приблизиться. Возле стен лежали обломки мебели и груды тряпья.
Женщина была красива — темные вьющиеся волосы локонами ниспадали на плечи, густые брови, миндалевидные глаза. Свет стоящей на подлокотнике кресла масляной лампы придавал чертам лица суровость.
Фарамор сделал шаг вперед и словно наткнулся на невидимую пружинистую стену. Губы женщины растянулись в презрительной улыбке.
— Проклятые некроманты! — прошипела она.
Только сейчас Фарамор увидел, что на полу очерчен черный круг, вдоль которого мелкой вязью тянулись какие-то знаки. На темных, почему-то блестевших влагой досках, круг был едва заметен.
— Она ведьма, — шепотом сказал колдун.
— Верно, некромант, я ведьма, — женщина слегка наклонила голову вперед и теперь смотрела исподлобья.
Огонек в лампе затрепетал, по стенам метнулись тени. Твари за чертой круга пытались пробиться сквозь невидимую преграду.
— Защитная магия, — произнес колдун. — Я смогу ее легко разрушить.
— Не надо, — твердо сказал Фарамор.
Теперь женщина смотрела только ему в глаза. Взгляд ведьмы был цепким, как когти ястреба.
— Так вот кто здесь главный, — ее голос сочился злобой. — Да, ты не простой некромант. Ты самая гнусная тварь, какую я видела. Юный, но душа твоя гнилая. Ненавижу! — женщина перевела взгляд на лежащую на полу девочку и ее голос дрогнул: — Не… на… — глотая слезы, она замолчала.
Фарамор снова вспомнил кузнеца из рыбацкой деревни. Тот мастер, как и эта женщина для него не были людьми из толпы. Он видел в них достойную уважения гордость. Доведенные до последней черты они все же бросали вызов, пытались сопротивляться. Кузнец — молотом, эта женщина жгучим презрением.
— Девочка твоя дочь? — спросил он.
Женщина вскинула поникшую голову, волосы взметнулись вверх, глаза горели яростью.
— Да, тварь, она моя дочь! — закричала она. — Я убила ее своими руками, когда поняла, что нам не спастись! Я убила свою дочь, гадина, слышишь — свою дочь! Лучше умереть, чем стать как эта поганая нечисть! — женщина резко вскинула руку, указывая на одного из ворхов.
Колдун усмехнулся.
— И чего ты добилась, ведьма? Мы превратим ее в тварь и похуже, — он кивнул на стоявшего рядом полуразложившегося мертвеца.
— Этого не будет, — заверил Фарамор. — Я обещаю тебе, женщина, мы похороним твою дочь, и некроманты ничего не сделают с ней. Ты же можешь уйти, тебя не тронут, обещаю.
Колдун уже открыл было рот, чтобы возразить, но, посмотрев на решительное лицо Носителя Искры, воздержался от слов. Женщина поднялась с кресла и, делая резкие интервалы между словами, произнесла:
— Ты… делаешь… мне… одолжение?! Ты, мерзкая тварь… делаешь… мне… одолжение? — каждое слово походило на плевок. — Ну, уж нет!
— Я не желаю тебе смерти, — проговорил Фарамор.
Неожиданно искаженное злобой лицо ведьмы стало умиротворенным. Сознание Носителя Искры кольнула тревога. Что-то было не так.
Женщина посмотрела на мертвую дочь, улыбнулась и с нежностью произнесла:
— Скоро я буду с тобой, дорогая.
Тревога ударила в разум Фарамора оглушительным набатом. Женщина взяла с подлокотника кресла лампу и с силой швырнула ее об пол.
Фарамор рванул к выходу, но на пути стояли мертвецы. Разлитое по полу масло вспыхнуло мгновенно. Пламя метнулось в разные стороны, загорелись кресло и платье ведьмы. Ворхи взревели, выпучив от ужаса рыбьи глаза.
Фарамор отбросил мертвеца древком топора. Огонь горел под ногами. Рядом закричал колдун. Пламя пожирало обломки мебели и тряпье возле стен. Женщина превратилась в пылающий факел. Собрав остатки воли, она вдохнула раскаленный воздух и закричала:
— Ненавижу… у… у!
Фарамор выскочил из дома и отбежал от крыльца. Волосы опалились, от тронутой огнем одежды вился дым. Из дверного проема вываливались объятые пламенем мертвецы. Их плоть с треском плавилась и спадала с костей. В доме продолжали реветь ворхи. Огонь с воем вырывался из окон, лизал бревна, подбираясь к крыше. Пылающие языки выползли на крыльцо, метнулись по опорам, поддерживающим навес над дверью. Ветер закручивал клубы дыма и относил в сторону.
«Я был в шаге от гибели», — подумал Фарамор. Странно, но эта мысль вызвала у него усмешку.
Какое-то время он смотрел на объятый пламенем дом, а потом, сжимая топор, вышел со двора. По улице бродили мертвецы, сновали ворхи. Фарамор увидел, как к нему приближается солдат с горящими красными глазами. Он улыбался. Из рассеченной щеки воина текла кровь, голову венчал помятый сбоку шлем. По мере приближения улыбка солдата таяла, лицо становилось сердитым.
Фарамора удивило, что так поменяло настроение демона? Но скоро все выяснилось: солдат подошел и указал пальцем на его поясной ремень.
— И что ты мне теперь прикажешь делать? — обиженно спросил он.
Фарамор посмотрел вниз и хмыкнул. У заткнутой за пояс куклы не было головы — видимо оторвалась во время боя, от тряпичного тельца вился дымок. Фарамор удивился, как еще уцелела солома, не сгорела, когда он выбегал из дома? Он вынул безголовую куклу из-за пояса, покрутил в руке, разглядывая ее со всех сторон, и произнес:
— Послушай, Хет, а почему бы тебе не остаться в теле этого солдата?
Воин всплеснул руками, лицо обрело глупое выражение.
— Солдата? Ну, конечно! Как мне самому такая мысль не пришла?! — съязвил демон.
— А что не так-то?
— Все не так! Я не могу долго оставаться в теле живого существа. Не просто, знаешь ли, контролировать сознание. Еще час и этот солдат освободится от моего контроля и снова пойдет крушить нежить, если только с ума не сойдет. А я в этом мире должен быть к чему-нибудь привязан, как вот к этой кукле.
У дома, из которого спасся Фарамор, рухнула крыша. В клубах дыма закрутился ворох искр и пепел.
— А тебе обязательно быть привязанным к кукле? — спросил Фарамор.
— Желательно. У куклы, по крайней мере, есть ноги. Я же должен как-то передвигаться, когда не сижу у тебя за поясом?
Фарамор осмотрелся.
— Знаешь что, Хет, а почему бы тебе не пройтись по домам? У детей в этой деревне обязательно должны были быть куклы.
— Конечно, пройдусь, — проворчал демон. — Что мне еще остается. Но у старины Хитреца Хета были чудесные рыжие волосы. А теперь у бедняги нет даже головы. Такого, как он теперь уже не найти.
Печально опустив голову, солдат поплелся к дому, который находился с другой стороны усеянной трупами улицы.
Фарамор посмотрел на безголовую куклу.
«Это любимая игрушка Невеи», — подумал он и поморщился. Воспоминание о сестре вызвало резкий приступ страха. Фарамор зажмурился и помотал головой, пытаясь изгнать из сознания образ Невеи.
— Да что со мной?! — со злостью выдавил он и, открыв глаза, с отвращением швырнул куклу в сторону горящего дома.
Воспоминание о сестре померкло, но осталось раздражение и недоумение. Опять этот беспричинный страх. Но сейчас Фарамор не мог оправдать его последствием ночного кошмара, как тогда, в доме Ратиша. Носитель Искры сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.
«Это всего лишь усталость, — успокаиваясь, подумал он. — Только усталость и ничего больше». Но где-то в глубине сознания чувствовал, что лжет самому себе. Ему было легче верить в эту ложь, чем пытаться объяснить то, чего не понимал. Разум не желал знать правду. Он боялся, что правда может оказаться ужасной.
Фарамор сплюнул, прикрепил к перевязи топор и направился прочь из деревни. По дороге он подумал о сгоревших заживо колдуне и ведьме. Мысль о колдуне вызвала в нем легкую досаду, граничащую с равнодушием, но, вспомнив гордое лицо женщины, Фарамор почувствовал сожаление.
Он уже выходил из деревни, когда его догнал солдат с горящими глазами.
— Посмотри, что я нашел?! — с довольным видом воскликнул демон. Солдат протянул Фарамору сшитого из кожаных лоскутков человечка. Голову куклы венчал разноцветный шутовской колпак. Вышитый красной нитью рот кривился в широкой улыбке. Глаза были сделаны из треугольных кусочков светлой кожи. Неизвестный мастер постарался на славу, не поленившись сшить для куклы тряпичный зеленый кафтан с настоящими крохотными пуговицами и, сделав на руках человечка по три пальца.
— Ну что же, мне нравится, — сказал Фарамор.
— Еще бы, да этот парень в кафтане намного лучше того рыжеволосого Хитреца! — в голосе солдата слышался восторг. — Намного лучше! Ты посмотри на его колпак?!
Фарамор усмехнулся.
— Быстро же ты меняешь свое мнение, — он взял у солдата куклу, сунул ее за пояс, после чего вынул из чехла нож и произнес: — Пора тебе вселиться в своего нового друга, Хет. Ты готов?
Воин кивнул, продолжая глупо улыбаться. Фарамор поднес лезвие к его шее и перерезал пульсирующую вену. Резкими толчками хлынула кровь. Огонь в глазах солдата погас. В тот же миг кукла за поясом Фарамора встрепенулась.
Солдат растерянно покрутил головой, будто пытаясь понять, где он находится, затем его лицо исказила гримаса боли, и воин прижал ладонь к ране. Рот открылся, из глотки вырвался стон, глаза наполнились отчаянием.
Фарамор стряхнул с лезвия кровь и вложил нож в чехол.
Солдат рухнул на колени и протянул к юноше руку со скрюченными пальцами, словно моля о помощи, но Фарамор развернулся и пошел в сторону особняка.
Затянутое тучами небо темнело. Мир погружался в вечерние сумерки. Издалека доносился писклявый с надрывом лай собаки — единственного живого существа все еще бросающего вызов беде, постигшей деревню.