Горхал волновался. Невея находилась в зале с реликвиями уже больше часа, и это время растянулось для верховного жреца на целую вечность. От того какой действие окажут реликвии на девочку слишком многое зависело. Но помогут ли они вообще, вот в чем вопрос. Именно это сомнение и не давало Горхалу покоя.

Жрец знал, что в той или иной степени это сомнение сейчас мучает и Северу, которую он оставил отдыхать в своем кабинете, и Мархата, отправившегося в казармы и давшего обещание вернуться сразу же, как закончит дела касающиеся отчета о походе его отряда.

Горхал пытался молиться, но не смог сосредоточиться и отложил обращение к богам до времени, когда разум снова обретет спокойствие. Жрец мерил шагами зал храма, присаживался на скамью, потом вставал и снова начинал ходить, как никогда понимая, что порой ожидание может свести с ума.

Чтобы как-то отвлечься он принялся менять почти догоревшие свечи в медных канделябрах возле алтаря. За этим занятием жрец вдруг подумал, что Невея находится в зале с реликвиями уже довольно долго, а это хороший знак. Значит, там что-то происходит. В ином случае, девочка давно бы уже вышла. Неужели его план сработал? Неужели?

Горхал уже менял последний огарок на новую свечку, как сзади раздался грохот резко открывшихся ворот храма. От ворвавшегося в зал ветра пламя свечей затрепетало, едва не погаснув, а плотные зеленые портьеры, прикрывающие аркообразные окна, вздулись, как паруса.

Жрец повернулся, намереваясь отчитать наглеца, посмевшего так непочтительно войти в храм, и застыл, не произнеся ни слова.

Наглецов оказалось семеро: шесть законников в лиловых плащах и кожаных шлемах с эмблемой Дома Закона, и советник государя Дориар Эмунг.

Гнев Горхала моментально сменило чувство тревоги. Жрецу не надо было долго думать, чтобы понять: эти люди пришли в храм явно не для вечерней молитвы.

Дориар, по-птичьи резко поворачивая голову, осмотрелся, словно был здесь впервые, после чего пригладил ладонью зачесанные назад черные волосы и по ковровой дорожке двинулся к Горхалу. В руке советник держал трость с золотым круглым набалдашником, на пальце красовался перстень с крупным рубином. Дориар был облачен в темно-зеленый длинный костюм, с множеством крохотных пуговиц, который сидел на нем безупречно. Плечи облегала меховая накидка, закрепленная под шеей круглой малахитовой заколкой. Чисто выбритое, слегка тронутое морщинами лицо только укрепляло впечатление, что к своей внешности советник относился с должным вниманием. И только бледно-голубые, глубоко посаженные водянистые глаза портили холеный, аккуратный образ Дориара — они словно были частицами другого человека — человека старого, которого невзгоды научили какому-то демоническому презрению ко всему миру.

Советник остановился в нескольких шагах от жреца. Его сапоги, как и сапоги законников, оставили на ковровой дорожке густые следы грязи, которые в другое время возмутили бы главу храма, но сейчас, одолеваемый тревогой, Горхал лишь недовольно поморщился.

— Давно я здесь не был, — вперив пристальный взгляд в жреца, с улыбкой произнес Дориар. — Я даже забыл, какой тут приятный запах, — он прикрыл веки и сделал глубокий вдох. — Аромат обрядовых благовоний… просто восхитительно.

— Насколько я помню, — заметил Горхал, — ты посещал храм только однажды, в тот день, когда государь принимал престол.

— Верно. Все верно, — с грустной усмешкой согласился советник. — Но этот восхитительный запах я запомнил. К сожалению, дела государства отнимают у меня слишком много времени. Не могу выкроить и минуты, чтобы забежать в храм и помолиться возле этого чудесного алтаря.

«В твоем случае молитвы бесполезны», — подумал Горхал, а вслух произнес:

— Но сегодня у тебя все же нашлось время. Ты даже пришел с компанией.

— Увы, — вздохнул Дориар, — но и в этот раз именно государственные дела привели меня в храм. Да-да, Горхал, государственные дела!

Показное лживое сожаление в голосе советника вызвало у Горхала отвращение, и верховный жрец лишь усилием воли сохранил невозмутимое выражение лица.

— Государственные дела? — стараясь говорить спокойно, спросил он. — Позволь узнать, какие?

Дориар сощурил глаза. Продолжая улыбаться, он наклонил голову к плечу и Горхал прочитал в хитром лице советника ответ на свой вопрос: «Ты ведь знаешь, зачем я пришел, не так ли? Так давай же перейдем от светских бесед к делу».

Что Дориар и сделал, причем улыбка сползла с его лица, а голос стал резким:

— Я знаю, что сейчас в храме находится девочка и дарния из монастыря. И ты будешь глупцом, жрец, если станешь это отрицать.

Горхал почувствовал себя попавшим в капкан зверем. Отрицать, что Невея и Севера в храме действительно было бы глупо, ведь то, что они здесь хитрый лис Дориар знал точно. Жрец проклинал себя за неосторожность.

— Да, девочка и дарния в храме, — только боги знали, каких усилий ему стоило сохранять видимость спокойствия. — И что с того? Похоже, твоим соглядатаям уже нечем заняться, как…

— Хватит! — выкрикнул советник, направив в сторону жреца трость, как указующий перст судьи, обвиняющего преступника во лжи. — Хватит! Мы оба знаем, кто эта девочка! — в набалдашнике трости отражалось пламя свечей, делая его похожим на огненный глаз какого-то чудовища. Шестеро законников стояли по обе стороны от Дориара. Их лица были мрачнее надгробных плит. — Ее зовут Невея, — продолжал советник. — Она дочь бывшего палача Легиса Тоула и ее вместе с братом изгнали из столицы.

— Я понимаю, — быстро заговорил Горхал, — нет ничего хорошего, что Невея нарушила закон и вернулась в Алтавир, но в этом полностью моя вина. Я…

— Да плевать мне на закон и твою вину! — заорал Дориар, и его крик эхом разнесся по залу. — Ты что же, думаешь, я пришел бы в этот вонючий храм, чтобы найти какую-то девчонку нарушившую закон? — неожиданно, он будто осознав, что вышел из себя, поморщился, и продолжил уже не повышая голоса: — Дело в том, жрец, что я знаю больше, чем тебе хотелось бы. Да и ты не такой наивный, верно?.. Так что не надо строить из себя доброго старичка, приютившего в храме девочку-сиротку. Тебе ведь известно, кто я? Глава ордена чернокнижников. И девчонка со своей способностью противостоять нечисти и нежити причастна к тайне моего ордена.

Горхал с недоумением посмотрел на законников и советник, проследив за его взглядом, усмехнулся и счел нужным пояснить:

— Эти дюжие ребята моя личная охрана. Они тоже состоят в ордене, хотя и не являются чернокнижниками. Кстати… — он обратился к законникам справа: — Вы, трое, идите, найдите девчонку и послушницу. Но с дарнией будьте осторожны, ее меч очень опасен.

Законники, шлепая грязными сапогами по мозаичному полу, направились к полукруглой, с белокаменными резными перилами лестнице, ведущей на второй этаж. Там находились библиотека, зал совета и кабинет Горхала, в котором на диване спала Севера.

У верховного жреца защемило сердце. Он почувствовал себя невероятно старым и усталым. До этого лихорадочно мелькавшие в поисках выхода из положения мысли, будто наткнулись на стену и осели в сознании единственным, доставляющим боль вопросом: «Неужели все кончено?»

С видом победителя Дориар пригладил волосы и не без злорадства произнес:

— Сейчас, в это самое время, мои люди задерживают всех старейшин храма. Теперь их будущее зависит от них самих. Тех, кто не согласится подчиняться воле ордена, обвинят в заговоре против государя. А те, кто усмирит сою гордыню — что мне кажется вполне разумным — будут и дальше заниматься делами храма, с некоторыми условиями, разумеется. Сказать по честному, мне до смерти надоело, что вы, святоши, суете носы, куда не следует.

Три законника поднялись по лестнице, и зашли в библиотеку. Горхал знал, что на осмотр этого зала у них уйдет не больше минуты, а далее, если прихвостни советника зайдут в кабинет… Что тогда произойдет? Окажет ли Севера сопротивление?

— Я дам и тебе шанс, старик, — продолжал Дориар. — От тебя лишь требуется не суетиться, так сказать, закрыть глаза на некоторые вещи. И вот еще что… — он выдержал паузу, давая понять, что его последующие слова очень важны. — Ты должен уничтожить реликвии, эти поганые черепа. Я понимаю, что тебе, как хранителю веры…

— Почему бы просто не убить меня? — ощущение тяжести прошло, сменившись злостью. Горхал посмотрел на советника так, будто собирался уничтожить его одним взглядом.

— Убить тебя? — почти добродушно воскликнул Дориар. — Так и будет, старик. Так и будет, если ты решишь избрать путь великомученика. Но это не в интересах ордена. Нам вовсе ни к чему менять порядок вещей, по крайней мере — внешне. Пускай люди все так же ходят в храм, молятся Трем Богам, и думают, что жизнь штука мерзкая, учитывая то, что творится в стране, но все можно исправить благодаря вере и усердным молитвам. Пускай люди так думают. Никому ведь не нужен шум из-за того, что весь уважаемый совет храма будет обвинен в заговоре против государя?

Горхал подумал, что очень желает смерти этому гнусному чернокнижнику, который смотрел на него с кривой ухмылкой и ждал ответа на свой вопрос. Впервые в жизни жрец желал кому-то смерти. На лбу главы храма выступила испарина. Медленно, с каким-то напряжением, Горхал перевел взгляд на алтарь, а затем на медный канделябр, в котором новенькие свечи только начали оплывать блестящими каплями расплавленного жира. Пламя на фитилях трепетало, и света от свечей было меньше, чем пляшущих по стенам и сводам храма теней.

Рука Горхала потянулась к канделябру, пальцы коснулись медной узорчатой стойки и застыли.

— Не делай этого, — спокойно предостерег Дориар. С видимой неохотой, свободной от трости рукой, он вынул из чехла на поясе длинный тонкий нож — пламя свечей отразилось от лезвия, сделав его похожим на раскаленную иглу. — Ты ведь знаешь, я убью тебя.

— Знаю, — голосом человека, который уже принял твердое решение, ответил Горхал. Его глаза затуманила печаль, а в сознании, затмив все чувства, осталось лишь сожаление о том, что он почти ничего не успел сделать для Невеи, помочь в ее противостоянии. Как же не хотелось вот так умирать. Он почувствовал, что его жизнь подошла к концу еще в тот миг, когда советник и законники только зашли в храм, видел, что в лице Дориара пришла сама смерть. Ну что же, теперь дело за малым — уйти, не опозорив свою честь, показать этому самоуверенному чернокнижнику, что он, верховный жрец храма, еще способен на собственное противостояние.

— Подумай хорошенько, Горхал, — произнес Дориар.

— Я уже подумал, — жрец схватился за стойку и с невероятным усилием поднял и занес над головой тяжелый канделябр, наперед зная: удар этой бронзовой штукой не достигнет цели.

Через мгновение он почувствовал боль — Дориар сделал быстрый выпад ножом, пронзив сердце Горхала. Канделябр выпал из рук и, ударив жреца по спине, с оглушительным грохотом упал на пол. Разбрасывая снопы искр, разлетелись свечи.

Дориар, с выражением досады на лице, вырвал клинок из груди жреца, резким взмахом стряхнул с лезвия кровь и погрузил нож в чехол.

Под аккомпанемент эха от упавшего канделябра Горхал сначала рухнул на колени, а затем — лицом вниз, на пол. Волосы седым ореолом разметались вокруг головы. Из-под распростертого в виде креста тела расползалось черное пятно крови. Горхал умер еще до того, как его голова коснулась пола, но в угасающем сознании успела промелькнуть последняя уверенная мысль: «Невея справится!..»

А наверху трое законников вышли из библиотеки и направились к кабинету.

— Глупец, — сквозь стиснутые зубы процедил Дориар. — Я ведь дал ему шанс. Глупец, решил таки стать мучеником, — он с презрением сплюнул. Потом поправил чуть съехавшую на правое плечо меховую накидку, снова нацепил на лицо маску спокойной надменности и с притворным сожалением произнес: — Жаль, не успел я у него узнать, чем здесь так приятно пахнет.

— Это запах сушеного тысячелистника, — угрюмо сказал один из законников.

— Ты уверен?

— Да, господин.

— Хм… приятный запах. Очень приятный.

После того, как глава храма и Невея ушли в зал с реликвиями, Севера, чтобы как-то себя занять, некоторое время рассматривала прикрепленную к стене карту Исходных Земель. Но скоро ей это занятие наскучило, тем более, что карта была настолько древняя и со времени ее составление в стране произошло столько изменений, что Севера только примерно смогла проследить по ней путь, который проделали они с Невеей.

Походив бесцельно по комнате и подбросив в камин полено, дарния взяла с полки самую тонкую книгу под названием «Жизнь мудрого Везика», легла на диван, мягче которого, как ей показалось, могут быть только облака, и начала читать.

Раньше она никогда не слышала ни про какого Везика, а прочитав десяток страниц, узнала, что жизнь этого мудреца была так же скучна, как у камня на обочине заброшенной дороги. Несмотря на легкое чувство тревоги и переживания за Невею, Севера уснула так крепко, как уже давно не спала. Во многом этому способствовали сытый ужин, жар камина, мягкий диван, ну и, конечно же, самая скучная книга на свете.

В то время, как Невея разговаривала с женщиной призраком, а в храм вошли Дориар и законники, Севера видела во сне погруженный в летнее благоденствие монастырь святой Дары; видела своих подруг: Зингару, Валию, Уору и Райну, настоятельницу Ирьяду Нару и целительницу матушку Гаю — это был прекрасный спокойный сон.

А когда до ушей Северы донесся приглушенный грохот от выпавшего из рук Горхала канделябра, во сне она посмотрела на небо над монастырем и подумала, что приближается гроза.

Гроза действительно приближалась, но иного рода, без грома и молний — она вырвала Северу из объятий сна суровым возгласом законника: «Встать!» и холодом стали клинка, прижатого к щеке.

Севера открыла глаза. Ей хватило пары мгновений, чтобы оценить ситуацию. И оценка эта была неутешительной: над ней, как скалы нависали трое крепких законников с мечами в руках. В их глазах горело торжество, словно они смотрели на только что взломанный сундук полный сокровищ.

— Встать! Повторил один из законников, не отводя острие меча от лица Северы. Видимо предупреждение Дориара о том, что эта женщина опасна, он принял со всей ответственностью.

Мозг Северы лихорадочно заработал, в сознании вспыхивали вопросы: «что произошло? Что с Невеей? Что делать? Где Горхал?..» Она поняла: сопротивляться и делать резкие движения — не следует. Сейчас лучше притвориться паинькой.

Не дожидаясь, когда этот амбал снова повторит приказ. Севера медленно приподняла руки — жест, говорящий о подчинении — и встала с дивана. Глаза невольно покосились на меч в ножнах, которые она отстегнула от поясного ремня еще перед ужином и оставила прислоненными к креслу.

— И думать забудь! — предостерег законник. — Нож сюда давай, — от протянул свободную от меча руку.

Севере ничего не оставалось, как подчиниться. Более того, она решила сыграть роль испуганной женщины и изобразила на лице гримасу страха — лучше схитрить, пока ситуация не разъясниться.

— Иди к выходу, — очередной приказ. Законники отошли в стороны, пропуская ее. Но Севера заметила, что они расслабились. Это было видно по их уже не таким сосредоточенным лицам.

— Как скажете, господин, — тоненьким голосом, от которого ей самой стало тошно, произнесла Севера.

С поникшей головой она проследовала через комнату, вышла в дверной проем и увидела, что внизу возле алтаря стоят четверо, а кто-то лежит на полу. Горхал! Это без сомнения он. Мертвый? Оглушенный?

— Мы нашли только дарнию, — доложил один из законников. — Девчонки здесь нет.

— Идите, ищите внизу, — раздался приказ. — Под храмом есть зал с реликвиями, думаю, она там, — и уже тише, будто говоривший обращался к самому себе: — Похоже, они что-то задумали и время зря не теряли.

«Кто этот человек отдающий команды? — спросила себя Севера. — И зачем ему Невея? Неужели…» Она вспомнила об ордене чернокнижников, о котором рассказывал Горхал. Конечно же, только чернокнижников может так интересовать Невея, что они вломились в храм, оглушили верховного жреца (она все еще надеялась, что он жив) и рыскают теперь как охотники в поисках добычи. Но как они узнали? Хотя… сейчас это не важно. Нужно думать, что делать! Думать…

Один из конвоиров толкнул ее в спину, и она зашагала вниз по лестнице. А трое из четверых, до того стоящих возле алтаря, быстрым шагом направились к узкому коридору, в конце которого находилась дверь, ведущая в подземный зал с реликвиями.

Севера прикинула, каковы шансы победить, если придется драться и поняла, что без меча — ни каких. Да и с оружием шансы были сомнительные. Люди, которые ее вели, не походили на тех законников, что шляются по улицам столицы, делая вид, что следят за порядком и большую часть времени просиживают в таверне за кружкой сидра. Нет, в этих людях чувствовалась выправка, и пытаться справиться с ними голыми руками — верх глупости. Взвесив все «за» и «против», Севера решила, как и прежде строить из себя испуганную простушку, пока чаша весов «за» не перевесит.

Человек, командующий законниками, встретил Северу холодным оценивающим взглядом.

— Так-так, — проговорил он, ловко покручивая между пальцами трость. — Дарния из небезызвестного женского монастыря. Слышал, вас обучают владеть оружием, — сузив глаза, он обратился к законникам: — Свяжите-ка ей руки, не люблю я, знаете ли, сюрпризы.

«Проклятье!» — мысленно выругалась Севера, когда один из конвоиров стянул ее руки за спиной кожаными наручами. Она приложила все усилия, чтобы показной страх на ее лице не сменила гримаса гнева.

— Я не понимаю, господин, что все это значит? — промямлила она. — И что случилось с достопочтенным Горхалом? — с трудом, но она втиснула в свой голос плаксивые нотки.

— Ты узнаешь ответы на свои вопросы, — спокойно и как-то по-дружески произнес обладатель трости. — Но для начала представлюсь: мое имя Дориар…

— Господин советник, — Севера изобразила почтение и кивнула.

— Да, я советник нашего государя, — уголки губ Дориара слегка приподнялись. Севера подумала, что он был бы красив, если бы не водянистые, с какой-то глубинной мутью, глаза.

— А что с мессиром? — Севера перевела взгляд на лежащего без движения Горхала. Заметила пропитавшую ковер кровь и поняла, что ее вопрос уже не нуждается в ответе.

— К сожалению, он мертв, — вздохнул Дориар, и тут же его губы растянулись в широкой улыбке, будто он только что сообщил невероятно радостную новость. — Скажу больше, дорогая, и, боюсь, слова мои тебя не слишком обрадуют: нашего уважаемого верховного жреца убила ты! — он пожал плечами и покачал головой, — Ай-яй-яй, как же ты могла?

— Я… я не понимаю, — Севера захлопала глазами.

— Все ты понимаешь. И перестань, наконец, строить из себя дурочку. Ты с этой ролью не справляешься. Как не старайся, а в твоих глазах проскакивают искры, готовые сжечь меня, — улыбка сошла с его лица, как оплывает сало с горящих свечей. — Рассказать, как дело было с Горхалом? Патруль законников проходил мимо храма и услышал крик о помощи. Законники вбежали в сие святое место и — о, боги! — увидели, как какая-то злодейка пронзает клинком сердце несчастного старика — жреца! Законники скрутили убийцу, хотя сделать это было нелегко, ведь злодейка ни кто иная, как воительница из монастыря Дары! Да, увы, даже воспитанники святых обителей могут обезуметь. Как тебе моя история?

Севера решила, что притворяться наивной простушкой теперь и, правда, нет смысла. Этот проклятый советник, скорее всего, раскусил ее с первого взгляда. В отсутствии ума его трудно упрекнуть. Что же делать? Держать себя в руках и удивить его спокойствием. Подавляя гнев, Севера едва заметно улыбнулась и с напускным равнодушием ответила:

— Так себе история, господин советник. Фантазией вы не блещете.

— Хм, — Дориар на несколько секунд задумался. — Здесь, видишь ли, дело не в самой истории, а в ее последствиях. А последствия — плаха и топор палача… Ах да, еще твоя голова! — он хихикнул, показав ровные белые зубы. Севера подумала, что отдала бы левую руку, лишь бы в правой сейчас, каким-то чудом, оказался меч. — Но есть и кое-что хорошее в твоем положении, — продолжал советник. — От преступления до казни нынче путь не долог. Сегодня ты лишил человека жизни, завтра лишат жизни тебя. Ожидание смерти хуже самой смерти — простая истина, которую тебе в полной мере не суждено познать! Хотя мне это кажется — несправедливо… убийца верховного жреца должен ожидать смерти долго, в мучениях. И казнь его должна быть страшней, чем отсечение головы. Правда, насчет казни я не совсем уверен… видишь ли, завтра законникам придется приложить все усилия, чтобы ты дошла до эшафота и не была растерзана толпой. Даже не знаю, смогут ли они?..

Севера раскраснелась. Как ни старалась она сдерживать гнев, но это чувство оказалось сильнее ее воли. Гнев сорвался с ее губ шипением разъяренной змеи:

— Я убью тебя, мерзкое отродье!

— Не думаю, — возразил Дориар. Он был доволен, что ему удалось вывести эту женщину из себя.