— Бедненький, он, наверно, голоден! — сказала Мафалда, с жалостью глядя на принца в замаранных и мокрых пеленках.

— Его небось кормят одним козьим молоком!

— Да еще нестерилизованным, — добавил Фернанду, никогда не упускавший случая блеснуть эрудицией.

— Неудивительно, что он скоро умрет! — заключил Вашку.

Услышав такой зловещий прогноз, Мафалда даже вздрогнула.

— С чего ты взял, что он должен умереть? Просто он сейчас неважно выглядит. А ты уж готов уложить его в гроб и зажечь свечки!

— Послушай, птичка моя средневековая, слыхала ли ты когда-нибудь о доне Энрике I, унаследовавшем престол после Афонсу Энрикеша? Не слыхала. В любом учебнике сказано, что после Афонсу правил дон Саншу I. Понятно?

— Понятно, понятно! Ну конечно, я еще пририсовала ему в учебнике длинную бороду и усы и через один закрасила зубы. От этого он у меня сделался похожим на нищего со щербатым ртом.

— Значит, теперь тебе ясно, что этот несчастный в нестираных пеленках, которые ему не меняли невесть сколько дней, должен умереть, иначе он стал бы наследником престола, ведь других детей у Афонсу пока нет? — сказал Вашку и торжественно прибавил: — Следовательно, он или умер собственной смертью, или в крепость ворвались мавры и разрубили его пополам, или же он был похищен крестоносцами, пожелавшими отомстить за что-нибудь Афонсу Энрикешу!

— Выдумал тоже! Ну и фантазия у тебя! Крестоносцам в походе на Святую землю только грудного ребенка не хватало… — хмыкнул Фернанду.

Веселье мало-помалу стихало, люди начали расходиться по домам. Один Афонсу Энрикеш сидел на своем троне, чесал в бороде и над чем-то размышлял. Наконец его прорвало. Он брякнул кулаком по столу и гаркнул:

— Эй вы, подите сюда!

Ребята переглянулись. Они здорово устали и от куплетов, и от танцев. Что ему еще взбрело в голову? Они подошли к столу.

— Ну-ка, повторите громко и ясно, так, чтобы я понял, каким таким словом вы называли мой меч?

— Мы? Мы, сеньор? — Ребята в растерянности смотрели на Афонсу. — что вы, сеньор! Мы не сказали ничего плохого про ваш доблестный меч, про этот благородный клинок, про эту разящую шпагу…

Вашку тихонько толкнул Фернанду, призывая к порядку и его, и его эрудицию:

— Какая шпага, это тебе не бой быков!..

Но Фернанду наступил ему на ногу и, безмятежно улыбаясь королю, продолжал скороговоркой:

— …про это сверкающее лезвие, про эту грозную саблю, про этот непобедимый палаш…

— Что еще за палаш, разрази меня гром! — заорал король. — Я слышу преотлично! Вы назвали мой меч каким-то странным именем — это я точно помню. И желаю его знать. Ну?!

— Сеньор, — проговорил перепуганный Вашку.

— Ну?

— Дело в том… в том, что…

— Ты что, заика? Чего ты там бормочешь?

— Да нет же, сеньор… Просто ваше величество сам сказал…

— Кто тебе сказал? Что сказал? Во имя Сантьяго, или Сан-Жоржи, или всех святых вместе взятых, не смей меня дурачить, у меня и так голова крýгом!..

Тут Вашку совсем запутался.

— Ваше величество «сказал» или «сказали»? — шепотом спросил он Фернанду.

— «Сказали», осел ты несчастный! Нужно было получше учить грамматику, не нес бы сейчас околесицу!

— Да не злись ты, в грамматике про это ничего не сказано!

— Я хотел напомнить вашему величеству, что вы сами недавно говорили о купцах, которые вас ждут, и что у вас очень мало времени. Мы все вам объясним в следующий раз. Это же не срочно…

— Р-разнесу! Вздумал обмануть меня?! Слава господу, я не вчера родился, а мой меч повыпустил кишки стольким негодяям, что уж еще с тремя справится за милую душу! — И он опять бабахнул кулаком по столу. — Отвечайте, как вы его назвали?!

Тогда вышла вперед Мафалда и ответила просто и решительно:

— НЛО.

Тут король так взревел, что в соседней комнате взвизгнул наследник, а дон Бибаш подскочил к столу белый от ужаса и запричитал:

— Граф?! Скажите, где граф?! Он здесь?!

Но королю было наплевать на все, кроме одного.

— Что ты сказала?

— НЛО.

— Что называете вы этим словом в вашей варварской стране? Откуда явились вы, чтобы нарушить покой в моем королевстве?

— Знайте же, что если страна и стала варварской, то только по вашей вине! Незачем было приводить сюда столько иностранцев. Даже епископ в городе и тот англичанин. Мне надоело уже повторять, что эта страна такая же ваша, как и моя, и моих братьев! И вообще, в учебнике истории я пририсовала вам две рыжие косички — торчат прямо из-под шлема, а доспехи украсила разноцветными оборочками и еще нарисовала вам оранжевые перчатки, а на меч посадила попугая. Я бы и с зубами вашими расправилась, как я это сделала вашему сыну дону Саншу, только у вас на картинке лицо насупленное, а губы крепко сжаты, поэтому и не вышло.

Слова Мафалды подействовали на короля ошеломляюще. Теперь наступила его очередь заикаться.

— Рыжие косички… разноцветные оборочки… оранжевые перчатки… попугай… мой сын Саншу… Нет у меня никаких косичек, оборок, перчаток, не знаю я, что такое попугай, и сына моего зовут Энрике… Это не обо мне, разрази меня гром!

Но Мафалда уже вошла во вкус:

— Нет, именно о вас, ваше величество! А ваш меч мы называли НЛО, что на нашем — и, между прочим, вашем — языке значит «неопознанный летающий объект». Через 834 года он будет в большой моде. У нас все говорят, что видели его, но никто не знает, что это такое, а в общем-то, никто особенно в него и не верит.

Это было последней каплей. Король поднялся с места. Он был в гневе… нет, его просто трясло от ярости.

— Никто не знает?! Ты осмеливаешься говорить это мне в лицо? Никто не знает, что такое мой меч?! Никто в него не верит?! В мой меч, сразивший столько мавров, что и половины их на земле не осталось! В мой меч, срубивший столько голов, что их и счесть нельзя! И у тебя хватает наглости говорить, что через сколько-то там лет никто в него не поверит?!

«Ну, теперь все равно пропадать, — мелькнуло в голове у Мафалды, — сейчас я ему покажу!»

— Ваше счастье, дон Афонсу, что не принято называть короля дураком. Особенно, если живешь в городе, который он завоевал. Все боятся вашего гнева и не говорят вам правды, а вам бы стоило знать правду о себе! И я с удовольствием расскажу вам…

— А я не желаю слушать твои небылицы! Будь я проклят, если не рубил головы за куда более ничтожные оскорбления! Обо мне пусть болтают что хотят, но насмешек над моим мечом я не потерплю!!. Стр-ража! В темницу их! Живо! На хлеб и воду! Пусть сидят, пока я о них не вспомню!

Несколько стражников, вооруженных до зубов, двинулись к ребятам. Но те, не будь дураки, дунули в разные стороны, а в легких летних костюмах, как вы догадываетесь, бегать куда удобней, чем в железных доспехах. Они носились по залу, скакали, как чертенята, и строили преследователям рожи. Некоторым даже показалось, что опять начинается веселье, и народ стал возвращаться в замок, отчего снова возникла толкучка. В результате один из стражников поскользнулся на том месте, где вырвало бедняжку принца, и растянулся во весь рост, а остальные загремели сверху. Король орал: «В темницу, в темницу!», дон Бибаш шнырял между стражниками с воплями «спрячьте меня от графа!» и врезался головой в зеркало королевы, зеркало разлетелось на мелкие осколки, и королева в свою очередь подняла крик, взывая к своему «папочке Амадеу», который «всегда говорил, что здесь все сумасшедшие!».

Один осколок отлетел и вонзился в руку Фернану Монижу, закапала кровь, и окончательно расстроенный рыцарь трагически воскликнул:

— Я знал, что все это плохо кончится, я предупреждал!

Башмаки скользили на загаженном полу, по которому волочились полы плащей; мелькали всклокоченные головы, король не переставая кричал: «В темницу, я страшно отомщу!» — но никто, даже стражники в перепачканных доспехах, уже не соображал, кого именно нужно туда тащить, шут прятался от графа, королева угрожала немедленно вернуться из этого варварского захолустья в Савойю, Фернан Мониж предрекал конец света, нянька сняла с наследника чепчик и ползала под ногами, подтирая им пол, дама, обучавшаяся искусству танца у Вашку, прищелкивала пальцами и напевала: «О, малян, о, малян, что за жизнь, вот так жизнь!», а Мафалда и ее братья стояли в углу и надрывались от смеха.

Но смеялись они недолго. Мощные руки сгребли их в охапку, и все тот же голос рявкнул:

— В темницу, будь я проклят!

И дон Афонсу Энрикеш швырнул их, как котят, незадачливым стражникам, которые все еще сидели на полу и силились разобраться в сложной боевой обстановке.