Всю ночь под ними вертелись колёса и тряслось неровное дно повозки. Всю ночь они ехали куда-то, ещё какие-то связанные люди лежали на дне повозки рядом с ними, и дощатое дно подскакивало на камнях и корнях: ехали перелесками, без дороги. Только два раза за ночь останавливались: в первый раз какой-то сердитый человек с длинными волосами, перевязанными лентой на лбу, подбежал к ним, сосчитал всех и велел вознице ехать дальше; во второй раз остановились уже ближе к утру и стояли довольно долго возле каких-то строений.

Возница куда-то ушёл, а потом много людей пришло сразу; они ругались и вели связанных по двое женщин, а позади бежали ещё люди, громко кричали и грозили. Одна связанная женщина с грудным ребёнком за спиной громче других плакала и причитала… Дакунти вздрогнула, она узнала голос: это была Мадья, жена Касима, их соседа по деревне. Это была их десса, Тьи-Пурут, — в темноте она не сразу узнала. Дакунти закричала, но её никто не слышал, потому что все женщины громко плакали и причитали, а мужчины махали крисами и грозились. Мадью с ребёнком и других женщин бросили в заднюю повозку; человек с лентой крикнул вознице, и все сразу погнали лошадей, а люди из дессы бежали за ними, кричали и страшными словами проклинали человека с лентой.

Передняя повозка свернула на большую дорогу, за ней — другие, и люди отстали. Стало совсем светло, и они остановились перед воротами, над которыми торчал сноп рисовой соломы. Это был пасанг-рахан — постоялый двор.

На пасанг-рахане их всех заперли в грязном сарае. Дакунти смотрела в щель в дощатой стене; она видела пустой двор и китайца-хозяина, который хлопотал у конюшен. Потом Дакунти уснула. Сквозь сон ей всё казалось, что кто-то подходит снаружи и стоит у стены сарая, у самой её головы. Раят громко застонал, и Дакунти проснулась. Во дворе теперь было много людей. Человек в полосатой повязке, оранжевой с красным, намотанной низко, над самыми бровями, поил у колодца распряжённых лошадей. Несколько мужчин стояли вокруг него, они совещались о чём-то. Потом человек в полосатой повязке пошёл к сараю.

— Больно, больно!.. — вдруг опять заплакал Раят. — Надо развязать верёвку!..

— Молчи, Раят, сюда идут! — сказала Дакунти, а человек в повязке уже стоял на пороге. Он прошёл прямо к ним.

— Кто это плачет? — спросил человек.

— Верёвка, верёвка!.. — плакал Раят.

Человек вынул крис и разрубил верёвку. В полосе света, упавшей сквозь щель, Дакунти увидела рукоятку кинжала и голову буйвола, чернью выведенную на ней.

— Ардай! — вскрикнула Дакунти и схватила человека за руку. Это был Ардай, родной брат её отца.

— Дакунти! — прошептал Ардай. — Это ты? Молчи, Дакунти, сегодня ночью мы вас отобьём!

Ардай ушёл, и сейчас же пришёл человек с лентой. Он велел раздать людям воды и лепёшек, а потом их всех опять поволокли в повозки. На этот раз с ними была охрана: несколько человек в одинаковых синих кабайях, с карабинами. Человек с ленгой всё время злился на кого-то, беспокоился и всех торопил, чтобы выехать пораньше. Всё же они выехали поздно; скоро стемнело. Местность резко изменилась, пошли заросли, шумели ручьи. Малаец на передке хлестал коней и торопился, а человек с лентой визгливо кричал что-то на непонятном Дакунти языке. Лошадиный топот послышался сзади: за ними гнались. «Ардай с товарищами», — подумала Дакунти. Малаец отчаянно хлестнул по коням, а человек с лентой соскочил с телеги и побежал рядом. Дакунти никогда ещё не видела такой погони: сзади стреляли, а человек с лентой бежал рядом, — наравне с лошадьми, и хлестал кнутом и по людям, и по коням. Сзади всё стреляли, малаец на передке вдруг охнул и провалился куда-то: дикий, задушенный крик донёсся из-под колёс, а человек с лентой вскочил на место возницы и хлестнул коней ещё сильнее. Они резко свернули, погнали по голым холмам без дороги, и погоня отстала. Высокий забор вырос перед ними и висячий фонарь над воротами.

— Наконец-то! — сказал из ворот сонный голос.

— Едва привёз! — ответил человек с лентой.

Всех сняли с повозок и повели. Дакунти с братом посадили куда-то под навес. В темноте она ничего не могла разглядеть. Откуда-то снизу тянуло сыростью, — должно быть, навес стоял на берегу, у самой реки. Солома под ними шевелилась, как живая. Дакунти протянула руку и отдёрнула с отвращением: по соломе ползали черви.

— Где мы, Дакунти? — спросил Раят.

— Не знаю, — сказала Дакунти с болезненно сжавшимся сердцем. — Спи, Раят, завтра узнаем.