Белое молоко и черный крест

ТРЕБОВАТЬ благодарности глупо. А не быть благодарным — подло. Так рассуждает Сергей Спирин, поглаживая своего Знахаря по холке.

Был когда-то его Знахарь кипенно-белым. Как молоко, которое каждый день увозят с фермы. А теперь постарел, и «молоко» его масти словно полиняло немного. Но ступает Знахарь по-прежнему красиво. И телегу с кормами тянет по коровнику с таким спокойным достоинством, будто для породистого коня никогда не было дела более славного и благородного. Будто именно за такую работу красавца-скакуна отлили из металла и водрузили на пьедестал у конторы конезавода.

Хотя кто-кто, а бывший наездник Сергей Спирин прекрасно знает: в том памятнике у конторы увековечен совсем другой конь. Он и поныне жив, великолепный рысак Орловской породы, знаменитый чемпион Кипр. Но для Спирина памятник имеет собирательный образ: он видит в нем дань людской благодарности к этим красивым животным, которые до глубокой старости продолжают верой и правдой служить людям.

Вот и своего Знахаря он числит конем благородным не столько за чистоту кровей, сколько за самоотверженно честный характер. И думает, что не случайно природа наделила этого коня «молочной» мастью. Ведь цвет чистого молока — один из самых благородных на свете.

И будь его воля, Спирин, пожалуй, поставил бы еще один памятник на центральной площади девятого конезавода. Памятник людям, которые всю свою жизнь работают на молочной ферме. Впрочем, что такое памятник? Даже благородный металл — не самое лучшее средство, чтобы выразить признательность этим людям, отдать им должное. А сделать это надо. Пока еще не поздно. Пока на всей нашей жизни не поставлен большой черный крест.

Насчет креста демографы давно бьют тревогу. Именно так назвали они нынешнее демографическое состояние России: «Русский крест». Об этом шла речь и в Москве на недавнем национальном форуме «Настоящее и будущее народонаселения России». Ситуация складывается зловещая: с началом нынешних реформ впервые в российской истории пересеклись на диаграмме эти две линии — линии рождаемости и смертности населения. Пересеклись в виде креста. И с тех пор линия рождаемости россиян неуклонно сползает вниз, а линия смертности идет вверх. И этот крест ежегодно сокращает население России на 900 тысяч человек. Не ушел от этой беды и Пермский край: по сути, ежегодно с карты Прикамья исчезает целый сельскохозяйственный район.

Причины известны. Одна из главных — утрата Россией продовольственной безопасности. Да и какая может быть безопасность, если страна попала в абсолютную зависимость от импорта продуктов питания. А по самым оптимистическим оценкам примерно 60 процентов сегодняшнего импорта — это фальсифицированные и некачественные товары, опасные для здоровья. И что можно сделать, если за годы реформ страна перестала обеспечивать себя продовольствием? По основным параметрам развития сельского хозяйства Россия до сих пор не вышла на дореформенный уровень. К началу прошлого года объем агропромышленного производства в стране был почти на треть ниже, чем в 1990 году.

На этом фоне Пермский девятый конезавод выглядит труднообъяснимым чудом российского масштаба. Ведь это едва ли не единственное в стране агропромышленное предприятие, которое не сдало своих позиций. И пашня у них дает высокие урожаи зерна и овощей. И породистые лошади самого северного в России завода Орловской породы продолжают будоражить Европу своей благородной красотой и рекордами на скачках. И племенное стадо крупного рогатого скота в хозяйстве полностью сохранили. И надоями молока по-прежнему удивляют не только Пермский край, но и всю остальную Россию.

Вот и центральная ферма, по которой Спирин вместе со своим Знахарем с утра до вечера развозят корма, — эта ферма тоже дает Перми ничуть не меньше молока, чем пятнадцать или двадцать лет назад. Загляните в учетную тетрадь, которую бригадир Надежда Ощепкова вела двадцать шесть лет, — с той самой поры, когда она приняла эту ферму. К примеру, в далеком теперь уже 1987 году надоили от каждой коровы в среднем 7800 килограммов молока. В 2005 надоили 7921 килограмм. А нынче даже рассчитывают по итогам года на какую-то, пусть и небольшую, прибавку. Хотя работать стало намного труднее. И с кормами ситуация нынче другая. Это ведь раньше коров кормили на образцовых фермах по рекомендациям ученых. Помнит Ощепкова, как старались разнообразить рацион буренок. Кроме всего прочего обязательно давали им свеклу — специально выращивали на полях богатые сахаром корнеплоды. Да что там свекла. Регулярно давали коровам свежую и соленую рыбу…

Кормов для животноводства и нынче конезавод заготавливает вдоволь, а вот настолько разнообразить рацион буренок уже не по карману животноводам.

Тем труднее давать сегодня рекордные для Прикамья надои. Да и работников в хозяйстве стало в несколько раз меньше. Было время, на конезаводе трудилось более тысячи человек: от желающих работать животноводом или механизатором отбоя не было. В те времена за каждой из доярок Ощепковой закрепляли по двадцать пять коров, а нынче — уже по сорок две. Вот и удивляйся после этого, как умудряется обеспечить самые высокие на ферме надои Светлана Демьянова. Или Любовь Гребенникова, которая каждый день надаивает по 24 с лишним килограмма молока от своей безрогой красавицы голштинской породы по имени Хугом. Гребенникова упорно считает комолую Хугом красавицей. Иной раз коровы отдыхают на открытой площадке у фермы, а Люба выглянет в окошко и позовет:

— Хугом, красавица моя. Ты не заскучала там?

И Хугом тотчас поднимает голову и отзывается тихим мычанием. Любу она узнаёт издалека по голосу и тянется к ней. Как, впрочем, и четыре десятка остальных буренок, которых Гребенникова доит по три раза в день.

Такая у этих людей работа: до того за день намаются, что телевизор вечером смотреть не хочется. Но раньше они чувствовали себя героями. Их ставили в пример. О них писали книги. Их награждали орденами и медалями. Шесть работников девятого конезавода было удостоено в разные годы золотых звезд Героев Социалистического Труда. Не обошла слава и Надежду Ощепкову. Она — Заслуженный работник сельского хозяйства, награждена двумя орденами Трудовой Славы. И наверняка стала бы полным кавалером, да третий орден получить не успела: в стране грянули реформы. И за героический труд орденов им сегодня не дают. Сегодня за героический труд их подвергают банкротству: девятый конезавод официально признан финансово несостоятельным. Так что очень скоро основные фонды и прочее имущество предприятия, составлявшего некогда национальное достояние России, решили выставить на торги. В лучшем случае выставят единым лотом. Если не получится сразу — будут распродавать национальное достояние по частям.

ПОПРОБУЙТЕ объяснить это с точки зрения здравого смысла. Я отправился за объяснениями в администрацию Пермского района. Заместитель главы администрации и начальник районного управления сельского хозяйства и продовольствия Александр Медведев сказал без обиняков:

— У меня тоже болит душа за этих людей. Они не виноваты, что в отношении села государство сегодня ведет такую политику…

Политику? Да ведь еще великий идеолог российского крестьянства Лев Толстой говорил, что политика — это искусство делать так, чтобы каждому было почетно и выгодно работать честно.

Какой же нынче почет дояркам Надежды Ощепковой, если они чувствуют себя униженными и оскорбленными? И какая им выгода работать честно, если лавочник средней руки зарабатывает на продаже заведомо недоброкачественных продуктов намного больше денег, чем Люба Гребенникова, чьи буренки дают самые высокие в Пермском крае надои высокосортного молока?

Помню, мы разговаривали с бригадиром Ощепковой, когда к ней пришла телятница Галина Мокина. И сказала, что не хочет больше работать на ферме. На одном из пермских предприятий ей предлагают место охранника. Работа там намного легче, зарплата — больше.

Вот тебе и политика. Мокина работала на ферме двадцать лет, но считается одной из самых молодых среди животноводов девятого конезавода. Сергей Спирин уже пенсионер; бригадиру Надежде Ощепковой осталось до выхода на пенсию несколько месяцев; далеко немолоды и другие работники фермы. А молодые работать сюда не идут.

— И не пойдут, — считает заместитель главы района Александр Медведев. — Не пойдут, потому что нынешний диспаритет цен в стране сделал производство сельскохозяйственной продукции заведомо нерентабельным. Отсюда и мизерная зарплата, и невозможность обновлять технику, улучшать условия труда.

Сам Медведев ездил в командировку в Свердловскую область. Там областное правительство выделяет для поддержки агропромышленного сектора миллиарды рублей бюджетных средств. И за каждый произведенный литр молока хозяйство получает полтора рубля дотации…

Что ж, и на том спасибо, если селу возвращают хотя бы часть средств, которые отняли у него за счет дикого диспаритета цен и других вывертов экономической политики. А в Пермском крае и этой толики не собираются, похоже, возвращать селу: на поддержку сельского хозяйства дают примерно втрое меньше бюджетных средств, чем свердловчане. В Пермском районе опять прогнозируют сокращение финансовой подпитки из краевого бюджета. Вот тебе и приоритетный национальный проект развития сельского хозяйства. Вот тебе и продовольственная безопасность, если самых достойных производителей продуктов питания разоряют и пропускают через процедуру банкротства.

За последнее время три крупных агрохозяйства района прошли через эту процедуру. И на всех трех поставили крест, потому что ни одно после этого не выжило.

А еще двум десяткам предприятий эту процедуру предстоит пройти в ближайшее время.

И, похоже, на многих придется ставить крест…

Так я думал, возвращаясь из поездки на девятый конезавод. А потом узнал, что глава района Александр Кузнецов встречался с руководителем местной налоговой службы. Был у них долгий разговор. О чём говорили, никто не знает — встреча проходила с глазу на глаз. Но процедуру банкротства для конезавода «отодвинули» на неопределенное время. А затем и вовсе сняли с повестки дня: часть имущества была распродана, и конезавод начал очень медленно сокращать долги.

А вскоре заместитель главы района Александр Медведев рассказал, что принимаются и другие меры поддержки, так что хозяйство будет жить.

Одно смущало: конезавод находится в федеральной собственности, а меры по его спасению предпринимали больше в муниципальной администрации.

Но у главы района Александра Кузнецова на этот счет своя точка зрения. Он помнит, что само понятие муниципалитета, пришедшее к нам из Древнего Рима, означает в переводе на русский язык «бремя ответственности беру на себя».

Он и взял его на себя.

 

Совершенно нетипичная история

У НАРОДА есть время. Потому что народ в отличие от политиков живет вечно. Это политики приходят и уходят, и далеко не все из них успевают хотя бы осознать, насколько мало им отпущено времени, чтобы оставить после себя что-то путное.

Надо было видеть, как один пермский политик принимал ходоков из отдаленного района. Сначала сверился с календарем: все правильно — именно на этот день и на этот час он назначил просителям встречу. И он моментально стал эталоном делового человека. Посетителей он принял минута в минуту. Вышел из-за стола, чтобы встретить их. Усадил всех за стол для совещаний. Снял с руки часы и демонстративно положил перед собой:

— У нас есть пятнадцать минут.

— За пятнадцать, — растерялся один из просителей, — мы не успеем рассказать о наших проблемах.

Хозяин кабинета выразительно развел руками:

— Это все, чем я располагаю.

Ушли они ни с чем. Но ему действительно было некогда. Через несколько месяцев ему предстояло сменить Пермь на Москву, и он собирался вершить там великие дела. А эти люди хотели, чтобы он терял время на них.

Но я, собственно, не об этом политике. Я об Александре Кузнецове. Который специально поехал в село на крестьянский сход, чтобы доложить там своим избирателям, как он выполняет их наказы. Очень интересная история: тогда его только что избрали на второй срок главой Пермского района, стало быть, до следующих выборов было как до Китая пешком, а он поехал отчитываться перед народом. И одна из женщин его спросила:

— Александр Павлович, почему моя дочь-студентка не получает от района стипендию?

— А вы бы спросили в финансовом управлении, — посоветовал он.

— Спрашивала уже. Говорят, ваше распоряжение требуется…

Тут мне и вспомнился тот политик, который так выразительно умеет смотреть на часы. Кузнецов тоже глянул на часы: сельский сход явно затянулся, за окнами — поздний вечер, а он ещё не на все вопросы ответил. Он вздохнул, глянул еще раз на часы и предложил:

— Время — вещь дорогая. Давайте вначале отпустим всех остальных. А с вами останемся и попробуем разобраться. Если, конечно, у вас есть время.

У нее нашлось время.

Через два дня он разыскал по телефону эту женщину. Чтобы не через секретаря, а самому ей сказать:

— Вера Ивановна, я выяснил насчет стипендии. Вина тут не моя. Просто финансисты еще не освоились с новой целевой программой. Завтра ваш ребенок получит деньги…

Спрашиваю у Кузнецова: почему он сам позвонил женщине? Он пожимает плечами:

— Для меня это, пожалуй, элемент пиара.

Но какой же тут пиар, если выборов главы района долго не предвидится?

— Сдаюсь, — улыбнулся он. — Мне просто хотелось самому сообщить ей хорошую новость. Для меня это очень приятно.

Что и говорить, для нынешнего политического бомонда история совершенно нетипичная.

НО НА ЭТОЙ самой густонаселенной территории Прикамья сплошь и рядом сталкиваешься с нетипичным. Потому что если говорить о типичном, то надо сказать о неэффективности нынешней российской бюрократии. Я сейчас имею в виду фундаментальный доклад «Бюрократия и власть в новой России: позиция населения и оценки экспертов», подготовленный институтом социологии Российской академии наук. И авторы доклада, и экспертная группа, в которую вошли триста чиновников, включая работников областных и муниципальных администраций, пришли к однозначному выводу: нынешняя армия чиновников не только самая многочисленная и самая коррумпированная, но ещё и самая неэффективная за всю историю России.

За все годы реформ не было случая, чтобы правительство страны успешно решило целевую задачу, им самим же и сформулированную. Не станет исключением и удвоение российского внутреннего валового продукта. Несколько лет в коридорах власти на все лады дебатировали, как лучше решить эту задачу, «вброшенную» тогдашним президентом. Но стоило ему только заикнуться о национальных проектах, как российская бюрократия, будто начисто, забыла о валовом продукте. Старый лозунг удвоения ВВП очень быстро заменили требованием удвоить объемы жилищного строительства. Но прошло несколько лет, а этот показатель так и не достигнут. Значит, и через пять лет проблема доступного жилья решена не будет.

Но это в целом по России. А глава Пермского района Александр Кузнецов вовсе не ждал, пока президент заговорит о национальных проектах. И год за годом наращивал строительство жилья в районе. Однажды я брал у него интервью для газеты и Кузнецов рассказал, что собирается ежегодно вводить на каждого жителя района не менее одного квадратного метра нового жилья.

Как было отнестись к подобным планам, если в целом по России тогда строили жилья в несколько раз меньше? Сколько же лет потребуется сельскому району, чтобы опередить самые успешные российские территории?

— Два года, — сказал Кузнецов. — Давайте продолжим разговор ровно через два года.

Я пришел к нему через два года. Все планы были успешно выполнены. И я увидел, как карандаш в руке Кузнецова выводит цифру три с пятью нолями. Неужели он собирается теперь ежегодно вводить по триста тысяч квадратных метров жилья? То есть уже более трех квадратных метров нового жилья на человека?

— В ближайшие годы надо выйти на этот уровень. А там, думаю, район начнет и Пермь догонять…

Что ж, вполне возможно, эти планы тоже будут перевыполнены. Потому что новые дома вырастают в Пермском районе, словно грибы после хорошего дождя. Ведь здесь работают самые крупные и самые известные строительные компании областного центра. Можно подумать, строителям миллионной Перми в сельском районе медом намазано. Или администрация района, устраивая конкурсы на право застройки земельных участков, не «нагружает» строителей дополнительными условиями?

— Ещё как нагружаем, — улыбается заместитель главы района Анатолий Зимнухов.

Его правда. Один застройщик часть квартир в своем только что выстроенном многоэтажном доме отвел под детский клуб села Гамово. Другому инвестору районная администрация поставила условие построить в селе Кондратово баню. Третьему — поликлинику в Сылве. Четвертый «заплатил» за победу в конкурсе новым пристроем к сельскому детскому саду. В Протасах недавно ввели в эксплуатацию громадный ледовый дворец. Причем этот спортивный комплекс рассчитан на круглогодичную работу, поскольку имеет искусственное ледовое покрытие.

А в ближайших планах районной администрации значится расширение поселковых очистных сооружений. Открытие нового многофункционального спортзала. Строительство современной отопительной котельной. И многих других объектов социальной сферы…

А ведь это, казалось бы, неразрешимая проблема сегодняшнего самоуправления в России: его финансовые возможности несоизмеримо меньше, чем его обязанности и ответственность перед населением. И пока в других районах жалуются на вечную нехватку бюджетных средств и отсутствие инвестиций, в Верхних Муллах научились так «нагружать» строителей, что они сами стремятся вложить свои деньги в развитие территории.

А когда в российском правительстве вслед за президентом страны заговорили о том, как важно обеспечить объектами коммунальной инфраструктуры большие площадки, предназначенные под крупномасштабное жилищное строительство, то в федеральном министерстве регионального развития с ходу пообещали предоставить Пермскому району федеральное финансирование на инженерное обустройство крупных земельных участков. Такое получилось соотношение: Москва пообещала выделить на эти цели около трех миллионов рублей. А район только за счет собственного бюджета запланировал в том самом году выделить на решение социальных задач… Угадайте с трех раз — сколько? Около пятидесяти миллионов рублей.

Потому что в Верхних Муллах давно научились наполнять свою казну.

И это можно считать еще одним местным феноменом всероссийского масштаба: пока на остальных этажах власти рассуждают, как обеспечить благоприятный климат для малого и среднего бизнеса, в Верхних Муллах это уже давно и целенаправленно делают. А кроме малого и среднего бизнеса одна за другой «заходят» в район со своими предприятиями и компании мирового уровня. В целом же производство промышленной продукции в Пермском районе вырастает ежегодно на треть.

По этой причине специалистам петербургского института проектирования городов пришлось вносить существенные коррективы в разработанную ими для Пермского района схему территориального планирования. Они-то думали о застройке «спального» пригорода Перми. И, естественно, «забыли» предусмотреть там зоны для размещения промышленных и других предприятий. Чем сильно рассердили Кузнецова. Ведь экономически активная часть населения района составляет сегодня 46 тысяч человек. И 25 тысяч из них ездят на работу в город: трудно сегодня сельскому району тягаться с мегаполисом и по культуре производства, и по уровню зарплаты, и по другим параметрам.

Получается, что Пермь вроде мощного пылесоса выкачивает трудовые ресурсы из сельского пригорода. И что в итоге? Работают эти люди в городе. В городе соответственно платят и подоходный налог. А живут в селе. Так что район несет все затраты по медицинскому обслуживанию этих людей. И по содержанию жилищно-коммунального хозяйства. И прочей инфраструктуры. И никто району эти затраты сегодня не компенсирует. Вот и выходит, что ни одна другая территория не поставляет мегаполису столько трудовых ресурсов. Притом практически бесплатно.

Пришлось петербургским проектировщикам вносить коррективы в генплан застройки. Тогда и выяснилось, что Кузнецов давно спрогнозировал, где и сколько будет в ближайшие месяцы и годы создано в районе новых рабочих мест. И насколько вырастет за счет этого налогооблагаемая база. И какие дополнительные средства для социальных программ может получить за счет этого район. И сколько, допустим, можно построить новых школ…

— Какие еще новые школы? — с изумлением переспросил меня в Перми знакомый чиновник. — Кузнецов за шесть лет умудрился построить для районной системы образования уже шесть новых крупных учреждений. Это феноменальный результат.

Не меньше удивляет иных специалистов и заработная плата учителей — она здесь выше, чем в других районах. Но за счёт чего? Минфин наверняка лишних денег Кузнецову не даёт?

— И не может дать в принципе. Потому что наш район в числе первых перешел на так называемое подушевое финансирование бюджетной сферы…

Другое дело, что Кузнецов привык делить бюджет на три составляющие. Первая — это бюджет текущих расходов. Иначе говоря — бюджет проедания. А есть бюджет развития. И третья составляющая — это бюджетные средства, направляемые на ликвидацию будущих рисков, без этого тоже никак сегодня не обойтись. Зависимость тут прямая: чем больше текущие расходы, или, грубо говоря, чем больше территория проедает, — тем меньше остается на развитие. И тем меньше можно вкладывать в будущее. Выход напрашивается: надо оптимизировать текущие расходы. Применительно к системе образования само понятие оптимизации стало нынче ругательным словом. Потому что его смысл многие умудрились извратить примитивной экономией на нуждах школ. А если действовать в формате правильно принятых управленческих решений? В формате правильно направленных денежных потоков? Тогда этот самый бюджет проедания можно сжимать, высвобождая немалые деньги, чтобы перебросить их в бюджет развития — так делает Кузнецов.

К примеру, если вы строите новую школу — это что? Бюджет текущих расходов? А Кузнецов считает, что это бюджет развития, потому что речь о будущих поколениях. И когда повышаешь зарплату учителям, тоже работаешь на будущее.

К примеру, в поселке Юго-Камский сейчас три школы. Соответственно, в каждой была своя дирекция, своя бухгалтерия. А теперь на все три школы — один директор. Одна бухгалтерия. Вот вам и немалая экономия текущих расходов. И управляемость стала лучше. А значит, и качество образовательного процесса — тоже. И при этом в районе смогли высвободить какие-то средства для повышения зарплаты работникам школ.

Немало подобных улучшений внедрили в Верхних Муллах, когда пошли на создание образовательных округов. В итоге бюджет развития выиграл. А это уже предпосылка для нового строительства.

ВОТ вам и неэффективность бюрократии. В отношении России авторы того доклада, конечно, правы. Но Пермский район в эту общую картину совершенно не вписывается. Я бы даже сказал, он опровергает новейший российский опыт.

Но есть ещё один повод считать это аномалией, совершенно нетипичным явлением. Ведь в пермских коридорах власти любят повторять, что самые успешные управленцы — это люди, прошедшие школу бизнеса. Я поэтому специально решил выяснить, сколько ключевых постов в районной администрации занимают вчерашние бизнесмены? Оказалось, нет таких. Все, включая Кузнецова, «выросли» на государственной службе.

Воля ваша, попытайтесь с ним поспорить, но он убежден: бизнес может быть и неплохой школой управления, однако там сплошной приоритет частного интереса. И сама ментальность бизнеса очень жесткая, именно поэтому он зачастую и не имеет человеческого лица. А у чиновника власти совсем другое предназначение.

— Чиновник обязан помнить: власть — не для него. А для человека.

Это для Кузнецова позиция принципиальная.

Ну, а как насчет возможных отставок в районном «правительстве»? Это же очень модно сейчас — отправлять в отставку министров, а то и правительство в целом. Благо поводов хоть отбавляй. Неважно, что правительственный люд у нас весьма ушлый, и едва только высокое начальство заикнется о новых приоритетах экономики и прочих новациях, а чиновники уже готовы, кажется, бежать впереди паровоза. Но какой им смысл бежать, если паровоз российской экономики еле тащится? Так что если кто и бежит, то это, скорее, бег на месте. Вот и приходится затевать кадровые перетасовки.

А у Кузнецова на исходе второй срок работы главой района. Тем любопытнее было узнать, не собирается ли и он тоже менять команду? Или хотя бы своих заместителей? Кузнецов в ответ пожал плечами: зачем их менять? Они прекрасные работники. Талантливые люди…

Насчет таланта возразить трудно. Иной раз кажется, что Кузнецову удалось каким-то чудом собрать лучших в Пермском крае профессионалов. Сам он — кандидат экономических наук. У заместителя главы района и начальника управления сельского хозяйства Александра Медведева скоро защита кандидатской диссертации. Два других заместителя уже имеют ученую степень.

И в Земском собрании работают талантливые руководители. Взять хотя бы генерального директора Пермской птицефабрики Николая Рошака.

— Я сам согласен у него учиться.

Это я от Александра Кузнецова услышал.

 

Чудо, сотворённое в Сылве

В ТАКИХ случаях обычно советуют: тушите свет, господа. То есть дело настолько плохо, что осталось щелкнуть выключателем и уйти. А у Николая Рошака получилось наоборот: он пришёл на птицефабрику, когда там тушили свет. Тушили в прямом смысле: не было кормов, и птицу вторые сутки держали впроголодь, а, чтобы она меньше двигалась, стали выключать в корпусах освещение.

Так было. А сейчас?..

Мы пьём чай в уютной комнате отдыха, и я слушаю разговор, который неспешно ведут между собой работники птицефабрики. Главный технолог Тамара Некрасова рассказывает о домашних делах. Это она их называет домашними. А на самом деле рассказывает, как они дома обсуждали с дочерью предстоящую доставку цыплят на фабрику.

Дело, вроде бы, вполне привычное: шесть раз в год доставляют самолётом из Венгрии или Англии очередные тридцать шесть тысяч элитных «малышей», которых надо быстренько расселить по корпусам, — ничего, кажется, нового. Дочь у Некрасовой тоже технолог и давно привыкла к особенностям производства, а всё же без каких-то переживаний у них не обходится. Вот и сидели они после работы и обсуждали, как лучше принять цыплят. Ведь эта порода, или как выражаются профессионалы, этот кросс, — он подвержен стрессам. Поэтому важно присматривать за маленькими цыпками на каждом шагу. Проконтролировать, чтобы при выгрузке не забыли у самолёта специальную ширму повесить для защиты от перепада температур. Чтобы влажность воздуха не забывали отслеживать. Чтобы быстренько новое поголовье расселили по корпусам, предназначенным для молодняка. И чтобы сделали это со всей аккуратностью: элитный цыплёнок стоимостью в четыре евро — это тебе не куль с картошкой. Каждого осторожно кладешь на специально приготовленный опил. Тут же нужно ему показать, как устроена система поения, — однажды цыплята находились в полёте чуть не два дня, и поэтому началось у них обезвоживание…

Слушаешь эти разговоры и невольно начинаешь соотносить прошлое и настоящее. До чего же разительные перемены здесь произошли. Двенадцать лет назад на птицефабрике не хватало денег на корма и поэтому приходилось выключать свет в корпусах. А сейчас они каждые два месяца доставляют самолётами элитных цыплят по четыре евро за каждого. Когда Николай Рошак пришёл на фабрику, люди шли на работу без настроения, лишь бы смену отбыть. А сейчас они приходят после работы домой и продолжают думать, как им завтра производство улучшить. Двенадцать лет назад начальник цеха едва ли не привычно докладывал директору фабрики Рошаку, что суточный привес бройлеров составляет тринадцать граммов. А сейчас, если бы вдруг суточный привес упал до пятидесяти граммов, это расценили бы как чрезвычайное происшествие. Когда-то птица у них из-за плохого кормления сбрасывала перо. А сейчас на фабрику то и дело наезжают министры сельского хозяйства, — то региональные, то из Москвы, то зарубежные, — и всякий раз отмечают, что несушки и бройлеры тут прямо пышут здоровьем. Когда-то Николай Рошак был поражен, обнаружив на складах пятьсот тридцать тонн тощих куриных тушек, которые торговые предприятия не хотели брать на реализацию. А сейчас покупатели сердятся, когда в магазине им вместо бройлера Пермской птицефабрики предлагают импортную курицу.

Недавно в краевом центре в одном из магазинов на улице Мира грянул громкий скандал. Сразу двое покупателей усомнились, что курицы, которых им пытались продать, выращены на Пермской птицефабрике, как значилось на ценнике товара. Подоспевший директор магазина стал извиняться за продавца, который якобы перепутал этикетки. Но посетители магазина такому объяснению не поверили. Решили, что работники торговли намеренно пытались в своих интересах использовать высокую марку Пермской фабрики.

После этого случая я решил расспросить собственную тёщу. Сможет ли она среди других продовольственных товаров отличить продукцию Пермской птицефабрики? Тёще такой вопрос показался обидным:

— Неужели заведомо хорошие продукты я не отличу от любых других?..

Ну, а всё-таки? Как она это делает?

Очень просто. Если речь о деликатесах, так она уже сто раз проверяла и теперь точно знает, что лучше Пермской фабрики нигде не делают. А если покупаешь целую курицу, то выглядеть она должна, как домашняя. Когда опытная хозяйка видит, что цвет у тушки натуральный и здоровый, и бедро не гипертрофированное из-за всяких пищевых добавок, то и без этикетки ясно, что этот продукт произведён в Сылве — на Пермской птицефабрике. И если можно купить именно этот продукт, то с какой стати она будет брать другой? Даже не уговаривайте!

Правильно, не надо уговаривать. Благо, перспективы на этот счёт прекрасные: на радость разборчивым покупателям фабрика из года в год увеличивает выпуск продукции. Когда Николай Рошак принимал предприятие, ежегодное производство мяса упало до пяти с половиной тысяч тонн. В нынешнем году произвели примерно в пять раз больше. А через два года Рошак планирует увеличить производство мяса, по меньшей мере, в полтора раза. А потом — опять в полтора…

Вот вам и дырявый корабль. Когда двенадцать лет назад в корпусах стали тушить свет и прежний директор подал заявление об уходе, кто-то из жителей Сылвы публично назвал птицефабрику дырявым кораблем, который стремительно идёт ко дну.

А теперь этот корабль входит в число самых устойчивых и самых успешных агропромышленных предприятий России.

КАК ЖЕ Николай Рошак сумел сотворить такое чудо?

— Не я сотворил, — поморщился он. — Это люди сделали.

Да, люди — те самые, которые без настроения ходили когда-то на работу. Которые не знали, чем кормить птицу и работали с убытками. Поскольку производили ту самую непопулярную у пермяков продукцию, залежи которой увидел на складах только что назначенный директор.

Что же их так изменило? Не заново ведь они родились?

— Мы — нет, — говорит главный технолог Тамара Некрасова. — А вот фабрика наша как будто другая стала.

Она имеет в виду реконструкцию, которую начал новый директор. Они все много и охотно рассказывают о реконструкции. Потому что постоянная и целенаправленная модернизация производства стала для них нормой.

Но разве только в этом дело? Я специально заглянул в толковый словарь русского языка. И лишний раз убедился, что реконструкция означает коренное переустройство на новой основе. Сколько их в последнее время было — разного рода попыток наладить нашу жизнь на новой основе. В сущности уже третье десятилетие вся Россия живёт в условиях бесконечной перестройки. Между прочим, Николай Рошак не сам напросился на Пермскую птицефабрику. Когда ситуация стала — хуже некуда, его сюда направили приказом по объединению «Птицепром». А потом сам «Птицепром» исчез в ходе реформирования сельского хозяйства. Это я к тому, что все эти годы они шли как бы параллельно — реконструкция, затеянная российскими реформаторами, и непрерывная реконструкция, которую проводит на фабрике Рошак. Идут они параллельно, но, по сути, — в противоположных направлениях.

Рошаку досталось в наследство предприятие, уже обескровленное реформами. И он поставил его на ноги, многократно увеличив объемы производства. А российская экономика за этот же период потеряла по сравнению с 1990 годом семнадцать процентов внутреннего валового продукта и примерно треть объемов аграрного производства. Минувшим летом федеральное правительство обнародовало уточненный экономический прогноз: годовое производство мясных продуктов на душу населения должно до конца года вырасти до 55 килограммов. Можно порадоваться такому прогнозу, но мешает официальная статистика: два десятилетия лет назад мясопродуктов на душу населения производили почти на двадцать килограммов больше.

Такая с позволения сказать перестройка агропромышленного сектора России привела не только к падению производства. Страну захлестнул вал некачественной и фальсифицированной продукции. Если пять лет назад по данным Госстандарта России доля недоброкачественной и фальсифицированной продукции на продовольственном рынке составляла около сорока процентов, то сегодня этот зловещий показатель вырос до шестидесяти процентов. А исследования колбасных изделий в гистологической лаборатории НИИ «Уралпромсертификат» показали, что только 10 процентов колбасной продукции Екатеринбурга, Москвы и Санкт-Петербурга не фальсифицированы — такие данные были озвучены в Екатеринбурге, на недавней международной научно-практической конференции по продовольственной безопасности.

Тут нелишним будет вспомнить, с чего Николай Рошак начинал реконструкцию Пермской птицефабрики: со строительства кормозавода. Своими силами возвели добротные зерносклады. Смонтировали дозаторы для зерна и другое оборудование, способное выдавать за смену до 120 тонн полноценных кормов по специально заданным рецептам. И сразу избавились от необходимости покупать так называемые комбинированные корма — дорогие и некачественные. В первый же год это дало предприятию экономию в десятки миллионов рублей. Но для Рошака был важен не только экономический аспект. Он считает, что производить продукты надо только такие, как будто производишь их для самого себя и своих близких.

А чем «помогло» ему российское правительство? Крупномасштабным импортом американских куриных окорочков. Которыми сами американцы практически не питаются — эту заведомо дешевую недоброкачественную продукцию они производят для слаборазвитых стран.

Но Россия импортирует не только эти самые «ножки Буша». По отдельным товарам, включая сельскохозяйственное сырье, доля импорта в товарных ресурсах России достигает сейчас от 60 до 100 процентов. Получается, что российское правительство предпочитает инвестировать не своего отечественного производителя, а зарубежного. Но беда не только в этом. В результате импортной зависимости по сельскохозяйственному сырью и продуктам питания Россия далеко перешагнула порог продовольственной безопасности…

— А у нас другой вектор реконструкции, — говорит Юрий Новиков, начальник управления технического развития регионального филиала компании «Продо Менеджмент». — Мы работаем на укрепление продовольственной безопасности России.

Он только что вернулся с оперативного совещания, которое Николай Рошак проводил на строительной площадке Калининской птицефабрики. Собственно, сама стройка завершена — двадцать четыре технологических корпуса старой птицефабрики полностью перестроены и сейчас меняют на ходу свой технологический профиль: теперь они предназначены под производство инкубационного яйца высокопродуктивного кросса мясной птицы для бройлерных птицефабрик России. И в первую очередь — для Пермской. Потому что с тех самых пор, как Калининская и Пермская птицефабрики стали единым предприятием, Николай Рошак активно продвигает этот проект.

Это и есть тот самый этап реконструкции, который позволяет довести производство мяса птицы в Сылвенских цехах до 35 тысяч тонн в год. А в перспективе — до 50 тысяч тонн.

А Николай Рошак возглавляет региональный филиал компании «Продо Менеджмент», куда входит вместе с птицефабриками ещё и Пермский мясокомбинат. Несложно догадаться, что реконструкция разворачивается теперь и на мясокомбинате.

Об этом и шёл разговор с Юрием Новиковым, когда я решил уточнить: когда же они закончат реконструкцию?

— Никогда. Реконструкция — процесс постоянный. У него должно быть только начало и продолжение.

Хорошо сказано. Это он сам придумал афоризм? Новиков засмеялся:

— Я хотел придумать. Но его придумал Николай Васильевич Рошак. Это одна из его крылатых фраз.

 

Сто фраз Николая Рошака

МНОГО гуляет по Пермскому району крылатых фраз, авторство которых народ приписывает Рошаку. Иногда Рошак со смехом начинает уверять, что ничего подобного он не придумывал, что этот афоризм уходит корнями в далёкое прошлое. Но почти всякий раз находятся правдолюбцы и точно вспоминают, когда именно Рошак пустил в оборот то или иное выражение.

Я сам слышал, как один начальник сказал своему подчиненному:

— Ты что хочешь? Чтобы из-за твоих недоработок меня лицом в неструганный забор ткнули?

И тоже нашелся очевидец, поведавший мне, как Рошак проводил у себя на фабрике оперативку и один из руководителей не смог ему доложить какой-то производственный показатель. Рошак очень выразительно на него посмотрел и стал рассказывать о недавней поездке в Москву. Они ездили туда с исполнительным директором Пермской птицефабрики Людмилой Злобиной на важное совещание. Разговор там вели очень серьёзный, и надо было держать в уме много разных производственно-финансовых показателей. Сведённые в одну большую таблицу они напоминали что-то похожее на забор из штакетника. И какая-то цифра в этой таблице оказалась не очень достоверной. Всё равно, что вместо аккуратной дощечки поставить в забор плохо выструганную доску.

— И вот у меня требуют отчет по этому показателю, а что я могу сказать? Что у нас в посёлке Сылва есть такой специалист, который опять готов меня подставить?

И Рошак опять выразительно глянул на покрасневшего руководителя:

— Давай выкладывай. Хочешь, чтобы меня опять лицом в забор ткнули?..

И пошла гулять новая фраза Рошака — сначала по фабрике, потом и дальше по району.

В другой раз кто-то из инженерно-технических работников получил за упущение серьёзный нагоняй от генерального директора. И на следующей оперативке очень чётко и дельно доложил, что сделано для исправления.

Рошак выслушал и кивнул довольно:

— Вижу наказание пошло на пользу.

И неожиданно переиначил известную формулу Карла Маркса:

— Значит, для некоторых битьё определяет сознание.

На следующий же день фразу повторяли по разным поводам.

Или зашла речь о недостаточно высоких привесах птицы. А ответственный за это руководитель не нашёл ничего лучшего, как вспомнить про работу кормоцеха: пусть, мол, подумают там о более эффективных рецептах кормов.

Рошак нахмурился:

— Опять тычешь вилами в чужой огород?

Другой начальник любил ссылаться на усреднённые данные. Когда в очередной раз он завёл привычное:

— Получается в среднем…

Рошак тут же подытожил:

— В среднем река по щиколотку, а корова утонула.

Вокруг захохотали. Теперь на фабрике не любят без нужды «усреднять» что-либо.

Говорят, самый тонкий юмор — это когда трудно уловить грань, за которой заканчивается шутка и начинается серьёзноё. Рошак может сказать человеку, которого давно знает:

— Иди и работай. А то я тебя уволю.

Если он скажет это молодому руководителю вроде Юрия Новикова, тот воспримет его слова даже с некоторым удовольствием. Мне несколько молодых работников сами в этом признались. У них сложилось убеждение, что если Рошак пошутил насчет увольнения, то этого человека он явно считает необходимым для предприятия. Потому и намекает ему, что разглядел в нём нечто большее, чем видят другие. Разглядел, что человек пока что не до конца раскрылся в работе. И как бы подталкивает его к этому — хотя и шутливо, но достаточно настойчиво.

Конечно, не факт, что все понимают юмор Рошака должным образом. Или как сказал бы Юрий Новиков, воспринимают его адекватно. Был случай, один руководитель стал с генеральным директором препираться. А у Рошака совершенно не было в тот момент ни времени, ни желания выяснять отношения. И он сказал:

— Иди и выполняй. Иначе уволю.

А тот вдруг вспыхнул как порох:

— Да я сам уволюсь.

Рошак оторвал взгляд от бумаг, которые подписывал:

— Ты серьёзно?

— Вполне. Могу прямо сейчас заявление написать.

— Пиши, — бросил ему Рошак.

Через несколько минут тот положил на стол директора заявление. Рошак тут же написал размашистую резолюцию:

— Отдай в отдел кадров.

И только уже в отделе кадров тот прочел резолюцию директора: «Уволить на следующий день после моего увольнения. Рошак».

Так этот человек по сей день и работает на фабрике: кому в голову взбредёт уволить директора Рошака в самый разгар очередного этапа реконструкции. А самому Рошаку, прямо сказать, не до сантиментов. Это один пермский начальник, начитавшись Достоевского, стал уверять, что время — это категория несуществующая. Нет никакого времени. Есть отношение бытия к небытию. То есть сплошная условность.

Для кого-то, может, и условность. Но не для Рошака, который каждую единицу этой «условности» словно заранее измерил, взвесил и просчитал. Когда он пришел на фабрику, здесь работали с кроссом «Бройлер-6». Потом перешли на более продуктивную «Смену». Сейчас работают с ещё более совершенной элитой «Росс-308». А почему, скажите, они не попробовали перепрыгнуть сразу через несколько ступенек? Но как раз этим и отличается Рошак от иных реформаторов: своим доведённым до искусства умением точно измерить, взвесить и просчитать, а потом уже приступать непосредственно к реконструкции. Поэтому они научились сначала управляться со своим новым кормозаводом. Потом взялись за освоение следующего кросса. А когда набрали сил и опыта, чтобы взять новую ступень, опять надо было форсировать реконструкцию производства. Ведь переход на новую породу птицы требует существенно менять условия выращивания и откорма. Налаживать новые системы поения. Внедрять новые типы кормушек. Изменять климат в технологических корпусах…

Когда переходили на элитный европейский «Росс», с одним только устройством воздухозаборных шахт в птичниках сколько пришлось работы провернуть. А когда управились, началась новая страда: непросто было «сжать» сроки откорма с двух месяцев до сорока дней. А потом пришла пора браться за реконструкцию Калининской фабрики. Они подсчитали, что реконструкция старого предприятия под репродуктор второго порядка потребует 320 миллионов рублей. Собственники согласились дать только 240. А в разгар строительных работ выяснилось, что часть старых конструкций в корпусах тоже необходимо заменить ради полной надёжности. Дополнительные работы потребовали ещё 156 миллионов рублей. Пришлось взять кредиты, которые придется возвращать в установленные сроки…

Короче, это только со стороны кажется, что директор Рошак подчеркнуто спокоен. На самом деле нервы напряжены. Какие тут могут быть сантименты. Поэтому он привычно говорит начальнику кормозавода Николаю Рыкову или его брату-близнецу Александру, который руководит цехом промышленного откорма бройлеров:

— Иди и выполняй. А то уволю.

И они прекрасно понимают, что это всего лишь шутка. Иначе Рошак сказал бы и поступил совсем по-другому — кто-то, а он умеет быть крайне жёстким. И они знают, что Рошак их любит, уважает и ценит. Но они хорошо слышат в словах Рошака и скрытый от кого-то подтекст. Знаю, дескать, братцы, что вы энергичны и расторопны. Хорошо знаю. Но и вы меня правильно поймите: громадную ответственность все мы опять взвалили на себя. Так что жду от вас ещё большей энергичности и расторопности…

Так они живут — люди, умеющие брать ответственность на себя.