Первый триумвират — Марк Красе, Гней Помпей, Юлий Цезарь. Ограбление Краевом Иерусалимского Храма и его гибель в походе на парфян. Личность Цезаря. Его благосклонность к подвластным Риму народам. Война с Помпеем. Освобождение и смерть Аристобула. Гибель Помпея. Отец Ирода Антипатр приходит на помощь осаждённому в Александрии Цезарю. Цезарь дарует Антипатру и его семье римское гражданство, провозглашает его наместником Иудеи и возвращает Иудее многие утраченные территории. Ирод назначается правителем Галилеи.

Даже самому выдающемуся человеку, не родившемуся на ступенях трона, для превращения в избранника судьбы нужен счастливый случай. Но, как известно, такие случаи представляются во время великих потрясений, войн, гражданских противоборств, кризисов, в общем, переворотов в жизни огромных масс населения. Именно это происходило на пороге новой эры не только в Иудее, но и на всём тогдашнем пространстве Римской державы. Первые носители республиканских добродетелей, выдержав тяжелейшие удары судьбы, расширили границы Рима от нескольких жалких поселений на холмах на берегах Тибра до границ древнейших цивилизаций в Междуречье Тигра и Евфрата на востоке, до Атлантики на западе, и от Британии на севере до Африки на юге. Как нередко бывает, это имело совершенно неожиданные последствия: создавшаяся громада своей тяжестью как бы раздавила своих создателей — римских республиканцев. Кризис назревал, конечно, давно, о чём сказано в первой главе, но теперь он принял весьма персонифицированные формы. При сохранении внешних одеяний республики на власть в государстве претендовали три выдающихся вождя, обещавшие вначале быть друзьями и даже сотрудниками в деле восстановления покоя и процветания в стране. Это были Марк Лициний Красе, уже известный нам Гней Помпей и Гай Юлий Цезарь.

Прихотливой истории оказалось угодно, чтобы все эти деятели, а также герои последующих мировых событий так или иначе оказались связаны с Иудеей и героем нашего сочинения — Иродом.

Первым на иудейской сцене появляется Марк Лициний Красс. Как пишет Плутарх, «римляне утверждают, что блеск его многочисленных добродетелей омрачался лишь одним пороком — жаждой наживы». Однако античный биограф считает нужным добавить: «А я думаю, что этот порок, взяв верх над всеми остальными пороками, сделал их менее заметными». Из дальнейшего изложения следует, что Плутарх, восхвалявший благородное бескорыстие и другие истинно римские достоинства Помпея, считает недостойным участие Красса в спекуляциях земельной собственностью в Риме, в распродаже конфискованного имущества противников диктатора Суллы, а также в ростовщичестве. Надо признать, что это не столько пороки, сколько умение воспользоваться элементами рыночной экономики, которым не брезговала прежняя знать. В общем, начав с собственности в 300 талантов, ко времени появления на Востоке он обладал огромным состоянием в 7100 талантов. Красс даже отказывался «признавать и называть богатым того, кто не в состоянии содержать на свои средства целое войско». Разумеется, Плутарх отмечает и несомненные достоинства Красса — ораторские способности, образованность, простота и приветливость поведения, личное мужество. Но вместе с тем вторым его пороком было, конечно, неумеренное тщеславие и стремление сравняться с Помпеем, прославившимся великими походами на Западе и Востоке. Между тем даже несомненно трудная победа возглавляемых Крассом римлян над Спартаком не доставила ему заслуженного триумфа. Главной причиной этого стало то, что победа над восставшими рабами не считалась достойной такой чести. Удовлетворить свою жажду славы ему удалось только посредством союза с другими сильными людьми Рима — Помпеем и любимцем народа Юлием Цезарем. Цезарь ранее отправился завоевывать новые провинции в Галлии, в 54 году до н.э., а Помпей по жребию получил в управление испанские провинции, так что Сирия и Восток достались Крассу.

Вряд ли Красс был бы хуже других римских наместников, но вторая его страсть пересилила первую. Он вознамерился превзойти достижения Помпея и даже сравняться с Александром Великим. Как свидетельствует Плутарх, «мечты его простирались до бактрийцев, индийцев и до моря, за ними лежащего». Однако для этого надо было прежде всего победить мощное государство парфян, расположенное за Евфратом, с которым у Рима был заключён договор. Но ещё спартанский царь Архидам II (469–427 гг. до н.э.) справедливо утверждал, что «война питается не по норме, а потому денежные средства, которые она требует, не ограничены». Поэтому Красс, естественно, стал прежде всего изыскивать деньги для подготовки столь дальнего и трудного похода. Все необходимые средства выжимались из городов и храмовых святилищ провинции. Плутарх, в частности, указывает, что Красс «много дней подряд взвешивал и мерил сокровища богини в Иераполе (город в северной Сирии, центр культа хеттскоаморейской богини Атергатис. — В. В.)» {76} . В свете этого понятно и поведение Красса в Иерусалиме, как его описывает Иосиф Флавий. В 54 г. до. э. Красс, в отличие от Помпея, не интересовался тем, что находится в «Святая Святых», а приказал просто забрать все сокровища Храма. За это деяние он заслужил проклятия иудеев, как и его предшественник Помпей, хотя надо признать, что ничего специфически антииудейского в этом мероприятии Красса не было, он так поступал со всеми.

Иосиф Флавий сообщает, что Красс забрал «храмовые деньги, оставшиеся от Помпея (на сумму две тысячи талантов), а также имел дерзость утащить из Храма золотую утварь (на восемь тысяч талантов)» (ИД. Т. 2. С. 80). Поскольку сокровищница Храма за 9 лет, прошедших после посещения Храма Помпеем, увеличилась на 8 тыс. талантов, то можно полагать, что годовые доходы Храма даже в эти неспокойные годы достигли весьма значительной суммы в 1 тыс. талантов золотом! (Это могло произойти только за счёт поступлений от иудейской диаспоры Римской державы, что свидетельствует о значительном увеличении её численности, к чему мы вернёмся позднее.) Пока что укажем, что в следующем году претендент на лавры Александра Великого, нарушив договор, пересек Евфрат и вторгся в Парфянское царство с 7 легионами римских войск, 4 тыс. всадников и 4 тыс. легковооружённых воинов. Однако парфянам удалось заманить римскую армию в пустыню, а потом нанести ей ужасающее поражение, которого римляне не терпели со времён Ганнибала. Но, несмотря на многочисленные полководческие ошибки, Красс показал отменное мужество и погиб как доблестный римлянин под старинным городом Харраном (Карры). При известии об этом иудеи безмерно радовались, искренне полагая, что Красс был наказан Всевышним за разграбление сокровищ Храма.

Таким образом триумвират превратился в дуумвират Цезаря и Помпея. Каждый из них, несомненно, считал другого лишним и очень скоро начавшаяся между ними борьба затронет Иудею и семью Антипатра. Ясно, что они, как и все иудеи, никак не могли быть на стороне Помпея, осквернившего Храм и уничтожившего Иудейское царство. Напротив, с Цезарем — ключевой фигурой этого времени — оказалось тесно связано благополучие иудеев Римской империи, в том числе и семейства Антипатра.

Личность Цезаря настолько значительна, что Плутарх находит достойным для него сравнение только с самим Александром Македонским. Уже в Новое время самые выдающиеся умы в области истории Древнего Рима Моммзен и Буасье, как бы соревнуются в возвеличивании его в качестве первого человека в истории Римского мира и даже всей Европы. Как отмечает Буасье, «об этой исторической личности до сих пор ведутся ожесточённые споры. Никто не возбуждал столько симпатий, не вызывал столько гнева, и, надо сознаться, что, по-видимому, он заслуживал и то, и другое, нельзя не удивляться ему, ни порицать его без некоторых оговорок, и в нём есть много и привлекательного и отталкивающего. Даже те, которые ненавидят его от всей души и не могут простить ему совершённый им государственный переворот, невольно проникаются к нему тайным расположением, лишь только вспомнят о его победах или станут читать его сочинения».

Физиономистика, безусловно, — наука не точная, но по отношению к Цезарю она не обманывает. На многих сохранившихся скульптурных портретах можно видеть лицо, которое с равным основанием можно приписать благородному аристократу, любимцу изысканного светского общества, но одновременно деятельному человеку, рождённому повелевать и принимать поклонение. Однако это также лицо интеллектуала, учёного и эстета, понимающего и ценящего всё разумное и прекрасное. Вместе с тем следует подчеркнуть, что вся его жизнь, деятельность и даже сама смерть являются образцом высокой степени того, что именуется элегантностью, иначе говоря изысканностью и изяществом. Кажется, сама судьба как будто специально создала именно такого человека, чтобы он своими достоинствами как бы скрасил гибель Римской республики.

Род Цезаря был одним из знатнейших в Риме. Предание возводило его к богине Венере, чьим сыном был спасшийся после падения Трои герой Эней. От сына Энея Юла идет его родовое имя Юлий. Родившийся в 100 году н.э. он получил прекрасное образование и уже с детства поражал всех своими способностями. Его родство с Марием вызвало гнев Суллы, внесшего молодого Цезаря в проскрипционные списки. Неохотно уступив настояниям влиятельных друзей юноши, диктатор прозорливо заметил: «Вы ничего не понимаете, если не видите, что в этом мальчишке — много Мариев». Его полное изящества мужество также проявилось ещё в юности. Будучи захваченным свирепыми киликийскими пиратами, он на их требование заплатить выкуп в 20 талантов, предложил пятьдесят, высокомерно указав, что они не знают кого захватили. В плену он находился больше месяца, надменно обращаясь с пиратами, как будто он не был их пленником, а они были его телохранителями. Тех из них, кто не восхищался произносимыми им речами, он именовал варварами и неучами, обещая повесить после освобождения. Надо сказать, что, освободившись, он выполнил это своё обещание.

Вернувшись после смерти Суллы в Рим, Цезарь продолжал полную светских удовольствий жизнь и благодаря своему красноречию, щедрости и обходительности, пользовался всеобщей любовью у простого народа и благосклонностью римских дам высшего света. Склонный к описанию интимных подробностей, прослывший почти сплетником Светоний, пишет, что «на любовные утехи он, по общему мнению, был падок и расточителен», и приводит большой список его возлюбленных, среди которых были даже жены Марка Красса и Гнея Помпея, а также мать его будущего убийцы Марка Брута. При этом невероятно то, что он умел так элегантно расставаться со своими любовницами, что они сохраняли с ним дружеские отношения и всемерно помогали ему в его карьере.

Однако проницательных политиков Рима не могло обмануть внешнее поведение молодого аристократа, наряду с удовольствиями светской жизни явно ждавшего своего времени. Цезарь отлично видел, что великая республика агонизирует. Как красочно пишет Буасье, «с тех пор как триумвиры, чтобы завладеть республикой, спустили с цепи демагогию, она стало полною госпожою… Когда мы говорим о римской демагогии, не надо забывать, что она намного страшнее французской, а пополнялась за счёт элементов ещё более опасных. Как бы основателен ни был тот страх, какой внушает нам всякое народное волнение, когда в день восстания поднимаются все подонки наших торговых и промышленных городов, будем помнить, что в Риме эти низшие слои опускались ещё глубже. Ниже праздно шатающихся и безработных всякого рода и племени, обычного орудия революции, там имелась ещё целая толпа отпущенников, деморализованных рабством, которым свобода дала лишь возможность больше делать зла; там были ещё гладиаторы, обученные сражаться и с животными и с людьми и привыкшие играть как собственной жизнью, так и жизнью других; но хуже всех там были беглые рабы, которые, совершив какое-либо убийство или грабёж, сбегались отовсюду в Рим, чтобы затеряться во мраке его народных кварталов; это была ужасная и отвратительная толпа без семьи, без отечества, а поставленная общим мнением вне закона и общества, она не могла ничего уважать, так как ей нечего было терять… Из них по кварталам составлялись особые тайные общества… В определённый день, когда нужно было устроить народную манифестацию, трибуны приказывали закрывать торговые заведения, и тогда вся армия тайных обществ, усиленная освобождёнными от работы ремесленниками двигалась на форум. Там они встречали не честных людей, которые, чувствуя себя в меньшинстве, оставались дома, а гладиаторов и пастухов, которых сенат привез из диких стран, — и вот начиналась свалка… Приходилось поневоле жалеть о том времени, когда открыто торговали голосами. В это время уже не заботились более о приобретении общественных должностей за деньги, так как находили более удобным захватывать их силой».

Всё это происходило на глазах у Помпея, который несомненно, даже если бы очень хотел, ничего не мог бы сделать со всё усиливающей анархией и разложением. Цезарь же, напротив, тщательно следя за развитием событий в столице, ждал своего часа, чтобы явиться в Рим как спаситель отечества. Однако его ожидание не было пассивным. К удивлению многих этот светский лев, популярный среди народа прожигатель жизни, получив в своё распоряжение армию, в возрасте 46 лет, совершил подвиги и дела, заставившие древних сравнить его с Александром Македонским, а историков Нового времени — с Наполеоном.

Как пишет Буасье, «в то время Галлия была тем, что Америка была для 16 века. Думали, что в этих неизвестных для римлян странах имелись целые груды сокровищ, и все, жаждавшие разбогатеть, спешили отправиться к Цезарю, чтобы получить свою долю добычи. Такой наплыв людей к нему не был неприятен, так как он свидетельствовал о том сильном впечатлении, какое производили его завоевания, а это было ему на руку». Почти за 10 лет, проведенных в многочисленных сражениях, Цезарь совершил подвиги, определившие судьбу не только древнего мира, но всей Европы. Моммзен подводит итоги его заслуг: «Цезарь отразил и почти на 500 лет отсрочил то передвижение полуварварских ещё германских племён, которое совершилось в V веке. Этим он дал эллинск — римской культуре так распространиться и, главное так укрепиться в массе населения, что новые народы уже не смыли этой культуры, а наоборот сами ей поддались и её усвоили». Наряду с этим завоевание Галлии произошло таким образом, что кельтское население (галлы) современных Франции, Бельгии, Швейцарии и частично западной Германии, защищенное границей по Рейну от диких племен севера, стало со временем самым верным союзником Рима. Цезарь всюду активно привлекал к себе сторонников Рима, щедро раздавал римское гражданство местным нотаблям и многих даже смело вводил в сенат. По этому поводу в Риме остряки даже сочиняли своего рода частушки:

(Штаны-галльская национальная одежда, презираемая римлянами, тога с пурпурной каймой — знак сенаторского достоинства).

Надо сказать, что политика Цезаря в Галлии не была исключением. В своей борьбе с Помпеем он выступал против аристократии прежней республики, которая уже не могла управляться как союз небольшой общины свободных земледельцев, когда-то основавших республику на берегах Тибра. Завоевание всего известного тогда мира привело к притоку огромных богатств и рабов отовсюду, что, конечно, делало неизбежным изменение и формы правления. Как мудро заметил тот же Буасье, «из всех систем правления республика более всех остальных требует честности и политического смысла от тех, кто ею пользуется. Чем больше она даёт преимуществ, тем более требует преданности и сознательности. Люди, не пользовавшиеся своими правами или же торговавшие ими, не были достойны этих прав. Неограниченная власть, столь ими призываемая и принятая ими с восторгом, была как бы создана для них, и вполне понятно, что историк, изучающий издали события прошлого и видящий как в Риме погибла свобода, утешает себя, говоря, что эта гибель была заслуженна и неизбежна и что он готов простить или даже одобрить того человека, который низвергая свободу, был в сущности лишь орудием необходимости и справедливости».

Таким орудием судьбы был Цезарь, объявивший после решающей победы над Помпеем под Фарсалом 9 августа 48 года до н.э., что не допустит новых проскрипций: «Я не хочу подражать Сулле. Водворим новый способ побеждать в милосердии и кротости». Как пишет Светоний, «между тем как Помпей объявил своими врагами всех, кто не встанет на защиту республики, Цезарь провозгласил, что тех, кто воздержится и ни к кому не примкнёт, он будет считать друзьями. Всем, кого он произвёл в чины по советам Помпея, он предоставил возможность перейти на сторону Помпея». Источники многократно подтверждают, что это были не только слова. Однако нет оснований полагать, что многие дела милости были вызваны трезвым расчётом. Цезарь совершал и жестокие поступки, когда считал их необходимым. Вообще он был человеком своего времени, к тому же и римлянином.

Тем не менее, политику умиротворения и привлечения сторонников Цезарь распространил и на народы Востока, включая, конечно, и иудеев. Нелишне напомнить, что Цезарь любил тогда выступать в качестве защитника простого народа, заметной частью которого в Риме, судя хотя бы по упомянутой выше речи Цицерона, были иудеи. Естественно, что Цезарь, провозглашённый в Риме диктатором, решил воспользоваться находящимся в столице пленённым Помпеем братом Гиркана Аристобулом. Он приказал его освободить и, передав ему два легиона, решил оправить на родину, полагая, что тем самым он сможет привлечь на свою сторону и других царей Востока — клиентов Рима. Однако радость освобождённого и возвеличенного Аристобула была недолгой. Как сообщает Иосиф, он был отравлен тайными сторонниками Помпея. Об огорчении Цезаря и его сторонников можно судить по тому, что тело Аристобула было забальзамировано в меду (такой же процедуре было подвергнуто и тело умершего Александра Македонского). Позднее Антоний передал его в Иудею для захоронения в царской усыпальнице. В ответ на освобождение и чествование Аристобула Помпей приказал казнить находившегося под арестом его сына Александра.

Его брата и сестёр вывез из Ашкелона по приказу царя ливанского царства Халкиды Птолемея его сын Филиппион. При этом произошла драматическая история, достойная античной трагедии. Как сообщает Иосиф Флавий, Филлиппион влюбился в младшую дочь Аристобула — Александру и женился на ней. Затем в эту Александу влюбился его отец — царь Птолемей. Дело кончилось убийством сына и женитьбой отца на его вдове Александре. Как сказано у Иосифа, после этого «Птолемей стал ещё больше заботиться о её брате и сестре» (ИВ. С. 34).

Смерть Аристобула создала благоприятную обстановку для Гиркана и семейства Антипатра. Скоро наступил столь долго ожидаемый ими подходящий момент. Отступая, точнее, спасаясь бегством от Цезаря, Помпей надеялся найти убежище в Египте, но был предательски убит в Александрии в 48 году до н.э. на глазах у жены и друзей. Это было совершено по приказу высших придворных чинов молодого египетского царя, отец которого Птолемей Авлет был возведён на египетский престол при содействии Помпея. Этим они желали заслужить благодарность Цезаря. Вместо этого Цезарь, как пишет Плутарх, прибывший в Александрию, увидев поднесённую голову 58-летнего врага отвернулся и даже заплакал. В отличие от Цезаря, иудеи возликовали второй раз после гибели Красса. Ведь Красс только ограбил Храм, в то время как Помпей осквернил его посещением Святая Святых.

Хотя убийцы Помпея были жестоко наказаны, Цезарь явно не спешил покидать Египет. Это привело в конце концов к Александрийской войне, едва не стоившей Цезарю жизни. Одни считают причиной этого возмущение египтян против явного господства римлян в стране, другие объясняют войну юношеской страстью 52 летнего, но ещё любвеобильного Цезаря к 21 летней египетской царице Клеопатре. Вероятней всего имели место, кроме этих двух, и многие другие причины. История этой войны изобиловала самыми неожиданными поворотами, из которых Цезарь спасся, вероятно, только благодаря, как принято было говорить в древности, своей покровительнице, богине Венере, считавшейся прародительницей рода Юлиев.

В ходе этой войны немаловажную роль в спасении Цезаря и его войска сыграло семейство Антипатра, а также иудеи Египта. В решающие для Цезаря и Клеопатры дни шедший им на помощь отряд Пергамского царя Митридата, опасаясь сопротивления восставших египтян, остановился в Ашкелоне. Именно тогда твердо решивший поддержать Цезаря Антипатр оказал ему значительную помощь. Он не только присоединился к Митридату с 3000 конным отрядом иудейских воинов, но и привлек к участию в спасительной для Цезаря экспедиции войска своих аравийских соседей, а также сирийских городов. Первым делом союзников был штурм пограничной египетской крепости Пелузий. Как отмечает Иосиф, Антипатр со своим отрядом первым пробил брешь в стенах крепости и ворвался в город. Когда же затем Митридат и Антипатр вступили в населённую иудеями область, Антипатр обратился к ним от имени Первосвященника Гиркана и убедил их не только не препятствовать продвижению объединённого войска, но и снабдить его всем необходимы. Пример иудеев побудил принять сторону Цезаря и египтян — жителей окрестности Мемфиса. В решающей битве у дельты Нила с египетскими войсками отряд Антипатра буквально спас всё предприятие. В то время как правый фланг, которым командовал Митридат, начал отступать, Антипатр одержал победу на левом и затем ударил в тыл преследовавшим Митридата египтянам. Как пишет Иосиф Флавий, «спасённый таким образом от угрожавшего ему разгрома Митридат представил Цезарю искреннее свидетельство деяний Антипатра. Вслед за тем Цезарь похвалами и обещаниями побудил его вновь ринуться в опасности войны, на этот раз уже ради самого Цезаря. Антипатр повсюду высказывал себя непревзойдённым по стойкости воином. Получив множество ран, он носил на каждой части тела свидетельства своей доблести» (ИВ. С. 35).

На основании этого пассажа можно сделать несколько наблюдений. Прежде всего, что иудеи составляли тогда заметную часть населения Египта и не только в Александрии, а воины иудеи являли собой немаловажный боевой элемент египетского общества. При этом египетские иудеи сохраняли тесные религиозные связи с Иерусалимским Храмом, поскольку они перешли на сторону Цезаря по призыву Первосвященника Иерусалимского Храма Гиркана, от имени которого к ним обратился Антипатр. Кроме того, египетские иудеи явно были склонны поддержать Цезаря, о чём свидетельствует и само место, где укрепились сторонники Цезаря — «Иудейский стан (Лагерь)» (ИВ. С. 35. ИД. Т. 2. С. 83). Стоит добавить, что, хотя об этом Иосиф прямо не говорит, несомненно, в боевых действиях, часто непосредственно в боевом содружестве с римскими воинами принимал участие и сын Антипатра — Ирод. Этот боевой и дипломатический опыт скоро ему очень пригодится.

После успешного завершения одновременно военно-политической и любовно-романтической египетской кампании к Цезарю с жалобой на Гиркана и Антипатра явился второй сын Аристобула Антигон. Он наивно полагал, что для обоснования своих притязаний достаточно того, что от рук сторонников Помпея погибли его отец Аристобул и брат Александр. В ответ Антипатр перед судом Цезаря «ответил тем, что сбросил одежды и показал многочисленные шрамы на теле. При этом он заявил, что его преданность Цезарю не нуждается в словесных доказательствах: хотя сам он не произносит ни слова, всё его тело громко кричит о ней». Хотя сцена кажется несколько театральной, вряд ли можно считать её полностью придуманной.

В решении Цезаря заметно продолжение его прежней политики в Галлии. Как и там, он в отношении Иудеи стремился опереться на преданную ему местную знать, щедро раздавая ей различные привилегии. Поэтому, решительно отвергнув притязания Антигона, Цезарь утвердил Гиркана в должности Первосвященника и этнарха (главы народа). Антипатру же он предложил самому выбрать свою должность. В ответ Антипатр дипломатично попросил римского диктатора поступить по своему усмотрению. Расчёт оказался правильным, поскольку щедрость Цезаря превзошла все ожидания. Он назначил Антипатра римским наместником Иудеи с правом восстановления стен Иерусалима и, предоставив ему и одновременно его семье римское гражданство, «освободил от всех налогов, а также другими отличиями и знаками расположения сделал примером для всех».

Однако самым важным было то, что Цезарь значительно расширил границы Иудеи, в большой степени приблизив её территорию к границам царства Хасмонеев. Ей были возвращены морские ворота страны — Яффа, плодородная Изреельская долина, части владений сирийских и финикийских правителей. Кроме того, иудеям было предоставлено право свободного поселения в ранее принадлежавших им областях Эфраим, Лидд и Раматаим с возвращением им права собственности на ранее принадлежавшие этим переселенцам земли. Дополнительно Гиркану и Антипатру были предоставлены привилегии защиты и покровительства иудеям диаспоры на всех территориях, подвластных Риму, на чем мы остановимся подробней в последующем.

В 47 году до н.э. Антипатр, проводив Цезаря в Сирию, вернулся в Иудею. Он восстановил стены Иерусалима и энергично навел порядок в реально подвластной ему стране, хотя формально он действовал от имени Гиркана. При этом он обещал, что при условии повиновения власти Гиркана жители страны «будут вести жизнь в процветании и покое, наслаждаясь как своим частным имуществом, так и общим миром». В противном случае они найдут в Гиркане не доброго царя, а самодержавного владыку, а в Цезаре и римлянах не друзей и покровителей, но врагов. Заглядывая вперед, можно сказать, что таковыми были принципы будущего правления самого Ирода, и пожалуй такой путь был единственно возможной реальной политикой в тех условиях.

Явно желая укрепить порядок в стране, Антипатр не ограничивается только уговорами. Понимая, что Гиркан не способен стать по слабости характера реальным царём, он назначает своего старшего сына Фазаэля правителем Иерусалима и соседней области, а второго, 25-летнего Ирода, посылает в Галилею с целью навести порядок и установить твёрдую власть. С этого назначения и начинается восхождение Ирода к вершинам власти и на страницы истории. Шел 47 год до н.э.