Дочь Томы вскоре нагрянула с выводком детей и мужем, вялым и сонным доходягой. Сама же оказалась крепко сбитой теткой с огромной, как воз задницей. Рожать ей, значит, как до ветру сходить. И вовсе не похожа она была на миловидную, справненькую мать свою. Груба лицом и как-то молчаливо сосредоточена.

Ваня досадливо покряхтел. Да, нарушили они его планы. А как бы хорошо жилось ему под боком Томочки. Она нежная, ласковая, готовит хорошо. И в постели у них все получилось лучше некуда. Димка уезжал в город на работу, а Ваня в радостном смятении бежал к ней, приносил яйца, зарубленную накануне утку. И все с радостью. От сердца. По домашности помогал. И было ему это в радость. Они сидели рядышком на диванчике, смотрели концерт Петросяна и смеялись простецким и таким понятным шуткам. А в духовке жарилась утка с яблоками, распространяя на весь дом аромат. Это же счастье. Рана, нанесенная женой, больше не болела.

Домой забрать Тому он не мог — младший сын не дал бы все равно им житья. Вот Ваня и взялся ставить на краю огорода сараюшку — для встреч. Он подбадривал себя, мол, мы как молодые! Даже интересно. А дальше будет видно. В сараюшке он поставил чудом сохранившуюся железную кровать, стены завесил на манер ковров старыми покрывалами, не забыл о зеркале для Тамарки, а в изголовье приспособил подсвечник. Сыну сказал, что сараюшка под дровник пойдет. Когда дрова купят. Здесь, в этой пыльной полутьме, как вагончики по рельсам, покатились их счастливые часочки, дни и ночки. И дождь хлестал по крыше, и грозы гремели, а они только крепче прижимались друг к другу.

Внуки Томины забегали по двору. Дети есть дети. Дочка прочно на свою большую задницу в доме села. Обременять она себя могла только детьми, а никак ни заботами о доме. Целыми днями, прежде чем сбежать на ночь в сараюшку, Тома крутилась, как белка — и постирать и приготовить. А еще огород. Муженек Танькин устроился на работу в город, грузчиком в магазин. Ездить каждый день тридцать км туда, и назад. Зарплата мизерная, половина на транспорт и обеды уходила. Жили внапряг. Тома порции урезала, и никакой никому добавки.

О том, что толстозадая поселянка принадлежит церкви харизмитов, в поселке узнали, когда умерла ее старшая дочка. Сначала была ангина, потом она перешла в пневмонию.

— Что ж вы, суки, делаете? — возмутился Ваня, когда эта мамаша не пустила в дом Таньку-фельдшерицу, которую Ваня за руку привел.

Потом началось воспаление легких. Дочь накрепко запретила матери вызывать «скорую помощь» и лечить девочку антибиотиками. Тома объяснила Ване, что харизмитам категорически запрещается обращаться к врачебной помощи. Организм ребенка боролся с пневмонией целую неделю. Ваня, наблюдавший это, не выдержал, вызвал «скорую». Но поздно. Девочку похоронили на местном кладбище.

А дальше — больше. Второй шестилетний мальчишка, стащил у Димки спички, поджог солому случайно, как это и бывает, а сарай загорелся. Он уже вовсю полыхал, грозя переброситься на дом, а в это время Димка мирно спал на диване. Тома украшала себя перед зеркалом — красила волосы, она была любительница покрутиться перед зеркалом. А теперь и было ради кого. Выбежала она на крики соседей, которые уже вызвали пожарных. Эта жуткая картина пожара долго потом снилась ей по ночам, она задыхалась от дыма и копоти, просыпалась в холодном поту.

— Что-то не помогает вам ваш Бог, грешники… — съязвил Ваня. — Молодые пока, ехали бы вы в город. Что вам в деревне? Работать вы не любите. Огурца не вырастили за лето. А там ваша церковь. От нее помощи просите. Вы же мать уже доконали.

И как ни странно семейство харизмитов с ним согласилось. За ними увязался Димка.

Для Томы и Вани настала пора позднего благоденствия. Ваня повесил замок на дощатый сарайчик у себя в огороде, где они с Тамаркой по-молодому резвились все лето.