Жизнь молодой пенсионерки дала резкий крен — она купила недешевый домик в деревне, и, теперь, рассчитывала жить тихо и мирно. Пока ее все устраивало — вполне развитая инфраструктура поселка — три магазина, Дворец культуры, новенький ФАП, почта, сельсовет… Во всяком случае, она пыталась убедить себя в этом. Надя рассказывала ей, что еще три года назад, когда они с Вовушкой приехали сюда, в поселке было куда лучше, и народ был отзывчивей — на всякие мероприятия ходил, любопытствовал. А теперь, нет. На редкое собрание никого не загонишь, будто свои собственные судьбы людям неинтересны. Вон, главный врач района приехал поговорить о здоровье. Казалось, есть ли тема важнее для деревенского человека? А пришли десять человек. Так эти десять и ходят всегда.

Поселок выглядел вполне опрятно, домики, утопали в незатейливых георгинах и оранжевых ноготках. Вековые деревья сообщали поселку некую надежность. Опять же аисты… они всегда душу радуют. И вот что еще, — уличные фонари по яркости соперничали всю ночь с луной. Не в каждом поселке прогуляешься ночью, а тут, пожалуйста…. Вообщем, много достоинств нашлось у Калужского.

Виктория оставила старшего сына в городской квартире, устроив в ближайшую школу — и оставался всего-то месяц до окончания учебного года. Второго, восьмилетнего приемыша Димку, отправила в санаторий — у него был диагноз — нарушение центральной нервной системы, гиперактивность, вальгусная стопа и еще что-то… Но уже этого было достаточно, чтобы годами выносить ей мозг.

Оставшись одна, она испытала настоящее наслаждение от предстоящей работы. Предстояло по-быстрому вскопать огород и засеять грядки, разбить клумбы, вырыть водоем, побелить деревья, проложить дорожки. Напрасно подруги по телефону уговаривали ее повременить, пожить год в доме без капитального ремонта. Остановиться она уже не могла.

Демонтаж дома делала сама. Помогали Жанка Осинкина со своим губастым Витяем. Приходил Вака. Выносил ведра со строительным мусором, ремонтировал терассу у виноградника. Мысленным взором Вика видела свою усадьбу во всей ее красоте. К маю, она осилила демонтаж, как и всякая русская женщина, которая до сих пор не то, что в утлый домик, в горящую избу войдет без страха.

А Надя, между тем, продолжала продавать дом ей не принадлежащий. Надеяться на Людку она больше не хотела, поехала в Черняховск, дала во все газеты объявление, во все агентства заявки. Вика помогла ей разместить информацию о продаже в интернете.

В Черняховск они наведывались вместе. Квартира Виктории ей очень нравилась. В немецком доме, высокие потолки почти в три метра, арочные окна, ремонт серьезный, приличная мебель. Живи — не хочу. Она искренне не могла понять, что понесло вполне благополучную горожанку в деревню? Виктория, смеясь, говорила — мечта-идея.

Она безуспешно искала в городе бригаду для ремонта дома. Одно дело обойками стены оклеить, а другое — приличный ремонт. Деньги у нее были, но все же, расставаться с ними она не хотела.

У черняховских строителей расценки были калининградские, а договор делать, как полагается, отказывались. Она вспомнила. Любаня и Надя говорили ей, что в поселке есть свои строители. Позвонила Лешке Хромому. Он пришел, деловито оглядел разрушенный дом. Сам назначить цену не решился. Тогда она назвала.

— Сорок тысяч, и как маме родной. — Сказала Виктория. — Кормить буду. Кофе, чай.

Лешка согласился.

— Гипсоплитой по стенам пройтись, полы, потолки, сантехнику, плитку положить. — Уточнил Лешка.

— Ну и дополнительная работа-мебель собрать, полочки прибить, светильники повесить… Оплата дополнительная.

— А как насчет аванса?