Выйдя утром из отведённой мне спальни, я прямо на лестнице столкнулся с сыном мага. Судя по всему, он пытался морально подготовиться к моему появлению, но не сумел.

— Привет, — кивнул я.

— Доброе утро… — мальчик мял пальцы, избегая смотреть мне в глаза. — Папа сказал, чтобы я приготовил вам завтрак.

— Наказание за вчерашнее? Ну, легко отделался. Пошли, раз так.

Он не двинулся с места — похоже, было что-то ещё. Наконец, произнёс:

— Извините меня.

— Извиняю, — я усмехнулся. — Пошли уже.

На его лице отразилось замешательство — кажется, он не ожидал, что получит прощение так просто, — которое затем сменилось радостью. Искренен я или нет, но нужная фраза произнесена, и теперь ему будет что ответить отцу на соответствующий вопрос.

Посадив меня на кухне, Тал начал суетливо собирать на стол, параллельно приглядывая за печкой; самое тяжёлое для него осталось позади, остались чистые формальности.

— А где Илиас? — спросил я, думая в это время о своём. — Ушёл?

— В саду, — Тал махнул рукой куда-то в сторону, — работает.

— Ага. Его беспокоить можно?

— В перерывах. Хотя он, наверное, заканчивает.

Вскоре передо мной оказались кружка в меру горячего чая, тарелка с погретыми булочками и всякая всячина в дополнение к ним. На этом Тал посчитал свою задачу выполненной и сразу распрощался, умотав на улицу.

Ну-с, что теперь? Приют на пару ближайших дней я нашёл, осталось определиться, куда двигаться потом. Варианты, варианты… Потратить все два дня на общение с гостеприимным магом. Пойти искать интересных людей в городе. Ах да, карта… За картой надо обязательно зайти. На северной это стороне или западной?.. Ладно, найду.

Кстати, о людях: стоит зайти к местному голове поспрашивать об устройстве власти. В моей Общине все только недоумённо пожимали плечами, когда я задавал специфические вопросы из сферы государственного управления, но уж голова-то должен знать, кому подчиняется и в каких рамках.

Хотя это всё, по идее, можно и потом сделать, когда пора будет уходить от Илиаса и переселяться в гостиницу. А до того надо всё внимание обратить на него самого. Покончив с завтраком, я силой мысли очистил грязную посуду и создал несколько бумажных салфеток поверх оставшейся еды — куда всё это убирать, неизвестно, но и оставлять заветриваться нехорошо.

Маг воды обнаружился медитирующим в тени каких-то незнакомых деревьев, стоявших полукругом в стороне от остального сада. Когда я приблизился, он открыл глаза и приветливо улыбнулся:

— Доброе утро.

— Доброе. Спрашивать можно?

— Да, конечно. Я уже вышел из полного включения.

Сев напротив, я вспомнил вопрос, который интересовал меня больше всего в последний месяц.

— А в чём заключается работа мага в поселении?

— Ты не знаешь? — удивился Илиас.

— Знаю, что это работа с природными явлениями. Вызвать-прекратить дождь, там, остановить надвигающийся ураган, ускорить рост семян. Но мне интересен сам процесс.

— В Общине этого никто не объяснял?

— Ну… все отвечали, что мне не хватает теоретических знаний, чтобы воспринять это.

— Понятно, — маг вздохнул. — Да, я забыл, как мало ты проучился. Что бы тебе ответить… Представь крестьянина в поле. С одной стороны, он занят получением еды. С другой, нужна конкретизация. Как минимум — что это за еда, зерно или мясо: может, он отару пасёт. А если зерно, то какое: рожь, пшеница или что-то ещё. Само получение растянуто на длительный срок, в течение которого крестьянин пашет, сеет, жнёт. Вот так же, как он соотносится с полем, маг соотносится с природой. То есть суть элементарна, но всё остальное требует слишком большого объёма теории. Пожалуй, я тоже не смогу помочь с этим.

— Ничего, — я кивнул, — главное, что стали понятны причины. Так гораздо проще.

— Хорошо, если так. А ты… уверен, что не хочешь вернуться в Общину?

— Угу. Огонь сказал идти дальше. Моё дело брать под козырёк.

— Что брать? — не понял Илиас.

— Подчиняться, в смысле. Ах да, вот какой вопрос. Вы знаете какой-нибудь… общественный центр, что ли. Кого-то, кто управлял бы всей этой территорией или просто считался высшим авторитетом? Какого-нибудь представителя власти?

— Единственная власть — власть народа, — пожал плечами маг воды. На его лице читалось замешательство. — Я примерно понимаю, о чём ты спрашиваешь, но не припомню ни одного случая чтобы появился человек, который взялся бы управлять всеми сразу. На мой взгляд, это бессмысленно.

— А авторитет? Например, от главы Общины я слышал о магах, которые постигают несколько стихий. Если кто-то дошёл до четырёх…

— Четыре стихии? Нет, это сказки, — маг улыбнулся.

— Как это, сказки? — от удивления я перебил его.

— Нет, я не хочу сказать, что глава общины Огня врал насчёт нескольких стихий. Действительно, есть люди, которые роднятся сразу с двумя, это известный факт. Про три стихии ничего не знаю, никогда об этом даже не слышал. А постижение четырёх стихий это признанная тема для сказок: когда люди хотят сослаться в разговоре на идеал, они используют образ мага, принадлежащего всем стихиям. Это как бы символ служения миру, абсолютного, не оставляющего ничего личного.

— Ом… — мысли в моей голове сбились. Представление бога в виде мага всех стихий это… Хотя постойте-ка… — А нет каких-нибудь сказок о том, что такой бо… то есть маг существует и живёт среди обычных людей? Скрывается, к примеру, и втихую делает добро окружающим.

— В сказках много чего есть, — пожал плечами Илиас. Он явно был рад переходу на менее тяжёлую для его восприятия тему, и снова расслабился. — На то они и сказки.

— Угу. А какие-нибудь привязки к местности в них содержатся?

— В известных мне, вроде бы, нет.

Я поник, и маг предпринял новую попытку помочь:

— Если ты расскажешь, что именно ищешь, я попробую что-нибудь придумать. Или — для чего. Такие разные сферы как управление, магия… Даже не могу представить, в чём они могут пересекаться.

— Ох, это сложно. — Я постарался придать описанию своей ситуации правдоподобную и в то же время понятную форму: — Понимаете, мне нужно что-то, что однозначно меня заинтересует. Когда я услышал про общину Огня, меня как будто ударило: вот то, что мне нужно, чем стоит заниматься! А потом, когда огонь вышел на связь и сказал, что пора идти дальше, я прислушался к себе и понял, что меня там в самом деле ничего не держит. То есть там хорошо, но никак не помогает в личном развитии. Новая цель должна быть соответствующего уровня, понимаете? Что-то, что окажется, по крайней мере, не проще и не скучнее магии Огня.

— Я понял, — маг ободряюще кивнул. Почесал подбородок в задумчивости: — Да, задачка ещё та. Если бы она стояла передо мной, то первое, что я сделал бы, это сел и хорошенько подумал, соответствую ли своим представлениям о себе и нет ли у меня скрытых желаний, которые я пытаюсь таким образом реализовать.

— Это было бы слишком просто, — я развёл руками. — Пробовал, дело не в этом.

— Тогда вопрос: ты думал над нашим вчерашним разговором?

— Над чем именно?

— Твои склонности к пути земли. Я бы не сказал, что это занятнее огня, но если ты оперируешь такими категориями, то, может, стоит попытаться?..

Я замер, поражённый внезапной догадкой. Уточнил, стараясь не выдать охватившего волнения:

— Стихия, у которой нет своей Общины, если память не изменяет?

— Да, — Илиас кивнул. — Хотя это своеобразный момент. Который лично я не назвал бы препятствием…

— Это не препятствие. Это очень, очень хорошо.

Конечно, я мог снова ошибиться и выделение земли из круга стихий ещё ничего не значило. Но, если подумать, то куда ещё идти? Центральной власти здесь нет, государство как таковое практически отсутствует. Единственное, что выбивается из естественного средневекового уклада, — стихиальная магия, причём все стихии между собой равны и ни одна не поставлена над другой.

Но — одна поставлена немного особняком, лишена права иметь Общину. Почему? Обывателю это неинтересно. А с точки зрения «иностранца», ищущего способ выйти на здешнего Правителя и обращающего внимания на все нестыковки, это маркер, на который стоит обратить внимание.

— Только не смейтесь, — попросил я, — похоже, именно сейчас идея найти магов земли меня зацепила.

— Вижу, — Илиас улыбнулся. — Уже составляешь план побега? Или задержишься немного?

— Если вы не против — у нас остались несколько тем для разговора.

— Всецело за. А ещё тебе, кажется, нужна была карта.

* * *

Если бы Ресд захотел посмеяться, он назвал бы нынешнее состояние синдромом чашки с чаем, в память о ночи, когда оно только зарождалось. Но смеяться не хотелось, и тому было несколько причин. К общеситуативным относились нехватка времени и сопутствующее ей напряжение. Чем больше времени требовали военные и связанные с ними дела, тем меньше оставалось на себя — и касалось это не столько отсутствия развлечений, сколько образа жизни.

Отчасти из-за характера мышления, отчасти из-за простых привычек повелитель драконов не выносил необходимости встраиваться в неестественный режим работы. Ему было свойственно с головой погружаться в происходящее, задействуя восприятие на полную мощность, а сразу после — обрабатывать полученную информацию, капля за каплей процеживая её, выделяя полезное и встраивая в имеющуюся картину. Однако довольно скоро выяснилось, что нынешняя война плохо совместима с быстрой сменой коротких периодов, и нужно либо раздвигать их границы, то есть работать по несколько дней сначала на «приём», потом на анализ, либо наоборот, сокращать. Второй вариант был заведомо невыполним по причине нагрузки событий на единицу времени, так что выбора не оставалось. Что тоже не способствовало хорошему настрою.

Главная же причина заключалась в бессмысленности происходящего.

* * *

Последние сутки Ресд провёл у себя, занимаясь всеми ранее отложенными делами, начиная от наведения порядка в покоях и заканчивая подзарядкой артефактов. Закончив, приступил к носящему факультативный характер: продумыванию тактики для некоторых районов фронта, перечитыванию в поисках ускользнувшей информации старых отчётов, дистанционной инспекции ведущегося строительства, и прочему. Это заняло гораздо больше времени, так что план действий начал выполняться уже на этой стадии.

Когда любые отвлечённые мысли стали неминуемо сползать на личные проблемы каждые несколько секунд, Правитель оставил всё, чем был занят в данный момент, прошёл к гостевому столику и упал в одно из кресел. Хмуро посмотрел на лежащие перед ним врассыпную фотографии.

— Ну что, начнём?

Пачка была проверена вдоль и поперёк несколько раз, и ничто не выявило в ней, хоть целой, хоть по составляющим, признаков артефакта. Это лишний раз доказывало, что текущие эмоции повелитель драконов создал себе сам. Не то чтобы он противился личной ответственности, но…

— Что со мной не так? — задал он контрольный вопрос, поднимая двумя пальцами первую фотографию и рассматривая её. — Со мной ведь явно что-то не так.

Помолчал, прислушиваясь к себе.

— Нет, не может быть, что мир сошёл с ума, а я единственный остался здоров. Это было бы неправильно, да? Хотя… как можно такое отследить, если оно произойдёт?

Ресд поморщился — не от разговора с самим собой вслух, за последние несколько дней приноровился. Вторая фотография, которую он поднял, представила Дворец инфернала, тогда ещё обитаемую, а ныне используемую как библиотеку башню. Спору нет, вид был достойный, но вспоминать о «тёмных» в каком-либо качестве сейчас хотелось меньше всего, они и так постоянно находились рядом.

— Я не хочу включать интуицию, ничего хорошего из этого не выйдет. Самоанализ гораздо полезнее. Несмотря на отсутствие результатов в последнее время. Да, со мной что-то не так. Но как интуиция поможет мне с этим разобраться?

Третья фотография запечатлела Альдена и Кейру, сидевших друг напротив друга и, похоже, игравших в какую-то игру. Определить, какую именно, не удалось: в руках игроки ничего не держали, а предмет, на котором скрестились их взгляды, находился за пределами кадра. Собственно, «фотографа» он и не интересовал.

Прищуренные, наполовину хитро, наполовину довольно, глаза императора выдавали его выигрышную позицию. Он уже чувствовал себя победителем, и этим невольно давил на партнёра по… по чему угодно, в общем-то — Ресд неоднократно видел это в шахматах и других играх, требующих аналитического подхода. Единственное, что не давало обижаться на такой открыто демонстрируемый азарт загоняющего дичь охотника, это сохранение гордости побеждённого: Альден никогда не предлагал сдать партию. Завлечь в ловушку и уничтожить одним направленным ударом, чтобы и одержать победу, и не оставить время на обиду, это да. Но предлагать сдаться — ни за что.

Кейра представляла его полную противоположность. Целиком погружённая в решаемую задачу, она сосредоточенно смотрела перед собой, не воспринимая ничего вокруг. Губа закушена не была, из чего Ресд сделал вывод, что девушка не считает своё положение таким уж тяжёлым, вопреки оптимизму соперника. Да и собранность её, по опыту, говорила, скорее, о тщательно подготавливаемой контратаке, которая, вполне возможно, развернёт дальнейшие события в обратном направлении.

— Я не могу быть с ними, — напомнил себе Ресд. — Так что этих и подобных их эмоций мне нужно избегать изо всех сил. Если в плане по-прежнему будет значиться моё выживание. Хм… А чего из всего этого мне не нужно избегать?

Он загрёб сразу с десяток фотографий и быстро просмотрел, кидая обратно на стол.

— Инферналы, инферналы, битва с инферналами, Дворец инфернала, подготовка к битве — наверняка с инферналами, с кем ещё. Мда, неутешительно. О, эльфы… Инферналы, инферналы. Империя.

Повелитель драконов откинулся в кресле и закрыл глаза.

— Мне надо перестать издеваться над собой. И над реальностью. И над рациональностью. Над рациональностью — точно: я не для того настраивал себя весь день, чтобы сейчас издеваться над попытками понять происходящее. Хотя кто над кем ещё издевается… Не может девяносто процентов сохранённого относиться к инферналам. В конце концов, я лично несколько раз просматривал коллекцию, и всё было нормально. Может, у меня просто начинается аллергия, вот раздражители и липнут к рукам? Черт, это уже похоже на интуицию…

Вздохнув, он открыл глаза и вновь склонился над столом.

— Вот же, хороший кадр. Ночной город на пике возможностей. Всё хорошо, все счастливы. Только… мне на это плевать? А вот Братские горы. Уже что-то волнующее… Стоп, как-то я пропустил сортировку.

Ресд начал перебирать фотографии, откладывая в одну кучку с Правителями в центре внимания, с инферналами в другую и всё остальное в третью. Затем отодвинул последние.

— Так. Теперь заново. Сильнее всего меня задевают светлые и тёмные. Логично, всё происходящее вертится вокруг них. Но что мне-то с того? Ну, вертится. Меня это вообще касаться не должно: пусть я помогаю тёмным, но лично в боях не участвую, да и с учётом всех факторов отношу себя скорее к светлым. Может, я отношу слишком явно? Потому меня и воротит от тёмных?

Воспоминания о пребывании в штабе ничего не дали: чёткого и осознанного неприятия, направленного на своих компаньонов, тогда не ощущалось, лишь моральная усталость и желание оказаться одному.

— Одному тоже не слишком комфортно… — Ресд задумчиво посмотрел на разложенные кучки. — Ну, и какого черта? Кто-нибудь может мне сказать? Почему с того момента, как я снял копию с коллекции, отданной Плети, меня едва ли не дёргало при мыслях о ней, а как я разобрался с делами, освободил время и сконцентрировался — ничего?

Тишина.

— Отлично, просто отлично… Ладно, чтоб совсем зря время не прошло — попробуем обратиться к интуиции. Интуиция, шмуиция, инициация, активация!

Повелитель драконов не слишком любил злобное веселье: после него всегда хоть немного, но ощущаешь себя идиотом. Однако сейчас он искал способ быстро и надёжно сбросить накопившееся напряжение, а в этом оно было незаменимо.

— Я хочу поиграть с собой в одну занимательную игру, — объявил Ресд, размашистыми круговыми движениями рук снова сгребая фотографии вместе и перемешивая. Несколько упали на пол, но остались незамеченными. — И она требует гораздо большего накала безумия, чем разговор с самим собой вслух. Я буду… гадать!

Подхватив один из снимков, он поднял его, будто просматривая на свету. Чисто показной жест: освещение шло равномерно от стен.

— Ты моя первая карта таро. Я не знаю, какие там карты и как называются, но ты попалась первой, и поэтому я нареку тебя не просто «луг», а соответственно порядку счисления… Блин. Не может быть, что это просто луг! Кто додумался фотографировать голый пейзаж? Подождите, а не храбрые ли это воины виднеются там, вдали, готовые к… нет, это просто луг. Браво, интуиция, я в восхищении. Следующий лот!

Ему попалась фотография какого-то эпического сражения. Даже в неуравновешенном состоянии Ресд оценил количество задействованных войск — но его уже несло.

— А, так вот что это значило. Вот и храбрые воины, виднеющиеся вдали… вблизи… со всех сторон света, мать их. Не видать ничего за воинами. Но надо приглядываться, надо найти привязку к следующей картине… Инфернала во главе армии, вроде, нет, это хорошо. А главное, интересно: значит, попадётся не инфернал. Мерзкие похотливые создания. Ах, если бы они направляли свою неуёмную энергию в правильное русло, а не только в убийства и оргии… Убийства и оргии? Ну, убийств, понятно дело, тут полно, а вот… В принципе, да, наши теснят врага. Ещё пара часов, и, скорее всего, продавят до самого сокровенного, до лагеря. Принимаем версию?

Схватив следующую фотографию, повелитель драконов расхохотался: и впрямь, какой-то шутник отразил момент соблазнения Альденом девицы на балу. Слава богу, самое начало процесса, когда Правитель, активно жестикулируя, рассказывал ей что-то, а та осоловело глядела на него, даже не думая сопротивляться эмоциональному натиску.

— Эй, становится всё интереснее. Ну-ка, что тут у нас… Балы проводятся только в Риме и Республике. Какие могут быть привязки к ним? По цветам декора не определишь, рядом никто не стоит… Да ну, не может быть, что спустя столько лет я не различу, кого Альден клеит, человека или эльфийку. Пусть даже она стоит так, что… Или фотограф специально так снял, мол, посмотрите, люди добрые, императору всё равно, с кем устраивать досуг? Какой хитрец, однако. А это, случаем, не я сам был? Ха! Интересно, а… Да ладно!

Очередная фотография представила картину с оригинального мероприятия. В рамках культурного обмена — а проще говоря, по воле нашедшей выход тяги к приключениям всё того же Альдена — в трёх мегаполисах империи организовали тематические выставки, посвящённые другим странам. Ресд, позаботившийся о том, чтобы доставить всем и себе в первую очередь максимум удовольствия, прислал на неё нескольких специализированных драконов: бойца для арены, рунного мастера для сравнения с местными понтификами, и других. В их число вошли, конечно же, и лётчики, из числа несущих пограничную стражу.

Все современные государства традиционно специализировались на наземных войсках, оставляя на долю неба оборонительные орудия и немногочисленные транспортные приспособления. Так что в день авиашоу выставки собрали рекордное число посетителей, спровоцировав негодование Кейры и Нармиза, и близко не подобравшихся к подобным результатам.

На самой фотографии только что отработавший свою часть программы лётчик жадно пил из гигантской лохани, почти полностью опустив в неё голову, а сбоку, опершись на один из бортов, стоял явно довольный жизнью Ресд, смотревший куда-то вдаль, в сторону от фотографировавшего. Где-то глубоко в памяти всплыл этот момент; кажется, он тогда следил за вторым участником, взлетевшим на смену.

— Да, это гораздо занятнее, чем я думал. Правда, Кейра ни о чём подобном не упоминала. Может, она и не пыталась использовать интуицию таким странным способом? Я бы не удивился. Выставка, выставка… Впрочём, причём здесь она? Отражена, скорее, награда за труды. Принимаем?

Кто-то решил запечатлеть свою тактическую карту из шахмат — и, надо признать, в этом был смысл: взглядом опытного игрока Ресд оценил красоту проведённого манёвра, нивелировавшего отрицательную фору и привёдшего к прорыву вражеского строя. Автор оригинальной задумки остался неизвестным, но почему-то повелителю драконов показалось, что его уже нет в живых.

— Идеальная тактика, да? На каждый идеал найдётся своя противостоящая концепция. Без этого никуда, на том и стоим. Тем более, учитывая человеческую природу… Вот, кстати, отличная иллюстрация к ней: отставшая фигурка. Может, солдатик отстал от шеренги, может, это командир, наблюдающий за боем чуть издали. Всё может быть, правда? Но в реальной жизни, без всяких потенциалов, суперспособностей и средств контроля за лояльностью, это наверняка оказался бы дезертир. Реальная жизнь грязь по сравнению с нашими условиями существования, такая грязь, что… А может, и не дезертир, а просто предатель. Без разницы, по сути. Какой вариант выбрать? Ай, ладно, там увидим, какой оказался верным.

Забыв, как дышать, Ресд уставился в собственные мечтательные глаза. Сидевший на краю обзорной площадки римского дворца, свесив вниз одну ногу и положив руки на другую, повелитель драконов наблюдал за заходом солнца, последние лучи которого играли багрянцем в его волосах.

* * *

Утро выдалось странным. Можно было бы сказать, что оно выдалось проблемным, — потому что в нём явно присутствовала проблема. Но применительно к Монаху утро было именно странным: он не помнил, когда какая-либо проблема возникала у него последний раз.

Одновременно появилось беспокойство. Это тоже было чрезвычайно интересно, по аналогичной причине. А ещё встал вопрос, как именно беспокойство связано с проблемой. С этого Монах и решил начать размышления.

Придя к выводу, что они всё же не связаны, а значит, с ними можно будет разобраться по отдельности, он в какой-то мере удовлетворился. И решил начать, наконец, своё утро — так, как привык.

Перво-наперво он открыл глаза и улыбнулся. Улыбался он всегда, и не по привычке, а потому что действительно был рад. В его жизни имелось достаточно вещей, которым можно было радоваться, и он знал об этом. Ну, а то, что вчера он отдал утреннюю улыбку первому лучу солнца, коснувшемуся его лица в момент просыпания, а сегодня — себе, за то что решил ещё один внутренний вопрос, так какая разница? Вряд ли за столько лет здесь остался кто-то обделённый его улыбками чтобы обидеться на нечестное распределение.

Вторую улыбку он отдал этой мысли.

Немного физического, или телесного, как его называл Маркус, потенциала ушло на то, чтобы восстановить организм после долгого сидения в позе полу-лотоса; вчера он так никуда и не пошёл, на целый день отдавшись мыслям. Сегодня наоборот, хотелось активности. Прогуляться? Заняться садом?

Поднявшись на ноги, третью улыбку Монах подарил ясеню, росшему прямо в центре его Круга. Тот отозвался шелестом листьев, на которых играли краски зари. Только теперь Монах позволил себе оглядеться.

В ста шагах к северу от него, за пределами Круга, находились клумбы. В ста к югу — небольшой парк. И тому и другому Монах регулярно уделял время, когда по желанию, когда по необходимости, — чтобы чуткие к его присутствию цветы не поникли, а деревья не начали сохнуть. Сегодня… нет, сегодня его не тянуло к растениям так, как это случалось обычно. Но вчера он к ним не подходил, значит, сначала стоит заняться ими.

Не то чтобы он испытывал постоянную потребность в труде. Будь это так, клумбы, например, располагались бы чуть ближе, в Круге, где по воле его хозяина земля весь год держала одну и ту же температуру и цветы были бы защищены от не такой уж и тёплой зимы. Но зимой Монах наблюдал, лежа на самой границе своей территории, за снежными холмиками, под которыми прятались в ожидании весны его подзащитные. С не меньшим удовольствием, чем за их благоухающими в период цветения бутонами.

Одним из его любимых принципов было «всему своё время».

Закончив проверять, всё ли в порядке у цветов и полюбовавшись, как они раскрываются, чувствуя наступление утра, Монах пошёл в другую сторону, к парку. Конечно, парком оно являлось только для его восприятия, по названию: и деревьев здесь было не так уж много, и скамейки отсутствовали, и дорожки почти не использовались — Монах ходил где хотел, а другие люди здесь появлялись слишком редко. Впрочем, если бы кто-то решился спросить об этом, Монах честно бы ответил, что дорожки всё-таки нужны: благодаря им гости имели ориентиры для передвижения и ощущали себя спокойнее. Но никто не спрашивал, ибо зачем? Мечтатели-Одиночки люди свободные, кто что хочет, тот то и делает, и никто никому не должен высказывать, что он зря прокладывает дорожки, которыми не пользуется. Монах, в свою очередь, тоже никому не навязывался — но не потому, что свято чтил принципы Одиночек, а потому, что имел свой. Самый любимый, свободы воли.

Общение с парком заняло ещё меньше времени — деревья были гораздо менее хрупкими, чем цветы. Но здесь Монах задержался, сев под одну из лип и откинувшись на ствол спиной. Разумеется, течение мыслей не зависит от того, где именно ты находишься, при условии что там безопасно и достаточно уютно. Но оно сильно зависит от того, что ты делаешь в то время, когда не думаешь. Если так и сидишь на одном месте, мало что изменится. А если занимался делами и вернулся к размышлениям уже в другой обстановке…

Проблема. У Монаха было своё понимание этого обширного по смыслу слова. Какие могут быть проблемы, если ты обеспечен пищей, уютом и свободой действий? Разумеется. Только проблемы с самим собой.

А вот беспокойство… Он себя не понимал. Как и всегда, контролировал свои мысли, эмоции и желания, но не понимал себя. Однако скоро выяснилось, что беспокойства это не вызывало — только удивление. Беспокойство происходило от чего-то другого; не такое сильное, чтобы причинять серьёзные неудобства, но достаточное чтобы ощущаться.

Займёмся более простым, проблемой, — решил Монах. Если появилось недопонимание, но при этом оно возникло само, а не я натолкнулся на него, значит, оно возникло на месте тех мыслей, которые до этого были понятными и правильными. Значит, надо отследить, каких именно? А как?..

Задумавшись об этом, Монах удивился ещё больше. Выходило, что всё было понятно не потому, что было открыто и освоено, а потому, что было освоено то, что открыто. Но это означало, что до этого, во всех своих предыдущих размышлениях, он кружился на одном месте? Понятно то, что просто, а в то, что не просто, он и не лез? Да нет, не может быть. Уж сколько всего он передумал, сколько всего нашёл в себе… Проблем, конечно, у него не возникало давно. Но ведь находились и просто интересные моменты, о которых можно было думать по несколько дней подряд? И что же?..

Всё могло упрощаться. У него имелось определённое пространство сознания, для простого и предельно понятного, куда он вытаскивал кусками непонятное из неосвоенного пространства; а когда разбирал их, они вливались в основное пространство, так же становясь простыми и понятными. Но — не увеличивая его объём… Почему? Это же новая информация. Как объём может не увеличиваться? А может, она как снег, который стоит растопить — и не останется ничего похожего на огромный ком, лишь небольшая лужица воды, которая вольётся в ручеёк и навсегда в нём исчезнет?

Эта мысль Монаху понравилась. Он подержал её ещё немного, представляя со всех сторон, и, отпустив, задумался уже о том, что стоит сделать перерыв. Чего бы он сегодня хотел? Пожалуй, всё-таки гулять. Сделав несколько плавных, как из танца, движений, он оценил готовность тела и удовлетворённо кивнул: гулять.

* * *

Дорогу домой он сумел бы найти из любой точки этого края — за предоставленное в безраздельное пользование время он успел обойти его весь с несколько десятков раз. Если нравится ходить, то почему бы и нет? Хотя путь из восточных лесов явно оказался бы гораздо более долгим, чем могло быть: они ему нравились меньше, чем горные утёсы и побережье океана, и там он бывал не в пример реже. Честно попытался изучить, в некоторой степени преуспел, но оставил. Всему своё время.

Маршрутов Монах не признавал. Он шёл туда, куда вели ноги, не размышляя, куда ему стоило бы пойти, — всё равно знал заранее, куда придёт. Просто-напросто выучил, какой путь куда приводит.

Иногда в дороге хорошо думалось. Иногда хорошо смотрелось. Почему так, Монах не знал; на его взгляд, у него всегда было одно и то же настроение. Он считал это настроением жить. Другие Мечтатели, кто знал его достаточно хорошо, соглашались. Некоторые даже пытались научиться этому, и Монах охотно помогал: ему было интересно, что в итоге получится. К сожалению, у них ничего не выходило. Как сказал один из экспериментаторов, вера Монаха принципиально непознаваема для всех, кроме него самого. Он сам, тогда лишь улыбнувшийся, позже задумался над вопросом: применимо ли к нему понятие веры? Несмотря на прозвище, он уделял в своих мыслях мало внимания всему связанному с религией. Во-первых, вокруг было достаточно интересного, чтобы отложить это на потом, а во-вторых… конечно же — всему своё время. Все там будем и сами всё увидим.

В вечную жизнь он не верил. Изредка думал о ней, но и только. Раз он как-то попал сюда, значит, как-то отсюда уйдёт, тем или иным способом. Желания уйти как можно скорее он в себе не ощущал ни в коей мере, а потому — просто жил.

Время от времени на горизонте, чаще всего на возвышенностях, показывались Дворцы — те, что не были скрыты пологом невидимости. Для каждого из них у Монаха давно имелось своё название, которыми они обозначались в его размышлениях. Хотя смог бы он так же легко, как перебирал в уме их, вспомнить имена их хозяев, ещё вопрос… Именами оперировать было сложнее, чем названиями. В том числе потому, что зрительные образы, привязанные к названиям, были гораздо стабильнее.

Именами…

Монах улыбнулся. Имя, которое первым вспоминалось ему вот уже много дней, — Маркус. Удивительный человек, имевший удивительные возможности. Он рассказал столько интересных Монаху вещей, сколько обычно он слышал, пожалуй, от целого десятка новопришедших Одиночек. Те любили говорить обо всём, что оставили в старом мире, и гораздо меньше — о самих себе, хотя именно это интересовало его в первую очередь. Смешно: спустя какое-то время, вникнув в суть отношений между Одиночками, они становились в разы более замкнутыми, но при этом по их действиям и творениям Монах «читал» намного больше, чем они сами могли бы о себе рассказать.

Маркус был другим. О старом мире он не обмолвился ни разу: всё, что он имел, он потерял уже здесь. Это было в новинку. Но совершенно затянули Монаха истории о других Мечтателях, таких, как Маркус, — Правителях. Они мыслили по-другому, говорили по-другому, а уж делали… Воспоминания о том коротком разговоре были для Монаха чем-то вроде сокровищницы: время от времени он отвлекался от мыслей об окружающем и лез в неё, чтобы выбрать на ощупь и достать какую-нибудь драгоценность, а потом разглядывать её на свету, восторгаясь мастерством изготовителя. Долго, очень долго… Но не до конца. Чтобы она, когда попадётся в следующий раз, не показалась неинтересной и изученной вдоль и поперёк.

Потерять что-либо из своей сокровищницы Монах не боялся: в первый же вечер он устроил ревизию памяти, разобрав каждую эмоцию и заботливо пронумеровав каждую мысль, являющуюся составной частью какого-нибудь воспоминания. Вечность приучает к бережливости: чтобы вещи служили как можно дольше, за ними нужно следить.

Вновь задумавшись, Монах вернулся в реальность от ощущения дыхания интуиции. Она звала его не так уж часто, но если звала, то всегда приводила к чему-то стоящему. В эти моменты Монах благословлял свой образ мышления: ясные и понятные мысли не мешали шестому чувству, а наоборот, ощутимо облегчали поиск нужного направления.

Направление это, кстати говоря, сейчас совпадало с тем, куда шёл Монах. Найдя ориентиры, он переместился на несколько километров западнее, к дому одного из тех, кого считал друзьями.

Мику было чуть меньше ста лет. Сколько точно, Монах не знал; просто как-то раз Мик позвал его на празднование своего дня Рождения, объяснив это круглой датой, пятидесятилетним юбилеем. И случилось это около пятидесяти лет назад. Ну, если ничего не изменилось, а именно — отношение к юбилеям и Монаху, то и празднование ста лет они не пропустят.

Среди Одиночек Мик выделялся уникальным статусом: он имел пару, девушку, которую любил и которая любила его. Это было здесь большой редкостью, большинство если и решали завести устойчивые отношения, то разрывали их в срок от нескольких дней до полугода. Мик же не так давно по секрету обмолвился, что они с Линой вместе целых десять лет. По секрету — потому, что другие этого, скорее всего, не поняли бы. Монах искренне порадовался за друга, признав этот факт достойным восхищения.

На стук в дверь большого, трёхэтажного дома никто не ответил. Это могло значить только одно: хозяина здесь нет. Жилища Одиночек традиционно не предусматривали для гостей возможность остаться незамеченными, равно как и быть замеченными, если этого не хотели хозяева. Где может находиться Мик, Монах знал. Но туда так просто не попадёшь… И неизвестно, нужно ли попадать. Хотя нет, интуиция утверждала, что нужно. Ладно, доверимся.

Перед тем как снова переместиться, Монах задержался — бросил взгляд на располагавшиеся с боковой стороны дома клумбы. Увлечение садоводством когда-то и свело их с Миком, но в отсутствие последнего трогать растения не стоило.

Оказавшись на покрытом густой травой склоне холма, Монах сел в привычную позу и стал ждать. Предчувствие не обмануло: друг был не занят, — но причиной отменять ритуал, возникший едва ли не одновременно с этим местом, это, конечно, не являлось. Уже через несколько минут Монаха заметили и сделали знак рукой: подходи.

Домик, на крыльце которого сидел Мик, нависал над маленькой речушкой, протянувшись с одного берега на другой, едва ли в метре от бегущей воды. Каждая сторона имела своё крыльцо — но вот окна выходили только на середину. Место их встреч. В создании которого участвовали оба, ища компромиссы между вкусами друг друга.

— Привет, — улыбнулся Монах. — Ты как?

— Привет… Ничего, нормально.

Облокотившись на перила, Мик палочкой выводил на земле какие-то узоры. Монах вопросительно кивнул на них, хозяин дома на автомате покачал головой. Спохватившись, пояснил:

— Да можно, можно. Я имею в виду, так, фигня всякая. Ничего осмысленного.

Процесс общения у Одиночек строился на основе простейших правил. Которые, правда, сильно осложняли его для тех, кто хотел чего-то большего, чем было правилами отмерено.

— Можно личный вопрос? — осведомился Монах.

— Ну… ладно, давай.

— Мне кажется, ты всё же не в порядке.

Мик кивнул с такой готовностью, будто заранее готовился к разговору и сейчас лишь корректировал его направление.

— Мы поругались с Линой. Плохое настроение.

— Ясно, — Монах вздохнул. — Хочешь, попытаюсь отвлечь?

— Попробуй. — Мик отложил палочку и с интересом уставился на гостя. И впрямь готовился, что ли?

— Что ты о себе знаешь? — начал Монах заготовленную для одного из подобных случаев «зарисовку» мыслей.

— В каком плане?

— Это меня и интересует. Просто попробуй как-нибудь определить знание о самом себе.

Мик задумался.

— Я знаю о себе столько, сколько помню.

Теперь задумался Монах.

— То есть твоим знаниям о себе равно количество ситуаций с твоим участием, которые ты можешь мысленно повторить. Так?

— Ага.

— А если не можешь повторить, но помнишь, что они были?

— Ну… получается, неполные знания? Неполные, но они есть.

— Но ты можешь забыть какую-то существенную часть ситуации, и в итоге будешь отталкиваться от неверных тезисов и придёшь к неверным выводам.

— Плюс на минус даёт минус? — сообразил Мик. Монах кивнул. — Хм… Значит, количество знаний о себе — количество ситуаций с моим участием, которые я могу полностью повторить в голове.

— Только повторить? А как же анализ?

— Анализ это уже из другой сферы. Есть знания о себе, а есть… ну, анализ.

— Смотри. Вот, мы с тобой сидим и разговариваем. Ты можешь прокрутить ситуацию назад, потому что помнишь её так хорошо, как это возможно. Но при этом ты ещё и думаешь. Анализируешь, что я говорю, анализируешь, что лучше сказать тебе. И ещё много чего.

— Ну да, отдельный уровень.

— Не относящийся к знаниям? — уточнил Монах.

— Да.

— То есть знания это только память?

— Знания — да. А выше идёт всё остальное.

— Что «остальное»?

— Не знаю, как объяснить… Логика, анализ, вычисления — это всё дальше. А именно что знание о себе — это память о своём поведении. Понимаешь, то, что ты видишь, — оно точно есть. Потому-то ты его и видишь. Оно не может измениться. Это чистые нерушимые факты. А анализ и всё прочее… ты не можешь быть уверен в их правильности, сегодня тебе может казаться так, а завтра ты истолкуешь ситуацию по-другому.

— То есть знание о себе должно быть непреложным, чем-то постоянным, и поэтому ты его относишь именно к памяти, которая более объективна, чем мысли?

— Точно.

Монах склонил голову. Мик улыбнулся:

— Спасибо. Теперь у меня голова забита более важными вещами. Хорошо, когда есть люди, с которыми можно так душевно поговорить.

— Так уж — более важными, — удивился Монах.

— Ну да. Почему нет?

— У вас же отношения, любовь… Сейчас ты так говоришь, а помиритесь — жалеть будешь.

— Монах, ты чего? — изумлённо вытаращился Мик. — Какая любовь? Отношения да, но не любовь же. И с чего ты вообще взял, что мы обязательно помиримся?

— Я… Хм.

Почему он об этом заговорил? Это ведь не первый раз, когда они ссорятся, а Монах оказывается поблизости. Почему?..

— У вас же есть этот дом, у вас есть… вы сами. Ты же говорил, десять лет вместе. Неужели не помиритесь?

Мик пожал плечами.

— А что мне этот дом? Как создали, так и развеять можно. А десять лет… Ну, были они, и что?

— Но это же… нерационально, — Монах попытался сориентироваться и в разговоре и в самом себе с помощью простейших категорий.

— Почему нерационально? Хочешь, я сейчас немного подумаю, а потом разложу, почему это рационально?

Проблема Монаха, временно отложенная и скрывавшаяся глубоко внутри, вдруг оказалась рядом. Совсем-совсем рядом. Хотя ей, казалось бы, здесь не место.

Что он сделал не так? Что он упускает?..

Внимание. Нужно внимание к каждой мелочи, к каждой детали.

В глазах Мика Монах видел: да, стоит дать согласие — и он действительно обоснует, почему поругался со своей девушкой, почему именно сейчас и почему это не должно его волновать. По какой-то причине Монаху это не нравилось.

— Ты можешь, верю. Но… не верю, что ты действительно думаешь так, как будешь говорить. Ты не планировал эту ссору и не готовился к ней — я же вижу, что нет. Но сейчас… ты готов пожертвовать всем, что у тебя было, — ради чего?

— А чем жертвовать-то? Ненужными отношениями? Ну, бывает. Со мной-то всё в порядке, ничего из того, что действительно имел, я не потерял.

— Почему ненужными? — только и смог выговорить Монах.

— По факту. Ты забыл, кто мы и в каком мире живём?

— Не забыл… Но ты ведь сам недавно радовался, что вы уже десять лет живёте вместе!

— Во-первых, не радовался, а удивлялся: для отношений это очень большой срок. Думаешь, если бы мы действительно любили друг друга, я бы об этом сказал кому-либо? Опять же, вспомни, кто мы и где. А во-вторых, мы живём не вместе. Как тебе известно, здесь мы проводим не больше одного дня из пяти.

Монах замолк, обдумывая сказанное. Потом решил пояснить — почти что оправдываясь:

— Я думал, что это нормально для Одиночек, не жить вместе, а встречаться, чтобы потом расходиться.

Сказал — и аж дыхание перехватило, когда вдумался. Интуиция… Ох, интуиция!

Мик, однако, лишь пожал плечами. Потом, подумав, сообщил:

— Ты сегодня какой-то странный. Не сам странный, а странно говоришь. Это просто свобода. Мы живём свободой и всегда жили.

— А если бы ты действительно её любил? — спросил Монах, решив пойти ва-банк, но докопаться до истины. Голова звенела от напряжения. — Ты бы мог пожертвовать своей свободой?

— Какая ж это любовь, если ради неё надо жертвовать свободой? — искренне удивился Мик. Не удержавшись, Монах улыбнулся воспоминанию. — Что?

— Да нет, просто вспомнил одного знакомого. У него был… значительный любовный опыт. Поверь мне, иногда любовь действительно требует отказа от свободы. Той, что с маленькой буквы. А от той, что с большой, — как правило.

Взглянув на Мика, который будто лимон съел, Монах вздохнул.

Нужно было придти в себя. Определённо, он не был готов к такому разговору, но что ему мешает взять паузу? Собраться и продолжить его через некоторое время, уже нормально, так, чтобы на анализ поступала только актуальная и достоверная информация?

Интуиция продолжала тянуть его куда-то, наворачивала круги и заглядывала в глаза: «давай, нужно искать, не останавливайся!». Но все мысли шли вразнобой, и понять нужное направление Монах был совершенно не в силах.

Сколько всего важного…

Ладно, пойдём простым путём. Оборвав разом все мысли, он сконцентрировался на самом Мике, моделируя его поведение, эмоции.

— О чём я?.. Ах да, отказ от свободы. Ну, хорошо. Тогда попробуй просто представить, что тебе нужно выбрать между настоящей любовью и настоящей свободой. М? — стоп. А не та ли это картинка сложилась?.. — Хотя… ты ведь уже выбрал, да?

— Что? — Мик напрягся.

— Лина… Вы потому и поссорились, что она предложила тебе перейти к нормальным отношениям… а не встречаться раз в пять дней. — Выводы щёлкали в голове один за другим, Монаха настолько затянул процесс, что он всё больше терял связь с реальностью. И даже не осознавал, что самым бессовестным образом нарушал сейчас правила Одиночек, запрещавшие вмешиваться в столь личные дела без прямого одобрения. Но и Мику, похоже, сейчас было не до правил. — Ты отказался: понял, что для этого пришлось бы пожертвовать свободой. Причём ты, вероятно, сам поставил для себя этот выбор, Лина же просто хотела чего-то большего, чем есть сейчас. Она тоже Одиночка, понимала, насколько тяжело будет для тебя поступиться прежним образом жизни…

Монах поднял глаза, остановил размышления и сосредоточился на окружающем. Перехватил растерянный взгляд Мика — и уже не отпустил, выбирая из него все эмоции, все мысли. Всё, что несло хоть малую долю информации.

— Нет, это уже потом ты задумался о свободе. В тот момент ты, скорее всего, просто был шокирован тем, что она тебя любит. Любит по-настоящему. Что для неё это стало не просто отношениями, а смыслом жизни. А может, ты прошёл по мыслям дальше и понял, что видишь перед собой первого человека, который как раз таки не побоялся обменять весь смысл свободы на всю искренность любви? И испугался этого?..

— Хватит!

Мик вскочил. Вцепился дрожащей рукой в перила крыльца.

— Ты… я не давал тебе права говорить об этом!

Монах замолчал, не отрывая взгляда, хоть для этого ему и пришлось задрать голову.

— Я и подумать не мог, что ты сможешь узнать всё это, — прошептал Мик. — Черт…

Он рухнул обратно, закрывая голову руками.

— Да… так всё и было. Ты, грёбаный психолог, пастор-самоучка, ты прав…

— А ты? — Монах грустно улыбнулся. Отстранённо заметил наступившую в голове тишину: интуиция наконец замолчала.

— Что?..

— А ты — прав?

На этот раз Мик убежал в дом, захлопнув за собой дверь.

Всё. Пора идти. Он и так нарушил сегодня достаточно правил. Монах поднялся с земли и произнёс:

— Спасибо за разговор, — и то и другое было частью необходимого ритуала, хотя и выглядело сейчас явной насмешкой. Но только после этого он переместился к себе.

Да, ну и денёк. Ещё не закончился, а информации, над которой можно было подумать, он получил уже столько, что…

Кстати…

Сев в тени ясеня, Монах погрузился в себя, разбирая мысли и отделяя их от эмоций.

— Есть, — радостно произнёс он через несколько минут. — Похоже, я знаю, с какой стороны за тебя браться.

И улыбнулся.

* * *

Практичность Альдена, отражавшаяся буквально во всём в Новой Римской империи, считалась его визитной карточкой среди Правителей. Правда, одни считали, что именно ей он и руководствуется и только в конце основной работы накидывает на голые логические принципы мягкие покровы изящности. Другие им возражали, дескать, император слишком честен для такого и всего лишь старается не создавать красоту, долговечность которой не может быть гарантирована чем-то менее значимым, чем практичность.

Сам Альден не знал, что следует за чем в процессе создания. Он просто хотел сделать как можно лучше и, имея такую возможность, делал.

Отчасти выбивался из этой закономерности, отчасти продолжал её город-крепость Аргентум.

Главной составляющей в союзах всегда были отношения между Правителями. Общие манёвры, объекты двойного подчинения, пересмотр в тактических целях государственных границ — всё это служило в военное время надстройкой над ними, а в мирное индикатором, показывающим реальный уровень доверительности между первыми лицами. Иногда хватало одной-двух средней силы обид, чтобы Правители не смогли договориться о ролях и степени участия каждого из них в начавшейся войне. Как правило, в таких случаях инферналы довольно быстро прорывали линию фронта и доходили до чьей-нибудь столицы, хорошо если до одной.

Знание этого витало в воздухе во все времена, достаточно было вникнуть в хроники здешней истории, которая в той или иной форме, но сохранялась. Тем не менее, союзы продолжали с удручающим постоянством распадаться по одинаковым причинам; тех, что пали в честной борьбе, не разбившись на отдельные государства под давлением эмоций, было один на десяток.

Правители, входившие в нынешний союз, всё это учитывали. Руководствуясь не только национальными мотивами, но и соображениями коллективной безопасности, они постарались изначально выстроить отношения между собой таким образом, чтобы ничто ситуативное не смогло отразиться на них и не привело к всеобщей погибели.

Когда пришло время принимать эстафету поколений, союзники подняли давно подготовленные планы и начали реализовывать грандиозные по масштабам замыслы. В случае их успеха три разных и по идеологии, и по характеру управления, и по культуре государства превращались в единое военное и экономическое пространство; интересы свободного развития были добровольно отринуты в пользу интересов народов.

Процесс сближения ни для кого не прошёл легко, но первое место по значимости перемен безоговорочно заняла Новая Римская Империя. Изначально простиравшаяся от моря до моря, она оставила прежние границы и за несколько лет освоила южные территории, окончательно соединившись с Сумеречным братством и дотянувшись до Эльфийской республики. Чтобы сгладить неизбежные социальные последствия, а заодно обуздать торговые пути, получившие внушительный стимул к развитию, были с нуля построены два новых мегаполиса, ставших настоящим символом самоотверженности римлян.

Конечно, некоторые из них пошли на принцип, отказавшись признавать новые границы. Те, кто победнее, объединялись и группами уходили в оставленные районы, где заселялись в брошенные деревни, окружённые ничейными полями. Люди побогаче приобретали, лелея ностальгию, недвижимость в Аргентуме, цены на которую опустились вместе с утратой статуса значимого транспортного узла. И те и другие свои потребности таким образом вполне удовлетворяли.

Самый крупный социальный конфликт на этой почве оказался связан с местной элитой, единственной категорией граждан, которую новое положение вещей не устроило ни в коей мере. Уже владевшая самым престижным жильём и сделавшая капитал на торговле, она не имела желания и не видела смысла куда-либо переселяться, и только с тоской наблюдала за сменой формата родного города. А формат менялся очень сильно: Аргентум превращали в средоточие военной мощи империи и главную крепость, призванную защищать страну от нападения с севера и востока. Нетронутым оставили единственно исторический центр, всё остальное, прежде находившееся в пределах городских стен, было вынесено за их новый контур. Меньше парков, музеев и храмов — больше арсеналов и мастерских. Меньше роскоши — больше надёжности. И, разумеется, меньше коренных жителей, чьи связи нарабатывались поколениями, и больше новой знати. Особенно много стало людей, так или иначе связанных с армией: действующих штабистов переселяли поближе к месту работы, офицеры запаса получали в Аргентуме особняки за успехи на службе.

Они-то и послужили поводом. Оскорблённые утратой лидерства, местные патриции обвинили во всех своих бедах военных, пришедших на их место. Заодно привлекли на свою сторону простых граждан, болезненно отреагировавших на отодвигание культурной сферы города на задний план, и, отступив от обычного порядка решения споров, организовали массовые протесты, парализовавшие администрацию на несколько дней.

После долгих, вымотавших всех их участников переговоров стороны всё-таки достигли консенсуса и утвердили соответствующий план действий. Наместник города был снят и заменён на более нейтральную фигуру, при нём создали комиссию по рассмотрению допущенных во время переустройства ошибок. Выборы в городское собрание в связи с чрезвычайной ситуацией решили провести досрочно, в результате чего две крупнейшие аристократические группы сформировали в нём фракции и практически поделили пополам. Последним должен был решаться вопрос о создании торговой компании, которая смогла бы «трудоустроить» купцов, потерявших из-за смены специализации города возможность вести торговлю в прежних объёмах. Но — вмешался случай.

С минимальным временным разрывом в мир пришли два инфернала, и начавшаяся война голосом Альдена потребовала отложить все внутриполитические дрязги. Большая часть жителей Аргентума к тому моменту уже поостыла и была вполне довольна реакцией власти на высказанные претензии, так что требование оказалось выполнено по факту. Дальнейшие же события одну за другой решили все оставшиеся проблемы. Довольно скоро городу-крепости пришлось продемонстрировать свои новоприобретённые качества, сперва став центром военных действий в регионе, а потом и выдержав ожесточённую осаду. Позиции военных в идейном конфликте с торговцами ощутимо укрепились, поддержка же в массах последних наоборот, ослабла: вспомнив, зачем нужна армия, люди сделали однозначный выбор между безопасностью и комфортом.

Задумавшуюся, стоила ли овчинка выделки, старую знать спасло в итоге всё то же государство. Перенос производственных мощностей на юго-запад страны сказался на обеспечении тылов и сроках поставках на фронт вооружения, и к первому прерыванию потенциалов нужно было придумать что-то, способное это компенсировать, если союзники хотели перехватить стратегическую инициативу. К решению этой задачи и предложили подключиться не знающим, куда податься, но не желающим совсем уж бросаться в неизвестность, капиталистам.

Хоть и не к первому прерыванию, но постепенно государственная военная корпорация сформировалась и начала работать. К моменту поражения одного из инферналов она уже так проявила себя, что глава её совета управителей наравне с несколькими военачальниками получил за заслуги перед отечеством медаль с видом Аргентума, вновь ставшим на несколько недель главным городом империи.

В память о торжественном дне, завершившем долгое и болезненное перерождение бывшего центра страны, Альден изменил толкование его названия с иносказательного на словарный: «аргентум», серебро. Металл, которого боятся злые силы.

* * *

Чёрный цвет скрадывал высоту сопок, и местность, проносящаяся внизу, казалась основательно измятым цельным полотном. Кое-какие контуры обрисовывались только рваной сетью зелёных островков и полосок подросшей за месяц на выжженной земле травы.

Плеть с любопытством всматривался в даль. В прошлый раз крепость ускользнула от его взгляда: стены характерного светло-серого оттенка, несмотря на размеры, совершенно затерялись в искусственном тумане, затянувшем весь район. А после окончания осады здесь появляться не приходилось, так что, хоть и спустя столько времени, было интересно наверстать упущенное.

Когда Аргентум, наконец, показался впереди, повелитель нежити заворожёно вздохнул и покрепче вцепился в поводья крылатого коня. Перед глазами сами собой начали вставать картины, предшествовавшие падению великого города; руки вспоминали дрожь волнения, носа как будто бы снова коснулась будоражащая смесь дыма и запахов свежей крови и горелого мяса…

Странно, но летевший рядом Тавис бросил на приближающуюся громадину лишь пару безразличных взглядов. Интересно, о чём настолько важном он задумался, что даже воспоминания о первой победе над имперцами оставляют его равнодушным? Ну да ладно, его дело.

По мере сокращения расстояния до крепости напряжение нарастало — даже сейчас, после всех событий, Плети с трудом верилось, что эти укрепления можно взять. Без тайных друзей Ресда они завязли бы здесь на месяцы… Бастионный принцип строительства, как им потом объяснили на «лекции»; конкретнее — звезда с десятью лучами. Причём каждый из бастионов не уступал размерами и количеством солдат хорошему замку, а мостовая во внутреннем пространстве была для усиления защиты поднята соразмерно стенам, едва ли не стометровым.

Когда-нибудь Плеть заимеет такую же твердыню. С небольшими изменениями: вместо пятен гари и пепла строения будет покрывать нормальный тёмно-серый гранит. Жаться к земле они перестанут, хоть это и оправдано с военной точки зрения, и проредятся некоторым количеством башен. Ещё, наверное, стоит сделать не город, а просто крепость, без лишних деталей… И вообще.

Всё-таки правильно Аргентум пообещали отдать Тавису. Другие инферналы, конечно, и так не дотянули бы сюда свои владения, но не в том дело. Чем обустраиваться здесь и тратить кучу времени и нервов на корректировку оригинального поселения, проще перенять чужой опыт и с нуля построить идеальный вариант, где-нибудь неподалёку от собственного Дворца. Или, может, совместить с Дворцом? Хм…

Заметили их вовремя, сразу по сбрасывании полога невидимости. Похоже, тёмные ангелы, один из корпусов которых был оставлен на самоуправляемой территории для её защиты, одним своим присутствием мотивировали здешних руководителей на наведение порядка. По крайней мере, такая мысль мелькнула у Плети, когда инферналы пошли на снижение: буквально на каждом перекрёстке виднелись знакомые чёрные фигуры.

У здания городской администрации, совмещённой с резиденцией наместника, уже собралась делегация встречающих. Богато украшенные тоги и изображения родовых гербов наглядно свидетельствовали о том, какой социальный слой оказался на вершине нынешней революции, а немного необычный порядок построения — о том, что внутри него явно присутствовала дополнительная иерархия по неизвестному признаку. Впрочем, чего далеко ходить: Ресд упоминал о централизованном управлении в этой псевдосекте. Видимо, оно и есть.

Вперёди стоял плотный мужчина с залысинами, одетый в тёмно-зелёное с красным. Плеть помнил его ещё с прошлого раза: наместник города, относительно недавно соблазнённый идеалами справедливости и очень вовремя оказавшийся на стороне повстанцев. Торговался с ними о сохранении должности — и таки получил её в качестве награды за особые заслуги: буквально за несколько часов до захвата города он помог его совершению парой действий административного характера.

Эту и другую не особо нужную ему информацию повелитель нежити получил, когда во время «горячей стадии» сидел в администрации и контролировал оттуда ситуацию в прилегающем районе. Задание требовало держать градоначальника в поле видимости: допустить захвата последнего лояльными Риму войсками было нельзя. Тот использовал своё вынужденное бездеятельное положение на полную катушку, так, как сумел: переживая за судьбу восстания, сначала глушил алкоголь, а потом стал изливать душу единственному постоянно находившемуся поблизости слушателю. Не привыкший ругать вслух взрослых людей, Плеть мог разве что сгоряча дать раздражителю в морду, но Ресд тогда запретил всерьёз ругаться с революционерами во избежание потери контроля над и без того рисковой ситуацией. В общем, решительно никаких положительных ассоциаций градоначальник у инфернала не вызывал.

— Рад, что вы отозвались на мою просьбу и даже прибыли лично чтобы… — судя по интонациям, реакцию на просьбу наместник считал крайне запоздалой, а личный визит воспринимал как минимум сам собой разумеющимся. Тавис оборвал его взмахом руки и недовольно отозвался:

— Да, да, мы тоже очень рады. Но, может, будем говорить не на улице?

Городской глава нахмурился, но потом кивнул:

— Согласен, давайте перейдём сразу к делу. Прошу за мной, господа.

Чуть поотстав, Плеть тронул напарника за плечо и тихо напомнил:

— Если что, это меня отправили сюда разбираться, а ты только страхуешь.

— Я и страхую, — огрызнулся Тавис. — Если бы я ничего не сказал, мы бы тут и стояли.

Повелитель нежити пожал плечами. Ему приём тоже не особо пришёлся по душе, но что делать, такие им достались союзники.

Проходя по помещениям здания администрации, инферналы только головами качали. Город был захвачен достаточно быстро, районы серьёзного сопротивления вовремя рассекли на части и окружили, пользуясь эффектом неожиданности, так что центр города бои практически не затронули. Однако сейчас здание выглядело изнутри довольно потрёпанным, вплоть до сколов на стенах. Повстанцев явно пытались брать штурмом, причём не менее двух раз и каждый почти успешно. Интересно.

Тем более, что планировка была заточена под защитников здания. Либо начались волнения среди солдат, перешедших на сторону новой власти, либо против неё поднялась значительная часть гражданского населения… Проблемы, из-за которых сюда вызывали Ресда, начинали обретать очертания.

Привели инферналов не куда-нибудь, а в оставшийся с прежними функциями зал приёма, о чём свидетельствовал трон на возвышении у противоположной от входа стены. Кому он предназначался, императору или наместнику, понять не удалось: места всем были приготовлены за стоявшим посреди зала длинным столом, гостям — на ближнем ко входу торце, председателю собрания — на дальнем, остальным — по сторонам. Стулья стояли простые, деревянные с резными спинками, настраивающие на серьёзность.

Плеть, впервые участвовавший в мероприятиях такого рода, воспринимал происходящее как должное. Тавис попытался устроиться удобнее, потом облокотился на стол; судя по глазам — решил выплеснуть раздражение на его первопричину, на переговорщиков.

— Итак, приступим, — вновь взял слово наместник. Сев на место председателя, он чуть наклонился вперёд и сцепил в замок руки, давая почувствовать всю серьёзность ситуации. В этом ему помогала молчаливая группа поддержки, в фокусе которой и оказались инферналы.

«Вот ведь давят, — подумал Плеть. — Непохоже, чтобы на них так повлиял выпад Тависа». Произнёс вслух:

— Извините, а можно пару вопросов?

Наместник, у которого, по-видимому, имелся собственный план разговора, процедил:

— Пожалуйста.

— Вы не могли бы ещё раз пересказать, вкратце… ну… — Плеть обвёл собравшихся рукой, — кто вы такие, в общем. Вы ведь какой-то комитет, с какими-то целями… Это важно, а я слегка подзабыл.

— Давайте об этом расскажу я? Идеология это моя стезя, — предложил человек в светло-зелёной с золотой окаймовкой тоге, сидевший по правую руку от наместника. Сразу начал, высоким голосом с характерными нотами профессионального рыночного торговца: — Если вкратце, то мы — главы знатнейших родов Аргентума, история которых начинается вместе с основанием города…

Тавис демонстративно скучающе подпёр кулаком щёку.

— …торговлю, руководя работой городских служб и занимаясь другими важными делами. Логично, что мы гораздо лучше представляем устройство города, механизмы, обеспечивающие жизнь его граждан. И, если так подумать, то они во многом завязаны на нас, что имеет особый смысл в государственных вопросах.

— Вы что-то начали говорить о самоуправлении, — поймав паузу, Плеть направил речь в нужное русло.

— Да, конечно. Я об этом и говорю. Выглядит странно, когда нам, людям, посвятившим городу свои жизни, спускают сверху малоосмысленные, а иногда и просто популистские распоряжения, как и что делать, — идеолог сделал паузу, акцентируя свои слова. — Фактически нас ограничивают в естественных правах и выдают это за безграничную мудрость императора. Одновременно то, что делаем лично мы, на благо общества и государства, приписывается к его заслугам, мол, это его мудрое и толковое управление способствует процветанию города!

— Короче, вы хотите его убить, — решил подвести итог Тавис. Его по обыкновению негромкий голос усилила акустика помещения, но Плеть всё равно удивился, что напарника услышали на другом конце стола.

— Что за бред! — всплеснул руками наместник. — Это важный пункт, мы говорили о нём сотни раз!

— Но ведь он вас убьёт при случае? — хищно поинтересовался командир тёмных ангелов, как будто пытался сменить формат разговора на что-то более интересное ему.

— Как только война закончится, — снова взял слово идеолог, — мы сформируем делегацию и отправим её ко двору императора дабы разъяснить нюансы наших идей и предложить взаимовыгодное сотрудничество.

— Но война закончится нескоро, — заметил Тавис. — Ситуация не…

— Уважаемый, посмотрите на карту, — заявил патриций с середины стола. Судя по мундиру, то ли из гражданских служащих, то ли военный-перебежчик. — Она уже близится к завершению, под нашим контролем главная провинция страны, под вашим — Рим. Осталось додавить противника в Юстиции, и деморализованные императорские войска сами начнут сдаваться в плен.

— Уважаемый, — Тавис саркастично выделил обращение, — я войну наблюдаю каждый день из окна, а не только на карте.

— Вообще-то… — Плеть попытался вмешаться, но спорщики уже сцепились.

— Хочешь сказать, что мы плохо воюем? — вскинулся представитель военной касты революционеров. Его резкий голос усиливался эхом. — Я на службе состою дольше, чем ты живёшь!

— И х…ли толку, если вы даже Аргентум взяли с нашей помощью! — насмешливо крикнул Тавис.

По собравшимся прошла ощутимая волна негодования: последнее заявление никого не оставило равнодушным. Наместник, который тоже вроде как собрался прекратить ругань, решил дать единомышленникам отыграться.

— С чьей помощью, с твоей? — гаркнул военный. — Тебя я там даже не видел, а вот его, — он кивнул в сторону Плети, — помню по администрации. Бегал передавал распоряжения от штаба. Огромная помощь! Без вас, двух посыльных, у нас бы ничего не вышло.

— Половина этих распоряжений были не от штаба, а от меня.

Задетый несправедливым упрёком повелитель нежити учёл последнюю ошибку и использовал образ для усиления голоса, благодаря чему негромко произнесённая фраза донеслась до каждого в зале. Комитетчики удивлённо закрутили головами, пытаясь отследить источник звука, общее внимание рассеялось — и стало возможным продолжить переговоры.

— Раз уж мы начали обсуждать войну, я хочу спросить вот о чём. Недавно вы прислали сообщение, в котором просили оказать помощь войсками. Было такое?

— Было, — отозвался наместник, моментально перехватывая инициативу. — Очень рад, что вы сами вспомнили об этом. Где они, почему мы их не видим? Они идут следом? Или кроме вас двоих никого больше нет?

— Мы прибыли вдвоём, чтобы обсудить условия, — сдержанно ответил Плеть. — После этого можно будет предпринимать какие-то конкретные действия.

— Что-то я не слышу в вашем тоне желания сотрудничать, — включился идеолог. — И, честно говоря, всё менее уверен, что вы имеете отношение к господину Ресду и не прибыли сами по себе.

— Разумеется, имеем, — повелитель нежити растерялся от такого странного предположения, — и…

— Тогда в чём дело? — римлянин картинно развёл руками. — Где помощь молодой республике, которая была нам обещана уже давно? Мы положили всё на весы этого противостояния и не видим никакого стремления к признанию и вознаграждению такой жертвенности!

— Вы вообще хотите стабильный тыл? — военный решил не отставать и додавить до конца. — Или вы настолько глупы, что надеетесь удержать Аргентум безо всяких усилий?

— Эй, полегче! — возмутился Тавис. Плети тоже чем дальше, тем меньше нравилась ситуация, но он продолжал пытаться вырулить в нужную сторону:

— Главный вопрос сейчас заключается в другом…

— Я думаю, не вам судить о том, какие вопросы главные, молодой человек, — загремел наместник, заглушая даже магическое усиление. Его поддержало одобрительным шумом остальное собрание. — Вы обычный посыльный, а уже пытаетесь устанавливать свои правила. У провинции проблемы, вот что важно, а не ваши хотелки!

— Вы даже не пытаетесь меня выслушать!

— Умолкни, малец, и послушай, что взрослые скажут! — рявкнул военный.

* * *

Тавис от негодования вцепился в край стола, чувствуя, как горит лицо. Сколько можно терпеть эти унижения! И Плеть вдобавок мямлит вместо того чтобы навести порядок! Похоже, придётся самому.

Едва он начал подниматься, на плечо легла рука. Командир тёмных ангелов повернулся к напарнику, собираясь высказать ему за нерешительность и долготерпие — однако вдруг смешался и медленно опустился обратно на стул. В глазах повелителя нежити горело что-то такое, чему он не мог подобрать название, но что совершенно точно являлось противоположностью смирению и покорности. И, как ни неприятно было это признавать, немного пугало.

Плеть запустил правую руку в один из карманов, вытащил с надетым на средний палец перстнем. Неровный тёмно-красный камень размером с перепелиное яйцо, оказавшись направлен на злоязыкого революционера, после секундной паузы вызвал взрыв всеобщего смеха. По-видимому, благородное собрание решило, что мальчик пугает их своим высоким положением. Только Тавис, постоянный участник клуба любителя волшебных побрякушек, понял, что последует дальше.

Камень вдруг потерял цвет, словно внутри выключили лампочку, а от него по воздуху протянулась полупрозрачная красная нить. Проследив за последней, патриции обомлели: крепкий мужчина лет сорока мелко дрожал и тело его прямо на глазах усыхало. Менее чем за полминуты одиночных панических вскриков и ошарашенного молчания остальных он превратился в обтянутый кожей скелет в красивом, без единого повреждения мундире, отвалившийся на спинку стула. Нить, входящая в грудь, словно длинная призрачная пиявка, по окончании процесса исчезла.

— Я тот, с кем вы будете говорить, — тихий голос Плети, на который по-прежнему действовало усиление, потусторонним шёпотом накрыл зал, довершая атмосферу ужаса и погибели; даже Тавис не мог не оценить эффектность перехода. Камень на руке повелителя нежити снова блестел красным.

— Инфернал, — прошептал кто-то. — Инфернал!

— Вам это ничем не поможет, — качнул головой Плеть. Заорал, до звона в барабанных перепонках: — Сидеть!

Повскакивавших было патрициев силой раскидало по местами и прижало — нижними половинами к стульям, лицами и ладонями к столешнице. Несколько человек забилось в судорожных рыданиях.

Тавис, скрестив руки на груди, задумчиво наблюдал за разворачивающимися событиями.

— Согласно распоряжению Ресда, данному ещё перед началом войны, — заговорил Плеть, поднимаясь и направляясь к противоположному концу стола, — в случае наступления противника в сторону Аргентума запрещалось предпринимать какие-либо самостоятельные действия и следовало незамедлительно связаться с центральным штабом командования. Почему вы его нарушили?

— Мы не наступали, — выдавил идеолог, нелепо крутя головой, словно пытаясь раздавить лбом жвачку.

— Сколько войск вы собирались просить у нас?

— Мы… нам требуется не менее трёх тысяч бойцов для разведывательно-диверсионных операций и не менее двадцати тысяч обычных. Агх!

Патриция швырнуло в обратную сторону и стало растягивать на спинке стула, выворачивая конечности. Плеть недоумённо повторил:

— Двадцать три тысячи. При том, что нам самим требуются рекруты. Где логика?

— Это наши… потребности, — лицо идеолога налилось кровью, а руки опасно захрустели. — Я не занимаюсь военными делами! Не надо!

— Интересно.

Давление ослабло, зато следующий образ вышиб стул из-под председателя собрания. В момент падения едва не сломав удерживаемую на столе шею, тот взвыл.

— Зачем вам войска, живо, — потребовал инфернал.

— Гарнизоны крепостей. Защита города, — прохрипел наместник.

— А ничего, что в вашей провинции живёт несколько миллионов?

Революционер не ответил, но смысл был более-менее понятен.

Плеть походил туда-сюда, раздумывая. Бросил, вспомнив что-то:

— Когда враг перешёл границу? Вопрос к обоим!

Лидеры повстанцев молчали, то ли прикидывая, как соврать, то ли прощаясь с жизнью. Повелитель нежити вкрадчиво добавил:

— В ваших интересах ответить быстро и честно. Отпускать я никого не собираюсь, но честный ответ может облегчить участь.

— Две недели, — решился наместник.

— Сколько?!

Новый образ отбросил градоначальника от стола и распластал на полу. Идеолог взлетел вверх и повис в полуметре над полом, царапая ногтями шею; мысками он едва-едва доставал до столешницы, и только благодаря этому не умирал от удушья.

— Две недели как открыт юго-восточный фронт! А вы тут играете в политику? — Плеть встал на опустевшее место председателя. — Вы, долбанный революционный комитет. Вы обещали, что провинция тут же поддержит вас, а через месяц вас будет носить на руках вся империя! Рассказывали, что половина армии ждёт не дождётся возможности добраться до императора! А теперь сидите здесь, как крысы, запертые в бочке, и воюете с населением своего города, которому вы на хрен не нужны!

«Заканчивай, — подумал Тавис, — здесь больше нечего делать». Но он немного ошибся.

— Солдат им не хватает… Будут вам солдаты. Сами пойдёте служить, раз ничего толкового не умеете.

Невидимая петля потянула идеолога вниз, и тот рухнул на стол, растянувшись на спине головой к повелителю нежити. Кому-то из соседей прилетело по голове конечностями, кого-то накрыло зелёно-золотой тканью, но больше никто не кричал; даже сама жертва, чьё падение сопроводил характерный хруст, не могла издать ни звука, лишь налитые кровью глаза бешено вращались в орбитах.

Тавис, закусив губу, наблюдал, как напарник откидывает края тоги, освобождая грудь пойманного. Как сама собой расходится на ней кожа, а затем раскрывается, словно двустворчатая решётка, грудная клетка, открывая доступ к живым органам. Забыв про остальной мир, Плеть был полностью сконцентрирован на своих действиях.

Лишь насладившись до конца прелюдией, он, дрожа от волнения, потянулся к трепещущему сердцу.

* * *

Поворошив палкой костёр, я сел поудобнее и сконцентрировался. Контакт появился почти сразу: дрова занялись хорошо, да и на сытый желудок медитировалось проще.

Кот, проявившийся в огне, выглядел как будто бы сонным, и я в некоторой степени понимал его: день выдался насыщенным. Остаток утра ушёл на то чтобы получить от Илиаса максимум интересной информации, которую требовалось сразу же укладывать в голове и сохранять для последующего обдумывания. Вторую половину дня мы потратили на сборы и закупки в магазинах: маг предложил сопроводить меня, а я слишком не хотел прощаться чтобы отказываться. Натура Правителя сперва взбрыкнула, мол, зачем покупать что-то, если можно просто создать, но успокоилась по взятии из воздуха мешочка с деньгами и более себя не проявляла.

В общем, за пределы поселения я вышел ближе к вечеру, а закат встретил на близлежащих холмах, где нормальные путешественники, судя по всему, устраивали первый либо последний, смотря по пункту назначения, привал без ночёвки.

«— Ну, рассказывай» — зевнул кот. Лёжа на боку, он щурился в мою сторону, вяло подёргивая кончиком хвоста.

«— Что? Ты ведь и так знаешь всё, что со мной происходит».

«— Но ведь не будущее. А сейчас нас волнует именно оно».

«— Случилось что-нибудь серьёзное?» — с опаской спросил я.

«— Ничего из того, что требовало бы твоего внимания, — кот понял с полуслова. — Рассказывай, какие планы».

«— Примерно те же, что и были. Похоже, здесь всё завязано на магов земли, так что иду по деревням собираю ориентиры на них. Как определю точное местонахождение — беру крылья и лечу туда».

«— А когда встретишься с магом?»

«— Узнаю у него всё возможное, а дальше либо искать следующего, либо по ситуации. Правитель оставил достаточно конкретный знак: земля — единственная стихия, не имеющая полноценной общины. Но как-то ведь маги обучаются? Вероятно, напрямую у того, кто отвечает за здешнюю магию в целом».

«— Двухходовая комбинация, — заключил кот. — Не слишком ли просто для человека, которому несколько сотен лет?»

«— Не слишком, — возразил я, — Альден рассказывал, что все, кто пытался его найти, были ограничены по времени пребывания на чужой территории. Они не могли, как я, потратить сначала месяц на внедрение в общину, а потом ещё сколько-то на поиски в нужном направлении. Они не вникали, понимаешь? Оценивали ситуацию по формальным признакам и пытались уложить задачу в минимальные сроки».

«— А ты оцениваешь не по формальным?»

«— Нет, конечно! Я узнавал о здешнем устройстве, пытался понять, что выбивается из общего ряда. Это тебе не прилететь и начать искать столицу».

Кот задумчиво повёл хвостом. Заметил:

«— На протяжении месяца в Общине ты не занимался целенаправленно сбором информации».

«— Прочее время я естественным образом вливался в коллектив, — возразил я. — И добывал изнутри те сведения, которые сложно было бы получить незнакомцу».

«— Да, в этом что-то есть».

Во взгляде кота читалась лёгкая усмешка, но я перевёл дух: ощущения агрессивного спора не было, меня, что называется, гоняли по пройденному материалу и проверяли таким образом готовность.

«— Другие Правители, — продолжил огонь, — были гораздо опытнее. Они могли тратить меньше времени на анализ не только из-за ограничений, но и благодаря развитому мышлению. Ты это учитываешь?»

«— Конечно. Но тут дело не в навыках, а в отправных точках. Думаю, именно поэтому они в итоге никого не нашли: искали привычными способами, не подстраиваясь под обстановку».

«— Хорошая мысль. Пожалуй, на ней стоит остановиться подробнее. Зачем бы здешнему Правителю хотеть с тобой общаться?»

Формулировка отличалась от той, которую я ставил себе сам некоторое время назад, так что готовый ответ отсутствовал.

«— Мне кажется, это естественно», — осторожно сделал я первый шаг.

«— Ты воспринимаешь его как владельца головоломки, ждущего, когда отыщется кто-то способный её разгадать. И предполагаешь, что достаточно сделать это — и тебе в руки посыплются все тайны мироздания», — кот уставил немигающий взгляд.

«— Так выходило по рассказам».

«— Но мы уже пришли к тому, что действия предыдущих искателей оказались бесполезными».

«— Предлагаешь отбросить всё основанное на их опыте как не имеющее обоснований?» — удивился я.

«— Конкретно то, что вводит тебя в их колею».

Я углубился в мысли. Идея была интересной, раньше ничего такого в голове не проскальзывало. Кот тоже взял паузу в ожидании ответа.

«— Принял к сведению. Что-нибудь ещё?»

«— О, мы даже до главного не дошли, — в голосе огня появилась ирония. — Как ты считаешь, почему Правители действовали именно так, а не иначе?»

«— Потому что привыкли», — я пожал плечами.

«— К чему?»

«— Ну… я не знаю точно, чем они занимались в Фор-Корсте, только подозреваю».

«— Допустим, что тебе хватает знаний, чтобы анализировать эту ситуацию и иметь компетентное мнение. Тем более что ты уже начал».

«— Ладно. Я подозреваю, что сначала они так же, как и я, считали Фор-Корст нормальным государством и исследовали его с точки зрения распределения власти. Искали столицу, потом магов. Но в какой-то момент понимали, что не так всё просто».

«— Другими словами, местный лидер не совсем тот Правитель, которого они искали», — вставил кот. Задумавшись над его словами, я почувствовал, что начинаю понимать, к чему меня ведут.

«— Они тоже считали его призом в игре».

«— Потому-то он, наверное, и не открылся».

Я снова взял паузу для раздумий. Через пару минут проверил, сохранён ли контакт; заодно не глядя подкинул в костёр пару лежащих рядом веток. Озвучил выводы:

«— Правители рассуждали в рамках принадлежности к одной социальной группе. Искали кого-то похожего на них самих. Но здешний Правитель настолько отличается, что эта тактика не работает. Надо мыслить более свободно — и искать кого-то, не попадающего под обычные категории».

«— Да, — согласился кот, — это должно быть правильным решением. Есть идеи, с чего начинать?»

«— Ни одной. Слишком резкий поворот, нужно многое переосмыслить».

«— Тогда лежи отдыхай. Утро вечера мудренее».

Солнце к этому времени уже зашло, стремительно накатывала темнота. Небольшой костерок, освобождённый от ментального контакта, гонял тени по окружающим полянку деревьям.

Дрова можно было растянуть на полчаса, но и только: засиживаться перед сном я не планировал. Как водится, обстоятельства внесли свои коррективы. Как же тяжело заставлять себя подниматься…

Плюнув на экономию, я щелчком пальцев удвоил уже собранную кучку веток и добавил новую порцию чая. Чем лазать по окрестностям в поисках сушняка, лучше потратить это время на воспоминания о быте оставленной Общины.

Поставив чашку на землю неподалёку, я лёг на спину, закинул руки под голову, обратил взгляд в звёздное небо и погрузился в себя.

* * *

Утро встретило успевшим забыться ощущением солнца в глазах. В Общине такое явление отсутствовало благодаря густому лесу и палаткам, так что с первых секунд стало ясно: всё прежнее можно забыть, я опять на новом витке.

Разобравшись с утренними делами и собрав немногочисленный скарб, я наскоро, одной стихиальной магией, разжёг огонь на нескольких тонких веточках. Контакт установился, кажется, даже не через них, а через струйку дыма, потянувшуюся вверх, как от ароматической палочки.

«— Что решил?» — раздался в голове привычный голос.

«— Решил попробовать отказаться от своих способностей. Никакого потенциала, ничего сверхъестественного, за исключением магии, освоенной в самом Фор-Корсте. Это должно продемонстрировать, что я принял подчинённую роль и местные правила жизни. Может, Правитель проникнется моей самоотверженностью».

«— Вполне», — оценил огонь.

«— Я надеялся, что ты откажешься», — признался я.

«— Есть другие идеи?»

«— Была пара, но они ещё глупее».

«— Что-то ты не блещешь самоотверженностью», — иронично заметил огонь.

«— Есть такое. Ну, в крайнем случае, кинусь Правителю в ноги и буду давить на жалость».

«— Да, один из двух неозвученных вариантов. Я хотел, чтобы ты сам напомнил себе об этом».

Решимости в самом деле стало чуть больше. Не прощаясь, я разорвал контакт и рывком поднялся. Подхватил мешок с вещами, последний раз осмотрелся — забывать теперь ничего нельзя, — и направился к дороге.