Судно курсировало в восемнадцати милях от тунисского берега, в районе Сиди Боу Сад и Ла Марса.

Настроение на борту было бодрое. Кроме Рафи и заместителя главкома израильской армии Моти в кают-компании собрались четырнадцать мужчин. Одиннадцать из них должны были обеспечить безопасность Иорама, Бена и Якова, которые должны были проникнуть на виллу. По крайней мере именно так было записано в секретной инструкции, которая определяла цель операции. Ронни уже ждал на берегу.

Прочитать соответствующую моменту молитву была идея генерала Моти. Впрочем, Рафи и сам предложил бы то же самое. Дело хорошее. Повредить не может, а вот помочь… кто знает? Во всяком случае в подобной ситуации понятно желание каждого воспользоваться всеми возможными средствами, которые обещают обеспечить благоприятный исход.

— Господи милостивый, — хором начали мужчины, — спаси и сохрани нас на земле, на море, на дороге и в доме; огради нас от беды, Господи, чтобы мы выполнили нашу миссию и возвратились к нашим семьям, в нашу страну; пожалуйста, Господи, спаси и защити нас.

— И в воздухе, — добавил Моти. — Защити тех, кто кружит у нас над головами в Боинге-707.

Рафи похлопал каждого участника операции по плечу, произнес последнее напутствие и, глубоко вздохнув, проводил их в опасное ночное путешествие.

Шесть человек погрузились в одну надувную лодку, восемь — в другую и бесшумно опустились на черную воду. Никаких огней. Никаких радаров. Люди вставили весла в уключины, по двое в каждой лодке сели за весла и уверенно погребли к берегу, густо усеянному сосновыми иголками, которые осыпались с сосен, подступивших прямо к морю.

Два фургона «фольксвагена» — и один «пежо» дожидались в самом конце пляжа у деревянного забора, протянувшегося по всему периметру. Гидеон сидел за рулем «пежо». Его сигарета светилась во мраке ночи маленькой точкой. Рядом с ним сидел Ронни, одетый в черные панталоны тореадора, черную тунику, черные перчатки, туфли на низком каблуке. На его лице было несколько слоев косметики, а на голове светлый, длинный до плеч парик. «Узи» и «Беретта» лежали на полу под задним сиденьем.

Резиновые лодки вытащили на берег, выпустили из них воздух и сложили. Четыре пары весел также сложили и сунули в чехол. И то, и другое погрузили в один из фургонов и накрыли брезентом. Шестеро мужчин уселись в первый «фольксваген», остальные восемь забрались в другой.

Гидеон молча включил заднюю передачу, подал «пежо» назад, пока слегка не коснулся задним бампером деревянного забора. Потом он плавно развернулся и медленно направил машину по песку к автомобильной стоянке. Цепь, ограждавшая стоянку, была заблаговременно распилена и раздвинута, и автомобили беспрепятственно пересекли границы площадки. Выехав на двухполосное шоссе, он дал полный газ и только тогда включил автомобильный радиоприемник, из которого полилась арабская музыка. Вращая ручку радиоприемника, он посматривал в зеркальце заднего обзора, чтобы удостовериться, что «фольксвагены» идут следом. Потом он оставил радиоприемник в покое и демонстративно положил руку на плечи Ронни.

Всего сорок минут потребовалось им, чтобы прибыть в Сиди Боу Сад, где со своей семьей жил палестинец.

Сон не шел, и Жозетта около часа листала журналы и газеты, которые прислали утром из Парижа. Раз в месяц Елена Вилленев обязательно присылала дочери целую стопку чтива. Здесь было все — от моды и сплетен до экономических обзоров рынка недвижимости. Все, что, по мнению матери, должно было помочь Жозетте сохранять связь с цивилизованным миром.

Малыш беспокойно спал в колыбели у окна в нескольких шагах от Жозетты.

Тамир только что закончил играть в трик-трак с Берни, наголову разбив его в четырех партиях из шести. Карами проводил Берни до двери и перепоручил его одному из охранников, чтобы тот проводил его до машины. Напоследок они обменялись несколькими словами, пожелав друг другу спокойной ночи. Затем Карми поднялся к себе в кабинет, который соединялся со спальней. Здесь его ожидало несколько сообщений на факсе и письмо.

Камила спала у себя в комнате в другом конце коридора.

Было 1.07 ночи.

Коммандос запарковали «фольксвагены» и «пежо» в конце улицы. За рулем каждого «фольксвагена» осталось по одному человеку. «Пежо» остался пустым. Семеро рассыпались цепью и окружили виллу, остальные устремились через забор во двор.

Берни только что достал из кармана ключ и собирался сесть в машину, охранник придерживал дверцу. В этот момент Бен выстрелил охраннику в голову. Одновременно Иорам вогнал пулю в затылок Берни.

Оставив тела на земле, они сразу двинулись к дому. Однако задержались для того, чтобы Бен, сунув ствол в окно «мерседеса», послал пулю в голову водителю Карами. Беззвучно сбежав по лестнице вниз, они устремились к комнате, где располагались телевизионные мониторы. Собаки нигде не было видно.

Яков и Ронни обогнули виллу сзади и наткнулись на охранника в наушниках. Две пули почти одновременно сразили охранника и еще одного, который упал прямо на куст азалии, заботливо выращенный Жозеттой Карами.

Гидеон стоял около двери, считая про себя до двадцати и дожидаясь, пока вернутся Бен и Иорам. В этот момент он увидел собаку. Животное выскочило из-за угла дома и рванулось к нему. Гидеон крикнул «Швай-швай!», чтобы опередить Бена, который уже целился в собаку. Слишком поздно. Две пули сразили собаку прямо в прыжке, и она грохнулась под ноги Бену. Они уже потеряли семнадцать секунд. Кивнув остальным, Гидеон обошел горшок с декоративной пальмой и присел, чтобы достать из-под нее ключ.

Карами услышал шум ровно в 1.11. Щелкнул замок двери внизу. Отодвинувшись на стуле от письменного стола, он выдвинул третий ящик и достал свой пистолет. Каким-то шестым чувством он уже догадался о том, что происходит, и, сделав несколько шагов по кабинету, почувствовал не столько страх, сколько перехватившую дыхание ярость. Усиливающийся шум внизу отнял мимолетную надежду на то, что тревога ложная.

Коммандос уже были внизу и внутри дома. Бен, Яков и Иорам расположились чуть сзади от Гидеона, а он слегка выступил вперед. Впервые за минуту и четырнадцать секунд, пока длилась операция, они застыли на месте.

Но не надолго. Через несколько секунд Карами показался в дверях своего кабинета. Жозетта выглянула из своей комнаты, прижимая к груди ребенка. Позже она скажет, что у нее был выбор — выхватить из-под подушки пистолет или взять на руки Тарика. Секундой позже из своей комнаты выскочила Камила и побежала по коридору к отцу.

Следующее движение Карами можно было бы счесть в лучшем случае дерзким, в худшем самонадеянным. Впрочем, это было действием человека, который находился в шоке. Карами выстрелил вниз, в направлении прихожей. Второй раз он выстрелить не успел. Первая же пуля из револьвера Гидеона выбила у него оружие. Следующие четыре, выпущенные почти одновременно, практически перебили ему руку. Жена, дочь и малыш смотрели, как Карами споткнулся и покатился через несколько ступенек вниз, цепляясь другой рукой за перила. Гидеон мгновенно оказался рядом. Поза, когда револьвер держат двумя руками. Так учат в Израиле. Ветеран трех войн, оперативный агент Моссад, мстящий муж и отец, он выстрелил два раза в белое от ярости лицо Карами. Сразу за этим все стволы разом начали поливать его свинцом, пока кто-то… может быть, Жозетта?.. Не крикнул:

— Довольно!

Но и этого было мало, и пули из пяти стволов вновь обрушились на Карами.

Жозетта с малышом на руках сбежала вниз по ступеням, и бросилась к мужу, прикрывая его собой. Камила, бросившаяся следом, вцепилась в мать, которая издавала какие-то невнятные звуки.

Позднее их воспоминания об этом моменте окажутся несколько различными… Камила вспомнит блондинку, которая стояла рядом и держала в руках что-то похожее на видеокамеру, снимая убийство на пленку. Жозетта попытается описать человека, который опустился рядом на колени, чтобы пощупать на шее у Карами пульс. Не то, чтобы он показался ей главным среди всех, но он был первым, кто выстрелил. И главное, таких голубых глаз, как у этого человека, она никогда не видела прежде.

Когда Гидеон убедился, что Карами мертв, он встал и, взяв за руку девочку, отвел ее в сторону. Затем произошло нечто, приведшее в замешательство даже много повидавших мужчин. Жозетта Карами молча подошла к дочери, отдала ей малыша и встала около стены, чуть откинув голову назад.

— Убейте меня, — сказала она, глядя на Гидеона. — Я хочу умереть, чтобы быть вместе с ним.

Гидеон первым пришел в себя. Он подошел к Жозетте, осторожно взял ее за руку и подвел к дочери. При этом он сказал, что против нее они ничего не имеют, и самое лучшее, что она может сделать, это заняться детьми, которые в ней так нуждаются, а с ее мужем все кончено…

Жозетта потом повторяла всем, кто ее спрашивал, повторяла снова и снова, что они ни на минуту не задержались в доме и ушли, вернее исчезли, так же неожиданно, как и появились. Все они ушли невредимыми, а ее муж был убит.

Малыш расхныкался и прижимался головкой к щеке Камилы. Глаза его были широко раскрыты. Жозетта прижала ручку малыша к своим губам, вытерла слезы на лице дочери и сказала, что сейчас же вернется — только позовет на помощь.

Взбежав по лестнице на веранду через спальню, она распахнула дверь наружу и стала звать на помощь. Однако одной из особенностей виллы, было то, что услышать доносящиеся с нее звуки можно было только в том случае, если ветер дул с ее стороны. По иронии судьбы, даже это свойство их дома ставило семью Карами в абсолютную изоляцию от мира.

Ночь же была безветренна.

Ей пришло в голову прибегнуть к телефону, однако она обнаружила, что телефон наглухо молчал. Придерживая на груди кружева ночной рубашки, она во второй раз спустилась вниз и побежала к парадной двери. Однако дверь была заперта снаружи, и ей потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, куда она положила ключи. Пришлось опять подниматься наверх и рыться в сумочке. Потом снова бежать вниз с ключом в руке — отпирать дверь. В этот момент она, конечно, не подумала, как и где они раздобыли ключ, чтобы проникнуть в дом.

Вся в слезах, она едва не упала, споткнувшись о лежащих на земле телохранителей. Они лежали неподалеку от входной двери и среди них оказался телевизионщик-продюсер. У каждого была пробита выстрелом голова. Она шарахнулась прочь от этого ужасного зрелища, но тут же увидела Швай-Швая. Собака лежала под деревом. На шерсти запеклась кровь.

Обогнув дом сзади, она наткнулась на другие тела. Два мертвых охранника. Огнестрельные раны в груди и животе. Вернувшись, она увидела у ворот в машине водителя, у которого было снесено полголовы.

Она бежала, пока достигла ближайшего дома. Ей пришлось трезвонить не меньше пяти минут, пока хозяева ответили. Несколько секунд ей понадобилось, чтобы отдышаться и попытаться объяснить, что произошло. Очень неохотно сосед согласился одолжить ей машину и шофера, чтобы она могла отвезти мужа в больницу.

Жозетта попросила перепуганного шофера подъехать к ее дому и поставить машину во дворе. Она обернется через секунду. Дети ждут ее. Ее муж ждет. Речь ее была бессвязна, фразы отрывисты, и понять ее было крайне трудно.

Тело еще не остыло, говорила она, пытаясь убедить дочь. Если они привезут его к доктору, то еще есть надежда. Поднять тело и перетащить в машину — было для нее не по силам, шофер же наотрез отказался приближаться к «мертвому дому», как он назвал виллу. Он сидел в машине и отговаривался тем, что, мол, у него у самого семья, кроме того, слабые нервы. Он, мол, нужен своей семье живым и тому подобное.

— Пожалуйста, помогите, — просила Жозетта, и ее голос сорвался на отчаянный крик. — Пожалуйста!

Камила была в шоке и тоже не могла двигаться.

Жозетта принялась сама стаскивать тело с лестницы, но не успела она дотащить его до дверей, как силы покинули ее. Какое-то время спустя они вместе с Камилой с трудом вытащили тело из дома и, протащив по гравию, кое-как погрузили в автомобиль. О том, как им это удалось, ни одна, ни другая не могли потом вспомнить.

Прошло целых полчаса прежде, чем они приехали в больницу где-то между Сиди БоуСад и Гаммартом. Еще десять минут ушло на то, чтобы достучаться до ночного дежурного. Еще пять минут — на рассказ о том, что случилось, — нужно было вызвать полицию. И вот, наконец, врач осмотрел тело и сообщил Жозетте, что отныне она — вдова.

Через сорок минут явились заспанные и совершенно бесполезные тунисские полицейские.

И снова Жозетту и Камилу заставили рассказывать о блондинке с видеокамерой и убийце с голубыми глазами.

Полиция только руками развела.

Полицейским следовало бы задуматься о том, каким образом ударная группа прибыла в Сиди Боу Сад, тогда они, возможно, додумались бы и до того, как им удалось скрыться. Однако полицейские лишь выразили соболезнования и засвидетельствовали свою абсолютную никчемность.

Между тем, группа израильских коммандос уже была на берегу. Они бросили два «фольксвагена» и один «пежо» прямо посреди пляжа, не забыв засунуть за солнцезащитные створки по десятидолларовой купюре, а также записку на арабском, в которой приносили свои извинения за неудобства, доставляемые владельцам машин.

Резиновые лодки были вновь накачаны воздухом и спущены на воду. На этот раз на каждой разместилось по восемь человек. В хорошем спортивном темпе они погребли по направлению к судну, которое дожидалось их в шести милях от берега.

Ронни уже успел стащить с себя черные панталоны и черную тунику, а также туфли и парик. Осталось надеть зеленый спортивный костюм и кроссовки.

Через сорок минут Гидеон стоял на мостике. Судно энергично шло по направлению к Хайфе. Что кончено, то кончено. Добавить почти нечего. И боль, и страдания остались при нем. У него по-прежнему никого нет. Мириам все так же мертва, а Саша всего лишь персонаж из секретного досье. Сунув руку в карман, Гидеон достал ключ. Слегка подбросил его на ладони, потом, немного подумав, кинул его в море. Еще одно свидание, на которое он не пришел.