Глава 1

Утро встретило… Нет, оно не встретило ничем. Пробудившееся сознание не уловило ни голосов под окном, ни скрипа тележных колёс, ни прочих звуков, присущих городу.

Голова повернулась набок, веки нехотя поднялись. Рядом лежала спутница жизни на вчерашний вечер. Голый череп, пустые глазницы, ряды непривычно длинных зубов, не укрытых губами. Одежды не было (после бурной ночи должна валяться где-то на полу), и красавица без тени стеснения выставила напоказ свои округлые рёбра. Сохранились разве что волосы — длинные секущиеся локоны ниже плеч, разметавшиеся по подушке.

— Не опять, а снова… — пробурчал Линсон себе под нос и нехотя поднялся с кровати, прогоняя остатки сна и насчитывая про себя: «двадцать семь, двадцать восемь…»

Комната выглядела под стать своей хозяйке: обшарпанная мебель, облупившаяся краска, вековой слой пыли на полу и тумбах. Одна из оконных створок догнивала на полу, вторую пришлось аккуратно отворить, надеясь, что не отвалится с петель от малейшего шевеления.

Сорок четыре, сорок пять…

Уличный пейзаж был не лучше. Провалившиеся крыши домов, рухнувшие стены и заборы, скелеты под окнами и ни единой живой души — Эркон выглядел так, словно проводник дрых беспробудным сном целую вечность и проспал крах собственной цивилизации.

— Линсон? — мягкий сонный голос за спиной вывел из транса. — Эй, ты меня слышишь?

Он слышал. И её слова, и уличный шум, наконец-то соизволивший пробиться через мертвенную тишину призрачного города. Звонкие крики играющих детей, уговоры пьяницы, с утра пораньше клянчащего у соседа пару медяков на опохмел.

Линсон моргнул, а когда открыл глаза, обе ставни были на месте — чистые, недавно смазанные, судя по подтёкам масла на петлях. Анрея — кажется, так она вчера представилась, — явно не испытывала недостатка в мастерах на все руки. Одинокая женщина, а гляди-ка: ставни смазаны, ножи заточены, дрова к осени наколоты. Только он, Линсон, ничего полезного в этот дом не принёс, даже стыдно как-то…

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила Анрея.

Минута и пятьдесят секунд. Дольше, чем в прошлый раз.

— В полном, если не начинать разговор прежде, чем я успею проснуться, — с улыбкой ответил Линсон и, чуть помедлив, заставил себя повернуться.

Живая, слава богам. Да и чего он боялся? Что мир так и не придёт в норму, а в постели останется лежать истлевший скелет? Не бывает такого, и нечего себя накручивать. Вот она: чистая кожа, голубые глаза, плотные губки. Одеяло натягивать не стала, так и валяется на ногах. И на обозрение теперь выставлены не рёбра, а круглые наливные груди.

— Тебе что, вечером не хватило? — рассмеялась женщина, заметив его взгляд. Сама, впрочем, чуть подалась назад и опёрлась на руки, ещё сильнее выпячивая достоинства — ей, мол, тоже добавка не помешает.

Полчаса спустя он, вспотевший, снова лежал в кровати, а Анрея, опёршись рядом на локоть, поигрывала его волосами. Именно они и привлекали в Линсоне женщин, чего уж себя обманывать. Белые, словно у старика, хотя самому ещё и тридцати не дашь. Дамские пальчики так и лезут к этим локонам поиграться, даже чаще, чем к другим игрушкам, прилагающимся к зрелому мужскому телу.

Хотелось пить. Глаза обнаружили на тумбе недопитую бутыль крепкого кеваринского вина, рука потянулась к спасительному напитку. Не утруждаясь поисками стакана, проводник выдул остатки из горла, прикрыв веки от наслаждения. Что ни говори, а производить спиртное ангелы умели как никто другой. Небесный край, неприступный для чужаков, хранил в дебрях непроходимых лесов секреты непревзойдённого винодельного мастерства, и жители Кеварина не спешили ни с кем ими делиться, выручая огромные деньги на торговле алкогольными напитками.

Часы на стене отбили девять утра, пора и честь знать. Прошлым днём Генрим прислал весточку, что нашёл новых клиентов для похода в Турту. К полудню надлежало явиться к нему в контору, а пока оставалось время прогуляться и развеяться после бурной ночи.

Вторично за утро встал с кровати, нашарил на полу портки, брюки, рубаху и куртку. Анрея лениво наблюдала за процессом одевания, кинув голову на подушку. Разве что в конце заинтересованно навострила зенки, когда Линсон подобрал со стола свои диковинные очки.

Эти были не простыми, что из двух стёкол да двух дужек, а являли собой хитроумный механизм из рычажков и шестерёнок, по форме больше напоминавший маску. Линза в нём была всего одна, и стоила такая игрушка как десяток простых очков, отчего Анрея искренне не понимала, на кой Линсону эта штука сдалась. Богатством своим, что ли, хотел похвастаться? Дамочек городских впечатлить?

Закрепить дужку на носу, другую на ухе, придавить, прищёлкнуть, и вот устройство сидит, словно привинченное — без силы и не пошевелишь.

Не забыл забрать и второй, не менее ценный и столь же странный предмет — крошечный стеклянный пузырёк с барахтающейся внутри живой пиявкой. На вопросы о столь неказистом талисмане Линсон предпочитал отмалчиваться: извивающийся в воде червячок хранил в себе слишком личные воспоминания, от которых проводник так и не смог отказаться.

Анрее, как полагается, был подарен прощальный поцелуй, и только после этого кавалеру дозволялось обуться в прихожей и отправляться восвояси.

Жизнь в Эрконе шла своим чередом. Трудяги нехотя плелись на работу, почтальоны с утра пораньше носились с пачками писем, а дамочки обсуждали свежие сплетни, невесть откуда взявшиеся в едва проснувшемся городе, и одним глазом приглядывали за резвящейся ребятнёй.

Идиллия. Мир и покой. Словно и не лежат в трёх лигах отсюда руины Турты, некогда столицы славного Бартелиона, а ныне — города-призрака, о котором страшных историй ходит больше, чем о мохнатых дурдах и големах Сат-Харима вместе взятых. Рассказывают их тёмными вечерами в тесных компаниях, для пущей жути оставляя гореть одну дохленькую свечку, трясутся, жмутся друг к другу слушатели, но к утру всё благополучно забывается, и идут люди по своим делам. Страх страхом, а жизнь продолжается. Пока проклятие мёртвой столицы не постучало в двери, пока люди не стали иссыхать до костей прямо на ходу, нечего и переживать, попусту нервы портить.

Вышагивая по знакомым с детства улочкам, Линсон миновал жилые кварталы и вошёл в торговый район. Мерное постукивание башмаков и монотонное бормотание горожан вскоре утонули в гуле толпы и зазывающих выкриках местных торгашей.

В былые годы подобные кварталы были излюбленным местом Линсона с подельниками и по совместительству их рабочим цехом. Столько незастёгнутых карманов, столько кошельков на поясах, столько прилавков с яствами и безделушками только и ждали, когда до них доберутся шустрые ручонки голодных беспризорников.

Сам Линсон был не шибко талантлив в карманном искусстве, зато с лёгкостью находил общий язык с любыми замками, за что получил в банде гордое звание ковыряльщика. В тесной толпе он был не так полезен, как Вил или Арамео, зато при чистке домов всякий раз получал главную роль.

Но эти дела давно в прошлом. Сменяются дни и года, поколения уходят, на смену им приходят новые, и вот уже новая партия мелюзги шныряет по торговым кварталам в поисках наживы. Линсон же теперь — солидный и далеко не бедный человек. Больше никакого воровства и мошенничества, только честный и законный заработок. Ну, если не считать того, что походы в Турту сами по себе находятся под запретом. Только ведь запреты эти придуманы из заботы о простых людях, дабы те не погубили себя, завлечённые любопытством и жаждой наживы в пустынные кварталы проклятой столицы.

Линсон же знал, как войти в запретный город и выйти обратно, и не нуждался в подобной опеке со стороны властей. Хотя что-то подсказывало ему: узнай нынешний правитель или другая важная шишка, чем и как Линсон Марей зарабатывает себе на хлеб, и остаток своих дней он проведёт в сыром подземелье в тёплой компании лучших бартелионских палачей, охотно передавая достойнейшим из людей секреты своего тайного ремесла.

— Стой, тварь вшивая!

Болерт, местный пекарь, как же не узнать. Взревел так, что весь люд разом замер, как вкопанный, у иных и покупки из рук повыпадали. Казалось, этот бык в человечьей шкуре был тут всегда. Лет пятнадцать назад, когда Линсон только появился в Эрконе, Болерт всё тем же громовым рыком гонял тогдашнюю детвору, разве что весил он тогда восемь пудов, а не двенадцать.

Воришка тут же показал себя: маленькая нечёсаная головка мелькала в районе людских поясниц и бежала аккурат по направлению к Линсону, а за ним, раскидывая, словно кегли, не успевших убраться с дороги горожан, катилась через толпу туша Болерта, оглашая округу ругательствами и угрозами.

Соблюдая профессиональную солидарность, Линсон поспешно шагнул в сторону, пропуская паренька.

А вот уступить дорогу пекарю не успел.

Громоздкая туша, казалось, даже не заметила столкновения и ничуть не сбавила скорости, а бывший вор в компании ещё пары бедняг уже летел навстречу камням мостовой. Сгруппироваться, выставить руки, кувыркнуться — и вот он вновь стоит на ногах; разве что побаливает правое плечо, принявшее на себя удар осадного тарана.

Собратьям по несчастью повезло меньше. Солидного вида мужичок в камзоле и девушка-служанка распластались на дороге, приходя в себя и пытаясь понять, что произошло. Линсон бегло осмотрел обоих: вроде ничего не сломали, крови нет. Повезло, отделаются парой синяков.

И вдруг его взгляд резко замер, а с лица сошла краска. Нет, не потому, что симпатичная девица выплюнула зуб на ладонь. Рядом с ней на мостовой, поблёскивая металлом шестерёнок, лежали диковинные очки ручной работы, слетевшие с лица проводника.

Пока люди вокруг суетились и помогали подняться упавшим, он спешно подскочил и подобрал устройство. Линза цела, шестерни не помялись, дужка… А вот носовая дужка переломилась и теперь болталась бесполезным куском металла. Порча тебя возьми, как некстати! Если предложение Генрима выгорит, то маска может понадобиться уже сегодня, в целости и сохранности.

Толпа продолжала шуметь и толкаться, обсуждая заурядное происшествие. Линсон поспешил ретироваться, дабы найти тихое и укромное место, где можно спокойно осмотреть поломку. Шум хорош, когда он тебя кормит, в остальных же случаях он только мешает сосредоточиться.

Проходя мимо оставленной без присмотра лавки пекаря, мужчина со сломанным механизмом в руках, казалось, не сделал ни единого движения, разве что в свободной руке откуда ни возьмись появилась посахаренная хлебная косичка. То не воровство, а возмещение ущерба, причём с огромной скидкой. За стоимость этого устройства Линсон был вправе прикатить телегу и увезти с собой весь сегодняшний товар Болерта. Другой разговор, что, заяви он подобное пекарю в лицо, и везти бы пришлось собственное бездыханное тельце.

— Сувениры! Лучшие сувениры! — надрывался громче прочих тощий торгаш за очередным прилавком. — Артефакты прямиком из Турты!

«Ага, из Турты, как же», — хмыкнул Линсон себе под нос.

Много лет назад, когда столицу ещё только накрыло проклятие, соседний Эркон — тогда ещё небольшая деревушка, — в считанные дни стал главным оплотом туризма во всём Бартелионе. И подобные аферисты, толкавшие любой хлам под видом добычи из мёртвого города, в те времена неплохо наживались.

Со временем, конечно, выяснилось, что загадочный уничтожитель Турты никаких волшебных штуковин по дорогам не разбросал, разве что скелеты можно было разобрать на сувенирные косточки. А из тех, кто уходил в мёртвый город на поиски, возвращался в лучшем случае один из десяти; да и тот не приносил с собой ничего, кроме жутких историй о своих подельниках, состарившихся и усохших прямо на глазах, словно для них в один миг пронеслась сотня лет.

Кто-то верил в эти россказни, кто-то нет. А Линсону и верить было незачем. Он видел всё своими глазами и знал: хочешь встретить старость и понянчить внуков — обходи призрачный город за лигу, а лучше за две. И если друзья тебе дороги — хватай их за шкирку и оттаскивай прочь от манящих стен мёртвой столицы. Живым в Турте места больше нет. Сунешься туда — и не успеешь моргнуть, как сам присоединишься к лежбищу скелетов.

В общем, дураков давно не осталось, и в сказки об артефактах из Турты в нынешние дни никто не верил, как и в то, что кто-то в принципе мог в здравом уме сунуться в мёртвую столицу.

Оставив нерадивого торговца искать дураков, Линсон двинулся дальше, вскоре оставив шум торгового района далеко позади. На смену просторным оживлённым кварталам пришли узкие кишкообразные улочки. Петляя меж невысоких домиков и каменных стен, они поднимались вверх и местами так сужались, что не удалось бы расставить руки в стороны.

Долго блуждать по переулкам не пришлось — бывшему вору были хорошо известны все укромные места в любой точке Эркона. Пройти три квартала от рынка, прыгнуть на правую стену, парой шагов поднять себя ещё выше, оттолкнуться назад и ухватиться руками за карниз двухэтажного здания напротив. Подтянуться, вскарабкаться — и вот ты в гордом одиночестве восседаешь на плоской крыше, а перед тобой, уходя вниз по склону, как на ладони лежит весь Эркон.

В центре города возвышаются остроконечные шпили двух башен-близнецов — храм Мекарта и Лисофии, божьей пары. Если скосить взгляд вправо, то чуть правее них, у самого горизонта, далеко за городскими стенами, можно увидеть серую громаду мёртвого города. Турта.

Линсон осмотрел механические очки, как всякий раз осматривают поломанную вещь, надеясь, что вот сейчас подправишь, подкрутишь, стукнешь, и всё заработает как прежде, и не придётся отсыпать мастеру монеты за починку.

Само собой, подправить не получилось. Носовая дужка отломилась и болталась на соплях, а без неё устройство могло разве что повисеть на ухе заместо серьги. Дешёвая подделка… То ли дело оригинал — там сплав совсем другой. Его хоть об стену кидай, даже царапины не останется.

Линсон сам не заметил, как тот самый оригинал оказался у него в руке, извлечённый из-за пазухи. На вид — ещё один экземпляр тех же самых механических очков. Рычажок, шестерёнки, выдвижная линза, крепление на нос и ухо. А на деле…

Рука с механизмом медленно поплыла к лицу.

Нет, Линсон!

Мало тебе просыпаться со скелетами в кровати? Сегодня наваждение держалось целых две минуты, а ведь раньше за считанные секунды проходило. Увлечёшься этой линзой — видит божья пара, однажды вообще назад не вылезешь, и будешь весь остаток дней видеть перед собой мертвецов и развалины, а сёстры в богадельне будут тебя кашкой с ложечки кормить да утки подставлять.

Но искушение сильно… Одеть на лицо Окуляр — не бутафорскую поделку бесчестных торгашей, а настоящий, работающий артефакт из мёртвого города. Притронуться к недоступной никому из смертных истине, заглянуть в окно, разделяющее жизнь и смерть. Говорите, однажды не выберусь назад? Так в один прекрасный день, скажу я вам, мы все уже никуда не выберемся, так на кой себя беречь?

Дужка на левое ухо, дужка на нос, щелчок крепления. Потянуть мизинцем за рычаг, и линза, потрескивая шестерёнками, надвигается на глаз. И больше это не глаз простого смертного, и перед ним — больше не шумный и сочащийся жизнью Эркон.

Теперь Линсон одиноко восседал на запылённой крыше давно покинутого дома, а вокруг него, опускаясь вниз по склону, простирались руины вымершего города. Бесцветные, посеревшие дома, в одном провалилась крыша, у другого раскрошилась от времени стена. Вроде бы, природе полагается вступить в свои права, но внизу ни деревца, ни травинки.

И башен-близнецов больше нет. Одна ещё стоит, возвышается над обломками соседа, переломившегося ровно посередине и лежащего сейчас грудой обломков на храмовой площади. Интересно, чья же башня уцелела — Мекарта или Лисофии? Божья пара всегда так и называлась, и никто никогда не задумывался, кто из них стоял слева, а кто справа.

Вокруг города картина не лучше. Вместо густых рощ — чернота усохших стволов, вместо полей — голая серая пустошь. Сходи до озера, что на западе, глянь через линзу — и увидишь пустую впадину без единой капли влаги.

Единственное, что не претерпело изменений, так это Турта. Всё так же стоит на горизонте, разве что теперь куда лучше вписывается в окружающий пейзаж.

Вот такое оно, наше будущее. Надейтесь сколько угодно, что дальше столицы проклятие не пойдёт, но правда — вот она, в этом стёклышке на шестерёнках. Всё уже предрешено, и заранее известно, как будут выглядеть все ваши города, поля и леса, когда зараза доползёт до них.

А значит, живи, пока можешь, и не надейся на божью помощь. Вон они, боги. Один уже обвалился, да и второй скоро рассыплется рядом с ним, и наша почитаемая божья пара вновь объединится.

К счастью, у Линсона имелся план, как утяжелить свой кошелёк и, если не спастись от проклятия, то хотя бы укатить от него как можно дальше, хоть на край света. А уж там видно будет, сколько нажитого богатства он успеет спустить, прежде чем этот грешный мир встретит свой конец.

Закрытый волшебной линзой глаз осматривал мрачную панораму, пальцы медленно крутили широкую шестерню вокруг стекла, приближая и отдаляя изображение. Без своих волшебных свойств Окуляр мог бы стать неплохой заменой биноклю, но если и был способ переключить фокус на реальный мир, Линсон так и не отыскал нужного рычажка.

Если долго сидеть с Окуляром на лице, то начинало казаться, будто артефакт тянет тебя прочь из этого мира, пытается утащить за собой в царство вечной смерти. Нечто схожее Линсон испытывал по утрам, просыпаясь словно в иной реальности. Чувство было слабым, не более чем мелким наваждением, и прогонялось простым усилием воли, но проводник понимал, что долгая игра с огнём может плохо для него закончиться.

Ещё одна вылазка. Может, две. И больше здесь оставаться нельзя.

Щёлкнули шестерни, линза вернулась на лоб, спрятавшись в недрах механизма, и мир вновь наполнился красками. Крутились флюгеры на ветру, трепыхались простыни на верёвках, меж домов мелькали людские силуэты.

Сложив дужки и сунув волшебную линзу за пазуху, Линсон ловко спрыгнул с крыши и, отряхнув одежду, направился в ремесленный квартал.

* * *

На входе в мастерскую проводник разминулся с единственным посетителем, тащившим увесистый свёрток ткани с чем-то тикающим внутри. Толкнув дверь, он вошёл в тесный зал, обильно заставленный витринами со всевозможными часами, замками, очками и прочими штуковинами, которых не выкует простой кузнец. На полках с оптикой по соседству с очками и моноклями нашёлся и хорошо знакомый Линсону механизм с выдвижной линзой на левый глаз — больше такие нигде не продавались.

Магазин Фартхари никогда не ломился от покупателей. Из всех народов, деливших с людьми Срединный континент, дурды имели самую скрытную натуру и почти никогда не покидали пещер родного Дурдека, а ещё, чего уж таить, отличались безобразным внешним видом — по крайней мере, по людским меркам.

Результат был вполне предсказуем. На скрытность и нелюдимость подземной расы недалёкие люди ответили взаимностью, и дурды, случись им всё же забрести в одно из людских королевств, непременно натыкались на страх и неприязнь к своим персонам.

Уж неизвестно, на какие неприятности нарвался Фартхари у себя на родине, что ему пришлось доехать аж до самого Эркона, и тем более не ясно, под какими веществами ему пришла в голову идея открыть здесь мастерскую. Дурду! Мастерскую! Спасли парня только его мастерство, несравнимое с местными умельцами, да заниженные цены, иначе в лавку никогда не ступила бы нога честного горожанина. Люби дурда, не люби, а кошельку на твои предрассудки глубоко плевать.

Сам хозяин мастерской сидел за столом в дальнем конце помещения, но мало кто смог бы его там заметить. Подземный народец не любил свет, и прилавок мастера был надёжно укрыт от бьющих в окна солнечных лучей, а чёрная шёрстка делала его и вовсе невидимым.

Уже случалось пару раз, что грабители, не застав хозяина на месте, пытались обнести мастерскую. А после вылетали, вереща на всю улицу и держась руками за прокушенный зад.

Чтобы описать внешность заурядного представителя дурдов, лучше всего подойдёт слово обезьянка. Или, если хотите, демонёнок. Скрюченная мохнатая фигурка забралась с ногами на стул и всё равно еле виднелась из-за столешницы.

Сложение мохнатого народца не шибко отличалось от людского, но из-за своих размеров дурды тонули в штанах и пиджаках взрослых мужчин, отчего вынуждены были присматриваться к детским нарядам или шить их на заказ. Вот и этот в своих ребяческих, засаленно-голубого цвета рубахе и бриджах смахивал скорее на пацанёнка, не поладившего со злобным колдуном, нежели на искусного мастера.

Мозолистые серые лапки ковырялись в разобранных очках, подгоняя расстояние между линзами. На посетителя дурд не обращал внимания. Чего надо будет — сам скажет, если язык не отсох.

Вместо слов Линсон бросил на стол повреждённый дубликат волшебного Окуляра.

— Развалился твой шедевр, великий мастер.

— Ещё б не развалился, когда его так на стол кидают, — проворчал демонёнок, докрутил какой-то болтик и отложил очки в сторону. Поднял механизм, повертел перед мордой. — Ну чё, носовой дужке каюк, придётся новую прилаживать. Завтра приходи, полсотни медных щитов с тебя будет.

— Не пойдёт, дубликат нужен уже сегодня, — твёрдо ответил Линсон.

— Чё, опять на дело?

Проводник кивнул.

— И прям сёдня? Неее. Если только на клей прилепить, но долго так не проносишь.

— Никаких клеев, Фартхари. Механизм должен быть как новый, — настойчиво повторил Линсон.

— Как новый, ишь чё захотел… Тогда новый и покупай! Тридцать серебряных, как обычно.

Десять лет тому назад, открыв волшебные свойства артефакта, Линсон быстро сообразил, что показывать такую драгоценность на людях никак нельзя. В первом же злачном квартале сначала отнимут, а уж потом будут разбираться, что за это диковинная штука, как ей пользоваться и почём толкнуть скупщику.

Всё время хранить Окуляр под подушкой тоже не выйдет. В развалины Турты без него и клиентов не проведёшь, и сам сгинешь; приходится надевать. А клиенты — люди неглупые. Живо сложат дважды два и поймут, что именно шестерёночная маска на лице подсказывает проводнику, куда можно ступать, а где Порча очередную ловушку заготовила.

Тогда-то и пришла в голову простая идея: раздобыть дубликат устройства и носить его на людях, а настоящий Окуляр беречь для вылазок в мёртвый город. Пусть клиенты крутят у виска и думают, что этот чудак всегда и везде таскает на голове свои шестерёнки, а в самом Эрконе, если маске вдруг случится сменить владельца, то грабители не обнаружат в ней ничего, кроме обычной линзы, да сдадут в ближайший ломбард.

Тут и пригодился старый знакомый Фартхари, в былые времена охотно снабжавший Линсона отмычками, кусачками и прочим рабочим инструментом, которым постеснялись бы торговать честные купцы.

Дурд был отменным мастером и умел держать язык за зубами. Кроме того, получив заказ на копию Окуляра и быстро вникнув в суть дела, он тут же предложил другу-человеку свою идею: сделать так, чтобы Линсон стал не единственным в Эрконе обладателем диковинных очков, дабы не светиться в толпе, словно король Иорий в золочёной мантии. Чем больше масок будет мелькать на улицах города, тем меньше каждая из них привлечёт внимания.

Советы эти, понятное дело, раздавались не из желания помочь, а от банальной жажды наживы. Ведь проспонсировать изготовление первой партии окуляров предстояло именно Линсону. Но план и правда был хорош, и бывший вор, поскрипев зубами, вывалил на прилавок шесть сотен серебряных бартелионских щитов.

Уже через неделю на витринах появилось хитроумное устройство с линзой на шестерёнках, собранное, как уверял хозяин лавки, в лучших мастерских Сат-Харима, а каждый вошедший в лавку объявлялся сотым покупателем и получал диковинную штуку в подарок. Со временем Фартхари удалось ввести какую-никакую моду на механические маски и начать неплохо навариваться на их продаже — уже без участия Линсона. Так, слово за слово, устройства стали всё чаще появляться на лицах горожан, чего и добивался бывший вор.

Три десятка серебряных кругляшков с изображением пятиугольного щита высыпались на прилавок. Обезьянья лапка жадно сгребла их и вручила взамен новую, ещё блестящую от чистки и полировки копию механизма.

Сломанную вещь Линсон забирать не стал. Пускай жадный дурд порадуется — ведь к завтрашнему дню починит и как пить дать выложит на полку рядом с новыми. Ничего, жадность жадностью, а товарищ он надёжный. Если бы не умелые руки Фартхари, то ещё неизвестно, чем закончилась бы эта рискованная затея с волшебной линзой.

Время приближалось к полудню. Пора было навестить Генрима.

 

Глава 2

Прячься там, где тебя никто не станет искать.

Так рассуждал Генрим Галарой, владелец туристической конторы на южной окраине Эркона и бесценный подельник Линсона, отвечающий за поиск клиентов. Договоры о походе в запретный город заключались в том же кабинете, где возбуждённые туристы заказывали экскурсии по городским достопримечательностям, а Линсон Марей числился в штате рядовым гидом.

Охранник в вестибюле кивнул проводнику и пропустил его на второй этаж, где Линсона уже дожидался Генрим, против обыкновения выскочив в коридор. Чего это он? Боится, что подельник забудет нужную дверь?

Но разодетый толстячок с пробивающейся на макушке лысиной и впрямь выглядел не на шутку встревоженным, переминаясь с ноги на ногу и нервно потирая руки.

Что всё это значит? Нас раскрыли? В кабинете уже сидит городской дознаватель в компании отряда стражников и дожидается его, Линсона? Или главарь одной из преступных группировок Эркона прознал об их деятельности и желает взять прибыльное дело под своё крыло?

Генрим заметил появившегося в коридоре напарника, но не спешил подавать какие-либо знаки. Не убегать, не притворяться обычным сотрудником, явившимся узнать, нет ли новых заказов.

Уж не решил ли толстяк сдать напарника? Нет, вряд ли. А если вдруг что, дорогу вон к тому окну в конце коридора никто не преграждает, и улицу внизу никто не караулит — Линсон проверил это перед тем, как войти в здание.

Едва проводник приблизился, настороженно вслушиваясь в тишину за дверью кабинета, Генрим сгрёб его за плечо и привлёк к себе. Осмотрелся, нет ли в коридоре посторонних, и зашептал в самое ухо:

— В общем, так. У меня в кабинете сидят ма'аари и голем. Самые настоящие! И не какие-нибудь мелкие сошки, а официальные посланцы Кеварина и Сат-Харима. Оба, да, представь себе! Так что веди себя учтиво, не забудь поздороваться как надо! Уж не знаю, чего им понадобилось в Турте, но нам лучше сдохнуть обоим, чем провалить такой контракт! Всё понял?!

Ах, так вот в чём дело. Никакой западни, никаких заговоров. Слишком уж разошлась твоя фантазия, Линсон. Мог бы и сам догадаться, что в мире существует лишь одна вещь, способная заставить Генрима обливаться потом и трястись, словно в лихорадке — это звон золотых щитов. Толстяк боится, что крупный куш убежит у него из-под носа, вот и нервничает, как на первом свидании.

Зря боится. Кто бы ни ждал там, за дверью, но если эти ребята и впрямь хотят сунуться в мёртвый город, то общение с необразованным доходягой они уж как-нибудь переживут.

Вежливо, но настойчиво отпихнув толстячка в сторону, Линсон толкнул дверь кабинета и вошёл внутрь.

Кабинет директора туристической фирмы «Г.Н. Галарой» был достаточно просторным и мог безо всякой давки вместить в себя дюжину посетителей. Два громадных окна щедро заливали в помещение потоки света, выставляя на обозрение заказную мебель, мягкие стулья и богатую отделку стен.

Своё рабочее помещение Генрим содержал в куда большем порядке, чем самого себя. Бумаги сложены аккуратными стопками, ящики задвинуты, стулья составлены впритык друг к другу вдоль стены, кроме двух, выставленных в центре кабинета специально для гостей. Впрочем, оба посетителя предпочли остаться на ногах.

Первая гостья стояла, привалившись к дубовому столу у левой стены и скрестив руки на груди. Бегло осмотреть её не представлялось возможным, взгляд невольно останавливался на всём: на симпатичном, гордо вздёрнутом личике, на белых, словно снег, волосах, о каких могли только мечтать самые белокурые из городских красавиц, на точёной фигурке и горделивой осанке, на обтягивающей походной одежде, вышитой серебряными нитями…

И на двух жуткого вида крыльях за спиной. Жуткого, потому что Линсону на миг показалось, будто на него опять свалилось утреннее наваждение, и часть этой очаровательной девицы он видит через призму смерти и разложения. Крылья усохли, скукожились, давно растеряли перья (если те вообще были) и в целом выглядели так, будто их обладательница уже месяц как лежит в гробу, а не стоит напротив, живая и здоровая, смеривая вошедшего человека безразличным взглядом.

Если верить слухам и заверениям самих ангелов, то у них на родине эти крылья вполне себе работают и позволяют своим владельцам летать не хуже птиц, но в Энкоре редких гостей из Кеварина Линсон видел только такими — с двумя усохшими тряпками за спиной, годными разве что отгонять комаров да обмахиваться в жару.

Второго клиента можно было по ошибке принять за декоративный доспех, если бы не странное решение проектировщика поставить декорацию лицом к окну. Рыцарь, с ног до головы закованный в тёмно-коричневые латы, стоял неподвижно, ничем не выдавая наличия под слоем брони живого человека.

Потому что никакого человека там не было.

Големы Сат'Харима не имели живых тел и представляли собой вот такие ходячие груды металла. Молва гласила, что они не нуждались ни в еде, ни в отдыхе, и могли жить вечно.

Опять же, всё это было известно Линсону лишь по слухам. В детские годы, когда молодой воришка жил в густонаселённой столице, его интерес к людям и иным народам измерялся возможностью срезать у них кошелёк или стащить что-нибудь съестное, а не выяснять, что находится внутри латных доспехов.

После гибели Турты пятнадцать лет тому назад новой столицей Бартелиона стал Монрон — крупнейший восточный город королевства, а чудом спасшемуся Линсону пришлось перебраться небольшой городок, находившийся в нескольких часах пути от сгинувшей столицы. Эркон, хоть и заметно разросся за прошедшие годы, так и остался среднего размера городишком и редко принимал в свои стены гостей из соседних стран. Если улицы Турты прямо-таки кишели представителями всех известных народов, то в Эрконе заезжих ангелов, големов и дурдов можно было перечитать по пальцам, да и те не горели желанием выдавать первому встречному секреты своих соплеменников, так что большинство горожан знало о них больше по картинкам да выдуманным россказням.

Голем повернулся на удивление тихо, не скрипнув ни единой железкой, только сапоги глухо ударили паркет. Наверное, внутри и правда не имелось ни пряжек, ни кольчуги. На лицевой пластине шлема были выплавлены символические изображения глаз, рта и носа. Никаких прорезей в них Линсон не заметил, только на месте зрачков поблёскивали две маленькие линзы.

— Привет, меня звать Линсон. Линсон Марей. Будем считать, что я поздоровался по вашим обычаям и сделал, что там ещё полагается, — радушно произнёс бывший вор, закончив осмотр будущих клиентов.

Из-за спины тут же выскочил Генрим и подобострастно затараторил:

— Не сердитесь, прошу вас! Парень рос на улице, ни воспитания, ни образования. Откуда же ему знать правила этикета достопочтенных ма'аари и граждан Сат'Харима? Но не сомневайтесь — проводник он первоклассный. Ещё ни один из клиентов Линсона не пострадал во время похода, все вернулись в Эркон целыми и невредимыми!

«Вообще-то, один всё-таки помер», — припомнил про себя Линсон, неспешно поедая украденную косичку, пока взволнованный напарник без устали чесал языком. Но твоя правда, Генрим — новым клиентам знать об этом ни к чему. К тому же, тот парень сам был виноват в своей кончине.

— Позвольте вас представить! — толстяк шагнул ближе к девушке и повернулся к напарнику, но та резко оттолкнулась от стола и выступила вперёд, заставив банкира испуганно отскочить.

— Мы в состоянии сами себя представить, господин Галарой, — не терпящим возражений тоном заявила крылатая дева. — Я — представительница народа ма'аари, что проживает под небом Кеварина, по рождению названная Сайтеми. Как член элитной гвардии Серебряных Крыльев, по решению совета Эл'таро и с молчаливого дозволения Ва'лара я была отправлена в город, называемый Туртой, с миссией особой важности.

«Сайтеми», — запомнил Линсон. Прочие заумные термины и звания его не касались.

— Учитывая опасности, что таит в себе, как вы его называете, мёртвый город, я не могу рисковать успехом миссии, отправляясь туда в одиночку, и вынуждена прибегнуть к услугам проводника. Насколько удалось выяснить нашим агентам, единственным человеком во всём Бартелионе, оказывающим подобные услуги, являетесь вы, Линсон Марей.

— Вы всё правильно поняли, — кивнул Линсон. — А теперь давайте поподробнее, что у вас за миссия. И никакой секретности — я буду отвечать за вашу безопасность в Турте и должен знать, чем нам предстоит заниматься.

— Будь это секретом, мы бы сейчас не разговаривали, — резонно заметила дева. — Народ ма'аари крайне обеспокоен аномальным колдовством, поглотившим целый город, а также полным бездействием властей Бартелиона в данном вопросе. Вот уже пятнадцать лет Турта отрезана от остального мира, а вы, люди, и пальцем не пошевелили, чтобы разобраться в происходящем. Как будто этого было мало, ваш невежественный правитель посмел отказать послам Кеварина в проведении полноценной исследовательской экспедиции, вынудив нас действовать тайно. Что же касается конкретных задач, мне поручено совершить общее исследование аномальной зоны внутри городских стен, а также провести эксперимент с семенами священного древа нар'силен, привезёнными из Кеварина. Для простоты понимания на ваш язык это название можно перевести, как «древо жизни».

— Жизнецвет. Так лучше звучит, — подсказал Линсон.

Сайтеми кивнула.

— Моя задача — высадить семена в разных районах погибшего города и проследить за результатом их роста. Это означает, что одним походом мы не ограничимся, и возможно, что ваши услуги потребуются мне повторно. Конечно же при условии, что первый поход окажется успешным.

Теперь и у Линсона ёкнуло сердце, разве что скрывать своё волнение он умел лучше, чем пузатый подельник. Несколько вылазок! Если все они пройдут без происшествий и ангел не кинет с деньгами, то можно будет сразу сворачивать лавочку и отправляться на заслуженный отдых! А если она и правда посланница своего крылатого царька, или кто там у них правит, то и ценник можно вздёрнуть минимум вдвое. Теперь понятно, чего Генрим так трясётся.

И, словно решив добить и без того взволнованных собеседников, крылатая дева озвучила цену вопроса:

— С учётом выделенных на мою миссию денежных средств, за первую вылазку в Турту я готова заплатить пять тысяч золотых щитов.

Линсон так и крякнул, раскрыв рот.

Тут уже не было смысла скрывать восторг и строить серьёзную мину. Ангелы не дураки, и, раз уж смогли прознать про их с Генримом тайную деятельность, то и людские расценки им должны быть хорошо известны. Пять тысяч золотых — это же целое состояние! Простой работяга таких денег и за всю жизнь не заработает, даже если перестанет есть. Да и Линсон, хоть и брал за свои услуги весьма недёшево, больше тысячи за вылазку ещё не видел.

При таком раскладе уже незачем думать о втором походе, на который так надеялась дева. С пятью тысячами за пазухой можно будет в тот же день собирать манатки и укатывать на солнечные берега Вендарлена, и пускай ангел дальше сам разбирается.

Но пора взять себя в руки. Хоть пять тысяч, хоть десять, отрабатывать их придётся одинаково. С ангелом всё было ясно: провести в Турту, поводить по улицам, подождать, пока крылатая сажает свои зёрна. Не сильно-то и отличается от привычных походов, когда богатых клиентов тянуло на экстремальный отдых или охоту за сокровищами. Город уже пятнадцать лет как вымер, а глупцы всё так же верят в сказки про валяющиеся на дороге волшебные артефакты.

— По рукам. Теперь послушаем голема.

Линсон повернулся к живому доспеху. За всё время беседы с ангелом тот ни разу не шевельнулся и не издал ни единого звука. Когда из-под шлема зазвучал его приглушённый металлический голос, стальная маска осталась бесстрастной и неподвижной.

— Алмейтор зен Калхуар. В прошлом меня знали как известного учёного и члена Палаты Мудрецов, ныне же я — посланник и доверенное лицо Палаты Владык Сат-Харима, посланный в Турту с целью сбора душ моих соотечественников.

— Сбора душ? — переспросил Линсон.

— Беспокоиться не о чем. Лично вам ничего делать не придётся. Сбором и поиском я займусь самостоятельно, от проводника же требуется лишь провести меня в город.

— Это понятно. Не могу же я искать то, о чём впервые слышу. Но что это за души такие, и откуда они взялись в мёртвом уже полтора десятка лет городе?

— Откуда взялись?… — в стальном голосе, звучавшем из-под маски, промелькнула задумчивость.

Голем говорил о вещах, привычных и очевидных для его народа, но человек — да и ангел, пожалуй, тоже — понятия не имели, о каких таких душах идёт речь.

— Ах, ну да. Мне следует прояснить данный момент. Души големов не «взялись» в Турте — они оттуда никогда и не пропадали.

— Всё равно не понимаю, — буркнул проводник.

— Я иду за душами соплеменников, оставшихся здесь в тот злополучный день, когда на столицу Бартелиона обрушилось губительное бедствие… А также всех тех, кто предпринимал попытки попасть в город после, но так и не вернулся обратно.

Здесь удивляться было нечему. Порча не щадила ни плоть, ни металл, не отличала живые расы от волшебных тварей, и ходячие доспехи, оказавшиеся в густонаселённой столице в день катастрофы, пали вместе с остальными. Нередко Линсон, шныряя по развалинам города, натыкался на ржавые обломки големов, рассыпавшиеся от времени, что двадцать лет тому назад резко ускорило свой бег в этом месте.

— И ты… вы, големы, верите, что спустя столько лет в руинах что-то сохранилось?

— Нам не нужно верить, ибо мы знаем. Души големов бессмертны, господин Марей… Чего нельзя сказать о наших каркасах, не устоявших перед разрушительной силой проклятия. Именно поэтому я, обладая практически неуязвимым телом, тем не менее вынужден прибегнуть к вашим уникальным услугам. Цена моя та же, что и у посланницы небесного народа — пять тысяч золотых.

Линсон задумался — не о душах големов, а о предстоящей работе. Если для ангела было достаточно обычной прогулки с остановками для посадки семян, то с големом дело обстояло чуть сложнее. Если он ищет определённые предметы, то захочет пройти в определённые места. А Турта — это вам не проходной двор, она не позволит бродить где вздумается.

Но пять тысяч — это пять тысяч.

— Хорошо. — Линсон хлопнул в ладоши. — Я узнал всё, что нужно. Теперь пора ознакомить вас с условиями договора.

— Нам придётся что-то подписывать? — подняла бровь Сайтеми.

— Подписывать? Нет, вовсе нет, — вмешался в разговор Генрим. — Наша с Линсоном деятельность, как вы понимаете, не совсем… согласована с властями. Так что при заключении сделок мы обходимся без официальных бумаг. Это, конечно же, вовсе не означает, что мы намереваемся вас обмануть, но также не означает и того, что клиенты пойдут в столь опасное место без предварительного инструктажа.

— Хорошо, мы слушаем.

— В таком случае, условие первое, — начал Линсон. — Оплата за услуги проводника производится сразу и полном объёме, здесь и сейчас. Никаких «половина сейчас, половина потом», и, уж тем более, никакого возврата средств, если вас вдруг что-то не устроит.

Дева нахмурилась, голем, если и был недоволен, не имел возможности это выказать.

— Поверьте, я бы и сам рад предложить более мягкие условия, — как бы оправдываясь, добавил проводник, — но тогда меня самого надувал бы каждый второй клиент. Деятельность не узаконена, к судье в случае чего не пойдёшь, а выбивать долги силой я как-то не научился. Не тот профиль, знаете ли.

На лице ангела по-прежнему читалась подозрительность.

— Но чтобы наше сотрудничество оставалось более-менее честным, за вами, в случае обмана с моей стороны, остаётся право тихонько прирезать меня в тёмном переулке.

— Или меня! — азартно добавил Генрим, словно предлагал нечто весёлое. — Линсон-то, может, и спрячется, ищи его потом по подворотням, а уж я никуда не денусь. Каждый рабочий день как штык здесь, в своём кабинете.

— Ладно, мы поняли, — вздохнула дева. Говорила в основном она, голем же молча стоял в стороне. А ещё Сайтеми то и дело произносила «мы», как бы отвечая за двоих сразу. Похоже, перед встречей оба посланца успели как следует пообщаться и войти друг другу в доверие. Потому, наверное, и цена у них так совпала.

Один, значит, нёс с собой больше, но решил не платить больше второго. Такие мысли сами собой закрутились в голове проводника, но он быстро прогнал их. Денег и так навалят с горой, не о них сейчас следует переживать.

— Ещё какие-нибудь условия? — спросила Сайтеми.

— Второе, куда более важное, так как от него будут зависеть уже не деньги, а ваши драгоценные жизни. На время пребывания в Турте вы оба должны беспрекословно подчиняться моим командам и в точности исполнять всё, что я потребую.

Разгладившееся было лицо ангела вновь прорезали недовольные морщинки.

— Не беспокойтесь, я не заставлю вас раздеваться или плясать себе на потеху. Но один шаг не в ту сторону — и я даже не возьмусь собирать ваши бренные косточки, чтобы отправить на родину. Так что, если я говорю стоять — значить стоять, говорю бежать — значит бежать. Говорю, что мы не можем пройти вон по той просторной и чистой улице — значит не можем. Это ясно?

Клиенты согласно кивнули.

— Третье и последнее. Я приложу все усилия, чтобы вы выполнили, что там собирались выполнять, и вышли из Турты на своих двоих. Но если вдруг по каким-то причинам один член группы будет ранен — например, ослушается моего приказа и залезет в ловушку, — возиться с ним никто не станет. Если один из нас не сможет двигаться дальше, остальные пойдут без него. Если вляпаетесь в неприятности оба — я возвращаюсь в Эркон и считаю работу выполненной. Есть вопросы?

— Не скажу, чтобы я была рада озвученным условиям, — протянула Сайтеми, переглянувшись с големом, — но выбирать не приходится. Мы согласны. Когда отправляемся?

* * *

Анорен широко расправил крылья, замедляя падение, и приземлился на белокаменную мостовую жилого квартала. Несмотря на всю возможную аккуратность, ноги больно ударились о твёрдый камень, и старый ма'аари едва не покатился по дороге.

Он был уже слишком стар для полётов. Пройдёт ещё месяц-другой, и придётся, того и гляди, передвигаться пешком, по-человечьи. Над городом парили в небе десятки крылатых силуэтов — молодые, полные жизни, способные хоть целый день напролёт не касаться земли. Анорен им завидовал, но не смел спорить с судьбой. У всего есть своё начало и свой конец, и жизнь дряхлого ма'аари, отсчитавшего уже восьмой десяток лет — не исключение.

Морщась от боли в стопах и коленях, старик проковылял к крыльцу и вошёл в невысокое двухэтажное здание с круглыми стенами, где вместе с Нерони успел прожить добрых полсотни лет. Теперь в этом доме остался лишь один хозяин.

Некогда уютный гостевой зал был невыносимо пуст. Не задерживаясь, Анорен поплёлся вверх по лестнице, радуясь, что в своё время не ограничился дырой в потолке, как любила делать легкомысленная молодёжь.

Поднявшись на второй этаж, он остановился, опираясь рукой о перила. Верхняя комната словно застряла во времени, ничуть не изменившись за прошедшие годы. Солнечный свет, с трудом пробиваясь сквозь алые занавески, почтительно сохранял в круглом помещении лёгкий полумрак.

По городу ходили слухи, будто старый вдовец превратил комнату почившей жены в настоящий музей, и, чего таить, так оно и было. Тумбы, кресла, диван и овальный письменный стол стояли в строгом соответствии с тем, как расположила их тогда ещё живая Нерони. Это место стало для Анорена святилищем, пожалуй, даже более ценным, чем Небесный Престол Ва'лара.

Старик не смел ничего здесь менять и переставлять, даже уборку он проводил со всей осторожностью, боясь хоть на дюйм сдвинуть вазу на столе или флакон на прикроватной тумбе. У Анорена не было гостей, а если бы кто и зашёл на бутылочку коньяка, то ни за что не был бы допущен на верхний этаж, дабы не нарушить неприкосновенность столь дорогих сердцу стен. Появление посторонних в комнате жены вдовец счёл бы святотатством.

Вот уже шесть лет в эту часть дома не ступал никто, кроме самого хозяина да, быть может, призрака любимой Нерони. Не то чтобы старый ма'аари верил в потустороннее, но слух, не оставивший Анорена с годами, то и дело улавливал доносящиеся сверху странные звуки. То стук, то шорох, то, поднявшись в пустую комнату, случалось заметить лёгкое колыхание покрывала на кровати.

Вот и сейчас, бегло осмотрев комнату, намётанный глаз уловил изменение — столь мелкое и незаметное, что никто другой не обратил бы внимания. Край шторы у правого окна чуть изогнулся, нарушив идеальную симметрию.

Покачав головой, Анорен приблизился к окну и поправил ткань. Теперь всё было на своих местах.

Старик ещё раз обвёл взглядом комнату, тяжело вздохнул и, вернувшись к лестнице, стал спускаться, осторожно нащупывая каждую ступень. День в столице Кеварина шёл своим чередом.

 

Глава 3

Пятеро подростков сошлись в круг в середине комнаты. Свечей не было, и хотелось успеть с ритуалом, пока свет заходящего солнца ещё проникал в сломанное окно покосившейся лачуги на окраине Турты. Меж ними на видавшей виды табуретке лежал ломоть чёрствого хлеба, горстка заляпанных медных монет и порванный ботинок.

Было зябко. Осень вступала в свои права, и это, как всегда, сулило тяжёлые времена для уличных беспризорников.

Арамео, вожак шайки, вытянул перед собой руку; меж сжатых пальцев поблёскивал крохотный пузырёк, внутри что-то шевелилось. Вил и Линсон приложили свои кулаки. Следующим в них уткнулась здоровая ручища Тореса — содранные костяшки ещё не зажили после драки с бандой беззубого Филигала. Завершил этот круг маленький кулачок плоскогрудой Перри, втиснувшийся между Торесом и Линсоном. Всего их было пять, и в каждом поблёскивал таинственный пузырёк.

— Мы собрались здесь, дабы перед лицом друг друга принести клятву беспризорника, самую нерушимую из всех клятв. — Молодой главарь силился придать своему хрипловатому голосу напыщенность, подчёркивая значимость момента. — Стоя над тремя символами суровой уличной доли, мы клянёмся: стать единым целым, никогда не предать и не потерять друг друга, а если потеряем, то найти любой ценой, чтобы воссоединиться вновь.

— Клянёмся, — тихо вторил нестройный хор четырёх голосов. Приходилось почти шептать, чтобы не привлечь взрослых с улицы — ведь всенепременно посмеются и, чего доброго, разгонят глупое сборище.

— Клянёмся, что останемся собой, что никто не посмеет повелевать нами, указывать и переделывать нас на свой лад. Клянёмся не согнуться пред злой волей жестокого мира, а если один из нас оступится на долгой дороге, подать ему руку и вернуть на истинный путь.

— Клянёмся.

Воля жестокого мира… Долгая дорога… Истинный путь… Стоило отдать вожаку должное — Арамео не только где-то вычитал, но и умудрился запомнить мудрёные слова, чтобы без запинки зачитать их в день клятвы.

— Клянёмся ни через год, ни через целую жизнь не изменить своим идеалам, не забыть дней, проведённых на улице. Клянёмся прожить свой век и умереть ровно такими, какими стоим мы здесь и сейчас.

— Клянёмся.

— Мы выживем. Если потребуется, выпьем из этого мира все соки — все до последней капли, но не дадим ему себя уничтожить! Посмотрите друг на друга. Запомните лица товарищей, отлейте их сталью в своей памяти. Запомните этот момент. Отныне и навсегда мы — одна семья, и имя нам…

* * *

Сайтеми не терпелось приступить к выполнению своей миссии; голему, наверное, тоже, если бы только Линсон мог что-нибудь прочитать на неподвижной стальной личине. И обоих клиентов ждало разочарование, когда проводник объявил, что их экскурсия должна выглядеть как можно правдивее, а значит, начать придётся с осмотра эрконских достопримечательностей, и только потом, когда у самого обычного тура по городским улицам наберётся достаточно свидетелей, можно будет отправляться к месту назначения.

Ближе к вечеру, закончив вынужденную игру в туристов, группа из двух заграничных гостей и проводника вышла за ворота Эркона и отправилась на «экскурсию» по окрестностям города. Так значился их поход в договоре, лежащем сейчас на столе у Генрима, и официальная его стоимость составляла по «двадцать золотых с человека (ма'аари, голема, дурда), нужное подчеркнуть». Пока клиенты под бдительным надзором Линсона будут исследовать мёртвую столицу, пухлый директор турфирмы оформит денежные переводы и раскидает деньги по разным банковским счетам через подставных лиц, а часть обналичит и рассуёт по тайникам.

Бумажная работа в их паре всегда лежала на плечах Генрима, и толстяк отлично знал своё дело. Из нескромных доходов, которые не спрячешь дома под подушкой, не пропадёт ни одна монета, и ни один стражник не сможет подкопаться к прогулкам Линсона и его клиентов.

Покинуть город через ворота, навернуть крюк по окружным трактам, попасться на глаза как можно большему числу зевак — вот, мол, гуляем по округе, осматриваем достопримечательности, если вдруг стража станет чего разнюхивать. А потом, через рощи и перелески, ближе к темноте вырулить на заброшенный и заросший тракт, ведущий в мёртвую столицу.

Едва оказавшись за стенами Эркона, проводник проверил вооружение своих спутников. Вопреки слухам, Турта была не таким уж мёртвым городом, и умение махать мечом могло здорово пригодиться. У Сайтеми на бедре покачивался в ножнах тонкий изящный клинок; Алмейтор казался невооружённым, но в ответ на претензию Линсона поиграл массивными стальными кулаками и заверил, что способен постоять за себя. Удовлетворённо кивнув, проводник повёл группу по незаезженному тракту — восточная дорога, кроме руин заброшенной столицы, вела разве что в пару мелких селений.

Спутники шагали позади и, как велел Линсон, старались почаще вертеть головами, изображая праздных туристов. Стальные сапоги голема глухо вбивались в почву и стучали по брусчатке — как бы не попортил дорогу такими мощными шагами. Ангел же шагала настолько тихо, что иной раз проводнику приходилось оборачиваться и проверять, не отстала ли дева от группы.

Первое время шагали молча — профессионалу не пристало утомлять клиентов бесполезной болтовнёй, но час спустя Линсон, истратив все резервы, пал в неравной борьбе перед собственным любопытством:

— Слушай, ангел, — он на ходу развернулся и зашагал задом наперёд, дорога была ровной и чистой. — Можно задать вопрос?

— Про то, как называется моя раса? — с напускной приветливостью ответила Сайтеми. — Ма'аари. Я слышала, что вам, людям, плохо даются столь сложные термины.

— А я слышал, что вы жутко беситесь, когда вас называют ангелами, — ухмыльнулся Линсон. — Вот только не вспомню, откуда. Но твоя правда — если буду пытаться выговорить это ваше ма-а-а-ари, то к Турте уже сломаю себе язык, а без языка проводник из меня, сами понимаете, будет неважный.

— Называй, как хочешь. Мы не испытываем предрассудков относительно людского жаргона. И всё же я не ангел и не творю никаких чудес.

— Ну а крылья — чем не чудо? Если, конечно, ты их не для красоты носишь.

Уже в который раз бывший вор мысленно щёлкнул себя по губам. Договоришься ведь, Линсон: придушит тебя эта ангелесса и бросит в кусты. Будешь с того света смотреть, как счастливый Генрим в свои два подбородка проедает ваши совместные накопления. Но что поделать — не привык он общаться со столь важными персонами, а для городских девок такие подколки — прямой пропуск в под одеяло.

— Уж не хотите ли вы сказать, что мои крылья — не настоящие? — удивилась Сайтеми столь неожиданному вопросу. Дабы развеять сомнения проводника, дева шевельнула правым крылом — обрывки кожи за спиной мотнулись, словно развешанное бельё на ветру.

— Да я верю, что не на гвозди прибиты. Но что-то я до сих пор не видел тебя парящей в небесах. Или, может, они ещё не выросли?

Линсон снова осёкся, но девушку, кажется, его слова даже позабавили.

— Это вы, люди, способны прижиться где угодно, словно крысы, — звонко вымолвила Сайтеми, получив лишний повод зацепить человека. — Вам что холод, что жара, что грязь, что сырость. Лишь бы было чем набить желудки, остальное неважно. Оттого и расплодились по всему континенту, прибрав к рукам большую его часть.

В этом с девой было не поспорить. Кеварин — небесный край, где обитали ангелы — занимал северо-западную часть Срединного Континента; големы теснились на северо-востоке и уже не раз сужали свои границы, уступая часть земель Бартелиону; дурды и вовсе прятались в подземельях под непролазными горными массивами на восточных окраинах материка. Людские же королевства без лишней скромности заняли всю центральную и южную часть континента, но даже на этих просторах не могли как следует уместиться, то воюя между собой, то выпрашивая у големов Сат-Харима очередной кусок владений.

— А вам, значит, требуются для жизни особые условия? — догадался Линсон.

— Верно, — кивнула Сайтеми. — Крылья ма'аари — это вам не сорняк в огороде, они не станут распускаться где попало. Нам бы вообще не следовало покидать священных земель Кеварина, но обстоятельства — и иногда праздное желание повидать мир — заставляет небесный народ покидать границы родного края и оказываться в таких неприглядных местах, как ваше королевство.

— И что не так в Бартелионе? Полы редко подметаем?

Тут в разговор вмешался Алмейтор:

— Крылья ма'аари, имеющие волшебную природу, способны полноценно функционировать лишь в условиях облагороженного воздуха, что достигается благодаря особым свойствам уже упомянутого растения, на кеваринском языке именуемого нар'силеном. Проще говоря, ма'аари способны летать лишь там, где произрастают их священные деревья.

Манера речи этого существа была схожа с заумными формулировками учёных мужей, чего Линсон никак не ожидал от говорящей машины.

Сайтеми недобро зыркнула на голема, прервавшего её напыщенную речь, но затем вздохнула и призналась:

— Господин зен Калхуар говорит правду. Наличие в воздухе чудотворной энергии, излучаемой ветвями нар'силена, является неотъемлемым условием для здорового состояния наших крыльев. Поэтому, как только ма'аари переступает границу людских владений, его крылья начинают стремительно увядать, пока не превращаются в то, что вы видите в данный момент перед собой.

Сайтеми стыдливо отвела взгляд, не испытывая ни малейшего удовольствия от того, что пришлось раскрыть человеку свои слабые стороны.

— Да уж, не хотел бы я полагаться на волшебные штуковины, которые перестанут работать из-за нехватки каких-то особых деревьев, — хмыкнул Линсон.

— Не сомневаюсь. На этой земле они превратились бы в бесполезный мусор.

— Значит, всё это время вы странствуете по миру на своих двоих только из-за того, что больше нигде не растёт этот ваш жизнецвет. — Линсон покосился на ангела, и взгляд его упал на притороченный к поясу Сайтеми мешочек с семенами. — Постой, а что тогда мешает вам просто насажать этих деревьев по всему миру и спокойно себе летать, где вздумается?

— Не что, а кто. Ты очень плохо знаешь свою расу, человек, если думаешь, что твой правитель вот так просто позволит ма'аари летать по своей стране.

— Должен заметить, то же самое относится и к остальным королевствам Срединного континента, — подал голос шагающий справа голем. — И их опасения вполне резонны. Ни один правитель не хотел бы увидеть, как на его границы надвигается армия летающих воинов, от которых не спасут ни рвы, ни замковые стены.

— Вы совершенно правы, — с нескрываемой гордостью отозвалась Сайтеми. — За всю историю ма'аари ещё никому и никогда не удавалось одержать верх над войсками Кеварина. И именно поэтому любые попытки моего народа вырастить нар'силен на чужой территории всякий раз воспринимались в штыки.

— А между тем, в данный момент вы шагаете по территории Бартелиона с котомкой, полной семян нар'силена. И я крайне сомневаюсь, что король либо местные власти были должным образом об этом уведомлены, — напомнил Алмейтор. — Помогая вам в подобной миссии, наш проводник грубейшим образом нарушает законы своей страны.

— Я не несу с собой никаких тёмных помыслов! — возмутилась дева. — Этот проклятый город — гнойник на теле всего континента, и мы, ма'аари, как никто другой заинтересованы в изучении и искоренении проклятия, пока трагедия не повторилась где-нибудь ещё. Поверьте, Порча, царящая в Турте, заботит нас куда сильнее, чем возможность летать. К тому же, находясь здесь с сумкой запрещённых для ввоза семян, я и сама немало рискую.

— Если кто-то из вас вдруг забыл, то проникновение в Турту — уже само по себе преступление, — непринуждённо ответил Линсон. — Так что, если посторонние лица прознают о нашем походе, то мне так и так светят долгие годы в темнице. Хорошо хоть, компания будет интересная — когда ещё доведётся посидеть в одной камере с ангелом и големом?

Несмотря на эти заверения, в другой ситуации Линсон непременно потребовал бы доплаты за дополнительный риск. Но просить добавки к пяти тысячам золотых — это уже какое-то свинство. Крылья, полёты… Какая, к чёрту, разница? Если случится такое, что его стараниями ангелы и впрямь вторгнутся в Бартелион, сам Линсон к тому времени будет уже очень далеко отсюда — потягивать вино из хрустального кубка и слизывать желе с живота смуглой красотки на солнечных берегах Вендарена.

— Раз уж мы с вами, друзья мои, так разговорились, то, может, и ты, голем, поведаешь что-нибудь интересное о своей расе? Надеюсь, вы-то свои доспехи не из-за деревьев носите?

— Хотел бы посмеяться, — прогудел из-под шлема голос Алмейтора, — но, во-первых, не могу по понятным вам причинам, а во-вторых… если нар'силен и впрямь обладает столь жизнетворным действием, как расписывают ма'аари, то с его помощью наша раса, возможно, и впрямь смогла бы избежать своей страшной участи.

— Вы абсолютно правы! — поспешила вставить Сайтеми. — Энергия нар'силена уберегает от болезней, облагораживает землю и атмосферу и, без сомнений, сумела бы нейтрализовать тёмное колдовство. Если бы ваши правители чуть меньше предавались паранойе о вторжении ма'аари и позволили нам посеять нар'силен по всему миру, то жители Бартелиона могли бы сохранить Турту, а Сат-Харима — выстоять во время чумы.

— Чумы? — переспросил Линсон.

— Это случилось три с половиной столетия тому назад, — поведал Алмейтор. — В Сат-Харим пришла эпидемия, а наши учёные, слишком увлёкшиеся созданием машин и механизмов, оказались бессильны перед телесной хворью. Мор выкашивал города один за другим, а немногочисленные алхимики лишь разводили руками. Палата Владык приказала нам придумать что угодно, подсказать любое, даже самое безумное и невыполнимое решение, лишь бы оно не позволило народу Сат-Харима исчезнуть с лица земли. Ни выбора, ни времени на этот выбор действительно не оставалось, и мы показали владыкам то, что прежде вынуждены были держать в секрете — Каркас Души.

— Самые головастые умы Сат-Харима, вместо того чтобы хвастать своими гениальными поделками, держат их в секрете, — задумчиво проговорил Линсон. — Прямо чувствую, как от этой истории чем-то попахивает.

— Не только воры из трущоб промышляют незаконной деятельностью, господин Марей. Каркас Души — который, кстати, вы прямо сейчас видите перед собой, — позволяет вынуть душу из умирающего тела и поместить её в доспех. Для испытания устройства, как сами понимаете, нам требовались души. А так как учёные не могли рисковать, помещая свой бесценный разум в непроверенное устройство, необходимо было использовать… не стану лгать, называя их добровольцами.

— Намёк понятен, — хмыкнул Линсон. — Вы похищали людей для своих опытов.

— И я не стану оправдываться за подобные поступки. Но…

— Никаких «но»! — замахал руками проводник. — Как уже сказала ангел, во всём виноваты наши недалёкие короли, владыки и прочие, побоявшиеся ангельских зёрнышек в своём огороде. Ну а вы, в конце концов, спасли свой народ, пусть и превратили его при этом в громыхающие железки.

Линсон обвёл взглядом шагающий доспех:

— Так это правда? Там, внутри, нет никакого тела?

— Только душа, помещённая в стальной каркас, — кивнул голем.

— И что, этих «каркасов» хватило на всех? Страна-то, небось, в те времена была немаленькая.

— На всех? Нет, конечно же нет. В Сат-Хариме проживало шесть миллионов человек, а на создание одного каркаса у одного мастера могла уйти целая неделя. На момент отчёта перед Палатой Владык у нас едва набирался десяток готовых каркасов. Остальные пришлось делать в спешке, подключив все без исключения кузницы и мастерские по всей стране.

В столицу еженедельно присылали сотни готовых каркасов, а чиновники, генералы, вельможи и богатейшие из купцов чуть ли не дрались за право вторыми сохранить свои души. Вторыми, ибо первой была Палата Владык, присвоившая себе начальную партию каркасов. Нам удалось настоять хотя бы на том, чтобы первыми шли те, кто уже успел заболеть. Чума убивала тело в среднем за два месяца, так что у здоровых оставалось достаточно времени, чтобы дождаться новых поступлений.

— И почему я не удивлена? — фыркнула Сайтеми. — Големы Сат-Харима — бесспорно, достойный народ, но и вы когда-то были людьми — такими же, как и все остальные. Урвать свой кусок, спасти свою шкуру. И плевать на тех, кто погибнет, не дождавшись спасения.

— Легко быть достойным, когда вместо тела у тебя неуязвимый доспех, — вставил Линсон. — И посмотрел бы я на ангелов, когда к вам придёт чума, а лекарство найдётся одно на десятерых.

— Мы выберем достойнейших представителей своего народа! — невозмутимо ответила дева. — А не тех, кто дорвался до высоких званий.

— А разве это не одно и то же?

На проводника упал недобрый взгляд воительницы, и Алмейтор поспешил продолжить историю, пока эти двое вконец не разругались:

— И всё же становилось ясно, что всех не спасти. Кроме высших сословий, мы успели перенести в каркасы немалое число писцов, ремесленников и творцов искусства, а затем, как видите, обратились сами.

Что до простого люда… Уже став големами, мы продолжали мастерить каркасы так быстро, как только могли. Были приставлены к работе все обращённые, согласившиеся на время забыть про свой высокий статус и взяться за станок. Но число погибающих людей было несоизмеримо с темпами производства.

— А конфисковать доспехи у армии? — озвучил Линсон первое, что пришло на ум.

— Не несите ерунды, — буркнула Сайтеми. — Даже мне ясно, что каркас голема и солдатская броня — две совершенно разные вещи. Доспех должен быть устойчив сам по себе, без опоры в виде живого тела, а также поддерживать связь души с каждой из конечностей, чтобы двигаться по воле хозяина.

— Именно так, — кивнул Алмейтор и продолжил: — Работая без сна и отдыха, в коих более не нуждались, мы успели смастерить ещё несколько тысяч каркасов и спасти незначительную часть слуг и рабов, но к тому времени чума окончательно вступила в свои права по всей территории Сат-Харима. Очередным утром, подготовив за ночь новую партию каркасов, мы вышли в город, чтобы выбрать очередных счастливчиков, и поняли, что живых больше не осталось. За те три года, что потребовались чуме для полного уничтожения Сат-Харима, нам удалось спасти сорок тысяч душ. Остальные погибли.

— Всего сорок тысяч… — сокрушённо пробормотала Сайтеми.

— Да, маловато, — согласился Линсон. — И всё же на месте нашего досточтимого короля Иория эти сорок тысяч неуязвимых железок, не знающих боли и голода, беспокоили бы меня куда больше, чем армия ангелов, хоть бы и летающих. Тех хоть подстрелить можно.

— Здесь вы правы, — прогудел Алмейтор. — В настоящий момент на всём Срединном континенте нет солдат сильнее големов Сат-Харима. Вот только и в войнах мой народ более не заинтересован. Нам не нужны земли для расширения, потому что големы не рожают детей. Не нужна еда. Не нужно вообще ничего — каркас почти полностью автономен. Именно в этот нюанс упёрлись те немногие, кто предложил задействовать бессмертные тела для военных целей. Ни один из инициаторов войны не сумел внятно ответить на вопрос, что собирается делать с захваченными землями. А позже, несколько десятилетий спустя, мы и сами охотно поделились частью своей территории с Бартелионом и Кеварином, ибо для всех стало очевидным, что границы прежнего Сат-Харима слишком широки для столь малого числа выживших.

— И всё же, как мы видим, многим из вас этих границ не хватило, и бедняг потянуло на приключения.

— Проживите триста пятьдесят лет на одном месте — и без труда их поймёте. — Голем, как мог, выразил иронию. — Жизнь в родных городах быстро наскучила не знающим плотских развлечений механизмам, в коих превратились выжившие граждане Сат-Харима. Многие отправились в странствия, польстившись на мнимую неуязвимость металлических тел. Не подумайте — я ни в коем случае не стремлюсь опорочить собственное изобретение. Каркасы и правда способны выдерживать почти любые условия. Им нипочём дождь и снег, а схватки с бандитами и дикими зверями обходятся парой вмятин, в очень редких случаях — сорванной конечностью. Рано или поздно странники возвращаются домой, уходят на ремонт и полировку, заменяют потерянные детали и снова отправляются постигать мир. Но случается и такое, что иные из них пропадают без вести — как поодиночке, так и целыми группами. И тогда такие, как я, отправляются на поиски пропавших.

— Так ты — что-то навроде ищейки?

— Нас зовут собирателями, ибо наша задача — разыскать, собрать и вернуть домой души, повредившие свой каркас и неспособные вернуться самостоятельно.

— Погоди, но ты же вроде как учёный? У вас там не нашлось никого помельче статусом, чтобы шнырять по миру и искать сломавшихся собратьев?

— Уже в который раз вы упускаете одну и ту же деталь, господин Марей. Триста пятьдесят лет. Три с половиной столетия. Шесть-семь полных человеческих жизней. За столь долгий срок даже самый безграмотный слуга не только научится читать и писать, но и сумеет стать достойным кандидатом в Палату Мудрецов. Чтение — одно из немногих удовольствий, оставшихся не знающим голода и усталости каркасам. Теперь мы все — учёные. В Сат-Хариме больше нет черни. Нет ни слуг, ни рабов. Но всё ещё есть работа, и кто-то должен её выполнять.

— И почему же ты вызвался на неё, если не секрет?

— Просвещённых умов в Сат-Хариме хватит и без меня, чего не скажешь о желающих стать собирателями. Многие боятся повторить судьбу своих пропавших собратьев и оттого не решаются отправиться в места, где уже сгинули другие каркасы.

— Кто, если не мы, так? — усмехнувшись, вспомнил Линсон крылатую фразу.

— Именно так, — кивнул голем.

Последний подлесок остался позади. Группа вышла к пологому спуску; у горизонта показались серые стены и шпили мёртвого города, а впереди разлеглась безжизненная равнина, не считая пары видневшихся на пути заброшенных селений да небольших подлесков. Насколько удавалось разглядеть, дома по большей части развалились, а деревья превратились в высохшие коряги. Здесь можно было не опасаться случайных свидетелей — никто в здравом уме не сунется так близко к Турте, ибо даже за стенами города Порча фут за футом вступала в свои права.

Подождав, пока спутники насладятся зрелищем, проводник уверенно зашагал вниз по склону.

 

Глава 4

Настало время принимать меры предосторожности. Сместив защёлки, Линсон аккуратно снял устройство с головы и протёр стекло чистой тряпицей. Шагавшие позади клиенты не заметили неуловимого движения, поменявшего местами подделку и спрятанный за пазухой колдовской механизм.

Шестерёнки вновь легли на лоб, дужки плотно сошлись на носу и ухе, линза выдвинулась в круглое отверстие, и левый глаз проводника увидел мир в полном его упадке.

То же самое видел правый.

Здесь, перед мёртвой столицей, мрачное будущее и столь же мрачное настоящее мало отличались друг от друга. Этот город уже встретил свой судный день и стал ровно таким, каким показывала его волшебная линза. Ни мелькания патрульных на стенах, ни дыма из труб, ни единого звука с той стороны.

Но даже здесь линза по-своему предупреждала об опасности и уберегала владельца, не позволяя ему стать частью видимого по ту сторону стекла погибшего мира.

— Позвольте полюбопытствовать, в чём состоит назначение устройства у вас на голове? — послышалось из-за плеча гудение Алмейтора.

— Увеличительная линза, — выдал проводник заготовленный и отрепетированный ответ. — У меня, знаете ли, проблемы со зрением — многолетнее хождение по проклятым местам не прошло бесследно. Раньше носил обычные очки, а потом приметил эту штуковину в лавке у знакомого дурда. Я в тот день как раз возвращался с очередного похода, в карманах звенело, вот и решил порадовать себя покупкой. Если мохнатый не врёт, то поделка прямиком из твоего Сат-Харима.

— Ясно, — коротко ответил голем и больше не задавал вопросов.

Две пары кожаной обуви и два стальных сапога шагали по запылённому тракту, справа и слева неспешно проносились заброшенные, давно покосившиеся деревянные хижины. Сайтеми с любопытством разглядывала жилища, несвойственные для небесного народа. Краска если и была, то давно облупилась, и теперь доски и брёвна являли взору свой природный цвет. Коричневое, коричневое, коричневое… Серое.

Крылатая дева резко остановилась. Повернулась к одному зданию, потом к другому. Что-то было не так. Слишком сильно эти два дома отличались. Один был заброшен, как и все жилища пятнадцать лет тому назад, но второй… Посеревший и рассыпающийся, он выглядел так, словно простоял здесь уже несколько поколений.

— Добро пожаловать на границу! — Линсон заметил её недоумение. — Эта избушка пока в порядке. Заброшена, конечно, уже много лет, но Порча до неё пока не добралась. Если вдруг что, здесь и от дождя можно укрыться, и остановиться на день-другой. А вот эта, — он кивнул на серый дом, — уже поглощена. Чихни — и развалится.

И правда, следы времени на двух, стоявших почти вплотную зданиях разнились так, словно их разделяли сотни лет, а не десять футов земли. Дальше, на дороге, уходившей к городу, все жилища были сплошь серого цвета, многие уже давно обвалились и являли собой груды истлевших досок.

— Не думала, что граница окажется столь чёткой, — пробормотала Сайтеми.

— Чётче не бывает. Тут ты жив, а тут — мёртв. Так наша Порча и работает.

Проводник подошёл к одинокой яблоне, растущей у самой «границы», разглядел краснеющий в листве плод, ухватился за крепкую ветку и подпрыгнул. По приземлении в его руке поблёскивало свежее яблоко. Обтерев его о куртку, на глазах у ошеломлённых клиентов Линсон отгрыз смачный кусок.

— А это не опасно? — обеспокоенно произнесла Сайтеми, всматриваясь в сочную белую мякоть.

— Фто? — спросил Линсон, продолжая жевать. — А, ты про это? Навываетфа яблоком. Не внаю, фъедобно ли такое для ангелов…

— Я знаю, что это! Фрукты и овощи составляют основу рациона ма'аари. Готова поспорить, многое из того, что растёт на плантациях Кеварина, вы и в глаза не… А, неважно! Но эта яблоня — она же растёт на самой границе. Вам не страшно употреблять её плоды?

Проводник проглотил мякоть и повертел надкусанный фрукт в ладони.

— Думаешь, отравлено? Нет, Порча такой мелочёвкой не занимается. Если захочет что-нибудь взять, то возьмёт целиком и не подавится. А раз ещё не взяла, значит, можно есть. Попробуй, не стесняйся.

Линсон протянул яблоко Сайтеми. Оставалось ещё больше половины, но дева лишь брезгливо поморщилась и отвернулась. Взгляд её упал на яблоню, где среди листвы краснело ещё несколько плодов. Задумавшись, Сайтеми всё же подошла к стволу и, резким прыжком взмыв в воздух, играючи сорвала фрукт, за которым Линсону пришлось бы влезать на дерево.

— Фрукт с самой границы Порчи… Для отчёта лишним не будет, — пояснила она после грациозного приземления, сдув пыль и осторожно пробуя плод на вкус.

Линсон расправился со своим яблоком и бросил огрызок под дерево, после чего повторно осмотрел яблоню и две хижины, словно хотел запомнить это место.

— Идёмте дальше, — бросил он, взяв направление к мёртвому городу.

Придорожное поселение заканчивалось развалинами некогда двухэтажного здания, о чём свидетельствовала единственная сохранившаяся стена. Должно быть, при жизни оно было трактиром. Проходя мимо него, проводник вдруг замер на месте.

— Чувствуете? — Линсон прислушался и настороженно поднял палец, призывая спутников остановиться.

— Нет, — честно ответила Сайтеми после тщетных попыток ощутить что-нибудь, кроме царящей здесь атмосферы смерти и уныния.

Алмейтор не стал и пытаться: его искусственные органы чувств могли слышать и видеть, но уж точно не «чувствовать».

Если говорить на чистоту, Линсон тоже ни слухом, ни нюхом, ни осязанием не улавливал ничего необычного — куда ему, простому смертному. Но правила игры требовали прикинуться, будто именно шестое предостерегло опытного проводника.

Из-за стены развалившегося трактира, словно гигантский сорняк, тянулись к дороге извилистые белые ветви. Их тонкие линии можно было принять за растёкшуюся земле краску, пролитую неуклюжим маляром.

Из всей компании только Линсон с Окуляром на глазу мог видеть эти корни, протянувшиеся от трактира аж до середины тракта, и только он знал, что это и есть та самая Порча, способная обратить во прах всё живое, что к ней прикоснётся.

Несмотря на суеверия, по большей части Турты и её окрестностей можно было разгуливать без опаски, но ступи в переплетение белых лент — и рассыплешься столетним стариком быстрее, чем успеешь осознать свою ошибку.

Время от времени происходили Жатвы — так Линсон называл аномальные явления, когда белый узор разрастался до гигантских размеров и обращал во прах целые мили пространства. Затем ленты отступали и скукоживались обратно в небольшие узелки, оставляя после себя новые участки вымершей земли. Природа данных явлений оставалась загадкой для бывшего вора, но он не сомневался, что тогда, двадцать лет назад, в Турте произошло не что иное, как первая и самая крупная Жатва, разом захватившая целый город.

Через линзу Окуляра губительные корни были отчётливо видны и не представляли опасности, но для тех, кто не носил волшебного устройства, слепое блуждание среди руин было сродни самоубийству. Так он, Линсон Марей, стал единственным в мире человеком, вхожим в мёртвую столицу и, что важнее, способным выйти обратно.

— Давайте-ка подадимся в сторонку, — проговорил он, осторожно обходя белый узор по левому краю дороги и следя, чтобы напарники не наступили на собственную смерть. Уговаривать не пришлось: полностью доверяя нанятому за внушительную сумму проводнику, ангел и голем обошли невидимый для них кусок Порчи по ещё более широкой дуге.

Сплетения белых ветвей виднелись то тут, то там по всей равнине на пути к Турте. Магическим узорам не было разницы, где нести свой гибельный пост — на голой ли земле, на деревьях или на останках людских жилищ. Ещё несколько хорошо заметных узлов Линсон различил на городской стене. Чудо, что она до сих пор не рассыпалась, хотя на иных участках виднелись обвалы.

Встречать путников было некому. Турта распростёрла объятия распахнутых настежь и никем не охраняемых ворот, приглашая путников распоряжаться брошенной столицей, как им заблагорассудится.

Последний раз обернувшись к безжизненной равнине и пока ещё живым лесам на горизонте, Линсон задержал взгляд на том месте, где недавно полакомился свежим яблоком. На миг проводнику показалось, будто меж деревянных строений что-то мелькнуло, но, продолжая вглядываться, больше он ничего не заметил.

Спутники стояли в ожидании. Не желая более отвлекаться и тратить время, Линсон шагнул за границу городских стен, на территорию мёртвого города.

Внутри его встретил приевшийся до боли пейзаж: брошенные, полуразвалившиеся дома, лавки и мастерские, местами ещё стоявшие на подгнивших опорах, но чаще полностью разваленные.

— Итак, начнём нашу экскурсию, — театрально заявил Линсон, шагнув вперёд. — Перед собой вы видите Проспект Жизни. — Проводник простёр руку к уходящей вглубь города широкой улице. — Но мы туда не пойдём, а возьмём другой маршрут, дабы не пропустить ни одной достопримечательности столицы славного Бартелиона. Моё предложение: сделать три круговых обхода по окружным улицам Турты. Сначала вдоль внешнего периметра, буквально в паре кварталов от городских стен, затем посередине, и под конец навернём небольшой кружок вокруг центра.

Каждое здание выставляло напоказ мастерство либо бездарность работавших над ним строителей и архитекторов. Вот здесь уцелела лишь несущая балка, у того дома невесть каким образом самой стойкой оказалась задняя стена. Вон та кирпичная постройка сумела пережить не только время, но и Порчу, чьи голодные корни прямо сейчас обвивали ровно подогнанные бурые брикеты. Ну а эта груда обломков, как мы видим, строилась по принципу «лишь бы ветром не сдувало».

Содержимое проспекта недвусмысленно напоминало, что столица Бартелиона, как и любой город, состояла не только из дорог и строений. Вдоль выщербленной мостовой тут и там валялись скелеты — в основном человеческие, реже с двумя лишними конечностями за спиной. Трудно было не заметить их поразительного сходства с крыльями Сайтеми, обветшавшими и обтянувшими кости. Вне всяких сомнений, то были скелеты ангелов — Порча настигла их в злополучный день первой Жатвы.

Дева медленно подошла ближе и склонилась над мёртвым соплеменником. Какое-то время она сидела возле него, осматривая останки и водя пальцами по голым костям в обветшалой одежде, словно они могли дать ответы. Но ответов не было — этот представитель крылатого народа умер пятнадцать лет назад вместе с остальными беднягами, чьи кости щедро усыпали проспект.

— Он не успел убежать… — еле слышно проговорила Сайтеми, положив руку на твёрдый череп. — Оставалось совсем чуть-чуть, всего два десятка шагов…

— Ступил в Порчу, и разом постарел на несколько лет, — зачем-то пояснил Линсон. — Потом во вторую, третью, и к выходу приковылял уже дряхлым стариком. Последний заражённый участок его добил. Тут дело не в скорости, а в удаче. Этому не повезло.

Дева встала и приосанилась, прогоняя мрачные мысли:

— Идёмте, не будем терять время.

* * *

Первое приключение случилось на удивление скоро. Не успела группа, свернув направо от проспекта, преодолеть и двух кварталов, как далеко впереди раздался высокий гортанный звук, напоминающий протяжное кудахтанье гигантской птицы.

— Луркер, — спокойно ответил проводник на невысказанный вопрос. — Тварь мерзкая, но не слишком опасная. Втроём управимся без проблем.

— Он нас уже заметил? — спросила Сайтеми, настороженно всматриваясь туда, откуда доносился звук. Ладонь воительницы легла на рукоять меча.

— Пока нет, но обязательно учует запах, если завернёт на эту улицу. Прикончим его сразу — не хочу ждать атаки с тыла.

— К тому же, в том направлении находится первая душа, — прогудел Алмейтор. — Ведите, господин Марей.

Линсон не стал задавать очевидных вопросов и лишь позавидовал живому доспеху, способному запихнуть в себя любое устройство. Никаких тебе линз на глазах и прочих привлекающих ненужное внимание штуковин, но где-то внутри, под толстым слоем металла пощёлкивает шестерёнками волшебный механизм для поиска големьих душ.

Вынув из ножен короткий меч, Линсон двинулся дальше по улице. По старой привычке проводник двигался бесшумно, чему немало способствовал грохот шагов стального голема, надёжно скрывающий все прочие звуки.

Клинок Сайтеми был тоньше и длиннее, серебристый цвет указывал на особый сплав, едва ли известный людским кузнецам. Дева также не издавала ни звука, но кеваринская сталь блестела так, будто над головами светило яркое полуденное солнце, а не сгущались вечерние сумерки. Ещё один повод забыть о скрытности.

Алмейтор, в отличие от спутников, не спешил демонстрировать своё вооружение. Латные перчатки голема оставались пусты, но за этого клиента Линсон беспокоился меньше всего. Такой, если надо, и голыми руками кого хочешь придушит.

На самом деле, из всех троих опасность угрожала разве что Сайтеми. Стальное тело Алмейтора не пахло мясом и внимание хищников могло привлечь разве что своим грохотом, а Линсона, как он давно заметил, обоняние луркеров улавливало крайне неохотно. Видимо, за прошедшие годы проводник настолько пропитался ароматами смерти, витающими в мёртвой столице, что перестал выделяться среди костей и развалин. Так это или нет, но во время одиночных вылазок луркеры его не трогали — достаточно было не маячить на виду, — а вот в компании клиентов то и дело приходилось отбиваться от голодных тварей.

— Будут какие-нибудь инструкции? — негромко спросила Сайтеми, напряжённо ступая рядом с клинком наизготовку.

— Ничего особенного. Тварь шустрая и остролапая, но тупая и предсказуемая. Проткнуть в нужном месте — и готово. Отправится обратно в Подмирье прежде, чем успеешь вытащить клинок.

Луркер не заставил себя ждать. Слух чуткой твари уловил шаги голема и разговоры не таившихся чужаков, и вскоре тощий человекоподобный силуэт показался на крыше одного из уцелевших домов. Тварь не носила одежды, ростом на две головы превосходила человека, а пальцы рук оканчивались тонкими, чуть изогнутыми когтями длиной в половину локтя.

Монстр открыл пасть и неспешно, словно всё ещё сомневался в своей удаче, издал единственное известное ему слово:

— Крррррраааааааа!

Затем тварь прыгнула — оголодавшему хищнику было не до пафосных представлений.

Линсон крепче сжал рукоять меча.

Слева мелькнули тряпки-крылья, проводника обдало ветром. Сайтеми метнулась вперёд и взмыла в воздух — ещё выше, чем когда прыгала за яблоком. Сверкнуло серебристое лезвие, и изготовившиеся к бою проводник и голем встретили на земле уже полумёртвую тварь. Луркер беспомощно шлёпнулся на мостовую, его бок был рассечён до самого позвоночника.

Тварь хрипло стонала и пыталась куда-то уползти, но сил хватало только скрести когтями по брусчатке; тёмная жидкость щедро разливалась по камням. Сайтеми грациозно приземлилась, серией коротких круговых взмахов сбрызнула кровь с лезвия и вернулась к спутникам.

— Не так уж он опасен, — произнесла дева, остановившись над поверженным врагом. Луркер не подавал признаков жизни.

— Так и есть, — Линсон убрал меч в ножны. — Вид у твари жуткий, но охота на крупную дичь ей даётся так себе. Даже не представляю, чем эти бедняги здесь питаются.

— И тем не менее, они выживают в этих развалинах на протяжении уже пятнадцати лет, ведь так? — уточнил Алмейтор у проводника, когда группа двинулась дальше. Тот кивнул: монстры донимали Линсона ещё с первых вылазок в Турту. — Значит, у существ, которых вы назвали луркерами, имеются и другие источники питания. Да и почему я, собственно, говорю «другие»? Быть может, этот экземпляр и не собирался употреблять нас в пищу, а лишь защищал свои владения.

— Уж извиняйте, мне как-то не довелось этого проверить, — усмехнулся проводник. — Надо будет на досуге кинуть ему шматок мяса и посмотреть, станет ли жрать. Кстати, насчёт питания. — Он повернулся к Алмейтору. — Вы, големы, вроде как тоже ничем не питаетесь. Но ты, как я вижу, вполне себе жив и здоров, и от голода помирать не спешишь.

— Если вы думаете, что каркас голема полностью автономен, то глубоко заблуждаетесь. — Алмейтор положил ладонь на стальной живот. — В полости моего доспеха установлены два портативных хранилища энергии. Не буду пускаться в глубокие объяснения наших технологий, но данные запасы позволяют каркасу, в зависимости от интенсивности эксплуатации, функционировать до пяти лет, после чего голему надлежит вернуться в Сат-Харим для замены питающих элементов.

— А если…

— А если случится такое, что голем израсходует всё до последней капли, то ему останется лишь ждать спасения от собирателей вроде меня, созерцая местные красоты и проклиная свою неосмотрительность. Однажды я отправился на поиски пропавшего соотечественника и обнаружил его на тракте у восточных границ Бартелиона. Несчастный спешил домой, но, как вы уже догадались, израсходовал энергию и встал на середине пути, перегородив собой дорогу. Крестьяне оттащили каркас к обочине, и со временем он стал чем-то вроде местной достопримечательности.

— И что дальше? Тебе пришлось тащить его на своём горбу?

— Я не мог себе этого позволить, даже если бы захотел. В моём списке было ещё три души, потерявшихся в подземельях Дурдека, и, сами понимаете, я не мог заниматься поисками с чужим каркасом на плече. Невзирая на протесты и уговоры несчастного, я вынужден был извлечь его душу, а по прибытии в Сат-Харим ему пришлось раскошелиться на новый каркас.

— А со старым что? Так и оставили стоять на дороге?

— Не знаю, это была уже не моя забота. Обычно големы сами возвращаются за своими каркасами, если, конечно, те к тому времени не попадают в лапы разбойников или учёных, жаждущих заполучить секрет извлечения души.

— А как она вообще выглядит, эта душа? Что-то вроде призрачного духа, или можно просто взять в руку и унести?

— Скоро вы сами всё увидите. Вон там, — Алмейтор указал на двухэтажный дом в конце квартала, — находится наш первый голем. Я чувствую его присутствие.

— Не так быстро, — Линсон обогнал голема и предостерегающе выставил руку. Проводник придирчиво осмотрел дорогу и осторожно шагнул вперёд, разыгрывая свой привычный спектакль. — Не уверен, что мы здесь пройдём.

— Что на этот раз?

— Всё то же самое. Пойдёшь по этой дороге — рассыплешься грудой металлолома и будешь сам ждать очередного сборщика.

— При всём уважении, господин Марей, — вмешалась в разговор Сайтеми. — Дорога абсолютно чиста. Мне начинает казаться…

— Что я вас разыгрываю, — закончил за неё Линсон. — Что изображаю из себя незаменимого проводника и таскаю доверчивых клиентов по безопасным улицам, заливая им в уши сказки о Порче, на самом деле сгинувшей отсюда уже много лет назад.

— Я не это хотела сказать… — замялась дева.

— Именно это, дорогой мой ангел, и знаете что? Начнёте слепо верить каждому встречному проходимцу, и ваши пять тысяч в тот же день уйдут на прокорм мошенникам. Скажи-ка мне лучше, есть у тебя с собой что-нибудь съестное?

— Эм, да… — Вопрос несколько озадачил Сайтеми. — Персики, сушёное мясо двурогов, сок каприльи.

— Не угостите персиком? Очень, знаете, потянуло на фрукты после того яблочка.

Всё ещё озадаченная, Сайтеми пошарила рукой в рюкзаке и протянула Линсону шершавый оранжевый плод.

Проводник надкусил сочный фрукт, с удовольствием прожевал, откусил ещё раз и, повернувшись, швырнул остаток в то самое место, куда не позволил пройти голему.

На глазах у трёх путников катящийся по мостовой плод начал стремительно усыхать и распадаться. Мякоть отвалилась, потемнела, скукожилась и рассыпалась, и спустя считанные секунды на дороге осталась лежать лишь одинокая косточка.

— Быстро, правда? — обернулся Линсон с самодовольной ухмылкой. Подобная демонстрация проводилась с каждым клиентом, дабы ни у кого не осталось сомнений в сверхъестественном чутье проводника. Как правило, после этого они умеряли свою подозрительность и больше не задавали вопросов.

— Прошу прощения, что не верила вам, — незамедлительно произнесла Сайтеми. — Но как вы это делаете? Почему ни я, ни голем не можем ничего почувствовать?

— Хотел бы я знать, — пожал плечами проводник. — Я просто смотрю вперёд и понимаю, что туда идти нельзя. Наверное, дело в том, что я всё детство провёл в этом городе и лично застал тот день, когда Турту накрыло Порчей. Хотя… остальным горожанам ничто не помешало одному за другим сгинуть в таких вот местах. Они ничего не замечали, как и вы, и просто заходили в свои собственные могилы. Я видел это, но не успевал предупредить… Был слишком занят спасением собственной шкуры…

Сайтеми почтительно замолчала, проникшись печальной историей. Как и трюк с персиком, этот выдуманный рассказ согрел уже не один десяток ушей.

— Но не будем о грустном! — взбодрился проводник. — Посмотрим, получится ли обойти.

Аккуратно подступаясь к опасному участку, Линсон бочком попятился вправо и прислонился к обшарпанному зданию с вывалившимися на дорогу окнами.

— Давайте попробуем. Прижмитесь к стене, как я, — распорядился он, тем временем отчётливо различая растянувшиеся на дороге ветви Порчи. Между зданием и узором белых корней оставалось три фута свободного пространства.

Вытерев стену крыльями Сайтеми, группа подошла к дому, в который хотел попасть Алмейтор. Проводник заглянул внутрь и осмотрелся. Тишина, запылённая мебель, стол с подломившейся ножкой, узкая лестница у правой стены, скелет на стуле у окна. Обычное, ничем не примечательное жилище Турты. Белого узора нигде не было видно.

— Всё чисто. Давай, ищи свою душу.

Голем не мешкая направился на второй этаж, но потрёпанная временем и колдовством лестница не разделила его уверенности. Ступеньки треснули под стальными сапогами, и шестипудовый живой доспех с грохотом рухнул на пол.

— Что не съест Порча, то доломают големы, — прокомментировал проводник, пока посланник Сат-Харима выбирался из-под пыльных обломков. — Ждите-ка лучше здесь, я сам туда сползаю.

— Не беспокойтесь, я не так неуклюж, как может показаться, — поспорил Алмейтор, примерился и с силой оттолкнулся от пола. Мощные латные рукавицы ухватились за край второго этажа и без видимых усилий вытянули тяжеленную махину наверх.

— Как бы такими прыжками ты ещё пол не сломал, — пробубнил себе под нос Линсон, после чего взбежал по стене и взобрался вслед за големом. Сайтеми, уже никого не удивив, вскочила на семифутовую высоту без помощи рук.

Пропавший соотечественник Алмейтора нашёлся быстро. Не нужно было обладать волшебными устройствами-искателями, чтобы заметить валяющуюся на полу груду металла, некогда бывшую цельным латным доспехом.

 

Глава 5

Алмейтор нагнулся над сломанным товарищем, без лишних церемоний разломал обмякший металл и извлёк на свет небольшое устройство странного вида.

Линсон встал рядом, осматривая находку своего клиента. Душа голема оказалась небольшим металлическим предметом размером с детский кулачок и по форме напоминала человеческий череп; во все стороны из него торчали провода. Два выходили из отверстий спереди, где у человека предполагалось бы наличие глаз. Следуя сравнению с настоящей головой, ещё два торчали из «ушей», один изо «рта», а из шеи свисал вниз целый пучок медных шнурков.

— Так это и есть душа?

Алмейтор кивнул, бережно держа черепок на ладонях и проверяя, нет ли на нём повреждений.

— И как она работает?

— Технология работы Портативных Сосудов Души, ровно как и Каркасов, является интеллектуальной собственностью Сат-Харима и не подлежит разглашению в присутствии посторонних лиц, — проговорил голем, не сводя взгляда с предмета.

— Разве это не очевидно? — вклинилась в разговор Сайтеми. — Провода соединяют душу с доспехом и обеспечивают передачу сигналов в обе стороны. Два отвечают за зрение, два за слух и один за способность говорить. Нижние пять проводов, как я понимаю, заменяют собой позвоночник и приводят доспех в движение. Их количество также говорит само за себя: два к рукам, два к ногам и последний, вероятнее всего, к торсу. Я угадала?

— По большей части да, — признал голем.

— Надеюсь, теперь тебе не придётся прикончить нас обоих? — на всякий случай уточнил Линсон. — Раз уж мы посмели разгадать вашу сверхсекретную технологию.

— «Мы»? — с иронией переспросила Сайтеми.

— По правде говоря, не проходит и пары месяцев, чтобы чья-нибудь душа или каркас не были похищены, чтобы позднее всплыть у людей или дурдов. Что, кстати говоря, нередко приводило к конфликтным ситуациям, — рассказал Алмейтор. — Но скажите, много ли вы встречали големов, сотворённых за пределами Сат-Харима?

Ответ был очевиден всем присутствующим. Голем продолжил:

— Общие представления о способах связи души и каркаса сумеет составить любой…

— Дурак, — закончил Линсон.

— Пусть этот термин останется на вашей совести, господин Марей. Но одних лишь украденных экземпляров, как видите, оказалось недостаточно для воспроизведения столь сложной технологии. Без наличия инструкций, формул и чертежей, над разработкой которых трудились целые поколения, любые попытки создания каркаса или сосуда обречены на провал. А подобные знания, могу вас заверить, хранятся в строжайшей тайне и за долгие века существования стального народа ещё ни разу не попали в чужие руки.

— Вот прямо ни разу? — недоверчиво покосился проводник. — Откуда такая уверенность?

— Голема невозможно подвергнуть пыткам, — невозмутимо прогудел Алмейтор. — Стальные каркасы не испытывают ни боли, ни других неудобств, присущих живой плоти. Подкупать нас тоже нечем — у големов крайне мало потребностей. Подводя итог: да, я не вижу такой ситуации, в которой голем мог бы раскрыть главную тайну своего народа.

— Ну а просто взять и стащить чертежи? — не унимался Линсон. — Неужто никто из гостей не пытался забраться в хранилища?

— Пытались, как же без этого.

— Но что-то им помешало.

— Видите ли, хранилище намного легче защитить, если… — Алмейтор замялся, — если в нём не планируется появления живых существ.

— Ах, теперь понимаю. — Проводник одобрительно закивал. — Ни ловушек, ни сигнализации. Просто распылил в воздухе яд — и готово.

Голем смущённо опустил голову.

— К сожалению, не всех это останавливает. Даже по прошествии веков, когда слава о неподступности Сат-Харимских хранилищ достигла самых отдалённых уголков континента, персонал то и дело извлекает из шахт и коридоров мёртвые тела незадачливых грабителей. И, если вам интересны подробности, большинство из них — люди.

Линсон гордо усмехнулся:

— Вот уж ни секунды не сомневался!

Пока проводник выметал из головы идеи о проникновении в нетронутые Сат-Харимские сокровищницы, Алмейтор наконец нашёл то, что искал. Стальной палец чуть надавил на затылок металлического черепа, раздался негромкий щелчок, и предмет с жадным скрежетом втянул в себя все десять проводов. Снаружи остались торчать лишь твёрдые наконечники.

Теперь, когда душу не закрывали спутавшиеся витки, на её темени Линсон заметил гравировку: «Фентар». Наверное, имя. Проводник привстал на цыпочки и зачем-то осмотрел макушку самого Алмейтора — там ничего не было.

— Он видит нас? — поинтересовалась Сайтеми.

— Нет, но сейчас услышит.

Алмейтор нащупал что-то у себя под мышкой и потянул. Левая грудная пластина отъехала в сторону, обнажив внутри пустой отсек с четырьмя пазами, по размеру совпадающими с сосудом души. Затем голем вытянул два штырька из «ушей» собрата и вставил в гнёзда одного из пазов.

— Ты слышишь меня, Фентар? — прошептал он, бережно удерживая черепок в ладонях. — Моё имя — Алмейтор. Твоим страданиям пришёл конец. Я нашёл тебя, и скоро мы будем дома. Потерпи ещё немного.

— А ты уверен, что он до сих пор живой? — спросил Линсон, многозначительно кивая на разваленные доспехи.

— Полагаю, вы не слишком внимательно меня слушали, господин Марей. — Голем повторил процедуру с двумя «глазными» проводами, позволив собрату увидеть заброшенную комнату. — Каркас — это инструмент, с помощь которого душа передвигается по миру и защищается от внешних угроз. Настоящий Фентар находится здесь, — он ткнул пальцем в череп, — и нигде больше.

— И что? Ведь черепок валялся тут же. С какой бы стати ему не сгнить вместе с остальными железками?

— Душа голема помещена в необработанный осколок адамантита внутри «черепка». Необработанный, потому что ещё не выявлено способов подвергнуть данный металл коррозии, разложению или физическим деформациям. Он неуязвим, господин Марей. Даже для Порчи.

— О, вот с этим я бы поспорил, — покачал головой Линсон. — Ты не задавался вопросом, на кой я все эти годы рискую своими филейными частями и таскаю по городу клиентов, когда мог бы преспокойно грабить руины? Ведь здесь, в Турте, валяются без присмотра горы бесхозных драгоценностей, хоть мешками выноси, а я — единственный из живущих людей, способный за ними прийти.

— Давайте угадаю: Порча уничтожила все ценные металлы и минералы, — предположила Сайтеми.

— В точку! Ни алмазов, ни бриллиантов, ни монет, ни даже завалящей серебряной цепочки. Всё, что я мог толкнуть подороже, рассыпалось в пыль. Вот будто знала Порча, что я сюда приду, и подчистила всё ценное!

— А Порча умнее, чем мы думаем. Может статься, что это не просто стихийное бедствие, — с довольным видом заявила дева, но вдруг осеклась и умолкла, а проводник и голем вернулись к своему спору.

— Ну так что, ты можешь проверить, цел ли этот, как его, мандатитовый стержень, или будем собирать души наобум, не имея понятия, живы они или нет? — спросил Линсон.

— Уже проверил, — отозвался голем, продолжая держать черепок с тянущимися внутрь себя проводами. — Мой детектор прямо сейчас улавливает волны активности из данного сосуда, а значит, душа до сих пор жива, что бы вы ни говорили. Стальной корпус утратил былую прочность, провода того и гляди обломятся, но стержень внутри цел и невредим — в этом нет никаких сомнений. Но вы поделились крайне занимательной информацией. Выходит, что Порча не просто ускоряет процессы разложения, а делает это выборочно, подбирая различную скорость для разных материалов?

— Выходит, что так, — пожал плечами Линсон. — Я не сравнивал. Знаю только, что брюлики мне потаскать не светит, вот и пришлось на свою голову связаться с Генримом и его турфирмой.

Убедившись, что гнёзда подсоединены как надо, голем снова нажал потайную кнопку, позволяя проводам натянуться, и медленно ввёл душу в паз — череп встал на место как влитой. Затем Алмейтор задвинул пластину, надёжно оградив душу собрата от внешних воздействий.

— Так у них там на каждого отдельные глаза и уши? — присвистнул Линсон.

— Нет, что вы. Это было бы безрассудной тратой энергии. Связные каналы из восьми пазов в моей груди соединяются здесь. — Алмейтор постучал пальцем по шлему. — С этого момента Фентар видит и слышит то же, что и я.

— Ты сказал: «видит и слышит». А говорить он может?

— А как вы отнесётесь к тому, что через мой динамик начнёт болтать целая свора соскучившихся по общению персон? — задорно прогудел голем.

— Твоя правда, — усмехнулся проводник. — Что насчёт остальных душ? Уже знаешь, где они?

— Узнаю, когда мы окажемся рядом. Желательно обойти все районы города. Учитывая размеры Турты и радиус действия моего радара, предложенных вами трёх кругов должно хватить для покрытия всей площади столицы.

Сайтеми тем временем выглядывала наружу, перегнувшись через оконный проём под обвалившейся крышей.

— Знаете, здесь вполне подходящее место для посадки первого семени, — сообщила она, вернув беловолосую голову в помещение. — Проверьте, безопасно ли снаружи.

Линсон встал рядом и выглянул в окно. Внизу располагался небольшой, огороженный литым забором дворик. Когда-то здесь гуляли по густому травяному ковру, а в центре журчал небольшой фонтанчик. Воды в нём давно не было, как и травы вокруг. Осталась лишь сухая земля да пыльные скамейки вдоль забора.

Ближайшее скопление Порчи пристало к стене трёхэтажного здания через дорогу, ещё одно расползлось дальше по дороге. Двор был чист.

Получив утвердительный кивок, Сайтеми ступила запылившимся сапогом на подоконник и выпрыгнула наружу. Обрывки крыльев затрепыхались в воздухе, когда притяжение потянуло деву вниз. Обманчиво тонкие ноги врезались в усохшую землю, без труда приняв вес приземлившейся хозяйки.

Линсон полез следом, свесившись с другой стороны и присматривая, где помягче падать. Сегодня он узнал, как выглядит душа голема; теперь пришло время увидеть священное кеваринское древо. День обещал стать не только прибыльным, но и познавательным.

Пока проводник спускался, стараясь не переломать себе ноги (а голем — не пробить дыру в земле), дева вынула из сумки зёрнышко и вырыла небольшую ямку в земле. Семя нар'силена имело форму шарика размером с монету, гладкая белая поверхность излучала едва заметное сияние.

Поместив его в лунку и засыпав землёй, Сайтеми достала ещё один предмет — стеклянную бутыль с прозрачной жидкостью внутри.

— Родниковая вода из Танниоранского источника, — пояснила она. — Впитав её благословенные соки, нар'силен вырастет быстрее. Я намереваюсь полить каждое из семян.

— А не легче посадить все сразу в одном месте? — спросил Линсон.

Сайтеми наклонила бутылку, и священная влага тонкой струйкой потекла на присыпанный бугорок.

— Мы не знаем, остаётся ли природа Порчи одинаковой по всей площади Турты, поэтому — для чистоты эксперимента — следует посеять нар'силен в разных частях города и проследить за ростом каждого древа. — Отмерив жидкость на глаз, Сайтеми закрутила крышку и выпрямилась. — А ещё священному древу не пристало тесниться и делить с кем-то земные соки. Нет большего неуважения к семенам нар'силена, чем сеять их близко друг к другу. Таковы традиции моего народа.

— Ладно, понял. И когда нам ждать первых ростков?

— Материальная оболочка оформится через две-три недели, но духовные ветви появятся уже сейчас. Давайте подождём, вы сами всё увидите.

Разномастная троица встала полукругом посреди запустелого двора и уставилась на земляной бугорок, под которым было зарыто священное семя. Вскоре из-под почвы заструилось лёгкое серебристое сияние. Оно стало изгибаться и вытягиваться к небу, принимая форму тонкого ствола. От мерцающей поверхности отделилась ветвь, затем вторая — один за другим кривые прозрачные отростки тянулись в разные стороны, образуя своим переплетением контуры невысокого призрачного деревца.

— Ты говорила, что ангелы могут летать, когда рядом есть это дерево, — припомнил Линсон, праздно наблюдая за ростом духовной ипостаси нар'силена.

— Как всегда, вы плохо слушали, — ответила Сайтеми. — Нар'силен очищает атмосферу вокруг себя, но крыльям нужно время, чтобы восстановиться. Пройдёт не меньше недели, прежде чем они поднимут меня в воздух, и всё это время мне придётся сидеть возле древа. А едва я покину это место, не пройдёт и пары суток, как крылья снова завянут. И это при условии, что нависшее над городом проклятие не исказит чудотворных свойств нар'силена.

— Ну а когда мы рассадим семена по всей Турте, и они, предположим, вырастут как надо?

— Я бы не стала загадывать так далеко вперёд… Постойте, что это с ним?

И человек, и голем без труда разглядели, как призрачные ветви дрогнули и начали оседать вниз, словно древо увядало, не успев толком распуститься. В мёртвом городе не было места для жизни, кроме той, что способна прийти, взять нужное и спешно покинуть гибельное место.

— Он исчез… — тихо произнёс Алмейтор и тут же поймал озадаченный взгляд проводника. Белёсые ветви никуда не делись, вот же они — завяли и опали на землю. Неужто голем их не видел? И отчего они так навязчиво напоминали…

— Назад!!! — закричал проводник, резко дёрнув Сайтеми за руку. Дева не удержалась на ногах и упала на землю.

— Что вы себе позволяете?! — возмутилась она.

— Назад! Выполнять приказ!

Ослушаться команды проводника никто не посмел (и не рискнул). Крылатая дева резво попятилась к стене дома, откуда недавно спрыгивала, на ходу поднимаясь на ноги. Рядом, не отставая, пятился голем.

Спина упёрлась в стену, пальцы тронули облупившуюся штукатурку. Линсон сверлил взглядом умирающее растение, всецело доверяя своим глазам. И правому, видящему лишь три дорожки следов на сухой земле, и левому, через волшебную линзу наблюдавшему за белыми корнями, что устилали землю и щупали край скамеек. Ошибки быть не могло — вокруг призрачного древа расползалась Порча.

— Может, объясните наконец, что происходит?! — потребовала Сайтеми, переводя взгляд то на проводника, то на одинокий бугорок земли в пустынном дворе.

— А разве это не очевидно? — фыркнул Линсон. — Я это ощущение ни с чем не спутаю. Твоё священное древо, красавица, чуть не отправило всех нас на тот свет.

— Что за вздор?! Нар'силен — древо жизни и процветания, благословлённое волей Ва'лара. — Дева задыхалась от негодования. — Не вашим грязным губам порочить…

— Персики ещё остались? — прервал Линсон её тираду.

Если это был сарказм, то ангелу было вовсе не до шуток. Метнув в проводника злобный взгляд, Сайтеми достала ещё один плод, надкусила его, словно это стало некоей негласной традицией группы, и кинула в середину двора.

По мере того, как упавший на землю плод скукоживался и усыхал, глаза и рот ангела, напротив, становились всё шире.

— Да не может… такого быть… — беспомощно лепетала она, разом растеряв всю свою величавость. — Это же… нар'силен… древо жизни…

— Если не веришь несчастному персику, можешь проверить сама, — бросил Линсон, не разделявший её ошеломлённости. И всё же нельзя было не признать, что происшествие с ангельским семенем заинтриговало проводника. Могла ли магия Кеварина иметь связь с гибелью Турты? И если могла, то почему за все эти годы он не повстречал среди развалин ни одного живого ангела?

— В словах ма'аари есть смысл, — вставил своё мнение Алмейтор. — Земли Кеварина усеяны тысячами экземпляров нар'силена, но подобных катастроф там не происходит. Скажите, — он повернулся к Линсону, — а это не может быть всего лишь совпадением?

— Имеешь в виду, могла ли Порча совершенно случайно, вот прямо сейчас, приползти в это самое место? — Линсон задумчиво мял подбородок, подбирая слова и поглядывая на белую кляксу во дворе. Призрачные ветви нар'силена, ставшие корнями смерти, насытились небольшим участком в середине двора и дальше пока не тянулись. — Нет, определённо нет. Когда Порча мигрирует, или растёт, или что там с ней происходит… В общем, когда она так или иначе появляется там, где её раньше не было, то захватывает сразу целые кварталы, только успевай уносить ноги. И ваше счастье, что вам не дано этого почуять. Ощущения, прямо скажем, не из приятных, — добавил он небольшую ложь. — А чтобы появиться вот так, одним небольшим клочком из ниоткуда — на моём веку такого ещё не случалось.

— Что ж, в таком случае мы можем считать, что исследования ма'аари принесли свои первые плоды.

Если таким образом Алмейтор хотел подбодрить ангела, то у него явно ничего не вышло. Сайтеми стояла с таким лицом, будто у неё на глазах только что вырезали всю семью. Наконец взяв себя в руки, она медленно выдавила:

— Идёмте… дальше. Нужно проверить… в разных местах…

— Уже темнеет, — сказал Линсон, посмотрев на небо. — Пора решать, где будем укладываться на ночлег.

— Не сомневаюсь, у вас давно намечены подходящие для этого места, — сказал Алмейтор.

— Дело тут не в месте. Ветра и дожди нам здесь не страшны. Местному зверью тоже не подобраться — будем по очереди нести дозор, а скрытно подкрадываться они не умеют. Главная опасность — вот.

Проводник указал пальцем на невидимое для спутников сплетение белых ветвей.

— Владения Порчи не лежат на одном месте и постоянно смещаются. Можешь выспаться в уютном домике, а месяц спустя уснёшь в том же месте — и больше не проснёшься. Так что спать будем, где придётся, хоть бы и под открытым небом.

Проводник и двое клиентов двинулись дальше.

Потерявшая былое великолепие, в нынешние дни Турта могла поразить разве что своим однообразием. Куда бы ни свернул путник, везде его встречали лишь полуразвалившиеся дома, засохшие стволы деревьев и вездесущие скелеты, украсившие своими костями улицы и бульвары мёртвой столицы. Прежнее богатство отдельных районов выдавали разве что размеры зданий да ширина дорог.

Когда группа вышла на пустырь, сплошь заваленный обломками, Линсон пояснил, что раньше здесь располагались трущобы. Жалкие халупы, сколоченные из всего, что подвернулось под руку, не имели и шанса выдержать натиск Порчи и развалились все до единой, устлав землю ковром из сгнивших досок и балок. Ступать приходилось осторожно: на узких улочках, где и раньше-то было не разминуться, теперь и вовсе некуда было поставить ногу из-за вездесущих обломков.

— Надо бы расчистить как-следует хоть одну тропинку, — размышлял вслух проводник, когда краем глаза заметил слева какое-то движение. В той стороне, в трёх кварталах к западу, над трущобами возвышались уцелевшие здания храмового района во главе с обрушенным храмом божьей пары, и на их крышах что-то происходило. Нет, то был не луркер и не другая тварь, прижившаяся в мёртвом городе. По району, извиваясь тысячами змей, ползло и разрасталось громадное переплетение белых корней. Языки Порчи целиком покрывали здание, облизывали угол второго, поглощали его и тут же переползали к третьему. Дома белели один за другим, словно команда невидимых маляров решила облагородить заброшенный город.

Начиналась Жатва.

Проводник уже в который раз за сегодня подивился собственной удаче.

Как и всякий раз при обсуждении местных аномалий, Линсон лукавил, скрывая свои настоящие способности и познания о Порче. Охочие до чужой жизни белые узоры никуда не двигались — они оставались на месте крупных выплесков и со временем пропадали, чтобы вновь появиться, когда Порча выйдет на очередную Жатву. Процесс был регулярным и повторялся каждые несколько часов в разных частях города, и чудо, что за этот день группе ещё ни разу не пришлось убегать от расползающихся по кварталам ненасытных белых покрывал.

В этом и состояла главная опасность Турты. Если выплеск застанет тебя во сне — пиши пропало, даже кошмар увидеть не успеешь.

Зато если останешься жив, то можешь быть уверен: в ближайшие сутки в этом месте и соседних кварталах тебя не ждёт внезапных появлений Порчи, что делало зоны недавних Жатв наилучшим местом для ночёвки.

Проводник свернул и взял направление к северной части храмового района, куда, по его расчётам, не должен был дотянуться выплеск Порчи.

— Смотрите! — Сайтеми вытянула палец, показывая вперёд. Стену одного из зданий, охваченных Жатвой, прочертила широкая трещина. Затем ещё одна, и половина трёхэтажного дома, нарушив извечную тишину Турты, с грохотом обвалилась, выставив на обозрение внутреннее убранство комнат. Ещё одна постройка не устояла перед силой времени.

— Могу не глядя сказать, что к тому месту сейчас лучше не подходить, — сказал Линсон. Подобные обвалы редко, но случались. Каждый выплеск Порчи был своего рода проверкой столицы на прочность. Трущобные халупы провалили её в первые же дни, но солидные каменные постройки упрямо держались годами, пока очередное белое покрывало не забирало их в загробное царство пыли и обломков.

Миновав бескрайние развалины трущоб и добравшись до уцелевших каменных зданий, группа остановилась в саду возле небольшой церквушки. Кроме пары дюжин сухих древесных стволов, ничто не закрывало обзор на соседние здания и улицы, а сохранившийся столик с двумя скамейками позволял разместиться с каким-никаким удобством.

Вечерний сумрак готовился уступить место непроглядной ночной тьме, и Линсон дал добро на разведение костра. Алмейтор в этом деле оказался не слишком полезен — големы не нуждались в тепле, да и само понятие ночлега им было неведомо, отчего мало кто из представителей стального народа умел разводить огонь в полевых условиях. Заниматься костром пришлось Сайтеми, а голем был отправлен на сбор сухих веток, щедро разбросанных по саду.

Проводник тем временем занялся странным делом: вытащив из сумки пачку веток, сорванных по дороге из Эркона, он прошёлся по саду и воткнул их в землю через десять шагов друг от друга, окружив лагерь широким кольцом необычных украшений.

— Если кто вдруг не понял, что я делаю, — пояснил он, вернувшись к костру, — эти ветки получше всякого чутья предупредят нас, если Порча вдруг пожалует к лагерю. Раскидывать персики было бы непомерным расточительством даже для таких богачей, как вы, вот я и нарвал зелени по дороге.

— Ясно. В каком порядке будем нести дозор? — спросила Сайтеми, подогревая над огнём нанизанный на шампур кусок мяса.

— Ни в каком. Нести караул буду я, — заявил Алмейтор. — Напоминаю вам, что мой вид не нуждается в отдыхе.

— Ах да, забыла. Очень уж непривычно путешествовать с представителем Сат-Харима, — смущённо произнесла дева.

— Что ж, придётся привыкнуть. Я всё равно не усну, так что незачем лишать вас возможности восстановить силы. Пусть наш проводник оставит мне все необходимые инструкции, и можете ложиться спать.

— Главное, следи за ветками, — сказал Линсон, проглотив кусок бутерброда. — Вообще, Порча сюда вряд ли сунется, но если листья вдруг начнут вянуть, сразу поднимай нас на ноги. Зверьё тут не шибко опасное, и в стаях вроде как не охотится. Так что если забредёт луркер или ещё кто, можешь сам тихонько прибить. Ну и, само собой, ни шагу за пределы круга.

Двое из группы, несущие бремя живых тел, сдули пыль со стола и скамеек и занялись наполнением желудков. Проводник сел как полагается; Сайтеми же побрезговала класть еду на не мытый веками стол и использовала его вместо спинки, откусывая мясо с шампура.

Неспешно пережёвывая ужин, Линсон посматривал на темнеющий пустынный пейзаж за деревьями. Он не был параноиком и не имел привычки видеть загадочные тени, сохраняя трезвый рассудок даже в столь неуютном месте, как запретные руины мёртвого города. И всё же проводник пожалел, что ангел и голем смотрели в другую сторону — не у кого было спросить, видели ли они силуэт, на мгновение мелькнувший в арке храма божьей пары, что стоял через дорогу от лагеря.

Линсон поймал на себе озабоченный взгляд крылатой девы. Кажется, он давно перестал жевать. Прогнав наваждение, проводник доел остатки ужина и стал укладываться спать, не забывая поглядывать на арку. Там никого не было.

Сайтеми же не спешила разворачивать спальный мешок. Проводник её понимал: нелегко уснуть, когда со всех сторон тебя окружает одна лишь бескрайняя смерть, и ни единого разумного существа за мили вокруг.

Это было лишь одной из причин, по которым деве не спалось. Вторая же висела на лице проводника, поблёскивая гладко обработанными шестерёнками в свете костра. Где бы Сайтеми ни жила и к сколь бы чудесному народу ни принадлежала, своим любопытством она ничуть не отличалась от презираемых ею людей. Как и любому из клиентов, ей не давал покоя диковинный окуляр с выдвижной линзой — Линсон то и дело чувствовал на себе её косые взгляды.

Что ж, кто он такой, чтобы отказывать даме в здоровом любопытстве? Словно демонстрируя своё пренебрежение к купленной безделушке, Линсон швырнул сложенный механизм возле рюкзака и отвернулся, поудобнее устраиваясь в спальном мешке. Настоящий Окуляр, конечно же, покоился у него за пазухой.

Сидя на скамье и облокотившись на стол, Сайтеми выждала ещё десять минут. Голем молча нёс своё дежурство, не смея лезть к ма'аари с расспросами — гордая небесная воительница сама решит, когда ей спать.

Проводник, оценённый в десять тысяч золотых щитов, мирно посапывал, накрепко застряв в царстве грёз. Наконец убедив себя, что в беглом осмотре диковинного устройства нет ничего предосудительного, дева осторожно подобралась к Линсону и взяла окуляр. Проводник не пошевелился.

— Не слишком-то практичное устройство, — высказалась она, повертев механизм в руках. — Но ничего не попишешь, любят люди покрасоваться диковинными нарядами и украшениями. Позвольте угадать — такие вещи производятся специально для экспорта в Бартелион? — спросила она Алмейтора, вспомнив слова Линсона о Сат-Харимском происхождении окуляра.

— В Сат-Хариме не делают ничего подобного, — буднично ответил голем, словно понял это с первой их встречи, но не нашёл ложь проводника заслуживающей внимания. — Есть ряд отличий в дизайне, незаметных на первый взгляд, да и сплав мне не известен. Вы правы — подобная безделушка годится лишь для красоты, никто в здравом уме не променяет на неё нормальные очки. Уверен, внутри там никакая не линза, а простое стёклышко, и со зрением у нашего проводника всё в порядке.

Пока Сайтеми подносила линзу к глазу, проверяя его предположение, Алмейтор продолжил:

— Я более чем уверен, что данное изобретение принадлежит не големам и даже не людям, а появилось на свет в мастерских мохнатого народца. Вот уж кто обожает наживаться на людских пороках. Помнится, наш проводник упоминал, что купил окуляр в лавке одного дурда, обосновавшегося в Эрконе. Как вам предложение вместе заглянуть туда после этой вылазки? Уверен, на первой же витрине мы увидим дюжину точных копий данного устройства.

— А если жуткие истории о племени дурдов окажутся правдой, то он ещё и уболтает нас купить себе по экземпляру, — пробормотала Сайтеми, пытаясь закрепить непривычные защёлки на лице.

Вдруг тишину, нарушаемую лишь неторопливым потрескиванием костра, разорвал оглушительный грохот. Пламя шарахнулось в сторону, крылатая дева вздрогнула от испуга; пальцы её непроизвольно разжались. Окуляр с утонувшим в шуме звоном ударился о каменную дорожку под ногами.

Грохот стих так же быстро, как и начался, а Сайтеми так и сидела с застывшими в воздухе руками, вперившись взглядом в темноту, откуда исходил страшный звук. Голем смотрел туда же, но его поза, как всегда, не выражала никаких эмоций.

— Всё в п-рядке, — сонно пролепетал из своего мешка проводник, даже не соизволив повернуться на шум. — Ещё дно здание… там… обв-лилось.

Успокоив спутников, Линсон поспешил вернуться к сновидениям, словно ничего и не случилось; его напарники постепенно приходили в себя. Когда биение сердца вернулось к нормальному ритму, Сайтеми наконец вспомнила о выпавшем из рук окуляре.

Механизм лежал на плоских овальных камнях пересекающей сад дорожки. Ма'аари поспешно подобрала окуляр и придирчиво осмотрела. Не хотелось бы повредить чужую собственность, впридачу ещё и взятую без спроса.

Как и утром того же дня, дешёвая подделка из лавки Фартхари не прошла испытания на прочность: по краю круглой линзы пошла заметная трещина, небольшой кусочек стекла выпал на землю.

«И правда — дешёвая подделка», — подумала Сайтеми. Брезгливо, словно ненароком взяла в руки дохлую крысу, ма'аари вернула окуляр на место. Оставалось надеяться, что утром проводник не закатит скандал из-за этой дешёвки и не потребует возмещение ущерба сверх той круглой суммы, что уже получил за поход.

 

Глава 6

Пятки в потёртых ботинках нещадно били брусчатку под ногами, унося прочь от погони. Не останавливаться! Вокруг царил хаос: люди кричали, плакали, метались по улице и валились замертво. Хотелось бы остановиться и понять, что происходит, но лязг кольчуги и угрожающие вопли за спиной выбивали прочь из головы все сторонние мысли. Первым делом спасти свою шкуру, а уже потом разбираться, что за чертовщина творится в Турте.

Окна домов и силуэты объятых паникой горожан мелькали перед глазами. Вдруг из-за поворота выскочила служанка и налетела прямо на Линсона. Парнишка хотел убежать, но не тут-то было: цепкие пальцы схватили за плечи, уродливая старушечья морда застыла перед глазами, кричала что-то в лицо.

Он не слышал слов; только мельком отметил, что чепец на служанке совсем не старушечий — в таких ходят больше молодые.

— Попался, гадёныш! — донёсся победоносный клич настигающего стражника. Крепко схватив старую тётку, Линсон напряг тело и что было сил швырнул её назад. Раздался противный визг, а следом за ним — гулкий удар двух столкнувшихся тел, а пятки воришки уже сверкали, улепётывая по объятым паникой улицам.

И чего этому солдафону от него надо? «Эй, он из этих мелких!» — вспоминался Линсону оклик завидевших его патрульных. Ни дать ни взять — Арамео с бандой что-то натворили, а ему теперь расхлёбывать. Только бы не догнали…

Не сбавляя шага, Линсон оглянулся назад и проверил, далеко ли оторвался от стражника, как вдруг его обдало волной могильного ветра. Странное ощущение прошло столь же быстро, как и появилось, и мальчишка не стал заострять на этом внимание. Не отвлекаясь, он побежал дальше, но чувствовал, как силы начали стремительно таять.

Давно он так не выдыхался, хотя, казалось бы, бежал не так уж и долго. Оказавшись на парковой дорожке, Линсон позволил себе небольшую передышку и замедлил шаг, бросив взгляд на старика, сидевшего на скамейке под сенью пышного дерева. Вот он повалился на бок, клюка выпала из руки. Проходя мимо, подросток узрел жуткое зрелище: и без того сморщенная кожа усыхала на глазах, превращая старика в разлагающийся труп.

За спиной снова раздался знакомый грохот шагов, и воришка, собрав остатки сил, припустил вперёд.

От бессилия рассудок начал изменять ему, перед глазами плыли миражи. Вместо цветущего весеннего парка слева и справа проносились голые, усыхающие на глазах стволы деревьев, словно в Турту не ко времени пожаловала осень. Людские крики затихали, всё чаще на дороге попадались бездыханные тела. Рассматривать их не было времени.

Стражник не отставал. Увлечённый погоней, он словно не замечал царившего вокруг хаоса. Мир перед ним сузился до одного-единственного мальчишки, чей тощий силуэт мелькал впереди, ловко перескакивая через бордюры и распластавшиеся тела горожан.

Выскочив на Бокенский бульвар, юноша перемахнул через газон, отметив краем глаза пропавшую куда-то траву, и снова нахлынуло странное чувство, будто он на краткий миг окунулся в загробные долины Подмирья.

И снова силы ушли от Линсона, будто голодный призрак зачерпнул костяной ложкой часть его жизненных сил. С трудом переставляя ноги, мальчик заставлял тело двигаться вперёд. Сзади кто-то споткнулся и выругался, прогремели доспехи — гнавшемуся за ним солдату, видимо, тоже приходилось несладко.

Из последних сил Линсон проковылял к крыльцу юркнул в раскрытую дверь ближайшего дома.

* * *

Утреннее пробуждение обошлось без происшествий, если не считать таковым уже привычный побочный эффект от многолетнего пользования Окуляром. Проснувшийся Линсон с минуту тупо пялился на крылатый скелет в соседнем спальном мешке и развалившуюся груду металла в сторонке. Потом наваждение отпустило, выпустив разум проводника в реальный мир. Впрочем, переход в этом месте мало что изменил. Турта выглядела одинаково с той и другой стороны: везде развалины да скелеты на дорогах. Разве что спутники ожили и, к радости проводника, не заметили его отрешённого вида.

Сайтеми спала возле костра, Алмейтор неподвижно стоял в стороне. Линсон какое-то время наблюдал за ним, пытаясь высмотреть в големе хоть малейшие признаки жизни — при виде застывшего доспеха невольно зарождалась тревога, не могло ли механическое создание отключиться за время их сна, как оставленная без присмотра машина? Словно прочитав его опасения, голем повернул голову и доложил, что ночь обошлась всего одним нападением. Возле границы из веток валялся мёртвый луркер с проломленной головой.

Линсон свернул спальный мешок и подобрал с земли поддельный окуляр. Прибор лежал не там, где был оставлен перед сном. Ангел ошиблась всего на дюйм, но большего от неё и не требовалось. Проводник довольно ухмыльнулся. Пока он спал (а не притворялся, как опасалась Сайтеми), спутники изучили диковинное устройство и убедились в полном отсутствии тайных функций, о которых мог умолчать проводник. Незаметно поменяв местами подделку с оригиналом, проводник надел Окуляр и растолкал спящую деву. Пора было отправляться в путь.

Группа покинула храмовый район и прошла через протяжённый городской парк. Брусчатые дорожки и местами раскрошившиеся бордюры ещё сохраняли подобие целостности. Из омертвевшей земли торчали редкие коряги деревьев — лишённые пышной листвы, они всегда казались редкими, сколь бы густые рощи ни росли тут при жизни.

Порча постепенно рассасывалась после вчерашней Жатвы, но оставалось ещё много сгустков, и группе то и дело приходилось сворачивать за бордюры и обходить опасные участки по земле.

Впереди уже показались первые здания жилых кварталов, когда Алмейтор объявил, что обнаружил новую душу. В этот раз найти её сумел бы любой из спутников — сложно было не заметить сидящий на земле латный доспех, и столь же трудно было спутать его характерную внешность с бартелионским рыцарем или солдатом.

Под мёртвым каркасом рассыпались обломки парковой скамьи, рядом валялся опрокинутый навзничь человеческий скелет. Вырисовывалась очевидная картина: гость из Сат-Харима гулял по парку и присел поболтать с местным жителем. Бедняги даже встать не успели, когда обоих накрыла Порча.

Скамейка со временем (а может, и сразу) развалилась на куски, а голем удачно приземлился на пятую точку, так и оставшись сидеть в позе вечной растерянности. Впрочем, время и его не обошло стороной: левая рука отвалилась, с правой стопы откололся носок, а торс просел под собственной тяжестью, отчего казался неестественно коротким и располневшим.

Линсон подвёл клиентов поближе и приказал остановиться:

— Боюсь, этого придётся забрать в другой раз. Там Порча.

— Как долго она там пробудет? — осведомился голем.

— Трудно сказать. Клиентов у меня не бывает по несколько месяцев, и за это время Порча всегда переползает в новые места. Но можешь не надеяться, что эта ленивая гадость исчезнет отсюда в ближайшие дни.

Стальная маска традиционно ничего не выражала, но Линсон и без того догадывался, что его спутник совсем не рад услышанному.

— Знаете, что? Учитывая, сколько вы платите, я тоже позволю себе немного щедрости. Когда мы с ангелом пойдём сюда в следующий раз — проверять её убийственные ростки, вы, так и быть, можете бесплатно приткнуться к нашей компании и забрать оставшиеся души.

— Дело не в этом. Я не стеснён в средствах, — ответил Алмейтор. — Но я… они… мы не можем ждать ещё месяц. Я должен забрать душу сейчас.

Линсон готов был поклясться — в гудении голема мелькнула тревога.

— Это невозможно, — настоял он. — Говорю же — там Порча, аккурат возле твоего собрата. Она прикончит тебя. И не проси отбирать у ангела ещё один персик.

— Вы говорите, она убьёт меня. Но как быстро?

— Персику хватало трёх секунд, сами видели; человека высушит за четверть минуты. А на големах не проверял, уж извиняйте.

— Местные аномалии способствуют ускоренному разложению веществ, — задумчиво бормотал голем, обращаясь скорее к самому себе. — Но процесс занимает время, пусть и в тысячи раз меньше, чем при обычных условиях. Учитывая, что металл каркаса гораздо долговечнее плоти и строительных материалов…

— Учитывая, что мы с вами заключили договор, — раздражённо перебил проводник, — я не буду вытаскивать тебя оттуда, когда ты развалишься на полпути. Решай сам, я держать не стану.

— Договорились, — кивнул Алмейтор.

Немного помедлив, голем собрался с духом и рванулся вперёд. Линсон присвистнул, когда шестипудовый доспех с завидной даже для людей скоростью загремел по брусчатке, в считанные мгновения преодолев расстояние до развалившейся скамейки. Не сбавляя хода, он нагнулся и с силой вогнал латную пятерню в голову собрата. Размягчённый временем шлем не выдержал и разлетелся на куски, а собиратель уже выбегал из Порчи с другой стороны с небольшим черепком в руке.

Убедившись, что голем покинул границы белого узора, Линсон сделал круговой жест рукой, призывая его возвращаться по широкой дуге. Пока Алмейтор медленно топал обратно, через линзу Окуляра отчётливо виднелись тонкие белые черви, извивающиеся на тёмных латах. Отделившиеся от своего сгустка, они вскоре растворились, и к спутникам голем вернулся абсолютно чистым.

— Получилось… — выдохнула Сайтеми.

Алмейтор опустил взгляд и осмотрел своё тело. Подвигал руками и ногами, проверяя подвижность.

— Каркас действительно подвергся ускоренным процессам разложения, — сообщил он, подсоединяя душу к проводам и закрывая её в грудном хранилище. — Внешне этого, может, и не заметно, но теперь мой доспех уже не такой прочный, как раньше. Придётся по возвращении в Сат-Харим пустить его на переплавку.

— Если ты вообще туда вернёшься, — недовольно пробурчал проводник. — Сколько ещё таких выходок выдержит твоя броня?

— Будем надеяться, что остальные души обнаружатся в более доступных местах, — пожал плечами голем. — А если нет, следующему собирателю, что явится мне на замену, в любом случае останется меньше работы. Собранные мной души уже не придётся разыскивать по всему городу.

Следующему собирателю… Сначала ангел просит о нескольких вылазках, теперь голем предлагает дожидаться второй смены аж из самого Сат-Харима. Линсон изо всех сил старался вымести эти мысли из головы. Договор был на один поход, больше он этим двоим ничего не должен. Пускай сами ищут нового проводника, это уже не его проблемы. В крайнем случае можно будет передать Окуляр какому-нибудь сноровистому парню в Эрконе, вместе с наработанной годами наукой о выживании в мёртвом городе. В самом деле, не увозить же бесценный артефакт с собой в Вендарлен, где он никому и никогда не пригодится.

— Слушайте, — обратилась к нему Сайтеми. — Вас не затруднит сообщать мне о каждом обнаруженном очаге Порчи, даже о тех, что не лежат у нас на пути?

Линсон согласился, пожав плечами. Что бы она ни задумала, проводник надеялся, что крылатая дева окажется благоразумнее голема, и ей не взбредёт в голову бросаться в гущу белых корней.

Как оказалось, он был не так уж далёк от истины. Когда среди деревьев в стороне от парковой дорожки Линсон «почувствовал» очередной кусок Порчи, Сайтеми объявила, что собирается посадить семя нар'силена прямо в центре аномальной зоны. Место идеально подходило для посева — Порча расползлась по земле и прихватила пару деревьев, словно брусчатая дорога не пришлась ей по вкусу.

Оставалась самая малость — придумать, как посадить семя, находясь в нескольких шагах от нужной точки. Впрочем, у Сайтеми, кажется, уже созрел план.

Первым делом дева подобрала с дороги увесистый булыжник и запустила в середину Порчи. Камень врезался в землю, выбил в ней небольшую ямку и отлетел дальше. Лунка для посадки была готова.

Как и ожидалось от крылатой воительницы, меткостью её природа не обделила, и круглый шарик нар'силена приземлился точно в лунку.

Оставалось самое трудное — полив, но и здесь дева сумела впечатлить своих спутников. Открутив пробку, она согнула колени, примерилась и резким движением выплеснула в воздух струю священной воды. С нескрываемым восхищением Линсон наблюдал, как прозрачная струя, перевернувшись в безветренном воздухе, ударила точно в блестевшее семя на дне ямки. Мимо не улетело ни капли.

От Сайтеми не укрылся его восторг:

— Если бы вы хоть раз испробовали вкус кеваринских вин, то подобное мастерство вас бы не удивляло. Разливать напитки нас учат раньше, чем держать клинок в руках.

— Да я пробовал, — пробормотал проводник. — Разве что наливал по-старинке, иначе пришлось бы слизывать ваши драгоценные напитки с пола.

— Помню, в Сат-Харим нередко заезжали виноделы из Кеварина, — произнёс Алмейтор. — Ещё в те времена, когда ваши чудесные вина было кому пить. И, должен признать, искусством разливания жидкостей они ничуть не уступали цирковым жонглёрам.

Ещё раз смущённо улыбнувшись, Сайтеми завершила процедуру, забросав лунку пригоршнями сухой земли.

Все трое принялись наблюдать. В этот раз Сайтеми и Алмейтор не увидели даже призрачных ростков — нар'силен не пожелал цвести посреди губительной зоны. Один только Линсон мог заметить, как Порча, получив новые силы от ангельского семени, растянулась чуть дальше, заставив его отступить на шаг назад. Спутники поняли этот жест и не нуждались в дальнейших разъяснениях.

— Ясно, — вздохнула Сайтеми, убрав флягу в сумку.

Она повернулась к проводнику, словно хотела что-то добавить, как вдруг оборвалась на полуслове и застыла. Несколько долгих мгновений озадаченный Линсон выдерживал её пристальный взгляд. Наконец дева пришла в себя и сказала:

— Давайте двигаться дальше.

Проводник лишь пожал плечами.

* * *

До полудня, продолжая маршрут против часовой стрелки, удалось дойти до северной части города. Сайтеми посадила ещё одно семя, а голем засёк очередную душу — в этот раз, слава божьей паре, в «чистом» помещении какой-то мастерской. Если не считать ещё одной Жатвы и двух столкновений с луркерами, в которых Линсону, чей меч в кои-то веки оказался самым бесполезным в группе, даже не пришлось принимать участия, то экспедиция проходила без происшествий.

Минув третий по дороге переулок (два других проводник забраковал), группа подошла к выходу на широкий проспект, когда Линсон жестом приказал остановиться. В этот раз клиентам не пришлось слепо доверять его чутью — ангел и голем без всяких артефактов на лицах расслышали повторяющийся тяжёлый звук с левой стороны. Шаги. Грузные, медлительные шаги чего-то очень большого.

— Собиратель, — коротко шепнул проводник, пятясь назад.

— Что? — спросил голем.

— Да не ты! Та штука, что идёт сюда. Она называется собиратель. Ну, точнее, я так её называю — больше-то некому.

— Может, отойдём подальше? — предложила Сайтеми, когда Линсон остановился на выходе из переулка.

— Не бойся, на людей он не бросается, если только сама к нему не полезешь. Ползает себе по руинам и проглатывает всё, что не прибито. Потому и собиратель.

Сайтеми тревожно вслушивалась, отступив вглубь переулка. Чем ближе раздавалась тяжёлая поступь, тем сильнее накатывало желание развернуться и броситься прочь. Воительница не страшилась возможной схватки, но и не стремилась без причины встревать неприятности. Сложно было поверить, что один из здешних монстров спокойно пройдёт мимо двух порций свежего мяса, что бы там ни говорил проводник.

Наконец чудовище поравнялось с переулком и предстало перед группой во всей красе. Две массивные трёхпалые лапы несли на себе огромную морду семи футов высотой. Над широченной пастью, способной целиком проглотить взрослого человека, пробивались из-под бурой кожи две пары глаз — каждый размером с тарелку. Толстые руки твари вместо ладоней оканчивались двумя огромными ножами.

Вместо спины за собирателем, стирая пыль и подметая кости, волочился по мостовой массивный шмат тягучей желейной массы. Из чуть прозрачной слизи повсюду торчала всякая всячина: тарелки, ложки, доски, выдвижные ящики, кости, подсвечники, оружие, щиты и ещё много всего.

— Вот так, — негромко говорил проводник, пока спутники неотрывно пялились на гротескное создание. — Всасывает в себя всякую всячину и таскает дурд пойми для чего. Ха, глядите-ка! Видите вон тот сапог сзади? Мой клиент, вёл его где-то год тому назад. Здоровенный был детина, ростом почти с самого собирателя. Хочу, говорит, себе меч из этой руки, славный двуручник выйдет. Правда, первоначальная задумка не удалась, и отрубить лапу у парня не вышло. Тогда он, видимо, решил сменить тактику и самому, кхм, стать как бы частью собирателя. Зато меч свой, можно считать, получил. Такие дела.

— А что всё это время делали вы? — спросила Сайтеми, чуть расслабившись. Чудовище если и слышало их разговор, то не выказывало к чужакам ни малейшего интереса.

— А что я? Уговор всегда был один и тот же. Захотелось приключений — милости просим, но проводник за тебя больше не отвечает. Посидел я в сторонке, убедился, что дальше вести уже некого, и пошёл себе домой, с Генримом выручку делить.

— Так за всё время, что вы работаете проводником, вам ни разу не довелось столкнуться с этим созданием? — спросил Алмейтор.

— Если бы довелось, мы с тобой сейчас бы не разговаривали. Говорю же — до живых ему дела нет. Только безделушки всякие собирает. Вот твоим доспехом, может, и заинтересуется… Хотя нет, великоват будешь. У голема он разве что отдельную запчасть может прихватить, или душу эту, которая у вас в черепушке.

— В том-то и проблема, — произнёс Алмейтор, глядя вслед уползающему собирателю. — Одна из душ, что мне поручено найти — внутри этого монстра.

— О божья пара, пощадите! — Линсон обречённо хлопнул ладонью по лицу. — Сначала Порча, теперь собиратель. Что дальше? Очередная душа обнаружится под задницей короля Иория?

— Оставим шутки на потом, господин Марей. — Алмейтор уверенно шагнул к выходу из переулка. — Я должен её достать.

— Ничего ты не достанешь, идиот! Эта штука проглотит тебя и не подавится!

— Боюсь, у меня нет выбора. Палата Владык оказала мне честь, доверив столь важную миссию, и я должен принести им души, а не отговорки о том, почему не смог их достать.

— Слушай, голем, — догнал его проводник. — Если ты развалишься в Порче, то твои собратья когда-нибудь подберут тебя и вернут на родину. Но если твои железки с душой останутся в этой твари, то никто тебя уже не спасёт. Понимаешь ты это, жестяная башка?!

— Вы слишком переоцениваете этого монстра. Может, он и впечатляет своими габаритами, но всё-таки это существо из плоти и крови. Оно смертно, как и луркеры. — Увидев, что проводник готов запротестовать, голем добавил: — А также вы недооцениваете мою броню. Каркас голема рассчитан на работу в экстремальных условиях, в том числе на неизбежные сражения, непременно выпадающие на долю собирателя душ. Поверьте, мне доводилось повергать тварей и покрупнее этой.

С этими словами, не принимая более никаких возражений, Алмейтор щёлкнул руками, выдвигая два широких клинка, и бросился вдогонку ползучей громадине.

— Ну хоть ты его останови! — Линсон умоляюще повернулся к крылатой деве, ни разу не вмешавшейся в спор с големом.

— У него есть миссия, — холодно ответила Сайтеми. — Алмейтор обязан её выполнить. Не в нашем праве останавливать его… — Дева чуть помедлила, после чего сказала самое страшное, что только могло слететь с её тонких губ: — Но мы можем ему помочь!

В руке ангела сверкнул серебристый клинок, и, обдав проводника потоком воздуха, она устремилась вслед за големом.

Сверкали каблуки изящных сапог, развевались на ветру остатки усохших крыльев, но Линсону было уже не до беспокойства за глупого голема или прелестную деву, сломя голову бросившихся в самоубийственную схватку. С левой стороны проспекта, из глубины города, по крышам домов ползли бесчисленные извивы белых корней. Начиналась Жатва.

— Вот и приехали… — прошептал он вслед удаляющимся спутникам.

Теперь для клиентов Линсона точно всё было кончено. Даже если ангел и голем каким-то чудом выстоят против собирателя, Порча тут же поглотит обоих. А они даже не заметят…

Пора уходить. Они слышали условия договора, знали, на что идут. Пускай помирают, если им так угодно — Линсон свою часть сделки выполнил.

И всё же ноги, не слушая доводов разума, понесли тело вслед за воинственной девой. Проводник должен увидеть, как клиенты получат травмы, несовместимые с дальнейшим передвижением. Только тогда он сможет с чистой совестью бросить их и вернуться в Эркон.

Алмейтор догнал собирателя и прежде, чем неуклюжая тварь развернулась на грохот стальных ног, нанёс крест-накрест два удара меж торчащих из мякоти предметов. Чудовище взревело и с неожиданным проворством развернулось, взбороздив брусчатку желейной массой.

Гигантский клинок твари вонзился в землю, выбив брызги камней в том месте, где миг назад находился голем. Алмейтор отскочил вбок и, соображая на ходу, задвинул клинок в руку и со всей силы ударил кулаком по плоскости лезвия. Меч собирателя не выдержал и погнулся. Стальная рукавица треснула.

Голему снова пришлось уклоняться, когда над головой просвистел второй клинок. В этот момент Сайтеми подоспела на помощь и сделала то, что умела лучше всего — прыгнула. Вскочив на монстра, дева принялась остервенело рубить и колоть плечо собирателя, пронзая твёрдую шкуру серебристым клинком.

Тварь открылась, чем Алмейтор незамедлительно воспользовался, проткнув собирателю один из четырёх глаз. Но, вместо того чтобы помогать союзнице, голем перебежал твари за спину и принялся кромсать желейную массу выдвижными клинками — кажется, в том же месте, что и в первый раз.

Линсон и не думал влезать в бой, проходивший на совсем ином уровне силы и мастерства. Проводник оставался на безопасном расстоянии, но теперь, наблюдая в действии боевые навыки и отвагу ангелов и големов, у него появился слабый отблеск надежды. Вдруг и правда справятся?

Но Порча неумолимо наступала, уже опутав корнями половину дозорной башни с левой стороны проспекта. Единый организм из тысяч белых ветвей извивался на стенах, забирался в окна и вползал в переулки. Если эти двое и впрямь намеревались прикончить собирателя, им следовало поторапливаться!

Чудовище быстро пришло в себя и резким рывком смахнуло ангела с плеча. Сайтеми отлетела в сторону и пробила шаткую стену двухэтажного дома, скрывшись в обломках. Желейная туша снова взбороздила землю, впечатав голема в здание с противоположной стороны — той, откуда надвигалась Порча. Тварь замахнулась левым, неиспорченным ножом, целясь в то место, где застрял в стене обездвиженный доспех. Алмейтор не успевал выбраться!

Странное безразличие объяло Линсона, когда на его глазах гигантское лезвие обрушилось на беспомощную цель. Вот так всегда. Возомнят о себе невесть что. Лезут, куда не следует, бросаются в бой очертя голову. Думают, что им всё нипочём. Что как герои сказок — победят сейчас великое зло, выполнят свою священную миссию и вернутся домой верхом на белом коне, где благодарный люд осыпет их лепестками роз и сложит баллады в их честь.

Но это реальность, и здесь нет никаких героев. А кто сомневается, тех Турта мигом поставит на место. Нет здесь ни подвигов, ни славных деяний, ни великих сражений. Есть только смерть, и нельзя её ни сразить, ни подкупить. Просто не лезь ей в лапы, и всё у тебя будет хорошо. Казалось бы, так просто…

Фасад первого этажа разлетелся вдребезги от сокрушительного удара. В последний момент Алмейтор всё-таки успел вытолкнуть себя из вмятины в стене и броситься к проводнику. Но не успел. В этот раз меч собирателя настиг цель, надвое перерубив поясницу убегающего голема. Исполинский клинок описал широкую дугу и замер на вытянутой лапе.

Сплетения белых корней ползли по дороге, жадно облизывая камни брусчатки.

Половина стального посланника, кувыркаясь в воздухе, летела над мостовой.

 

Глава 7

Крылатая дева наконец пришла в себя и, вылетев из полуразрушенного дома, приземлилась на твари на голову, продолжив яростно орудовать сияющим клинком.

Собиратель забился и заревел, гигантские лезвия беспорядочно рассекали воздух, словно лопасти обезумевшей мельницы.

Не желая испытывать судьбу, Сайтеми соскочила с гигантской головы и попятилась назад, оглядываясь по сторонам в поисках союзника. Довольно скоро её взгляд упал на валявшиеся возле монстра ноги голема. Дева прекратила пятиться и застыла на месте, не отрывая глаз от кошмарного зрелища.

Нельзя было понять, о чём она думала в этот момент. Пыталась ли разглядеть верхнюю половину доспеха, упавшую под неудачным углом или засыпанную обломками, или уже всё поняла, только не могла смириться?

Собиратель перестал размахивать мече-лапами, сообразив, что назойливая мошка больше не тычет его острой иголкой. Монстр осмотрелся; три оставшихся глаза быстро нашли ангела, стоявшего посреди дороги.

А Порча тем временем поглотила здания и выползала на проспект, подбираясь всё ближе к свежей пище из плоти и крови — столь редкому угощению в этих местах.

Линсон бегло осмотрел улицу: справа у Сайтеми оставался ещё один переулок для отхода. Его завалило грудами обломков, но при своей прыгучести ангел без труда переберётся на ту сторону. А если поторопится, то успеет вернуться к Линсону и сбежать тем же переулком, которым они сюда пришли.

— Сайтеми! — крикнул он. — Порча надвигается! Уходим, живо!

— Не оставляйте меня! — вдруг раздался крик голема, огласив улицу зычным голосом. — Помогите мне выбраться, прошу вас!

Девушка обернулась на крик и наконец заметила вторую половину Алмейтора. Работая одной уцелевшей рукой, тот упорно тащил себя по дороге, ожесточённо вбивая кулак в брусчатку и фут за футом подтягивая остатки доспеха к спасительному переулку. Вторая рука безвольно волочилась по мостовой. Уйти от Порчи он, конечно же, не успевал.

— Быстрее! — подгонял Линсон, видя замешательство ангела.

— Молю вас, не уходите без меня!!! — ещё сильнее завопил Алмейтор, выжимая всю мощность из ротового динамика. — Сайтеми! Линсон! Я отдам все деньги, что у меня есть, клянусь!!! Двадцать тысяч золотых! Не бросайте меня, ради богов, в которых вы верите!

Собиратель к тому времени оправился от болевого шока и кинулся к ангелу, гремя по дороге двумя гигантскими лапами. Не оборачиваясь, Сайтеми машинально отскочила от ножа, пробившего в мостовой длинную прореху, отбросила замешательство и понеслась прочь от монстра.

Линсон обрадовался было, что удастся спасти хотя бы одного из клиентов, когда дева вдруг взяла правее и на бегу подхватила под мышки остатки Алмейтора. Хотелось бы добавить: «не сбавляя хода», но Сайтеми чуть было сама не свалилась рядом, с трудом оторвав груз от земли и едва удержав равновесие. Даже разделённый надвое, голем всё ещё мог потягаться весом с не слишком упитанным человеком.

Но Сайтеми и не думала сдаваться, как и реагировать на вопли проводника, требующего немедленно бросить балласт и уносить ноги. Кряхтя и надрываясь, дева тащила тяжёлый кусок металла через мостовую.

Собиратель не спешил продолжать погоню, не меньше остальных желая прекратить бессмысленный бой. А вот Порча отступать не собиралась и уже захватила половину проспекта.

— Левее! К самой стене! — приказал Линсон, отступив к самому переулку и не спуская глаз с ангела. — Живее! — добавил он, уже не пытаясь убедить упрямую дуру избавиться от груза.

Покраснев от натуги, Сайтеми завернула в переулок, выжала из себя ещё несколько шагов, но на большее её не хватило. Стройные ноги подогнулись, и девушка с грохотом растянулась на земле. Из последних сил она подняла голову, губы девы зашевелились. Кажется, это было слово «помоги».

Помогать ей в этой глупой затее Линсон по-прежнему не собирался, но этого и не требовалось. Порча забросила в проулок дюжину ветвей и на том остановилась. Жатва подошла к концу.

Увидев, что проводник успокоился, ангел поняла всё без слов и позволила себе передохнуть. Скатившись с голема, Сайтеми растянулась на земле, уже не заботясь о дорогих одеяниях и белоснежной шевелюре.

— Не понимаю, как такое могло произойти? — сокрушался взволнованный голем. — Удар монстра был силён, но не настолько, чтобы…

— Ты уже износил свою броню, забыл? — бросил Линсон, явно недовольный тем, что нарушитель приказов до сих пор с ними. — Разом лет на сто, пока бежал через Порчу. Вот и развалился с одного тычка. Мои приказы здесь, в Турте, не обсуждаются. Сколько я должен был это повторять?!

— Простите, — поник Алмейтор.

Линсон дал деве несколько минут, а когда она поднялась на ноги, произнёс лишь одно слово:

— Отдохнула?

— Да. — Дева осмотрела остатки живого доспеха, прикидывая, что с ним делать дальше.

— Тогда идём. Придётся сделать крюк и выйти на проспект парой кварталов южнее.

— А что с Алмейтором? — напомнила Сайтеми.

— Ничего. Он — больше не наша проблема.

— Стой! — Сайтеми догнала проводника и схватила его за руку. — Мы не можем бросить его здесь!

— Какие ещё «мы», дорогая? Если ты забыла, приказы здесь отдаю я. А ты подчиняешься.

Сайтеми злобно зыркнула на него, но спорить не стала. Понимала — уговор есть уговор. Вернувшись к голему, дева поставила его на перерубленную поясницу, снова обхватила под мышками и оторвала от земли. Алмейтор виновато поблагодарил её.

Линсон лишь покачал головой и направился к выходу из переулка. Пускай себе играется в благородство. Жаль, некому здесь делать ставки, долго ли дурочка протянет.

* * *

За спиной раздавались тяжёлые шаги и натужное сопение. Ангелу сейчас было не до разговоров, провинившийся голем тоже помалкивал. Линсон прошёл мимо нескольких лавок и небольшого парка с фонтаном, обогнул обломки развалившегося трёхэтажного дома и свернул в сторону проспекта, в этом месте уже не тронутого Порчей.

«Два квартала, надо же», — подумал он, когда за спиной раздался характерный стук — голема поставили на землю. Ладно хоть сама в этот раз не свалилась.

Остановились они возле широкого котлована. В былые дни здесь искрилось водяными отблесками чистое озеро, ныне же от прежней красоты осталась лишь пустая яма, окружённая бордюрами. В трёх сотнях футов виднелись стоявшие на той стороне развалины домов. Небольшой кусок Порчи выполз из ямы, прихватив каменную скамью на берегу.

Линсон обернулся. Дева выглядела жалко: вспотевшая и измотанная, она опёрлась на доспех и тяжело дышала. И всё же её полный вызова взгляд, устремлённый на проводника, заставил невольно отвести взор. Было в нём нечто, непривычное для человека не самых честных профессий. Гордость. Упорство. Непокорность. Будто эта хрупкая на вид девица готова была скорее помереть от изнеможения, чем отказаться от своей затеи. Или так оно на самом деле и было?

— Слушай, вот на кой тебе это сдалось? — спросил Линсон.

— У него… есть… миссия… — Сайтеми выплёвывала слова в коротких перерывах между тяжкими вздохами. — И он… должен… её выполнить… Я… не позволю ему… вот так… сгинуть здесь…

— Ты слепая, или как? Ничего он уже не выполнит. Всё, отвоевался наш рыцарь. И ты тоже тут останешься, если не перестанешь испытывать себя на прочность. И будет у нас не одна заваленная миссия, а сразу две.

— А тебе плевать, да?! — взвилась дева. — Ты свои деньги получил, а что же может быть важнее звона монет! И кому какая разница, что сейчас решается судьба десятков обречённых душ!

— Всё правильно, дорогая. Мне плевать. Как ты там сказала: у него есть миссия, он должен её выполнить. Так вот — я свою выполнил. Без сучка и задоринки, никого не подвёл, не подставил и ни в чём ни обманул. Моя совесть чиста, не придерёшься. И да: я здесь только ради денег. Мне нет дела ни до твоих кустиков, ни до его черепов, ни, уж тем более, до этих развалин. Скопить на безбедную старость и поскорее слинять отсюда — вот моя священная миссия.

Дева отвернулась и захохотала:

— А ведь мне говорили: не предлагай проводнику слишком много. Людьми не движет ничего, кроме жажды наживы. Лишь нужда и голод заставляют их работать и двигаться вперёд. А как только пропадёт нужда в деньгах, они тут же помашут тебе ручкой и исчезнут. Я была глупой, не верила. Думала, проявленная щедрость заставит тебя проникнуться важностью нашего дела. Думала, в благодарность ты хоть на пару дней забудешь про свой дурацкий договор и станешь для нас полноценным союзником, а не просто наёмником.

— Что ж, век живи, век учись, — пожал плечами проводник. — Теперь ты знаешь, что союзники не покупаются за деньги. А в остальном мне и добавить нечего, всё как есть расписала. Нет мне дела ни до каких великих целей и идей. Оставьте это высшим расам, а я — всего лишь жалкий человечишка. Была бы крыша над головой, еда на столе, дрова в очаге да ладная девка в кровати. И всё это — подальше от вымирающей земли и вечно голодной Порчи.

— Тебе и до этого нет никакого дела? — Сайтеми чуть успокоилась. — Разве ты не жил в этом городе, не родился и вырос на этих улицах? Твой дом в одночасье обратился в прах, а ты даже не хочешь выяснить, почему?

— Ты опять забыла, с кем разговариваешь? Я человек. Жалкий, ничтожный, беспомощный, способный думать только о собственной шкуре. Кто бы ни стоял за уничтожением Турты, этот кто-то способен одним взмахом руки смахнуть с лица земли целый город вместе с сотнями тысяч его обитателей. Совсем другая лига, понимаешь? Здесь творятся дела богов, девочка, и не мне лезть в них своими короткими ручонками.

— И всё же ты делаешь это, прямо сейчас. Ты стоишь там, куда не доберётся живым ни один человек, ма'аари, дурд или голем. Именно в твои руки попал этот дар, возможность пересечь границу и вернуться живым. Из всех бесчисленных обитателей этого мира именно ты, Линсон Марей, способен разгадать загадку мёртвого города. Ты и никто другой. И на что же растрачивается этот талант — на заработок денег!

— Уж не хочешь ли ты сказать, ангелочек, что из-за своего таланта я вдруг стал кому-то что-то должен?

— Тогда, может, ты его и вовсе не достоин? — Сайтеми сощурила глаза, внимательно ожидая ответа.

— Не нам с тобой это решать. Наверху как-нибудь сами разберутся, кому и что дарить.

— А мне кажется, в этот раз они совершили чудовищную ошибку, — продолжала Сайтеми разыгрывать сцену, медленно подходя к проводнику, — отдав ценный талант в руки столь никчёмного и бесполезного существа.

— Можешь отправить к ним претензию. Когда вернёмся в Эркон, провожу тебя до ближайшего храма. Бесплатно.

— А что, если я исправлю это досадное недоразумение прямо сейчас? — Дева подошла совсем близко. — Отправить ложного избранного прямиком к его богам? Может, тогда они поймут свою ошибку и выберут более достойного кандидата?

Пока Линсон силился понять, шутит она или говорит всерьёз, левая рука воительницы резко метнулась к его лицу. Реакция спасла проводника — он успел отскочить назад. На всякий случай быстро обернулся и проверил, нет ли за спиной Порчи? В Турте не следовало передвигаться вслепую. Всегда смотри, куда идёшь.

Сзади всё было чисто. На удивление чисто. Ни на дороге, ни на уцелевших зданиях, ни на уходящих вдаль улицах Линсон не заметил ни одного клубка белых змей.

Увлёкшись осмотром улиц, он чуть не позабыл о воинственном ангеле. Линсон резко повернулся и приготовился дать отпор, но Сайтеми стояла на месте и больше не выказывала желания лезть в драку. Дева была столь же неподвижна, как панорама высохшего озера позади неё.

Чего-то в этой картине не хватало. Проводник медленно осмотрел протянувшуюся вокруг широкой ямы дорожку, нашёл взглядом примеченную недавно каменную скамью… Она была чиста, словно Порча спешно уползла вниз, испугавшись гневна крылатой воительницы.

Окуляр!

Линсон схватился за лицо: рука шлёпнула мягкую кожу, пальцы нащупали волосистую бровь. Маска пропала!

Подняв взгляд, он уже не удивился, увидев драгоценный артефакт в руках у девушки.

— Ты и правда думал, что мы поверим в твои сказки о невероятном чутье на Порчу? — спросила Сайтеми, поигрывая Окуляром. — Давай-ка посмотрим, как выглядит мир через стекло этой линзы.

Линсон бросился вперёд. Что-что, а извлекать предметы из чужих карманов и, если придётся, прямо из рук он умел как никто другой. И ничего, что ангел сама только что обокрала его, словно слепца. Крылатой девке просто повезло, второй раз он не купится на её трюки.

Рука метнулась к артефакту, но поймала лишь воздух, а тело полетело вперёд, внезапно потеряв опору под ногами. Линсон быстро сгруппировался, кувыркнулся и встал на ноги, но Окуляр всё ещё оставался у воровки.

Проводник злобно зыркнул на деву. Как она это делает? Он даже не разглядел движения. Он! Линсон Марей, обладатель самых ловких рук во всём Эрконе! А ведь она, между прочим, не просто сняла Окуляр с его лица, а ещё и успела отстегнуть крепления — иначе вместе с артефактом он лишился бы уха и носа.

Сайтеми не стала продолжать эту игру. Красноречиво положив свободную руку на эфес меча, дева без тени суеверного страха приложила маску к левому глазу. Тонкое личико не выказало и тени удивления, когда Окуляр явил ему истинный облик мёртвого города. Сайтеми увидела именно то, что ожидала.

Дева неспешно обернулась вокруг своей оси, осматривая улицы во всех направлениях и ничуть не опасаясь, что ограбленный проводник снова бросится на неё. Да он и не собирался. Теперь, когда ангел завладела Окуляром, Линсон больше не был ей нужен. Того и гляди, прирежет за прошлые обиды. А если и оставит в живых, сам он из Турты уже не выберется. Ведь никакого волшебного чутья на Порчу у проводника отродясь не было.

«Незавидное положение, а, Линсон? Худшее из всех, в какие только можно было попасть. Вот тебе и лёгкие деньги. Смотри теперь, как бы толстяку не пришлось тратить все десять кусков в одиночку».

Почему-то он не испытывал страха. Даже напротив: без волшебного зрения стало спокойнее. Исчезли кровожадные бледные сгустки, и Турта стала тихой, мирной тенью давно покинутого города. А он, Линсон Марей, снова стал обычным человеком безо всяких уникальных способностей по выживанию в проклятом городе. Казалось, можно взять и пойти в любом направлении, и ничего не будет. А если будет, он не успеет ничего почувствовать. Смерть в Турте была быстрой и милосердной — не в пример жутким казням, что творились на потеху публике на площадях славного Бартелиона.

— Как я и думала, — голос Сайтеми вернул его в реальность. Дева опустила Окуляр, уселась Алмейтору на плечо и приложила линзу к механическому глазу. — Посмотрите-ка. Всё это время наш проводник разыгрывал перед нами один грандиозный спектакль. Вот она, Порча, вся как на ладони. И нечего тут вымерять и принюхиваться — чётко виден каждый сгусток, каждая линия. Вы уверены, что эта штука родом не из Сат'Харима?

— Совершенно точно, — ответил голем. — Как я говорил ранее, здесь использован незнакомый мне сплав и нехарактерный дизайн. Но самое главное — это крепления. Ушная и носовая дужки рассчитаны на человекоподобные расы и едва ли удержатся на металлическом шлеме. Как думаете, стали бы големы изобретать артефакт, которым сами не смогут воспользоваться?

— Значит, наш дорогой — во всех смыслах — проводник стащил это где-то в другом месте.

Сайтеми слезла с голема и стала задумчиво разглядывать устройство в руке, решая, что с ним делать дальше.

— Так что теперь, ангел? — поторопил её Линсон. — Раз уж ты присвоила мой Окуляр, то и власть над нашими судьбами отныне в твоих руках. Ты говорила, что я не заслуживаю обладания этой вещицей. Так давай посмотрим, как распорядится ей достойный представитель небесного народа, — напыщенно произнёс он.

— Ничего сложного, — сказала дева. — Дальше голема понесёшь ты. Когда выдохнешься, перерублю тебе сухожилия на ногах, чтобы не ждать удара в спину, и дальше как-нибудь управлюсь своими силами.

Примерно это и ожидал услышать Линсон. А ещё он ожидал разглядеть в деве радость или злорадство, ничего подобного на её лице не отразилось. Сайтеми нахмурилась, словно прямо сейчас вела неведомую спутникам внутреннюю борьбу.

— Именно так я бы поступила, будь я человеком, — наконец выдавила она и взмахнула рукой.

Линсон настолько опешил, что едва не проворонил летящий в него Окуляр. К счастью, руки сработали сами и в последний момент поймали артефакт.

— Ма'аари не грабят и не воруют, — гордо заявила дева, своим величественным тоном пытаясь то ли впечатлить проводника, то ли убедить саму себя, что не совершила ошибки. — Особенно у тех, кто не способен себя защитить. Запомните это. По справедливости, вас и правда следовало бы оставить умирать на этих улицах, хозяином которых вы себя возомнили. И я не сомневаюсь, что рано или поздно кто-нибудь обеспечит вам подобный конец. Кто-нибудь из людей, столь же низкий и беспринципный, как вы сами. Я же не нарушу законов своего народа, даже если на кону будет стоять моя собственная жизнь.

— Вот. Это. Дура… — только и смог вымолвить проводник, не веря собственным глазам и ушам. Она просто отдала ему Окуляр! Столь безумный и необъяснимый поступок возмутил Линсона даже сильнее, чем недавний отъём устройства.

Может, ангел просто играется с ним? Подождёт, пока глупый человек поверит в свою удачу, и снова неуловимым движением переправит артефакт себе в руки?

Но Сайтеми выглядела серьёзно. Как и всегда.

Решив пока что поверить госпоже судьбе на слово, Линсон приладил Окуляр на лицо и закрепил дужки. Город снова заполнился клубками неподвижных белёсых змей, живо напомнив проводнику, где он находится.

— Я возвращаю тебе Окуляр… твой Окуляр, Линсон Марей, — сказала ему Сайтеми. — Но если ты попытаешься уйти и бросить нашего спутника, то не сомневайся: я прикончу тебя без зазрений совести. Втроём мы пришли в этот город, и втроём мы покинем его.

«Красивые слова, — подумал про себя Линсон. — Но ты до сих пор не придумала, как мы потащим эту махину».

— Господин Марей, — впервые после долгого молчания заговорил Алмейтор. Наверное, последние двадцать минут он провёл, пытаясь взять себя в руки, ибо голос его снова стал ничего не выражающим гудением. — Забудьте, что сказала ма'аари. Я и правда до ужаса боюсь быть брошенным здесь, но не хочу, чтобы наши взаимоотношения строились на шантаже и принуждении. Те мои слова насчёт двадцати тысяч… Я не шутил. Я дал слово, и вы получите эти деньги, если поможете мне завершить миссию и добраться до Сат'Харима. Это все деньги, что мне удалось скопить за две моих жизни, но я готов расстаться с ними, если обстоятельства не оставят мне иного выхода.

— Знаешь, мой жестяной друг, в чём состоит главный недостаток большого мешка с деньгами? — спросил Линсон. — В том, что хрен ты его куда утащишь. Позаришься на звон монет, да так и останешься сидеть в обнимку с этим неподъёмным богатством, пока не найдёт стража или сам не подохнешь от голода. Вот ты, голем, и есть тот самый неподъёмный мешок. Предложи ты мне в награду хоть весь Сат'Харим и стальную принцессу впридачу, толку мне с этого не будет, потому что не вытяну я тащить твою латную ряху до самого Эркона. Лучше помоги мне уговорить нашего ангела, а то гляди — вознамерилась сгинуть тут вместе с тобой.

Голос из доспеха произнёс:

— Тащить весь мешок и правда ни к чему. Так почему бы не отсыпать из него монет — сколько сможете унести? Должен признать: моё тело отныне бесполезно, его остатки станут лишь бессмысленным грузом на ваших плечах. А значит, пришло время оставить его, как и надлежит поступать с тянущей вниз ношей.

Сайтеми сразу просияла — то ли от того, что этот аргумент мог убедить проводника не бросать Алмейтора, то ли сама не желала более притрагиваться к трёхпудовому куску стали.

Линсон не стал спорить. Голем был прав — черепушка с душой спину не потянет, и не было смысла упираться и вставать в позу. Деньги, как ни странно, не слишком беспокоили проводника, хотя заявленная сумма не помещалась даже в самых смелых его мечтах и сновидениях.

От этой парочки проблем было больше, чем от всех прежних клиентов, вместе взятых, и чем меньше проводник будет с ними пререкаться, тем быстрее покинет Турту и забудет этот поход, как страшный сон.

А деньги — их уже было достаточно. На претворение в реальность главной мечты и так хватало с лихвой, и Линсон даже не был уверен, станет ли дожидаться, пока незадачливый голем доберётся до родных мест и оформит перевод щедрого вознаграждения. Да и не это ли они только что обсуждали? Не откусывай больше, чем сможешь проглотить, не то подавишься.

Проводник вынул из ножен меч, уже успевший заскучать — при таких-то союзниках, — и приблизился к голему.

— Голову попрошу оставить, — поспешно добавил Алмейтор. — Иначе мы не сможем поддерживать коммуникацию.

Линсон примерился и ударил. Меч на удивление глубоко вошёл в размягчённый металл, прорубив шею где-то на треть. Неудивительно, что здоровенное лезвие собирателя так легко рассекло доспех пополам.

Проводник ударил с другой стороны, затем ещё по разу спереди и сзади, после чего перехватил клинок и принялся вонзать остриё в получившиеся бреши, не переставая удивляться невозмутимости голема. Понятное дело, что доспех не мог почувствовать боль, но всё равно становилось не по себе от того, с каким спокойствием это создание сносило собственное обезглавливание.

Разворотив крепление насколько смог, Линсон опёрся о плечо голема, положил ладонь на голову и навалился всем своим весом. С лёгким скрежетом стали рваться уцелевшие прожилки металла, маска лица наклонилась вперёд. Последним усилием проводник сорвал оставшиеся крепления, и голова Алмейтора, слетев с каркаса, ударилась о брусчатку и прокатилась пару футов по дороге.

— Ну вот, другое дело! — довольно констатировала дева, подобрав голову с земли и испробовав её вес.

— Живой? — спросил Линсон на всякий случай.

— Да, — прогудела в ответ голова. — Я вижу, слышу и могу разговаривать. Разве что теперь кому-то из вас придётся меня нести.

— Я понесу, — недолго думая вызвалась Сайтеми.

— Нет уж, дорогая, — осадил её Линсон. — Проводник здесь я, и, покуда клиент снова не окажется неподъёмной ношей, таскать его буду я.

Отняв голову у девы, он без особых церемоний обвязал её бечёвкой и закрепил на поясе.

— Не забудьте остальные души, — напомнила голова.

Линсон не стал протестовать и бросил на ангела красноречивый взгляд — неси, мол, сама, на мне только клиент.

— Я снял блокировку с задвижки, попробуйте, — добавил Алмейтор.

— Когда успел?

— Ещё до того, как вы отсоединили мне голову.

Грудная пластина и правда открылась, отъехав в сторону без какого-либо сопротивления. Аккуратно отсоединив провода, Сайтеми сложила души в свою сумку.

— Ещё одна. В руке, — сказал голем, наблюдая за её манипуляциями с пояса проводника. — Вот только я забыл разжать пальцы, а рука мне больше не подчиняется. Придётся задействовать грубую силу.

Повалив доспех на землю, Сайтеми всё же попыталась разжать хватку стальной рукавицы — безуспешно. Тогда, получив добро от голема, она взяла меч и один за другим отрубила все пять пальцев. На камни выкатился ещё один черепок.

— Где ты его взял? — удивился проводник.

— Из собирателя, вы разве не видели? Душа торчала у него из правого бока, я сразу её приметил.

— Ах, так вот чего ты так рвался к этой жиже.

— Верно. Именно освобождение собрата являлось моей первичной целью. Я успел извлечь его из мягкой массы собирателя, но на этом, как вы сами хорошо осведомлены, бой для меня закончился.

Сайтеми закинула последнюю душу в поясной мешок и ещё раз осмотрела доспех, будто проверяя, не забыли ли чего.

— А что насчёт той штуки, через которую ты засекаешь все эти души? — вспомнил Линсон.

— Не беспокойтесь, устройство находится внутри моей головы, — сказал голем. — Больше здесь нет ничего ценного, мы можем идти дальше.

 

Глава 8

Солнце медленно сходило с зенита. С потерей большей части Алмейтора отряд стал двигаться если не быстрее, то уж точно тише. Не то чтобы это многое меняло — удалось избежать встречи с парой луркеров, да и только.

Следующий улов голема оказался богатым: из-под обвалившейся крыши трёхэтажного здания удалось вызволить сразу две души.

Раскапывать обломки, понятное дело, пришлось Сайтеми. Проводник и не подумал взваливать на себя подобную работу, и девушка под виноватые причитания стальной головы потратила добрых полчаса, раскидывая глыбы в стороны и размельчая клинком особенно крупные.

Глядя на её измотанный вид — уже второй раз за сегодня ангелу приходилось разгребать за голема его неприятности, — Алмейтор сокрушался, что формально остался без денег и ничем не сможет отплатить ей за помощь, но Сайтеми поспешила прервать его самобичевание. Дева упорно гнула свою линию о том, что не позволит голему провалить задание, с которым его послали в людское королевство.

Сама она посадила ещё два семечка — одно в чистом месте и одно в Порче, повторив процедуру удалённой посадки и полива. От глаз Линсона не укрылось, что в этот раз запущенная в воздух струя воды оказалась не столь точной, и часть священной жидкости расплескалась мимо лунки. Усталость брала своё, хоть дева и пыталась всеми силами это скрыть.

Одно казалось проводнику странным. Прошло уже несколько часов, а големья голова ещё ни разу не выдала чего-нибудь в духе: «Я вам только мешаю, лучше вам и правда было оставить меня там». При всей щедрости, самоотверженности и героизме Алмейтора из него не вылетело ни слова о самопожертвовании, и Линсон подозревал, что дело здесь не только в необходимости любой ценой завершить поиск собратьев.

— Слушай, голова, — обратился он к голему, когда группа вышла на набережную небольшой речки в западной части города. — А чего ты так перепугался, когда собиратель разделал тебя на две половинки? Верещал так, будто тебя режут.

— А как бы вы отреагировали, если бы вас разрубили пополам? — донеслось в ответ с пояса.

— Никак, я бы помер. Но ты-то у нас голем, а не человек. Что тебе сделается? Кровь из тебя не вытечет, боли тоже не чувствуешь. И ни звука не издал, когда я рубил тебе шею. А тут вдруг запаниковал ни с того ни с сего.

— Если вы забыли, стараниями того монстра мой каркас оказался полностью обездвижен. Собиратель лишил меня ног и повредил управляющие жилы на левой руке. Даже если бы он вдруг отступил и не стал разрушать остатки доспеха, мне бы уже не удалось никуда уйти. Я бы навсегда остался в Турте, как и мои собратья, оказавшиеся здесь в день катастрофы.

— Вот только орал ты так, будто остаёшься не в городе, а отправляешься жариться в горнах Подмирья.

— А если бы вы сами оказались лишены возможности выбраться из этих развалин? — предпринял голем ещё одну попытку.

— Помер бы, что же ещё? Ты опять забыл, что говоришь с живым человеком, а не с железкой? Без еды и воды я бы провалялся тут неделю, не больше. И это при условии, что меня ещё в первые часы не сожрал бы луркер.

— Вот именно, — произнёс голем, будто именно это и хотел услышать. — Вы умрёте. А голем умереть не может. Даже когда весь каркас развалится от времени и Порчи, моя душа продолжит лежать здесь, не имея возможности ни выбраться, ни уснуть вечным сном.

— Значит, всё не так уж плохо, — рассудил проводник. — Тебе хотя бы не придётся страдать от голода и жажды. А голод, знаешь ли, неприятная штука — в детстве я это хорошо усвоил.

— Вы не понимаете, — удручённо прогудела голова. — Скажите, господин Марей, у вас бывали дни, когда вы не знали, чем себя занять?

— Едва ли, — задумчиво протянул Линсон. — В детстве, так вообще каждый день приходилось бороться за выживание. Стащить еды, чтоб не помереть с голодухи, улизнуть от стражи. Сожрать в укромном месте, а до туда ещё пойди донеси — как ты увёл с прилавка, так и у тебя найдётся, кому отобрать. Ну а сейчас… При моей профессии, конечно, каждый день на дело выходить не приходится. Хорошо, если хоть раз в месяц клиент сыщется. Но в Эрконе и без того досуга хватает. Женщины, вина, праздники и гулянки, прогулки под солнцем и луной… К чему вообще такие вопросы?

— А теперь представьте, что всё это у вас отняли. Что заперли вас в темнице, в изоляции от всех ваших друзей и любовниц. Выкололи глаза и уши, лишив картин и звуков. Вырвали язык и нос, оставив без вкусов и запахов. Отрезали руки и ноги, отняв надежду на побег. А взамен подарили вечность. Невозможность ни уснуть, ни умереть. И отныне вы обречены провести тысячи лет в полной тишине и пустоте, отрезанные от внешнего мира. Представили?

— Примерно, — неуверенно кивнул Линсон. Милостью божьей пары ему ни разу не довелось побывать в городских казематах, и едва ли проводник, проживший не слишком длинную и далеко не скучную жизнь, смог бы достоверно представить себе картины, описанные големом.

— Именно такая участь уготована тем из нас, кто был лишён каркаса и оставлен лежать — в пустоте и безмолвии, в бесконечном ожидании и надежде, что один из собратьев вернётся за ним и вернёт связь с окружающим миром. Поверьте, господин Марей, это не отдых и не расслабление. Это пытка, способная длиться годами и веками.

— Веками? А как же этот твой маячок для поиска?

— Работа над Искателем Душ и его малыми портативными аналогами, один из которых находится в моей голове, была завершена сто двадцать лет тому назад. Только тогда, спустя более двух веков своего существования, стальной народ смог приступить к поиску тех, кто успел сгинуть за этот срок в самых разных уголках континента.

— Ты сказал: твои собратья, — заметила Сайтеми. — Тебя самого тогда ещё не было в поисковых отрядах?

Голова замолчала, собираясь с силами для ответа.

— В шестьсот семьдесят восьмом году по общему летоисчислению одна из поисковых экспедиций Сат-Харима прибыла в заснеженные долины Северных гор. В этих необжитых местах при невыясненных обстоятельствах сгинула дюжина големов, и Палата Владык была вынуждена издать запрет на посещение этих земель, до тех пор пока не будут установлены и устранены причины пропажи.

После долгих лет, потраченных на исследование местных природных явлений, стало ясно, что главной опасностью этих мест были снежные лавины, которые и погребали под собой странников из Сат-Харима. Не страшащиеся ни ветра, ни мороза, застигнутые врасплох големы оказывались бессильны выбраться из-под толщи снега.

Со временем учёные нашли способы не только прогнозировать, но и предотвращать сход лавин, и к моменту завершения Искателя Душ мой народ был полностью готов к проведению спасательных операций в горах. За последующие три года были обнаружены, раскопаны и возвращены в Сат-Харим все до единого пропавшие големы.

Одним из них был Алмейтор зен Калхуар, пропавший без вести семьдесят лет тому назад.

В наступившем молчании стал отчётливо слышен звук шагов Линсона. Сайтеми на секунду застыла на месте, но скоро пришла в себя и догнала проводника.

— И все эти семьдесят лет ты…

— Был погребён под толщей снега. Даже сил моего каркаса оказалось недостаточно, чтобы пошевелиться под давлением огромной снежной массы. Повезло уже в том, что сам доспех выдержал и не проломился под тяжестью лавины. Хотя это мало помогло. Самостоятельно выбраться наружу я всё равно не мог, а запас энергии в каркасе со временем исчерпался. Не могу сказать, на сколько в точности его хватило — не было ни часов, ни календаря.

Вскоре я осознал весь ужас своего положения. Прижатый снег не пропускал ни света, ни звуков, не давал пошевелиться. Меня похоронили заживо, и, будь я живым человеком, всё закончилось бы в считанные минуты.

Но я не мог умереть. Не мог уснуть, не мог отключиться. Я остался один, сам себе друг и собеседник. И самое страшное: не мог надеяться, что меня спасут. Искатель Душ на тот момент едва перешёл из пустых мечтаний в стадию прототипа, и на его завершение, если тому вообще суждено состояться, могли уйти годы и десятилетия.

Знаете, тогда я тоже решил заняться исследованиями. У меня не было бумаг, реквизита, расходных материалов и оборудования, как не было и коллег, чтобы посовещаться. Зато времени было в избытке. Я вытаскивал из глубин памяти всё, что знал об устройстве и работе души голема и размышлял, каким способом можно выявить и выследить активную душу с большого расстояния.

Как позже выяснилось, иные из моих догадок были не так уж далеки от истины, и, останься я в Сат-Хариме со своими коллегами, моё участие могло бы ускорить разработку Искателя на год-другой.

Хватало и безумных идей. В иные моменты я намеревался изобрести Искатель, только наоборот: научиться самостоятельно отправлять сигнал, связаться с собратьями и передать им своё местонахождение. Конечно же, ничего не вышло, и в моменты передышки между работой мысли и пустыми мечтаниями я осознавал, что от моих желаний и действий сейчас не зависело ровным счётом ничего. Всё, что мне оставалось делать — это верить в своих братьев и ждать спасения.

Со временем я прекратил попусту растрачивать энергию каркаса и полностью отключил двигательные функции. Оставил зрение и слух, но и они медленно, но верно выедали запасы энергии. Тогда я стал включать их раз в сутки, насколько мог эти самые сутки определить: не просачивается ли свет сквозь толщу снега, не слышны ли удары лопат над головой.

И всё же энергия закончилась, и с приходом очередного дня мой каркас полностью отключился. Не сказать, чтобы многое изменилось — меня в любом случае окружала тишина и непроглядная чернота. Разве что я утратил последнюю связь с окружающим миром, и больше не мог знать, что происходит вокруг.

Шло время, утратившее всякий смысл. Минуты, месяцы и годы слились воедино. Я был. Я существовал. А вокруг меня распростёрлась бескрайняя пустота, и лишь она составляла мне компанию. Я не знал, лежу ли до сих пор, погребённый под лавиной, или моя душа трясётся в кармане удачливого бродяги, раскопавшего красивый черепок после очередного схода снега. А может, миру давно пришёл конец, и мой каркас одиноко летит через бескрайние просторы вселенной.

А потом что-то случилось. Словно встряска после долгого сна, словно гром среди ясного неба, произошло событие. Для вас подобная формулировка может прозвучать странно, но я провёл целую вечность в пустоте, где не происходило никогда и ничего. Далеко не сразу я осознал, что происходит. Шокированный внезапным нарушением ставшего столь привычным небытия, далеко не с первой попытки я распознал столь знакомый процесс подключения проводов.

«Ты слышишь меня, Алмейтор? — обратился ко мне гудящий голос, который мог принадлежать только голему. — Моё имя — Налар. Твоим страданиям пришёл конец. Я нашёл тебя, и скоро мы будем дома. Потерпи ещё немного».

Ни собственноручно проведённые исследования, ни зачитанные и заслушанные до дыр тексты и песни не запомнились мне столь отчётливо, не вгрызлись в память так сильно, как эти слова. Я запомнил их наизусть, от первого до последнего, а в будущем эти слова стали своего рода ритуальной речью ордена собирателей, о появлении которого я узнал в тот самый день.

Я провёл с Наларом и его отрядом ещё несколько месяцев, пока мы — то есть, они — не разыскали всех до единого големов, пропавших в горных долинах. Энергия наших каркасов давно истощилась, не оставив иного выбора, кроме как бросить их и провести остаток пути до Сат-Харима в грудных хранилищах собирателей, подключёнными к чужим органам зрения и слуха.

А затем, как никто другой зная, сколь ужасная участь уготована пропавшим големам, я вызвался добровольцем и стал собирателем, с тех самых пор посвятив всю свою жизнь поиску и спасению потерявшихся собратьев.

Вот уже сто двадцать лет я хожу по миру и провожу спасательные операции — как один, так и в составе поисковых отрядов, — но во мне до сих пор жива память о том ужасе, о тех семидесяти годах, проведённых под толщей снега. О вечности в нескончаемом мраке. До сих пор во мне живёт страх, что однажды это повторится, и вечная каторга, от которой я ускользнул в северном царстве вьюг и метелей, снова примет меня в свои объятия.

Вот почему я так испугался, когда вы вознамерились бросить меня. И можете не сомневаться — собранные мной души перепугались ничуть не меньше. Ведь они всё видели и слышали, и едва обретённая надежда на спасение снова чуть не покинула их.

Помолчав немного, Алмейтор добавил в завершение:

— Благодаря Искателю и малым детекторам душ мы способны вызволить собратьев почти из любой точки мира. Века исследований научили нас ориентироваться и сохранять каркасы в любых условиях: избегать снежных лавин в северных пиках, пересекать реки и болота восточного Вендарлена, не теряться в бесчисленных норах дурдских подземелий и отбиваться от хищников в диких лесах Кеварина. И всё же до сих пор остаются места, недоступные для понимания величайших умов Сат-Харима.

Турта — одно из таких мест. Останься я здесь, лишённый двигательных функций, и никто из собратьев ещё много лет не сумеет прийти мне на помощь. Меня снова встретит вечность. Слепое и глухое ожидание, когда очередная тайна этого мира будет разгадана и отряд собирателей, получивший добро на посещение некогда запретной зоны, найдёт меня и вытащит из глубин мрака. Уж не обижайтесь, но на вас я в этом деле совсем не надеюсь.

— И правильно. Но если ты так боишься здесь сгинуть, может, тогда и вовсе не стоило сюда переться? Ты, как я понимаю, в Сат-Хариме не единственный собиратель.

— И подвергнуть опасности своих собратьев? Нет, господин Марей. Я не позволю никому другому подвергнуться такому риску. Я избрал для себя это бремя, и буду нести его до самого конца.

— Вот только пока что нести приходится как раз тебя, — ухмыльнулся проводник, похлопав голову по щеке. — Всё-то вам хочется погеройствовать… — негромко добавил он.

Сайтеми молча и почти неслышно обнажила меч; только мелькнувшее мерцание ангельского клинка выдало, что дева приготовилась к бою.

— Слышите? — негромко спросила она. — На луркера не похоже.

Группа находилась среди развалин ремесленного квартала. По бокам широкой дороги протянулись массивные кирпичные цеха и деревянные хранилища. Как раз со стороны ближайшего склада, ниже уровня земли раздавался скрипучий лай.

— Не обращайте внимания, это не монстр, — отмахнулся проводник. — Железная псина из Сат-Харима. Ещё при жизни Турты хозяин того склада где-то раздобыл её и приспособил охранять подвал. До сих пор сидит там и тявкает, едва заслышит чьи-нибудь шаги.

— Но как она уцелела за все эти годы? — удивилась дева.

— Механоиды запрограммированы не растрачивать энергию попусту, — пояснил Алмейтор. — Если пёс получил приказ охранять подвал, то ему незачем было тратить силы на попытки выбраться наружу, как сделал по глупости я в своё время. После гибели Турты он, скорее всего, выключил двигательные и зрительные функции, оставив в активном состоянии один только слух. При такой экономии его может хватить ещё на пять-десять лет.

— А как же Порча? Разве за пятнадцать лет его тело не должно было разрушиться, как у тех големов, что мы находили?

— Думается мне, дело тут в том, что Порча действует только на поверхности и не лазит в подвалы, — предположил Линсон. — Людям-то об этом было невдомёк, так что даже те, кому в день Первой Жатвы повезло оказаться под землёй, всё равно вылезли наружу и быстро превратились в скелетики. Ну а кто выбраться не смог, тот помер естественным путём. Загляните в любые казематы — обязательно найдёте кости в камерах. Ребята отключились раньше, чем отощали достаточно, чтобы пролезть через прутья.

— Так чего же вы молчали? Выходит, что в любом подвале можно без опаски остановиться на ночлег.

— Ага, а ночью Порча пожрёт балки и весь дом обвалится тебе на голову. Нет уж, лучше я буду по-старинке ветками обкладываться. Хотя и ветки — это всего лишь трюк для несведущих клиентов. Я ещё не рассказывал, что возле недавних Жатв Порча не появляется?

— Постойте, — сказала голова, когда они почти миновали разрушенный склад. — Этот пёс…

— Что? Из него тоже хочешь душу вынуть?

— В механоидах нет души, лишь набор функций и последовательностей. Этот пёс не может заскучать и не нуждается в спасении.

— Тогда что?

— Его каркас. Если он и правда избежал встречи с Порчей, то я наверняка смогу его использовать.

— Использовать тело собаки? О чём это ты?

— О том, что каждый произведённый в Сат-Хариме механоид, хоть и не имеет души, всё равно оснащается техническими разъёмами для возможности её подключения. Делается это на случай, если один из големов поблизости повредит свой каркас. Тогда он сможет просто выкупить ближайшего механоида и перенести в него свою душу, получив таким образом новый каркас, пусть и с весьма ограниченными возможностями.

— Проще говоря, ты собираешься стать той собакой.

— Занять её тело, — поправила голова. — Тогда вам не придётся меня носить.

— Честно говоря, так от тебя меньше проблем… — буркнул Линсон.

— И всё же мне неуютно находиться в полной зависимости от посторонних лиц, если вы меня понимаете. Намного спокойнее было бы иметь собственные руки и ноги, или, за неимением других вариантов, лапы.

* * *

Верхние ступени уходящей вниз каменной лестницы податливо крошились под ногами, подточенные языками Порчи, но чем ближе к подвалу, тем прочнее они становились. Внутри было темно и сыро. Линсон зажёг факел и вместе с Сайтеми вошёл в подпольное складское помещение.

Пса не пришлось разыскивать: механоид дожидался вторженцев у самого входа, угрожающе рыча и скаля стальные иглы зубов. Внешне он походил на вполне обычного добермана, если не считать ржавых металлических листов, покрывавших тело собаки вместо шерсти.

— Как бы после этого пёсика ещё одному из нас не остаться без ног, — пробормотал Линсон, когда ореол факельного света выхватил из темноты морду механоида. Подходить ближе было ни к чему.

— Как будто это ты будешь с ним драться, — презрительно бросила Сайтеми.

— Потому и волнуюсь, долго ли протянет твоя симпатичная головка, если отделить её от тела для переноски.

— Никаких драк, — оборвал их Алмейтор. — Его каркас нужен мне целым и невредимым.

— И у тебя, конечно же, есть идея, как поймать псину без боя, — сказал Линсон.

— Да, а также просьба. Не могли бы вы оставить меня здесь и выйти на улицу, а через минуту вернуться назад?

Пожав плечами, Линсон отвязал голову от пояса и поставил на пол.

— Только непременно вернитесь! — крикнул в догонку Алмейтор, когда его спутники направились к выходу.

— Я прослежу, чтобы наш проводник никуда не сбежал, — успокоила его Сайтеми.

Вместе с девой проводник вернулся на свет, поправляя сползший пояс и потирая затёкший бок. Стальная голова оказалась не такой уж лёгкой, и после избавления от ноши двигаться стало заметно легче.

Говорить ни о чём не стали. Сайтеми молча притопывала ножкой, отсчитывая заданное Алмейтором время. Проводник лениво обвёл взглядом просторную улицу и снова уловил движение — в этот раз за кирпичным зданием на левой стороне дальше по улице. Как и раньше, силуэт мелькнул на краткий миг и тут же исчез. Либо долгое ношение Окуляра довело до галлюцинаций, либо кто-то очень хорошо умел прятаться.

Когда минуту спустя они вновь спустились в подвал, голова Алмейтора стояла на прежнем месте, а механический пёс, прекратив рычать, сидел напротив и ничем не выдавал готовности защищать вверенную ему территорию.

— Команда «сидеть» на Сат-Харимском звучит настолько неприлично, что ты постеснялся сделать это при нас? — прокомментировал Линсон, оставаясь на почтительном расстоянии от пса, несмотря на его кажущуюся безобидность.

— Куда более интересен тот факт, что собака подчиняется командам от посторонних лиц, — сказала Сайтеми, скрестив руки на груди.

— Как я уже говорил, — решила пояснить голова, — для големов механоиды являются не только ценным товаром на продажу, но и страховкой на случай, если кому-нибудь из нас вдруг потребуется срочная смена каркаса. Подготавливая механоидов к подобному развитию событий, нашим изобретателям пришлось учесть все возможные затруднения, в том числе и то, что… кхм… хозяин данного устройства окажется встать в положение и предоставить голему свою собственность.

Линсон понимающе кивнул — похвальная предусмотрительность.

— Проще говоря, оставили лазейку, позволяющую украсть чужого механоида, — бросила Сайтеми, впервые обратившись к голему с нотками презрения, прежде достававшимися только Линсону.

— Я бы не стал использовать столь грубый термин, — возразила голова. — При первой же возможности мы возмещаем хозяину стоимость механоида в двойном объёме, а также все убытки, которые он понёс от потери столь ценного слуги. Либо присылаем нового механоида — лучше и дороже предыдущего.

— Как удачно, что в этот раз не придётся ничего возмещать, — ухмыльнулся проводник.

— И хорошо — ведь сегодня я остался без денег. А теперь, не могли бы вы помочь мне подсоединиться к этому четырёхлапому каркасу?

 

Глава 9

Поначалу Линсон думал предоставить работу Сайтеми, но, как известно, навыки лишними не бывают, и проводник, переборов опасения перед железным зверем, взялся за дело. Передав факел Сайтеми, под надзором и руководством голема он открутил шурупы возле ушей (отвёртка нашлась тут же, в подвале) и снял с механоида лобную пластину, обнажив внутренности собачьей головы. Вместо души там обнаружилась деревянная пластина со множеством впаянных в неё тонких металлических полосок.

— Теперь отключите провода, — инструктировал Алмейтор. Сайтеми старалась держать голову так, чтобы ей были хорошо видны манипуляции проводника. — Схему можете оставить себе, потом кому-нибудь продадите.

— Думаю, я уже слишком богат, чтобы заниматься подобной мелочёвкой, — сказал Линсон, повертев пластину в руках. Теперь, когда пёс лишился управляющего органа, находиться возле зубастой пасти стало на порядок спокойнее.

— Тогда выбрасывайте, в ней больше нет нужды. А теперь нужно подсоединить мою душу.

— Для начала надо бы отключить тебя от этой головы.

— Только не всё сразу! Не хотелось бы оказаться без чувств и голоса прежде, чем я удостоверюсь, что вы способны довести процедуру до конца. Так, давайте по порядку. Первым делом необходимо открыть мой шлем. Не тянитесь к оружию, это лишнее. Отодвиньте ушные пластины, там два болта. Теперь можно снять верхнюю головную пластину, под ней будет ещё одна. Хорошо, снимайте и её. Видите душу? Для начала давайте подключим двигательный аппарат.

Шлем ощутимо мешал, и Сайтеми пришлось придерживать его свободной рукой, пока Линсон копался в проводах. Подключение не вызвало трудностей: твёрдые наконечники проводов легко вошли в пазы собачьего черепа и закрепились с лёгким щелчком.

Пёс поднял левую лапу, изнутри донеслось еле слышное шипение гидравлики. Затем правую. Встал, сел обратно. Клацнула стальная челюсть.

— Замечательно, все конечности исправно функционируют. Если бы не собачьи лапы, остальное я бы сделал сам… Ну да ладно. Теперь давайте займёмся динамиком. Если в течение минуты я ничего не произнесу, вынимайте и подключайте обратно к шлему — будем разбираться. Меньше всего мне хотелось бы остаться без голоса.

— Раз… Раз… — донеслось спустя минуту уже из собачьей пасти. Со сменой динамика гудящий голос Алмейтора зазвучал выше и моложе.

— Так собаки всё это время могли разговаривать? — удивлённо спросил Линсон.

— Если бы в их искусственный интеллект было заложено что-нибудь помимо скулежа, рычания и лая, — ответил пёс. — Теперь глаза. Да, зрение появилось. Давайте уши. Раз, раз… Странное ощущение — говорить и не слышать собственного голоса. Если захотите надо мной зло подшутить, то сейчас самое вре… Всё, теперь слышу.

Закончив с проводами, Линсон вынул душу из шлема и закрепил в собачьем черепе. Когда полость шлема освободилась, на его внутренних стенках проводник заметил шесть одинаковых горизонтальных пазов. Пять из них пустовали, в последнем крепилось нехитрое на вид устройство стержневой формы. Как пояснил Алмейтор, это и был тот самый «малый детектор душ» для поиска собратьев, а универсальная конструкция креплений позволяла свободно переставлять подобные устройства из одного каркаса в другой. В голове механоида таких креплений было два. Линсон установил детектор в одно из них, после чего прикрутил лобную пластину на место.

Процедура переноски души была завершена.

* * *

Когда группа поднялась наружу, Алмейтор дал себе волю испытать все возможности нового тела и принялся носиться по улице, оценивая скорость и подвижность четвероногого каркаса.

— Совсем как настоящий пёс, — улыбнулась Сайтеми.

— Не убегай далеко, за красным зданием порча! — крикнул ему вслед Линсон.

— А перед ним — неплохая на вид почва, — заметила дева. — Пожалуй, посажу ещё одно семя, пока наш друг резвится.

Сайтеми перелезла через обломки деревянного амбара и присела, чтобы выкопать лунку, когда механический пёс вдруг подскочил к ней.

— Позвольте мне, — попросил он. — Будет не лишним испытать мои… кхм… собачьи навыки.

Не дожидаясь согласия, Алмейтор энергично заработал стальными лапами с внушительными когтями, в считанные секунды вырыв приличных размеров яму для посадки.

Сайтеми достала семя и уже занесла его над лункой, когда вдруг о чём-то вспомнила и повернулась к Линсону.

— Можно одолжить ваш Окуляр? Хочу своими глазами увидеть, как растёт нар'силен в этих местах.

Придерживая артефакт одной рукой на лице, дева полила и засыпала семя, после чего привычно отошла в сторону.

— Что ж, — произнесла она минуту спустя. — Своим глазам мне так или иначе придётся поверить.

— Что вы видите? — спросил Алмейтор, повернув к ней морду.

— Здесь наш проводник не соврал. Нар'силен и правда распространяет вокруг себя ветви Порчи, невидимые простому глазу.

— Есть идеи, отчего так происходит? — спросил Линсон, принимая Окуляр назад.

— Нет, но я непременно это выясню, — пообещала дева. — Кстати, вон с той стороны расползаются сплетения белых корней. Это и есть жатва, о которой вы говорили?

— Она самая, — подтвердил проводник. — Давайте-ка убираться отсюда.

* * *

— Кстати, а как ты вообще догадалась про Окуляр? — спросил Линсон у Сайтеми, когда четверть часа спустя они шагали по пустынным улицам, вернувшись на круговой маршрут через внешний периметр города.

— Поймёшь, если рассмотришь повнимательнее свою подделку, — ответила дева. — Я позволила себе изучить её во время ночлега и случайно выронила, когда обвалилось то здание. От линзы откололся кусочек стекла, но утром ты будто ничего не заметил, да и линза у тебя на глазу выглядела как новая. Тогда я и заподозрила неладное.

— Вот чёртов дурд… опять продал дешёвку! — выругался проводник.

— Также очень сомнительно звучали твои рассказы про чутьё на Порчу. А ещё ты прокололся, пытаясь выдать Окуляр за творение Сат-Харимских мастеров, подумать только, в присутствии одного из них!

Линсон виновато потупил взгляд, словно ребятёнок, получивший взбучку от родителей, и забормотал что-то нелестное о големах, всё-то помнящих и знающих на зубок все изобретения своего народа.

Беседу о неудавшемся обмане прервал крик луркеров за спиной. Две длиннорукие фигуры двигались по дороге, преследуя запах добычи.

— Позвольте мне! — вызвался Алмейтор. — Хочу испытать новое тело в бою.

— Смотри доиспытываешься, второй собаки мы тебе не найдём, — проворчал Линсон.

— Вы не хуже меня знаете, что луркерам не хватит сил повредить броню! — торопливо бросил голем и кинулся навстречу монстрам.

С невероятной скоростью четырёхлапый механоид сократил расстояние и прыгнул на правого луркера раньше, чем монстры успели сообразить, что этот не пахнущий мясом кусок металла тоже способен двигаться и сражаться.

Стальные челюсти ухватили монстра за шею и, по инерции пролетев дальше, Алмейтор развернул луркера и вырвал ему глотку.

Вторая тварь не придала значения ни неожиданному врагу, ни смерти сотоварища, и продолжала слепо нестись на запах еды, оглашая округу голодными воплями.

Линсон не стал утруждать себя и тянуться за оружием, предоставив монстра в распоряжение своей крылатой спутницы. Сегодня он лишний раз убедился, насколько велика пропасть между ним и кеваринской воительницей, и благоразумно решил не путаться у неё под ногами.

Бой закончился быстро. Один луркер лежал в луже крови с разорванным горлом; второй так и не дополз то своей отрубленной лапы, пригвождённый к брусчатке серебристым клинком.

— А я думал, с твоим собачьим чутьём мы будем за милю узнавать об этих зверушках, — сказал Линсон, осмотрев плоды работы своих спутников.

— Откуда бы ему взяться? — ответил пёс. — Недостаточно поставить каркас на четыре лапы, чтобы он тут же обрёл животные способности. Големы могут видеть и слышать, что уже можно считать научным чудом, но до создания искусственного обоняния нам ещё очень далеко.

* * *

Продолжая вести группу через развалины, Линсон всё чаще отмечал, что скачущий вокруг механоид ведёт себя совсем не как обычная собака. Скрипящее несмазанными конечностями животное не обнюхивало углы, не заносило лапу возле сухих стволов и не лаяло на каждый шорох. По большей части оно носилось вокруг, привыкая к собачьим конечностям и наслаждаясь вновь обретённым телом. Трудно было свыкнуться с мыслью, что эта энергичная зверюга — всё ещё тот самый трёхсотлетний учёный голем с заумной манерой речи.

— Алмейтор, не расскажете ещё про обращение вашей расы? — попросила Сайтеми. — Какими были первые ощущения после перехода в механическое тело? Из ваших прежних рассказов выходит, что обретённое бессмертие принесло народу Сат-Харима не спасение, а лишь новые беды.

— В какой-то степени так оно и есть, — ответил пёс. Ещё утром голем был на голову выше обоих спутников, теперь же его гудящий раздавался снизу. К этому тоже предстояло привыкнуть. — Впервые мы столкнулись с этим, когда сменили живые тела на стальные каркасы, — продолжал Алмейтор. — Недолго мы радовались новообретённой прочности и иммунитету к болезням. Вскоре мы обнаружили, что вместе с уязвимой плотью ушли столь привычные для нас удовольствия. Вкус пищи, тепло солнца, аромат цветов и парфюма, приятное помутнение от вина и близость женского тела — всё это в одночасье исчезло из нашей жизни.

Очень скоро мы поняли, что потеряли больше, чем обрели, что в безумной погоне за бессмертием сделали себя узниками механических тел, не знающих страданий, но и не способных чувствовать. Вы боялись боли, а мы о ней мечтали. Вы страдали от голода, а мы были рады принять его, лишь бы ещё хоть раз ощутить вкус еды во рту.

Общение, наука и искусство — вот всё, что у нас осталось. Но и этого хватило ненадолго. Человек умирает раньше, чем жизнь успевает ему наскучить. Голем не умирает никогда. И поверьте мне — в бессмертии нет ничего хорошего. Пройдёт сотня лет. За ней вторая, третья. Люди сменят десяток поколений, а на каркасе голема не появится ни морщинки. Рано или поздно все книги будут прочитаны, все песни и баллады переслушаны, а все актёрские постановки пересмотрены по сотне раз и заучены наизусть.

И тогда перед вами встанет вопрос: чем себя занять? Чем разбавить очередной день в уготованной вам вечности? Как побороть самого страшного врага — скуку? Мы искали ответ. Одни покинули Сат-Харим и посвятили себя исследованию окружающего мира, намереваясь исследовать каждый его уголок, попасть в места, недоступные для носителей живой плоти. Другие осели в лабораториях, посвятив свою вечность изучению и сотворению.

И вы, возможно, обратили внимание, что за три с половиной столетия големы привнесли в мир не так уж много полезных изобретений.

— Гораздо меньше, чем можно было сделать за столь долгий срок, — подтвердила Сайтеми.

— В первые годы нашей целью были изобретения, призванные облегчить существование живых существ. Мы создали линзовые очки, гидравлические протезы, механических слуг и угольные самовозы. Но чем дальше шло время, тем отчётливее мы сознавали, что никто из живущих не нуждается в помощи столь сильно, как наша собственная раса.

И тогда учёные, один за другим, стали бросать работу над своими механизмами и безделушками, что так охотно покупались представителями живых рас, и присоединялись к работе над главным проектом.

Священным Граалем, бесценным сокровищем, ценнейшим из артефактов.

Пока люди мечтали выкрасть у нас секрет бессмертия, лучшие умы Сат-Харима двигались в прямо противоположном направлении. Мы стремились раскрыть формулу смерти. Способ раз и навсегда умертвить душу, уставшую от многовекового существования.

* * *

К вечеру кольцевой маршрут через внешний периметр города замкнулся, и группа вернулась к тому месту, с которого начался обход Турты. Западные ворота бывшей столицы открывали вид на уже знакомый, уходящий вдаль тракт; вдалеке виднелся одинокий ствол приснопамятной яблони, возле которой ангел и голем впервые увидели Порчу в действии.

Составленная проводником схема прохода через Турту состояла из трёх окружностей. Первая, самая широкая и охватывающая внешние кварталы города, осталась позади. До темноты, благо остаток дня прошёл без приключений, группа успела преодолеть половину среднего круга и остановилась на ночлег в восточной части города.

Отыскав место недавней Жатвы — покрывало Порчи лежало здесь не первые сутки и уже начинало рассасываться, — Линсон придирчиво осмотрел местность и остановил выбор на здании приюта с целыми стенами, но давно обвалившейся крышей. Расчистив вместе со спутниками небольшую площадку в центре, он по прежней схеме окружил место ночлега кругом ветвей, разоткнув их в щели и бреши каменных обломков. Осторожность, сказал он, лишней не бывает.

Поддельный окуляр лёг на пол возле спального мешка, настоящий юркнул за пазуху.

— Не смотри так, — сказал Линсон, поймав насмешливый взгляд Сайтеми. — Эта штука слишком ценна, чтобы оставлять на полу. А оба в карман не поместятся.

Дева не стала спорить и отпила из кружки.

— Позволь уточнить, — обратилась она к Линсону. — После этого похода ты ещё будешь брать заказы, или сразу уедешь из Эркона?

— Пока не решил, — честно ответил проводник.

— Хотелось бы знать наверняка. Если ты не забыл, через месяц мне надлежит проверить ростки нар'силена.

— А чего там проверять, ты и так всё видела. Сомневаюсь, что через месяц там что-то поменяется.

— Даже если так, эксперименты с нар'силеном — лишь первый шаг. Совет Эл'таро отправил меня сюда не ради деревьев. Я… мы, ма'аари, должны выяснить, откуда взялась Порча, и придумать, как не допустить повторения катастрофы. Если когда-нибудь очередной город падёт жертвой проклятия, виноваты в этом будем мы — те, кто сейчас закрыл на это глаза и удовлетворился тем, что успеет дожить свой короткий век раньше, чем волна смерти накроет его собственный дом.

— Нескромно вы замахнулись — остановить Порчу. Даже если плюнуть на здравый смысл и поверить, что эта затея когда-нибудь закончится успехом, сколько лет пройдёт к тому времени?

— Думаю, вопрос здесь стоит не о годах, а по меньшей мере о десятилетиях, — прогудел пёс с другой стороны костра.

— Тогда, боюсь, я вам точно не помощник.

Сайтеми заглянула в кружку и сделала ещё глоток. Ответ проводника был вполне ожидаем.

— Линсон, насчёт того, что произошло после схватки с собирателем… — произнесла она.

— Можешь не извиняться, я не злопамятный. Раз уж в первые полчаса не заманил тебя в Порчу, то теперь бояться нечего.

— И не собиралась. Я до сих пор считаю, что куда справедливее было бы бросить тебя там.

— Тогда в чём дело?

— В твоём артефакте. К счастью или к сожалению, законы моей страны не позволяют мне заполучить Окуляр силой. Но, раз ты собираешься уйти на покой и эта вещь тебе больше не понадобится, почему бы не продать её?

— Неожиданное предложение, — признался проводник.

— Отчего же? Сказать, что обладание Окуляром облегчит наши изыскания — это не сказать ничего. На данный момент твой артефакт — это вообще единственный известный способ проникнуть на территорию Порчи. Столь ценная вещь достойна большего, чем пылиться на полке в напоминание о былых временах. Не переживай, с ценой тебя не обидят.

Линсон откинулся на спину и положил руки под голову. Пламя костра согревало ноги, на небосводе проклюнулись первые звёзды.

Продать Окуляр… Мысль в целом здравая. И дело не в деньгах, которых при таком раскладе хватит уже не на дом, а на целое поместье с хозяйством, парком и оравой слуг. Понятное дело, что ангелам волшебная вещица куда нужнее. Возьмут, да и, чем чёрт не шутит, избавят Бартелион от Порчи раз и навсегда. Нашли дерево, которое её распространяет — найдут и такое, которое заставит сонмище белых змей убраться восвояси. Впишут свои имена в историю, и будут спустя тысячи лет вспоминать Сайтеми как-её-там, спасшую всё человечество, а заодно всё ангелечество, големчество, дурдечество и прочих.

А Линсона Марея никто и никуда не впишет. Пра-пра-правнуки пра-пра-правнуков будут делить хозяйство в вендарленской глубинке и не ведать, что некогда их предок вёл за ручку ту самую крылатую спасительницу, не давая ей ступить в пакостные белые клубки.

Проводник с удивлением уставился на собственные мысли. Кто вы такие, откуда здесь взялись? Спасение мира? Попадание в анналы истории? Ага, вон один спаситель — рад, что на поясе болтаться не приходится.

Не твоя это забота, Линсон. А вот денежки вполне могут стать твоими. Когда съедешь из Эркона, Окуляр этот тебе даром не упрётся. В Вендарлене пользы от него будет столько же, сколько от фальшивых поделок мохнатого дурда.

Но почему вдруг стало так трудно сказать «да»? Почему не хочется разлучаться с железкой? Чай, не боевой товарищ, чтобы лить слёзы при расставании.

А были ли они у тебя, эти товарищи? Генрим не в счёт — он подельник, но никак не друг. А те, кого ты называл друзьями, уже пятнадцать лет как сгинули. В тот самый день, когда Порча явилась к вам в дом. Без стука, без приглашения, пришла и разом перечеркнула всю прежнюю жизнь. Что поделать — дела богов. Смертному с ними не поспорить, как бы ни хотелось.

Ребят он позже находил. Трёхпалого Тарка, дылду Линди, прокажённого Барри… много кого, всех и не сосчитать. Большинство встретило Порчу в заброшенных лачугах в трущобах, где они жили. Другие успели выбежать — посмотреть, что стряслось, что за крики на улицах. Посмотрели, да не увидели — глаза не те. Так и остались лежать щуплые скелетики мальчишек и девчонок. Линсон вырос, а они — нет.

Ещё нескольких удалось отыскать на улицах — в торговых кварталах, где воришки обычно промышляли. Скелеты у всех одинаковые, а вот одёжка частично сохранилась, так что среди костяного ковра Линсон без труда узнал своих.

Только тех четверых так и не удалось найти. Торес, Вил, Перри, Арамео. Четыре самых важных имени в его жизни, чья судьба для будущего проводника так и осталась загадкой. Наверное, ушли на дело в чей-нибудь дом, ищи их теперь по всему городу. Или посчастливилось, как и Линсону, оказаться в тот день подальше от города. Хотя, тогда бы они наверняка встретились в разрастающемся Эрконе. Рыбак рыбака, как говорится, в толпе не потеряет. Нет, Линсон, оставь надежды и увещевания для мошенников, что работают языком лучше, чем ты руками. Кто выжил в Турте, тех ты встретил и повидал. А не встретил и не повидал ты никого. Потому что кроме тебя никто из ребят в живых не остался.

Боги — они, может, и злые, но хотя бы честные. Не стали отбирать задаром, щедро расплатились с уцелевшим мальчишкой. Руины Турты вкупе с волшебным Окуляром дали Линсону больше, чем могла дать вся банда и все карманы честных горожан вместе взятые. Мог ли он в те времена помыслить о богатстве, о собственном жилье, о безбедной старости? Помыслить и помечтать — оно, конечно, никто не запретит, а на деле исхитрись хоть на сегодня найти, чего в рот засунуть.

Теперь — совсем другое дело. Деньги льются рекой, успевай вёдра подставлять. Десятка с похода, двадцатка с голема, если окажется дураком и не обманет. А он ведь и впрямь дурак, с него станется. Ещё крылатые Окуляр выкупят, и недавний разговор о неподъёмном мешке с золотом станет суровой реальностью.

Но сколько всего он пережил с этим набором пластин и шестерёнок. Сколько раз посещал запретный город, скольким людям показал изнутри ужасы мёртвой столицы. Сколько лет магическая линза покоилась на левом глазу, открывая своему владельцу и неизменному спутнику сокровенные тайны, недоступные ни ни учёному, ни философу, ни королю.

Посвящая вчерашнего воришку в дела богов.

Зачем?

Отчего создатель линзы пожелал, чтобы сей бесценный артефакт попал в руки одного из самых ничтожных жителей погибшей столицы? Или то была воля самого Окуляра?

Незачем врать самому себе — отдавать устройство не хотелось. Да, больше не понадобится. Да, продастся за кучу денег. Да, в руках ангелов принесёт больше пользы.

А что, если…

Линсон вновь подивился собственным мыслям. Уж не подумалось ли ему только что, что он может самолично принять участие в ангельской затее по спасению мира? Повременить с переездом, попросить Генрима придержать заработанные богатства и присоединиться к крылатому народу в их священном походе против Порчи. Ангелы исполнят задуманное, а Окуляр останется при прежнем владельце.

Нет, точно показалось. Наверное, это местная пропитанная колдовством атмосфера сыграла с разумом проводника злую шутку, перекинув ему мысли из головы Сайтеми. Уж девка-то наверняка мечтает не намечтается о великих деяниях и всеобщей славе.

А вообще, если в голову лезет всякое безумие — значит, пора спать. Пусть уставшая голова отдохнёт, а утром вернёт себе прежнюю трезвость и расчётливость.

— Я подумаю, — сказал Линсон, запоздало сообразив, что дева, верно, всё это время ждала ответа. И поспешил залезть в спальный мешок, пока ангел не продолжила промывать ему уши.

 

Глава 10

Из последних сил Линсон юркнул в раскрытую дверь ближайшего дома. В конце недлинного коридора нашлось ещё одно тело; воришка приметил на нём смутно знакомую красную потасканную куртку.

«Демби!» — признал он одного из трущобных беспризорников. Шагнув вперёд, Линсон в третий раз окунулся в тёплые объятия смерти.

Остатки сил покинули его, и, запинаясь об скомканный ковёр и сбив с полки деревянный горшок, юноша доплёлся до конца коридора и плюхнулся возле привалившегося к стене мёртвого приятеля.

Стражник вошёл следом. При виде измождённой жертвы его лицо искривилось в довольном оскале. Латные сапоги неспешно опускались на скрипящие половицы, с каждым шагом приближая… допрос? Побои? Смерть?

Небрежно отопнув мешающийся горшок, солдат сделал ещё шаг. И наконец почуял неладное. Не в силах даже пошевелиться, Линсон завороженно наблюдал, как дородный вояка стал стареть прямо на глазах. Короткая борода поседела, кожа начала облезать с лысой макушки. Когда стражник рухнул на колени, уже были видны обнажившиеся зубы и выкатившиеся глаза. Пальцы стали неестественно тонкими, будто последние недели воин голодал похлеще уличных беспризорников.

Когда он упал лицом в пол, латы жалобно скрипнули; их стремительно изъедала ржавчина.

Юноша смотрел не отрываясь. И постепенно начинал понимать. Стражник стоял там, где стоять было нельзя. Невидимая и неразличимая, в воздухе над смятым ковром парила Смерть, жадно вытягивая соки из каждого, у кого хватило глупости остановиться посреди её владений. Линсон трижды проскочил такие места и уцелел лишь потому, что не задерживался в них больше чем на пару мгновений. Шаг — и Смерть радостно бросается на новую жертву. Ещё шаг — и старуха разочарованно тянет руки вслед выпорхнувшему из её объятий юркому мальчишке.

Наконец он вспомнил о Демби. Медленно повернулся… И не смог унять предательской дрожи во всём теле. Одно дело радоваться кончине так и не догнавшего тебя стражника, и совсем другое — смотреть в упор на высохший труп старого приятеля. Одетый в так хорошо знакомую красную куртку, на Линсона взирал пустыми глазницами голый неподвижный череп.

Справившись с накатившим ужасом, он заставил себя пошевелиться. Левая ладонь нащупала под собой металлический предмет. Сжав пальцы, Линсон дрожащей рукой поднёс к лицу странного вида металлическое устройство, похожее на маску.

Что это за штука, и откуда она взялась у Демби? Или просто случайно оказалась рядом на полу?

Отзвуки юношеского любопытства слабо бились в смертельно уставшем теле. Сейчас было совсем не до мыслей о наживе, но воровские инстинкты не позволили выбросить ценную на вид вещицу. Спрятав устройство в карман, Линсон с немалым трудом поднялся на ноги и, опираясь о стену, двинулся дальше по свернувшему налево коридору.

Медленно шаркая ногами, он безучастно повернулся к висящему на стене зеркалу. Пришлось остановиться. Измождённое тело жадно ухватилось за предоставленную передышку, а глаза, не веря сами себе, глядели на отражение. С той стороны с тем же озадаченным выражением на Линсона смотрел смутно знакомый парнишка в грязных потёртых обносках. Из-за растрёпанных поседевших волос, серых от налипшей грязи, его можно было принять его за старика, но лицо ещё не успело покрыться морщинами, хоть и заметно затвердело. То был уже не румяный пятнадцатилетний мальчишка, но пока ещё не взрослый муж. Незнакомец из отражения словно потерялся во времени, успев постареть, но в то же время сохранив в себе частицу молодости.

Слишком сложно…

Слишком непонятно…

Да что здесь, в конце концов, происходит?…

Не в силах более сопротивляться смертельной усталости, Линсон рухнул на пол и потерял сознание.

* * *

— Сайтеми, у меня созрело к вам одно занимательное предложение, — обратился Алмейтор к деве следующим утром, когда группа шагала через пустынные, как и всегда, улицы Турты.

— И какое же? — заинтригованно спросила дева.

— Так вышло, что моя миссия в Турте не имела прямого отношения к Порче, из-за чего мои мысли в последние дни по большей части занимало вызволение собратьев. Затем произошёл ряд известных вам форс-мажорных ситуаций, и испытанный от них стресс, опять же, мешал мне сконцентрироваться и как следует обдумать происходящее.

— Знаешь, голем, — произнёс Линсон, — тишина и скука кажутся не такими уж плохими, когда ты открываешь свой рот. Давай уже к делу.

— Да, прошу прощения. Коротко говоря, в ходе наших приключений я напрочь позабыл о том, что ма'аари — не единственные, кто мечтает побороть Порчу. Учёные Сат-Харима бьются над загадкой данной аномалии с самого её появления, и, как и ваш небесный народ, за пятнадцать лет ничуть не продвинулись в своих изысканиях.

— К чему вы клоните?

— Голем хочет, чтобы я продал Окуляр ему, а не тебе, — подсказал Линсон. — Ведь в руках величайших жестяных умов Сат-Харима эта ценная вещица принесёт куда больше пользы, чем у пернатых пьянчуг. Да, голем?

Сайтеми закашлялась и едва не запнулась о бордюр. Рука девы непроизвольно легла на рукоять клинка, и Линсон предпочёл благоразумно отойти на пару шагов.

— В других обстоятельствах, — спокойно ответил пёс, — мы бы с удовольствием посоревновались с ма'аари в силе нашего интеллекта. Но сейчас на кону стоит будущее всего мира, и единственно верное, что мы можем сделать — это прийти к сотрудничеству и объединить усилия перед лицом общего врага.

— Продолжайте, — попросила Сайтеми, опустив руку.

— Честь и достоинство небесного народа не подлежат сомнениям, и вы не успокоитесь, пока не сделаете всё возможное для искоренения Порчи. Но, как уже заметил наш проводник, народ Сат-Харима разбирается в механике столь же хорошо, как ма'аари — в производстве вин. Если бы у наших учёных появилась возможность изучить это уникальное в своём роде устройство…

— Разве мы уже сейчас не знаем, как оно работает? Много ли изменится, если вы изучите конструкцию?

— Поняв устройство и принцип работы Окуляра, мы окажемся в шаге от того, чтобы воспроизвести конструкцию.

— Ах, вот вы о чём…

— Именно! Если в нашем распоряжении окажется два Окуляра, то больше не придётся выяснять, кто его больше достоин. А если их будут сотни? Тысячи? Больше никаких мелких отрядов, не способных шагу ступить без единственного на весь мир проводника. Целые экспедиции направятся в Турту! Лучшие умы Сат-Харима и Кеварина… да, и Бартелиона, смогут объединить усилия в работе над загадкой Порчи!

— Боюсь, насчёт экспедиций вы погорячились. Так Иорий и пустил в свои владения толпу ма'аари и големов.

— Я вас умоляю! — вмешался Линсон. — Кто их спросит? Если Алмейтор подтянет к границе тысячу железных солдатиков, никто здесь даже не пискнуть не посмеет. Големов ни меч, ни огонь не берёт, а ручных Туртских собирателей у наших командоров никто пока не видел.

— Здесь наш проводник абсолютно прав, согласился пёс. — Со дня отказа от живых тел Сат-Харим ни разу не вёл захватнической деятельности, но если на кону будет стоять судьба всего мира, а правитель Бартелиона вздумает чинить препятствия, то мы не станем церемониться. Големы войдут в Турту и обеспечат доступ в город всем, кто вызовется принять участие в исследованиях.

— Интересные настают деньки, — усмехнулся Линсон. — Главное — успеть к тому времени оказаться подальше отсюда. Кстати говоря, мы закончили последний круг.

Впереди показался уже знакомый центральный проспект. Справа вдалеке виднелись городские ворота, а слева, уже всего в нескольких кварталах, возвышался над городом купол громадного здания.

— Теперь — в центр? — спросила Сайтеми.

— Да. Это последнее место, где мы ещё не побывали. Специально оставил напоследок — на сладкое, так сказать. Было бы преступлением скрыть от вас такую красоту.

— Что ж, идёмте, — сказал Алмейтор.

Миновав два квартала, группа не сговариваясь остановилась и перебежала к уцелевшей стене справа. Из-за поворота доносился очень уж знакомый звук тяжёлой волочащейся массы. Вскоре показался и его источник: громадные лапы собирателя выволокли на проспект жидкую тушу с торчащим по всей поверхности хламом.

— Смотрите, это же тот самый, — шепнула Сайтеми, выглядывая из-за стены. — Правый клинок чуть погнут.

Четвероногий голем находился чуть позади, высунув морду, Линсон же не стал прятаться и стоял на виду.

— И точно, он, — согласился Алметор. Тварь неспешно пересекала проспект, то ли не замечая недавних противников, то ли не обращая на них внимания. — А сколько, кстати говоря, их всего в городе?

— Уж простите, не считал, — ответил Линсон. — И внешний вид не сравнивал. Может, всегда был один и тот же. Но теперь, если встретим собирателя с целыми ножами, то будем знать, что их как минимум двое.

Тварь наконец преодолела проспект и, проползая мимо двухэтажной торговой лавки, случайно тронула плечом угол здания. Подточенная Порчей стена не выдержала и обвалилась прямо на собирателя. От испуга монстр дёрнулся в сторону, насколько позволяла жидкая туша за спиной, и наотмашь ударил ножом, перерубив ещё одну балку и вызвав новый обвал.

— Сейчас обедать будет, — сказал Линсон, когда шум улёгся. — Пойдёмте посмотрим.

И, не дожидаясь спутников, проводник бесстрашно зашагал вперёд. Ангел и пёс ошеломлённо переглянулись и поспешили за ним.

— Не уверена, что это хорошая идея! — шикнула Сайтеми, нагнав проводника.

— А вы не бросайтесь на него с мечами, и всё в порядке будет. И не шумите особо.

Линсон красноречиво оглянулся на пса, чьи лапы цокали по брусчатке при каждом шаге. Тот лишь виновато пожал плечами: на мне, мол, мягкой обуви нет, уж извините.

Собиратель тем временем если и услышал копошение за спиной, то не придал ему значения, и приступил к трапезе. Разворошив ножами каменные обломки, монстр приметил подходящий для своего рациона предмет и налёг на него своей пастью, всасывая пищу внутрь.

Со спины сложно было разглядеть сам процесс, но теперь, когда стал виден правый бок чудовища, Линсон заметил нечто поинтереснее.

— Ха, смотрите-ка! Голем, не твоя нога торчит?

— Она, — угрюмо кивнул пёс.

— Странно, что за пятнадцать лет он — или они — ещё не поглотили всех големов в городе, — задумчиво произнесла Сайтеми.

— Наверное, он не настолько умён, чтобы по порядку обследовать все улицы, — предположил Линсон.

— Куда интереснее, что это создание не подвержено действию Порчи, — прогудел пёс, вместе со всеми наблюдая за налёгшей на свежие обломки тушей. — Как и луркеры.

— Само собой. Их же, в конце концов, Порча и породила, — ответил проводник.

— И что с того? — упёрся голем. — Тела у них вполне материальные, и к тому же живые. Порча должна действовать на них так же, как на всё остальное.

— Но, как видишь, не действует.

— А это значит… — прогудел пёс столь таинственным тоном, словно собирался раскрыть собеседникам одну из тайн мироздания, — что из правила есть исключение. Некий способ, позволяющий игнорировать действие Порчи. Ходить по ней, не получая никакого вреда.

— И что же это за способ?

— Пока мы можем лишь строить догадки. Наличие особых веществ в организме. Правильная скорость передвижения. Действие наложенного заклинания. Способность временно нейтрализовать сгустки Порчи при соприкосновении. Обладание защитным амулетом или артефактом… Господин Марей, а вы, случаем, никогда не пробовали зайти в Порчу с Окуляром на лице?

— Катись ка ты знаешь куда, юморист блохастый? Вот купишь его, тогда сам и полезешь куда вздумается.

— Определённо стоит проверить. А также — обязательно! — забрать для вскрытия тело хотя бы одного луркера.

— Опять тебя понесло… — пробормотал проводник. — Так, всё, он уползает. Двигаемся дальше. На перекрёстке справа Порча, обходим по другому краю.

Конец проспекта упирался в не слишком протяжённую, но массивную каменную стену, вынужденный разделиться на две дороги, огибающие препятствие с разных сторон. Таким образом центральная площадь до последнего момента оставалась скрытой от глаз, и являла себя лишь в тот момент, когда прибывший полюбоваться столичными красотами турист, сгорая от нетерпения, наконец обойдёт последнее препятствие на пути.

— Хорошая стена, до сих пор стоит, — заметил Алмейтор, проходя мимо.

— Но руками я бы её не трогал. Так, на всякий случай, — сказал Линсон.

Поворот направо, проход меж стеной и обломками менее устойчивой каменной ограды справа, затем налево, и перед гостями из Кеварина и Сат-Харима открылась огромная площадь, когда-то способная вместить в себя небольшое войско, а ныне ставшая пристанищем для целого кладбища костей.

— Позвольте вам представить Туртский Капитолий, величайшую архитектурную гордость славного Бартелиона! — продекламировал Линсон, простирая открытую ладонь в середину площади, где, затмевая прочие строения не столько высотой, сколько массивностью и непоколебимостью, протянулось длинное здание, обрамлённое рядами белоснежных колонн. Из центра его поднимались второй и третий этажи, верхушку которых венчал гигантский купол.

Примерно так оно, должно быть, выглядело во времена своего былого величия. За прошедшие годы Порча покрасила здание в серый цвет, выщербила стены, перегрызла несколько колонн и расколола, словно яичную скорлупу, ореол купола, где ныне зияла приличных размеров прореха.

— Красиво, — согласилась Сайтеми. — И жутко. Но у меня больше не осталось семян, да и сажать их здесь было бы негде. Алмейтор, а у вас что?

— Всё чисто, — ответил стальной пёс. — Даже странно: центральная площадь, самое людное место в городе, и ни одного голема в день катастрофы. Но так или иначе, душ здесь нет. Хотя, если исходить из числа пропавших назад големов, мне не хватает ещё троих. Возможно, к тому времени они успели покинуть Турту и попали в неприятности в другом месте.

— Разве Искатель Душ не указал вам точное местонахождение всех пропавших?

— К сожалению, он не обладает столь высокой точностью. Искатель улавливает примерное место, откуда исходят сигналы, но ему не распознать точное число находящихся там големов, и уж тем более не определить их личности. Известно было лишь одно — в Турте есть души, а их количество мне сообщили, исходя из записей о пропавших големах и их ориентировочном местонахождении.

— Значит, здесь больше никого нет? Вы уверены?

— Мой портативный детектор молчит, ни малейших колебаний со стороны площади. Да, я уверен. Там пусто.

— Барахлит твой детектор, голем, — сказал Линсон, когда спутники уже повернулись было к выходу. — Вон там, справа, возле обломков телеги. Присмотрись-ка повнимательнее.

Алмейтор присмотрелся. У деревянной телеги, перевозившей латные доспехи на продажу, отломилось колесо и отвалилась левая стенка, отчего всё содержимое вывалилось на землю. Шлемы, кирасы, поножи, перчатки и набедренники смешались в единую кучу и тоже развалились от времени. Первая жатва застала воз ровно на середине этой стороны площади, и разглядеть форму брони с такого расстояния не представлялось возможным. Но среди груды серых лат, вполне типичных для людского племени, механические глаза без труда различили несколько тёмных пятен.

— Голем? Не исключено… — задумчиво прогудел пёс. — Нужно разглядеть поближе.

— Нужно, да не можно, — сказал проводник. — Тут, в центре, всё сплошь залито Порчей.

— Тогда… Я видел ремесленную лавку по пути сюда, с ещё сохранившейся вывеской. Возможно, там отыщется подзорная труба. Давайте вернёмся.

— Давай планы буду строить я, ладно? Не надо никуда возвращаться, у меня всё с собой.

Линсон открепил защёлки Окуляра, снял его с лица и приложил к собачьей морде, присев возле механоида.

— Неужто ты думаешь, что волшебная стекляшка, способная видеть Порчу, не способна на такую мелочь, как увеличение картинки? Подкрутим вот здесь… Ну как, видно?

Голем ответил не сразу, завороженный представшим перед ним зрелищем. Но, решив пока не отвлекаться от своей главной миссии, попросил:

— Чуть правее, пожалуйста, — и повернул голову. Линсон сместил Окуляр, чтобы линза снова оказалась у Алмейтора на глазу. — Вот так, теперь вижу. Да, это определённо каркас голема… Голову чем-то наклонило вперёд и со временем сорвало макушку. Наверное, тем набедренником, что лежит у него на коленях. Теперь и душу видно… Да, это душа! Но постойте… Детектор ничего не показывает.

— Говорю же, сломался. — Линсон встал и выпрямился.

— Нет, устройство в полном порядке, — упёрся голем. — Прочность корпуса пострадала от Порчи, но основные функции продолжают работать.

— С чего ты так уверен?

— Вот с чего. — Пёс кивнул мордой на сумку Сайтеми, где покоились шестнадцать собранных черепков. — Детектор исправно улавливает их все.

— Потому что ты стоишь в шаге от них.

— Интересная теория… И ничто не помешает нам её проверить.

— Хорошо, я встану вон там, — вызвалась Сайтеми, но была тут же остановлена проводником:

— Ага, там как раз Порча из окна торчит. Давай-ка сюда.

Группа обогнула массивную стену и вернулась на проспект. Взяв сумку с душами големов и пожитками девы, Линсон вернулся к перекрёстку — на чуть большее расстояние, чем отделяло Алмейтора от телеги. Толстая полоса вытертой от пыли брусчатки напоминала о недавно побывавшем здесь собирателе.

Оставшийся у стены пёс некоторое время молча смотрел на него, после чего сказал что-то деве, и та замахала рукой, призывая Линсона вернуться.

— Как я и говорил, детектор в порядке, — подтвердил он.

— Может, душа просто сломалась? — предположил Линсон, когда они вернулись на площадь.

— Душа — это не механизм. Она не может сломаться, господин Марей. Адамантитовый стержень неуязвим — ему неспособно навредить ни время, ни грубая сила.

— А тот сигнал, что она подаёт? — вмешалась Сайтеми. — Может он прерваться? И вообще, что он из себя представляет?

— Сигнал души. Ментальная активность, если хотите научный термин. Каждое существо из плоти непрестанно передаёт его на протяжении всей своей жизни, даже во сне. Пока душа жива, сигнал нельзя ни прервать, ни заглушить.

— Постой. Ты сказал: каждое существо? — переспросил Линсон.

— Именно так. Големы, люди, дурды, ма'аари. Кошки и собаки. Лошади и овцы. Птицы и рыбы. Всё живое, наделённое разумом и сознанием, обладает и душой.

— Так ваша искалка, получается, ищет не только големов?

— Верно. Первая версия Искателя, как только было подано питание, поймала сигналы сразу всех разумных существ по всему континенту. И сгорела от перегрузки. Позже был изобретён фильтр, отсеивающий все сигналы, кроме тех, что исходят из искусственных адамантитовых хранилищ.

— И всё-таки, если покрутить рычажки, то эта штука способна искать и людей, так?

— Именно так. Если бы в этом была хоть малейшая необходимость.

— Люди тоже попадают в неприятности, — резонно заметила Сайтеми. — И ма'аари. И дурды.

— Что бы с ними ни случилось, они смертны, — ответил Алмейтор. — В сколь бы ужасных условиях ни оказались представители ваших рас, рано или поздно их мучения закончатся, и душа погаснет.

— Значит, можно их просто бросить?

— В условиях ограниченных ресурсов — да. Спасение душ, заключённых в адамантитовых стержнях, является куда более приоритетной задачей. Особенно с учётом того, что спасаем мы своих собратьев.

— Полагаю, можно не спрашивать, готовы ли вы поделиться с другими народами технологией Искателя.

— Вы не сумеете произвести столь сложное устройство, уж поверьте мне. Так же, как никто до сих пор не сумел воссоздать каркас голема или хранилище души, несмотря на все попытки и похищенные экземпляры. А чтобы построить второй, третий и четвёртый Искатели своими руками, Сат-Хариму придётся оторвать от работы не одну сотню лучших своих учёных. И строительство обойдётся, на минуточку, в несколько десятилетий потерянного времени. Это ещё при условии, что нам будут возмещены затраченные ресурсы. Чего не случится по той простой причине, что ваши народы не умеют ни добывать, ни обрабатывать необходимое сырьё. Или вы думали, что Искатель Душ — это такая же маленькая штучка, которую можно сделать за пару часов в мастерской и раздать всем нуждающимся?

— Ладно. Полагаю, нам лучше прекратить этот спор, — махнула рукой дева.

— Полностью поддерживаю. Лучше давайте вернёмся к обсуждению очередной аномалии, свидетелями которой мы только что стали. Куда может подеваться сигнал, передаваемый душой?

— Может, кто-нибудь просто вытащил оттуда стержень, и эта черепушка — пустая? — предположил Линсон.

— Кто? Луркеры, как я понимаю, не увлекаются коллекционированием безделушек, а собиратели сметают всё подчистую, вместе с каркасами. Человек в Порчу зайти не мог. К тому же, работа выполнена ювелирно: каркас не сдвинут с места, оболочка души тоже осталась на месте. Нет, исключено. Стержень там, готов поставить на это своё новое тело.

— Слишком много ты думаешь, голем, и уходишь от сути. Варианта тут всего два: или душу стащили, или она отрубилась.

Голем призадумался.

— Вы уверены, что туда не пройти?

— Никак и никогда. Из этого места Порча не уходит. Может, штука в том, что она здесь, ну, особенная?

— Единственная теория, которая нам остаётся… — согласился пёс. — Кстати говоря, не пора ли показать всё нашей спутнице? Достопочтимая ма'аари имеет весьма озадаченный вид от наших с вами разговоров об «особенной» Порче.

— А ведь ради неё я вас сюда и притащил, — спохватился Линсон и поспешил передать деве волшебное устройство. — Держи, ангел. Наслаждайся зрелищем!

Сайтеми приняла Окуляр, всё ещё поглядывая на проводника и пытаясь хотя бы предположить, что же такое невероятное она должна увидеть в этом месте.

Когда маска прислонилась к лицу девы, все вопросы разом отпали. Вместе с даром речи.

— Единственное место во всём городе, — донёсся сбоку голос Линсона. От потрясения он казался деве далёким и приглушённым. — где ветки Порчи не валяются кляксами на земле. Узнаёшь, что это?

Сайтеми узнавала. Поднявшиеся в воздух, протянувшиеся ввысь гибкими, белыми, чуть прозрачными ветвями, сплетения Порчи превратили центральную площадь Турты в чудесный серебристый лес, достойный запечатления на холстах лучших художников.

На самом краю, в нескольких футах от ног Сайтеми, ещё оставались участки обычных, растянувшихся по брусчатке белых лент. Чуть дальше они предпринимали первые попытки оторваться от земли, образовав подобие то ли травяного, то ли снежного покрова. В центральной части площади травинки превращались в кусты, а ближе к Капитолию достигали высоты среднего размера деревьев.

Извивы белых ветвей оплетали собой колоннаду Капитолия и крышу основного корпуса, а на самом верху, вымахав до размеров всей центральной башни, из проломленной скорлупы купола на высоте двухсот футов выглядывали наружу толстые ветви главного древа. Ещё никогда в своей жизни Сайтеми не видела столь огромных экземпляров. Определённо, это был самый высокий во всём мире…

 

Глава 11

Губы отказывались произносить название. Мысли тоже умолкли, страшась озвучить страшное — теперь уже страшное, а не священное — слово.

— Ты… знал? — выдавила она. Рука, словно схваченная столбняком, до боли прижимала металлическое устройство к лицу, не позволяя прогнать жуткий морок, вернуть себе блаженную слепоту неведения.

— А как не знать, когда я столько лет тут шастаю? — хмыкнул проводник.

— Почему… раньше… не сказал?

— До меня самого всё это долго доходило. Я же не учёный, в конце концов. Сначала, когда ты посадила первое зёрнышко, я подумал, что это, должно быть, просто совпадение, и тебе подсунули бракованное семя. Ну не может же быть, чтобы в Кеварине эти деревья цвели и пахли, а здесь вгрызались в землю и пожирали всё живое. Мало ли, что выглядят одинаково. А что Порчу распространяют — так то, может, и не ростки вовсе, а сама Турта так на волшебные деревья реагирует. Но долго обманывать сам себя не смог. Не бывает столько совпадений за раз. — Линсон поднял взгляд к проломленному куполу, откуда выглядывали неестественно толстые белёсые ветви гигантского древа. — Нарсилен это, самый настоящий. А что он забыл посреди Бартелиона — это уж вы сами разбирайтесь.

— Как давно вы это поняли? — спросила девушка.

— Вчера утром. Оно, как известно, вечера мудренее. Проснулся на свежую голову, и всё стало ясно, как на картинке. Пока решался, рассказывать или нет, вас двоих потянуло на приключения, и стало уже не до разговоров. А когда всё снова устаканилось и появилось время поболтать, наш круговой обход как раз подошёл к концу, а тут уже проще было показать, чем объяснять словами.

Механический пёс повернулся к Сайтеми. Её бледное лицо, белые волосы и одежда бесцветных тонов, побитые пылью и долгой дорогой, прекрасно вписывались в безжизненный пейзаж мёртвой столицы. Дева молчала. Так же молчали в своё время его собратья, когда было объявлено, что лекарства от чумы нет, и народ Сат-Харима в скором времени исчезнет с лица земли. Говорить здесь было не о чем. Молчание — лучший ответ, лучший комментарий.

А хотелось, чтобы говорили. Чтобы отвлекли от навязчивых мыслей. Ма'аари стоит только лишь в начале своего пути, а он, Алмейтор зен Калхуар, возможно, только что отыскал конец.

— Значит, в этом и крылась разгадка, — промолвила Сайтеми. Голос её звучал тихо, но легко. Словно ей внезапно открылась истина, и все вопросы и сомнения разом утратили смысл. — Знал ли он, сколь пророческими были его слова?

— О ком это ты? — повернулся к ней Линсон.

— Тарино, мой возлюбленный. Когда мы обсуждали…

Дева внезапно умолкла. Покосилась на проводника, что-то решая для себя в уме. Вздохнула, облизнула губы. И сказала:

— В Кеварине случилось то же самое. Турта — больше не единственное в мире место, поражённое проклятием Порчи.

— Вот так новости, — присвистнул Линсон. — Тоже столица? И много кто об этом знает?

— Нет, не столица. И даже не другой город. Порча охватила Мелисельскую рощу, что на северо-востоке моей страны, не так далеко от границы с Сат-Харимом. Причины, как и в случае с Туртой, неизвестны. Просто в один прекрасный день вся растительность моментально погибла; та же судьба постигла тех, кто попытался войти в рощу. Информация секретная. Никто за пределами Кеварина — даже вы — не должен знать об этом.

— За пределами? А в самом Кеварине, значит, уже всем разболтали?

— Ма'аари перемещаются по воздуху, если вы забыли. В небе нельзя построить стены и выставить кордоны. Хотим мы того или нет, но в скором времени каждый ма'аари в самых отдалённых уголках Кеварина будет знать о катастрофе, повторившейся на наших землях.

— Ладно, неважно. Так что там с пророчеством твоего ухажёра? — напомнил Линсон. Удивительно, что этот вопрос был задан проводником, а не големом, куда более любопытным при своей учёной природе. Пёс, казалось, ушёл в себя и вообще не замечал их с ангелом диалога.

— Когда мы размышляли наедине о причинах появления Порчи в Мелиселе, Тарино предположил, что тут, очевидно, замешана магия. А какие порождения волшебства есть в Кеварине, кроме волшебного древа, что уже много веков благословляет поднебесную землю? Я решила, что он шутит, и укорила его за богохульство, но Тарино был пьян и продолжал упорствовать. Магические потоки, говорил он, непредсказуемы и не подвластны никому из смертных. Достаточно нарушить естественный ток энергии, искривить каналы — и вчерашнее благословение обратится проклятием. Позже он всё-таки признался, что говорил не всерьёз, и не нам, простым воинам и искателям, пытаться разгадать дела богов, как ты любишь говорить, — закончила Сайтеми с лёгкой улыбкой, возвращая проводнику его артефакт.

— А ведь я с самого начала чуял, что с твоей историей что-то не так! — победно заявил Линсон, прилаживая Окуляр на лицо. — О мире они беспокоятся, как же. Свой зад припекло, вот и побежали к Линсону Марею — выпытывать его тайну.

— Как бы мне хотелось с тобой поспорить… Вот только возразить совершенно нечем. Будет несправедливо заявить, что Кеварину плевать на катастрофу в Турте. Ма'аари обеспокоены Порчей не меньше вашего, правда. И уж точно больше, чем некоторые проводники, для которых и гибель целого города — не более, чем шанс набить карманы. Но твоя правда: появление Порчи в границах Кеварина убедило совет Эл'таро в необходимости экспедиции куда быстрее, чем если бы жертвой проклятия пал хоть весь Бартелион.

— Ладно тебе, нашла перед кем оправдываться. Если ты уже налюбовалась на этот лес, то пора бы нам отчаливать отсюда. Я, хоть и чувствую себя здесь как дома, но уже порядком заскучал по горячей еде, вине и мягкой постели — желательно, не пустой.

— Честно говоря, мне ещё ни разу не доводилось видеть столь плотных зарослей, — призналась Сайтеми, бросив последний взгляд на площадь, без Окуляра снова ставшую лишь завалом костей, пыли и тлена. — В Кеварине ростки нар'силена сажают поодиночке. Вы никогда не встретите в небесном краю массовое засеивание, подобное этому.

Линсон пожал плечами и направился к выходу.

* * *

Следуя за проводником, группа шагала через проспект, но спустя несколько минут дева остановилась, когда позади вдруг стих цокот механических лап. Голем встал как вкопанный, словно угодив в невидимую ловушку.

— Алмейтор, всё в порядке? — спросила Сайтеми.

— Да… — Пёс сделал неуверенный шаг вперёд. Снова остановился. И опять заставил себя идти — заметным даже со стороны усилием воли. — Просто… Если эти заросли и правда способны умертвить саму душу… Пройти всего лишь несколько шагов, и всё закончится. Больше никакой пытки временем, никаких страхов вновь оказаться погребённым под лавиной… Ведь это то, что мы, големы, так долго искали. Не технология, не машина, по сложности и себестоимости сравнимая с Искателем Душ. А всего лишь незримый лес, готовый принять в себя души, уставшие от затянувшегося существования…

— Так, понятно… — Линсон вернулся и подошёл к механоиду. — Слушай, голем. Я догадываюсь, что тебе сейчас несладко, но по договору не обязан тащить тебя силой, так что придётся тебе самому с этим справиться.

— Да, прошу прощения, — встряхнулся пёс совсем по-человечьи. — На миг я чуть было не поддался искушению.

— На миг ли? — подозрительно глянул на него проводник.

— Всё в порядке, — заверило гудение из собачьей пасти. — В конце концов, никто пока не освобождал меня от моих обязанностей. Мне надлежит доставить души собратьев в Сат-Харим, а также сообщить своему народу обо всём, что я узнал и увидел в мёртвой столице.

— Вот и замечательно. Идём, пока ты снова не передумал.

Передумал Алмейтор или нет, но спустя несколько шагов собачьи лапы снова вросли в камни брусчатки. Спутникам тоже пришлось остановиться.

— Сообщить обо всём… — тихо прогудел он себе под нос. Потом, заметив, что снова задерживает группу, двинулся вперёд, не скрывая тревожащих его мыслей: — Должен ли я говорить им?… Если по Сат-Хариму разнесётся весть о том, что забвение наконец стало возможным… Сколько сотен… тысяч големов отправится сюда с единственной целью — встретить свой долгожданный конец?

— Значит, придётся помалкивать, — логично рассудил проводник.

— Но имею ли я право? Кому, как не мне, знать, сколь желанной — и до сего дня несбыточной — была для нас мечта о смерти, полной и окончательной. Кто я такой, чтобы, узнав об этом, скрывать правду от своих собратьев?

— Я считаю, они имеют право знать, — сказала Сайтеми. — И самостоятельно решить, как поступить со своими душами. Главное, чтобы не ушли все сразу. Ведь ваше предложение о совместной работе над Окуляром всё ещё в силе?

— Да, конечно. Можете быть уверены: среди учёных Сат-Харима немало тех, кто и не помыслит о смерти, пока не разгадает тайны мёртвого города, а после них — все остальные секреты мироздания.

— Как будто у них будет выбор, — усмехнулся Линсон. — Без Окуляров вы разве что до городских ворот доберётесь — и то, если очень повезёт. Так что, если хотите массово самоубиться, придётся для начала покорпеть над станками и размножить эту штуковину.

— На самом деле, у меня уже зародилась пара идей касательно слепого передвижения по городу, — признался пёс. — Ни к чему видеть Порчу глазами. Достаточно лишь знать, где она находится, а это можно сделать и без волшебных устройств на голове. Например, кидать перед собой хорошо разлагающиеся предметы и таким образом определять безопасный путь.

— Глядите, умный какой. Вот только Порча умнее, иначе бы тут давно стаи мародёров с мешками персиков носились. Собственно, так они первое время и делали. Только назад отчего-то никто не вернулся. А всё дело в Жатвах — ты ведь про них не забыл?

— Честно говоря, данные явления не показались мне столь уж опасными. Происходят они редко, двигаются медленно и затрагивают лишь отдельные районы города. Если соблюдать должную осторожность…

— Складно говоришь, голем. А теперь попробуй побродить здесь вслепую, без волшебной линзы на глазу. И не пять минут, а несколько суток — город-то немаленький. Жатвы — они, знаешь ли, не всегда здания обрушают. Подкрадутся так, что ты и не заметишь, пока коленки от старости не подогнутся. Не сегодня попадёшься — так завтра. Самые везучие целый месяц бегали по руинам с мешками деревянных щепок. А теперь давай посчитаем, сколько из них дожило до сегодняшних дней и стало моими конкурентами.

Голем промолчал, не найдя аргументов.

— Без Окуляра тут нечего ловить, точно тебе говорю, — повторил Линсон. — Можешь спросить у той сотни новых скелетов, что пополнили Турту уже спустя месяцы после первой Жатвы. Они с радостью подтвердят мои слова.

* * *

Этой ночью пространство за городом накрыл очередной выплеск Порчи, но к полудню белое покрывало чуть рассосалось, и Линсону удалось провести группу через места недавней Жатвы, не пережидая и не делая крюк через другие ворота.

Знакомый пейзаж: дорога через пустыню — не песчаную, а земляную, островки живой растительности на горизонте, редкие разваленные постройки вдоль дороги. Над головой сгущались тучи, собирался дождь. А вот и приснопамятная яблоня. Только почему-то без яблок. И без листьев.

— Куда! — окрикнул Линсон шагнувшую было к дереву Сайтеми. — Дерево всё в Порче, не лезь.

— Но как? — удивилась дева. — Ты же говорил, что здесь граница?

— Говорил. Три дня назад. А сейчас говорю: граница вон там. — Проводник указал пальцем на дом дальше по улице, в двух десятках шагов. Выглядела хижина так, будто её начали красить, да успели замазать только половину. Ну, то есть взять подгнившее после двадцатилетнего простоя жилище и выкрасить его в мертвенно-серый цвет, походя обвалив крышу и выломав пару досок из стены. Порча доползла до середины здания, на чём остановилась, предоставив другую половину естественному ходу времени. Пока.

— Постой. Ты хочешь сказать — она расширяется?!

— А чего же ей, на месте сидеть? Порча тоже кушать хочет, знаешь ли. В Турте она давно всё сожрала и обгладывает по тысячному разу, но нет-нет да и наберётся сил хапнуть себе свежего лакомства снаружи.

— И когда ты собирался нам об этом рассказать?

— Да я, вроде как, вообще не собирался. А вы не спрашивали. Ну, если это так для вас важно, то вот — теперь знаете.

— О, небо… — Дева закатила глаза. — Ну конечно, это важно!

— Если важно, то могли бы и сами выяснить — за пятнадцать-то лет. Големы, вон, постоянно возле Турты ошиваются — я уже не раз засекал в лесах эти громыхающие статуи. Смотрят, вымеряют, вынюхивают Зуб даю, у них расписано до фута, когда и сколько Порча прихватила.

— А также, кто входил и выходил из города, — добавил Алмейтор. — Вторая графа, как правило, пустует: смельчаки, проникшие во владения Порчи, в большинстве случаев там и остаются. Лишь несколько раз нашим агентам удалось засечь, как очередная группа безумцев, нарушая статистику, как ни в чём ни бывало возвращается назад. А детальное сравнение выживших отрядов показало, что в каждом из них неизменно присутствовал один и тот же человек. Гид из Эркона по имени Линсон Марей.

— О чём я и говорю: кому надо, тот всё разнюхает, — поспешил поддакнуть Линсон, пока внимание не заострилось на его оплошности. Надо же: заметили, выследили, вычислили. Будь это не големы, а эрконские дозорные — давно бы прикрыли лавочку. Вместе с решёткой тюремной камеры. — А вы, ангелы, где пропадали всё это время?

— Небесный народ не приспособлен для существования в здешних условиях, — оправдалась Сайтеми. — Наши крылья теряют здесь силу, а без неба ма'аари рано или поздно зачахнет. Мы вообще очень редко покидаем Кеварин.

— Ах, ну да, ведь всё дело в крыльях. А не в том, что вам в принципе нет дела до людских проблем.

— Да мы беспокоимся об этом больше, чем сами лю… Ах, давай не будем об этом. Лучше скажи, насколько быстро протекает расширение Порчи?

— Не настолько, чтобы поднимать панику. Раз на раз не приходится. Может месяц на месте просидеть, а может за один заход полмили прихватить. Растёт, дорогая — медленно, но верно. Первая Жатва, хоть и выдалась самой грандиозной, а целый город заглотить не смогла. Часть внешних кварталов уцелела, а первые кляксы на городских стенах я увидел только месяц спустя. Ну а за пятнадцать лет, как видите, Порча прибрала к рукам ещё по паре лиг во все стороны.

— И это весьма тревожные данные, — прогудел Алмейтор.

— С чего бы вдруг? — спросил Линсон. — До Эркона ещё лет десять ползти будет, не меньше. Более чем достаточно для всех, у кого есть ноги, чтобы их унести, и деньги, чтобы обжиться на новом месте.

— Десять лет, недалеко же ты смотришь, — произнесла Сайтеми. — А что будет через сто лет? Через тысячу? Сколько времени понадобится Порче, чтобы накрыть собой весь континент?

— Больше, чем мы с тобой проживём, ангелочек, так что не забивай этим голову. Вот голему, пожалуй, стоит этим обеспокоиться.

— Ах, ну да, как же я забыла? Уберечь свою шкуру, а после нас — хоть потоп.

— После нас — армия ангелов и големов, которые справятся со спасением мира куда лучше, чем какой-то эрконский доходяга. Я помогу, чем смогу на первое время, но хватит уже ждать от меня геройских подвигов.

— Всё также не веришь в свои силы, — смягчилась Сайтеми.

— Верю, да только кому они нужны? Вот в чём загвоздка, ангел: вы с големом спасаете свои народы, а мой народ — это люди. И пусть у меня от Порчи язык отсохнет, если я буду спорить с тобой и доказывать, будто это не самая никчёмная раса на всём белом свете. Мне некого спасать и не о ком беспокоиться, и ничего меня не держит ни в Эрконе, ни во всём Бартелионе.

— Всё так плохо? Разве у тебя совсем нет друзей?

— Мои друзья — там. — Линсон кивнул себе за спину, в сторону удаляющейся столицы. По городским стенам медленно расползалась очередная Жатва. — А я — здесь. Между нами пропасть, и мне, простому смертному, никак её не перешагнуть.

Повисло молчание. Сайтеми с интересом косилась на проводника, после чего решилась нарушить тишину:

— Не ожидала, что ты умеешь грустить.

— Три дня вместе бродим, а я всё ещё способен удивлять, — усмехнулся Линсон. — А в общем-то, ты верно заметила. Мне это не к лицу. Особенно сейчас. Мир на пороге гибели и нуждается в героях, а Линсон Марей всё не перестанет лить слёзы по сгинувшим друзьям. Прошло пятнадцать лет, и знаешь что? Пора оставить прошлое позади.

С этими словами проводник порылся в бездонных карманах и протянул спутнице маленький стеклянный пузырёк.

— Держи. Сувенир из рук единственного в мире человека, способного войти в мёртвую столицу. Похвастаешься перед своими.

Девушка повертела пузырёк в руке. За стеклом в такт движениям лениво извивался мелкий червячок.

— Что это? — озадаченно спросила она.

— Бутафорская пиявка, — отозвался проводник, — Почти как настоящая — шевелится, когда двигаешь пузырёк. Живые червяки имеют привычку дохнуть, вот я и решил заменить их на что-нибудь более долговечное. Ведь главное — это сам символ.

— И что он означает?

— Напоминание о детстве… и о том, что Турта не всегда была мёртвым городом. Вверяю тебе своё прошлое и надеюсь, что больше его не увижу.

Поняв, что ничего конкретного из проводника вытянуть не удастся, дева молча сунула подарок в сумку. Червяк в качестве талисмана… Этот человек и впрямь умел удивлять — в худшем смысле этого слова.

* * *

Таверна была не из тех, что гудят от посетителей. В небольшом заведении под названием «Яблочный свин» стоял привычный мерный гомон дюжины завсегдатаев. Тусклые факелы держали зал таверны в умиротворяющем полумраке, позволяя каждому избежать надоедливого внимания и остаться наедине со своими мыслями.

И всё же одной компании даже здесь было не укрыться от любопытных взглядов и шепотков. Головы посетителей то и дело поворачивались к столу, где, отдыхая после утомительной прогулки, сидел местный гид с неизменной чудаковатой маской на лице. Компанию ему составляла крылатая воительница из самого Кеварина, заказавшая себе тур по окрестным достопримечательностям.

Особенно трудно было оторвать взгляд от ангела. Даже изрядно потасканные в трёхдневном путешествии, её статная фигурка, точёное личико и белоснежная шевелюра настойчиво притягивали взгляды подвыпивших работяг. К тому же, после падения столицы гости из небесной страны стали большой редкостью в здешних краях. Такой же редкостью, как и сам факт появления в кабаке симпатичных девиц.

Крылатая гостья то и дело прикладывалась к кружке с выпивкой, между делом чёркая что-то графитовым стержнем на мятом клочке бумаги.

Возле гида сидел на полу механический пёс, подаренный ему на память вторым клиентом. Сам голем, как объяснил Линсон, не стал задерживаться в городе и уже отчалил в родной Сат-Харим. Хорошо им: есть не надо, спать не надо, волки не съедят, грабить тоже нечего. Сделал, что хотел — и иди хоть среди ночи на все четыре стороны.

Понятное дело, что у такого хозяина железяка надолго не приживётся. Можно забиваться, продаст его Марей этим же вечером или подождёт до утра. Если раньше того не потеряет. Но через два-три дня собаки при нём уж точно не увидишь, тут и гадать нечего.

— До сих пор не могу поверить. — Сайтеми отхлебнула из кружки.

После пережитых потрясений дева основательно налегла на спиртное, причём не кеваринское, как ожидал Линсон, а на местное пойло. Как объяснила дева, раз уж судьба загнала в Бартелион, то почему бы не воспользоваться моментом и не испробовать творения людских виноделов?

— Источник Порчи… Я думала, что готова ко всему. Но узнать, что всё это время посреди Турты рос и распространял проклятие гигантский нар'силен…

Несмотря на опьянение, дева не забывала соблюдать осторожность и говорить так, чтобы не долетело до посторонних ушей.

Отхлебнула ещё. Подумала и добавила пару слов к корявым строкам на пергаменте. Линсон не смог разобрать, что там написано, сколько ни всматривался, но Сайтеми находила свою писанину крайне важной, то и дело отставляя кружку и добавляя на бумагу новые символы на своём языке.

— Ну и каково это: узнать, что ваше священное дерево оказалось оружием массового уничтожения? — спросил Линсон. Сам он ограничился одной кружкой кеваринского светлого. Рядовой поход в развалины вылился в авантюру по спасению целого мира, и, если уж ему суждено быть втянутым в столь масштабные события, голову лучше оставить свежей. У неё будет много работы.

— Уверена, люди б-были бы счастливы, слчись с ними такое, — выговорила дева заплетающимся языком. — А мне… мне нисколько н-не радостно. Я д-должна узнать, что происходит. И я дкопаюсь до правды!

Кружка опустела, и Сайтеми пришлось долить вина из бутылки. Рука её заметно подрагивала, и часть напитка пролилась на стол, намочив краешек бумаги. Не обращая внимания, крылатая воительница жадно приложилась к очередной порции алкоголя.

Алмейтор молчал, неподвижно сидя у ног проводника в собачьем теле. Голема условились не раскрывать. Не то чтобы возможность переноса души в другого механоида была большим секретом, но если люди прознают о смене каркаса, то начнутся вопросы. Как доспех потерял? Где взяли механоида? Ни к чему это.

Дева грохнула полупустой кружкой, чуть не промахнувшись мимо стола, и откинулась на спинку стула.

— Вот я всё руг-гала вас, л-людей, что вы такие трусливые, кор-рыстные, жалкие. А чем мы лучше, Линсон? Летаем по своему Кеварину, рад-дуемся жизни, и плевать хотели, что прсходит вокруг. Почитаем свщенное древо, а между тем, погляди-ка — кто-то уж-же научился испзовать его, как орудие убийства. И украл наш-ши семена, между прочим!

— Да уж. Узнает кто, что ангелы причастны к гибели Турты — тот ещё будет скандал.

— Ангелы. Да как-кие м-мы ангелы? Не н-называй так больше, н-никогда! К-куры общпные, вот мы кто! Так и с-скажу совету, когда вернусь. Вот пр-рямо в лиц-цо!

В свете отсутствия в кабаке упомянутого совета палец девы указывал на сидящего напротив проводника.

— Так… Понесло тебя, дорогая. — Линсон поднялся из-за стола. — Ты комнату уже заказала?

— Д-да. Ещё к-как только пршли.

— Пойдём провожу, пока ты себя в революционеры не записала. Тебе с утра мир спасать, не забыла? Так что отоспись как следует.

Проследив, чтобы пьяная в стельку дева благополучно добралась до кровати, Линсон с Алмейтором вышли на улицу. Стояла глубокая ночь — в такую никто не отличит механоида от живого пса, и голем мог беспрепятственно покинуть город, а кто поставил на пропажу собаки до восхода солнца, тот наградит себя за догадливость лишней кружкой пойла.

Голем вообще не планировал возвращаться в город, если бы не новое тело, уже не способное нести на плече мешок с душами. Пришлось заглянуть к портному и подыскать Алмейтору подходящую вьючную сумку.

Долго прощаться не стали. Как уверял голем (и как боялся проводник), виделись они далеко не в последний раз.

Линсон ещё раз напомнил, где себя искать, а Алмейтор пообещал больше не попадать в неприятности, на чём и разошлись.

Линсон остался один. Тихо. Только из окон таверны доносятся еле слышные обрывки разговоров. Одинокий фонарь у входа освещает входную дверь и небольшой клочок дороги. Сам проводник стоит поодаль, неслышный и невидимый.

Пора домой.

* * *

Ноги неслышно ступали по булыжнику. Гид — не вор, прятаться нему незачем и не от кого, но от старых привычек не так-то легко избавиться. Неприметная фигура скользила в тенях, не преследуя никаких коварных планов.

Он не верил в амбиции ангелов и големов. В эти минуты, шагая по спящим улицам родного города, Линсон сам дивился тому, с какой серьёзностью ещё утром рассуждал о международных соглашениях и грядущей победой над загадочным проклятием, что нависло над миром.

Теперь весь трёхдневный поход казался одним затянувшимся сном. Крылатая воительница, душа учёного в механическом теле — неужто всё было взаправду? Ведь его клиенты — это богатеи, охочие до новых ощущений, да обманутые судьбой приключенцы, готовые отдать последнее ради сказок о несметных сокровищах мёртвого города. Откуда бы здесь взяться посланникам волшебных народов с миссиями государственной важности?

Как всегда по возвращении из Турты, находиться здесь было непривычно. Эркон спит, но даже в темноте ясно чувствуется, что он живой. Свет из окна, собачий лай с соседней улицы, дым из трубы, вечерняя беседа супругов на втором этаже.

Город уснул, но не умер. Кому, как не ему, Линсону Марею, знать, сколь велика разница между этими двумя состояниями? Знать, как изменится Эркон, когда и ему придётся узреть эту разницу.

Захотелось напомнить себе. Прямо сейчас.

Молниеносное движение, и два окуляра поменялись местами. Бояться было нечего. Мало ли, кто караулит запоздалого путника в тёмных подворотнях — Линсон Марей сам к кому хочешь подкрадётся. Похлопает по плечу и исчезнет раньше, чем доходяга успеет испуганно обернуться.

Лёгкий треск шестерёнок, линза на глаз — и истина предстала перед глазами. Погас огонь в окнах, но темнее не стало. На той стороне ночь не опускалась на землю непроглядной тьмой, а дневное солнце не слепило глаза. Опустевшие дома нависали над тусклым сумраком тесного переулка. Не было дыма над головой, и ничто не застилало чистого звёздного неба. Казалось, даже звуки притупились, погрузив улицу в мертвенную тишину.

Тихо и пустынно. Теперь он один во всём городе, больше никого. В городе, в стране, в целом мире. Эта реальность казалась куда правдоподобнее той, что осталась в правом глазу. Имитация жизни, которой рано или поздно суждено прерваться.

Лишь одна вещь казалась лишней в этом царстве праха и тишины. Одна деталь выбивалась из общей картины, ломала собой идиллию покоя. Это деталью был он — проводник Линсон Марей. Жизнь среди смерти, человек среди призраков.

Останется ли он здесь, когда придёт конец? Будет ли так же бродить среди развалин, продолжая бесконечный поиск своего места в этом мире?

Нет, конечно же нет. Бывший воришка из пристоличного городка встретит свою смерть уже через десяток-другой лет, и в тот день, когда наступит Конец, его прах будет мирно покоиться под мраморной плитой с позолоченной оградкой. Хочется верить, что так, а не в безымянной могиле в глухом лесу.

Всё рождается и умирает, будь то мелкий человечек или целый мир. Можно подружиться со смертью, но нельзя её обмануть.

Как у всего есть начало, так всему придёт и конец.

В такое будущее верил проводник из Эркона.

Линсон Марей устало брёл домой, и его удаляющийся силуэт провожала взглядом тёмная фигура, ещё более незаметная в тенях, чем он сам.

* * *

За окном властвовала ночь; чёрное полотно домов вонзалось в горизонт острыми шпилями и треугольниками крыш. В комнате было тихо, если не считать далёкого гула голосов, долетавшего с первого этажа таверны.

На тумбе догорала свеча. Огонёк тускнел, с трудом выхватывая из темноты напряжённое лицо спящей девушки. Лежала она, как пришла, в запылённом кожаном одеянии; разве что сапоги и пояс с ножнами валялись возле кровати — кто-то заботливо потрудился их снять.

Несмотря на изрядное количество выпитого алкоголя, сон посланницы был неспокоен: девушка ворочалась, морщила лицо и обрывисто дышала, даже в царстве грёз преследуемая страшной правдой.

Огонёк свечи доживал свои последние секунды, света у него осталось лишь на блюдце с натёкшим воском да лежащий рядом клочок бумаги. Косые буквы на мятом пергаменте складывались в четыре неровных строки. Они гласили:

«ВСЁ — ЛОЖЬ.

ЛЮДИ НИ ПРИ ЧЁМ.

ПОРЧУ НЕСЁТ НАР'СИЛЕН.

МА'ААРИ ВИНОВНЫ».

Свеча погасла, в комнату ворвалась темнота.

 

Глава 12

Утро не встретило ничем. Хотя… так ли уместно это определение? Новый знакомый Линсона, чьё собачье тело, должно быть, уже добралось до Сат-Харима, весьма красочно расписал истинное значение слова «ничто».

Здесь же не было ни тьмы, ни пустоты. Обшарпанные стены, развалившаяся мебель, упавшая на пол люстра, вездесущая пыль — какой-никакой, но антураж. Разве что ничей скелет не согрел этой ночью ложе проводника. Да и длилось это наваждение не семьдесят лет, а всего лишь несколько минут.

С окончания последней вылазки прошла неделя. Ангел и голем убрались восвояси, избавив Линсона от своей компании, а заодно и от безумных амбиций по спасению мира. Больше никаких обещаний победить Порчу, никаких планов по воссозданию Окуляра. Жизнь вернулась на круги своя, оставив бывшего вора наедине с весьма приличным денежным состоянием, которое надлежало рационально потратить. Дождаться весточки от злополучных союзников, продать им артефакт, забрать деньги и оказаться как можно дальше от всей этой истории с ангельскими деревьями, уничтожающими мир.

Спина болела, словно матрас под ней и впрямь сгнил, обнажив голые деревянные доски. Рука сжимала тёплый металл Окуляра. После договорённости о продаже артефакта Линсон чувствовал на себе ответственность за магическое устройство. Глупо выйдет, если грандиозные планы сразу двух народов сорвутся из-за пролезшего в окно ночного воришки.

Попытавшись сесть, проводник закашлялся от пыли, словно от настоящей. Осмотрел комнату. Приступы в последнюю неделю наваливались ежедневно и уже не проходили за пару минут, как раньше. Если не бить себя по щекам, не мотать головой и не слышать озабоченного голоса подружки, то можно просидеть вот так добрых четверть часа, тупо пялясь на картины мрачного будущего, уготованного его скромному жилищу.

Если так пойдёт и дальше, то недолго и с катушек слететь, и свои дни ты, Линсон Марей, окончишь не в поместье на берегу моря, а в мрачных стенах богадельни для умалишённых. Нужно поскорее собирать манатки и катить прочь, как можно дальше от мёртвой столицы. И больше никогда — никогда! — не надевать на лицо проклятый артефакт. Спасибо, конечно, за те деньги, что ты мне принёс, но не собираюсь я расплачиваться за это собственным рассудком.

Проводник осмотрел комнату. Что-то было не так. Нет, не пыль, не затвердевшая кровать и не затянувшаяся иллюзия. Что-то ещё.

Вот тумба. Линсон видел её участь достаточно раз, чтобы выучить каждую деталь. Правые ножки подломятся, тумба осядет. Стакан с бутылкой рассыплются грудой осколков возле двери. Так было всегда.

Но не сегодня.

В этот раз тумба опрокинулась вперёд, и останки стеклянной тары устлали середину комнаты.

С чего вдруг будущее решило измениться?

Не нарушая привычного утреннего ритуала, Линсон встал и побрёл к окну, не обращая внимания на иллюзорные обломки под ногами.

Провалившиеся крыши соседних домов. Отпавшие оконные рамы. Усохшее дерево посреди перекрёстка, обложенное кругом из кирпичей. Незнакомая фигура на дороге.

Линсон не стал протирать глаза — он им вполне доверял. На дороге, упиравшейся в его дом, стоял человек. Не на настоящей улице, где сейчас наверняка сновал не один десяток проснувшихся горожан, а здесь — в опустевшем, покинутом Эрконе, что ещё несколько минут продержит сознание проводника в своих оковах.

«Может, луркер?» — мимолётно подумал Линсон, когда нога вдруг за что-то зацепилась. Не удержав равновесия и не успев удивиться, проводник полетел на пол. Кое-как сгруппировался, выставил руки — и вскрикнул от боли, когда в левую ладонь вонзилось что-то острое.

Перевернулся, сел и снова еле сдержал крик. В этот раз поранилась левая ягодица.

Опираясь на здоровую руку, проводник сдвинулся вправо и судорожно осмотрелся. Стеклянные осколки по всему полу. Разбитый стакан. В этот раз с водой — вчера он решил обойтись без спиртного.

Улица за окном наполнялась звуками привычной городской суеты. Значит, наваждение спало. Ещё бы — чтобы прогнать морок, хватало и куда меньшей боли и испуга!

Исчезла пыль, обои заново наклеились на стены, люстра вернулась на потолок. А вот стекляшки с пола никуда не делись. И тумба не спешила вставать к стене. Комната вернулась в настоящее время, но продолжала выглядеть так, будто здесь случилась не Порча, а самый настоящий погром.

Картина сорвана со стены, вещи раскиданы по полу, матрас сброшен с кровати.

Линсон сдался и всё же протёр глаза. Не помогло. Квартиру и правда кто-то разгромил, да так, что хозяин даже не проснулся. И дело не в том, что он ничего не услышал — как раз это легко списать на то самое наваждение, каждую ночь отрезавшее проводника от реального мира. Но как вышло, что злоумышленники, разгромив квартиру Линсона, не тронули его самого, спящего и глухого к звукам реального мира? Кроме двух свежих ран от битого стекла, больше ничего не болело. Ни синяка, ни пореза; руки-ноги на месте.

Мысли бешено скакали в голове, сменяя друг друга, и ни одна не успевала задержаться надолго. Не успел Линсон подивиться человеколюбию ночных погромщиков, как голову уже занял новый вопрос — обо что он умудрился запнуться?

Ещё раз оглядел пол: деревянный настил, осколки разлетевшегося стакана. Ничего достаточно крупного, чтобы уцепиться ногой.

Движимый смутной догадкой, вернулся к кровати и попытался повторить свой путь до окна. Шаг, второй, третий. Из-за подоконника выплыла крона дерева, стоявшего на перекрёстке. Внизу ходили люди, но загадочной фигуры больше не было.

Вот здесь он упал. Под ногами, конечно же, ничего. А вот над головой — люстра. Аккурат в этом месте. Линсон не стал проверять через Окуляр — он и без того хорошо помнил, что упавший в будущем светильник лежит именно там, где он сейчас стоял. Кроме него, больше зацепиться было не за что. Как и за саму люстру — ведь в реальности она висела на потолке.

«Теперь мы будем запинаться о несуществующие предметы. Превосходно», — подумал про себя Линсон, но поспешил перейти к более насущным проблемам. В его квартире кто-то учинил погром, и это была не иллюзия и не мрачное будущее, а самое что ни на есть настоящее.

Одевшись и наскоро замотав рану на руке — благо ничего серьёзного, — Линсон обошёл жилище и оценил нанесённый ущерб. Дверь выбита; перевёрнуто всё, что можно перевернуть; опрокинуто всё, что можно опрокинуть. Пропали деньги из кошелька на столе и небольшой заначки в задней стенке тумбы. Кухня тоже усеяна осколками: негодяи выбросили из буфета бутылку «Зимних садов». Жалко, дорогая штука. Даже бутыль сама по себе — произведение искусства, не говоря уже о содержимом. А «содержимого» на полу что-то не видать, одни лишь сухие осколки — не иначе, приговорили всей компанией перед тем, как разбить. Ещё стащили очередную копию Окуляра, только вчера купленную у Фартхари. Жалко, но не критично — в свете последних заработков это сущие копейки.

Несмотря на пропажу денег, списать этот налёт на простых грабителей не удалось бы при всём желании. Во-первых, не те методы. Вор прокрадётся тихо, стараясь не потревожить соседей и в особенности хозяина дома. Во-вторых, что у него воровать? Линсон Марей — всего лишь скромный гид. Не бедняк, конечно, но всяко не стоит того, чтобы столь бесцеремонно врываться к нему в дом, гремя на всю улицу. Стражников, между прочим, дома ждут голодные детки, и чтобы у них временно заложило уши, придётся отсчитать монет едва ли не больше, чем хранилось в доме проводника.

В общем, вывод напрашивался всего один, и крайне неутешительный: Линсона раскрыли. Одна из местных банд просекла, что бывший вор заполняет свои банковские счета отнюдь не вождением туристов по Эркону, и решила, что ей полагается своя доля, а лучше — сам проводник и его профессиональные тайны.

Первым делом следовало опросить свидетелей. Выйдя на лестничную клетку и заперев квартиру, Линсон настойчиво постучал в дверь напротив. Никто не ответил, но самогонщик Пабло в это время всегда находился дома. А покуда его дверь цела и невредима, можно предположить, что и сам сосед скорее жив, чем мёртв.

— Пабло, это я, Линсон! — позвал он.

С той стороны донеслось копошение. Щёлкнул замок, дверь отворилась. В щель просунулась небритая взъерошенная голова. Самогонщик посмотрел на соседа, убеждаясь, что это и правда он, потом высунулся чуть дальше и опасливо осмотрел лестничный пролёт.

Выглядит напуганным. Это хорошо. Значит, что-то видел.

— Ты живой? — шёпотом спросил сосед. Перемотанная рука явно не походила на результат встречи с бандой громил.

— Пока да. Надеюсь, что ещё надолго. Войти можно?

Пабло приглашающе мотнул головой и поспешил закрыть за гостем дверь, задвинув щеколду.

— К тебе приходили! — всё тем же шёпотом произнёс он.

— Я заметил. Видел, кто это был?

— Видел?! Я, по-твоему, совсем дурак — рожу высовывать? На мой век приключений уже хватит. Видеть не видел, но голосину Гирмса я и в кромешной тьме узнаю.

Гирмс, главарь банды «быков»… Его и правда сложно было с кем-то перепутать. Громила не промышлял домашним грабежом, потому что плохо пролазил в двери, и предпочитал работать на улице. И раз уж в этот раз он решил сделать исключение, значит, и вправду почуял богатый улов.

Что ж, Линсон угадал — за погромом и впрямь стояла одна из городских банд.

— Что ещё?

Пабло беспокойно озирался, зыркая то на дверь, то на окна.

— Да ничего, в общем-то. Ну, в смысле, ничего необычного. Выбили дверь — тогда я и проснулся. Ходили у тебя по дому, о чём-то болтали, ругались. Слышно было, что всё вверх дном переворачивают. Чё-то ищут. Или кого-то. Ты сам-то куда подевался? Вроде ведь дома ночевал. Я уж думал к плотнику за костылями бежать или самогон для поминок заготавливать. А на тебе, глянь-ка, ни царапины!

— Успел выпрыгнуть в окно, — соврал Линсон. — А что говорили, не слышал?

— Говорю же: чего-то искали. А чего именно — это уж тебе лучше знать. Слышно было только: «Тут нет! В столе ни хрена! Под шконкой глядите! О, может, вот эта штука?»

— Ладно, понял. Если что, ты меня не видел.

— Да лучше б и правда не видел! Во что ты такое ввязался?

— Надеюсь, что сам выясню как можно скорее, — сказал Линсон и вышел наружу. За спиной поспешно щёлкнул замок.

Итак, этой ночью (или утром) к нему пожаловала банда громилы Гирмса. Бесполезная, в общем-то, информация. Не важно, кто. Важно, почему. Что известно этим бандюгам? Что конкретно удалось им прознать о делах Линсона и Генрима?

Генрим!

Проводник стрелой слетел по лестнице, выскочил на улицу и со всех ног понёсся в квартал, где жил его подельник. О том, что Линсон работает на Генрима, знали все, и после того, как банда Гирмса разгромила его квартиру, их вторым пунктом назначения обязательно станет жильё директора турагентства. Это если толстяка не посетили первым.

Окуляр трясся за пазухой, сейчас было не до него. Кому какое дело, что чудаковатый гид забыл нацепить свою безделушку на лицо? Видно же, что волнуется, несётся неведомо куда, едва не сшибая людей на пути.

Особняк Генрима располагался в элитном квартале. Не в пример своему подельнику, толстяк не привык экономить на собственном комфорте и жил в роскошном двухэтажном доме с двором и прислугой. Кроме вылазок в Турту, он вёл вполне честную и открытую туристическую деятельность и имел в подчинении ещё несколько гидов, а также наверняка сумел скопить какие-никакие сбережения на предыдущем месте. Линсон не знал, где его напарник работал раньше, но не сомневался, что делать деньги алчный толстяк умел задолго до встречи с обладателем волшебного Окуляра.

Внешние ворота и двери самого особняка были целы, окна тоже. Если здесь и побывали грабители, то у них хватило благоразумия не вламываться через парадный вход.

Линсон оббежал дом сзади: так и есть, запасная дверь выломана. В коридоре было тихо. Либо бандиты уже ушли, либо притаились внутри. Что ж, если Линсон Марей попадётся в засаду громилы Гирмса, то смерть его будет вполне заслуженной.

Осторожно ступая, проводник вошёл в дом и, прислушиваясь и озираясь по сторонам, стал медленно продвигаться по коридору. Паркет и ковры пестрили следами грязной обуви. Одна из ваз была уронена на пол и разбита, также Линсон не досчитался на полках и тумбах нескольких статуэток.

Из комнаты справа донеслось всхлипывание. Линсон непременно принял бы это за хитроумную ловушку, если бы ещё с улицы не разглядел в окнах хорошо знакомых ему слуг Генрима.

Все четверо сидели на полу возле стены: две служанки, молодой паренёк и пожилой управитель. У последнего была неестественно вывернута рука, остальные обошлись синяками и порванной одеждой. Их допрашивали — без особых изысков и пристрастия. Это хорошо. Не то, чтобы Линсона радовал вид побитых плачущих служанок, но проведённый допрос означал, что Гирмсу не удалось сходу отыскать свою главную цель.

Заметив вошедшего, слуги затравленно вздрогнули, но быстро успокоились, узнав проводника.

— Где Генрим? — спросил Линсон, обращаясь ко всем сразу.

Слуги лишь пожали плечами, утирая слёзы.

— А с утра был?

Утвердительные кивки.

— Его нашли?

Отрицательное мотание головами.

Что ж, картина вырисовывалась точь-в-точь как рассчитывал проводник. Услыхав грохот — Гирмс не знал слова «скрытность», — Генрим поспешил улизнуть в один из потайных ходов, известный только ему и тем, кто строил дом. Не обнаружив толстяка на месте, Гирмс перевернул оба этажа вверх дном, попытался выбить сведения из всех, кто попался под руку, но так ничего и не добился, после чего вынужден был уйти несолоно хлебавши, с досады отвесив слугам ещё пару тумаков.

На втором этаже — особенно в кабинете и спальне напарника — проводника встретил тот же погром, что и дома, разве что сломанные и разбитые вещи здесь стоили как несколько квартир самого Линсона.

— Генрим, вылазь, — негромко позвал он, втайне надеясь, что толстяк не стал его дожидаться и сейчас отсиживается в безопасном месте где-нибудь на другом конце города.

Вопреки надеждам, со стороны кровати раздался щелчок, и в отделанной квадратной плиткой стене отворилась потайная дверь. Наружу просунулась испуганная упитанная голова.

«Неделю не мыть, не брить — и будет вылитый Пабло», — усмехнулся про себя Линсон. В точности повторяя поведение самогонщика, толстяк неуверенно выходил в разгромленную спальню и непрерывно озирался по сторонам, словно боялся, что за ширмой или картиной мог скрываться один из грабителей.

— Здесь никого нет. Я бы заметил, — успокоил его проводник.

Генрим чуть расслабился — в таких делах бывший вор разбирался лучше него.

— К тебе они тоже приходили? — с ходу спросил он, не забыв пробежаться взглядом по напарнику.

— Да, заглядывали. Только дома не застали. Есть идеи, чего им от нас надо?

— Ничего конкретного они не называли, пока мою спальню громили. Но ведь мы с тобой, Линсон, и так понимаем, по какому поводу к нам могли пожаловать. Вариантов не так уж и много. Если точнее, всего один.

— Ну, я бы не стал торопиться с выводами. Мало ли, кто мог дать Гирмсу ложную наводку.

— Ложную наводку? Ты сам в это веришь? — скептически покосился на него Генрим.

— Не очень. Но ведь мы с тобой ни в чём не прокололись, а слежку за городом я бы заметил.

Линсон умолчал о големах, а также невольно вспомнил ощущение чужого присутствия, не покидавшее его в столице. Но если кто-то и впрямь за ним следил, тот преследователь был слишком хорош, чтобы связываться с отребьем вроде «быков».

— Да и с чего бы им тянуть целую неделю? Если бы Гирмс заподозрил неладное в нашей сделке с ангелом и големом, поверь, мы бы узнали об этом в тот же вечер. Особенно я — как-никак, не в элитном районе живу.

— Толку сейчас от этих споров… Лучше скажи, что будем делать?

Генрим уставился на напарника, ожидая ответа.

В чём-то Линсону было жаль пухлого подельника. Сам он мог легко залечь на дно и отсидеться до возвращения своих крылатых и стальных союзников, а мог и вовсе поторопить события, махнув с деньгами в Сат-Харим. Обладателя волшебного Окуляра там примут с распростёртыми объятиями.

А вот что делать Генриму? Толстяк привык к роскошной жизни. Тяжело ему будет распрощаться с особняком и невесть сколько времени прятаться в доме на отшибе с завешенными окнами, посылая слуг за едой и шарахаясь от каждого скрипа.

А вопрос он задал, надо сказать, крайне непростой. Что делать? Линсон мог отвести клиента в мёртвый город; мог, сдув пыль со старых навыков, куда-нибудь пробраться и что-нибудь украсть; но разборки с бандитскими шайками в перечень его умений никогда не входили. И что прикажете делать? Прокрасться в логово Гирмса и перерезать громиле глотку во сне?

Генрим, будучи в городе человеком известным и уважаемым, мог, конечно, обратиться к страже, но те разве что немного приструнят бандитов, не более. Гирмс, если уж взялся за их парочку, так просто не отступит. В крайнем случае перепродаст имеющиеся сведения другой банде, способной действовать более тонко и незаметно, чем его мордовороты. И вместо погромов и разбитых лиц Линсон с Генримом получат иголки под ногти в тёмном сыром подвале, а вежливый, вкрадчивый голос будет ласково уговаривать их поделиться своим богатством.

А вот что же за информацией владеет громила? Пожалуй, этим и следовало заняться в первую очередь.

— Вот что, — сказал Линсон, прикинув в уме варианты. — Пока не дёргайся, посиди здесь. Можешь обратиться к страже или раскошелиться на охрану, чтобы Гирмсу не взбрело в голову повторно сюда наведаться. А я пока наведу справки и разузнаю, что ему вообще известно о наших делах.

— Понял. Только ты это… никуда не пропадай, хорошо? И на неприятности не нарвись! — напутствовал его Генрим.

— А разве не этим я всю жизнь и занимаюсь, дружище? — рассмеялся Линсон, надеясь таким образом успокоить напарника. — И загляни к слугам. Их бы не помешало показать лекарю.

Перед уходом Линсон по внезапному порыву подошёл к окну и приложил к глазу настоящий Окуляр. Облагороженная улица элитного района разом вымерла и обветшала, а по дороге, перешагивая через кости и обломки, удалялась худощавая фигура в чёрной одежде с капюшоном.

Значит, утром ему не показалось — кто-то и впрямь бродит по мёртвой ипостаси мира, видимой через Окуляр! И этот кто-то по странному совпадению уже дважды пересёкся с Линсоном.

Вышел проводник тем же путём, через запасной выход — незачем каждой собаке в Эрконе знать, что к владельцу турагентства зачем-то наведываются в гости его подчинённые. В голове крутился ворох мыслей и планов, но все они разом заглохли, едва проводник шагнул за выбитую дверь.

Замер, как вкопанный.

Медленно отвёл назад ногу, которой чуть не раздавил лежащий на земле предмет.

Нагнулся, подобрал, выпрямился.

Никуда не торопясь и ни о чём не беспокоясь, меж пальцев лениво извивалась упитанная пиявка.

* * *

— Мы ведь на неё похожи, ты не находишь?

Меж цепких пальцев Арамео лениво извивалась длинная пиявка.

— На эту мерзость? Шутишь, что ли? — брезгливо поморщился Линсон. В отличие от друга, говорившего с хрипотцой, его голос был таким, каким и должен быть у десятилетнего мальчишки — звонким и высоким.

— Присмотрись получше. — Арамео повертел червяка в руке. — И подумай, ты ведь это умеешь. Вот чем она занимается по жизни?

— Сосёт кровь, чем же ещё?

— Как и мы, Линсон! Ищем, к чьему бы карману присосаться, вытягиваем золото, сколько можем, и уносим ноги. Сегодня, завтра, до конца своих дней! Пока кто-нибудь не поймает нас и не раздавит, оставив мокрое пятнышко.

Словно в подтверждение своих слов, Арамео сжал пальцы, чуть сдавив пиявку, но, поймав обеспокоенный взгляд друга, улыбнулся и бросил её в пруд.

— Её день настанет не сегодня. Как и наш.

Воришка выпрямился и отряхнул руки.

— А что, если и нам так назваться? — хрипловатый голос Арамео светился воодушевлением.

— Кому — нам? — Линсон тоже поднялся. Он привык повторять всё за другом.

— Да банде нашей! Я, ты, Перри, Торес, Вил. Остальные только и делают, что в шайки объединяются. «Кабаны», «скорпионы», «шакалы». Даже неудачник Пилт себе банду сколотил, ну а мы чем хуже? Будем зваться «пиявками»! Как тебе, а?

— Торес тебе за такое по башке настучит…

— Да от его ручищи даже стена увернётся, — засмеялся Арамео. — Значит, решено. Таков будет наш девиз. Мы выживем. Если потребуется, выпьем из этого мира все соки — все до последней капли, но не позволим ему себя уничтожить! С этого дня мы — пиявки!

— Хоть с остальными сначала посоветуйся. Мне-то начхать — хоть пиявки, хоть жуки навозные. Лишь бы еда в брюхе была.

* * *

В руке у проводника извивался призрак прошлого — погибшего, но не забытого. Привет из далёких времён, когда Линсон был не один. Когда было, с кем разделить пищу и кров, с кем поделиться тревогами и грёзами. Когда у него была семья — пусть не кровная, но от того не менее родная.

Арамео. Вил. Торес. Перри.

Пиявка повернула к Линсону своё лицо. Или зад. Ехидно уставилась: мол, как сам думаешь, ворюга, могла я своим ходом сюда доползти?

Конечно же, нет. Кто-то бросил её возле двери, зная, что через несколько минут в этот переулок выйдет Линсон Марей — последний оставшийся в живых член детской банды с глупым названием «пиявки».

Последний ли? Придуманное Арамео название (ручища Тореса тогда и вправду не смогла его зацепить) не было ни для кого секретом, но кому сдалось столь глупым способом разыгрывать Линсона пятнадцать лет спустя?

Или таким образом его пытаются куда-то выманить? Глупости — даже если мозг Гирмса помножить впятеро, его всё равно не хватит для подобных трюков. И вообще, если бы громила прознал о местонахождении Линсона, то не стал бы подкидывать приманку, а поймал бы проводника за шкирку и заставил его самого избиваться, как пиявку, в своих великанских ручищах.

Прикинуть, где неизвестный шутник мог достать пиявку. Можно, конечно, выловить пару штук в городских водоёмах, но гораздо проще купить у лекарей, что гордо прозывают своих червяков «лечебными». Собственно, почему бы прямо сейчас не наведаться к ним и не разузнать, кто в последние дни покупал целебную мерзость?

«Хватит ходить вокруг да около, Линсон. Ты знаешь, где искать ответы».

Не у Генрима, не у соседей и слуг, не у стражи и бандитов, и уж точно не у лекарей.

И не в Эрконе.

Таинственная фигура, что следила за ним в руинах мёртвой столицы, а сегодня дважды показалась под окнами. Она не только сумела попасть на ту сторону реальности, но и знала о прошлом Линсона, о секретном названии и символе банды Арамео. И намёки её были весьма прямолинейны. Своими действиями незнакомец словно говорил: «Я здесь, Линсон Марей. Я знаю, кто ты и кем ты был». Вот только при всём своём напоре он так ни разу и не вышел на прямую связь.

Окончательно позабыв про обещание не прикасаться к Окуляру, Линсон снова достал артефакт и осмотрелся. В переулке — в обоих его вариациях — никого не было. Выйдя на улицу, проводник также не заметил никого, кроме обычных патрульных и горожан. Окуляр показал лишь скелеты нескольких охранников, застоявшихся на одном месте.

Кто же он? Чего хочет, чего ждёт?

Или правильнее будет спросить: где?

Пожалуй, оживлённые улицы — и правда не лучшее место для встреч с мертвецами. Когда Линсону хотелось повидать друзей, он приходил в мёртвый город и сидел возле их истлевших скелетов, иногда что-нибудь рассказывая.

Пришло время повидаться вновь. В этот раз не с костями, а с призраками.

Генрим, Гирмс, разгромленная квартира и прочие бытовые мелочи давно вылетели из головы. Даже ангелы, големы и спасение мира сдвинулись на задний план, уступив место тревоге и предвкушению, каких эрконский проводник не испытывал уже много лет. Линсона заставили вспомнить, что когда-то и в его никчёмной жизни были важные вещи. Более важные, чем золотые монеты и мечты о доме на берегу океана.

Пиявки. Радоваться ли весточке с того света или сокрушаться, что едва устоявшийся жизненный уклад разлетелся вдребезги, поскользнувшись на мелком склизком червяке?

Он должен получить ответы. Сегодня. Сейчас. Незнакомец мог ждать лишь в одном месте, и если его там не окажется, Линсон больше не станет за ним бегать.

Ноги несли проводника по городским улицам. Перед правым глазом мелькали оживлённые кварталы и суетливые горожане, левый же летел через опустевшие руины.

Восточные городские ворота. Загородная дорога. Линсон торопился, но не забыл заскочить в лавку и купить припасов в дорогу. Даже если не случится задержек и ночёвки, в Эркон он вернётся не раньше, чем поздним вечером.

* * *

Турта, как и всегда, безмолвствовала. Не имея за спиной очередной группы клиентов, для которых каждый раз приходится заново всё разжёвывать, проводник немедля направился к воротам, огибая извилистые клубки Порчи.

Бояться здесь было нечего. Когда он был один, луркеры его не трогали, будто не могли учуять проводника, за годы вылазок пропитавшегося ароматом смерти.

Наизусть помня дорогу, проводник прочесал рынок и трущобы, но не обнаружил ничего, кроме уже знакомых скелетов, каждого из которых мог назвать по имени.

Не встретив никого и на обломках лачуги, служившей детской банде укрытием, Линсон не удивился и не расстроился. Почему-то он с самого начала подозревал, что не наткнётся на того, кого ищет, в столь очевидных и легкодоступных местах. Помня поведение незнакомца и то, с какой претенциозностью он заявил о себе, место их встречи тоже должно было стать особенным. Единственным в своём роде.

Ноги сами вернули Линсона на проспект, провели к центральной площади и остановили перед Капитолием.

Здесь ничего не изменилось. Та же величественная постройка с гигантской брешью в куполе, тот же костяной ковёр в правом глазу, те же заросли нар'силена в левом. Стабильность, какой позавидует любое государство.

Проводник ещё раз огляделся. Фигуры в капюшоне нигде не было. Исключено, чтобы незнакомец прятался. Напротив, он всегда вставал так, чтобы непременно попасться Линсону на глаза.

Если незнакомец и правда ждёт проводника в этом городе, в чём Линсон ни капли не сомневался, то находиться он мог лишь в одном месте.

В Капитолии.

Там, где не может уцелеть ни плоть, ни разум, где отправляются в небытие даже неуязвимые души сат-харимских големов.

Линсон шагнул к самой границе Порчи. Белые щупальца на мостовой взволнованно зашевелились, пытаясь лизнуть носок ботинка.

— Ну что, железяка, проверим твою теорию? — шепнул он, глядя на поросшую белизной центральную площадь.

Это было безумием. Но там, внутри здания, где бывший воришка не побывал ни до, ни после катастрофы, его ждало единственное, что имело важность в жизни Линсона Марея, не признававшего, как считалось, ничего, кроме звона монет.

Застыв, как истукан, проводник медленно поднял и протянул вперёд левую руку. Если предположение Алмейтора окажется неверным, домой он вернётся инвалидом. Что ж, встретить счастливую старость можно и с одной рукой, особенно имея в подчинении дюжину слуг. Хоть останется в память о Турте что-то, кроме заработанных здесь мешков с золотом.

Белые корни взметнулись и поспешили облепить столь щедро преподнесённое им лакомство — настоящую живую плоть! Обвились вокруг предплечья, поелозили туда-сюда, примерились, попробовали на зуб… И ничего не сделали.

Как собака, приученная хозяином не есть с чужой руки. Вкусно, ароматно, аж слюнки текут, но — нельзя.

Пальцы исправно шевелились, чувствовали друг друга, но на коже не появилось ни единой морщинки, как и ткань рукава ничуть не состарилась и не истлела. Время здесь бежало в тысячи раз быстрее, чем в любом другом месте, но над обладателем Окуляра оно было не властно.

Собравшись с духом, Линсон отдёрнул руку и уверенно шагнул вперёд.

Порча жадно набросилась на нырнувший в неё огромный шмат мяса, но, как и прежде, лакомый кусок оказался ей не по зубам. Через призму Окуляра Линсон видел, как всё его тело с ног до головы обхватили голодные белые ветви, но ничего не слышал и не чувствовал. Как и в тот день, когда Порча унесла его молодость.

Теперь проводник понимал, что вовсе не чудо вывело его из города пятнадцать лет назад живым и невредимым. Даже не надетый на лицо, Окуляр хранил владельца от губительного колдовства, отгоняя прочь жадные белые щупальца.

Ноги сделали ещё несколько шагов, погружаясь в глубины смерти, куда, как думал проводник, уже пятнадцать лет не ступала нога человека. Все эти годы он ошибался, как, собственно, и те, кто считал невозможным попадание в саму Турту, в то время один местный гид водил по мёртвым кварталам очередную группу клиентов.

Белая завитная трава и кусты мялись под ногами, но возвращались на место, едва чужеродная материя продвигалась дальше. Ветви деревьев раздвигались в стороны, всё так же неощутимо проскальзывая по лицу и рукам.

Проходя мимо развалившейся повозки с доспехами, Линсон склонился над останками голема, сунул руку в рассыпающийся металл головы и извлёк наружу небольшой, легко поместившийся в ладони черепок. Алмейтор был прав — душу никто не украл, все эти годы она лежала на своём месте. Сунув черепок в карман, проводник двинулся дальше.

Ворота Капитолия были чуть приоткрыты, и Линсон проскользнул в щель, опасаясь, что отсчитавшие не одно тысячелетие створки рассыплются от лёгкого прикосновения. Не ему, вору и аферисту, портить архитектурные памятники.

Внутри его встретил огромный атриум, уходящий ввысь до самого купола. Всё пространство пересекали полупрозрачные ветви, мешая как следует разглядеть помещение, но убранство Капитолия мало чем отличалось от привычных картин мёртвой столицы. Рассыпавшиеся колонны, обвалившиеся балконы и балюстрады, скелеты закованных в латы гвардейцев и пышно разодетых аристократов, серость и пыль.

В центре зала, размещённая на трёхфутовом деревянном фундаменте, располагалась странная прозрачная полусфера размером с небольшой дом. Из неё-то, пробив стекло, и вырастал толстый, в несколько обхватов ствол главного древа. Спиральный, словно сплетённый из нескольких стволов поменьше, он устремлялся под своды купола и дальше — ввысь.

Пожалуй, ангелам будет интересно узнать, что исполинский нар'силен в центре столицы растёт не из-под земли, а вот из этой сферы неясного назначения. Ангелам, но не Линсону. В Капитолий он пришёл не за тайной происхождения ангельской Порчи, а за фигурой в капюшоне, силуэт которой чернел в ореоле белого света, испускаемого гигантским призрачным деревом.

Линсон направился к незнакомцу, разглядывая его по мере приближения. Человек стоял спиной к проводнику, голову его закрывал капюшон, и определить личность не представлялось возможным.

Если это и правда бывший член банды Линсона, то кто из «пиявок» это мог быть? Явно не Перри — фигура не женская. И не Торес, если здоровяк за годы не похудел от голодухи. Вил или Арамео?

Проводник остановился в десяти шагах.

«Ну же, скажи что-нибудь. Ты меня сюда заманил, тебе и начинать разговор».

— Я не узнаю тебя, — произнёс человек, продолжая любоваться ослепительной белизной ствола. — Рисковать своей шкурой, залезая в порчу, когда дома ждут несметные богатства и безбедная старость. Случись с тобой что, кто будет высиживать те мешки с золотом, которые ты так бережно копил все эти годы? — Фигура наконец соизволила обернуться и посмотреть на собеседника. — Тебя, случайно, не подменили, Марей?

Лицо по-прежнему скрывала тень капюшона, но Линсон хорошо знал этот едкий голос, язвительную манеру речи и привычку обращаться по фамилии.

— Вил… — вымолвил он.

Теперь живых «пиявок» в этом мире стало как минимум двое.

 

Глава 13

Вилле Корсон был вторым после Арамео мозговым центром банды, и, по мнению Линсона, в его случае звание «пиявка» было полностью заслуженным. Несмотря на суровость уличной жизни, даже у воров имелись базовые понятия и чести и совести; у Вила же отродясь не было ни того, ни другого. Подлый, хитрый, беспринципный — странно, как ему вообще удалось прижиться в банде будущих «пиявок». Наверное, Арамео видел в нём своего рода противовес собственным добродетелям, напоминание о том, что суровая жизнь требует суровых поступков, если не хочешь встретить новое утро трупом в канаве.

Когда главарь предлагал оглушить и обобрать жертву, Вилле убеждал не оставлять свидетелей. Когда Арамео забирал из домов лишь часть денег, оставляя хозяевам на пропитание, Корсон выносил всё подчистую и по возможности уничтожал то, что нельзя украсть. Когда Марсия сломала ногу, поскользнувшись на льду, именно он закатил скандал, не позволив тратить на калеку драгоценную еду. Марсия отправилась попрошайничать, а к весне скончалась от голода. А убегая с Дарвиком от стражи, Вилле поставил ему подножку, чтобы отвлечь солдат и спастись самому. Дарвику отрубили руку, и по настоянию всё того же Вила бедняга разделил судьбу Марсии.

Но Линсон не мог отрицать очевидного: превосходя в своей мерзости даже навозных жуков, Вилле Корсон оставался верен «пиявкам» и ни разу не предал ни Арамео, ни остальных членов банды, а также являлся автором нескольких весьма удачных планов и неоднократно вытаскивал банду из, казалось, безнадёжных ситуаций.

Линсон ничуть не расстроился, похоронив Корсона двадцать лет назад вместе с остальными беспризорниками, и ничуть не обрадовался, увидев его живым. Может, оно и к лучшему, подумал проводник. Воскрешение этого члена банды не заставляло сердце надрывно биться, и разговаривать с ним будет легче, чем если бы из-под капюшона он услышал голос лучшего друга.

Хотелось броситься на старого напарника и потребовать объяснений. «Где Арамео?! Где Перри, Торес?! Они тоже живы?! Отвечай, не молчи!» И своим волнением лишь раззадорить его — тогда уж точно не дождёшься ни одного внятного ответа. Будет говорить загадками, увиливать от вопросов и наслаждаться каждой секундой этого действа. Таким был Вилле, и самим богам было бы не под силу изменить его гадкую натуру. Придётся взять себя в руки, запастись терпением и вытягивать информацию по крупицам.

Глаза постепенно привыкали к свету, позволяя разглядеть детали одежды Корсона. Обычная, ничем не примечательная походная куртка и узкие штаны. Такие подойдут и для дальнего пути по пыльным дорогам, и для тёмных делишек под покровом ночи.

— И как ты смог сюда пройти? — первым делом спросил Линсон, начав с самого очевидного.

— А что, есть много вариантов? — ответил Вил вопросом на вопрос, вальяжно облокотившись на стекло за спиной.

Ещё один Окуляр?

— Может, уже перестанешь прятать свою рожу? Не такая уж она уродливая. Или, — Линсон обвёл руками помещение, — боишься, что за нами могут подглядывать?

Обдумав слова собеседника, Вил счёл его доводы вполне разумными и откинул капюшон. Да, это был всё тот же Вилле Корсон, разве что повзрослевший на пятнадцать лет. И на лице у него, подтверждая догадку Линсона, крепился волшебный Окуляр, на вид неотличимый от его собственного. Похоже, Алмейтор опоздал со своей затеей о воссоздании устройства — артефакт уже давно существовал в нескольких экземплярах.

— Где ты его взял? — спросил Линсон, кивая на устройство.

— Разве не там же, где и ты? Я думал, раз уж ты обзавёлся этой штукой, то должен знать, откуда они берутся.

— Что, тоже попался на дороге, пока ты уносил ноги от стражника? — честно сказал Линсон, не видя причин секретничать перед старым напарником.

— Ах да, я совсем забыл. Ведь в тот судьбоносный день у тебя нашлись дела поважнее, чем помогать своим друзьям. Напомни, где ты тогда пропадал?

— Искал для тебя лекарство от склероза, — съязвил Линсон. — Мы повздорили с Арамео, вот я и не хотел, чтобы он мельтешил перед глазами.

— И точно! Теперь вспомнил. А не поделили вы, если я не ошибаюсь… нашу прелестную Перри.

Линсон стыдливо отвёл взгляд. Со змеиного языка Вила слетала чистая правда.

В то время у рукастого воришки было много друзей, но лучшим и самым дорогим из них был, без сомнений, Арамео Флаус, сын казнённого за мошенничество городского казначея. У отправившегося на плаху Харгия Флауса не нашлось друзей, готовых взять под опеку восьмилетнего юнца, и после ареста имущества парнишка оказался на улице.

Сдружились они почти моментально. Интуиция Арамео и его нюх на добычу прекрасно дополняли ловкость и воровские таланты Линсона. Они прекрасно понимали друг друга, легко находили общий язык и делили надвое все беды и радости. Когда Торес ещё ошивался со своей прежней бандой, Вил наживал себе всё новых и новых врагов, а подрастающая Перри подумывала, не пора ли ей начать торговлю собственными прелестями, дуэт Линсона и Арамео уже успел провернуть дюжину крайне дерзких ограблений, на которые в их возрасте мало кто был способен.

Они предпочитали одинаковые цвета, им нравился вкус одной и той же еды, Линсон полностью разделял мечты и стремления Арамео и всегда был солидарен с ним в выборе друзей и напарников.

Они были готовы умирать и убивать друг за друга, и едва ли догадывались, что главным испытанием их дружбы окажется не голод и не допрос в казематах стражи, а безжалостная тварь, что зовётся природой.

Со временем Линсон всё чаще ловил себя на мысли, что плоскогрудая Перри не так уж дурна собой, а взгляд то и дело останавливался на тощей грязной оборванке, находя её куда более привлекательным зрелищем, чем пейзажи трущоб, сточные канавы и неумытые морды дружбанов.

И это был единственный случай, когда одинаковые предпочтения сыграли с друзьями злую шутку. Выяснение, кто подарит Перри украденное медное кольцо с фальшивым рубином, окончилось разбитым носом у одного и выбитым зубом у другого.

Линсон отвоевал кольцо, но, посмотрев в глаза поверженному Арамео, вся радость победы быстро улетучилась. Бросив другу безделушку, Линсон заявил, что видеть его больше не желает, и ушёл в город.

Насколько серьёзным оказался конфликт? Да ничуть. Сбежав от «пиявок» и прогулявшись по тогда ещё живой Турте, вор вскоре пришёл к выводу, что в городе и без замарашки Перри полно смазливых девичьих мордашек, а вот замены Арамео не сыскать ни в столице, ни во всём остальном мире.

Побродит пару дней, остынет и вернётся к «пиявкам», никуда не денется. Не в первый раз и не в последний. Если с Арамео они были не разлей вода, то потасовки с Вилом и Торесом давно стали для Линсона обычным делом и зачастую заканчивались пропажей на несколько дней обиженного члена банды.

Кто же знал, что в этот раз он уже не сумеет вернуться, и презрительно брошенное кольцо станет последним эпизодом в истории дружбы двух подающих перспективы уличных воришек?

Где бы ни находились и чем бы ни занимались «пиявки» в день Первой Жатвы, Линсон не смог оказаться рядом с ними и разделить дальнейшую судьбу банды. За мелкую потасовку с Арамео он заплатил долгими годами одиночества.

Но сегодня его изгнание подошло к концу. Осталось преодолеть последнее испытание — разговор с Вилтом, и Линсон узнает, что стало с его бандой. Несмотря на разделявшие их годы разлуки, он всё ещё был одним из «пиявок», и теперь, встретив давно похороненную семью, не позволит ей снова выскользнуть из рук.

— Пятнадцать лет ты пропадал невесть где, занятый набиванием собственных карманов, — продолжал Вил, — а теперь заявляешься сюда и требуешь перед тобой отчитываться.

— Вообще-то, ты сам меня сюда заманил.

— И точно, я и забыл, — усмехнулся Вил. — Узнал вот, что наш блудный сын тоже откопал где-то Окуляр, и решил проверить, умеешь ли ты им пользоваться или таскаешь для красоты.

«Ну да, просто проходил мимо и случайно заметил меня в толпе», — фыркнул про себя Линсон. Но то, каким именно образом нашёл его старый напарник, сейчас волновало проводника меньше всего.

— Так, постой. — Кусочки головоломки начинали складываться. — Визит ко мне Гирмса — тоже твоих рук дело?

— Ну да. Способность перенести себя в другое измерение — пожалуй, самый сложный трюк из тех, что даёт нам Окуляр. И, судя по тому, что Гирмс ушёл от тебя с пустыми руками, ты всё-таки сумел им овладеть.

— Ага, в последний момент, и то случайно. Явись они в мой дом неделей раньше, и нашли бы меня мирно спящим в своей кроватке.

— И твоей прибыльной работёнке пришёл бы конец, — усмехнулся Вил. — Не бойся, я бы не позволил столь ценной вещице надолго задержаться у этих дуболомов.

«А я, значит, пускай попадаю. Рад, что ты ничуть не изменился, Вил».

— Раз уж ты у нас эксперт по работе с волшебными артефактами, может, разъяснишь мне, что это за перенос в другую реальность?

— А чего тут объяснять? Если есть другое измерение, значит, в него можно попасть. Первое время ты способен только смотреть на него через линзу, но, как попривыкнешь носить на себе эту штуковину, то сможешь и сам перебираться в царство Порчи.

— Так вот почему я видел тебя через Окуляр.

Сейчас Вилле находился в настоящем мире и был хорошо виден правым, невооружённым глазом.

— Вот только меня эта штука не спрашивала, хочу я перенестись или нет, — признался Линсон.

— Как и нас, — не стал скрывать Вил. — Первое время у всех было так. Просыпаешься утром и вместо цветущего мира видишь вокруг смерть и разруху, как будто забыл снять Окуляр перед сном. А однажды я обделался ночью после попойки, но кровать в этом мире осталась сухой. Представляешь — взял и загадил волшебное измерение, пока спал.

Линсон не мог оценить юмора — последние слова он пропустил мимо ушей.

Как и нас.

После столь внезапного воссоединения страшнее всего было бы узнать, что Вилле Корсон оказался единственным выжившим членом «пиявок». Нет, даже у судьбы не хватило бы жестокости на подобную шутку.

— Не бойся, с концами тебя туда не утянет, — подбодрил его напарник. — Хотя странно, что за столько лет ты не успел раскрыть все трюки Окуляра. Неужто потерял хватку?

— Я начал пользоваться им не так давно, — оправдался Линсон. — И не надевал без крайней необходимости.

— Уверен, что тебя не затягивало раньше? — прищурился Вил.

— Уверен. Я частенько засыпаю в компании, и мою пропажу непременно бы заметили. Мне повезло, что эта хреновина сработала сегодняшней ночью.

— Ну, как говорится, всё хорошо, что хорошо закончилось, — развёл руками напарник.

— Посмотрите, какой оптимист. А ты, случаем, не забыл, что у моего напарника нет никаких Окуляров? Что, если бы он поймали Генрима?

— Брось, Линсон — у этого мешка с салом потайные двери за каждой шторкой! И пользоваться ими он умеет лучше, чем ты своим артефактом. Так что за него я беспокоился в последнюю очередь.

А он много знает, заметил Линсон. Вилле не только разнюхал про их с Генримом бизнес, но и успел изучить жилище толстяка, отыскав тайные ходы, о которых не знал даже многократно бывавший там проводник. А ещё удивительно легко говорил о том, что в случае чего украдёт артефакт у Гирмса. Вил, конечно, не последний вор в Бартелионе, но возможности Окуляра явно добавили ему самоуверенности.

— Я так и не услышал, где ты взял артефакт, — напомнил Линсон.

— Опять за своё, — хмыкнул Вилле. — Нарисовался спустя столько лет и требует перед ним отчитываться.

— Нарисовался? Это ты заманил меня сюда, попутно поставив под угрозу…

«Судьбу целого мира», — не договорил Линсон. Пока он не узнает о намерениях Вила и остальной банды, незачем распространяться о сделке с Алмейтором и Сайтеми.

— Как ты вообще обо мне узнал? — спросил он вместо этого.

— Случайно, можно сказать. Следили за крылатыми, и те проболтались, что собираются отправить свою девку в Турту. Мол, некий таинственный проводник за нехилый барыш водит людей в мёртвый город и, подумать только, выводит обратно — живыми и невредимыми. Вот я и отправился посмотреть, кто стал счастливым обладателем ещё одного Окуляра. Пришёл в Эркон, и на тебе — Линсон Марей, собственной персоной. А мы тебя, беднягу, уже пятнадцать лет как похоронили.

Как и я вас.

— Быстро же ты о нас забыл, — с упрёком произнёс Вил. — Хотя чему я удивляюсь — для Марея звон монет во все времена представлял величайшую ценность. Неудивительно, что, получив в руки золотоносный артефакт, ты больше и не вспоминал о каких-то там «пиявках».

— Вспоминал чаще, чем ты обо мне, уж не сомневайся. Если хочешь знать, я облазил каждый закоулок в Турте, пытаясь отыскать ваши тела. Я и понятия не имел, что моя банда осталась жива.

— Твоя банда? — Вил сделал ударение на слове «твоя». — Пиявки уже полтора десятка лет прекрасно обходятся без тебя, Марей. Ты малость припозднился.

— Повторишь это, когда Арамео лично объявит мне об исключении из банды. А до тех пор, Вил, я один из вас, нравится тебе это или нет.

— Ха, какой серьёзный настрой. Вот только Арамео здесь нет, и решать вопрос о твоём возвращении буду я… — Вилле помедлил, выбирая остроумное завершение фразы, — нравится тебе это или нет. Для начала всё-таки поделись, где конкретно ты взял свой Окуляр?

— Нашёл в городе, в день Первой Жатвы.

— Заявляешь, что один из нас, а сам секретничаешь перед друзьями. Нехорошо, Марей. Пожалуй, я пойду. Скажу Арамео, что Окуляром завладела одна из эрконских банд.

— Демби! — остановил его Линсон. — Я нашёл его на теле Демби, если это так уж для тебя важно.

— Важнее, чем ты думаешь, — мрачно ответил Вил.

Беспризорники Турты наградили Демби прозвищем Колокольчик, полностью характеризовавшим его личность. Весёлый, добродушный, всегда готовый поделиться и прийти на помощь, но совершенно не приспособленный к суровой жизни на улице. Чудо, что Демби дожил до своих тринадцати лет.

Мальчишка обожал банду Линсона и постоянно упрашивал взять его в «пиявки», но Арамео был непреклонен. У каждого члена «пиявок» была своя роль, каждый вносил свой вклад в жизнь банды, а Демби не обладал ни одним полезным навыком.

Если бы Линсону предложили угадать, какую судьбу встретит Колокольчик в день Жатвы, он бы ответил не раздумывая: помрёт в луже Порчи, не успев ничего понять.

Выжить Демби в любом случае не удалось, но конец он встретил весьма несвойственный: погиб в бою, защищая невесть где добытый Окуляр.

Линсон вспомнил место, где наткнулся на тело парнишки. Теперь, зная принцип работы Окуляра, можно было сложить полную картину произошедшего. Колокольчик, стащив где-то артефакт, уносил ноги от преследователей. Спрятавшись в том же доме, куда позднее прибыл Линсон, он присел отдохнуть — аккурат в растёкшуюся по коридору лужу Порчи. Не сходилось одно: Окуляр в руке должен был защитить парнишку от колдовства. Должно быть, Демби выронил его от усталости или испуга. Тут-то на него и накинулись жадные белые языки, к приходу второго воришки оставив от бедняги голый скелет. Сам же Линсон, упав рядом на пол, по счастливой случайности положил руку на артефакт, чем и спасся от Порчи.

— Нашёл на теле, говоришь… — задумчиво проговорил Вилле. — Слушай, а может, это ты его и прикончил?… Нет, ты ковыряльщик, а не мокрушник. Наверное, и правда наткнулся на труп бедняги, пока Порча пожирала город.

Линсон молча ждал, пока напарник закончит спорить сам с собой. Потом спросил:

— А теперь, когда мы выяснили, где я был и откуда взял Окуляр, может, соизволишь наконец рассказать, где сейчас остальная банда? И сколько из нас осталось в живых?

Вилле задумался.

— Так ты настаиваешь на том, что до сих пор остаёшься одним из нас, Марей? — спросил он. Линсон кивнул. — А как же твоё золото? Неужели ты готов бросить все свои накопления, оставить их в жадных руках этого толстяка?

— Я верю Генриму, — сказал Линсон, чуть не сболтнув: «больше, чем тебе». — Когда я вернусь, деньги уже будут лежать на моих счетах.

— Когда я вернусь… Вы полюбуйтесь, какой шустрый. Мы ещё никуда не ушли, Марей.

— И не уйдём, пока ты не высушишь мне все мозги? Определись уже, Вил, для чего ты меня сюда притащил? В любом случае теперь я знаю, что «пиявки» живы, и найду их, с тобой или без тебя.

— Вы посмотрите на него, — усмехнулся Вил. — Найдёт он, как же… Успокойся, Марей. Мы никуда не пойдём, пока ты не научишься пользоваться этой штукой у себя на голове. В Кеварине нет дорог, и лесную нечисть там отродясь никто не истреблял. Ни один человек — ни с Окуляром, ни без — не выживет в тех дебрях, пока светится у всех на виду. Ты овладеешь полным переносом в мир Порчи, и если я к тому времени не передумаю, то так и быть, получишь шанс увидеть «свою» банду.

* * *

Утро не встретило ничем.

Линсон привык. Если раньше утренние пробуждения в потустороннем мире вызывали в нём тревогу и страх однажды не выбраться из владений Порчи, то в последнюю неделю, прошедшую со встречи с Вилле Корсоном, всё стало ровно наоборот. Мир Порчи, прежде казавшийся голодным зверем, мечтавшим затянуть проводника в свою ненасытную пасть, теперь стал связующим мостом, на другом конце которого Линсона Марея ждала его банда. Его семья.

Он сел и осмотрел место ночёвки. Для тренировок Вил посоветовал выбрать тихое безлюдное место, где ничто не вырвет раньше времени из другой реальности, куда тело само по себе уходило во время сна. Лучшего места, чем леса возле Турты, нельзя было и придумать. Их и животные-то предпочитали обходить стороной, чего уж говорить о суеверных жителях Эркона.

Ночной лагерь проводника находился посреди густой рощи — естественно, мёртвой. Серая земля, сухие древесные стволы, направившие в небо десятки ломких острых ветвей. Следы давно отгоревшего кострища, кости от съеденного накануне окорока, котомка с давно сгнившим содержимым, неплохо сохранившаяся оловянная кружка.

Спальный мешок легко порвался от лёгких прикосновений, позволяя проводнику встать и оглядеться. Мёртвые стволы, куда ни глянь — скрипят под порывами несильного ветра, вольно гуляющего среди голых крон.

Утренняя разминка в виде неспешного брождения через поляну. Можно и быстрее: со временем привыкаешь удерживать себя на этой стороне и не вылетать в реальный мир от любого резкого движения.

Проходя мимо дерева, Линсон провёл рукой над сухими сучьями. Ладонь прошла через пустоту, не тронув листвы на той стороне. Сейчас проводник пребывал в мире Порчи и душой, и телом. Прямо как в тот день, когда банда «быков» вломилась в пустой дом, пока их цель спала мирным сном в иной реальности.

Полминуты. Минута. Две, три, пять.

Хотелось выпить воды и позавтракать, но там, где Линсон сейчас находился, его запасы сгнили уже много столетий назад. Придётся потерпеть.

Одиннадцать, двенадцать.

Наконец мёртвый мир стал размываться, сквозь пелену тишины пробились звуки живой природы: шелест листвы, стрекотание кузнечиков. Аккуратно, но настойчиво Порча выдворила проводника из своих владений, заставив вернуться в реальный мир.

Двенадцать минут, неплохо.

Первым делом Линсон утолил жажду и прикончил недоеденный вяленый окорок, после чего продолжил тренировки — теперь с использованием Окуляра. Самостоятельно перейти границу между мирами можно было лишь во сне, артефакт же позволял переноситься в соседнее измерение и выходить оттуда в любое время по собственному желанию.

Первая часть процедуры не требовала никаких особых навыков и служила проводнику уже много лет. Закрепить Окуляр на лице, надвинуть линзу на глаз — и перед взором предстаёт картина погибшей рощи, где Линсон уже успел побывать перед завтраком.

А вот дальше требовалось изменить привычное поведение, выйти за пределы одной лишь зрительной связи. За годы пользования артефактом проводник успел привыкнуть к странному ощущению, будто его затягивает в иную реальность, и наловчился сопротивляться пугающему эффекту. Со временем это вошло в привычку и уже не требовало постоянной концентрации.

Вил же предлагал поступить в точности наоборот: не только не противиться действию Окуляра, но и наоборот — всецело отдаться ему, помочь затянуть себя в омут междумирья, похитить из пределов реального мира.

Расслабленность, чувство невесомости, неведомая, но ощутимая сила, проталкивающая тело сквозь границы реальности. Уходят звуки, уходят запахи; гибель всего живого проносится перед правым глазом, скручивая и иссушая листву на деревьях, очищая землю от травы. Птицы замертво валятся с ветвей, достигая земли маленькими скелетиками. Всё умирает, пока два мира в обоих глазах не сливаются до полной идентичности.

Рука тянется к ближайшей кроне — и не нащупывает листвы на голом суку.

Проводник снова находился в мире Порчи.

С Окуляром на лице Линсон мог находиться в этой реальности бесконечно долгое время — можно было и не проверять. Главное — освоить сам переход и развить его скорость, с чем у проводника пока что были проблемы. Перемещение из мира жизни в мир смерти занимало у Линсона около минуты и совершенно не годилось на случай экстренного отступления. Вил уверил, что скорость придёт с практикой.

Пора было выбираться обратно. Делалось это старыми добрыми методами: болью или шумом, а лучше и тем и другим сразу. Рефлекторно поморщившись, Линсон размахнулся и влепил себе звонкую пощёчину. Щёку обожгла боль, а мёртвая реальность сгинула прочь, снова уступив место траве под ногами и густой листве деревьев.

Проводник был готов отправляться в Кеварин. Вилле обещал встретить его завтра утром и посоветовал закончить все дела в Эрконе. Путь будет долгим, и не исключено, что для Линсона Марея он станет дорогой в один конец. Там его ждали «пиявки», а здесь… гора золота да мечты о счастливой старости. Ещё не зная, во что конкретно он ввязывается, проводник смутно подозревал, что вожделённая старость его, скорее всего, уже не дождётся.

Линсона не раз посещала простая и очевидная идея — отказаться. Уже добрую половину своей жизни он вполне неплохо обходился без банды, да и «пиявки», судя по всему, теперь не слишком-то нуждались в его воровских талантах. Ради чего он, в конце концов, столько лет накапливал сбережения и с достойным праведного монаха аскетизмом экономил каждую монету? Чтобы бросить всё в последний момент, увидев за окном призрак из прошлого?

Подобные раздумья приходили, подолгу зудели в голове, а затем уходили, уступая перед одной простой мыслью.

Он должен узнать.

Что стало с «пиявками»? Как они выжили, где раздобыли Окуляры? Где находятся и что замышляют? И какова их роль во всём происходящем?

Какова его роль?

Можно было и не пытаться побороть это наваждение. Прогонишь сегодня — вернётся завтра. Будет приходить каждый день, утром и вечером, навсегда лишит покоя. И вместо беззаботной старости будет ёрзание в кресле, беспокойное хождение по дому и голос в голове, повторяющий раз за разом:

«А что, если бы ты пошёл с Вилом? Что бы ты узнал, какие тайны тебе бы открылись? Что, если «пиявки» всё-таки нуждались в твоей помощи? А может, в ней нуждался весь мир?

Ладно, ладно, шучу. Иди спать, Линсон Марей, время уже позднее. И не забудь положить грелку — в твоём возрасте вредно мёрзнуть.

Мир как-нибудь проживёт и без тебя».

Не проживёт. Теперь — уже нет.

Пятый член «пиявок» получит свои ответы, а в случае чего… Ну не станут же они, в конце концов, брать его в плен. Никогда не поздно вернуться в Бартелион, забрать у Генрима свои деньги и уйти на покой.

Утром он отправится в Кеварин.

А ночью предстояло разобраться с ещё одним делом.

* * *

До города Линсон добрался, не выходя из мира Порчи. Вил советовал проводить здесь побольше времени, чтобы тело и разум быстрее привыкли. Была у этого места и другая приятная особенность: если рассеять внимание и перестать всматриваться в каждое дерево и кочку, то через несколько минут ты обнаруживал себя там, куда должен был добраться самое меньшее за час. Не только время, но и пространство здесь было крайне неустойчивым, сужаясь и перестраиваясь прямо на ходу.

Несмотря на устоявшееся в голове название, здесь, за пределами Турты, никакой Порчи не было, как и населявших её тварей. В отличие от мёртвой столицы, где проводнику всё же приходилось оглядываться и прислушиваться, Эркон и его окрестности, перешагнув через века запустения, стали местом абсолютной тишины и покоя, где ничто не могло потревожить одинокого путника. Кроме, разве что, неотъемлемых спутников каждого живого существа — голода и жажды.

У ворот, ведущих в город, лежали два скелета в подъеденных ржавчиной кольчугах. По ту сторону реальности двое стражников сейчас вели привычный для них дозор, но здесь, едва солдаты встали на месте, невидимый художник поспешил набросать их останки, какими представлял их сотни лет спустя. Видеть Линсона они не могли.

Миновав две груды костей, проводник вошёл в город. Дороги здесь были на порядок чище, чем в Турте. Живые люди на улицах редко стояли на месте, а в движении Окуляр не мог запечатлеть их образа и угадать позу и расположение останков. Оно, наверное, и к лучшему: было бы жутковато наблюдать груды костей, ползающие по дорогам вслед за своими живыми ипостасями.

Линсон остановился возле случайно выбранного дома, стены которого на вид ещё не утратили своей прочности. Бывшему вору не требовалось объяснять, какие возможности открывает артефакт, позволяющий свободно перемещаться через пласты реальности. Оставалось только проверить их на практике.

Деревянная дверь из последних сил держалась на отрывающейся петле и рухнула на пол от лёгкого толчка, подняв облако пыли и открыв проход внутрь. Так как это измерение находилось в будущем, а не в прошлом, подобные выходки не должны были отразиться в настоящем. Ещё не хватало, чтобы хозяева по ту сторону прямо сейчас испуганно таращились на свежесмазанную дверь, ни с того ни с сего сорвавшуюся с прочных петель.

Линсон прошёл внутрь. В чужой дом, средь бела дня (ладно, вечера), не прячась и не ковыряясь отмычками в замках. Догадайся он об этом пятнадцатью годами раньше, и как знать: возможно, и не было бы никаких сделок с Генримом и походов в мёртвую столицу. Сколько можно наворовать, оставаясь никем не замеченным! Пожалуй, в несколько раз больше нынешних накоплений, если учесть, что обчищать дома аристократов можно хоть каждый день, а не ждать контрактов по несколько месяцев.

В прихожей было пусто, в комнатах тоже, а вот на кухне возле плиты нашёлся скелет, судя по одежде, принадлежащий служанке. Вдруг он исчез: кухарка куда-то пошла, и Окуляр потерял её из виду.

Поднимаясь по лестнице, Линсон проверял на прочность каждую ступеньку — развалины Турты научили осторожности, пару раз чуть не сделав проводника инвалидом.

На втором этаже он позволил себе выйти из мёртвой реальности и пошарить в хозяйских комнатах, пока домработница беспечно хозяйничала внизу. Брать деньги и ценности Линсон не стал, иначе у несчастной девушки будут большие неприятности. Мыслимо ли — прощёлкать воров, проникших в дом средь бела дня?

Рыскал он здесь скорее из спортивного интереса, но всё же не удержался от одной небольшой кражи. Заглянув в один из шкафов, среди шляп и шарфиков проводник с удивлением обнаружил до боли знакомую конструкцию — механическую маску с линзой на левый глаз. Линсон не смог сдержать улыбки — кто-то по-прежнему их носил. Находка подвернулась очень кстати, ведь после погрома в своей квартире он так и не удосужился заглянуть в лавку Фартхари за очередной подделкой.

Когда проводник покинул чужой дом, на улице начинало темнеть. Не желая больше откладывать, Линсон взял курс в трущобы, где обитало большинство бандитских шаек Эркона.

Генриму всё-таки пришлось раскошелиться на дополнительную охрану. Скряга едва не лопнул от жадности, отсыпая золотые щиты отряду наёмников, и Линсону пришлось взять на себя половину расходов, чтобы толстяк не помер от горя. Но затраты себя оправдали: вид полудюжины вооружённых здоровяков отбил у Гирмса охоту запугивать несчастного толстяка. За всю неделю особняк никто не тронул, а Линсон отсиделся в неприметной халупе в тихом квартале, арендованную Вилом для встреч с информаторами.

Можно было, конечно, поселиться и у Генрима, но не хотелось подставлять подельника и испытывать безрассудство Гирмса. Чем меньше проводника будут видеть в компании своего начальника, тем спокойнее будет им обоим.

А утром — уже сегодня — Генрим сможет уволить наёмников и спокойно оплакать потраченные деньги. Окуляр позволял не только обносить дома, но и делать вещи, которыми Линсон не промышлял ни в бытность уличным воришкой, ни в роли таинственного проводника.

Он никогда не убивал людей.

* * *

Трущобы Эркона мало чем отличались от похожих кварталов в Турте, представляя собой просторное поле, заваленное обломками хлипких деревянных лачуг.

Скелетов здесь было больше, чем в других районах. Не из-за высокой смертности — Порча не различала бедных и богатых. Просто нищие чаще выбирались на улицу, чтобы сбиться в небольшие группки или просить милостыню, усевшись возле дороги или у храма на паперти.

Проходя мимо местной церквушки, Линсон бросил грустный взгляд на почерневшие и рассыпавшиеся кругляшки в блюдцах попрошаек. Насколько проще стала бы жизнь, сохранись монеты в этой реальности и в развалинах Турты…

Отыскать жилище Гирмса не составило труда. Громила не имел привычки от кого-либо прятаться, и каждый человек, имеющий связи в преступных кругах, хорошо знал, где находится логово банды. Линсон не был исключением.

База «быков» строилась на совесть: крепкие толстые брёвна были под стать своим дородным обитателям и стойко вытерпели испытание временем, возвышаясь над грудами разваленных халуп. Даже дубовую дверь пришлось подёргать, прежде чем ржавый засов отвалился и громыхнул об пол с той стороны.

В гостях здесь Линсон (к своему счастью) ни разу не побывал и не знал внутренней планировки здания, так что покои главаря пришлось поискать, заглядывая в каждую дверь. По счастью, Гирмс не был аскетом, и его спальню сложно было принять за комнату простого громилы. Широкая двуспальная кровать, заваленный хламом резной стол, вазы, кубки и статуэтки, вперемешку расставленные на полках, три картины, криво прибитые к стене. Напыщенно и совершенно безвкусно.

На улице успело стемнеть, но до этой реальности добрался лишь лёгкий сумрак, не способный застелить глаза чёрной пеленой. В комнате было пусто, ни единой косточки. Придётся подождать. При других обстоятельствах Линсон просто вздремнул бы на чужой кровати, но из-за тренировок с Окуляром он успел отоспаться уже на месяц вперёд, и от вида кроватей накатывала дурнота.

В следующие несколько часов Линсону не оставалось ничего, кроме как бесцельно бродить по комнате и ждать, когда вернётся главарь «быков». Ждать он умел. В юные годы приходилось часами сидеть в засаде, наблюдая за нужным домом, маршрутами патрулей и распорядком дня хозяев и слуг. Тенью ходить за богачами, пока не подвернётся шанс тихо срезать кошелёк. Ошиваться возле продуктовой лавки, пока продавец не отвлечётся на спор с придирчивым покупателем.

В голове тикали секунды. Текли минуты, складываясь в часы. Проводник ждал.

Наконец краем глаза он уловил движение. Дверь пропала с петель, свидетельствуя о том, что её привели в движение. На пару секунд очертилась в открытом состоянии и снова исчезла, чтобы вскоре вновь появиться на своём положенном месте. Недвусмысленный сигнал, что кто-то вошёл в комнату.

Вскоре выяснилось, что Гирмс пожаловал в спальню не один. На полу один за другим стали появляться предметы сброшенной одежды: ботинки, короткое платье, куртка, штаны. Последними возле спинки кровати упали портки и панталоны. Главарь «быков» решил развлечься перед сном.

Отдаваясь плотским утехам, Гирмс не проявлял изобретательности и не требовал её от своих шлюх. Всё было настолько плохо, что неподвижно лежащая дама вскоре проявилась в мёртвой реальности в виде скелета с раздвинутыми ногами. Вот уж позор так позор.

Нападать при свидетелях было нельзя, и Линсону пришлось невольно любоваться неподвижными женскими костями и черепом.

Минут десять спустя громила закончил и улёгся на кровать, позволив своим останкам появиться рядом с первым скелетом. Шлюху он прогнал, чем немало порадовал невидимого гостя. Её скелет исчез, следом пропала одежда с пола. Дверь снова открылась и закрылась. Гирмс остался один.

Ещё рано.

Пусть отдохнёт, вспомнит всё, что случилось за день. Поразмышляет о делах банды, подумает о том, как же добраться до толстяка Генрима и отыскать провалившегося сквозь землю Линсона Марея. Несколько доходяг обмолвились, что замечали гада в толпе, но выяснить адрес проживания до сих пор никому не удалось. Некоторые пытались врать и показывали на случайные дома, рассчитывая хотя бы на пару медных щитов. В руки им и правда кое-чего насыпалось, только то были не монеты, а собственные зубы.

С Гирмсом шутки плохи. Сядешь играть с «быками» в шахматы — наденут доску на шею и засунут по фигуре во все отверстия, а не хватит дырок — проделают новые.

Но сегодня кое-кто с ним всё-таки сыграет. Спи, дорогой Гирмс, у тебя был тяжёлый день. А завтра… завтра для тебя уже не настанет.

Линсон ждал.

Скелет не двигался уже полтора часа. Думать столь продолжительное время громила никак не мог. Значит — спит.

Пора.

Пока мёртвый мир, пошатнувшийся от удара в лицо, расплывался перед глазами, рука вытянула из-за пазухи стеклянный осколок. Продолговатый, волнистый, украшенный матовым узором, этот вышел самым длинным из тех, что остались от разбитой бутылки «Зимних садов». И самым острым. Это будет не простое покушение. Обнаружив на утро холодный труп своего главаря, даже те из «быков», кто умудрился прослыть тупейшим среди тупых, сразу поймут, чьих это рук дело. А оставленное послание должно быть таким, чтобы сумели прочитать даже неграмотные.

Планируя это покушение, Линсон задавался вопросом: сможет ли он убить человека? Он, карманник и взломщик, прибегавший к оружию только ради самозащиты или, в крайнем случае, чтобы огреть преградившего путь охранника дубинкой по голове, сегодня должен был осознанно оборвать чужую жизнь.

Месяц назад он бы, наверное, не решился. Если вдруг на той стороне его взаправду встретит божья пара, то и без того придётся объясняться перед ними за каждый украденный «щит». Ни к чему ещё сильнее расширять перечень грехов, вписывая туда убийство.

Но сейчас — совсем другое дело. В его руках находится волшебный артефакт, творение богов, которому, возможно, суждено стать ключом к спасению целого мира. А банда, к созданию которой Линсон приложил и свою руку, имеет к этому самое непосредственное отношение.

Может ли он, находясь в подобном положении, беспокоиться о таких мелочах, как жизнь уличного бандюги, грабителя и душегуба? Кто осудит его, будущего спасителя мира, за смерть громилы Гирмса?

Но если так судить, то получается, что и жизнь Генрима не должна волновать проводника. Только, если уж выбирать между этими двумя, то владелец турфирмы всяко окажется в выигрыше. Мирный, местами честный и временами законопослушный, толстяк никому не делал зла, не выбил ни одного зуба, не свернул ни одной шеи и ничем не заслужил участи, уготованной для бедняги бандой «быков».

Спасти его будет справедливо. Уничтожить зло, дабы уберечь мирного человека. Вот только позволено ли ему, мошеннику и проходимцу, вершить подобный суд? Определять, кому жить, а кому нет?

В день первой Жатвы кто-то решил, что позволено, сунув ему в руки устройство, стирающее грань между жизнью и смертью. И если бы боги были недовольны тем, как Линсон распорядился полученной силой, у них было без малого пятнадцать лет, чтобы отнять Окуляр и найти для него более достойного владельца.

Не отняли. Не нашли.

А значит судьёй и палачом для громилы Гирмса сегодня станет он — Линсон Марей.

Тело проводника окончательно переместилось в реальный мир. Он не двигался и не дышал, и у храпящего на кровати Гирмса не было шансов заметить нависшую над ним фигуру со стеклянным жалом в руке.

Проверим, так ли это сложно.

Рука поднялась, ладонь в кожаной перчатке крепче стиснула осколок. Гирмс храпел, нагишом развалившись на одеяле и раскрыв рот.

Эрконские трущобы погрузились в ночь. В этих районах не зажигались фонари, а стража не патрулировала улиц. Вокруг логова «быков» было пустынно, только двое громил несли ночной пост возле входной двери. Некому было увидеть, как в окне второго этажа блеснул в темноте стеклянный осколок. Как главарь одной из местных банд задёргался, судорожно пытаясь понять, что за вспышка боли вырвала его из объятий сна. Как схватился медвежьими лапами за дубовую шею, пытаясь остановить кровь, фонтаном хлеставшую из проколотого горла. Как затих и замер, расставшись со своей никчёмной жизнью.

Некому было заметить и другую фигуру — грациозную и бесшумную, несвойственную этому месту. Сунув руку за пазуху, она поставила на прикроватную тумбу какой-то предмет. Затем склонилась над трупом и стянула с толстого пальца кольцо-печатку — символ и отличительный знак банды «быков». Немного постояла, словно в минуте молчания о жизни, не стоящей слов, а затем исчезла. Растворилась в темноте, словно никого здесь и не было.

Утром, ввалившись в комнату главаря, «быки» обнаружили на тумбе пустую бутылку из-под кеваринского вина. «Зимние сады», редкий и дорогой сорт, как раз недавно испробованный в квартире одного экскурсовода. Склеенную из собранных осколков, её испещряло множество трещин. Лишь один участок сбоку зиял пустотой. Недостающий осколок торчал из шеи мёртвого Гирмса.

Послание было получено, прочитано и передано из уст в уста. Больше банда «быков» не трогала Генрима Галароя и не искала Линсона Марея. Второго, в прочем, с того дня в городе никто не видел.

 

Глава 14

Охрана особняка знала Линсона, но незачем было тревожить их внезапным появлением среди ночи. Не покидая мёртвого плана, проводник миновал двух скелетов возле двери, вошёл в особняк и поднялся в спальню к подельнику. Кости Генрима лежали на кровати, закутанные в истлевшее одеяло.

Вернувшись в реальный мир, Линсон присел возле напарника и осторожно растолкал его, не забыв прикрыть толстяку рот. Последние события сделали беднягу ещё пугливее, чем обычно, и от склонившейся над кроватью тёмной фигуры он мог разбудить своим визгом весь квартал.

Только когда разбуженный и испуганный Генрим разглядел маску на лице ночного посетителя и перестал дёргаться, Линсон убрал ладонь с его рта.

— Не трясись так. Гирмс тебя больше не побеспокоит, — негромко произнёс он.

— Что? Какой Ги… Что стряслось? — Генрим сел на кровати и сонно протёр глаза. Ночной колпак сполз набок.

— Гирмс, громила. Я разобрался с ним, — ответил Линсон, понимая, что это не слишком-то прояснит ситуацию для толстяка, не посвящённого в тонкости работы Окуляра. Вместо объяснений проводник поднялся, зажёг свечу на тумбе, снова сел на кровать и извлёк из кармана увесистое кольцо с печатью в виде бычьей головы. Генрим удивлённо поднял брови. Он уже достаточно проснулся, чтобы понять, кому принадлежало это кольцо и насколько выполнимо снять его с живого хозяина.

— Ты что, грохнул его?! — спросил он с вытаращенными глазами — скорее от удивления, нежели от испуга.

— Да. Не спрашивай, как. Долгая история.

Толстяк понимающе кивнул. Он знал о способности Линсона видеть Порчу, но не питал иллюзий, что напарник выложит ему все возможности Окуляра. Наверное, эта штука не только видит заражённые места, но и умеет сама по себе высушивать тела до костей, но Генриму до таких фокусов дела не было — мокрые дела его не касались.

— Так что теперь? — спросил он, догадываясь, что проводник явился среди ночи не только ради известий о смерти главаря «быков».

Линсон чуть помедлил с ответом.

— Думаю, нам пора прощаться.

Толстяк нахмурился. Он был в курсе сделки проводника с последними клиентами. Линсон должен был дождаться посланников из Кеварина и Сат-Харима, передать им артефакт и только после этого уезжать в Вендарлен — претворять в жизнь свои мечты о безмятежной старости. Неужто проводник решил всех кинуть и укатить на юга раньше времени? Или, упаси божья пара, переложить предстоящую сделку на плечи Генрима. Он бы скорее согласился подержать в руках кусок раскалённого угля, чем хранить у себя божественный артефакт.

— Я не забыл про ангелов и големов, — поспешно добавил проводник, прочитав опасения друга. — Но тут, видишь ли, нарисовались дела поважнее.

— И что же это за дела? — хмуро спросил Генрим.

Линсону недовольство подельника показалось странным. Вроде как оба понимали, что в свете последних заработков новых походов в столицу уже не состоится, а для толстяка имели значение только две вещи: деньги и, с недавних пор, громила Гирмс. Проводник ожидал, что после решения второй проблемы Генрим потеряет к нему всякий интерес, но напряжённое лицо напарника говорило об обратном.

— Ты ведь не забыл про сделку? — прямо спросил толстяк. — Через месяц-другой сюда заявятся агенты големов и ма'аари, спросят, где Окуляр. И что я им отвечу?

— С каких пор тебя это стало беспокоить? — удивился проводник, но осёкся, поймав взгляд напарника. Генрим смотрел на него, словно отец на провинившегося сына, и ждал ответа. — Да не собираюсь я сливаться с этого дела, — успокоил он толстяка. — Даже наоборот, собираюсь поторопить события и сам кое-что разузнать.

Теперь пришёл черёд Генрима удивляться переменам в своём напарнике. Кажется, они оба ошибались насчёт друг друга и имели в этом деле гораздо большую заинтересованность, чем думали поначалу. В любом случае с уходом на покой придётся повременить. Заваруха с Окуляром грозила затянуться, и, быть может, Линсон слишком рано списал подельника со счетов?

— «Пиявки» живы, — выпалил он, не дав себе времени передумать.

— Что? «Пиявки»?! — оторопел толстяк. Генрим знал о прошлом Линсона, но при чём здесь его детская банда?

Скрипнула дверь, и в комнату просунулось лицо охранника, услышавшего голоса. Наёмник удивлённо глазел на Линсона, невесть как проскочившего в комнату, пока хозяин жестом не отпустил его: мол, всё в порядке, возвращайся на пост.

— На днях я встретил одного из них, — продолжил проводник, когда закрылась дверь. — Оказывается, «пиявкам», как и мне, удалось уцелеть в день Первой Жатвы, а ещё, — Линсон положил руку на Окуляр, — они носят такие же штуки на лицах.

Генрим подозрительно прищурился:

— И где они сейчас?

— В Кеварине. И, как я понял, им очень многое известно о Порче.

— В Кеварине? Но туда же…

— Не пройти простому человеку, — закончил за него Линсон и добавил с хитрой улыбкой: — Как и не забраться в твой особняк, где каждую дверь стережёт охрана.

Генрим покосился на окна: все закрыты и заперты на щеколды. Охранник у двери тоже цел, невредим и немало удивлён появлением проводника, а значит, его загадочный друг и вправду открыл для себя новые способы перемещения.

— И не проникнуть в логово «быков», — добавил он, обращаясь скорее сам к себе.

— В общем, путь мой теперь лежит туда, старина Генрим. Постараюсь выяснить, что сумею, а там посмотрим. Может, ещё свидимся. А может, и нет, вот и зашёл на всякий случай попрощаться.

Генрим впал в задумчивость, ещё раз пристально взглянул на подельника:

— Не думал, что когда-нибудь услышу от тебя такое, Линсон. Не только деньги, значит, у тебя на уме.

— Кто бы говорил, — усмехнулся проводник. — Выходит, что так. «Пиявки» — это тебе не какие-нибудь ангелы с неуёмной охотой до великих деяний. Не могу я их взять и проигнорировать; сделать вид, что ничего не было. Придётся посетить небесный край и выяснить, чем там занят Арамео. А заодно, если повезёт, разузнать, откуда взялась Порча и чего ей надо в нашем мире.

— В таком случае, думаю, тебе будет полезно кое-что узнать. — Генрим откинулся назад, собрался с духом и сказал, глядя в потолок: — Я был одним из тех, кто виновен в гибели Турты.

* * *

Повисло затяжное молчание. Линсон встал с кровати и подтащил стул с мягким сидением, усевшись напротив хозяина дома. Он не стал и пытаться разгадать, шутит ли толстяк, сбрендил от страха перед «быками» или говорит всерьёз, но, так или иначе, разговор обещал затянуться. «Виновен в гибели Турты». Раз уж выдал такое, сам и рассказывай. Никто за язык тянуть не будет — после таких заявлений как бы об него не обжечься.

Убедившись, что напарник не бросается на него, не хватает за шиворот и не брызжет слюной в лицо, Генрим рискнул продолжить:

— Пятнадцать лет назад это случилось. Ты тогда был мелким пацанёнком, подворовывал на улицах. А вот я служил казначеем у самого Фрация.

— Что, прямо в Капитолии?

— В нём самом. Деньги платили хорошие. Зарабатывал я в те годы больше, чем на экскурсиях по Эркону и твоих вылазках в Турту вместе взятых. Но золота, как мы оба знаем, много не бывает. Вот и ввязался на свою голову в одну авантюру, не устояв перед звоном двадцати тысяч золотых щитов.

Линсон присвистнул. Двадцать тысяч! Вдвое больше, сем самая удачная сделка в его жизни!

— Погоди-ка, — сообразил он. — Так ты хочешь сказать, это было… ну… не природное бедствие? Не божья кара и всё такое?

— Ох, Линсон… Сколько домов обчистил, сколько людей вокруг пальца обвёл, а сам всё наивен, как ребёнок. Божья кара, как же… Мы, люди, и есть самое страшное наказание, какое только могло обрушиться на эту землю. Не нужно ни потопов, ни лавин, ни эпидемий. Посвети монеткой, и мы сами уничтожим собственный дом, да так легко и быстро, что любой демон в своём Подмирье подавится от зависти. Так оно и было: кому-то понадобилось, чтобы Турта исчезла с лица земли, и у этого кого-то оказалось достаточно денег, чтобы мы сами отдали столицу в лапы проклятия.

— Давай уже к делу, — поторопил его Линсон. — Каким это образом ты накрыл Порчей всю столицу?

— Да не я это, куда мне! Как можно разом высушить целый город — это ты сам спросишь у крылатых при встрече. А моё дело маленькое: заговорить зубы, прикрыть страже глаза и уши, чтобы не заметили то, что замечать не надо.

— Генрим!

— Да-да. В общем, дело было так. Связался однажды со мной один из гостивших в столице ма'аари и сделал предложение, от которого нельзя отказаться. Слишком уж много нулей было в той сумме, чтобы взывать к совести и патриотизму. Дело было нехитрое: помочь провезти в столицу семена нар'силена и высадить их поближе к центру.

Вопросов я задавать не стал, и так всё было понятно. Или казалось, что понятно. Ма'аари уже не первый год добивались согласия короля на посадку своих деревьев в Бартелионе. Но Фраций и слышать не желал, чтобы крылатые летали у него по стране, как у себя дома, пока сами люди вынуждены землю топтать. И я его прекрасно понимаю. Сегодня ма'аари летать научатся, а завтра сам Фраций с трона полетит, когда крылатое войско взмоет в небо над столицей.

Но Кеварин тоже уступать не желал, вот и решил, что как-нибудь обойдётся и без разрешения короля. Опять же, это они мне так сказали, а чем всё закончилось на самом деле, ты знаешь лучше меня.

Встретились мы в Кеварине, у самой границы. Занятная, я тебе скажу, была делегация: пятеро агентов ма'аари, и у каждого Окуляр на лице. Точь-в-точь как у тебя.

— Окуляры? На ангелах? — удивился Линсон.

— Они самые. А ты думал, тебе его боги подкинули? Так не бывает, я уже объяснял. Артефакты сюда приехали из-за границы, и теперь ты знаешь, кто их привёз и откуда. Я тогда не удержался и полюбопытствовал, что это за штуки такие, если не секрет. Агенты вежливо так улыбнулись и заверили, мол, ничего особенного — всего лишь декоративные маски из Сат-Харима, сделанные на заказ для их организации. Да, прямо как ты заливаешь для наших клиентов, — добавил он, заметив усмешку на лице проводника. — В общем, погрузили мы в повозку мешок с семенами и выдвинулись в Бартелион. Я сделал то, что хорошо умел, и наш караван благополучно доехал до самой Турты, не задержавшись ни на одном посту.

Сложности начались уже в самой столице. Видишь ли, посадка семян в тихом дворике за забором агентов не устраивала. Им хотелось видеть свои нар'силены не где-нибудь, а непременно в центре города, чтобы, как мне объяснили, чудотворная энергия равномерно разнеслась по всему городу, без всяких мёртвых зон. А центр — это площадь и Капитолий, куда там целый призрачный сад прикажешь спрятать?

Но я не стал бы главным королевским казначеем, если бы не находил выход из любых — подчёркиваю, любых — ситуаций. Пока делегация ма'аари устраивалась в гостевых покоях Капитолия, по северному тракту из Сат-Харима уже ехал в столицу подарок к пятому юбилею Фрация — «снежная сфера». Такой огромный стеклянный купол, в котором за счёт внутренних механизмов постоянно идёт снег и дуют метели, а деревья покрыты вечным инеем.

— Кажется, я видел его, — припомнил Линсон. — Стоял в Капитолии посреди главного зала.

— Ты же, вроде, раньше не мог туда попасть, — прищурился Генрим.

— Теперь могу, — коротко ответил проводник.

Хозяин дома не стал допытываться и продолжил:

— Так вот, штука эта была неописуемой красоты и всё такое. Но меня интересовала не сама декоративная метель, а тот факт, что в ней было легче простого спрятать белые мерцающие предметы. Я специально попросил големов уложить на дне настоящую землю, чтобы было куда закопать семена нар'силена.

— А в саму сферу ты как забрался?

— Легко. Работала вся эта красотень не задаром, а требовала частого обслуживания и заправки специальным топливом, которое покупалось у тех же големов. Купол не был закрытым. Если ты меня не разыгрываешь и правда был там, то должен был заметить фундамент снизу. — Проводник кивнул. — Так вот: отпустив команду обслуживания на выходной — и отсыпав им щитов, чтобы с пользой провели свободное время и не задавали вопросов, — мы с агентами забрались под купол, выкорчевали заснеженные деревья, посадив вместо них семена, и выкрутили длительность метели до суток, чтобы никто не увидел растущих нар'силенов. Дальше оставалось только ждать.

— Ждать чего?

— Когда они прорастут. Сам я, в общем-то, после этого крылатым уже не требовался. Моя работа была выполнена, и можно было с чистой совестью тратить заработанное богатство. Напоследок я решил полюбопытствовать, для чего им, собственно, всё это понадобилось? Может, подмену деревьев в снежной сфере никто и не заметит, но вот массовое выздоровление крыльев никак не останется без внимания — в особенности перед королём, который по ночам мочится от кошмаров о вторжении Кеварина. Делегация эта, к слову говоря, не отличалась манерами, что нехарактерно для крылатого народа, и ответ я получил довольно грубый: не лезь, мол, не в своё дело и помалкивай, твоя работа выполнена.

Вот тогда я впервые трезво взглянул на ситуацию, не отвлекаясь на сверкание монет, и понял, что попахивает жареным. Что бы ни задумали ма'аари, причиной было явно не желание полетать над столицей, пока стража не подстрелит из арбалетов. И решил, дабы прикрыть на всякий случай свой зад, временно перебраться в соседний городок.

И в тот самый день, когда я выехал в Эркон, чтобы подыскать себе жильё, Турту и накрыла, как ты её называешь, Первая Жатва. Вернуться домой мне было уже не суждено, почти всё состояние осталось там же. Хорошо, что мне хватило ума держать кое-какие сбережения за пределами столицы, так что с голым задом я не остался. Хватило, чтобы купить дом и открыть своё дело. Держать нос по ветру я, к счастью, не разучился. После падения Турты Эркон был обречён разрастись и временно стать пересечением торговых путей — пока не будет определена новая столица, — и туристический бизнес казался мне хорошим вложением капитала.

Ну а потом на пороге моей фирмы появился проходимец с волшебной вещицей за пазухой, и дальше ты всё знаешь.

Закончив рассказ, Генрим замолчал и опустил голову. Руки его нервно теребили простыню, словно толстяк чего-то ждал.

— Что, даже по морде не дашь? — наконец спросил он.

— За что бы? — удивился Линсон.

— Ха, действительно! — нервно выплюнул Генрим. — За что бы? Подумаешь, отправил в Подмирье целый город ради двадцати тысяч золотых щитов!

— Получить двадцатку за единоразовый провоз контрабанды… Да чтоб мне на мохнатой дурдке жениться, если бы я сам отказался от такого предложения! — рассмеялся Линсон. — Жаль, что мне об этом никто не рассказал. Уж я бы непременно наведался в гости к толстозадому казначею — жирновато будет одному двадцать кусков проедать.

Генрим облегчённо выдохнул. Кажется, он всерьёз ожидал ссоры и побоев за раскрытие правды.

— А ещё, — добавил проводник, — можешь, конечно, надо мной смеяться, но не верю я, что тут обошлось руками одних только смертных. Допустим, ангелы притащили семена, ты, продажная шкура, помог провезти их в столицу. Но кто, скажи мне, всё это затеял?! Кто стоял за кулисами? Продумал, спланировал, обзавёлся чародейством, способным смахнуть с лица земли целый город? Набрал агентов, добыл Окуляры, организовал делегацию?

— Ма'аари… — неуверенно произнёс толстяк.

— Да они сами ни хрена не знают! Видел бы ты лицо той девицы, когда она увидела свой кустик в действии. Бедняжка чуть в рыдания не ударилась, когда узнала, что светящиеся деревья и были всё это время источником Порчи. А в таверне так нахрюкалась с горя, что я переживал, как бы не обделалась изо всех дыр на глазах у посетителей. Вот уж разлетелась бы по Эркону слава о гордых небесных воителях.

— Сайтеми — всего лишь солдат, — возразил Генрим. — В какой бы элитной гвардии она ни состояла, вряд ли ей сообщат больше, чем положено знать простому воину. А если уж говорить о силах, то ты слишком недооцениваешь нас, смертных. Сат-Хариму не помогали высшие силы, что не помешало им полностью перекроить свою людскую природу.

— Значит, так и будешь упираться, что Порчу изобрели не боги?

— Слишком размытое понятие — боги. Что такое бог, Линсон? Станет человек божеством, если отрастит крылья и взлетит в небо? Или обретёт стальное тело, неподвластное голоду и болезням? Поизучай на досуге историю межрасовых отношений. Когда люди впервые встретили ма'аари, то пали перед ними ниц, подумав, что им явилась божья пара — если хроники не врут, крылатых тогда как раз было двое.

Генрим попытался вспомнить ещё примеры, но остановил взгляд на механической маске собеседника:

— А как бы ты назвал человека, способного разгуливать среди Порчи, пожирающей всё живое? Кто сумел бы противиться её действию, если не боги?

— Та-ак… Понесло тебя, дружище, — протянул Линсон. — Если я — бог, то этому миру точно конец. Так что давай-ка мы сменим тему, пока не потеряли последнюю надежду на спасение.

— И что бы ты хотел обсудить?

— Дай подумать… Например, почему ты молчал столько лет, а сегодня вдруг вздумал передо мной исповедоваться?

— Потому что ты единственный, кто способен докопаться до правды. Вот я и решил, что будет не лишним поделиться с тобой своими знаниями.

— И всё? — Линсон прищурился. — Тебе-то какая до всего этого забота?

— А тебе? Ты, помнится, всецело разделял мою любовь к золотым щитам, так с чего вдруг сейчас подорвался в страну ма'аари? Ради шайки беспризорников, которых не видел уже пятнадцать лет?

— Тебе не понять, не пытайся. Но теперь это — и моё дело тоже, — скупо ответил проводник.

Генрим встал и подскочил к стене, где висела карта окрестных земель, включая Турту.

— А вот это — моё! — рявкнул он, ткнув жирным пальцем в руины столицы. — Я уничтожил целый город, Линсон! Может, не один и не своими руками, но это не меняет сути! Я люблю деньги, как и ты, но не до такой степени, чтобы принести в жертву сотни тысяч невинных людей! Их гибель на моей совести, и самое страшное, что ни хрена мне с этим не сделать! Я не герой, не спаситель мира. Я — толстозадый делец, трясущийся под одеялом из-за шайки громил. Ты — другое дело. Раздобыл Окуляр, не побоялся войти в проклятый город, а теперь отправляешься в Кеварин — туда, где всё началось. Если я помогу тебе… Погибших мы всё равно не вернём, но, быть может, сумеем — ты сумеешь — остановить эту заразу.

— Вот уж не ожидал от тебя таких пышных речей. — Линсон скрестил руки на груди. — Как ты правильно заметил, мёртвых уже не вернуть. А чтобы сожрать весь мир, у Порчи уйдёт ещё не одна сотня лет. Почему же тебя это так беспокоит? Боишься наказания на том свете? Как я понял, ты в такие штуки не особо-то веришь.

— Не верю. И знаю, что конца света мы с тобой уже не застанем. Вот только, знаешь ли, легче от этого не становится. Турта в прошлом, конец всего сущего — в будущем. А убийца — вот он, перед тобой, здесь и сейчас. И никуда я сам от себя не денусь. Только на тебя вся надежда, Линсон.

— Если приходится уповать на такого человека, как я, значит у тебя и правда всё плохо, — усмехнулся проводник. — Уж не знаю, человек я или бог, но сделаю всё, что смогу. Только не забывай, — добавил Линсон, когда его фигура в кресле начала медленно растворяться, — моя цель — «пиявки», а не Порча. Может статься, что при нашей следующей встрече я окажусь новым повелителем зла. Бывай, толстяк. И не вляпайся без меня в неприятности!

— Уже вляпался, много лет назад, — пробубнил Генрим, когда от напарника осталось пустое покачивающееся кресло.

Поправив колпак, бывший казначей забился под одеяло, свернулся калачиком и попытался уснуть.

Бросив на его скелет прощальный взгляд, Линсон улыбнулся и отправился на встречу с Вилле Корсоном.

 

Глава 15

Вил ждал у ворот — понятно в каком мире. Похоже, напарник Линсона давно прижился в этой реальности и в мир живых возвращался разве что для пополнения припасов и встреч с информаторами. В жилье он не нуждался: здесь, в давно погибшем мире, в его распоряжении был целый город. Выбирай любой дом: хоть нищенскую хибару, хоть особняк, хоть покои во дворце. Разгреби кости, выхлопай пыль — и ни одна живая душа не потревожит твой сон.

— Не переломишься? — Вил кивнул на увесистый рюкзак за спиной проводника. Собранный с изрядным запасом продовольствия и инструментами на все случаи жизни, тот и правда ощутимо тянул спину. — Не бойся, с голодухи не помрём. Городов и деревень в пути будет предостаточно.

Линсон лишь пожал плечами. Он не имел опыта дальних путешествий и не знал, как много припасов следует брать в дальний путь. И как мало их нужно обладателю Окуляра, способному безнаказанно вломиться в любой дом, склад или амбар. А вот Вил в этом деле явно успел поднатореть: на плече у бывшего напарника болталась скромненькая котомка, содержимого которой едва хватит на пару дней.

Шагая вслед за другом по пустынному тракту, проводник ловил себя на мысли, что внутренне осуждает предстоящие кражи съестных припасов. С тех времён, когда приходилось кормиться из чужих карманов, минуло уже много лет, и незаметно для самого себя Линсон успел стать благочестивым гражданином. Мелкие проступки вроде кражи у булочника не в счёт — то было скорее наказание для скряги, а не попытка урвать бесплатный кусок.

— Может, наконец посвятишь меня, какими ветрами нашу банду занесло в Кеварин? — Линсон поравнялся с напарником. — Или будешь тянуть до самой границы?

Вилле нахмурился, видимо, не очень довольный тем, с какой уверенностью Линсон называет пиявок «своей бандой».

— Ладно, слушай. Случилось всё, как можешь догадаться, ровно пятнадцать лет тому назад, вскоре после твоей драки с Арамео. Пока тебя не было, пиявкам подвернулось одно интересное дельце. По Турте стали ходить слухи о некоей делегации, прибывшей из Кеварина.

«Как я и думал, это не совпадение! — подумал Линсон. — Судьба пиявок напрямую связана с делегацией, подкупившей Генрима».

— В трущобах тогда ещё никто не знал, для чего летуны явились в столицу, да и кому какое было дело? — продолжал Вил, шагая по сухой земле. — Главарей заинтересовало другое — странные маски на их бледных мордах. Раньше крылатые ничего подобного не носили, и народ быстро прочухал, что маски эти не простые. А непростые — значит недешёвые. Сказано — сделано. Набрали отряд рукастых парней и стали думать, как заставить этакую ценность перекочевать в правильные руки.

— А пиявки здесь каким боком? Не могли же столь крупное дело доверить каким-то пацанятам.

— Ясно, что не могли. Самой кражей занимались взрослые — матёрые парни из шайки Дареда. Уж не знаю, как они это провернули, но к утру пять масок позвякивали в мешочке в ожидании новых владельцев. Тут-то и пришла очередь «пиявок» выйти на сцену. Те ребята, что обчищали крылатых, могли засветиться, так что главари не стали рисковать и велели им сразу залечь на дно, а доставку груза поручили тем, кто не так заметен в толпе и кого даже в пьяном угаре не заподозришь в причастности к ограблению кеваринской делегации. То есть детям.

Задача была нехитрая: доставить артефакты главарям и обеспечить себя жратвой — в случае успеха обещали бесплатно кормить целый месяц.

Арамео с ходу заявил, что в одном мешке мы это добро не понесём. Если стража нас всё-таки схватит и заберёт разом весь товар, то лучше сразу пойти утопиться, чем принять на свою шкуру гнев главарей. Достал он эти штуковины и раздал каждому по одной. С нами тогда ещё был Демби — взяли тебе на замену, — так что выходило аккурат по маске на человека. Таким образом, даже если один из нас вдруг попадётся, у остальных всё ещё был шанс доставить свою часть товара.

Итак, шагаем мы по городу, у каждого за пазухой по Окуляру. Стража уже нервничала и хватала всех, кто подозрительно выглядел. Прямо посреди улицы начинали лупить и допрашивать, где кеваринские маски. А что ещё делать, когда сказали: не найдёте пропажу, на месяц без жалованья останетесь? А где и у кого искать, эти дуболомы понятия не имели, вот и бросались на честный люд: авось, среди сотни избитых и покалеченных случайно попадётся ворюга. На детей, как и ожидалось, внимания не обращали, так что мы спокойно добрались почти до самых трущоб.

И тогда началось.

То был настоящий хаос. Люди дохли прямо на дороге, мигом разлагались до самых костей. Усыхали деревья, вяли цветы и трава. Горожане метались, бегали, орали. А мы стоим и не можем воткнуть, что за чертовщина происходит. На Демби налетела какая-то испуганная тётка, сшибла с ног. Тут у парня Окуляр-то и вывалился. Один из стражников увидел и… Уж не знаю, какую награду им там объявили за поимку воров, но мужлан тут же позабыл про Жатву и кинулся к Демби. Тот артефакт схватил и дал дёру. Остальные, как и договаривались, вмешиваться не стали: мы друг друга не знаем, вообще тут мимо проходили.

Демби учесал за поворот, увёл за собой стражника, и больше мы их в тот день не видели. А вокруг продолжалась Жатва. Живых оставалось всё меньше и меньше, а вот от скелетов вскоре ступить стало некуда.

Нас же Порча не трогала. Город к тому времени почти затих, только изредка донесётся чей-нибудь вопль или рыдание, а мы, пиявки, всё никак не подыхаем. Идём, даже скорее крадёмся, в штанах у каждого давно навалено; но главное — живы и целёхоньки, все четверо.

Кто первый просёк фишку, думаю, и сам догадаешься. Достал Арамео свою маску. Держит её перед собой, смотрит, как на вылезшего из девки младенца, и говорит: «вот что не даёт нам умереть». И надевает.

Мы повторили за ним и наконец увидели, что творилось в Турте на самом деле. Громадные белые кляксы — они разливались повсюду, десятки и сотни. Росли, расползались, тянулись ко всему живому голодными щупальцами. Доедали последних людей, а те вертелись, что испуганные котята, не видя и не понимая, что их убивает.

Обнаружилось, что мы и сами стоим в белой луже — все четверо, — только нам эти корни никакого вреда не причиняли.

— Так вы с самого начала знали, что Окуляр защищает от Порчи?

— Ну да, пришлось убедиться на практике. Первое время Арамео порывался спасать людей: показывать им, где можно стоять, а где нельзя. Некоторые даже слушались, но и Жатва не теряла времени, выплёвывая всё новые белые сгустки, иногда прямо под ноги. А когда один не в меру сообразительный мужик чуть не отнял у нас маски, мы бросили эту затею и занялись спасением самых важных людей в городе — самих себя.

— И что было потом?

— А что потом? Все умерли, мы выжили. В городе оставалось ещё много нетронутых мест, так что голод нам не грозил. Нашли трупы Демби и стражника, вот только Окуляра при мальце не оказалось. Уж не знали мы, радоваться, что ещё одному счастливчику удалось не подохнуть в Порче, или опасаться, каких дел он натворит с волшебной штуковиной в руках. Мне, признаться, было немного обидно. Обладание колдовскими артефактами делало нашу банду уникальной, а тут выясняется, что какой-то неизвестный хрен таскает с собой пятую маску и может пользоваться ей наравне с пиявками.

— Значит, вы так и не выяснили, кто унёс последний Окуляр?

— Каким, интересно, образом? Наш друг Марей, видишь ли, испугался артефакта и пять лет прятал его под подушкой, держа рот на замке. Какое-то время мы, конечно, послеживали за мародёрами, что слетались к развалинам, точно мухи на говно. Надеялись, что обладатель пятой маски непременно появится в руинах, но счастливчик так себя и не показал. Спасибо хоть, что искатели сокровищ не давали заскучать. Мне нравилось смотреть, как очередной бедолага высыхает в луже Порчи, а его подельники трясутся от ужаса, чертят охранные знаки и уносят ноги прочь из города. Обратно добегала в среднем половина, остальные по дороге вляпывались в белую гадость, делая свой маленький вклад в строительство костяных дорог. Оно, конечно, было весело, вот только хозяина Окуляра мы так и не дождались.

— Погоди, я ведь тоже был среди мародёров. Как вы могли меня не заметить?

— А кто сказал, что тебя не заметили? Видели пару раз: мелькала среди ворюг знакомая физиономия.

— Что?! — Линсон остановился. — И ничего не сказали? Не вышли на связь?

— А зачем? Мы же не знали, что это ты прикарманил артефакт, а без него какой от тебя был толк? Ты не мог пойти с нами, вот Арамео и решил, что незачем тебя попусту дёргать и беспокоить. Пускай Марей живёт своей жизнью, подумали мы, а пиявок ждала совсем иная дорога.

Линсон нахмурился. Выходит, пиявки находились в Турте, видели его, но не потрудились отправить даже маленькую весточку; хотя бы сказаться, что живы… Правда ли, что причиной стали волшебные маски? Или дружба с бандой была не такой крепкой, как ему казалось?

— И куда же вас привела эта дорога? — спросил он.

— Первым делом мы как следует изучили Окуляры и их возможности, а затем долго спорили. Я и Торес уже нарисовали в уме картины, как будем обносить дома знатных господ в Эрконе, да и вообще где угодно, а вот Арамео с Перри нашей радости не разделяли. Грустили, понимаешь ли, о своём любимом городе, о погибших друзьях. Грустили и злились. И мечтали отомстить. Вот только кому? Мы ведь тогда понятия не имели, кто за всем этим стоит, а от свидетелей только косточки остались.

— Делегация из Кеварина. Разве вы не знали о ней?

— Откуда бы? Мелюзгу в детали никто не посвящал. Задачей было доставить Окуляры из точки А в точку Б, а где и у кого Даред их стащил, нас не касалось. Позже пробовали копать в разных направлениях. Первыми заподозрили големов, как главных изобретателей всякой механической дряни, и Арамео недолго думая отправился прямиком в Сат-Харим. Торес продолжил наблюдать за руинами, а Перри осталась в Эрконе и обосновалась в местной библиотеке — надеялась отыскать в книгах хоть какую-нибудь информацию о Порче.

— Перри была в Эрконе?! — снова изумился Линсон. — И как долго?

— Около года. И не надо так смотреть. Я уже объяснил, что мы условились тебя не трогать — для твоего же блага.

— Всё равно странно. Эркон не такой уж большой, рано или поздно мы должны были пересечься.

— Где, позволь узнать? Часто ли ты захаживал в библиотеку?

Линсон стыдливо отвёл взгляд. Скажет тоже — библиотека. Ещё бы в театр предложил сходить.

— То-то же, — усмехнулся Вил. — А как мы передвигаемся в людных местах, ты и сам знаешь. Увидеть Перри ты никак не мог, а она — разве что твой скелетик. Меня же отправили в Монрон — шпионить за нашим новым королём.

— За самим Иорием?

— Ага, братцем почившего Фрация. Должен сказать, устроился тогда я неплохо. Жрал из королевской кухни, подглядывал в ванных за фрейлинами. Да и сам королевский дворец был великолепен, с какой стороны ни посмотри. — Вил постучал пальцем по маске, поясняя, о каких «сторонах» идёт речь. — В общем, жил как король. Сбылась мечта беспризорника.

Вот только поручение Арамео так и осталось невыполненным. Сколько я переслушал официальных приёмов и тайных совещаний, а добыть ценных сведений так и не удалось. Пробовал рыться в бумагах — тоже пусто. Либо король ничего не знал, либо держал в секрете даже от собственного дневника.

Через несколько месяцев ко мне присоединилась Перри. Девчонка приехала попытать счастья в столичной библиотеке, но успехов достигла таких же, как и я. Пришлось нам, скрепя сердце, покинуть Монрон и вернуться с пустыми руками.

— Не думал остаться во дворце? — вдруг спросил Линсон. — Тебе там, как я понимаю, хорошо жилось.

— Ты-то бы остался, не сомневаюсь, — ответил Корсон со злорадной усмешкой. Затем произнёс, задумчиво глядя на горизонт: — Может, когда-нибудь туда и вернусь. После того, как Кеварин ответит за Турту…

Линсон удивлённо взглянул на напарника:

— Вот уж не думал от тебя такое услышать. Только не говори, что всё-таки проникся идеями Арамео, — сказал он и тут же прикусил язык. Сейчас Вил опять начнёт злорадствовать и напоминать, кто из них остался с бандой, а кто бросил пиявок и объявился только годы спустя.

Вилле уже открыл было рот, но по лицу спутника понял, что эта подколка стала слишком предсказуемой. Вместо этого он сказал:

— Я один из «пиявок», и не оставлю банду, сколь бы роскошную жизнь мне ни предложили взамен.

— И это всё? — недоверчиво покосился Линсон. — Я скорее поверю, что Торес поступил в университет, чем в твою безвозмездную преданность кому бы то ни было, пусть даже пиявкам.

— Вижу, твоё отношение ко мне ничуть не изменилось, — притворно вздохнул напарник.

— Как и ты сам. Ты всегда был редкостным говнюком, Вил, даже в те времена, когда мы побирались на улицах. А сейчас у тебя в руках артефакт, который сам по себе ценнее целой армии союзников, и ты предлагаешь мне поверить, что остаёшься с Арамео из-за преданности пиявкам? Брось, Вил, мы оба знаем, что это неправда.

Корсон снова вздохнул.

— Ладно, Марей, ты меня раскусил. Хочешь знать, почему я остаюсь с бандой? Да потому, что пиявки — уже давно не кучка беспризорников, умеющих только резать кошельки да ковыряться в замках. Эти маски сделали нас почти что богами, Марей. Раньше мы воровали еду с прилавков и отвешивали пинки тем, кто младше и слабее; сейчас мы можем грабить сокровищницы и убивать королей. А с недавнего времени — порождать Порчу везде, где только захотим. И знаешь, такие возможности манят куда сильнее, чем еда, бабы и прочие мелочные утехи. Зачем мне королевский дворец, когда в союзе с Арамео я способен вершить судьбы целых народов?

Боги… Вершители судеб… Значит, Вил уже давно пришёл к мыслям, которыми Линсон начал задаваться всего неделю назад. И, в отличие от напарника, ничуть не усомнился и не устрашился уготованной ему великой роли. Вмешаться в судьбы целых государств — пожалуйста. Божественная сила — дайте две! Линсон был прав: за пятнадцать лет разлуки Вилле Корсон ни капли не изменился. Всё тот же алчный мальчишка, мечтающий о том, как весь мир падёт к его ногам. Истинная «пиявка».

— Так что, будешь меня отчитывать, или можно рассказывать дальше? — спросил Вил.

— Таких, как ты, надо не ругать, а вешать на первом столбе без суда и следствия. Продолжай.

— В общем, по прибытии мы встретились в Эрконе и поделились каждый своими успехами. И если ты думаешь, что Арамео тоже ничего не раскопал, а Торес впустую просидел два года в руинах Турты, то да, так оно и есть. Целый город стёрт с лица земли — и никаких зацепок. Словно и правда божья пара наслала на людей кару за их грехи. Арамео, понятное дело, в божественную версию ни секунды не верил и продолжал разнюхивать.

Ирония в том, что всё это время разгадка находилась у нас под носом. Белый призрачный лес посреди столицы. Приведи туда любого сколько-нибудь образованного бартелионца, и он завопит: «нар'силен, священное древо ма'аари!» Вот только образованных среди нас не было. Знания «пиявок» о Кеварине заканчивались на том, что там ангелы на крылышках летают; ни о каких насраленах мы и слыхом не слыхивали. Перри тоже хороша: перелопатила гору книжек о магии, колдовстве, наговорах и проклятиях, когда на соседних полках пылились целые тома об этих священных деревьях.

В какой-то момент наши изыскания зашли в тупик, и, устроив всеобщий пиявочный совет, мы здраво рассудили, что даже высшим силам полагается право на отдых. Сказано — сделано. Наведались в королевскую казну в Монроне, облегчили её на пару мешков с золотыми щитами. Кутили целый месяц, побывали во всех кабаках и борделях.

Не буду вдаваться в подробности, что было дальше — та ещё скукота. Пиявки отправлялись на поиски, ничего не находили, ударялись во все тяжкие, совершали грандиозные по людским меркам ограбления; затем снова пытались отыскать зацепки, и далее по кругу. Так прошло лет десять.

А потом в один прекрасный день Перри возьми да заяви: «хочу в Кеварин, никогда не бывала в гостях у небесного народа». Человеку туда, как известно, прохода нет. Но какое нам дело до запретов, придуманных для простых смертных, верно? Так и оказались пиявки в Кеварине, по прихоти девчонки. И что же, ты думаешь, мы обнаружили в ангельских землях? Те самые деревья, заполонившие площадь и Капитолий в Турте. Распустили призрачные ветки и растут себе у всех на виду, будто так и надо.

Знал бы ты, какими дураками мы себя тогда чувствовали. Пиявки потратили пятнадцать лет, рыская по всему Бартелиону в поисках хоть каких-нибудь зацепок, и тут выясняется, что всё это время оружие, которым уничтожили наш город, спокойно себе распускало побеги в стране безгрешных ангелочков.

Может, само по себе наличие нар'силенов ещё ничего не доказывало, но Арамео оказался скор на расправу: крылатые виноваты, и всё тут! Оставалось лишь найти доказательства и покарать виновных. Ещё пара лет у нас ушла на изучение местного быта и культуры. Следили, подслушивали, копались в вещах. Пришлось выучить кеваринский язык, чтобы понимать, о чём крылатые болтают.

И снова всё впустую. Мы были уверены, что в Кеварине наконец-то сможем пролить свет на эту историю, но оказалось, что крылатым известно о Порче не больше самих людей. Даже теории у них ходили те же самые: мол, великие боги покарали жалких людишек за их грехи и пороки.

— Так и есть. Ты ведь следил за мной и видел крылатую девицу, посланную в Турту. Она и правда ничего не знала ни о Порче, ни о нар'силенах.

— Я не слепой. Видел, как ты оттащил её от свежего деревца, иначе так бы и осталась стоять в луже Порчи. Но это ещё ничего не доказывает.

— Знаю. Правители не посвящают простую солдатню в свои великие планы.

— Похоже, они и сами себя не особо-то в них посвящают. У них под боком вырос новый кусок Порчи, сожрал целую рощу, а крылатые упорно прикидываются шлангом и делают вид, что ничего не знают…

— Так Мелисельская роща — ваших рук дело? — спросил Линсон.

— Я смотрю, ты уже в курсе.

— Сайтеми призналась, но предупредила, что эта информация не для посторонних ушей.

— Ладно, неважно. Что до рощи, тут всё оказалось до смешного просто. Знаешь, в чём разница между кеваринскими нар'силенами и теми, что растут в Турте?

Линсон напряг память. Сайтеми что-то говорила об этом…

— Плотность, — наконец вспомнил он. — У ангелов не принято сажать священные семена так близко друг к другу.

— Я смотрю, язык у неё знатно развязался. Уж не соблазнил ли ты девчонку, Марей? — усмехнулся Вил. Не дождавшись реакции, он продолжил: — Да, в нашей столице семена посадили не по правилам. Напихали, как помидоры на грядке, вот они и дали сбой. Никаких ритуалов, тайных заклинаний и прочей заумной чепухи. Закапываешь дюжину шариков в одном месте, ждёшь пару дней, и из-под земли вырастает гигантский нар'силен, накрывая Порчей зону на несколько миль вокруг.

— Откуда вы всё это узнали?

— А кто сказал, что мы знали? Просто Перри одним солнечным днём вычитала в кеваринской книжке, как у крылатых принято сажать нар'силен, и вспомнила тот лес у Капитолия. Вот мы и решили провести эксперимент: закопать семена близко друг к другу и посмотреть, что будет.

— И уничтожить целый лес ради одного эксперимента?

— Знаешь, Марей, как говорят: толковый отравитель всегда держит при себе антидоты, и лучший способ узнать, приложил ли он руку к той или иной отраве — залить яд ему же в глотку и посмотреть, найдётся ли у него противоядие. Крылатым плевать на людей, но они не смогут проигнорировать Порчу в собственных землях. Если у летунов есть способ остановить заразу, то они непременно должны были задействовать его в Мелисельской роще, и заодно засветить тех, кому известен секрет Порчи.

— И как, засветили?

— Нет. Началась та же самая паника, что и в Бартелионе. Носятся вокруг, галдят, рыдают, пялятся на высохший лес, как баран на новые ворота; но никто ни хрена не понимает. Тут даже мы подивились: неужто крылатые и правда ничего не знают?

— Вовремя спохватились, — фыркнул Линсон. — Может, стоило подумать об этом до того, как выпустили в мир второй очаг Порчи?

— Почитаешь мораль тем, кто её создал, когда мы их найдём, — спокойно ответил Вил. — К тому же это лес, а не город. Никто не умер, если не считать лесных зверушек.

— Порча не стоит на месте, Вил. Она постоянно растёт, и теперь — вашими стараниями — сразу в двух местах.

— Значит, крылатым придётся шустрее искать ответы. Виновны они или нет, но это их деревья прямо сейчас пожирают наш мир.

— А обсудить это с самими ангелами никто из вас не догадался? Я только и слышу: шпионаж, подслушивания, подглядывания. Вы не пробовали поступить смелее? Поймать кого-нибудь из ма'аари и устроить допрос с пристрастием? Да хоть бы самого короля, или кто у них там всем заправляет — с Окулярами можно добраться до кого угодно. Ведь Иория вы тоже не тронули, как я понимаю.

— Арамео не хотел рисковать, — сказал Вилле. — До сих пор считалось, что Окуляры покоятся в руинах Турты, и нас такой расклад вполне устраивал. Уже ясно, что создателям Порчи плевать на Бартелион и Кеварин; но вот будут ли они отсиживаться в тени, когда узнают, что некая воровская шайка давно прикарманила артефакты и теперь разгуливает с ними по миру? Как бы после этого к нам не пожаловали в гости серьёзные ребята в таких же масках. Ведь даже в этом измерении мы неуязвимы лишь для тех, кто не способен сюда проникнуть.

— Ты ничего не упустил из виду? Сайтеми видела мой Окуляр, и в скором времени должна вернуться в Кеварин.

— А кто тебе сказал, что она вообще вышла из Эркона? — с заговорщицкой улыбкой произнёс Вил.

Линсон встал как вкопанный. Перед глазами живо пронеслись последние мгновения Гирмса: хозяин Окуляра появляется из ниоткуда, без единого звука, и одним ударом обрывает жизнь спящей жертвы, после чего бесследно исчезает.

— Да шучу я! — рассмеялся Вил. — Жива твоя девка. Если в дороге какие-нибудь бандюги по кругу не пустили.

С бандитами-то она справится, но…

— Ты позволил ей уйти? В чём смысл?

— В том, что мы снова зашли в тупик, Марей. Крылатые ни хрена не знают и не могут остановить Порчу в своих собственных землях. Если будем вечно прятаться, то передохнем от старости раньше, чем хоть что-нибудь раскопаем. Когда я уходил, Арамео сказал мне: «Если вернёшься из Турты с пустыми руками, мы раскрываем карты. Даём всем знать, что Окуляры у нас, и смотрим, что будет». И раз уж я и впрямь иду назад с пустыми руками — ты не в счёт, — то план можно считать приведённым в действие. Пускай твоя девка бежит к своим и рассказывает, что видела в Турте проходимца с волшебной штукой на голове. Если слухи достигнут ушей виновника Порчи, то он непременно поймёт, о каком артефакте идёт речь. Пожалуй, так даже лучше: Окуляр засветится в Турте, а не Кеварине, и наши таинственные злодеи пойдут по ложному следу, не подозревая, что настоящая угроза прячется у них под боком.

 

Глава 16

До границы с ангельскими владениями было около пяти дней пешего хода — спасибо искажённому пространству, иначе пришлось бы топать добрых три недели. Почти всё время путники проводили в мёртвой реальности, выбираясь в живой мир только для пополнения припасов. О честных покупках не шло и речи — еда и напитки изымались из амбаров и кладовых в придорожных селениях и постоялых дворах, не беспокоя хозяев. Два вора появлялись из ниоткуда, набивали рюкзаки провиантом и исчезали в никуда. Никто их не видел и не слышал, а пропажи зачастую обнаруживались лишь спустя несколько дней. Хозяевам заведений оставалось лишь озадаченно чесать головы под заверения свидетелей, что никто совершенно точно не входил и не выходил со склада.

Всякий раз, когда они грабили очередную лавку или таверну, Линсона терзала совесть. Всё детство он кормил себя одним лишь воровством, но в те дни брать чужое приходилось, чтобы не умереть от голода. Теперь же они с Вилом обладали таким состояниями, что могли целиком выкупить любой из этих трактиров, а не выносить еду тёмными ночами, выплывая из параллельного измерения.

И всё же Вилле настоял на том, что таким важным фигурам, как он и Линсон, не пристало рисковать, показываясь на глаза простому люду. Каждый выход в свет — это лишний и совершенно ненужный шанс нарваться на злобных пьянчуг, грабителей или головорезов. Окуляр не позволял моментально перескочить в иную реальность, и его владельцы были крайне уязвимы, пребывая в мире живых. По тем же причинам Вил отмахивался от предложений отдохнуть в кабаке или борделе, хоть и признавал, что за годы изысканий успел соскучиться по приземлённым утехам, столь привычным для простых смертных.

Чем дольше Линсон путешествовал в компании старого приятеля, тем явственнее замечал изменения в его характере. Вилле Корсон, конечно, и раньше был не подарок, но теперь он, казалось, и впрямь возомнил себя божеством. Всякий раз, когда речь заходила о людях, Вил говорил о них остранённо, словно о каких-то зверьках, а не своих соплеменниках.

«Надеюсь, что я не стану таким же», — думал Линсон в такие моменты. Металл Окуляра плотно сидел на лице, став для проводника почти что второй кожей.

Шагалось легко. Мёртвому миру было неведомо, что на той стороне наступала осень; здесь в любое время года было тепло и сухо, будто Порча имела власть погубить даже погоду. Свет, и тот работал здесь иначе: днём солнце не слепило глаза, а ночами над этим планом реальности висел лёгкий полумрак, позволяя продолжать путь в любое время суток.

Линсон, как мог, вытягивал из Вила информацию о «пиявках», но так и не сумел вызнать ничего конкретного. То ли старый напарник не хотел портить сюрприз от предстоящей встречи, то ли молчал из чистой вредности. Скорее всего, второе. Казалось, Корсону доставляло истинное удовольствие ловить нотки нетерпения в глазах давнего подельника, когда тот в очередной раз принимался выспрашивать о банде.

К концу пятого дня, ограбив последнюю людскую таверну, путники пересекли границу и ступили на земли ма'аари.

Здесь преобладала холмистая местность с редкими перелесками. Довольно скоро на глаза стали попадаться первые экземпляры нар'силена. Вопреки привычному для проводника зрелищу, они не распластались по земле языками Порчи и не завяли, как другие растения. Небольшие, хлипкие на вид деревца выглядели здоровыми и сияли призрачной белизной белёсых ветвей, словно были посажены пару дней назад, а не подверглись многовековому увяданию вместе с окружающим миром.

Сажали их, видимо, как придётся, без какой-либо системы. Священные деревья росли где попало: посреди полей и на вершинах холмов, торчали из-под воды и выглядывали из рощ, сразу бросаясь в глаза своим серебристым сиянием. Одно оставалось неизменным — росли они всегда поодиночке, примерно в получасе ходьбы друг от друга.

Вил продолжал разыгрывать таинственность всякий раз, когда речь заходила о банде пиявок, но на прочие темы у него легко развязывался язык. Оно и понятно: если не обучить спутника основам выживания на враждебной территории, то он станет обузой, чего Вилу никак не хотелось. Линсон узнал, например, что они не станут заходить в крупный приграничный город Даланфар, ибо для этого пришлось бы сделать солидный крюк на север. А жаль: Даланфар являлся основным торговым пунктом между Кеварином и Бартелионом, и там наверняка было на что посмотреть. Вместо этого Вил планировал заглянуть в небольшую ангельскую деревушку к югу от города, лежавшую как раз на пути.

Добраться туда Вилле и Линсон успели до темноты. Деревня носила название Мисаро и разительно отличалась от привычных людских селений. Дома здесь были выполнены из белого камня и имели округлую форму, представляя собой цилиндры и полусферы с дверьми и окнами. Как пояснил спутник Линсона, деревня эта являлась своего рода перевалочным пунктом, где вернувшиеся из странствий ангелы могли дождаться восстановления крыльев, прежде чем продолжить путь вглубь страны.

Дальше начинались полноценные земли ма'аари. Или, правильнее сказать, их небеса. Крылатый народ не нуждался ни в дорогах, ни в постоялых дворах. Взмывая в небо, за день они могли покрывать расстояния в сотни миль, ни разу не касаясь земли. Для пеших путников в лице Вилле и Линсона это означало, что Мисаро станет для них последней остановкой, где можно с комфортом отдохнуть и наворовать еды. Вслед за этим их ожидал ещё один недельный переход до Ханералла через дикие кеваринские леса — благо ангельская столица находилась в относительной близости от границы. Владения крылатого народа были столь обширны, что даже по сухой почве и искажённому пространству мёртвой реальности на их преодоление могло уйти больше месяца.

Остановились путники в двухэтажной гостинице, выбрав соседние комнаты. Материал построек оказался достаточно прочным, чтобы сохраниться в обоих измерениях, предоставляя ночлег странникам по обе стороны реальности.

Вилу досталась пустая комната, а вот Линсону пришлось делить кровать с крылатым скелетом неопределённого пола. К счастью, проводнику было не впервой видеть по утрам глядящие на него глазницы пустого черепа, и он ограничился тем, что отпихнул кости к стене, освободив для себя место.

Линсон уже встречал ангельский скелет, когда путешествовал с Сайтеми по руинам Турты, но сейчас предоставилась возможность как следует его рассмотреть и потрогать. В целом высохший ангел своим строением мало отличался от человека. Опытный целитель наверняка нашёл бы различия в длине и ширине костей, но для бывшего вора и проводника — теперь тоже бывшего — всё казалось одинаковым. За исключением, конечно же, крыльев.

Кости были толстые, почти как бедренные, и сужались к концу. Наверное, такими они и должны быть, чтобы не переломиться в воздухе под весом взрослого тела. В прежние времена, встречая ангелов в людских городах, Линсон видел в усохших крыльях лишь неказистые украшения и не задумывался об их весе. А судя по толщине костей, это всё равно что две лишние ноги, растущие из лопаток. При этих мыслях проводник проникся ещё большим уважением к крылатой воительнице, сохранившей лёгкость движений даже с бесполезным грузом на спине.

Интересно, куда этот ангел направлялся? Была ли это его последняя ночь в родных местах перед путешествием в Бартелион, или, наоборот, он (она) возвращался на родину? И в каком состоянии пребывают сейчас его крылья?

Линсон осознал, что ни разу в жизни не видел ма'аари с полноценными, оперёнными крыльями, способными поднять ангела в воздух. Лежащий рядом крылатый скелет не давал покоя, и Линсон с трудом подавил желание на минутку вынырнуть в реальный мир и понаблюдать за спящим созданием — слишком рискованно, сколько бы проводник ни был уверен в своей бесшумности. Увидит ли он когда-нибудь настоящего, здорового ма'аари? Как он успел заметить, пиявки просто помешались на скрытности. Но несмотря на это они шпионили за ангелами, подслушивали их разговоры, а значит, временами всё же посещали реальный мир и могли вживую лицезреть небесные города и их обитателей.

При мыслях о том, что в скором времени и сам получит шанс насладиться дивным зрелищем, Линсон испытал возбуждение, ранее приходившее только при мыслях о воссоединении со старой бандой. Когда же проводник, помешавшийся на деньгах, успел позабыть, сколько есть в мире дивных вещей и явлений? Наверное, он никогда и не помнил. Ни детство, ни молодость, ни взрослая жизнь не располагали воришку и афериста к путешествиям и мечтам о далёких землях. Даже планируя свою старость на берегах Вендарлена, его мысли сходились скорее на таких вещах, как еда, дом, тепло, комфорт. Думал ли он когда-нибудь о красотах, которые может увидеть, и местах, где может побывать?

Линсон не заметил, как уснул, и ночью его продолжали преследовать видения о белокрылых ангелах и небесных городах, пока что известных лишь по скудным описаниям напарника. Белые города на высоченных белых столбах — как-то так отзывался о них Корсон. Знал бы, что доведётся здесь побывать — обратился бы к Сайтеми. Уж она распишет всё великолепие своей родины так, что лучшие бартелионские поэты проглотят языки от зависти.

* * *

Когда он проснулся, солнце уже всходило над горизонтом. Здесь это был невзрачный блеклый шар, но на той стороне ангельскую деревню наверняка заливал ослепительно-яркий золотистый свет, настойчиво пробивавшийся в окна.

Скелет на кровати исчез: ночевавший здесь ма'аари, видимо, уже проснулся и покинул номер. Линсон тоже встал и первым делом заглянул к соседу, перешагнув через обломки дверей и испачкав руку о пыльные стены коридора. Вил ещё спал, развалившись на кровати с переломленными ножками, три из которых сбил он сам, чтобы не лежать на перекошенном ложе.

Не став будить напарника, Линсон вышел наружу и отправился за припасами. Вчерашним вечером Вилле показал ему, где в Мисаро находился ближайший пищевой склад. Это было продолговатое здание с округлой крышей и несколькими маленькими окошками в квартале ходьбы от гостиницы. До места Линсон добрался, не покидая мёртвого плана, и только оказавшись внутри и подыскав укромный уголок за грудой мешков, позволил себе проскользнуть из одного измерения в другое.

Мешки вновь натянулись, наполнившись изнутри свежими плодами, разломанные ящики восстановились, в ноздри ударила смесь вкусных ароматов. Погружённое в лёгкий сумрак помещение резко потемнело, а в небольшое круглое окошко, возле которого притаился Линсон, наоборот, ударили яркие лучи света.

Проводник неспроста выбрал именно эту позицию. Не только потому, что здесь было легко спрятаться. Высунув голову и убедившись, что на складе никого нет, а дверь плотно закрыта, проводник позволил себе приблизиться к окошку и осторожно выглянуть наружу.

Начищенные стены домов отражали солнечный свет, заставляя Мисаро сиять, словно призрачное древо нар'силен.

Вскоре показался первый ангел. Выплыв из-за поворота, стройная девица грациозно засеменила по уходящей вдаль улице. Два восхитительных белоснежных крыла за её спиной покачивались в такт ходьбе.

Вдруг что-то белое мелькнуло перед самым окном, заставив Линсона отпрянуть в тень. Забив крыльями и подняв ураган пыли, с неба спустился мужчина-ма'аари, облачённый в кожаную броню с изящным клинком на поясе. Врезавшись ногами в землю, он сделал по инерции ещё несколько шагов и окликнул кого-то впереди. Проводник вновь прислонился к окну, но молодой ангел поспешно скрылся из виду.

* * *

— Сайтеми?

Голос показался знакомым. Дева повернулась. Возле складского помещения стоял ма'аари в форме пограничного дозорного отряда. Месяц назад, когда отправлялась в Бартелион с тогда ещё здоровыми крыльями, этого парня она здесь не встречала. Должно быть, виделись в военной академии, где Сайтеми показала великолепные результаты, пробившие ей дорогу в гвардию Серебряных Крыльев.

— Мирико? — неуверенно предположила она.

— А я уж боялся, что ты меня не вспомнишь. — Парень заулыбался и пожал ей руку.

Сайтеми невольно устыдилась при виде густого белоснежного покрова его крыльев. Мирико не дослужился выше простого дозорного, и представительнице элитной гвардии было неловко стоять перед ним с полуживыми обрывками за спиной. От пребывания на родной земле, среди пропитанного священной энергией воздуха, кожа и перья постепенно возвращались к своему прежнему виду, но пройдёт ещё три-четыре дня, прежде чем воительница сможет подняться в воздух.

— Вижу, ты недавно из Бартелиона, — понимающе произнёс Мирико, глядя на позор у неё за спиной. — Это ведь тебя отправили к Турте, чтобы исследовать Порчу?

Сайтеми кивнула.

— Ну и как, удалось что-нибудь выяснить?

Бывший сокурсник выжидательно уставился на неё. «Хоть на крылья перестал смотреть, и на том спасибо», — подумала дева.

Последняя миссия не была секретной, как и любая другая — ма'аари не держали тайн друг от друга. И всё же в Турте случилось нечто из ряда вон выходящее. Информация, полученная при содействии людского проводника, сводила на нет все прежние догмы небесного народа. Если по Кеварину разнесётся весть, что источником Порчи оказалось священное древо нар'силен… А новости среди крылатых ма'аари разносились быстрее ветра. Не пройдёт и недели, как весь Кеварин будет в курсе того, что услышит сейчас от Сайтеми этот дозорный.

— Ничего определённого, — солгала она. Впервые в жизни крылатая воительница врала, и не кому-нибудь, а своему же соплеменнику. — Но не бойся, я возвращаюсь не с пустыми руками. Доставлю данные в столицу, а дальше дело за изыскателями. Скоро мы узнаем, чем же люди навлекли на наш мир это проклятие.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — уверенно произнёс Мирико и снова перевёл взгляд на больные крылья воительницы. — Слушай… Если хочешь, мы можем прямо сегодня отправить результаты твоей работы в Ханералл. Когда ты выздоровеешь, ребята уже успеют слетать туда и обратно.

— Нет. Прости, но эти данные слишком важны. Я должна доставить их лично.

— Что ж, будь по-твоему. Тогда выздоравливай поскорее, Сайтеми. Рад был повидаться!

Мирико махнул рукой на прощание и удалился. Вскоре Сайтеми увидела его поднимающийся на фоне чистого неба силуэт и мысленно поблагодарила дозорного: у парня хватило тактичности не взлетать у неё перед носом, демонстрируя превосходство здоровых крыльев.

Нестерпимо хотелось подняться ввысь следом за ним, не было сил ждать ещё несколько дней! Мысленно проклянув безжизненный воздух людских владений, дева со вздохом повернулась и дошла до закусочной, куда изначально держала путь.

Ма'аари ценили простор, свободу и вольный полёт, а оказываясь на земле, старались не ограждаться от свежего воздуха и неба над головой. Вот и небольшая забегаловка, готовая побаловать путников родной кеваринской кухней, держала под крышей только склад с припасами. Столики для посетителей и стойка владельца находились под открытым небом, ограждённые от дороги декоративной каменной стеной с большими оконными проёмами каплевидной формы.

— Доброе утро, Сайтеми! — поприветствовал её добродушный хозяин заведения. — Чего изволишь сегодня? Может, яичных булок из тиварских перепелов?

Мог и не спрашивать. После долгих недель, проведённых в вонючих бартелионских харчевнях, воительница была рада любому блюду с родной земли. Вереница названий и образов кеваринской кухни поплыла перед мысленным взором и на время отвлекла от тоскливых мыслей.

— Давай, — кивнула дева. — И ещё сушёных кариков! — крикнула она вдогонку, когда хозяин отправился на склад исполнять заказ почтенной гостьи.

* * *

Пора было заняться делом. Сняв с плеча котомку, Линсон развязал ближайший мешок и накидал оттуда несколько яблок. В соседних мешках обнаружились другие фрукты. Чтобы разнообразить рацион, пришлось проползти под окном и изучить содержимое ящиков в углу. Овощи, специи… Пошарив по полкам у стены, проводник наконец отыскал несколько подвешенных шматов вяленого мяса.

Левый глаз вдруг уловил движение, и перед проводником выросла фигура Вилле Корсона. Напарник сейчас находился в другом измерении и Линсона мог видеть только в виде неподвижного скелета, зато сам был как на ладони.

Линсон не стал отвлекаться и вернулся к наполнению котомки. Закончив, он завязал ремешки и приготовился отчаливать, когда дверь с лёгким скрипом отворилась и на склад кто-то вошёл. Проводник спешно спрятался за мешками и, не переставая прислушиваться к шагам, сконцентрировался и заставил своё тело как можно быстрее перенестись на другой план.

Вилле в своей реальности заметил открывшуюся дверь и безразлично повернулся в ту сторону. Не в силах повлиять на ситуацию, он привалился к стене и стал ждать, когда напарник сам выберется из живого мира.

В этот раз на переход ушло секунд сорок. Нежданный посетитель ничего не заметил. Судя по звукам, он остановился в дальнем углу и принялся насыпать в блюдо какие-то сухари. Покинув эту реальность, Линсон выпрямился и увидел на том месте груду костей с характерными дугами крыльев.

Стоявший рядом Вилле встретил его без оваций:

— Показывай, чего натаскал.

Пришлось опять снимать котомку. Без особого энтузиазма оглядев добычу напарника, Корсон переложил часть припасов в свой рюкзак и вместе с Линсоном вышел наружу. Покинув приграничную деревню, путники двинулись вглубь Кеварина.

* * *

Вместе с прибежищем для выздоравливающих ангелов позади остались и последние следы цивилизации. Впервые Линсон увидел местность, полностью лишённую дорог, указателей, придорожных селений и постоялых дворов. Поля и равнины постепенно сменились сплошными непроходимыми лесами. Непроходимыми в реальном мире: здесь же, в царстве смерти и вечной засухи, путников не задерживала ни густая трава, ни низко нависшие кроны деревьев, ни хищники, о присутствии которых свидетельствовали скелеты — достаточно крупные и зубастые, чтобы накрепко отбить мысли о прогулках на той стороне.

Кеваринские деревья красовались стройными прямыми стволами, словно желая обрести сходство с крылатыми хозяевами этих земель, и тянулись к солнцу, вымахивая до тридцати-сорока футов в высоту.

Дважды путникам встречались бескрайние виноградники, протянувшиеся в длину на несколько миль. В этом измерении от них остались лишь ряды вколоченных в землю столбиков, но проводник знал, что в этот самый момент по другую сторону реальности рождались знаменитые на весь мир кеваринские вина.

Линсон шагал следом за Вилле, огибая сухие деревья, перешагивая через корни, кочки и скелеты. Трое суток приходилось спать на земле и довольствоваться сухой украденной пищей, после чего Вилле сам не выдержал и дал добро на короткую охотничью вылазку. Решение это пришло поздним вечером, когда, уже подыскивая ровное место для ночлега, путники наткнулись на лежбище крупных парнокопытных скелетов. От привычных оленей их отличала форма рогов, выгнутых назад; неровная костяная поверхность походила на барельеф, изображающий песочные барханы.

— Кеваринские двуроги, — пояснил Вил. — У людей такие почти не водятся.

Осмотрев спящее стадо, он прошёл мимо крупных особей и остановил выбор на детёныше пары футов длиной.

— Возьмём этого. Много мяса нам ни к чему.

Пиявкам не требовалось выслеживать и подкрадываться к жертве, что на порядок облегчало процесс охоты. Присев на корточки возле детёныша, двое воров активировали процесс перехода; Вил заранее взял в руку кинжал и занёс для удара.

Мир потемнел и наполнился тёмно-зелёными красками, тишина сменилась шелестом листвы и мерным дыханием спящих животных. Никто не слышал и не замечал две неподвижные, словно статуи, фигуры, появившиеся над молодым двурогом. Вил и Линсон знали своё дело. Ни единого звука, ни одного лишнего движения. Четыре жадные руки медленно потянулись сквозь темноту к беззащитному тельцу с четырьмя тонкими ножками.

Рука на морду, удар в шею. Линсон навалился на детёныша и крепко прижал к земле, не давая поднять шум. Молодой двурог задёргался, чуть слышно захрипел и затих; ни одна особь вокруг не проснулась.

Вил мотнул головой, что означало сигнал о возврате, подхватил тушку и поплыл обратно в мёртвую реальность. Заключённый в объятия мёртвый двурог перенёсся вместе с ним.

 

Глава 17

Прохладный вечерний воздух бил в лицо. Внизу сплошным зелёным ковром проносились густые леса юго-восточного Кеварина. Крылья за спиной натужно хлопали, толкая тело вперёд, всё ближе и ближе к столице небесного народа. Сайтеми возвращалась в Ханералл.

Ей следовало бы взять севернее и сделать остановку в Виоранне, чтобы наутро со свежими силами долететь до столицы, но воительница не могла больше ждать. Она должна была получить ответы — немедленно.

Простой житель Кеварина едва бы выдержал подобный двойной перелёт и был бы вынужден совершить посадку посреди леса, что часто заканчивалось плачевным исходом. Ма'аари были хозяевами небес; внизу же правили хищники, способные расправиться даже с лучшими из кеваринских воителей. Дозорные отряды не подпускали зверьё к виноградникам и плантациям, но необжитые леса за их пределами сплошь кишели опасностями.

Но Сайтеми была далеко не рядовым кеваринцем. Гордая воительница отряда Серебряных Крыльев стоила трёх обычных ма'аари. Сильная и выносливая, она не нуждалась в остановках через каждую тысячу миль. Уже к утру она приземлится на мраморные диски Ханералла и передаст совету Эл'таро страшную правду, явленную ей в погибшей столице людского королевства.

Нар'силен распространяет Порчу… Что за нонсенс?! Как священное древо ма'аари, чья чудотворная энергия напитала силой их крылья и подарила им небо, может быть источником мерзкой заразы, пожирающей всё живое на своём пути?

Всё это какое-то глупое недоразумение, чья-то злая шутка. Бесчестному людскому роду мало было погубить собственную столицу — у них хватило наглости посеять священный нар'силен на своей проклятой земле и заставить ма'аари думать, будто они причастны к появлению Порчи!

Хватит забивать этим голову. Нужно как можно скорее добраться до совета. Они непременно дадут ответ, успокоят негодующее сердце. А бескрылых тварей, способных лишь ползать по грязной земле, ждёт суровая кара за то, что посмели столь жестоко подшутить над небесным народом…

Неправда!

Не сбавляя скорости, Сайтеми извлекла из кармана мятый клочок бумаги и прикрыла от ветра. Каждый раз, доставая этот листок, приходилось бороться с желанием порвать его на части и развеять по ветру богохульные строки.

«ВСЁ — ЛОЖЬ.

ЛЮДИ НИ ПРИ ЧЁМ.

ПОРЧУ НЕСЁТ НАР'СИЛЕН.

МА'ААРИ ВИНОВНЫ».

Ни один житель Кеварина не мог в здравом уме написать подобных слов. Как можно объявить гордый небесный народ, достойнейший из обитателей Срединного континента, виновником страшных катастроф, стирающих с лица земли целые города? Как можно помыслить, что священное древо, источник здоровья, жизни и процветания, могло породить гнусную чёрную магию, противную самой природе этого мира? Как можно назвать всё ложью, и вообще — что следует понимать под этим «всем»?

Четыре страшных постулата были выведены на бумаге в последний день пребывания воительницы в Эрконе. В компании Линсона Марея Сайтеми знатно налегла на алкоголь и сама не помнила, как потом добралась до своей комнаты. Наутро проводника уже не было, но на тумбочке лежал обрывок бумаги, лучше собственной памяти напоминавший деве о том, что ей открылось в развалинах Турты.

Поделись она своими терзаниями с человеком, тот назвал бы эти каракули пьяным бредом и посоветовал избавиться от бумажки и выбросить их из головы. Люди никогда не придавали большой значимости алкогольному опьянению. Для них вино было способом расслабиться, временно забыться.

Но для небесного народа дела обстояли в точности наоборот. Крепкие напитки, ударяя в голову, словно срывали невидимый покров, замутнявший сознание. Только напившись в стельку, ма'аари обретал чистый, незамутнённый разум и мог взглянуть на мир с другой стороны. Стороны, на которой исчезали столь привычные надменность и высокомерие, а прочие обитатели мира уже не казались низшими расами, недостойными внимания гордых крылатых созданий.

Причина были всем известна, но редко произносилась вслух.

Ва'лар.

Благословение и проклятие крылатого народа. Возвышаясь над бренным миром, небесное божество находилось в непрерывной ментальной связи с каждым ма'аари. Убаюкивало, успокаивало, уберегало от сомнений и колебаний, не позволяло усомниться в величии и непогрешимости — своём собственном и своих соплеменников.

Ва'лар никогда не обращался к подопечным напрямую, но каждый ма'аари, куда бы ни завели его странствия — на север или юг, запад или восток, пышущие жизнью просторы Кеварина или омертвевшие руины Турты, — непрерывно ощущал близкое присутствие надзирающего божества.

Не нуждаясь в словах, Ва'лар словно шептал: «Ма'аари — величайший из народов. Нет никого храбрее вас. Нет никого умнее, честнее и достойнее крылатых хозяев Кеварина. Вы — жемчужина и гордость этого мира, его надежда и опора. Вам неведомы склоки и раздоры, вы не знаете воровства и обмана. Вы — единое целое, непорочное и неразрушимое».

Таковы были догмы небесного народа. Не записанные на бумаге, не вырезанные на камне, а с самого рождения заложенные в сознание каждого ма'аари и преследующие его на всём жизненном пути. Жители Кеварина и впрямь никогда не ссорились, не предавали и не воровали, чем разительно отличались от прочих рас, населяющих этот мир. Народ ма'аари жил как единое целое, а единый организм не может вступить в конфликт сам с собой, если только не повредится рассудком.

Ма'аари были идеальны. Такова была правда. Но не их правда.

Ва'лар не стремился править. Он не держал при себе слуг, не отдавал приказов и не выносил приговоров. Он вообще не вступал в контакт с крылатым народом, и до сих пор никому из ма'аари так и не удалось услышать от него ни единого слова.

Незачем разговаривать с теми, кто и так подчинён тебе с самого рождения, чьи помыслы и стремления изначально продиктованы твоей волей.

По тем же причинам в Кеварине не было ни королей, ни императоров. Высшим органом власти был совет Эл'таро — группа почтенных старейшин, заседавших в зале Небесной Ассамблеи. Но и они не столько решали и приказывали, сколько трактовали единую волю всего народа, передавая её исполнительным лицам — воителям, изыскателям, фермерам и всем остальным.

И лишь одна вещь спасала от непрестанного присутствия чужой воли, позволяла укрыться от влияния Ва'лара и почувствовать себя пусть не идеальным, но… настоящим. Живым существом, а не выбитой в мраморе скульптурой совершенства. Как ни странно, этой вещью оказался алкоголь.

Пуская по жилам потоки крепкого нектара, ма'аари словно заслонялся невидимой ширмой, способной укрыть даже от вездесущей воли Ва'лара. Способное протянуться через целые континенты, божество упиралось в непреодолимую преграду, стоило крылатому созданию как следует напиться.

Неудивительно, что винный промысел обрёл столь широкую популярность среди крылатой расы. Произведением спиртного занимались все кому не лень. На дисках небесных городов то и дело встречались небольшие фермы, а плодородные земли Кеварина дали приют сотням огромных виноградников. Винодельни работали день и ночь, их продукция по праву считалась лучшим алкоголем на свете, и кеваринские вина пользовались успехом во всех уголках континента, не найдя интереса разве что у стальной расы големов.

Но если для рядового ма'аари алкоголь был всего лишь способом на время прогнать из головы чужое присутствие, то Сайтеми он заставил принять и осознать страшную правду. Правду, записанную на хлипком мятом клочке бумаги, но способную перевернуть весь прежний уклад жизни небесного народа.

ПОРЧУ НЕСЁТ НАР'СИЛЕН.

МА'ААРИ ВИНОВНЫ.

Глаза читали обвинительные строки, а голос божества шептал на ухо: «Успокойся, дитя, не поддавайся обману. Злые, завистливые силы, коим претит величие небесного народа, стремятся посеять сомнения в твоей непорочной душе. Они — разрушители. Мы — спасители. Ма'аари вернут покой и процветание в этот страдающий мир, и ты полетишь в первых рядах среди заступников».

Не поддавайся обману…

Темнело, различать буквы становилось всё труднее. Может, оно и к лучшему… Сайтеми сложила листок и вернула за пазуху.

— Ты не обманешь меня, Ва'лар! — процедила она сквозь сжатые зубы.

Далеко внизу проносились леса, пока ещё различимые в вечерних сумерках. Средь зелёной ряби листвы проскакивали редкие поляны и линии рек. На одном из открытых участков среди травы мелькнула россыпь серых пятнышек — стадо двурогов укладывалось на ночной отдых.

Желудок тут же напомнил, что не видел ни крошки еды с самого утра. Захотелось мяса. Двурожьей вырезки… с кетчупом Каранто и приправой из голубого перца…

Дева взболтнула головой, прогоняя мысли о голоде. Охотиться в одиночку и устраивать привал на земле — верный путь самой закончить день в чьём-нибудь желудке. Если хотела сытного ужина и тёплой кровати, надо было лететь через Виоранн, а не рваться напрямик в столицу. Теперь придётся терпеть до самого Ханералла.

Воздух свистел в ушах; голос божества нашёптывал слова успокоения.

Она выдержит. Лучшая из лучших, гордая воительница отряда Серебряных Крыльев, она не позволит никому, будь то человек, ангел или бог, управлять собой, трезвой или опьянённой, словно какой-то куклой. Она порвёт нити и узнает правду.

Ветер бил в лицо. Кеваринская воительница летела домой.

* * *

Лагерь разбили прямо здесь. Приготовили ужин, остатки мяса распихали по рюкзакам. Скелеты вокруг не двигались с места — табун так и не заметил нападения на детёныша. Обнаружив утром пропажу, двуроги едва ли поймут, куда он подевался. Охотники с Окулярами не оставляли ни тел, ни следов.

— Сколько нам ещё идти? — спросил Линсон, пока они ужинали на лесной поляне, находясь в мёртвом измерении в окружении двух дюжин двурожьих скелетов.

— По-честному от границы до Ханералла месяц пути, но на нашей стороне искажённое пространство, так что доберёмся к концу недели, если не раньше, — ответил Вил, обглодав остатки мяса с кости. — Но как ни посмотри, у крылатых всё равно фора. Они такие расстояния за пару дней пролетают.

— А как ангелы отдыхают в пути? Судя по твоим рассказам, ночевать в лесу у них не принято.

— Никак. Крылатые строят города с такими интервалами, чтобы можно было добраться из одного в другой за один дневной перелёт. Между Даланфаром и Ханераллом есть ещё один город, к северу отсюда. Нам с тобой туда сворачивать смысла нет — только время потеряем.

* * *

Поутру скелетов уже не было. Табун двурогов проснулся раньше и убрался прочь — здешние леса были полны хищников и слишком опасны, чтобы топтаться на месте и тратить время на поиски одного потерявшегося детёныша.

Свернув лагерь, Вилле и Линсон двинулись дальше на северо-запад, к столице Кеварина.

* * *

Сайтеми не заметила, когда наступил рассвет. Просто в один момент она осмотрелась по сторонам и поняла, что ночь давно закончилась. Небо поголубело, утреннее солнце проливало свет на густые леса Кеварина.

Крылья ломило от нещадной боли, каждый взмах стоил отдельного усилия. Возможно, вылетать в столицу до их полного восстановления было не такой уж хорошей идеей. Следовало отдохнуть ещё денёк-другой, прежде чем покинуть гостеприимную приграничную деревню.

Глаза слипались, по лицу текли капли пота, но воительница ещё держалась.

К счастью, из-за горизонта уже выплывали, сверкая белизной, колонны Ханералла — небесной столицы. Осталось выдержать ещё пару часов, и она будет дома. Только бы не рухнуть вниз раньше времени…

На спину легла чья-то тень. Слишком большая для птицы и слишком быстрая для велтуара — прирученные небесным народом грузовые скаты ни за что не угнались бы за своими хозяевами, — тень определённо принадлежала другому ма'аари.

Она всё приближалась, пока Сайтеми не начала чувствовать на затылке чужое дыхание. Лишь один ма'аари во всём Кеварине мог позволить себе столь вольготно приблизиться к воительнице Серебряных Крыльев, и дева искренне надеялась, что это он и был. Осаждать обнаглевшего кавалера крепким хуком по носу не было никаких сил.

— Шестьдесят семь дней, — прошептал на ухо столь знакомый ровный голос. — Я считал часы и минуты, и с каждым стуком часов проклинал себя, что позволил тебе улететь одной.

Торино умело подстроил ритм своих крыльев, заставляя их биться в унисон с Сайтеми, так чтобы двое ма'аари не мешали друг другу, совершая полёт в столь тесной близости. Опускаясь, они аккуратно подталкивали вниз крылья воительницы, и поднимались вверх раньше, чем могли помешать обратному движению крыльев возлюбленной.

Сайтеми открыла рот, чтобы ответить, но сил не осталось даже на это.

— Ничего не говори, — произнёс Торино. — Я чувствую твою дрожь, ты страшно измотана. Зачем же ты полетела напрямик, дурочка…

Сайтеми стиснула зубы, сдерживая подступающие слёзы. И усталость. Она нахлынула столь резко, что воительница спикировала бы вниз, если бы не мужские руки, моментально обхватившие её талию.

— Отдохни. Твои крылья ещё слишком слабы, чтобы нести такую пылкую хозяйку. Позволь мне помочь.

Девушка не стала противиться и пытаться скрыть свою слабость. Да и какой смысл скрывать то, что Тарино и так видел насквозь? Она слишком устала, чтобы преодолеть остаток пути. В безмолвной благодарности Сайтеми сложила уставшие крылья под собой и расслабилась в объятиях возлюбленного, позволив ему нести по небу их обоих.

Торино, за плечами которого не лежал почти суточный перелёт, без труда справлялся с двойным весом и энергично хлопал крыльями, а его руки и ноги плотно обвивали тело девушки, уберегая её от падения. Исполинские столпы Ханералла становились всё ближе.

* * *

Как и планировал Вилле, путь от границы до Ханералла удалось преодолеть меньше чем за неделю, и в полдень шестого дня двое путников стояли у подножия кеваринской столицы.

Город, построенный ангелами на, или, правильнее сказать, над обширной холмистой местностью, был хорошо виден за много миль. Множественные исполинские колонны, вырастая из земли, тянулись ввысь, под самые облака, где служили опорой для небесного города.

Мысль о нар'силенах Линсон сразу отбросил — слишком очевидно было рукотворное происхождение этих конструкций. Все столбы были одинаковой толщины, высоты и формы, сужаясь к середине и вновь расширяясь под городскими улицами. Кроме того, они не светились и обладали невероятной прочностью, раз держали на себе целый город, чего никак нельзя было сказать о хрупком древе ма'аари.

Оставалось только гадать о строительном материале и технологии, применённых при строительстве сего архитектурного чуда.

Как нетрудно было заметить, их конструкция не предусматривала лестниц или лифтов: город был построен ангелами для ангелов, и попасть в него можно было только по воздуху.

Всего колонн было около дюжины, часть из них в этой реальности обвалилась, утянув за собой и обрушив на землю целые кварталы кеваринской столицы. Интересно, хватит ли их прочности, чтобы выдержать таран или снаряд катапульты, если люди вдруг задумают вторгнуться в земли своих крылатых соседей.

— Поднимемся вон там. — Вилле указал рукой на одну из упавших колонн. Переломившись посередине, та свалилась на землю и утянула за собой два моста, соединявших её с соседними опорами. Левый мост лопнул и теперь безвольно свисал с устоявшей части города, а правый выдержал нагрузку, натянувшись по диагонали до самой земли.

— И часто вы так спускаетесь и поднимаетесь обратно? — спросил Линсон, прикинув расстояние. До вершины соседней колонны, где высилась уцелевшая часть города, предстояло проползти несколько миль.

— Почти никогда. Но это не так трудно, как тебе кажется. Пошли. — Вил ускорил шаг.

Забраться на рухнувший мост оказалось несложно благодаря щедро наваленным обломкам домов — таких же круглых, как в деревне Мисаро. С левой стороны над путниками стеной возвышалось плато, некогда бывшее верхушкой колонны, а справа поднимался в небо длинный мост, достаточно широкий, чтобы вместить два ряда частично сохранившихся построек. Вереницы небольших домов протянулись по середине моста, разделив надвое широкую, ничем не огороженную дорогу над пропастью.

Вил повёл спутника по правой стороне, но парой кварталов выше, огибая скатившиеся каменные обломки, свернул на левую, откуда открывался завораживающий вид на остальные колонны ангельского города.

Подъём был относительно пологим, а сам Линсон никогда не жаловался на слабые ноги, и всё же его мало воодушевляла перспектива подниматься вот так несколько часов. Чтобы хоть немного отвлечь себя от усталости, он стал разглядывать постройки связующего моста. Интересно, каково это: выходить утром из дома и оказываться на краю обрыва?

— Не пялься на дома, — прервал его размышления напарник. — Если Окуляр подумает, что тебе здесь чего-то надо, то так и будешь ползти до самого вечера.

Только сейчас Линсон заметил, что Вил успел уйти далеко вперёд и теперь дожидался выше по улице. Не желая отставать, он уставился себе под ноги и позволил белокаменным зданиям спокойно проплывать мимо, сливаясь в единую вереницу окон, дверей, декоративных деревьев и скамеек.

Не прошло и часа, как склон закончился и ноющие ноги с облегчением ступили на ровную поверхность, когда путники наконец поднялись на уцелевшую колонну. Основная инфраструктура и крупнейшие районы города располагались именно здесь — на вершинах исполинских столпов.

Мраморные постройки сохранились на порядок лучше хлипких людских строений, и даже в этой реальности, давно встретившей гибель всего сущего, по-прежнему можно было оценить красоты небесного города.

Проспект, протянувшийся через весь обваленный мост, уходил дальше, к центру колонны, а в стороны от него отделялись закруглённые улочки, огибая район по окружности и образуя собой кольцевую застройку. Широкие и просторные дороги были щедро обсажены стройными деревьями, ныне превратившимися в сухие крючковатые стволы.

Постройки здесь были небольшими, в основном одноэтажными, и постепенно вырастали по мере приближения к центру. Безвкусных людских бараков Линсону найти не удалось, как он ни всматривался. Изысканные купола и шпили соревновались в своей красоте, но при этом не смели загораживать небо, располагаясь на почтительном расстоянии друг от друга, и состояли чаще из тонких каркасов, нежели из сплошных стен и потолков.

Даже мелкие дома следовали этой традиции, оставляя между собой просторные дворы и прогулочные площадки. Несмотря на ограниченную площадь, ангелы явно не стремились к плотной застройке и ценили свободу передвижения — как в воздухе, так и на земле.

Вилле уверенно шагал впереди, отпихивая с дороги кости и прочий мусор. Ближе к середине проспекта он свернул направо, миновал ещё пару кварталов и остановился возле двухэтажного дома, ничем не примечательного на вид.

— Ну что, ещё не передумал встретиться с бандой? — он повернулся к Линсону.

— Веди уже, — буркнул тот, пытаясь скрыть подступившее волнение.

Что принесёт ему эта встреча: радость от воссоединения со старыми друзьями или разочарование от обманутых надежд? Прошло пятнадцать лет. Сильно ли изменилась банда за это время? Встретит ли он тех самых ребят, которых похоронил в юности, или за этой дверью его ждут уже совсем другие люди с иными целями и амбициями?

Но поздно терзать себя сомнениями. Он согласился на эту встречу, преодолел путь в тысячи миль, и через минуту наконец узнает правду. Сделает выводы. Примет решение.

Вилле потянул дверную ручку — осторожно, словно отдавая дань уважения тому, как долго она продержалась, и вошёл внутрь. Линсон шагнул следом. Судя по убранству светлого круглого помещения, это был жилой дом. Изысканная мебель, вазы и скульптуры оставляли достаточно свободного пространства для передвижения с громоздкими крыльями за спиной. Возле сломанного кресла-качалки лежал на полу крылатый скелет. Других живых (или когда-то живых) существ здесь не было, но в дальнем конце просторной комнаты уходила наверх широкая лестница без перил.

Путники пересекли комнату и поднялись наверх. Линсон взял себя в руки и не стал раньше времени выглядывать на второй этаж. Только преодолев последнюю ступеньку, он позволил себе поднять взгляд и разом осмотреть всё помещение.

Два человека, не считая его и Вила.

Первая лежала слева, удобно устроившись на диване. Пятнадцать лет не прошли для неё бесследно, превратив задорную юную девицу во взрослую женщину; и всё же юношеское лицо и короткая стрижка не позволяли спутать Перри ни с кем другим. Подперев голову рукой, она с интересом разглядывала давнего напарника, и тот отметил, что механическая маска совсем не идёт к её симпатичному личику.

Когда они виделись последний раз, Перри носила ушитые мальчишеские лохмотья; сейчас наряду воровки позавидовали бы знатные дамы из высших бартелионских сословий. Стройную фигуру девушки плотно облегал искусно вышитый серо-зелёный костюм из мягкой, несомненно дорогой ткани и изящные, но практичные кожаные сапожки с серебристым узором. На пальцах сверкали драгоценные кольца, на мочках ушей покачивались бриллиантовые серьги. Нетрудно было догадаться, откуда всё это взялось, как и представить лица кеваринских портных и ювелиров, когда у них следом за трактирщиками начал пропадать товар со складов.

Второй человек стоял у окна в дальнем конце комнаты, глядя на улицу и положив руки на оконную раму. Одетый в лёгкий кожаный доспех — опять же кеваринский, других здесь было не достать, — он был одного с Линсоном роста, только чуть плотнее. Длинные чёрные волосы ниспадали на плечи; на краю лица, как и у остальных, виднелся металлический каркас Окуляра.

— Я же говорил вам, что это будет Линсон, а вы не верили. — Арамео оттолкнулся от окна, развернулся и подошёл к проводнику. — Я знал, что даже Порче не под силу ухватить твой вертлявый зад. Рад тебя видеть, дружище!

 

Глава 18

Арамео похлопал его по плечу, и старые друзья крепко обнялись.

— Долго же ты пропадал, седой, — сходу сочинила Перри новую кличку и тоже обняла напарника.

— Знаете, что я думаю, ребята? — Арамео снова повернулся к окну, выходившему на просторную улицу. — Возвращение Линсона — это знак. Пиявки снова в сборе, в своём полном составе. Теперь, я верю, всё изменится. Мы наконец докопаемся до правды. Кстати, о правде. Вил, удалось что-нибудь узнать в Эрконе?

— Кроме того, что наш блудный ковыряльщик жив, здоров и успешно делает денежки на экскурсиях в Турту? — отозвался тот.

— Я смотрю, ты не терял времени даром, Линсон, — усмехнулся главарь банды. — Мне уже не терпится выслушать твою историю. Но сначала ты, Вил. Хочу услышать полный отчёт о твоём задании.

— Если ты не заметил, Мео, мы только что прошагали несколько тысяч миль, — сказал Корсон. — Дай мне отдохнуть. И выпить.

С этими словами Вил бухнулся в одно из свободных кресел. Линсон последовал его примеру, пока остальные не решили, что он устал меньше напарника. Сев на освободившийся диван, тело едва не утонуло в непривычной мягкости. Последнюю неделю им с Вилом приходилось спать на голой земле и видеть сны о мягкой домашней кровати. Раскинув руки, Линсон запрокинул голову и расслабленно выдохнул.

Перри подала ему бутылку и села рядом. Линсон устало повертел сосуд перед глазами, рассматривая этикетку:

— Лёгкое?

— Другого не пьём, — ответил Арамео, налив себе небольшой бокал. — Торес однажды так нажрался, что чуть не вывалился в реальный мир. Хорошо, что эта комната всегда пустует, иначе повязали бы его на той стороне, готовенького. С тех пор крепкое у нас под запретом. Ты тоже привыкай, что находишься в стане врага. Людям здесь взяться неоткуда, и если крылатые тебя увидят, сыграть в дурачка уже не выйдет.

Линсон глотнул из горла, с наслаждением пустив по телу прохладное, чуть сладкое вино:

— А что это за дом?

— Жилище одного старого летуна. Жена его давно померла, а её комнату он превратил в этакий музей. Ничего здесь не переставляет, внутрь никого не пускает. Разве что сам изредка заглядывает, ностальгирует о былых временах. Но он почти всегда под градусом, так что если кого и заметит, то спишет на белочку. Прибавь сюда кучу мягкой мебели — и получишь идеальное место для базы. Сам-то ты где обитал, пока жил в Эрконе?

— Да прямо у себя дома, — буркнул со своего кресла Вилле, также потягивая вино из бутылки. — Он, представь себе, за пятнадцать лет так и не просёк, что может прыгать между измерениями. Так и жил среди живых, светил своим сокровищем на каждом углу.

— Рискованно. — Арамео потёр подбородок. — Если бы кто-то посторонний завладел артефактом…

— Стал бы проводником заместо Марея, — снова высказался Вил. — Или ты думаешь, что новый владелец этой железки помешал бы нашим планам? Не переоценивай людей, Мео. Они слишком тупы, чтобы думать о чём-то, кроме сиюминутного заработка.

— Никуда бы ваш Окуляр не делся. Я принял все меры предосторожности, — беззлобно возмутился Линсон.

— Ты о тех подделках, которые носил на физиономии вместо оригинала? Хороша предосторожность, ничего не скажешь.

— Чего вы привязались к этому Окуляру? — заступилась за него Перри. — Сами-то смогли бы столько лет прятать артефакт у всех на виду? Это вам не в пустом мирке сидеть, где никто не видит. — Женщина повернулась к Линсону. — Расскажи лучше, как вообще этот артефакт к тебе попал? Он же был у Демби, когда мы последний раз его видели.

* * *

Разговор вышел долгим. В отличие от Вила, которому было откровенно чихать на судьбу друга, эти двое хотели знать всё. Как пережил первую Жатву? Как сбежал из столицы, как устроился в Эрконе? Чем зарабатывал на хлеб, как додумался до идеи о платных походах в зону Порчи?

Даже спустя сотни лет круглая комната кеваринского дома не потеряла своей уютности. Казалось, сиё умиротворённое место только выиграло от царящих за окном тишины и запустения. Или это Линсон так истосковался по крыше над головой, что был рад и древней, скрипящей рухляди, лишь бы не сидеть на голой земле.

Арамео слушал с нескрываемым интересом, а Перри и вовсе сгорала от нетерпения, заваливая уточняющими вопросами после каждого эпизода. Вилле же отдался во власть кресла с бутылкой и ограничился тем, что периодически пофыркивал и вставлял язвительные комментарии.

Одной бутылки не хватило, но Арамео запретил напиваться, и дальнейший рассказ о своих злоключениях пришлось вести под безалкогольный фруктовый сок.

Линсон рассказывал и вместе с тем отдыхал — и душой, и телом. Больше не нужно было прятаться, оборачиваться в толпе и спать с открытым глазом в постоянном страхе перед грабителями и стражей. Не нужно считать монеты и просматривать счета, прикидывая, сколько осталось до осуществления дурацкой мечты, и ждать новых контрактов от Генрима. Никаких запретных походов в компании мутных личностей, так и норовящих раскрыть и украсть секрет проводника, оставив его холодный труп на съедение Порче и луркерам.

А главное — больше не придётся скорбеть и оплакивать погибших друзей. Вот они, живые и здоровые, почти в полном составе. Слушают, говорят, подкалывают и смеются. Надо и с Торесом обязательно повидаться, но это ещё успеется. Он снова был среди своей банды, пусть и не в Турте — но всё равно дома.

Иные могли найти это место странным. Пустой город в пустом мире, давно встретившем свой последний день. Мраморные кварталы, нависшие над сотнями миль пустых равнин и мёртвых лесов. И среди этой бесконечной тишины и покоя, на одной из исполинских колонн, в одном из сотен заброшенных строений, со второго этажа раздавались голоса и смех, где компания из последних выживших людей праздновала возвращение старого друга.

Мир вокруг больше не имел значения, Линсон всецело отдался моменту. Ребята рассказывали о своих приключениях, а он — о своих. Не утаил ничего. Рассказал всё, что узнал об ангелах и големах; и о тайной делегации, подкупившей Генрима, тоже не умолчал.

Линсон и не помнил, как уснул. Вилле пропал раньше всех. Позже по своим делам ушла Перри, позволив проводнику улечься на освободившемся диване. Ещё какое-то время они болтали с Арамео — или это было уже частью сна? Уставшее с дороги тело слишком легко поддалось вину и мягкому ложу, незаметно подменив реальность на сновидения.

* * *

В сознание проводник пришёл уже утром на том же диване.

Арамео собирал рюкзак с припасами, Перри копошилась неподалёку. В круглой комнате было светло, мягкий солнечный свет проникал через лишённые занавесок окна.

— Который час? — Линсон поспешно сел, оглядываясь вокруг. Кроме них троих, в комнате никого не было.

— Не вскакивай, ты не в армии, — усмехнулся Арамео. — Почти десять.

— Где Вил?

— Отправил его в Мелисельскую рощу. Торес ждёт не дождётся, когда его подменят. Да и тебя будет рад повидать. Только явится он ближе к вечеру — до рощи путь неблизкий.

— Может, тогда и меня озадачишь какой-нибудь работой? Не всё же мне на халяву вина распивать.

— Рано тебе на работу. Скорее заблудишься и потеряешься, чем что-то раскопаешь.

— В этом городе разве что слепой потеряется. — Линсон помнил, какие виды открываются с мостов и районов небесного города. А упавшие колонны, видимые с любого края, служили отличным ориентиром.

— И всё же тебе не помешает небольшая экскурсия, — сказала Перри.

— Вот ты этим и займёшься. — Арамео перекинул лямку через плечо. — Твоя задача: чтобы к вечеру наш ковыряльщик ориентировался в Ханералле, как в этой комнате, а через неделю разговаривал на кеваринском, как будто родился и вырос среди крылатых. В семь вечера собрание, потрудитесь не опоздать.

Прошагав мимо растерянной девушки, главарь пиявок скрылся на первом этаже. Внизу хлопнула дверь. Перри проводила его взглядом, затем озадаченно повернулась к Линсону:

— Ну что, пойдём выполнять задание? — И, не дожидаясь ответа, направилась к лестнице. — Еду не бери. Сразу покажу, где её воровать, — добавила она, спускаясь вниз. Линсон поспешил следом.

Столица Кеварина выглядела так же, как и вчера. В этой реальности ничего и никогда не менялось, постоянство было здесь нерушимым законом. В настоящем мире Порча пожирала дома и предметы постепенно, вызывая новые обвалы и обрушения даже спустя много лет. Но существовал некий порог, на котором процесс распада прекращался, словно само время останавливалось, запечатлевая картину погибшего мира.

Улицы были тихи и пустынны, Арамео уже успел пропасть из поля зрения. На всякий случай Линсон прислушался, хотя не было и шанса расслышать шаги давнего напарника по воровскому ремеслу.

Перри положила руки на пояс и деловито осмотрелась, прикидывая маршрут.

— В этом районе ничего полезного нет. Сходим для начала, пожалуй, на торговый диск. Крылатые так называют городские районы — диски. Потому что плоские и стоят на колоннах.

Выбрав направление, девушка уверенно зашагала по улице. Линсон последовал за ней.

— Зачем было развёртывать базу в бесполезном районе? — спросил он.

— Я сказала, что в нём нет ничего ценного, — поправила девушка, — но не говорила, что он бесполезен сам по себе. Этот диск ближе всех к спуску на землю, а для «пиявок» это имеет значение. Крылышек-то у нас нет, а спускаться приходится: помыться, постираться, мяса наловить. В ту же Мелисельскую рощу заглянуть.

— А что, в городе воды нет?

— Мало, и в основном для питья. Крылатым легче самим слетать до водопада, чем тащить наверх бочки с водой, так что бань и бассейнов тут по пальцам пересчитать. К тому же, в этом измерении вода давно высохла, а плескаться на той стороне, сам понимаешь, слишком рискованно. Вот и приходится нам таскаться вниз, а после подъёма не очень-то хочется ползти к базе ещё через несколько мостов, сам понимаешь.

Перри перепрыгнула через повалившийся столб, по-девчачьи раскинув руки. Хоть она и выросла, подростковые повадки никуда не делись. Голос повзрослел, но в то же время в нём слышались знакомые озорные нотки.

Заметив затянувшееся молчание, Перри вдруг игриво спросила:

— Ты, надеюсь, больше не ревнуешь меня к Арамео?

Линсон удивлённо приподнял бровь от столь неуместного вопроса. Он уже и думать забыл о той глупой ссоре и повлекшей её детской влюблённости, о которых Вил зачем-то ему напомнил.

Проводник чуть отстал и осмотрел шагавшую впереди девушку. Безусловно, было бы ложью заявить, что её стройная фигурка, облачённая в прекрасно сидящий кеваринский костюм, не волновала мужчину, который уже больше недели не встречал ни одной живой женщины, но никаких особых чувств Линсон в себе не услышал. Перри была давней подругой и верной напарницей, которую он, если она вдруг того пожелает, с радостью пустил бы к себе под одеяло. Но не более того.

Но где нет ревности, там есть любопытство.

— А есть повод ревновать? — не удержался от вопроса проводник.

— Ну… раз в недельку, скажем, появляется, — ответила девушка после недолгих подсчётов.

— Тогда прощаю, — усмехнулся Линсон. — По разу на неделе мне тоже обламывалось, пока Вил не притащил меня в это гиблое место.

— Притащил? — удивилась Перри. — Я думала, ты пошёл с ним добровольно.

— Да шучу я. Корсона ещё уговаривать пришлось. Он, видишь ли, сомневался, что я достоин вновь воссоединиться с бандой.

— Его можно понять. Вил не видел тебя пятнадцать лет и не знает, можно ли тебе доверять.

— А что насчёт тебя? Тоже сомневаешься в моих чистых намерениях?

— Не-а, нисколечко. Я вижу — передо мной всё тот же Линсон Марей. Рукастый и башковитый, но недостаточно уверенный в себе, чтобы взять руководство в свои руки. Вот и бежишь на край света за Арамео, чтобы он сказал тебе, что делать.

— Так вот какого ты обо мне мнения? — произнёс Линсон с лёгкой обидой в голосе.

— Это правда, Линсон. Не дуйся. Мы здесь все такие — вторые после лидера. — Перри повернулась к нему, продолжая шагать задом наперёд. — И я рада, что ты вернулся. Правда.

— Что ж, постараюсь не разочаровать.

— Уж постарайся, — хмыкнула девушка. — С лёгкой руки Арамео за твою полезность теперь отвечаю я. Придётся научить тебя, как шпионить за ангелами и не попадаться на глаза. Собственно говоря, прямо сейчас и приступим. Глянь-ка вон туда.

Девушка указала на открытую площадку у дороги. Квадратные столики, местами украшенные пустой тарой и скелетами на стульях, соседствовали с гигантскими цветочными горшками — тоже давно опустевшими. В стороне угадывались две торговых постройки с витринами, вмонтированными в фасадную стену.

— Угадаешь, что тут продаётся? — спросила девушка.

В первом здании, вне всяких сомнений, продавалась еда и напитки, а вот во втором… Осмотрев ещё две каменные вазы у входа и многочисленные горшочки на полках, Линсон мог сделать лишь один вывод:

— Цветочная лавка?

— Правильно! — похвалила Перри. — Закусочная «Цветочная поляна». Весьма популярное место в этом районе — посмотри, сколько скелетов. Ангелы любят здесь отдыхать и делиться новостями.

— А пиявки — эти новости подслушивать, — догадался Линсон.

— Ага, наш основной род занятий. И вот тебе второе задание: придумай, где нам спрятаться, так чтобы не увидели в реальном мире.

Проводник обвёл взглядом площадку. Столы и стулья у всех на виду — ни ширм, ни занавесок. У магазинов огромные окна и витрины в стенах, всё хорошо просматривается. Горшки с цветами…

Линсон подошёл к ближайшему, поставленному у самой дороги, и перегнулся через край — каменный сосуд доходил ему почти до пояса. От былого цветастого великолепия в этом мире остались лишь сухие тростинки, сиротливо торчащие из земли, но не это заинтересовало проводника. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что горшок имеет форму бублика с пустым пространством посередине.

— Если эти зубочистки превратятся в густую растительность, — Линсон потыкал пальцем по верхушкам обломанных веток, — то лучшего места, чем эта дырка в горшке, нам не найти.

— Надо же, а ты не растерял былой хватки, седой. Я удивлена, — одобрительно сказала Перри.

— Боюсь спросить, каким же ты меня представляла спустя пятнадцать лет. Отъевшимся брюхачом, годным только считать монеты да закидывать в рот стейки?

— Скорее, костлявым трупиком в развалинах Турты, — честно ответила девушка. — Но и вариант с толстяком не видится таким уж невозможным. Что-что, а голодать с Окулярами нам уж точно не приходится. Тем отраднее видеть, что Линсон остался Линсоном. Ну, чего ждём? Полезай.

Девушка пригласительно указала на горшок и вскарабкалась на каменную стенку следом за Линсоном.

— Вдвоём тут будет тесно, — сказал проводник, спрыгнув в отверстие «бублика».

— Ничего, уместимся.

От сидячего положения Перри сразу отказалась, дабы не светить макушками у самой кромки. Пришлось свернуться внизу калачиками, закинув ноги друг на друга.

— Теперь переходим. Готов?

Проводник кивнул и активировал процесс перехода. Их лица находились совсем близко, девушка сосредоточенно глядела перед собой. Левую половину её лица закрывала механическая маска с линзой.

Земля под боком увлажнилась и поросла сорняками, нависшие стенки горшка очистились в белый цвет; солнце прибавило яркости, но теперь едва пробивалось через густую зелень: цветы и травы, растущие из горшка, надёжно укрывали спрятавшихся под ними людей.

Вокруг зазвучали голоса.

— Анаро канэ.

— Киви ро линетана?

Линсон скептически скривился, не понимая ни слова. Девушка ехидно улыбнулась и скосила глаза вверх, вслушиваясь в ангельскую болтовню.

По плитам дороги и обеденной площадки топали лёгкие шаги; иные из ангелов проходили аккурат возле горшка, заставляя проводника напряжённо сжиматься. Слышался стук кружек о столы, высоко в небе хлопали крылья.

Охватив разом весь ансамбль звуков и голосов, можно было набросать на воображаемом холсте примерную картину жизни спального района небесного города. И чего-то в этой картине явственно не хватало. Наверное, утренней ругани крикливых тёток. Скрипа телег и матерных воплей бригадиров. Злобного собачьего лая из-за калиток и мявканья голодных кошек.

Одним словом, город был лишён суеты. Тихие умиротворённые кварталы, где все друг друга знают и доверяют, где никто никуда не спешит, а соседи собираются утром за столиком, чтобы насладиться ароматным чаем и обсудить последние новости. Здесь неоткуда ждать проблем, нет нужды оглядываться на ходу и держаться за кошелёк. Если доведётся встретить старость, Линсон совсем не отказался бы провести её именно в таком месте.

В стороне послышался тихий приятный голос. Негромко напевая себе под нос, молодая девица остановилась возле горшка и наклонила лейку над цветами. Вниз упало несколько прохладных капель.

Перри недоверчиво посмотрела на густые заросли и дала напарнику знак возвращаться. Полминуты спустя за стенками горшка снова раскинулось царство тишины и тлена. Выбравшись наружу, Линсон увидел на каменных плитах скелет с ржавой лейкой в костлявой пятерне. Вскоре он исчез вслед за живой хозяйкой, ответственной за полив всех цветов на площадке.

— Вот так мы и работаем, — сказала Перри, отряхнув руки. — Залазим в неприметное место и слушаем, о чём болтают крылатые.

— И о чём они говорили? — поинтересовался Линсон.

— О том да о сём. Осеннее похолодание, помолвка племянника, уход за домашними цветами. В общем, ничего стоящего. А вот вчера, ещё до вашего с Вилом прихода, вовсю сплетничали о вернувшейся из Бартелиона посланнице. С нетерпением ждали, каких же новостей она принесла. Видимо, ждут до сих пор, иначе бы весь город судачил о жутких свойствах нар'силена.

— Нет бы дать бедняжке отдохнуть, — усмехнулся проводник. — Сайтеми в Турте такого насмотрелась и натерпелась, что мне страшно было её одну в таверне оставлять.

— Плохо ты знаешь этот народец, Линсон, и особенно отряд Серебряных Крыльев. Элитная гвардия, как никак. Лучшие из лучших. Летуны вообще не имеют привычки страдать и жаловаться — даже простой люд, не говоря уже о воителях. Всегда такие самоуверенные, что аж тошно становится. Девица твоя, небось, уже примеряет медали и задирает нос от гордости, что успешно справилась с заданием. Вот бы посмеялась, скажи ей кто, что жалкий человечишка вздумал о ней переживать.

— Надеюсь, что так, — пожал плечами проводник. — Хотя тем вечером, когда мы расстались, вид у неё был довольно жалкий.

— Выбрось ты это из головы, — посоветовала Перри. — Ничего с ней не сделается. И вообще, что-то мы застоялись. Пошли дальше, Ханералл сам себя не изучит.

* * *

Эркон был не последним по площади городом в Бартелионе, но он и близко не дотягивал до размеров ангельской столицы. Перри и Линсон целый день гуляли по Ханераллу, осматривая районы на верхушках колонн и пересекая гигантские подвесные мосты. Спасали Окуляры, позволявшие сокращать путь, иначе бродить им по небесному городу до самой темноты.

Перри показала спутнику торговый и ремесленный районы, зоны отдыха и небольшие плантации, сооружённые прямо под небом. В воздушных доках Линсону довелось увидеть невиданных доселе существ, обитавших только в Кеварине: напоминая формой морских скатов, они достигали размеров среднего корабля и служили поднебесной расе транспортом, перевозящим крупные грузы. Отдыхая в крытых ангарах, левитирующие животные почти не двигались, что позволило Окуляру воссоздать их скелеты. Ангелы называли их велтуарами.

За время пути Линсон постарался набросать в голове примерный план города. Ангелы не стремились к идеальным пропорциям, воздвигая колонны бессистемно — на разной высоте и расстоянии друг от друга, что позволяло быстрее запомнить расположение районов и соединяющих мостов. Дополнительными ориентирами в этой реальности служили две рухнувшие колонны с южной и северной сторон.

Лишь один район выделялся среди прочих. Располагаясь в центре Ханералла, он возвышался над остальным городом и был хорошо виден из любой его точки, но главным отличием было отсутствие опорной колонны — массивная цилиндрическая постройка держалась на одних лишь мостах, подпирающих её с шести соседних районов. Ещё больше удивляло состояние мостов: четыре из них успели частично или полностью развалиться, оставив после себя огрызки, по которым и ходить-то страшно, и лишь два сохранили цельный вид. И всё же здание держалось, хотя по всем законам погибшего мира должно было одним из первых рухнуть к подножиям городских колонн. Это место Перри оставила под конец.

— Небесный Престол, — произнесла она, остановившись на краю северо-западного жилого диска и задрав голову к висящему над ними цилиндру с обломанной верхушкой. Под ногами простирался обрыв в несколько миль высотой. Внизу сквозь туман проглядывали очертания холмов. — В общем-то, ничего полезного для нашего дела там нет. Но ты всё равно должен это увидеть, иначе ведь не успокоишься.

— Уже заинтриговала. И что же там такое? Крылатый царь собственной персоной?

— Не буду портить сюрприз. Пошли, сам всё увидишь.

Обойдя обрыв по левой стороне, двое воров поднялись по одной из уцелевших опор. Мосты присоединялись к Престолу на разной высоте; тот, по которому поднимались Линсон и Перри, заканчивался почти у самого низа постройки, оставляя внизу всего один ярус.

Перри не стала заходить внутрь, а свернула на лестницу, обвивавшую всю постройку. Несмотря на способность летать, ангелы не отказывались от таких сооружений, как мосты и лестницы, чтобы те из них, кто из-за травмы или болезни утрачивал способность летать, не оказывались запертыми в своём районе. Подобная забота пришлась весьма кстати для оказавшихся в небесном городе людей.

Этажи почти не имели внешних стен, опорами служили в основном крепкие колонны, разделённые арочными сводами, и ничто не мешало проводнику заглянуть внутрь.

Каждый ярус опоясывала просторная внешняя галерея, украшенная вазами, статуями и шкафами. Внутренние помещения, расположенные ближе к центру, скрывались за мраморными стенами. Как пояснила Перри, там проживал обслуживающий персонал, следивший за чистотой и целостностью Престола.

Два этажа спустя напарники упёрлись в провал меж ступеней, слишком длинный, чтобы через него перепрыгнуть. Пришлось войти в здание и поискать обходной путь — а точнее, создать его.

Провал заканчивался возле верхней части одной из внешних арок, где снова появлялись целые ступени. Оставалось только придумать, как до них добраться. Когда взгляд Линсона упал на стоявший в стороне массивный книжный шкаф, Перри уже стояла возле него.

— Сколько ни придвигай эту махину к ступеням, а всё равно возвращается обратно, — проворчала она. — Помогай, чего уставился?

Когда несколько дюжин полуистлевших книг полетели на пол, шкаф значительно поубавил в весе. Совместными усилиями удалось передвинуть его на нужное место и прислонить к колонне. Перри полезла наверх первой, ловко взобравшись по деревянным полкам, и перепрыгнула на ступени снаружи, пригнувшись, чтобы не удариться о потолок. Линсон вскарабкался вслед за ней.

Ещё через этаж они наконец достигли вершины. Судя по форме обломков, в реальном мире широкая круглая площадка была окружена сплошной стеной, но здесь ограждения давно рассыпались, оставив от себя лишь несколько кривых зубьев.

А в центре площадки находился бог.

 

Глава 19

Перри молча встала в сторонке, дав другу время свыкнуться с представшим перед ним зрелищем.

Над диском платформы, не имея под собой никаких видимых опор, в воздухе висело гигантское существо, сделанное целиком из гладких серебристых кристаллов. Рук и ног у него не было, а из видимых конечностей можно было различить только голову и четыре крыла за спиной.

Сейчас этот гигант смотрел в другую сторону, и Линсон вовремя спохватился, обратив к Перри встревоженный взгляд. Усмехнувшись его опасениям, девушка подобрала с пола каменный обломок и бесцеремонно швырнула в божество. С лёгким звоном камень отскочил от кристального тела и упал вниз. Бог не отреагировал, словно ничего и не заметил.

— Не бойся, ему нет до нас дела, — сказала она.

Проводник успокоился, не было причин не доверять давней подруге. Раз Перри говорит, что швыряться в бога камнями безопасно, значит так оно и есть. Самому Линсону никогда бы и в голову не пришло это проверить, но, помнится, он и в Порчу не решался ступить, в то время как пиявки уже много лет разгуливали по ней, как у себя дома.

— Так это — ангельское божество? — на всякий случай уточнил он, хотя ответ был очевиден.

— Вроде того, — кивнула Перри. — Крылатые поклоняются ему и зовут Ва'ларом, но сам он не особо-то обращает на них внимание. Сколько мы с ребятами тут дежурили, ни разу эта громадина не шевельнулась и не открыла рта. Висит себе в воздухе, не ест, не пьёт, не испражняется. Может, помер давно, или живым никогда и не был. Вылепили статую, подвесили своей магией над полом и назвали богом: нате, поклоняйтесь.

— Значит, очередная пустышка? — спросил Линсон, продолжая рассматривать кристальное изваяние.

— Получается, что так. Мы увидели бога, но ни на шаг ни приблизились к разгадке Порчи. Разве что есть в нём одна странность. Ты ведь тоже заметил?

Линсон кивнул:

— Мы находимся в мире Порчи. Всё вокруг вымерло, а он — целёхонек.

— Вот именно. Крылатые вымерли, леса высохли, небесные города частично рухнули на землю, а эта штука висит себе над платформой, как ни в чём ни бывало. Покачивается в воздухе, продуваемая всеми ветрами, и сверкает на солнце. Порча не действует на него, Линсон.

— А значит, он имеет к Порче самое прямое отношение, — заключил проводник.

— С добрым утром! Заразу распространяют ангельские священные деревья — тебе этого было мало? Конечно же, Ва'лар к этому причастен!

Линсон пожал плечами — с такими аргументами было не поспорить.

— Если бы только мы могли заставить его говорить… — промолвила Перри, вышагивая вокруг парящего божества. — Но он будто не замечает ничего вокруг. Ни людей, ни ангелов. Ни здесь, ни в реальном мире.

— Так это здание — что-то вроде храма? — спросил Линсон, оглядываясь вокруг. После обвала стен с возвышающейся над городом площадки были хорошо видны почти все районы — каждый на своей колонне.

— Ну да. Видишь эти обломки стены по краям? В живом мире она поднимается вверх на сотни футов. Громадная вышка, десятки этажей с балконами. Крылатые прилетают сюда, чтобы насладиться близким присутствием своего ненаглядного бога. Стоят у перил и смотрят на него. Может быть, молятся. — Перри обернулась к спутнику. — Тебе это, наверное, кажется глупым?

Линсон снова пожал плечами:

— Здесь хотя бы висит настоящий бог. А нашей божьей пары отродясь не было в храмах, где ей все поклоняются.

— А сам ты к ним не обращался?

— Глупости всё это, — отмахнулся Линсон. — Они же боги — всеведующие, всемогущие. Захотят что-то узнать — узнают. Захотят сделать — сделают. Будто бы им есть дело до очередного дурачка, обдирающего колени в молельном зале.

— Хорошо сказано, — улыбнулась девушка. — Кому, как не нам знать, что божьей паре наплевать на людские беды. Приходится самим всё разгребать. — Она подняла голову к Ва'лару. — И ты, дорогой мой, когда-нибудь обязательно заговоришь…

И всё-таки она изменилась. Глядя на задранный кверху профиль девушки, Линсон читал в нём нечто новое, чего не помнил у пятнадцатилетней плоскогрудой Перри, в компании которой он обчищал карманы столичных богатеев и из-за которой ввязался в глупую драку с Арамео.

Женщина с Окуляром на лице смотрела на бога, и в глазах её читалась… нет, не угроза. Скорее — уже вынесенный божеству приговор. Так судья смотрит на беспомощного воришку в последние секунды перед тем, как назначить дату казни.

Пятнадцать лет назад Перри мечтала раздобыть еды и дожить до следующего дня. Сейчас она собиралась изменить судьбу целого мира.

Как и Линсон.

Теперь он ясно осознавал, что Сайтеми была права. Линсон Марей — не пустышка. Пустышка не пройдёт путь из одной столицы в другую. Не поднимется в небесный город, закрытый для людей. Не предстанет перед богом.

— Ладно, пошли отсюда, — бросила Перри, резко потеряв интерес к возвышающейся над ней монструозной фигуре. — Торес и Арамео, наверное, уже вернулись.

Спустившись по лестнице, напарники покинули Престол, оставив божество одиноко висеть среди развалин небесного города над пустым и мёртвым миром.

* * *

Божество безмолвно висело над полом, как и всегда, не обращая внимания на парившие вокруг крылатые фигуры. Плоские кристаллы, образующие тело Ва'лара, лениво поблёскивали в свете солнечных лучей, словно россыпь обломанных стёклышек.

Над платформой, подпираемая четырьмя крепкими колоннами, нависала верхняя половина Небесного Престола, представлявшая собой просторный полый цилиндр с тянущимися вдоль внутренних стен круговыми балконами.

В это место ма'аари прилетали, чтобы насладиться близким присутствием божества и окунуться в ощущение безупречной и величественной природы своего народа, особенно сильных в этих круглых стенах. Сюда часто прибывали те, чья верность и гордость за свою страну оказывались подточены горем или потрясением, будь то потеря близких, провал важной миссии или…

Или осознание, что твой народ стал виновником катаклизма, превращающего целые города и лесные массивы в безжизненные развалины.

Построенные с солидным запасом балконы нависали над платформой в несколько этажей, и места среди уходящих ввысь стен просторного атриума было значительно больше, чем желающих составить компанию хрустальному изваянию Ва'лара. Десятки ма'аари стояли у балконов, сидели на перилах и неспешно порхали через зал, наполняя его размеренным хлопаньем крыльев.

Все они прибыли к Ва'лару за успокоением. За напоминанием о том, как повезло каждому из них родиться с крыльями за спиной, появиться на свет среди сверкающих белизной мраморных дисков и колонн небесных городов, пока кто-то менее удачливый вылазил из бескрылой, противно орущей девки в грязной деревянной лачуге в глубине людского королевства, обречённый всю жизнь копаться в грязи и никогда не увидеть неба таким, каким его видит небесный народ.

Так и выходило: хочешь стать собой — открываешь бутылку и напиваешься до чёртиков; утратил веру — летишь к Ва'лару и подставляешь сознание под отрезвляющие потоки, вновь наполняющие душу гордыней и решимостью.

Не то чтобы это представляло проблему для небесного народа. Жителей Кеварина вполне устраивал их жизненный уклад, жаловаться было не на что. Люди и големы могли только позавидовать условиям, в которых жили крылатые создания. Чистота и достаток, дружба и взаимопонимание, небо и свобода. Ма'аари любили Ва'лара и ценили его неусыпный надзор, не позволявший Кеварину рухнуть в пучину пороков, свойственных людскому племени.

Никто не считал алкоголь оружием против божества. Ма'аари пили, чтобы расслабиться и на время разгрузить сознание, почувствовать слабость и отрешённость. Но всякий раз возвращались к божеству, чтобы выразить мысленную благодарность и просто побыть рядом.

Сайтеми же явилась сюда за ответами. Ответами, которых Ва'лар не давал ни сегодня, ни в любой другой день своего вечного существования. Хрустальное божество безучастно висело над платформой, а его внутренняя сила настойчиво долбилась в разум воительницы, стремясь убаюкать запутавшееся дитя, изгнать из головы порочные помыслы. Но не могло пробиться сквозь пелену опьянения, надёжно укутавшую разум воительницы.

Дева тронула свой левый бок, нащупав под курткой сосуд плоской формы — крепкое тёмное вино из зимнего мелисельского винограда. В нынешние дни этот сорт стал раритетом, но в прошлом году, задолго до трагедии, ей удалось приберечь две бутыли. Одну они с Торино приговорили в покоях Сайтеми тремя часами ранее, вторая покоилась за пазухой, дожидаясь своего часа.

Сейчас за раритетный напиток можно было выручить немалые деньги, но влюблённые решили не экономить на своём долгожданном воссоединении. Сегодняшняя встреча с возлюбленным могла стать одной из последних, и Сайтеми всецело отдалась наслаждению. А затем, завершив свидание прощальным жарким поцелуем, оделась, собрала всё необходимое и устремилась к Небесному Престолу.

Будет нехорошо, если её застукают в этом месте в пьяном виде: появление перед Ва'ларом в нетрезвом состоянии считалось у ма'аари неуважением к божеству, да и кто в здравом уме станет напиваться перед таким визитом? Сюда прилетали, чтобы открыть и исцелить свою душу, а не для того, чтобы её прятать.

— Ну что же ты молчишь? — процедила она сквозь зубы. Эта часть балкона была пуста, а летавшие по залу ма'аари были слишком далеко, чтобы услышать шёпот воительницы. — Теперь мне известны твои тайны, Ва'лар. Это твоя магия уничтожает наш мир, а теперь и мою страну. Что, так и будешь висеть и делать вид, будто ты не при делах?

Божество не ответило. Иного Сайтеми не ждала, и всё же едва сдерживала растущее раздражение. Хотелось взять увесистый камень и бросить в гладкую кристальную физиономию, чтобы добиться хоть какой-то реакции. Вот только за подобные проделки её прикончат на месте собственные же соплеменники. Да и откуда здесь возьмётся камень? Здешние уборщики — или слуги Ва'лара, как их было принято называть — не позволяли ни единой пылинке задержаться в священных стенах Небесного Престола. И без того хорошо убранный город в этом месте прямо таки сверкал чистотой. Песчинки не найдёшь, не то что камня.

— Для чего ты вообще тут висишь, а? Какой от тебя прок? Промывать ма'аари мозги, чтобы не вышли из-под контроля? Чтобы не сотворили ничего дурного? Вот только лекарство от твоей силы уже давно найдено!

Дева демонстративно тряхнула бутыль за пазухой, но вовремя спохватилась и стёрла с лица надменное выражение. Впрочем, редкого из присутствовавших здесь ма'аари не распирало от гордости, так что победоносный вид Сайтеми едва ли мог привлечь чьё-либо внимание.

Дева постаралась успокоиться. Злость ни к чему не приведёт и уж точно не испугает висевшую внизу кристальную статую.

— Я не прошу ни богатств, ни силы, ни бессмертия. — Она продолжала говорить вслух, что было несвойственно для крылатого народа. Ва'лара посещали, чтобы слушать и чувствовать, а не говорить. — Мне нужны всего лишь ответы. Неужели это так сложно? Я не собираюсь судить, не собираюсь мстить и не намерена поучать тебя. Я хочу только знать… Порча, нар'силен… Что всё это значит? Скажи мне, молю тебя…

Бог молчал.

Зачем она вообще сюда прилетела? Чего ожидала? Что после тысячелетий молчания Ва'лар вдруг зашевелится и заговорит? Или поразит бунтарку молнией за её скверные речи? Возможно, последнее было бы и к лучшему. За последние недели Сайтеми начала изрядно уставать — не от долгой дороги по людским землям и суточного перелёта над Кеварином, а от сомнений и неопределённости, преследовавших её с того самого дня, когда она шагнула за стены мёртвой столицы.

Больше всего дева желала дождаться хоть какой-то развязки для этой истории. А поскольку ни Ва'лар, ни совет Эл'таро не спешили давать ответы, ей не оставалось ничего иного, кроме как взять дело в свои руки и ускорить события. Очень скоро она заставит их заговорить.

Перемахнув через балкон, Сайтеми расправила крылья и позволила телу медленно спланировать вниз — к широкой платформе, с которой открывался вид на весь город. Пролетев над Ва'ларом, дева выпорхнула наружу и устремилась на запад. Ладонь легла на прикреплённую к поясу сумку, нащупав внутри бутыль с освящённой родниковой водой и горсть небольших упругих шариков.

* * *

Подходя к жилищу одинокого ма'аари, облюбованного пиявками в качестве базы, Линсон снова ощутил волнение. Проводнику ещё предстояло привыкнуть, что отныне он будет возвращаться не в пустую квартиру, а в убежище, где отдыхает после долгого дня вся его банда.

В этот раз на втором этаже их ждали сразу три человека. Кроме Арамео и Вила, уже повидавшихся с Линсоном, в кресле, широко раскинув ноги, развалился высокий детина с бандитским ирокезом на голове. Линсон узнал его. Торесу было далеко до квадратной фигуры Гирмса — с некоторой натяжкой его даже можно было назвать стройным парнем, — но любого из пиявок он мог без усилий поднять над головой и выбросить в окно, за что внутри банды назывался не иначе как громилой.

— Линсон, и вправду ты! — детина вскочил с кресла и затряс руку проводника в медвежьей хватке. — А я было подумал, что Мео с Вилом меня разыгрывают!

— Тоже… рад тебя видеть, — выдавил Линсон, морщась и потирая раздавленную руку. В глаза ему бросилась одежда громилы: рукава, штанины и торс по всей длине были обшиты широкими тканевыми и кожаными накладками. Видимо, среди стройных крылатых существ не нашлось ни одного, чей размер одежды совпадал бы с габаритами Тореса, и его костюм пришлось полностью перекраивать, насколько позволяли портняжные навыки бывших воров.

Детина плюхнулся обратно в кресло, а Линсон и Перри принялись рыться в съестных припасах. Уже темнело, а ели они последний раз чуть позднее полудня, наведавшись в закусочную в жилом районе западной части города.

Когда все расселись по местам, Арамео прислонился к столу возле окна и начал разговор:

— Итак, господа, спустя пятнадцать лет банда пиявок вновь собралась в полном составе. К нам вернулся пропавший соратник, заодно пролив свет на судьбу пятого Окуляра. Теперь можно не переживать, что какой-то посторонний человек разгуливает по миру с нашим артефактом на лице. Одной головной болью меньше.

— При условии, что артефактов всего пять, — вставил проводник.

— Мы обыскали каждый уголок в этом городе, Линсон. За вещами и инструментами проследить легко — они никуда не ходят и не летают, а Окуляры в придачу не разваливаются от времени и даже в этой реальности выглядят как новые. Так что мы бы их нашли, не сомневайся. Или нас бы нашли их владельцы, и у пиявок не было бы ни единого шанса в бою с крылатыми.

Линсон не стал спорить, а Арамео продолжил:

— Пять пиявок, пять Окуляров. Полагаю, пришло время перейти к активным действиям. Уже достаточно мы впустую тянули время.

— Новой информации по-прежнему нет? — спросил Торес.

— Как обычно. Вообще-то, сегодня мне улыбнулась удача: удалось подслушать разговор Сайтеми — той девки, что летала в Бартелион на экскурсию к Линсону. Пристроился под кроватью, пока она со своим возлюбленным, так сказать, навёрстывала упущенное. В перерывах между скрипом и стонами они только и говорили, что о походе в Турту, и, похоже, Линсону эта дамочка сказала чистую правду. Простые вояки в Кеварине знать не знают ни о «чудодейственных» свойствах нар'силена, ни об Окулярах. — Арамео повернулся к Линсону и добавил: — Наш ковыряльщик, к слову говоря, охотно разболтал ей всё об этом артефакте.

— Ангела не так-то легко обмануть, — сказал в своё оправдание проводник. — Радуйся, что она сама не увезла Окуляр в Кеварин, оставив меня подыхать среди Порчи.

— Охотно верю, — усмехнулся главарь. — Но что сделано, то сделано. Теперь крылатые знают, что один из потерянных артефактов присвоил себе какой-то эрконский проходимец, да ещё и делает на этом деньги. Посмотрим, каким будет их ответный ход. Вил, твои информаторы в Эрконе ещё при деле?

Корсон кивнул:

— Одному проломили башку в пьяной драке, но остальные трое помнят задачу: следить за каждым крылатым, прибывающим в город. Про Сайтеми они доложили во всех подробностях, так что ребята надёжные. Пока звенят монеты, ни один крылатый не проскочит незамеченным.

— Хорошо, — кивнул Арамео. — Пускай пока работают, не будем гонять тебя попусту через полмира. У нас же тем временем другие задачи. Пора разворошить это ангельское гнездо и заставить крылатых наконец что-нибудь делать. Если Кеварин располагает лекарством от Порчи, мы не оставим им выбора, кроме как пустить его в ход.

— Это то, что я думаю? — спросила Перри.

— Виоранн, — вместо ответа произнёс лидер банды.

Линсон вспомнил — так назывался кеваринский город между столицей, где они сейчас находились, и приграничным Даланфаром, южнее которого стояла деревня Мисаро. Вил рассказывал о нём, но не стал туда сворачивать, чтобы быстрее добраться до Ханералла.

Судя по удовлетворённому виду Перри, лидер попал в яблочко.

— Крылатые проигнорировали Порчу в мелисельской роще, — продолжал Арамео. — Теперь посмотрим, как они запоют, когда целый город повторит судьбу Турты.

— Постой-ка. — Линсон подался вперёд. — Ты что, собираешься заразить город Порчей?

— Не я, а мы, — поправил Арамео. — Будет нечестно, если я присвою себе всю славу от столь грандиозного события. Пиявки полным составом выдвинутся в Виоранн, и каждый из нас посадит по зёрнышку у подножия колонн. И уже через неделю крылатые узнают, каково это — потерять целый город, всех своих друзей и земляков, что жили там. Больше совет не сможет игнорировать Порчу и делать вид, что они не при делах.

— А это не слишком, Мео? Погибнут тысячи, десятки тысяч…

— Прямо как в Турте, правда? — улыбнулся лидер. — Крылатые смахнули с земли целый город, наплевав на живущих в нём людей. А теперь ты предлагаешь нам щадить их? Беспокоиться о том, как бы ангелочки не расстроились от потери своих любимых родственничков?

Линсон повернулся к остальным членам банды, ища поддержки, но увидел на их лицах лишь недоумение, осуждение и насмешку, даже у Перри.

— Видимо, Марей не так уж любил свой дом, — не удержался от колкого комментария Вил. — Устроился в Эрконе и стал жить ещё лучше, чем раньше. Вот и не понимает, чего мы так всполошились.

— Это называется справедливость, Линсон, — вставил Торес. — Кровь за кровь. Бартелион потерял целый город. Крылатые должны заплатить ту же цену.

— Заплатить за что? — не унимался проводник. — Большинство из них даже не догадывается, что нар'силен причастен к гибели Турты. Ты же сам всё слышал, Мео, когда шпионил за Сайтеми.

— Я слышал то, что положено знать простому крылатому солдату, — поправил лидер, подняв указательный палец. — Но настоящая правда известна не ей, а тем, кто заседает в зале небесной ассамблеи. Негласным правителям Кеварина, среди крылатых именуемым Эл'таро — старейшинами. Если кто и владеет секретами Порчи, то это они.

— И в чём же проблема связаться с ними напрямую, а не уничтожать целый город?

— Вот сам и связывайся, — усмехнулся Вил. — Только Окуляр оставь. Ещё не хватало, чтобы он достался крылатым. Хватит и того, что ты под пытками расскажешь им всё о нашей банде.

— Да ещё и предупредит, чтобы эвакуировали Виоранн, — добавил Торес.

— Это меньшая из проблем. Не получится с одним городом — снесём другой. В Кеварине их предостаточно, — парировал Корсон.

«Вот и свяжусь», — вертелся тем временем ответ на языке у Линсона. Вертелся, да никак не выходил наружу. Если повезёт, ангелы могли прислушаться к нему и оказать содействие в исследовании Порчи. А если нет? Если Арамео прав, и крылатые старейшины знают что-то, о чём не сообщают своим подчинённым?

Пока Окуляр при нём, Линсон способен повлиять на ситуацию. Но если он лишится волшебного устройства — а заодно и жизни, — то будущее Кеварина, Бартелиона и всего остального мира окажется в руках лживых ангельских правителей и не в меру обозлившихся пиявок, готовых ради достижения своих целей обрушить на мир ещё одну катастрофу. Нет, он не может рисковать собой и подставляться под удар. Не сейчас.

— А что мешает просто подслушать их заседания? — спросил вместо этого проводник. — Ведь вы только этим и занимаетесь, разве нет?

— Перри, ты водила его в зал ассамблеи? — спросил Арамео. Девушка кивнула, и он вновь повернулся к проводнику. — И как, Линсон, много ты там видел мест, где можно спрятаться?

Во время экскурсии Линсон не придал этому значения, но теперь вспомнил. Зал, где заседал совет Эл'таро, и впрямь был на удивление пуст: огромное, хорошо освещённое круглое помещение с балконами для спикеров. Ни шкафов, ни портьер, ни тёмных уголков или подсобных помещений. Даже самый искусный вор, проникнув туда, будет светиться, словно факел в ночи.

— То-то же, — усмехнулся Арамео, уловив ход его мыслей. — Если бы можно было просто взять и подслушать старейшин, думаешь, мы бы до сих пор этого не сделали?

— Но не вечно же они сидят в этом зале. — Линсон вспомнил свою расправу над Гирмсом. — Спят-то они, небось, не под открытым небом и не под надзором толпы охранников. Что мешает допросить их ночью? Кинжал у горла, знаешь ли, хорошо развязывает языки.

— Ты слишком привык иметь дело с людьми, Линсон, вот в чём проблема. Ма'аари — лучшие воины во всём мире, не считая бессмертных големов. Приставишь такому нож к шее, пусть даже спящему и безоружному, и через секунду обнаружишь этот его у себя в заднице. Мы не воины, и открытое столкновение с крылатыми — самоубийство для любого из нас.

Линсон напряжённо думал. Должны быть и другие варианты…

— Подсыпать им в питьё ослабляющий яд, — предложил он первое, что пришло на ум. — Тогда они станут неопасны.

— Хватит! — крикнул Арамео, вскочив с кресла. — Пойми ты наконец, Линсон: мы больше не банда мелких воришек. На наших плечах лежит судьба всего мира, а на крылатых — ответственность за его наступающую гибель! Мы не можем рисковать и размениваться на мелочи. Мир не рухнет, потеряв ещё пару городов, но если что-то случится с нами, то некому будет остановить Порчу и тех, кто её распространяет. Забудь про яды, переговоры и прочие глупости. «Пиявки» будут действовать здесь и сейчас, а не ждать, пока крылатые соизволят спустить свои задницы с небес и наконец что-нибудь сделать!

Взгляд лидера вдруг прояснился, словно к нему пришло озарение.

— Ты! — он ткнул пальцем на Линсона. — Вчера вечером, в этих самых стенах, ты самолично подтвердил, что это их делегация протащила семена в сердце нашего города. Возможно, в этом и была твоя роль: остаться в Турте и раскопать то, что ускользнуло от остальных. Теперь причастность Кеварина не вызывает ни малейших сомнений, а наша цель — заставить летунов заплатить по счетам. И если ценой справедливости станет гибель целого города, мы заплатим эту цену и не станем торговаться! Пусть весь Кеварин содрогнётся от ужаса, когда крылатых постигнет расплата за то, что они совершили в Турте!

Несмотря на повышенные тона, лидер не выглядел злым или взбешённым. Арамео и правда верил в то величие, с которым вещал о роли пиявок в судьбе этого мира, и стремился выразить это в своём голосе. Больше всего он походил на жреца, пытавшегося втолковать необразованному плебею о великой роли богов и ничтожности бытия простых смертных. Он походил на…

Бога.

Торжественная осанка, надменный взгляд, возвышавшийся над сидящими в креслах подчинёнными — всё это живо напомнило Линсону не так давно увиденную картину.

Небесный престол, нависший над мраморным городом. Горделивое безмолвное божество, которому нет дела до мелочных переживаний своих подопечных. Нет дела до жизни, давно покинувшей одну из ипостасей этого мира. Нет надобности открывать рот и кому-то что-то объяснять. Ведь всё ясно и без слов. Он — бог. Его воля превыше человека, ангела или голема. Превыше города или целой страны. Ничто не имеет важности, кроме Его желаний.

Отчего же Арамео был так похож на Ва'лара? Вот же он — простой человек, нацепивший сворованную ангельскую одежду да волшебную маску на лицо. Ударить — упадёт. Ткнуть ножом — умрёт. Оставить без еды и воды — не протянет и недели. Откуда эта странная величавость в его словах и повадках?

— Ничего, Линсон, рано или поздно ты поймёшь нас, — добавил Арамео уже спокойнее. — Слишком долго ты блуждал в потёмках, отбившись от стаи. Пребывание среди людей плохо на тебя повлияло. Заставило думать, что ты такой же, как они, равный торгашу, работяге или уличному воришке. Но вот ты здесь, и я уверен: скоро и тебе откроется истина, как открылась она каждому из нас. Скоро ты перестанешь говорить эти глупости, и пиявки заявят миру о себе.

Линсон слушал, не веря своим ушам. Ему не показалось — Арамео и впрямь мнил себя богом. Себя и остальную банду. Не пара, как в Бартелионе, а целый божий пантеон, скрывающийся в доме овдовевшего ангела.

— Когда приступаем? — спросил Торес. Напыщенная речь Арамео, казалось, ничуть его не удивляла. Перри за всё время и бровью не повела, Вилле сидел со скучающим видом.

«Да что с ними не так?» — недоумевал Линсон, переводя взгляд то на одного, то на другого.

— Не будем спешить, — ответил лидер. — Нужно раздобыть семена нар'силена, а заодно проследить за реакцией крылатых на те вести, что принесла линсонова воительница. Дадим им срок… скажем, в неделю. Если через пять дней ничего не изменится, мы выдвигаемся к Виоранну. А на сегодня все свободны.

* * *

— На сегодня все свободны! — прозвучал молодой, но уже такой важный и горделивый голос Арамео.

Сегодня был хороший улов: никто из банды не остался голодным и, как всегда, не угодил в лапы городской стражи.

Высокий не по годам Торес встал и подёргал руками, разминая затёкшие суставы. Плоскогрудая Перри соскочила с шатающейся табуретки и застыла в задумчивости, вспоминая, что собиралась делать вечером. Вилле продолжал сидеть — этот гад всегда вставал последним, чисто из принципа.

Арамео же, отпустив ребят, и не думал отдыхать. Вместо этого он схватил со стола и перечитал несколько заметок, сделанных корявым почерком на сальной бумаге.

«Уже затевает очередное дело, — подумал Линсон, сидя на деревянной чурке и наблюдая за сосредоточенным видом своего друга и лидера. — Интересно, если просидеть так до самого утра, Вил всё равно не встанет раньше меня?»

* * *

Торес разминал плечи, мимо него прошла Перри и спустилась вниз — подышать свежим воздухом. Арамео склонился над планами и картами, разложенными на широком столе, а Вил сидел в кресле, изображая расслабленный вид.

Словно ничего и не изменилось. Не сгинула Турта, съеденная вечно голодными щупальцами Порчи, не прошло пятнадцати лет, а пиявки не бросали своего ремесла, продолжая добывать пропитание старым добрым щипанием карманов и ковырянием в замках.

Если не считать того, что в этот раз они собирались украсть не ящик с пирожками и не мешок с драгоценностями, а десятки тысяч чужих жизней.

Пожалев Вила, проводник встал и прошёл к лестнице. Спускаясь вниз, краем глаза он уловил, как Корсон встал и подошёл к лидеру, чтобы ознакомиться с планом уничтожения Виоранна.

 

Глава 20

На улице темнело. Поглазев по сторонам, Линсон нашёл уходящую куда-то Перри и неспешно направился следом, догнав её спустя пару кварталов возле края жилого диска. Девушка стояла у обрыва, глядя на погружённые в полумрак исполинские колонны небесного города.

Появлению Линсона она не удивилась; он и не пытался прятаться, шагая достаточно громко, чтобы быть заметным в мертвенной тишине этого плана реальности.

— Красивый вид, — произнесла девушка, когда проводник встал рядом.

— Красивее, чем в живом мире?

— Ну, солнце там светит ярче, по ночам диски и мосты светятся в темноте от ангельской магии, а по воздуху летают сотни крылатых ма'аари. Симпатичное зрелище, когда-нибудь обязательно тебе покажу. Но как ни крути, а в этой тишине и пустоте тоже есть свой шарм, тебе не кажется?

— Возможно, — не стал спорить Линсон. Находясь в Эрконе, он и сам не избегал возможности насладиться потусторонними видами. Но к ночной прогулке Перри он присоединился не за тем, чтобы полюбоваться ночным Ханераллом. — Ты согласна с тем, что собирается сделать Арамео? — спросил он прямо.

— Тебя это удивляет, да? — понимающе сказала девушка. Она хотя бы понимала чувства Линсона и не смотрела на него, как на дурака.

— Удивляет? Да он сошёл с ума, Перри!

— Честно говоря, мне первое время тоже так казалось, — со странным спокойствием ответила девушка. — Мы пережили катастрофу в Турте, получили волшебные маски, с которыми могли больше никогда не знать нужды и голода, а наш главарь вдруг вознамерился гоняться за призраками. Упёрся: должны, говорит, найти виновников, и всё тут. Я и Торес пытались спорить, да и Вил отнёсся к этой затее скептически… хотя он ко всему так относится. Но со временем мы поняли, что Арамео прав.

Перри оставила любование видами и повернулась к напарнику:

— Мы изменились, Линсон. Пиявки — больше не шайка малолетних воришек. Окуляры достались именно нам, а не кому-то другому. Один из них нашёл даже тебя, пятого члена банды, невзирая на твой побег. Словно артефакт не желал оставаться в руках мальчишки Демби, оказавшегося среди пиявок по чистой случайности. Можешь считать это фанатичным бредом, но я верю, что мы были избраны для великой цели. И эта цель здесь, прямо перед нами.

Она обвела рукой мёртвый город.

— Жители этой страны, вот кто в ответе за появление Порчи. Мы лишь делаем то, что необходимо, чтобы найти виновных и не позволить им обрушить на эту землю новые катастрофы. Мы пытаемся спасти мир, и никому, кроме нас, не дано этого сделать.

— Какие благородные речи. Вот только ангелы причастны всего к одной Жатве, а пиявки готовят уже второй источник Порчи за несколько месяцев. Так кто же из вас настоящий преступник?

— Всего к одной?! — возмутилась Перри. — Та Жатва уничтожила наш родной город, Линсон!

— Можно подумать, кто-то из нас по-настоящему любил Турту, — отмахнулся проводник. — К тому же, этому событию уже полтора десятка лет, Перри. Не пора ли оставить прошлое позади?

— Оставить позади? — ошарашенно переспросила девушка. — Простить крылатым устроенный ими геноцид только лишь потому, что они сумели достаточно долго скрывать свою причастность? Что ж, в таком случае и пиявок можно будет простить, когда пройдёт несколько лет. Уж мы умеем прятаться, как никто другой.

— Ты изменилась, Перри, — честно сказал проводник. — Все вы изменились. Я не узнаю банду, с которой когда-то расстался на улицах Турты. И не узнаю ту девушку, из-за которой повздорил с Арамео.

— Потому что я больше не та девушка, — дала она очевидный ответ. — Как ты сам говорил: хватит цепляться за прошлое. Перестань смотреть на мир глазами пятнадцатилетнего мальчишки. Мы не воруем, а берём то, что нам полагается. Мы не ждём чужих приказов, а сами решаем, как поступать. И мы не позволяем жалости и сомнениям сбить нас с пути. Подумай об этом, Линсон. Я рада нашему воссоединению и не хочу потерять тебя снова. Не вынуждай пиявок усомниться в твоей преданности. Стань одним из нас, как был когда-то.

С этими словами Перри вдруг приблизилась к нему и равнодушно поцеловала, после чего отстранилась и зашагала прочь той же дорогой, откуда пришла.

Линсон тронул губы, провожая взглядом её удаляющийся в темноте силуэт. Выходка Перри не оставила после себя никаких эмоций: в этом поцелуе не было ни тепла, ни страсти. Такое нередко бывало с женщинами, которые были не прочь провести ночь с загадочным седовласым красавчиком, но не испытывали ничего, кроме простого плотского влечения.

Этим поступком Перри ответила сразу на два вопроса: показала свою доступность и в то же время отбросила любые разговоры о серьёзных отношениях. И без того глупый давний конфликт был окончательно закрыт.

Оставшись в одиночестве, Линсон вновь обратил взор к широким дискам небесного города, подпираемых уходящими в темноту столпами. Внизу, на тёмно-сером полотне холмов и мёртвых лесов, светилось множество белых точек — священные деревья нар'силен. Как и Ва'лар, они продолжали существовать в обоих измерениях.

Мысли проводника невольно обратились к пиявкам. Не тем, что ожидали на втором этаже в трёх кварталах отсюда, а к прежним, тогда ещё совсем молодым ребятам, какими они запомнились проводнику.

«Выпьем все соки из этого мира, но добьёмся своего».

Эта фраза как нельзя лучше описывала нынешние стремления банды, но в те времена значила совсем другое. Тогда молодых беспризорников вела цель добыть себе пропитание и крышу над головой, под «выпитыми соками» подразумевались срезанные в толпе кошельки, а пределом мечтаний был собственный дом и запасы денег, которых хватит до конца жизни.

Проводник грустно усмехнулся. Он отбился от банды, но каким-то образом оказался единственным из пиявок, кто не отступил от давней детской мечты.

— Это не я покинул банду, — шепнул он в пустоту, — а вы. Интересно, смогу ли я вернуть вас обратно?

* * *

Земля медленно сыпалась из ладони, накрывая горсть уложенных в лунку круглых белых семян, едва заметно светящихся в темноте. Когда рука опустела, Сайтеми зачерпнула ещё земли и снова наклонила ладонь над семенами.

Воительница не торопилась. Словно ждала, что кто-нибудь её остановит. Может, дозорный ма'аари, отлетев подальше от колонн Ханералла, разглядит в вечернем сумраке крылатого собрата, или стая голодных хищников, выскочив из-за деревьев, прогонит деву в воздух.

Но никто не приходил и не прилетал.

Насыпанная земля образовала небольшой бугорок на месте посева, пришло время полить семена.

Деве с трудом верилось, что никто и ничто не стремилось помешать ей в совершении столь ужасного преступления. Неужели Ва'лару и правда нет до неё дела? Бог и покровитель крылатого народа поддерживал неразрывную связь с каждым ма'аари, чувствовал мысли и тревоги каждого из них, и от него никак не могли ускользнуть сомнения, пробравшиеся в душу воительницы Серебряных Крыльев. И всё же он бездействовал.

Сайтеми припомнила историю своего народа. Даже среди идеального общества Кеварина, подконтрольного воле божества, попадались гнилые плоды: убийцы, грабители, насильники. Таких были единицы. Чтобы стать преступником, ма'аари должен был либо утратить связь с Ва'ларом путём беспробудного пьянства, либо сойти с ума, что также вело к утрате контроля, ибо даже бог был бессилен усмирить повредившийся рассудок.

Подобные случаи были крайне редки и всякий раз становились громким событием, обсуждаемым во всех уголках Кеварина, а суды проводились прямо в стенах Небесного Престола, перед ликом божества. Приговор, как правило, для всех был одинаков: сбившегося с пути ма'аари милосердно избавляли от позорного существования, обрывая жизнь быстрым и точным ударом в сердце.

Сам Ва'лар, понятное дело, не вмешивался в судебные процессы и безучастно наблюдал за вершением приговоров, всегда оставаясь в роли немого зрителя.

Само существование этих судов лишний раз доказывало, что бог ма'аари не желает, а может, и вовсе не способен вмешаться в дела своих подопечных, как не вмешался девяносто лун назад, позволив Порче беспрепятственно заразить Мелисельскую рощу. А значит, этим вечером никто её не остановит.

Вылитая из бутылки жидкость пропитала земляной бугорок и пробудила жизнь в священных семенах.

Мне нужны лишь ответы… Я хочу только знать…

Пусть всё окажется лишь страшным сном. Пусть Сайтеми выставит себя дурочкой, поверившей фокусам бесчестного афериста из Эркона. Пусть шесть древ взойдут безо всякого вреда для окружающих земель, а глупую воительницу пожурят за нарушение традиций.

А если и казнят — пускай. Турта навсегда отняла у девы прежний покой и уверенность. Ей, узнавшей страшную правду, уже не было пути назад. Дева исполнила свою миссию, совершила невозможное, вошла во владения Порчи и вернулась с новыми знаниями, но ценой тому стало душевное равновесие, так и оставшееся в руинах мёртвой столицы. Она знала, что уже не вольётся в привычный водоворот жизни крылатого народа — ни завтра, ни месяц, ни год спустя. Душа, обманутая всеми, более не обретёт покоя, пока не доберётся до правды.

Сегодня.

Здесь и сейчас.

Торино ни о чём не знал. Сайтеми не стала ему говорить, чтобы не втягивать возлюбленного в неприятности. Она бы и вовсе не стала с ним видеться, не встреть её Торино на пути к столице, выбившуюся из сил и готовую вот-вот рухнуть вниз, на съедение лесному зверью. Оставалось надеяться, что у него хватит ума не заступаться за предательницу, если худшие опасения о природе Порчи окажутся правдой.

На глазах у Сайтеми тонкие призрачные ветви пробились из-под земли и стали медленно разрастаться. Дева инстинктивно шагнула назад, в голове прозвучал окрик воображаемого проводника… Но ничего не случилось. Нар'силен не завял, не выпустил Порчу, которая тут же пожрала бы солидный участок травы. Священные деревья тянулись вверх и распускали ветви, разве что из-за тесноты были вынуждены оплести друг друга, образовав подобие толстого узловатого ствола. Достигнув в высоту семи футов, они прекратили рост, а стоявшая перед древом воительница уже всем телом ощущала испускаемую им целительную энергию.

Запоздало пришёл вопрос: а сколько времени должно пройти, прежде чем проклюнется Порча? И хватит ли одной дюжины семян, когда Капитолий в Турте был окружён целым лесом призрачных деревьев? О связи между нар'силеном и Порчей не оставалось никаких сомнений, но о способах инициации заражения деве оставалось лишь догадываться. Нарушение негласных традиций Кеварина, множественные деревья в одном месте — вот и всё, что ей было известно.

Теперь оставалось только ждать.

А может, не стоит? Ведь ещё не поздно всё вернуть. Разворошить землю, выдернуть с корнем светящиеся деревья и раскидать подальше друг от друга. Такой поступок непременно посчитают святотатством, но земли ма'аари останутся в безопасности. На какое-то время…

Ведь причины заражения Мелисельской рощи до сих пор не были найдены.

И что-то подсказывало Сайтеми, что ни совет Эл'таро, ни изыскатели не станут всерьёз рассматривать её теорию. Они не посмеют усомниться в святости нар'силена.

Левую сторону куртки оттягивала непочатая бутыль с вином. Сайтеми так и не притронулась к ней. Дневной хмель уже почти спал, но проникшая в сознание воля Ва'лара отчего-то не стремилась вернуть контроль над протрезвевшей воительницей.

«Он этого никогда и не делал», — догадалась наконец Сайтеми. Кристальный бог разжигал в ма'аари гордость и уверенность в себе, но никогда не имел над ними прямой власти. Вот почему он допускал преступления, вот почему позволил деве пронести свои сомнения через пол-континента. Он владел эмоциями ма'аари, но не мог изменить их намерений.

Ва'лар был не властен над теми, кто сбился с пути.

Сайтеми отвернулась от обнявшихся тонких стволов и устремила взор на восток. Вдалеке, в сотнях миль отсюда, возвышались над землёй исполинские столпы Ханералла; гигантские диски на их вершинах светились в темноте, словно блюдца из живого нар'силена.

Если затея с семенами увенчается успехом, город не попадёт в зону заражения. Сайтеми не хотела жертв.

Убрав в сумку пустую бутыль, она разбежалась и мощным прыжком подбросила себя на добрый десяток футов от земли. Крылья взбили воздух, подхватывая инерцию, и понесли воительницу обратно в город.

* * *

Стоял солнечный день, жизнь в Ханелларе шла своим чередом.

Линсон сидел у окошка в круглой комнате, служившей пиявкам местом для базы, и выглядывал в окно через узкую щель между стеной и шторкой, позволив себе недолго побыть в реальном мире.

В такие моменты проводник понимал, насколько успел соскучиться по живому бурлящему городу. Прошло четыре дня с его прибытия в кеваринскую столицу, и с тех пор он большую часть времени проводил в мёртвом мире, где из собеседников были четверо напарников, не знающих других тем, кроме собственной значимости и великого предназначения.

Перри начала учить его кеваринскому языку, чтобы в будущем Линсон мог шпионить за ангелами наравне с остальными, но пока что он мог различать лишь простейшие фразы вроде приветствий и разговоров о погоде.

Если подумать, ангельский быт не так уж сильно отличался от людского. Ма'аари двигались по своим делам, заглядывали в лавки и соседские дома, таскали сумки и ящики, останавливались на дороге, чтобы перекинуться с земляками парой фраз. Вдалеке погонщики поднимали в воздух гигантского ската-велтуара, чтобы перевезти груз в другой город или на границу для продажи в Бартелион.

И тем не менее Ханералл никак нельзя было спутать ни с одним из людских городов. И дело здесь было не в круглых мраморных домах, не похожих ни на один из архитектурных стилей, устоявшихся в Бартелионе. Стоило поднять голову и взглянуть наверх, как тут же становилось ясно, где находишься: вместо копоти печей и каминов в небе мелькало множество быстро движущихся крылатых фигурок, словно всех птиц в городе разом спугнули с деревьев.

Но, приглядевшись внимательнее, можно было разглядеть и другие детали, делавшие Ханералл таким непохожим на людские селения. Например, полное отсутствие заборов. Ни мелкие домишки, ни крупные поместья никак не огораживали свою территорию, будто их владельцы не боялись воров, грабителей или простых вандалов. Довольно скоро Линсон понял свою оплошность: заборы не остановят тех, кто способен летать. Понял лишь за тем, чтобы вернуться к прежним мыслям, когда вслед за ограждениями не обнаружил замков на дверях. Ма'аари не запирали своих домов.

Теперь надменность ангелов и их брезгливое отношение к прочим расам уже не казались пустым ребячеством. Жители Кеварина построили под небесами не только сказочные города — предмет голодной зависти людских архитекторов, но и идеальное общество, не знающее склок и раздоров. Сумеют ли люди когда-нибудь достигнуть подобных высот? Наступят ли времена, когда в Бартелионе не останется ни одного беспризорника, вынужденного зарабатывать на жизнь попрошайничеством, воровством и обманом?

И вправе ли они, банда бывших воров, завладевших божественной силой, накладывать свои руки на это совершенство?

Хотелось в это верить. Верить, что пиявки появились на свет не просто так, что им и вправду уготована великая роль в судьбе этого мира. Что история запомнит их, как спасителей человечества, героев, вставших на пути потусторонней силы, пожирающей континент. Что ангелы виновны, и новая Жатва в землях людей, дурдов или големов — лишь вопрос времени.

Хотелось поверить, но что-то мешало.

Мешала судьбоносная встреча, почти месяц тому назад перевернувшая привычный жизненный уклад проводника. Два гостя из соседних стран, появившиеся на пороге эрконского турагентства, навсегда изменили представление Линсона об окружающем мире.

Именно этим он отличался от остальных пиявок. Они никогда не говорили с ангелами, хоть и жили у тех под боком. Не смотрели им в глаза, не спорили, не становились свидетелями их гордости и благородства. Никому из них и в голову бы не пришло провести целых три дня в компании ненавистной крылатой твари. А Линсон провёл.

Три дня он слушал пылкие речи Сайтеми, оставившей свою родину и поклявшейся во что бы то ни стало раскрыть загадку Порчи, три дня крылатая воительница отчитывала проводника за его безразличие к чужим бедам.

Всё было бы гораздо проще, не произойди этой встречи с ангелом и големом. Линсон остался бы аферистом, мечтающим в жизни о двух вещах: деньгах и воссоединении с потерянной бандой. Без тени раздумий он бы помчался за Вилом хоть на край света и присоединился бы к Арамео в любых, даже самых безумных его начинаниях.

Но последний контракт всё изменил. Деве удалось прорваться через стену корысти и равнодушия и в конце концов заразить проводника своими чистыми помыслами.

Линсон Марей, некогда вор, аферист и проходимец, пришёл в Кеварин, чтобы спасти мир.

Вот только спасти его предстояло не от Порчи, а от обезумевшей банды пиявок. У Линсона было достаточно времени, чтобы удостовериться в полном и окончательном безумии своих друзей — теперь, наверное, уже бывших. Арамео, Торес, Вилле и Перри только и говорили, что о своей избранности и великом предназначении.

Оставалось только догадываться, что на самом деле случилось с пиявками за эти пятнадцать лет. Быть может, именно долгая изоляция и обитание в погибшем мире свели их с ума.

Спросив, что друзья собираются делать, когда разделаются с Порчей, проводник ужаснулся ещё сильнее, ибо в стремлении навести порядок и мир во всём мире пиявки не собирались ограничивать себя в методах и масштабах разрушений. А ещё они не понимали, с какой стати править славным Бартелионом должен какой-то человечишка, дорвавшийся до власти благодаря смерти своего брата.

Боязнь прикоснуться к живому, даже спящему ангелу ничуть не мешала Арамео видеть себя на троне, а границы его будущего королевства совпадали с границами самого континента, где людям, ангелам, дурдам и големам предстояло существовать под мудрым покровительством единого императора. На руках у банды была возможность обрекать на гибель целые города и появляться среди ночи в спальнях неугодных правителей, обрывая жизни коротким взмахом кинжала. Главарь пиявок мог часами с упоением перечислять мечты и планы, осуществления которых ни в коем случае нельзя было допустить.

Много лет назад «пиявки» заменили Линсону семью, но сейчас стали угрозой для всего мира. И лишь один человек был способен их остановить.

Оставалось придумать, как это сделать. Напарники Линсона не были воинами, но и сам он оставался не более чем бывшим ворюгой. Повторить трюк с Гирмсом проводник не надеялся: громила был один, а пиявки спали в общей комнате, и сам Линсон мало что смыслил в бесшумных убийствах.

К тому же, бывшие друзья знали своего ковыряльщика как облупленного и могли легко раскусить его намерения, что усугублялось общим недоверием, сложившемся к Линсону среди вновь обретённой банды.

И последний вопрос: что с ними делать? Убить? Или просто украсть Окуляры и оставить на растерзание ангелам?

Слишком много нюансов предстояло продумать, и слишком мало оставалось на это времени. Уже через два дня банда покинет Ханералл и направится к Виоранну, а спустя ещё пару дней пути под городом начнёт расти убийственная партия нар'силенов.

Если подумать, даже здесь, в чужом краю, у него оставался ещё один союзник. Воительница Серебряных Крыльев, вместе с проводником постигавшая тайны мёртвого города, находилась где-то здесь, на столпах небесной столицы. Помнится, когда они с Перри проходили кварталами воителей на одном из южных дисков Ханералла, девушка остановилась возле одного многоэтажного здания и сказала, что именно оно служит пристанищем для бойцов элитной гвардии Кеварина.

Останавливало одно: проводник не питал большого доверия к фанатичной воительнице и в случае её вмешательства не мог ручаться за жизни своих друзей. Как и за то, что его собственная голова останется на плечах.

Эти мысли посетили его не так давно. Ещё в Эрконе гордая крылатая дева виделась ему ценным союзником, но сейчас, самолично оказавшись в ангельском городе и открыв для себя тайны небесного народа, Линсон осознал, что на самом деле стояло за честностью и благородством Сайтеми.

Дева была слишком опасна и непредсказуема, и глупо было надеяться, что в её лице он получит надёжного союзника.

Краем глаза проводник уловил движение, но остался спокоен. Если бы что-то произошло в измерении, где он находился, Линсон непременно услышал бы шаги или другие звуки. К тому же левый глаз был закрыт Окуляром и смотрел в другое измерение.

Суматоха происходила на той стороне — в мёртвой ипостаси обитаемого мира. Через призму Окуляра Линсон увидел, как Перри влетела на второй этаж и стала возбуждённо что-то рассказывать. Арамео вскочил с кресла, валявшийся на кровати Торес резко сел. Что бы ни сообщила девушка, известия оказались крайне важными и, судя по лицам напарников, неожиданными для обоих.

А потом до ушей проводника донёсся звук. Неспешный скрип давно не смазанных деревянных ступеней, который мог свидетельствовать только об одном: старый ангел решил предаться тёплым воспоминаниям в комнате почившей жены.

Без лишней спешки и паники Линсон поправил штору, отошёл от окна и бесшумно заполз под кровать с низко свисающим покрывалом. Здесь у него будет достаточно времени, чтобы дождаться переноса в иную реальность.

Привычная мысленная команда слила миры воедино, а затем вымела один из них, заглушив шаги поднявшегося в комнату ма'аари. В ноздри ударил неприятный запах: укрытием для проводника стала кровать Тореса, и ноги детины теперь стояли аккурат перед его лицом.

Отпихнув давно не чищенные сапоги, Линсон выкатился из-под кровати, встал и отряхнулся.

— Что за шум? — спросил он.

Арамео смерил его подозрительным взглядом, словно гадая, может ли Линсон быть виновником обсуждаемых событий. Затем сказал:

— Похоже, нас опередили. Перри, повтори то, что нам рассказала.

Девушка выглядела запыхавшейся.

— Ещё одна поражённая зона, — сообщила она. — Кто-то высадил пачку нар'силенов к западу от Ханералла. Несколько миль накрыло Порчей!

 

Глава 21

Арамео обвёл соратников внимательным взглядом. Кто из них мог предать банду и нарушить её планы, самовольно устроив Жатву возле кеваринской столицы? Перри, Торесу и отсутствующему Вилу он доверял как себе. Глаза лидера остановились на пятом члене банды.

Линсон спокойно выдержал его взгляд. Нет смысла подозревать того, кто последние дни только и делал, что всеми силами отговаривал пиявок от использования Порчи. Арамео пришёл к тем же выводам и отвернулся, задумчиво сложив руки на груди. Было ясно, что в этот раз Порчу выпустили не пиявки, а кто-то другой.

— Кто ещё мог знать о тайных свойствах нар'силена? — спросил он, не обращаясь ни к кому конкретному. Ноги лидера мерили комнату неспешными шагами.

— Та ма'аари, которую Линсон водил по Турте, — озвучила Перри общие мысли.

— И все, кому она об этом рассказала, — добавил проводник. В свете последних новостей у него созрели собственные планы на крылатую деву, и незачем было приковывать к ней всеобщее внимание.

— Крылатые об этом что-нибудь говорят? — спросил Арамео. Пиявки в ответ помотали головами. — Как я и думал. Они не стали выносить секреты Порчи за стены ассамблеи, чтобы не поднимать панику.

— Тогда из подозреваемых у нас только девка из Серебряных Крыльев и совет, — подытожил Торес.

— Прибавим сюда изыскателей, — добавил главарь. — Тайны тайнами, но кто-то должен был заняться изучением данных из Бартелиона — не станут же старейшины тратить на это своё драгоценное время. Наверняка учёные уже ломают головы, разбираясь с показаниями среброкрылой.

— Каков план действий? — спросил боец.

— Есть шанс, что крылатые сделают работу за нас, — сказал Линсон, стараясь, чтобы в его словах проскакивало устоявшееся в банде пренебрежение к небесному народу. — Ведь наша цель была в том, чтобы заставить их взбунтоваться и выбить информацию из старейшин, так?

— Можешь не продолжать, Линсон, — ответил Арамео. — Снова пытаешься отговорить нас от Виоранна. Поскорей бы покончить с этим делом, чтобы ты наконец перестал ныть.

— Значит, планы не меняются? — Проводник уже перестал удивляться и возмущаться непреклонности бывшего друга.

— А с чего бы им измениться? Что у нас на западе: простые леса да холмы. Незаселённые земли. Сомневаюсь, что этого хватит для бунта. Мы должны действовать наверняка.

— А если и правда хватит? — уцепился Линсон за спасительную ниточку. — Если со дня на день старейшины сдадутся и расскажут всё, что знают о Порче, а нас не окажется в городе?

— Не окажемся в Ханералле — узнаем всё в другом месте. Слухи здесь разлетаются быстро, причём разлетаются в самом прямом смысле. Когда доберёмся до Виоранна, новости из столицы уже будут звенеть там на каждом углу.

— Может статься, что они зазвенят уже сегодня, — без особого энтузиазма предположила Перри. — Может, закончим спорить и наконец отправимся на разведку? Я и так потеряла четверть часа, пока стою тут с вами.

— Согласен, — кивнул лидер. — До завтра работаем в прежнем режиме. Я отправляюсь на башню Алаора — понаблюдаю с высоты, что творится в реальности. Перри, на тебе пивные и забегаловки, как обычно. Торес…

— Чур, я за город, — вызвался боец. — Хочу сам глянуть на этот новый рассадник Порчи.

— Кто-то должен заглянуть в кварталы воителей, — напомнил лидер. — Совет Эл'таро мы подслушать не можем, но солдаты, глядишь, о чём-нибудь, да проболтаются.

— Солдаты? Им-то откуда знать? — удивилась Перри.

— Оттуда, что одна из них лично побывала в Турте. Может, среброкрылая и не отчитывается перед простыми летунами, но среди своих ей не позволят молчать. Особенно сейчас.

— Я пойду, — сказал Линсон. Пиявки разом повернулись к проводнику, удивлённые его несвойственным рвением. — Я послушаю, что говорят в казармах, — добавил он на случай, если его неправильно поняли.

— Ты ведь ещё не добил их язык, — напомнил ему Арамео.

— Я услышу, если в одной фразе прозвучат слова «Порча» и «нар'силен», — парировал проводник. — Всё равно я должен чем-то заняться, не сидеть же тут без дела.

— Тоже верно, — признал лидер. — Ладно, иди погрей уши. Может, и разберёшь что-нибудь стоящее. За работу!

Четверо бывших воров спустились на улицу. Перри отправилась в сторону злачных заведений, Торес ушёл к обвалившемуся мосту на юге, а Линсон в компании Арамео двинулся на запад. Вдвоём они миновали жилые кварталы и пересекли длинный мост, соединяющий этот диск с западным. Главарь пиявок ничего не говорил и оставался погружён в собственные раздумья. Линсон понимал, что бывший друг ему не доверяет, и радовался уже тому, что удалось без лишних споров выбить себе дежурство в нужном месте.

Башня Алаора стояла на одном из центральных дисков, соседствовавших с Небесным Престолом. Эта вышка была восточной, ещё три таких же расположились по остальным сторонам света, и каждая была построена в честь древних героев Кеварина. Две из них — северная и южная — были хорошо видны уже отсюда, но ни одна из них не превосходила высотой престол Ва'лара.

Для пиявок ценность этих башен состояла в верхних помещениях, чьи решетчатые стены позволяли наблюдать с высоты за всей панорамой города, но зазоры между досками были достаточно узкими, чтобы находившийся внутри человек или ма'аари не был виден снаружи. Однажды Линсон провёл целый день на восточной башне, любуясь красотами небесной столицы.

Не прощаясь, Арамео свернул к вышке, а Линсону предстояло пересечь ещё один мост над пропастью, чтобы оказаться в кварталах воителей. Рассеяв внимание, он позволил Окуляру скукожить пространство и вскоре, оставив позади второй мост, остановился перед многоэтажной постройкой, где располагалась штаб-квартира и покои элитного отряда Серебряных Крыльев. Здание состояло из четырёх полукруглых сторон, которые, примыкая друг к другу, образовывали некое подобие лепестка. Проводник прошёл внутрь.

Конечно же, он не собирался сегодня никого подслушивать, а ангельский язык знал намного хуже, чем подозревал Арамео. Будь он уверен в правильности своего союза с пиявками, то зубрил бы словари день и ночь, но приходилось признать, что голова Линсона в последние дни была забита вовсе не повышением своей полезности в глазах напарников.

Сайтеми запустила третью Жатву.

Для Линсона это было ясно, как день. Он помнил лицо девы, когда перед ней предстал лес призрачных деревьев, захвативший центральную площадь Турты. Помнил охватившее её отчаяние. Сайтеми была единственной из своего рода, кто знал правду и, что важнее, видел её своими глазами. И он хорошо понимал растерянность девы, вынужденной подозревать своих же соплеменников. Ещё бы не понять, когда сам Линсон оказался ровно в такой же ситуации. У него на глазах бывшие друзья сходили с ума и бредили уничтожением целых городов, а Сайтеми тем временем мучилась осознанием, что виновник Порчи прятался среди её народа.

Возможно, стоило найти её раньше и обо всём рассказать. Тогда удалось бы избежать очередной катастрофы. Почему же Линсон этого не сделал? Наверное потому, что не доверял воительнице. Опасался, что Сайтеми предпочтёт не разговаривать с ним, а передать на руки старейшинам, раз уж он столь удачно подвернулся ей под руки.

Находясь в Турте в компании голема, они пережили вместе немало приключений. Сайтеми показала себя честной и порядочной девушкой — пожалуй, самой порядочной всех, кого проводник встречал в своей жизни. И всё же что-то мешало ему полностью довериться крылатой деве. Линсон не понимал природы этого странного чувства, но сегодняшнее происшествие отбросило все сомнения.

Сайтеми предала свой народ и устроила диверсию. Если он правильно понимал порядки и традиции ма'аари, то осквернение родных земель вкупе с недопустимо плотной посадкой священного древа будет расцениваться как страшнейший из грехов. Воительница Серебряных Крыльев навсегда замарала своё имя, но в то же время очистила его перед проводником. Теперь он не сомневался в необходимости увидеться с ней и как следует всё обсудить. Оставалось только узнать, где Сайтеми живёт.

Восьмиэтажное здание насчитывало двадцать восемь квартир, и на вид все они казались одинаковыми: просторные полукруглые помещения с огромными окнами и парой перегородок для спальни и туалета.

Если о статусе ма'аари можно было судить по их финансовому состоянию, то Серебряные Крылья и впрямь были элитой во всех отношениях. Каждая из квартир могла вместить в себя четыре комнаты наподобие той, которую пиявки облюбовали в качестве базы. Резная разукрашенная мебель с отвалившейся позолотой, выцветшие картины вдоль стен, стройные ряды хрустальных бутылей разных форм и размеров с давно выветрившейся жидкостью — всё здесь говорило о богатстве хозяев этих помещений, словно проживали здесь купцы и аристократы, а не солдатская гвардия. Оглядев повнимательнее вина, Линсон узнал некоторые марки — в Бартелионе одну такую бутыль можно было обменять на квартиру в приличном районе.

Осмотр всех помещений грозил занять весь остаток дня. Линсон рылся в имуществе крылатых воителей, безошибочно определяя женские одеяния и пытаясь припомнить формы и габариты Сайтеми, чтобы сравнить размеры с находимым бельём. Временами попадались лежащие на кроватях и в креслах крылатые скелеты, но толку от них было ещё меньше, чем от одежды — по костям даже пол толком не определишь. Исключив мужские апартаменты и женщин, чей рост или размер груди не совпадали с его недавней клиенткой, Линсон пометил три квартиры для более детального осмотра, но на шестом этаже ему улыбнулась удача.

Вытащив из комода верхний ящик и с бесцеремонным грохотом швырнув его на пол, проводник застыл, но вынужден был поверить собственным глазам. Среди зеркал, расчёсок и косметики в уголке ящика скромно покатывался крохотный пузырёк с закрученной пробкой. Внутри он был пуст, но этот сосуд Линсон мог перепутать с другим разве что в той эрконской лавке, где он был куплен. Вот только Эркон находился в тысячах миль отсюда, и здесь неоткуда было взяться точной копии пузырька, в котором проводник держал памятную пиявку.

И который подарил крылатой деве перед её отъездом.

* * *

Столпотворения в небесных городах Кеварина напоминали снегопады, где снежинки не падают вниз, а летают куда им вздумается, иногда и вовсе зависая на месте. Именно такая картина представала перед всяким, кто в этот день оказался в Ханералле, столице небесной страны.

Пространство вокруг престола Ва'лара и зала ассамблеи заполонили тысячи крылатых созданий. В воздухе было не протолкнуться, и если бы не непревзойдённое пилотажное мастерство ма'аари, они то и дело сталкивались бы друг с другом и падали вниз, пытаясь сгруппироваться и вновь обрести контроль над своим полётом.

Жители столицы: женщины и мужчины, взрослые и дети, мирные граждане и воители — все они беспокойно порхали вокруг двух строений, откуда ждали ответов, перелетали от одного к другому, останавливались друг возле друга и обменивались новостями в тщетной надежде узнать хоть что-нибудь новое.

Совет Эл'таро, Ва'лар безмолвствовал, а над городом висела атмосфера всеобщего смятения и тревоги.

Подобного в Кеварине не случалось ещё никогда, за всю его многовековую историю. Народ, мнивший себя свободным, на самом деле пребывал во власти сильнейшего из тиранов. Отняв у крылатых созданий их собственную волю, взамен Ва'лар подарил им жизнь в самом стабильном и безопасном государстве, каких ещё не знал этот мир.

Каждый ма'аари трудился на благо всего народа, не смея и помыслить о том, чтобы положить себе в карман монету сверх положенного; отряды воителей вели неусыпный патруль вокруг городов и плантаций, отгоняя и нещадно истребляя крылатых и наземных хищников, а поднимавшиеся в небо колонны и непроходимые леса служили надёжной защитой от внешних захватчиков.

В краях, где правила крылатая раса, во все времена царили покой и порядок, каждый ма'аари был уверен в завтрашнем дне, а узреть над городом столь плотную толпу можно было разве что во время праздников.

Привычный уклад жизни пошатнулся четверть года назад, а сегодняшним утром, казалось, рухнул окончательно. Жатвы происходили одна за другой, и в этот раз их целью стал не порочный Бартелион, а священные земли Кеварина. Сначала Мелисельская роща, теперь холмы в опасной близости от Ханералла… Куда будет нацелен следующий удар?

Сайтеми висела в воздухе в стороне от центральных районов, издалека наблюдая за кружением взволнованных снежинок. Удерживая тело на месте непрерывными взмахами крыльев, дева открутила пробку и пригубила вино из фляжки. Сегодня она не позволяла себе трезветь, и дело было не в муках совести, а в проклятой гордости ма'аари: стоило рассудку чуть проясниться, как та начинала стучаться в сознание и настойчиво требовать, чтобы воительница немедленно созналась в преступлении и предстала перед небесным судом. Хотя, учитывая сегодняшние волнения, ждать стоило не суда, а скорой и нелицеприятной расправы.

Правду о причинах возникновения Порчи (имея в виду нар'силен, а не взбунтовавшуюся воительницу), кроме старейшин и изыскателей знал ещё отряд Серебряных Крыльев. Взволнованные утренней новостью, соратники потребовали ответов, и Сайтеми не нашла причин им отказывать. Печать с тайны была снята. Скоро безумная весть о страшных свойствах нар'силена разнесётся по городу, а совету останется лишь подтвердить её правдивость.

Дева повернулась к кварталам воителей и стала медленно планировать к своему дому у края южного диска.

Поставленный в западных холмах эксперимент завершился успехом. Три дня воительница сидела как на иголках, боролась с желанием уничтожить побеги священного древа или сигануть вниз с одного из дисков небесного города, чтобы смерть навсегда избавила душу от разрывающих её противоречий. И наконец сегодняшним утром Сайтеми удостоверилась, что её догадка была верна. Порчу вызывают не проклятия зловещих колдунов и не божья кара, а ростки нар'силена, посаженные в неуважительной близости друг от друга.

Это новое знание поднимало из глубин памяти уже давно не задававшийся вопрос: кто заразил Мелисельскую рощу? Ни один человек или дурд, вздумай он проникнуть в земли Кеварина, не доберётся живым в такую глубь, а големы — слишком мирный народ, чтобы их подозревать.

В таком случае…

— Я такая не одна? — шепнула дева, не зная, радоваться или тревожиться догадке, что кроме неё в Кеварине есть и другие отступники.

Ноги мягко опустились на балкон шестого этажа. Сайтеми ощущала странное, неуместное в её положении спокойствие. Пожалуй, она просто смирилась с мыслью, что существование Кеварина и её собственная жизнь висят на волоске, и ни клинок на поясе, ни гениальные умы столичных изыскателей не спасут эти земли от злой воли тех, кто вот уже пятнадцать лет остаётся неузнанным и непойманным.

Или дело в том, что она попросту перестала думать. Бросила тщетные попытки уместить в уме весь этот крутящийся калейдоскоп знаний, догадок, страхов, идей, сомнений и подозрений, способный разорвать голову на части и свести с ума даже самого стойкого из ма'аари.

Будь что будет. Она слишком устала.

Потянув створку стеклянных балконных дверей, Сайтеми лениво вошла в свои апартаменты. Хотелось отдохнуть и как следует выспаться. Она направилась к кровати.

— Эй! Пс!

Внезапный шёпот заставил подпрыгнуть от неожиданности. Кто посмел без спроса заявиться к ней в квартиру?! Торино? Нет: если он захочет подурачиться, то придумает что-нибудь поизощрённее.

Сайтеми обернулась. Затем недобро посмотрела на фляжку в руке. Наверное, этим всё и должно было закончиться: она допилась до галлюцинаций.

Возле окна, воровато выглядывая из-за ширмы, стоял эрконский проводник Линсон Марей.

Пока дева пыталась понять, насколько реален представший перед ней образ проводника, рефлексы воительницы перехватили контроль над телом. Сайтеми ринулась к балконным дверям и резким движением задвинула полупрозрачную занавеску, затем пробежалась по комнате, задёргивая остальные шторы и запирая входную дверь на задвижку. И только после этого, грубо вытащив растерявшегося Линсона из-за ширмы, уволокла его на диван.

Сердце бешено колотилось, отрезвляя разум, но проводник не исчезал. Похоже, он всё-таки был настоящим.

— Откуда ты тут взялся?! — громко прошептала Сайтеми, продолжая воровато оглядываться и проверять, не осталось ли в занавесках зазоров, через которые их могут увидеть снаружи.

— Пришёл отругать тебя за то, что ты устроила на западе.

Проводник говорил в своей прежней шутливой манере, но тон его был не тем, что раньше. В словах человека сквозило пренебрежение, словно он не отшучивался перед превосходящей его во всём крылатой воительницей, а действительно держал деву за нашкодившего ребёнка.

Сайтеми не стала удивляться, что ему известно о её проступке. Линсон Марей ещё с Турты имел привычку знать больше, чем положено простому человеку.

— Как ты вообще сюда попал? — спросила она.

— А ты думала, только ангелы способны забраться на эти колонны? — насмешливо ответил он.

И снова этот тон… Сайтеми чувствовала неловкость. И желание усмирить зарвавшегося человека крепким хуком в нос.

— Думается мне, разговор у нас будет долгий, — добавил Линсон, по-хозяйски оглядывая апартаменты. — Есть чем промочить горло?

Всё ещё озадаченная его внезапным появлением, дева медленно кивнула и направилась к мини-бару, а Линсон осмотрел просторное полукруглое помещение, где жила воительница. Он уже видел запустелую версию её жилья, но пока не имел возможности как следует разглядеть его в реальном мире, вынужденный прятаться от посторонних глаз между стеной и ширмой.

Софа, куда его усадили, стояла недалеко от балкона и соседствовала с низким стеклянным столиком и такой же софой с другой стороны. Середина помещения ближе к входным дверям оставалась свободной и была накрыта широким круглым ковром.

С левой стороны от входа находилась спальня. Отделённая от остальной квартиры деревянной перегородкой, не достающей до потолка, она занимала примерно четверть всего помещения. Ограждение изгибалось посередине под тупым углом, одним концом примыкая к несущей стене, а другим — к полукруглой наружной. В мёртвой реальности хлипкая перегородка давно развалилась, позволив помещению обрести цельную полукруглую форму.

Кроме стеклянной балконной двери, на улицу выходили ещё четыре больших окна. Вдоль стен расположились многочисленные шкафы, тумбы, высокие овальные зеркала и другая мебель, выполненная в традиционных для ма'аари светлых, преимущественно белых тонах. Правая половина квартиры была отдана под кухню и обеденный зал в виде резного стола и стульев на изогнутых ножках.

Сайтеми вернулась и поставила на столик две бутылки вина с двумя бокалами, прибавив к ним несколько изящных стеклянных тарелок с фруктами и аппетитными салатами. Сама она уселась напротив, первым делом наполнив бокалы и толкнув один из них проводнику. Прокатившись по ровной стеклянной поверхности, тот остановился в двух дюймах от края. Линсон взял вино и устроился на диване так, чтобы видеть входную дверь квартиры.

— Думаю, можно не спрашивать, кто выпустил Порчу возле города, — произнёс он, отпивая из бокала. — Зачем ты это сотворила?

Воительница тоже сделала глоток и в задумчивости опустила взгляд.

— Я не знала, что мне ещё делать, — негромко выговорила она. — Старейшины не слушали меня, не верили в то, что я рассказала. Я принесла своему народу правду, а он отверг её. На что я потратила этот месяц? Ради чего топтала пыль в людских землях, лишилась неба, рисковала собой, отправляясь в мёртвый город, чуть было не погибла в схватке с собирателем? Чтобы в результате на меня смотрели, как на дурочку, и делали вид, будто вся эта затея с Туртой была одной большой ошибкой?!

Проводник спокойно слушал, откинувшись на низкую спинку и ковыряясь вилкой в тарелке с салатом. Сайтеми вдруг осознала, что не чувствует никакой скованности в разговоре с этим человеком. Она едва не тряслась от тревоги, представая перед старейшинами в зале ассамблеи, страшилась поделиться знаниями с Торино, опасаясь, что он тоже посчитает её сумасшедшей. Она потеряла доверие к собственному народу, к достойнейшим его представителям, а с этим человеком могла говорить совершенно открыто, ничего не скрывая и не замалчивая. Как так вышло, что представитель низшей расы оказался наилучшим для неё собеседником — единственным, с кем она могла искренне поделиться терзавшими её сомнениями?

— Я искала ответов, — сбивчиво продолжала она, глядя прямо перед собой. — Хотела понять, что происходит на самом деле. Ведь я знала, что говорю правду. Нар'силен в Турте, исходящие от него щупальца Порчи — мне всё это не привиделось! Ты ведь был там, ты тоже это видел!

Она с надеждой взглянула на проводника, словно боялась, что и он вдруг объявит её слова больными бреднями.

— Видел? А ты не забыла, кто, собственно говоря, тебе всё это показал? — усмехнулся Линсон и добавил серьёзнее: — Я бродил по Турте десять лет, обшаривая каждый угол. Уж мне ты можешь не рассказывать, что там есть, а чего нет.

Сайтеми чуть успокоилась и поставила бокал на столик.

— Я хотела самолично убедиться, что нар'силен может стать источником крупного заражения. Никто, кроме меня, не желал в этом разбираться. А теперь… Ещё один кусок кеваринской земли съеден Порчей, и я тому виновник. Я подтвердила свои догадки, но какой ценой? И что мне делать дальше? Ведь я ничуть не приблизилась к разгадке…

И она подняла взгляд на Линсона. Поняв всё без слов, от вернул на стол пустую тарелку и глотнул вина.

— Я так вижу, тебе уже не терпится услышать, каким образом жалкий человечишка пересёк непроходимые леса и забрался на диски вашей небесной столицы?

— Мне кажется, что в целом мире не сыскать места, куда не смог бы забраться изворотливый эрконский проводник. Ты как вошь — пролезешь хоть в небо, хоть в подмирье, хоть к дурду в мохнатую задницу, — ответила Сайтеми с вымученной улыбкой.

— Что ж, крылатая подруга, устраивайся поудобнее и слушай…

* * *

Рассказ Линсона дева слушала с нескрываемым интересом. Не в пример недавней лёгкой вечеринке на базе у пиявок, в квартире у кеваринской воительницы царила напряжённая атмосфера, отражавшая всю серьёзность положения. История проводника могла стать для Сайтеми спасительной ниточкой, а могла столкнуть обратно в пучину стыда и сомнений, и воительница боялась, что второй раз оттуда уже не выберется.

Без лишней скромности поедая предложенные угощения и запивая отменным вином, Линсон неспешно, но и не растягивая, посвящал воительницу в события последних трёх недель: как встретил старого знакомого, как добрался до Кеварина и поднялся на недосягаемые небесные диски Ханералла, как присоединился к некогда потерянной банде.

До этого места Сайтеми слушала с напряжённым вниманием, но стоило проводнику дойти до Мелисельской рощи, как глаза девы стали расширяться, а лицо исказила смесь ужаса и ненависти.

— Люди! — воскликнула она, вскакивая с дивана. Проводник так и застыл с открытым ртом. Воительница резкими шагами заходила по комнате, не зная, куда податься от нахлынувших эмоций. Её кулаки сжимались и разжимались, на скулах заиграли желваки. — Люди были виновны! Всё это время! Как я только могла поверить сказки про нар'силен, заподозрить свой народ?! Как я могла…

Она не договорила, оборвавшись на полуслове и наконец вспомнив, что один из этих самых людей находится прямо сейчас у неё в гостях. Линсон вжался в диван, опасаясь, что и ему достанется. Словно подтверждая его тревогу, Сайтеми медленно обернулась к проводнику. Рука её потянулась к рукояти меча…

 

Глава 22

— Так, стоп! Возьми себя в руки! — Линсон спешно покинул диван и встал с другой стороны от столика, будто это могло его спасти. — Соизволь для начала дослушать, а уже потом выносить мне приговор. Я не собираюсь никуда убегать. Да и не смог бы, даже если бы захотел.

Это было правдой. Проводник не сомневался, что, попытайся он запустить процесс перехода в другой мир, Сайтеми мигом заметит колдовство и не станет медлить. Линсон хорошо помнил стремительность движений её обманчиво хрупкого тела.

Дева не стала вытаскивать меч, но и руку с ножен не убрала.

— Во-первых, нар'силен и правда вызывает Порчу — ты сама всё видела. Хватит упираться и отрицать очевидное. И катаклизм в Турте, если ты внимательно меня слушала, устроили твои собратья, а никакие не люди.

— Я больше не поверю в твои россказни! — рявкнула воительница.

— Хорошо… — Линсон набрал в грудь воздуха и рискнул прижечь по больному. Если не убьёт на месте, то, глядишь, хоть немного успокоится. — А что с третьей Жатвой? Её тоже устроили люди?

Сайтеми зарычала и двинулась к нему, но возле столика вдруг остановилась и затряслась. Затем резко схватила бокал и швырнула в Линсона. Стекло с громким звоном разлетелось за спиной чудом увернувшегося проводника.

— Это вы виноваты!!! — закричала она, по щекам потекли слёзы. — Вы обманули меня! Обманули всех нас! С самого начала за Порчей стояла твоя грязная шайка! А я не знала, что мне делать, как спасти свою страну! Не знала даже, от кого её надлежит спасать!

Воительницы рыдала, не стесняясь чужих глаз, но по крайней мере больше не тянулась к оружию. Линсон позволил себе сесть и налить ещё вина, пока его собственный бокал не присоединился к осколкам на полу.

— Перестань искать крайних, — сказал он, пока дева усаживалась на место. — Ни в зеркале, ни где-либо ещё. У нас есть проблема, и мы должны её решить, а не закатывать истерики.

— Проблема? — произнесла Сайтеми заплаканным голосом. — Я думала, ты теперь с ними заодно.

— Ага, и именно поэтому я пришёл к психованной воительнице, способной за долю секунды пошинковать меня на ломтики. Я должен остановить Арамео, и неважно, каким способом. Если я останусь в стороне, то моя свихнувшаяся банда разнесёт Порчу по всему Кеварину, а затем возьмётся за остальной мир.

— Мы не позволим им! — заявила Сайтеми. — Теперь, когда мы знаем…

— Что вы знаете? — грубо оборвал её Линсон. В боевом мастерстве воительница не знала себе равных, но её глупость начинала раздражать. — Давай, расскажи мне: где сидит моя банда, как до них добраться? Ты хотя бы знаешь, как пользоваться Окуляром? Нет? То-то же. Мне известно, кто стоит за Порчей в Мелисельской роще, и я собираюсь остановить их, а не строить безумных экспериментов, так что позволь мне строить планы, хорошо?

Сайтеми мигом притихла, не ожидая от проводника подобного напора, и пристально уставилась на него, словно пытаясь высмотреть нечто, видимое только ей.

Не заметив её взгляда, Линсон продолжил:

— А теперь, если ты успокоилась, слушай дальше. Мой рассказ ещё не закончен.

Промочив горло, проводник поведал деве о странных изменениях, постигших его старую банду. Рассказывая о друзьях и охватившем их безумии, к нему вдруг пришло понимание, что своим появлением в этой квартире он обрезал себе последний путь к отступлению. Либо сегодня, в богато обставленных стенах этого зала, пиявкам будет подписан приговор, либо он сам сложит голову в последней попытке уберечь людей, которых некогда называл семьёй. В любом случае дороги назад уже не будет.

Удивившись сам себе, Линсон спохватился и поспешил смахнуть в сторону неуместные сомнения. Он должен остановить пиявок, и точка. Теперь судьба мира лежала на его плечах. Его, а не Арамео или пылкой воительницы, сидевшей напротив.

Пришлось попросить ещё бутылку, но чем больше он пил, тем сильнее накатывали муки совести и странное ощущение собственной беспомощности. Ещё четверть часа назад готовый взять на себя любые риски и ответственность, теперь он был близок к тому, чтобы бросить свою затею и дать заднюю, и пускай крылатая девка делает с ним, что хочет.

— Дурд меня подери, да что я вообще тут делаю! — не выдержав, выругался он и с силой припечатал бокал к столу.

Сайтеми, недавно сама устроившая битьё посуды, теперь опасливо поглядывала на хлипкий стеклянный столик, не предназначенный для столь пылких дискуссий.

— Вы только полюбуйтесь на это. Проходимец, бывший ворюга в дурд знает каком поколении — и вдруг вздумал спасать мир! Куда там целому войску ангелов и големов с их учёными головами и технологиями. Вот придёт Линсон Марей и мигом решит все проблемы. Одним взмахом руки сметёт Порчу и снесёт проклятые деревья, другим — заставит цветочки снова расти на мёртвой земле. Может, заодно ещё и воскресит всех умерших — ну а чего мелочиться? Смех, да и только.

Проводник уронил голову на руки, протёр лицо и уставился перед собой меж раздвинутых пальцев.

— А пиявки… Они же мои друзья, моя семья, — продолжал он резко поникшим голосом. — Мы выросли под одной крышей, делили один стол, согревали друг друга в холода, а я тут сижу и планирую, как бы их прикончить! Да и что я могу — их четверо против меня одного! Четыре головы против одной… Неужто я и правда надеялся их обмануть? Арамео меня с малых лет знает, как облупленного; читает, как открытую книгу. Да он разгадает все мои замыслы раньше, чем я сам успею о них подумать. Вся эта дурацкая затея была обречена с самого начала!

Линсон замолк, готовый уже сам пустить слезу от нахлынувшего отчаяния, и наконец обратил внимание на деву, ни разу не прервавшую его за весь монолог. Та по-прежнему сидела напротив и не сводила с него внимательного, цепкого взгляда. Больше она не казалась ни взбешённой, ни расстроенной, словно передала гостю все свои эмоции.

— Запиши это, — вдруг сказала она, не отводя глаз.

Проводник удивлённо поднял бровь, а Сайтеми прошла к письменному столу и извлекла что-то из верхнего ящика.

— Вот. — На столик возле бокала лёг лист пергамента и чернильница с пером.

— Что? — пробормотал Линсон, всё ещё не понимая, чего от него хотят.

Теперь уже Сайтеми смотрела на него, как на несмышлёного ребёнка.

— Записывай. Всё, что сейчас сказал. Можно кратко, лишь бы сам потом мог прочитать.

— Прочитать? Когда?

— Когда проспишься! — хмыкнула она, плюхаясь на диван. — Не только твоя банда сошла с ума, Линсон Марей.

— Ничего не понимаю, но будь по-твоему, — пробубнил Линсон и стал писать, стряхнув перо над чернильницей. Теперь он вспомнил их последний вечер в Эрконе и странную бумажку, на которой пьяная ма'аари прилежно выводила какие-то строки. Видимо, в этом ритуале заключался некий, пока что неясный для него смысл.

А когда проводник, передав бумаге терзавшие его сомнения, ткнул последнюю точку и отодвинул лист, настал черёд Сайтеми рассказывать о тайнах — своих и своего народа.

* * *

— Ведь как знал, что с вами, ангелами, что-то не так, — хлопнул себя Линсон по колену. — Слишком уж вы чудные. Так он… этот Валар, и сейчас у тебя в голове сидит?

Проводник всмотрелся в собеседницу, словно силился разглядеть присутствие божества одним из своих глаз, смотрящих в разные пласты реальности.

— Нет, в данный момент я свободна. Благодаря вот этому. — Сайтеми пощёлкала пальцем по горлышку опустевшей бутыли. — Не спрашивай как — я и сама не знаю, — но алкоголь укрывает сознание от присутствия чужой воли. Пока я пьяна, я могу оставаться сама собой. Именно этим обусловлены перемены в моём поведении в тот день в трактире. Ты ведь наверняка их заметил?

— Ещё бы, — усмехнулся проводник.

— То же касается и тебя, — добавила девушка. — Ты выглядел до странности самоуверенным, когда пришёл сюда. А напившись, тут же превратился в трусливого проходимца, каким мне и запомнился.

— То есть, этот ваш бог и мне промывает мозги?

— Это невозможно, — твёрдо заявила Сайтеми, хотя в свете последних событий становилось всё труднее разобрать, что возможно, а что нет. — Ва'лар — бог народа ма'аари. Он властвует над нами и ни над кем больше. Держи он людей под контролем, вы не были бы…

— Жалкими, мелочными, никчёмными, — закончил за неё Линсон.

— Люди стали бы такими же, как мы. Разве что жили бы по-прежнему на земле, оставив небо тем, кто способен к нему подняться.

— Тут с тобой не поспоришь. Если кто-то и управляет людьми, то это скорее какой-нибудь демон алчности и похоти из Подмирья, а никак не кеваринское божество.

— Не выдумывай. Ни богам, ни демонам нет дела до вашей расы, — махнула рукой воительница. — Я видела, как алкоголь действует на людей. Вас начинает распирать от самоуверенности, развязывается язык, выкладывая на обозрение самые низменные идеи и помыслы, но вы остаётесь собой. Бандит остаётся бандитом, бабник — бабником, скупердяй — скупердяем. И только твоё поведение меняется, в точности как у моего народа.

— Может, всё дело в том, что я оказался в Кеварине? Валару всяко легче дотянуться до меня своей магией, когда я нахожусь в нескольких кварталах от Престола, а не брожу невесть где в сотнях лиг отсюда.

Дева покачала головой:

— Власть Ва'лара безгранична. Он сохранит контроль над ма'аари, даже если тот уедет на другой конец материка. То, где ты находишься, не имеет никакого значения.

— То ма'аари, а я человек. На нас эта штука может действовать по-другому.

— Иные люди проводят долгие годы в приграничных селениях, где в воздухе витает энергия нар'силена. Если бы их сознание впускало в себя волю Ва'лара, мы бы это заметили.

— А если…

— Отступись, Линсон, твоя теория слишком натянута. Я не отрицаю, что ты мог попасть под контроль Ва'лара, но дело не в этом. Твой разум изменило не прибытие в Кеварин, а нечто другое.

— Изменило разум… — задумчиво повторил проводник. И тут же хлопнул себя по лбу. — Пиявки! Вот что с ними стряслось. Ребята с самого начала не собирались ввязываться в эту авантюру — их заставили! — Его глаза заблестели надеждой. — Они не сошли с ума! Просто кто-то залез к ним в головы и теперь заставляет распространять Порчу.

— Не совсем так, — сказала Сайтеми. — Давай на время забудем про Порчу и подумаем. Исходя из твоего рассказа, некая сила — возможно, именно Ва'лар — внушила пиявкам чрезмерное честолюбие, заставила верить, что они рождены для великих вершений и не должны спускать свой талант на воровство, грабежи и прочие мелкие делишки, которыми занимались ранее. Знаешь, это очень похоже на догмы моего народа. Гордость, величие, возвышенность над прочими обитателями мира. Вот только вместо небесного народа, способного наставить на путь порядка и благородства, они увидели вокруг себя руины родного города, уничтоженного неведомой злой силой. Вот и получилось, что вместо становления добропорядочными гражданами твоя банда превратилась в отряд безумных мстителей, гоняющихся за своим искажённым видением справедливости.

— Я и сам в последнее время ловлю себя на схожих мыслях, — признался Линсон. — Что я должен спасти мир, остановить злодеев и всё в таком духе.

— Проще говоря, таинственному воздействию подверглась вся банда «пиявок», включая и пятого, отделившегося от остальных её участника. Должна быть некая общая черта, открывшая сознание каждого из вас воле Ва'лара.

— Не черта, а дурдова железка, от которой у меня уже горят ухо и нос, — проворчал Линсон, указывая рукой на маску. — Мы все носим Окуляры, вот что нас объединяет.

— Я подумала о том же, — кивнула Сайтеми. — Нам до сих пор ничего не известно о природе данного устройства. Если Окуляр способен установить связь с другим измерением, то что помешает ему точно так же поймать контакт с сознанием божества?

— Особенно если вспомнить, что приехали к нам эти штуки не откуда-нибудь, а аккурат из Кеварина, — напомнил Линсон. — И что ваш всевеликий Ва'лар каким-то образом пребывает сразу в двух измерениях в одном и том же виде.

Воительница кивала, всецело соглашаясь с его доводами.

— Но ты, как мне кажется, оставался в здравом рассудке дольше остальных.

— До нашей первой встречи, если быть точнее. В тот день я был трезв как стёклышко, и не припомню, чтобы меня распирало от гордыни.

— Это так. Генрим привёл ко мне самого обычного человека. Хитрого, жадного до денег. Ты идеально воплощал в себе образ, который я представляла на пути в Баретлион. Но сегодня ты пришёл другим.

— Если всё дело в Окуляре, то нечему удивляться. Мне всегда не нравилась его сила… Я будто чувствовал, как она лезет мне в душу, пытается уволочь из привычного мира. Так что Окуляр я надевал только для походов в Турту, а в остальное время он почти всегда покоился за пазухой.

— В то время как твои друзья их почти не снимали, — заключила Сайтеми. — Именно это позволило тебе сохранить контроль над собой… до недавнего времени. А вот остальным пиявкам повезло меньше. — Дева подняла взгляд на собеседника. — Так что ты собираешься теперь с ними делать?

Линсон облокотился на колено и задумчиво потеребил волосы.

— Вот что я тебе скажу, ангел. У меня тут, — он пощёлкал себе по голове, — сидит два Линсона. Один — бывший ворюга, аферист и проходимец, а другой — доблестный герой, спаситель мира, защитник слабых и угнетённых. И оба они говорят мне, что нечего драной Порче делать на этой земле. Наш мир и без того наладом дышит: не война, так эпидемия; не божья кара, так кучка безумцев с дьявольскими семенами. Завтра они отправятся в Виоранн, чтобы выпустить очередной источник заразы, и мы двое должны их остановить. Или трое, если считать меня за двоих. — Он взглянул на деву. — Или тогда уж четверо…

— Пятеро, — улыбнулась Сайтеми. — Ты забыл Ва'лара.

— Но тогда второго меня и тебя можно не считать, и получается всё-таки трое… А, неважно! Оставим это, пока я себе мозг не сломал. В общем, я тут наметил кое-какой план. Слушай…

— Снова метишь в лидеры? — спросила дева, приподняв бровь.

— Тут мои Линсоны тоже солидарны, — ответил проводник. — Из всех нас — и ангелов, и пиявок — я единственный, кто пока что соображает своей головой и не разваливается на две разные личности. Так что, согласись, мы все выиграем, если составлением планов займусь именно я.

— Не бери в голову, я просто пошутила. — Сайтеми опустила взгляд. — Честно говоря, после того, что я устроила, мне уже страшно принимать какие-либо решения. Так что ты хотел предложить?

Линсон приготовился говорить, как вдруг вытаращил глаза и вскочил, точно ужаленный. Сайтеми схватилась за меч, но проводник жестом остановил её.

— Сиди, — сказал он, не сводя взгляда с входной двери полукруглого зала.

Дверная створка уже дважды дёрнулась, словно кто-то толкал её с той стороны. И Линсон не стал бы так пугаться, будь то обычный ма'аари, решивший заглянуть к подруге в гости — тогда он бы просто спрятался или отсиделся в другом измерении. Но дверь пытались открыть не здесь, а в том мире, где больше не было живых существ… не считая четверых членов банды пиявок.

Линсон сделал шаг вперёд, продолжая наблюдать сквозь линзу Окуляра. Дверь, надо признать, была сделана на совесть: даже спустя сотни лет запустения она всё ещё выдерживала настойчивые толчки, но щеколду уже наполовину вырвало из стены. Удар — и засов беззвучно полетел на пол, а дверь распахнулась, открывая силуэт стоявшего в коридоре человека в изысканном кеваринском костюме.

— У нас гости, — Линсон сделал ещё шаг вперёд, чувствуя на себе озадаченный взгляд Сайтеми. Её глаза видели только одну реальность; воительница смотрела на целую, запертую дверь и не могла взять в толк, на что так взволнованно пялится её гость.

— Не здесь. В том мире, — коротко пояснил он, медленно двигаясь навстречу бывшему другу. Арамео вошёл в квартиру и по-хозяйски осмотрел помещение. Он не мог знать о присутствии напарника, зато Линсон отчётливо видел каждое движение своего лидера, находившегося в мёртвом измерении.

— Может, уже объяснишь, что происходит? — требовательно произнесла Сайтеми, наблюдая за странным поведением гостя.

— Твоё скромное жильё только что почтил своим присутствием главарь славной банды пиявок. — Проводник указал на человека, прошедшего в середину заброшенного зала. Сайтеми проследила за его пальцем — там было пусто. — Не смотри, не увидишь. Он в другом измерении. Видать, забеспокоился обо мне и явился проведать.

— Он не знает, что ты здесь? — на всякий случай уточнила дева.

— Не узнает, пока я двигаюсь, так что всё в порядке.

— Зато мне ты приказал сидеть на месте.

— Не думаю, что его смутит ангел, отдыхающий у себя дома после тяжёлого дня. Не беспокойся — твой скелет вне подозрений.

Линсон продолжал вышагивать по ковру из стороны в сторону, не сводя глаз с Арамео.

— Где он сейчас? — спросила Сайтеми.

— Как раз изучает тебя. Точнее говоря, то, что от тебя осталось.

— Можно мне посмотреть?

Линсон на секунду задумался.

— Собственно, почему бы и нет? — он отстегнул дужки устройства и протянул союзнице. — Держи. И двигайся, как я, иначе засветишь Окуляр.

Дева поднялась с дивана, закрепила артефакт на лице и осмотрела незваного гостя.

— Это и есть твой давний друг?

— Бывший друг, — поправил Линсон. Арамео неспешно осматривал комнату. Сайтеми вышагивала вокруг него, а следом за ней двигался проводник, без Окуляра чувствовавший себя слепым. Со стороны это напоминало странный хоровод в исполнении ангела и двух людей, участники которого оставались невидимы друг для друга. — Хотя после твоего рассказа во мне теплится надежда, что ребят ещё не поздно вернуть. Придумать бы только, как снять с них эти дурдовы железки…

Сайтеми продолжала перемещаться по залу, пользуясь редкой возможностью взглянуть на иную ипостась привычного мира. Её взгляд всё чаще останавливался на стенах и предметах мебели, и Линсон пришёл к выводу, что крылатая дева потеряла интерес к вторженцу и больше интересовалась тем, во что превратилось её жильё в мрачном будущем, отданном на съедение вездесущей Порче.

— Уходит, — наконец доложила она, проследив взглядом до двери. — Можно теперь остановиться?

— А зачем? — не понял Линсон.

Вместо ответа девушка приблизилась к окну, жестом отогнала проводника в сторону и отодвинула занавеску. Её точёный профиль, наполовину закрытый металлической маской, не выражал никаких эмоций, пока глазам девы представала панорама опустевшего небесного града, над которым более не порхали, сверкая великолепием белоснежных перьев, крылатые силуэты ма'аари. Когда она повернулась к проводнику и вернула ему артефакт, голос воительницы был твёрд и непреклонен:

— Мы не в праве допустить, чтобы это стало реальностью. Ты говорил, что у тебя есть план. Выкладывай, что придумал, Линсон Марей. Мой клинок в твоём распоряжении.

* * *

В жилище старого вдовца Линсон вернулся уже под утро, когда вся банда проснулась и в полном составе готовилась к выдвижению, собирая вещи и упаковывая рюкзаки. Вилле вернулся из заражённой рощи и тоже был здесь. Арамео как раз пересчитывал белые круглые семена, когда последний член банды поднялся по ступеням.

— А я было подумал, что ты, Линсон, решил к нам не возвращаться, — буднично произнёс он, не отвлекаясь от своего занятия. — Не поделишься, где пропадал целую ночь?

— Выполнял твоё задание, — ответил проводник, разыскивая среди заваленной комнаты свои вещи. — Там же и уснул, чтобы с утра ещё пару часов послушать, какие сплетни ходят среди ангельской солдатни.

— Всё надеешься вызнать что-нибудь, что отвратит нас от похода в Виоранн? — Перри вздохнула и с жалостью посмотрела на напарника.

— А ты уже и поверила, — сказал ей Вил. — Будто не знаешь, что язык у Марея ловчее пальцев. Задание он выполнял, как же. Небось, подглядывал за своей крылатой любимицей?

— В другое время с удовольствием бы этим занялся, — ответил Линсон, прилаживая на плече лямку походного мешка. — но вчера мне было не до развлечений. Можете считать, что Перри угадала. Мне до сих пор не нравится эта затея с Виоранном, и я надеялся, что среброкрылые всё-таки проболтаются о чём-нибудь стоящем.

Торес чего-то не досчитался и прошёл в другой конец комнаты, загремев ящиками за спиной.

— Так и знал, что это окажется пустой тратой времени, — хмыкнул Арамео. — Лучше бы ты и правда у той девки в шкафу посидел, всяко больше пользы. Она вчера, между прочим, закатила романтический вечер со своим ухажёром. Понаблюдал бы ты в щелочку, как крылатые размножаются — глядишь, и голова бы посвежела, и всякие глупости перестали в неё лезть.

— Откуда ты знаешь? — притворно удивился Линсон.

— Я вчера тоже там был — заскочил ближе к вечеру. Ты ведь языка не знаешь, вот я и подумал, что будет не лишним самолично разузнать, о чём болтают крылатые воители. Тогда и заметил, что у твоей Сайтеми стол накрыт на двоих. Вот только…

Могучие пальцы схватили Линсона сзади. Руку резко вывернуло, и проводник грохнулся на колени. Котомка сползла на пол.

— Вот только крылатые, знаешь ли, славятся своей невероятной педантичностью, — продолжал Арамео, словно не замечая Тореса, вдруг напавшего на своего соратника. — Никогда не разбрасывают вещи, сдувают с мебели каждую пылинку, а тарелки после трапезы укладывают аккуратными стопками. А не разбрасывают по всему столу, словно неряшливые людишки!

Арамео шагнул к Линсону и грубо схватил за подбородок, задрав кверху лицо:

— Свидание у неё, может, и было. Вот только вовсе не со своим крылатым женихом, а с тобой, Линсон! — Рука главаря тронула ухо проводника и отстегнула дужку. — Думал, я настолько глуп и ни о чём не догадаюсь? Ах, ну да, ведь ты думаешь, что я сошёл с ума, как и остальная банда. Так ведь, Перри?

Линсон не мог видеть девушку и ограничился тем, что представил в уме её утвердительный кивок.

— Ты давал уличную клятву в вечной верности пиявкам, а вчера заявился к крылатой твари и выложил ей всё как на духу! — Вторую защёлку заело, и Арамео резко сдёрнул Окуляр, разодрав Линсону нос. Пока проводник морщился от боли, устройство благополучно улетело на другой конец комнаты, звякнув о стену. — Ну давай, поведай нам, что ты ей рассказал?! Она знает о нашем убежище? Знает, как мы путешествуем между мирами?

— Арамео, его же сейчас унесёт в реальный мир! — воскликнула Перри, метнувшись к упавшему на пол Окуляру.

— Пусть, — отмахнулся лидер. — Крылатые с ним сами разберутся, заодно и нам не придётся руки марать. Торес, отпускай его.

Громила толкнул Линсона на пол и отошёл в сторону. Проводник затравленно отполз к стене, вытирая кровь с носа. К счастью, он сумел пересилить боль и не улететь в реальность от полученной раны.

— А если он расскажет о Виоранне? — спросила девушка.

— Думаешь, он до сих пор этого не сделал? Не сомневаюсь, что его крылатая подружка прямо сейчас на всех парах летит туда, чтобы предупредить летунов о грядущей Жатве.

Перри не нашлась, что ответить, и лениво покрутила в руке пятый артефакт, долгие годы считавшийся потерянным.

— Похоже, ребята, теперь нам придётся менять планы, — промолвил лидер, когда снова раздался недовольный голос Перри.

— Вот блин… Арамео, ты сломал Окуляр!

— Невозможно, — заявил тот, даже не оглянувшись. — Эти штуки хоть молотком долби, им всё нипочём. Сделаны на совесть.

— Да вот же, смотри. — Девушка шагнула к нему, как вдруг мёртвая тишина покинутой реальности взорвалась звоном разбитого окна. Тысячи осколков влетели в комнату, осыпав пиявок, а следом за ними взметнулись над потолком два роскошных крыла. Последние осколки ещё не успели осыпаться на ковёр, когда отброшенный мощным ударом Арамео врезался в стену в дюймах от Линсона, рухнув на пол вместе с кусками сбитой штукатурки.

А крыльев уже не было там, где их только что видели. Силуэт воительницы мелькал по комнате столь быстро, что глаза не поспевали следить. Вот Торес схватился за разбитый нос, а ноги Вила уже подлетели выше головы от резкой подсечки.

Перри выхватила кинжал и тут же выронила из рук, получив удар по затылку. Девушка обмякла, Вил с грохотом растянулся на полу, и только Торес стоял, сжав громадные кулаки. Наконец-то Линсон смог поймать взглядом Сайтеми, и то лишь потому, что угадал, где она появится в следующий миг.

Нос громилы повторно затрещал от врезавшегося кулака, ноги и руки воительницы замелькали в стремительном танце, обрушивая на рослого бойца град ударов. Торес вынужденно ушёл в защиту, но то и дело пропускал удары и с каждой атакой отступал назад. Сайтеми дождалась, пока он дойдёт до края комнаты, заставила открыться обманным финтом и, прежде чем Торес успел вновь вскинуть могучие руки, извернулась и ударом колена впечатала его головой в стену. Атака вышла столь мощной, что громила выбил из стены несколько крупных камней и сам наполовину вывалился наружу. Сайтеми подивилась сама себе, но вспомнила, что строения в этом мире пережили века запустения и утратили прежнюю твёрдость.

— Сайтеми, сзади! — крикнул Линсон, запоздало вспомнив про Вила, уже успевшего прийти в себя. Лицо Корсона исказила злобная усмешка, рука резко дёрнулась, и тонкий метательный кинжал, сверкнув в заваленной обломками комнате, полетел в сторону отвлёкшейся девы.

Вил не успел разглядеть своей победы; мгновение спустя воительница стояла перед ним, а кинжал, вместо того чтобы торчать из её спины, почему-то лежал в тонкой изящной руке, направленный вору в лицо. Сайтеми замахнулась, но вдруг словно о чём-то вспомнила и, скосив взгляд на сидевшего у стены проводника, вырубила последнего врага хуком в лицо.

Короткий период святотатственного шума закончился, и над мёртвыми кварталами вновь повисла тишина. Величественная фигура крылатой воительницы стояла посреди комнаты, гордо расправив крылья, словно статуя прославленного героя.

Линсон поднялся с пола, и тут мир дрогнул перед глазами, подёрнувшись дымкой. Если срочно не надеть Окуляр, то его вот-вот выбросит в населённый ангелами город. Сейчас снаружи его жизни ничто не угрожало, но в этой комнате у проводника ещё остались незаконченные дела… И несказанные слова.

Арамео как раз пришёл в себя и приподнялся на локте; штукатурка осыпалась с его спины. Недолго думая, проводник аккуратно, не стремясь поранить старого друга, отцепил дужки Окуляра и приладил устройство себе на лицо. Теперь обратный отсчёт шёл уже для лидера пиявок.

Опираясь на локоть, Арамео медленно протёр глаза и осмотрел поле боя: выбитое окно, разломанная и перевёрнутая мебель, бесчувственные тела товарищей на полу, ноги Тореса, торчащие из проломленной стены. И величественный силуэт крылатой воительницы, в одиночку учинившей это побоище.

Три долгих года главарь пиявок провёл в землях крылатого народа: шпионил, подглядывал, подслушивал, воровал книги и дневники, еду и одежду. Но ещё ни разу он не оказывался лицом к лицу с живым ма'аари. Ни разу не смотрел в глаза, отражавшие волю сразу двух сущностей, каждая из которых своим достоинством и непоколебимостью превосходила любого человека.

Крылатая дева молча смотрела на него сверху вниз, слабое потустороннее солнце вычерчивало её силуэт на фоне выбитого окна. Она не сводила глаз с поверженного лидера пиявок, и Арамео силился понять смысл этого взгляда. В ясных голубых глазах воительницы читалась не злость и не издёвка. Скорее, некая тень любопытства.

После долгой борьбы с невидимым противником, после изнурительных погонь за тенями Сайтеми наконец встретилась со своим заклятым врагом лицом к лицу, впервые увидела его во плоти, смогла прикоснуться, ударить и, кажется, одержать победу.

Будь это честная схватка на поле брани, воительница непременно лучилась бы радостью и ликованием, но после всего пережитого, после бесконечной череды тайн и загадок, когда каждый шаг вместо ответов лишь сильнее запутывал заблудшую душу, было трудно поверить, что всё и вправду закончилось; что вот этот червяк, побеждённый одним ударом, ещё вчера держал в страхе весь небесный народ.

Окончательно оклемавшись, Арамео отбросил посторонние мысли и сосредоточился на насущном. Что за трюк провернул Линсон, как он провёл ма'аари в это измерение? Ответ уже был перед глазами: половину лица Сайтеми закрывало механическое устройство с линзой на глазу.

— Шестой Окуляр… — прохрипел он. Спина и затылок всё ещё отдавались давящей болью.

— Не выдумывай. Где я тебе посреди Кеварина возьму ещё одну маску? — бросил Линсон и прошёл к лежащей без чувств Перри. Склонившись возле девушки, он подобрал с пола сорванную с него волшебную маску и слегка встряхнул; внутри что-то звякнуло. — Вот ведь… и правда сломал. Интересно, это мне так везёт или дурд специально продаёт брак, чтобы выкачать из меня больше денег?

— Какой дурд? — всё ещё не понимал Арамео.

— Тот, который клепает мне поддельные окуляры, — буднично пояснил Линсон. — Знаешь, сколько таких у меня уже сломали, украли и отняли силой? Ты не первый, кто на это повёлся.

— Как же ты тогда…

— Попал в этот мир? Так легко же. — проводник махнул рукой в сторону разбитого окна. — Мы заночевали вон там, в соседнем доме. Во сне, как известно, нас с вами и без всяких волшебных штуковин утягивает в мир Порчи, и утром остаётся в запасе ещё несколько минут, прежде чем выкинет обратно. Этого мне хватило, чтобы перейти через дорогу и подняться сюда, а Сайтеми уже ждала на крыше, готовая прийти… то есть прилететь на выручку.

Сунув поддельный артефакт в карман, проводник прошёлся по комнате и снял с пиявок оставшиеся Окуляры. Мир перед взором Арамео начал расплываться; потребовалось усилие, чтобы ещё на какое-то время удержаться в этом измерении.

— Ты предал нас, Линсон, — проговорил он, сев и привалившись к стене.

— Нет, — так же спокойно ответил тот, сняв последний артефакт с Тореса. Сайтеми пришлось помочь ему втащить здоровяка обратно в комнату. — Я спас вас, Мео. Спас от самих себя. Скоро ты это поймёшь. Я постараюсь пронести к вам парочку бутылок крепкого кеваринского. — Проводник задумался на мгновение, что-то вспоминая, и добавил: — и пачку бумажных листов. Вам всем давно следует кое-что записать.

Арамео отрешённо смотрел на бывшего друга, успевшего побрататься с проклятой крылатой девкой. Он не понял ни слова из только что сказанного, да и не стремился понять.

— К чему эти слова, Линсон? Теперь нас всех казнят, и ради чего? Ради твоей жалости к крылатым убийцам? Что тобой движет? Что заставило тебя обратиться против нас, против своей семьи?

Арамео ждал, что напарник станет оправдываться, но вместо этого Линсон остановился перед ним и вытянул руку, сжатую в кулак.

— Клянёмся, что останемся собой, — Арамео вздрогнул, когда в тихой комнате прозвучали давно забытые слова, — что никто не посмеет управлять нами, указывать и переделывать нас на свой лад. Клянёмся не согнуться пред злой волей жестокого мира, а если один из нас оступится на долгой дороге, подать ему руку и вернуть на истинный путь.

Арамео застыл с открытым ртом, слушая слова клятвы, прозвучавшей много лет назад далеко, очень далеко от этого места, а Линсон продолжал, не спутав ни единого слова:

— Клянёмся ни через год, ни через целую жизнь не изменить своим идеалам, не забыть дней, проведённых на улице. Клянёмся прожить свой век и умереть ровно такими, какими стоим мы здесь и сейчас.

Проводник разжал руку и ухватил двумя пальцами спрятанный в ней предмет. В небольшом пузырьке за истёртым стеклом извивалась крошечная пиявка.

— Может, вам и правда недолго осталось, — произнёс он в завершение. — Но если вам и суждено расстаться с жизнью, то вы умрёте «пиявками», а не безумцами, готовыми погубить целый мир. Моя клятва исполнена.

Больше Арамео не мог себя удерживать. Два мира слились воедино, спутались и перемешались, а затем он очутился в уютной, чисто убранной комнате; сквозь плотно задвинутые шторы силился пробиться яркий солнечный свет. А вокруг, заняв позиции посреди нетронутой из почтения к хозяину мебели, пространство комнаты занимали шестеро статных воителей и воительниц. Узоры на выделанной коже доспехов и серебристый блеск лёгких защитных пластин подчёркивали белизну великолепных крыльев; на поясах красовались гарды изящных кеваринских клинков.

Лидера банды пиявок встречала элитная гвардия Серебряных Крыльев.

 

Эпилог

Стоял ясный день. Диски небесной столицы, умещавшие на себе сотни улочек и кварталов, сияли белизной в лучах полуденного солнца. Крылатые ма'аари мерили небо взмахами крыльев, пролетая над мостами и пустотой, где далеко внизу виднелись подножия подпирающих город колонн. Опасливо и неохотно, но неизбежно город возвращался к привычной неспешной суете, словно позабыв о том, что совсем недавно стоял перед лицом надвигающейся гибели.

Три дня назад заседающий в Небесной Ассамблее совет Эл'таро публично объявил о поимке преступников, ответственных за проникновение Порчи в земли Кеварина. Каково же было всеобщее удивление, когда таинственным злодеями оказались не боги или демоны Подмирья, а простые люди, в чьи руки невесть каким образом попало пять волшебных артефактов.

Волнения едва не вспыхнули с новой силой — теперь ма'аари требовали привлечь виновных к ответу. Понятное дело, что банде с мерзким, но вполне подходящим их расе названием «пиявки» было не избежать суда, вот только небесный народ, взрощенный на бесконечном презрении к своим бескрылым соседям, с лёгкой руки объявил виновником своих бед сразу весь Бартелион.

В архивах ассамблеи уже давно пылился и ждал своего часа план действий на случай возможной войны с людским королевством. Заключался он в постепенной экспансии приграничных земель и высаживании семян нар'силена на захваченной территории, что позволяло медленно, но верно продвинуться вглубь Бартелиона, сохраняя способность к полёту на каждом рубеже вплоть до полной победы.

Врождённая гордость ма'аари под неусыпным влиянием Ва'лара подталкивала к великим свершениям, но, по счастью, она же не позволила старейшинам лгать своему народу и скрывать истинные причины появления Порчи. Пиявкам ещё предстояло подтвердить эти слова на грядущем суде, но по Кеварину уже разлетелись слухи о связи нар'силена и зловещей силы, пожирающей земли крылатого народа. Иные языки молвили, что Порча — это не что иное, как наказание за неуважительное отношение к священному древу.

— Ну, как тебе Ханералл?

Линсон глотнул вина и огляделся вокруг. Их компания сидела в придорожной забегаловке под открытым небом, окружённой символической полукруглой колоннадой тонких столбиков. Посетителей было немного, из двенадцати столиков заняты были только три; сидевшие за ними ма'аари бросали любопытные взгляды на диковинного бескрылого гостя, коих не бывало в небесной столице с самого её основания.

— Я всегда находил некую привлекательность в мёртвых пейзажах Турты, свободных от людских столпотворений и грязи, которая после них остаётся. Но должен признать, что ангельские города вполне симпатичны и в живом виде. Красота такая, что и не знаешь, к чему придраться.

— Ты меня заинтриговал, парень, — добродушно произнёс сидевший сбоку Торино. — Теперь и мне захотелось побывать в людских землях. Если хотя бы половина из рассказанных Сайтеми ужасов окажется правдой, то мне решительно непонятно, зачем этой земле нужно ещё и Подмирье. Быть может, люди — это не кто иной, как перерождённые ма'аари, наказанные на недостойно прожитую жизнь?

— У нас не было столько недостойных, — лениво ответила Сайтеми.

— Ты права, за всю историю Кеварина едва ли наберётся хотя бы тысяча… — Торино задумчиво потёр подбородок. — Может, туда ссылают и големов?

— Големы — это бывшие люди. К тому же, их души бессмертны.

— Дурды? — не сдавался мужчина.

— Нашёл от кого требовать праведной жизни, — фыркнула дева.

— Ладно, сдаюсь. Придётся на время признать, что людские королевства — самостоятельная структура, а не место ссылки для грешных душ.

Возлюбленный Сайтеми частенько составлял им компанию, не желая ни расставаться с невестой, ни упускать возможности пообщаться с человеческим существом, сыгравшим не последнюю роль в судьбе Кеварина. Он оказался славным парнем, но, как и все ма'аари, не избежал губительного влияния небесного божества. Линсон видел, что Торино видит в нём скорее диковинного зверька, нежели полноценного друга и собеседника.

— Как там пиявки? — спросил он у Сайтеми. Будучи членом элитной гвардии, воительница имела доступ к камерам, где содержались заключённые.

— Эта ваша способность проваливаться среди ночи в другой мир — та ещё головная боль, — призналась дева. — Здоровяк снова пытался сбежать; дозорные приняли его в западном торговом районе.

— Как и в прошлый раз, — припомнил Торино. — Что он там ищет?

— В той стороне один из обвалившихся мостов. Именно по ним люди забирались в наш город.

— Слишком резкий там уклон. Убьётся ведь, дурак, — пробурчал Линсон.

— А если и выживет, в здешних лесах он долго не протянет, — добавила Сайтеми. — Девчонки поутру тоже не досчитались, но она, как оказалось, просто вышла погулять. Даже не пряталась: уселась в парке и сидела, пока не позвали дозорных. Остальные двое ведут себя смирно — по крайней мере пока.

— Обо мне не говорили? — с надеждой спросил Линсон. Он не знал, насколько быстро спадёт с друзей воздействие Окуляра после столь долгой непрерывной носки.

— Нет. Они у тебя вообще не слишком разговорчивые.

Самому Линсону посчастливилось остаться на свободе. Поначалу совет порывался бросить его в камеры к остальным преступникам, но проводник уже понял, за какие ниточки следует дёргать в разговорах с крылатыми созданиями. Он живо напомнил старейшинам, что не пристало гордому небесному народу пленить невиновных и бить в спину своих спасителей, после чего был немедленно отпущен на волю и объявлен почётным гостем кеваринской столицы.

По тем же причинам он сохранил при себе Окуляр. Ограбить тщедушного человечка было не труднее, чем отнять конфету у ребёнка, однако никто из ма'аари не посмел насильно присвоить чужую собственность. Теперь артефакт покоился за пазухой: памятуя о его губительном влиянии на разум, Линсон не надевал маску с того самого дня, как Серебряные Крылья схватили пиявок. Остальные четыре устройства были отданы на изучение ордену изыскателей, чем была сорвана крайне прибыльная сделка по продаже артефакта, месяц назад считавшегося единственным в своём роде.

Линсон не жалел о принятом решении. Путешествие в Кеварин напомнило ему, как велик окружающий мир, состоявший не из одних только Эркона и Вендарлена, где мечтал он встретить старость. Срединный континент тянулся на тысячи миль, был полон чудес и разномастных народов. Вместе с Линсоном встречали они рассвет и закат, щурились от полуденного солнца и глядели по ночам на те же звёзды. Все они — сильные и слабые, способные летать и живущие на земле — нуждались в защитнике, что явился к ним в лице безвестного эрконского проводника.

Судьба пиявок его не печалила. Арамео, Вил, Перри, Торес — может статься, что никто из них не доживёт до завтрашнего вечера, сложив головы по приговору небесного суда. Но было отрадно знать, что хотя бы в последние свои дни ребята сумеют вспомнить, кто они есть на самом деле, и встретить свой последний час настоящей бандой «пиявок», а не марионеток, порабощённых чужой волей.

Проводник расслабленно откинулся на спинку стула. В кои-то веки наступили спокойные времена, дав время на передышку. Линсон знал, что это ненадолго. Впереди бывшего вора и его новых союзников ждали горы работы и множество нерешённых проблем.

Сильнее всего Линсон беспокоился о Сайтеми.

— Ещё не говорила старейшинам про последнее заражение? — прямо спросил он.

— Не было подходящего случая, — дева отвела взгляд.

Проводник знал, что навязанная гордость не позволит воительнице долго замалчивать свою вину, и рано или поздно — крайний срок на завтрашнем суде — Сайтеми во всеуслышание объявит, что Порча в лесах к западу от Ханералла — её рук дело. Он и так заставил себя смириться с потерей сразу четырёх лучших друзей, и не желал прибавлять к этому списку совсем недавно обретённого союзника в лице надменной крылатой воительницы.

Поднятая тема не обрадовала никого из присутствующих, но особенно сильно помрачнел Торино. На жениха Сайтеми было жалко смотреть: на лишённом щетины бледном лице явственно читалась внутренняя борьба. Ма'аари разрывался между верностью своему народу и желанием уберечь возлюбленную. Того и гляди, выкинет какой-нибудь номер и откажется отдавать подругу в руки кеваринского правосудия. Оставалось надеяться, что перед воплощением своих отчаянных планов он не забудет посоветоваться с Линсоном — уж тот придумает, как выпутаться из цепких лап закона.

И если бы все неприятности ограничивались заботой о двух неуёмных ангелах…

Порча продолжала медленно, но неуклонно расширять владения, фут за футом подъедая девственные леса Кеварина и подбираясь к далёкому Эркону. До сих пор оставалось загадкой, что за таинственная делегация принесла Порчу и пять артефактов в столицу Бартелиона. Совет Эл'таро готовил пакт о сотрудничестве с Сат-Харимом, но даже при участии големов, чей научный опыт исчислялся веками, исследование загадочных артефактов грозило затянуться на долгие годы.

Линсон не знал, что преподнесёт новый день и какая роль уготована ему в грядущих событиях, но, кажется, в этот раз скромному проводнику из Эркона и правда удалось спасти мир. Жуткие картины вымирания, показанные Окуляром, удалось отложить на неопределённый срок.

А ещё он мечтал, что когда-нибудь утро встретит его щебетанием птиц, бьющими в окно лучами солнца и живым теплом красотки, прильнувшей к плечу.

КОНЕЦ