Раны обработаны водкой, по глотку принято перорально, ххе.

В моём случае хватило пластыря, на Димку пришлось тратить бинт из автомобильной аптечки. Ушастый не получил серьёзных травм, так, пара ушибов, испуг от внезапного падения, немного отойдя от произошедшего, мы уже вовсю смеялись — как над собой, “горе-охотниками”, так и в целом над всей курьёзностью ситуации.

Однако пришедшую мне в голову неприятную мысль я озвучивать не стал.

Она ведь могла ему и в горло вцепиться. Маленькая, как говорится, да удаленькая — ну а с перекусанной сонной артерией долго не живут. Я, конечно, плохо разбираюсь в медицине, но… ведь горло не зря считается одним из самых уязвимых мест на теле человека? Люди вообще очень хрупкие. Пощупал шею, попытался найти озвученную артерию с 3х нот. По тиви, кажется, как-то говорили о том, что можно надавить на неё, и человек заснёт… как думаете, это правда?

— Как ты это делаешь?

— Да хрен его знает, — жмёт плечами друг. Не сея.

Какой вопрос, такой ответ. Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна//зачёркнуто, на то, как Дима формирует в ладонях огнешар, посылает его в полёт, недолгий полёт до старой чурки. Чурка полита водой из колодца, на всякий случай. Сижу, смотрю, капаю слюнями — от зависти. Друг вовсю развивает свои магические способности, мой же воз и ныне там — я не могу активировать свою татуировку. Это служит поводом для многочисленных шуток с его стороны, мне, усмехаясь, рекомендовали ждать осени — ведь грибы ан масс в России растут именно в конце лета, авось и татушечка к тому времени активируется.

“Терпеть, терпеть, и ещё раз терпеть” — ехидно рекомпилировал Димка завет Ильича. Я терплю, но… мне обидно… и потекут мои слёзки, и затопят соседей, и придёт участковый, утешать нас… Уже приходил один, блин.

В мокрую чурку ударялся огнешар, с лёгким хлопком пламя распластывалось по влажной древесине, формируя облако пара, шипело, гасло, кора загоралась, начинала чадить. Димка споро окатывал мишень водой из стоящего вблизи жестяного ведра, шёл к колодцу, снова крутил ворот. И так по кругу, дубль раз, дубль два, три, четыре, всё, мана кончилась. Перерыв.

Снаряд летел параллельно земле. Неожиданно чурка пригнулась, шар пролетел поверх, и дальше, дальше, ааа куда это ты дорогой, стой! Спас нас забор, что голой грудью встретил шипящий подарок. Спите спокойно, дома и дачи неизвестных людей. "Отряд горбыля построен, к кремации готов!" — послышалось в выдохе удара, огонь расплескался по щелистой поверхности, сухие доски занялись неблагодарным делом. Лей воду, Дима, скорее, горим, **ка, горим!!!

Потушили…

Димка вытащил из сарая ржавую бочку, проверил её на наличие дыр, возрадовался. Колодец глубок, более 10ти метров, а огонь, как мы убедились на собственном опыте, недоверчивые типы, блин, он не станет ждать, пока ты, нервно накручивая цепь, поднимешь со дна ведро воды, чтобы его — какая наглость! — погасить.

Бочку ставим обочь стрельбища, наполняем водой. Кроме того, друг принялся пускать снаряды по нисходящей траектории, если вдруг мимо, то шар летит в землю. А земля, как оказалось, горит плохо; даже земля, что щедро удобрена трухлявыми бортиками престарелых грядок. Тренировки происходят за домом, подальше от любопытных глаз. Во дворе должен гореть костёр, при случае клубы водяного пара мы сможем списать на него. Да, предосторожности кажутся излишними — бабкин дом стоит на отшибе, участки вокруг пустуют, ближайший соседом, собственно, дед Никифор.

Но костёр мы всё равно регулярно используем для приготовления пищи, соблюдать эти простые правила конспирации Димке несложно.

Скуучно!

Делать в деревне абсолютно нечего, забор я починил, с калиткой не справился, отступил. Если посчитать день приезда за первый, то мы здесь уже всего четвёртый день. Вчера ночью, уничтожив двух крыс-мутантов, мы сообща оценили вероятность появления в нашем жилище их злобных товарок. Шансы на вторжение неоправданно высоки, откуда вылезла убитая нами “сладкая парочка” — решительно непонятно. А где один паразИт, там и второй вылазИт. Поэтому нами предпринятые превентивные меры, мы озаботились поиском и установкой мышеловок.

Что-то мне подсказывало, что искомые объекты можно было найти на чердаке. Пыльном, грязном, просто ****ец. Извините. Я походил, подумал и всё-таки туда полез. И даже нашёл, представьте себе! Причём не пришлось всё перерывать, хватило тщательного поверхностного осмотра, с ангельским терпением и фонариком. На чердаке есть окна, но освещённость слабая.

Рабочих мышеловок у нас три штуки, ещё одну одолжил сосед.

Димка умел с ними обращаться, для меня же устройства в новинку, впрочем, ничего сверхъестественного, ххе. Крючок для наживки, взвод пружинной рамки, прямая спица-сторожок цепляет крючок, встаёт на боевой взвод. Крыса хватает наживку, дёргает, сторожок слетает, крысе ломает позвоночник, выдавливает наружу кишочки. Длинный розовый хвост конвульсивно подёргивается.

Как видите, всё просто и эффективно. Да ладно, я рисуюсь, у меня эта картинка тоже вызывает отвращение. Но ведь тварей всё равно надо убивать. Та, раздавленная табуретом кровавая лепёха тоже, поверьте, выглядела не ахти. И место укуса у меня побаливает, кожа покраснела, как бы инфекция не попала… от них же не надо ставить прививки, как от собак? Блиин! Мышеловки заряжаем кусочками сыра, хоть я и ратовал за мясо. Я запомнил, с каким аппетитом эти твари вглядывались в недоеденную пятку. Расставили мы ловушки по углам, всё честь по чести.

— Ты слышишь? — громкий шёпот друга.

Ночь, на часах… а хрен его знает, сколько на часах, мобильного телефона, оюбычно лежащего рядом с кроватью, в изголовье, нет, часы на стене против выхода стоят, батареек не было, других часов тоже не было. Точного времени в нашем маленьком мире не было.

— Ага, слышу. Опять шуршат, **ки.

— Зажги лампу, они всё равно не боятся света.

Обычно керосинка стоит в углу, на полу, чтобы никто не запнулся и не перевернул, но в этот раз мы поместили её на комод, рядом с фонариком.

— Хорошо, — чиркаю спичкой, поджигаю спирт, вертаю колёсико.

Две крысы, копии вчерашних, сидят между нашими кроватями, смотрят на Димку. ***ть. У меня по спине бегут мурашки.

— Что-то они не спешат к мышеловкам.

— А я тебе говорил, не поведутся они на твой Король Артур, — и оказался прав, — Этим господам мясо подавай, человечину, — хранящие неестественную неподвижность зверьки внушали мне иррациональный страх, — По старинке, табуретом?

Злополучный стул лежал возле моей кровати; я поднял трёхногого инвалида, перевернул его оставшимися ножками вверх. А ведь если смотреть на вчерашний инцидент с его точки зрения, именно он будет главным пострадавшим. Бедный стул потерял в бою ногу, теперь он не может служить, не способен выполнять своё ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ. Его жизнь потеряла смысл! Это печально.

— Не, щас, — о чём-то размышлявший друг оживился, развернулся на кровати лицом к крысам, в правой его руке начал разгораться огнешар.

— Э, ты чего удумал! — поспешно отодвигаюсь к стене, прикрываю ладонью глаза, — Пожар собрался устроить?

— Да не, вряд ли, — отмахнулся “охотник”, выпуская снаряд.

Крысы смотрят в глаза приближающейся смерти; расстояние в метр, нет, пол метра, он ведь отпускает снаряд в конечной точке замаха. Доля секунды, пламя шипит, обжигает шкуру, выжигает глаза, разлетается в стороны, по полу, в нос бьёт запах палёной шерсти, ***ть, тут же керосинка на комоде, в полуметре, аааргх.

Х — предусмотрительность.

Огонь спадает, слегка дымится свисающий с моей кровати обожжённый кончик простыни. На полу два обгорелых трупика, эти партизаны что, умирали молча? Внезапно один из кусков жаренного мяса поворачивает голову, это выглядит так сюрреалистично… я опускаю на него табурет. Добивающий. Тишина.

— А у меня новый уровень! — в голосе друга радость, удивление.

— Что?

— Смотри, — тычок пальцами в татуировку, — Блин, ты же не видишь.

По словам ушастого, римская цифра один на его плече превратилась в двоечку, это случилось в момент убийства крысы. Плюс, естественно, слышимый лишь ему звук угольника.

— Мне кажется, или эта крыса больше, чем позавчерашняя?

— Это которую я в пол вколотил? Я ведь её хорошенько так сжал в ладони, а руки у меня знаешь какие сильные…

Смех смехом, но крысы продолжают нас навещать. Парами, молча, да они даже приходят примерно в одно и то же время! Вдохновлённый полученной циферкой друг учится регулировать мощность огнешаров, ГОРЯЧО приветствует наших вечерних гостей. Он даже не даёт мне заниматься добиванием подранков, мотивирует это тем, что опыт мне всё равно не нужен, не в коня корм, а ему надо циферку три набивать. Фраги, все дела. Мне же на шею присела апатия. Свесила ножки, никак не прогнать её. Наверное, сказывается интеллектуальный голод и глубокое разочарование в способности активировать собственную татуировку. Смотрю на сияющего друга, он активно тренируется, мочит крыс с детским, в чём-то даже пугающим энтузиазмом. Он ведь даже в лес бегал, искал какого-нибудь зверя, чтобы и его, значит, шаром прокатить. И куда делся весь флёр цивилизации, да даже банальная жалость к невинной зверушке? Я понимаю друга. Если бы у меня тоже была настоящая магия, я бы… тоже, наверно, немного потёк крышей на дело её развития. Экстенсивного, экспрессивного развития.

Но магии не было. Интернета не было. Телевизора, радио, даже свежих газет не было. Были книги, старые газеты, в них были буквы, но буквы были скучными. Черно-синяя агитка № 4 с призывом выбирать Б.Н. Ельцина меня не вдохновляет. В печь, в печь.

В дне, — заметьте, это слово я использую в 2вух смыслах, — есть лишь одна отдушина, посиделки с дедом Никифором.

Я не знаю, откуда у него столько варенья, видимо человек реально привык делать по осени обильные запасы. Герой. Я притаскивал с собой что-то из наших продуктов, сыр там, колбасу, сухарики-пряники, мы сидели, смотрели старенький телевизор, разговаривали о том, как на Руси жить хорошо. Я серьёзно. Иногда — плохо, но в целом всё равно хорошо. Хорошо-хорошо-хорошо. Сколько много шуршащих, словно войлочные тапочки по линолеуму, букв. Приятный старик.

Я все-таки убедил ленивых созданий!

Я крут.

Первым я убедил себя. Это было сложно. Потом я убедил его. Это было проще.

Димка согласился с тем, что, если крысу появляют, значит это кому-то нужно//зачёркнуто, значит это откуда-то она вылазит, значит где-то должна быть дыра, которая нора. С крайне низкой пропускной способностью, не больше двух пассажиров в день, хе. Дом, по сути, состоит из 2ух комнат, точнее, одной большой комнаты, что разделена ненесущей стеной. Печка в центре, ближе к выходу, чтобы, значица, грязь и дрова таскались меньше. Топка выходит в малую комнату, задняя её спинка в большую, чтобы тепло было и тут, и там. Малая комната выполняет функции прихожей, истопницкой и кухни.

На деле мы крысиный лаз уже искали, но делали это спустя рукава. Рукава волочились по земле, оставляли дорожки в пыли. Шучу. Мы ребята чистоплотные, пол моем, посуду моем, тела моем мылом душистым, вытираем полотенцем пушистым. И зубным порошком, и густым гребешком. При беглом, наклончивом осмотре, что мы произвели сразу после первого пришествия, найдено ничего не было. Теперь настало время тяжёлой атлетики. Вооружившись тряпками, ведром колодезной воды и решимостью, мы поочерёдно отодвигаем шкафы-комоды.

— Дим, ты это видишь? — произношу севшим голосом. До шпагата голосу остаётся примерно пятнадцать сантиметров.

За отодвинутым от стены сервантом, что недовольно брюзжит тарелками, кастрюльками и заляпистыми стёклами, в получившейся 3х-сантиметровой щели что-то светится. Что-то цветное, на уровне пола. Мы отодвинули сервант ещё дальше. Тяжёлый, **ка.

— Стой, куда!? — пытаюсь перехватить я руку друга…