Шаман запел.

Гортанный, низкий голос, казалось, проникал в тело не через уши, но напрямую через кожу. Шаман пел громко, перекрывая шум битвы. На лицах бойцов мелькнуло удивление, шаман пел, крысы бежали, мы сражались.

Медленно, словно ленивое приведение, из стелящегося во все стороны от реки тумана проявилось что-то… что-то большое… огромное! Нечто скользило мимо поющего шамана прямо по воде, в нашу сторону, чёрный силуэт медленно приподнял голову? шея словно пожарная лестница тянулась вперёд, распахнулись глаза с зелёным вертикальным зрачком, из пасти показался кончика красного, раздвоенного языка.

Змея. Огромная, мать её, змея! метров эдак шесть вверх возвышается её башка, я бы выронил меч и впал в ступор, но атакующие крысы не позволяли “всё бросить” и заняться новой угрозой. Как ей можно заняться, надо бежать!

Гигантская змея, ****ь, вы это серьёзно!?

Со всех сторон слышался русский и испанский мат, стоящая справа переводчица выдохнула “Якумама” и обмякла, свалилась в траву, в спасительные объятья обморока. Может и не особо спасительные, очнёшься, а тебя жрут, фу.

Переводчице, наверное, можно, она сегодня достойно держалась. С арбалета разок пальнула. Что за мысли лезут в голову, мозг походу боится думать о змее. Давай мол, дорогой носитель, представим, что её нет. Всё — иллюзия. Квантовая физика нас в этом поддержит. Поддержишь, солнце? Ага. Почему она не атакует? Потому что иллюзия! Блин, кто в неё стрельнул!?? Болт бессильно отскочил от шкуры, не пробил. В глаза! Голова змеи рванулась вперёд, впилилась лбом в Бажина; таранный удар на щит, хруст, крик боли, бурят летит спиной назад, змея отдёргивает морду, шипит, ещё рывок! Пасть распахнута, Альбина пытается создать перед собой что-то вроде огненного щита, не успевает, хруст пронзаемого клыком тела, рыжая валяется на земле, на кривом клыке висит тело Димки…

Змея дёргает башкой, пытается его сбросить, старик кричит “тосоатрас”, перуанцы срываются назад, в джунгли, я что-то кричу Валерию и Ирине… Змея скидывает тело прямо в кипящую реку, всплеск, шипение пара, Альбину утаскивают её сокланы, мы отходим, мы убегаем в джунгли, отмахиваемся от наседающих крыс.

Я не знаю, почему змея нас не преследовала. Я сумбурно помню те минуты панического отступления. Нет, я не кричал, не бился в истерике, я яростно рубил крысюков, обеспечивал отход и эвакуацию раненых. Но внутри я был пуст, беззащитен, испуган даже не до дрожи в коленях, до жалобного, подвывающего скулежа. Снаружи я был воином, но тело было само по себе, а я — сам по себе. Отступление помню кусками, урывками, но взгляд шамана, прекратившего пение, помню чётко. Он перестал петь, стоял и молча смотрел в нашу сторону. Почему-то мне казалось, что он смотрел на меня.