Жванецкий, Жванецкий… Я тоже так могу, как Жванецкий. По измятым листочкам из портфельчика, одесской скороговорочкой, с московскими намеками.

Раньше он жил в Одессе. Но невыездной. Но вот с таким гребешком, которым он расчесывал буйную шевелюру. Свою. Но невыездной. А теперь он живет в Москве; Но лысый. Но выездной. А гребешком он теперь расчесывает пыжиковую ушанку, купленную в Москве. Но на доллары. Которые ему подарил в Нью-Йорке Фима, наш бывший соотечественник из Одессы. Теперь Фима работает на Уолл-стрите. Но в парикмахерской. Но в Америке.

А Михал Михалыч нас спрашивает: нет, ну, почему вы думаете, что советская власть вас должна? Ну, почему вы думаете, что она вас обязана? Поить, кормить, обслуживать и развлекать? Вы ждете, а она не снабжает, вы злитесь, а она не завезла. Колбасу, масло, дрожжи не завезла. А когда нет дрожжей, начинается брожение… умов. Или завезла, но не то. Или то, но не туда. Вместо Калуги в Кабул. В Кабул вместо Калуги завезли — мясо, колбасу, масло. Перепутали. А в Калуге из крупного рогатого скота остались только автобусы "Икарус", чтобы трудящийся мог в любое время сесть и поехать в город-герой на экскурсию. Ну конечно, Москва — город-герой, если она ежедневно кормит тысячи любознательных из других городов, где из крупного рогатого скота размножаются почему-то только "Икарусы".

Значит, надо охотиться. А для охоты нужны собаки. А что? Французы едят лягушек и — ничего! Уловили мысль? Поймали… собаку? Если поймали, жарьте шашлык. Прямо на улице. Холодно? Натяните ушанку. Из меха, в котором еще недавно лаял ваш шашлык. Безотходное производство. Мечта академика Аганбегяна.

А клыки нанижите на ниточку и продайте в одну из развивающихся стран Африки. Не одной же нефтью нам торговать на внешних рынках. Сколько можно…

Так что приятного аппетита! Бон аппетит, как говорили у нас на Дерибасовской, когда я еще был маленьким и не всегда сухим. Не всегда Сухим выходил из воды… Черного моря.

Так что видите, я тоже могу, как Жванецкий, Но мне страшно. Поэтому я могу, но дома. Под одеялом. В подушку жены. Кода она уже с вечера уехала. За сосисками. За границу. В Литву. А он не боится прямо с эстрады. Потому что он выражает смелые, мысли от лица народа. Хотя лицо у народа немного другое. Не такое круглое лицо у народа, как у Михал Михалыча, но мысли те же. Особенно после того, как народ послушает Жванецкого.

Вот я его послушал, сел в танк и прокатился по Центральному рынку. И крикнул через дуло: "Бандиты! Снижайте цены на гранаты! И курагу!" И этим я выполнил свой интернациональный долг, не выезжая за пределы Центрального рынка.