В три часа после полудня 18 сентября 1698 г. в Париж через Сен-Антуанское предместье проехала большая карета с плотно занавешенными окнами. Со всех сторон ее охраняли вооруженные всадники. Карета принадлежала Сен-Мару, который в молодости служил мушкетером под началом знаменитого д’Артаньяна. Когда король поручил д’Артаньяну арестовать всемогущего министра финансов Фуке, лейтенант в свою очередь приказал Сен-Мару задержать одного из приближенных этого министра. Сен-Мар успешно выполнил приказ, чем заслужил милость короля. С тех пор он бессменно служил начальником различных крепостей, которые были превращены в тюрьмы для государственных преступников. И вот теперь – увенчание карьеры: Людовик XIV назначил Сен-Мара на пост губернатора Бастилии.
Экипаж, в котором ехал Сен-Мар и еще одно лицо, остановился перед подъемным мостом Бастилии. Мост был немедленно опущен, ворота распахнулись и снова захлопнулись, пропустив карету. Вместе с нею в Бастилию проникла тайна, которую надежно охраняли толстые стены средневекового замка и которую вот уже более двух с половиной веков пытаются разгадать ученые…
История «железной маски» как в капле воды отразила режим бесправия, произвол и беззакония, которые были неразрывно связаны с внешней и внутренней политикой абсолютистской монархии. Устрашающие королевские тайные приказы об аресте, содержание людей в тюрьмах без предъявления обвинения, возведение в высший закон монаршего каприза, желаний короля и его фаворитов, ради которых неугодный человек превращался в беспощадно преследуемого «государственного преступника», – это были повседневные явления во Франции до Великой буржуазной революции конца XVIII в. И немудрено, что загадочный случай с «железной маской» привлек внимание не только своей нераскрытой тайной.
Легенда о «железной маске» настолько заслонила реальные факты, что только она известна большинству тех, кто слышал что-либо об этой знаменитой истории. О ней написана целая библиотека книг. И среди них «Три мушкетера» Дюма, точнее, одно из их продолжений – «Десять лет спустя, или Виконт де Бражелон». Этот роман немало способствовал популяризации легенды.
Как вы, наверное, помните, человеком, носящим «железную маску» и обреченным на вечное заключение в Бастилии, оказался брат-близнец Людовика XIV, принесенный в жертву государственной необходимости не ставить под сомнение единоличные права короля на престол. По мотивам Дюма создан и известный французский кинофильм «Железная маска». Напомним краткий сюжет этого кинофильма.
Близнец французского короля Людовика XIV Анри приговорен к вечному заключению и тайно содержится в крепости острова Святой Маргариты. На его лицо надета железная маска. Влюбленная в него дочь коменданта крепости Изабель помогает узнику бежать. В это время в крепость является королевский мушкетер д’Артаньян, чтобы отвезти его в Париж. Д’Артаньян арестовывает коменданта крепости и Изабель, упустивших государственного заключенного. Тем временем в Париже группа людей, недовольных правлением Людовика XIV, похищает короля и вместо него на трон сажает Анри. При дворе Анри встречает Изабель, которая покорила короля и вместо Бастилии попала в свиту королевы. Узнав, что Изабель верна ему, Анри с помощью д’Артаньяна освобождает короля, а сам вновь попадает на вечное заключение в Бастилию. Но там его подменяет вор, некогда спасенный Анри от казни. Анри обретает таким образом долгожданную свободу.
В Россию весть об этой загадке истории привез Н. М. Карамзин. В 1779–1790 гг. будущий автор «Бедной Лизы» и «Истории государства Российского» во время поездки по Европе побывал и в Париже, и там писатель провел целых три месяца в разгар Великой Французской революции. Но ему уже не довелось увидеть Бастилию, разрушенную народом незадолго до его приезда. Твердыня роялизма рухнула, так и не выдав многих тайн, которые хранили ее добротные стены.
Вскоре после возвращения Карамзина на родину появились в печати его обширные «Письма русского путешественника». Книга эта к середине XIX в. выдержала семь изданий, ее прочли все образованные люди России, почерпнув оттуда массу полезного и любопытного. Там-то и излагалась история Железной Маски: «Через несколько месяцев по смерти кардинала Мазарини случилось беспримерное происшествие, о котором (что также удивительно) совсем не знали историки. С величайшею тайною послан был на остров Святой Маргариты неизвестный арестант, молодой человек, высокий ростом и благородный видом. Он носил маску с железной пружиной, которая не мешала ему есть. Сопровождающий его офицер имел повеление убить арестанта, если бы он снял ее… Министр Лувуа посетил неизвестного на острове Св. Маргариты, говорил с ним стоя и с великим почтением…»
Позже таинственным узником заинтересовался А. С. Пушкин. Среди его бумаг сохранилась заметка об этой истории, так и не увидевшая света при жизни поэта. У Пушкина и его старшего современника был общий источник сведений о Железной Маске – труд Вольтера «Век Людовика XIV», и там, где они пересказывают его, текст пушкинской заметки совпадает почти дословно с соответствующим местом в книге Карамзина.
Оба они приводят эпизод, относящийся к пребыванию Железной Маски на средиземноморском острове Сен-Маргерит: «Заключенный начертил однажды несколько слов на серебряной тарелке и бросил ее в окно на лодку, стоявшую внизу подле самой башни. Рыбак, хозяин лодки, поднял тарелку и принес губернатору, который с великим беспокойством спросил: видел ли он надпись и не показывал ли кому-нибудь тарелки. «Я только что нашел ее, а сам не умею читать, – отвечал рыбак». Губернатор удержал рыбака, чтобы увериться в истине его слов. Наконец, отпуская, сказал ему: «Пойди и благодари бога, что не умеешь читать» (пересказ Н. М. Карамзина). Губернатора звали Сен-Мар.
К истории «железной маски» обращались в своей поэме «Тюрьма» де Виньи, Виктор Гюго в драме «Близнецы» и тот же Дюма в «Узнике Бастилии». Александр Дюма был далеко не первым, кто выдвинул версию, что маска – брат Людовика XIV. За 100 лет до Дюма такое же объяснение дал Вольтер в «Веке Людовика XIV». Сам Вольтер нисколько не принимал всерьез придуманную им басню, однако явно не ожидал впечатления, которое произведет сочиненная им история. Ее подхватили многие мемуаристы.
Легенда стала обрастать деталями. Так, священник Папон в своей «Истории Прованса» сообщил, со ссылкой на одного отставного офицера о таком происшествии. Лекарь его роты, направленный нести службу в крепость-тюрьму на острове Сен-Маргерит, однажды увидел, что узник выбросил в море какой-то белый предмет: это был кусок, оторванный от рубахи. Лекарь выловил его и принес губернатору острова Сен-Мару. Губернатор развернул полотно, на внутренней стороне которого было что-то написано. После этого Сен-Мар стал строго допрашивать лекаря, прочел ли он эту записку. Тот клялся, что не читал. Через два дня врача нашли мертвым в его постели.
Отметим, что на первых этапах развития легенды узник носил маску из бархата, а не из железа. Но потом железо показалось «романтичнее» и победило менее эффектный бархат. Барон Глейхен выдумал, что Людовик XIV был сыном королевы Анны Австрийской от ее фаворита Мазарини, и что они подменили им законного наследника престола, заточенного в Бастилию.
Совершенно курьезное продолжение получила версия Вольтера в начале XIX в., в годы правления Наполеона I Бонапарта: будто бы до того, как узник с железной маской был отправлен в Бастилию, когда он еще содержался в заключении на острове Сен-Маргерит, ему удалось тайно жениться на дочери одного из тюремных стражей. Рожденный от этого необычного брака мальчик был доставлен на Корсику и передан на воспитание верному человеку. Ребенок получил имя Буано-Парте (т. е. хорошая часть, доля) и являлся, следовательно, прямым предком императора Наполеона Бонапарта. С помощью подобной чепухи бонапартистская пропаганда пыталась убедить роялистски настроенные круги, что именно Наполеон является законным наследником Бурбонов, свергнутых с престола Великой французской революцией. Существовала также версия, согласно которой «железная маска» не брат, а отец Людовика XIV, которым был, оказывается, один бедный дворянин, добившийся благосклонности королевы Анны Австрийской.
Было немало и других претендентов. Так, «маской» считали графа де Вермандуа, сына Людовика XIV и его любовницы ла Вальер. Но, как твердо установлено, Вермандуа умер в 1683 г., задолго до появления «маски» в Бастилии. Еще менее «маской» мог быть герцог де Бофор, пропавший без вести во время сражения в 1669 г., хотя и его кандидатура неоднократно выдвигалась в литературе. Некоторые считали, что «железная маска» – это Фуке, министр финансов, который был смещен с должности и арестован по приказу короля, питавшего к нему личную ненависть. А. Вагеман в книге «Железная маска, или Через два столетия» поделилась догадкой, что под маской скрывался король Карл I, который был публично обезглавлен во время английской революции, 30 января 1649 г., как «тиран, убийца и враг государства». По уверению А. Вагеман, Карла заменил какой-то похожий на него роялист. Недаром, мол, Кромвель подошел к телу казненного короля и остановился в недоумении (этот эпизод тоже относится к разряду вымыслов). Надо добавить, что ко времени смерти «маски» Карлу Первому должно было бы быть уже 103 года.
Кого только не подставляли под «маску». Тем не менее, доказательству каждой из гипотез было посвящено по одной, а то и более книг. В 1873 г. Т. Юнг опубликовал книгу «Правда о железной маске», в которой пытался связать таинственного заключенного с аристократическим участником одного действительного или мнимого заговора против Людовика XIV. В конце XIX в. появилось исследование Бюрго (написанное в сотрудничестве с Базри) «Железная маска. Раскрытие шифрованной корреспонденции Людовика XIV». Работа произвела большое впечатление, так как авторы ее, специалисты по кодам, утверждали, что их выводы базируются на расшифровке секретной переписки «короля-солнце». А главным выводом было, что «маской» являлся некий генерал Бюлонд. Он был действительно посажен в тюрьму. Однако его арест нисколько не сохранялся в тайне властями. Кроме того, дешифровка единственного упоминания о «маске» была результатом простого предположения. К тому же в большой работе по дешифровке не было никакой необходимости: во французском национальном архиве сохранились копии документов, расшифрованные еще в XVII в. чиновниками французского военного министерства. В довершение всего было установлено, что Бюлонд умер в 1709 г., т. е. значительно позднее, чем «маска».
Впрочем, фиаско, которое потерпела теория Бюрго, не помешала немецкому исследователю Ф. Шехлю издать в 1914 г. работу, в которой «маской» объявлялся еще один генерал – мальтийский рыцарь Якоб Бретель. С другими примерами подобных «открытий» более позднего времени нам еще придется познакомиться.
Чтобы приблизиться к разгадке, нужно, отбросив вымыслы и фантазии, обратиться к немногим известным, точно установленным фактам, к не вызывающим сомнения, подлинным документам.
18 сентября 1698 г. губернатор острова Сен-Маргерит в Средиземном море вступил в должность губернатора Бастилии. Привезенный им с собой арестованный, ранее содержавшийся в тюрьме на Сен-Маргерит, носил на лице черную бархатную маску; о том, кто этот арестованный и в чем заключалось его преступление, власти хранили строгое молчание. Комендант Дю Жюнка, один из подчиненных губернатору должностных лиц Бастилии, 18 сентября 1698 г. сделал в своем дневнике запись о прибытии губернатора Сен-Мара с таинственным узником, который был ранее заключенным в государственной тюрьме Пинероль (в той части Северной Италии, которая тогда входила в состав французского государства). Он был помещен в камеру башни Бертодьер, которая за несколько дней до этого была хорошо обставлена по приказу Сен-Мара. Узник ел вместе с губернатором, слуга передавал им блюда из соседней комнаты. Перед едой губернатор тщательно запирал двери камеры. Сен-Мар спал в одном помещении с заключенным.
Сохранилось письмо губернатора, где он описывает чрезвычайные предосторожности, которые принимались им на случай своей болезни для того, чтобы офицеры и солдаты, приносившие заключенному еду, не увидели его лица. С узником обращались весьма внимательно, хотя сведения об исключительной почтительности, с которой относился губернатор к «маске», о роскоши, которой якобы был окружен заключенный в своей камере, не находят каких-либо подтверждений в документах и поэтому, вероятно, относятся к области мифов.
Выдержки из дневника Дю Жюнка были опубликованы более чем полстолетия спустя, в 1769 г., священником при Бастилии Гриффе. Он уверял, что воспоминания о необычайном заключенном десятилетиями жили среди офицеров и солдат Бастилии. Утверждалось, что впоследствии были уничтожены все вещи, связанные с пребыванием «маски» в Бастилии, спешно побелены и покрашены стены и переложен пол в камере, в которой он находился, с целью ликвидировать любые возможные следы. Показания Гриффе подтверждаются заметками майора Шевалье, занимавшего пост одного из главных чиновников Бастилии с 1749 по 1787 гг. Шевалье сообщает, что таинственный узник, во время нахождения в Бастилии не болевший, однажды почувствовал себя нездоровым и через несколько часов умер. Он был похоронен 20 ноября 1703 г.
Не следует придавать особого значения показаниям Гриффе и Шевалье, кроме тех, в которых сообщаются вполне определенные факты. Оба эти свидетеля писали, когда легенда о «маске» получила уже широкую известность и могла повлиять на их рассказы. Обращаясь к подлинным документам, нетрудно убедиться, что легенда игнорировала одно важное обстоятельство. Строгость заключения постепенно ослабевала. Как показывают регистрационные записи, 6 марта 1701 г. «маску» перевели в другую камеру башни Бертодьер, и, что особенно интересно, в камере он находился не один. В ней был помещен молодой слуга Тирмон, обвиненный в тяжелом уголовном преступлении. (Тирмон 14 декабря 1701 г. был переведен в другую тюрьму, где в 1708 г. умер, до этого лишившись рассудка). Эти факты интересны не только тем, что они исключают идентификацию этого Тирмона с «маской» (были и такие попытки), но и доказывают, что человека, знакомого с «маской», вскоре поместили в другую тюрьму, где не могла соблюдаться такая секретность, как в Бастилии.
Более того, после Тирмона у «маски» появился другой сосед по камере – 60-летний Жан Александр де Маранвиль (псевдоним – Рикардвиль), который попал в Бастилию за критические замечания по адресу правительства. В 1708 г. Маранвиля перевели из Бастилии в Шарантон, в так называемую «открытую тюрьму», где заключенные имели право поддерживать связь друг с другом и с внешним миром. Умер Маранвиль в следующем, 1709 г. Трудно совместить несомненный факт соблюдения строгой секретности в отношении «маски» и нахождение его в одной камере с арестованными, которым впоследствии сама администрация создала возможность разгласить сведения, полученные от таинственного узника. Вдобавок, в этом не было даже никакой нужды – камер в Бастилии было в тот период значительно больше, чем заключенных. И заключенные, как правило, содержались в одиночных камерах. Так, в ту же вторую камеру башни Бертодьер, которую одно время занимал «маска», с 22 февраля 1703 г. был помещен аббат Гонзель, обвинявшийся в шпионаже.
Любопытно отметить, что уже в заметках Шевалье есть место, видимо дающее ключ к идентификации «маски». Он указывает, что тот был похоронен под фамилией Марширг. О смерти узника есть и запись в дневнике Дю Жюнка. В ней также указывается, что незнакомцу в регистрационном списке умерших было дано чужое имя, после чего на полях заметки было добавлено, что неизвестный был занесен в реестр умерших заключенных под именем де Маршьеля. Был обнаружен, наконец, и сам реестр, в нем значилось: «19 (ноября 1703 г.) Маршиоли, приблизительно 45 лет, умер в Бастилии». Далее шли сведения о похоронах на следующий день и о присутствовавших при погребении тела официальных лицах. В этой второй части записи обращает на себя внимание небрежность: имя врача Бастилии, наблюдавшего за похоронами, написано совершенно по-разному в самом тексте и в подписях, скреплявших этот документ (Relge и Reilhe). Видимо, тюремный писарь не отличался особым вниманием (или грамотностью), даже когда вписывал в документы фамилии немногих и хорошо знакомых ему чиновников Бастилии. Тем более вольно мог он обращаться с совершенно неизвестным для него, впервые называемым именем заключенного.
Итак, имя «Маршиоли» возникшее в документах, разысканных в XIX в., серьезно подкрепляет теорию, родившуюся за сто лет до этого. Уже в 1770 г. один библиограф, барон Хейс, в письме в «Журналь энциклопедии» отождествил «маску» с графом Маттиоли, и эта точка зрения была потом подтверждена многими исследователями. Однако общественности трудно было поверить в новую историю. «Кандидатура» Маттиоли получила преобладание в конце XIX в. – начале XX в. Ее активным сторонником был, в частности, известный французский историк Ф. Функ-Брентано. Его доводы воспроизводились и в работах большинства нефранцузских авторов, например в книгах В. Брекинга или историка Бастилии Ф. М. Кирхейзена. (Позднее, в 30-х годах, версия о Маттиоли стала подвергаться критике. Но об этом ниже.)
Кем был граф Маттиоли, и что послужило причиной его таинственного заключения? Для ответа на этот вопрос обратимся к борьбе французской и австрийской дипломатии и разведок в Италии.
Граф Эрколе Маттиоли родился в 1640 г. (следовательно, ему в год смерти было 63 года, а не 45, как сказано в тюремной реестре). Уже в молодости Маттиоли удалось приобрести благосклонность Карла III герцога Мантуанского, а потом и его наследника Карла IV. Последний был типичным итальянским князьком той эпохи, думавшим только о своих удовольствиях. Карл IV на несколько лет вперед запродал государственные доходы откупщикам и проводил время в Венеции, растрачивая полученные деньги. При нем находился и государственный секретарь Маттиоли.
Все это вполне соответствовало планам Людовика XIV. Еще с 1632 г. французы находились в Пинероле (где, как мы уже знаем, помещалась и одна из французских государственных тюрем). Людовик хотел округлить свои итальянские владения за счет территории Казаля, входившего в состав Мантуанского княжества. Казаль был нужен не сам по себе, а вследствие своего выгодного географического положения. Овладев им, французы могли бы эффективнее оказывать давление на Пьемонт, что в свою очередь было весьма важно и для борьбы за Италию, и для дипломатических комбинаций Людовика в других частях Европы. Он решил купить Казаль.
У Людовика в Венеции был предприимчивый посол – аббат д’Эстрад. По его поручению один издатель газеты, некий Джюлиани, бывший на деле французским разведчиком, окружил Маттиоли своими шпионами. Собранные сведения оказались благоприятными. Джюлиани быстро договорился с Маттиоли об уступке Казаля. 12 января 1678 г. Людовик, оказывая особую честь Маттиоли, написал ему собственноручно благодарственное письмо. А еще через два месяца во время венецианского карнавала д’Эстрад и герцог Мантуанский встретились на площади и уточнили все условия соглашения. Обычно вездесущие венецианские разведчики, которые не спускали глаз с посла Людовика XIV, прозевали эту встречу, столь опасную для интересов республики.
В декабре 1678 г. Маттиоли в Париже подписал договор. Карл IV получал взамен Казаля 100 тысяч экю. Не был забыт и государственный секретарь. Во время частной аудиенции Людовик XIV подарил ему ценный бриллиант и приказал выплатить Маттиоли приличную сумму. Людовик оплатил не только проведение трактата, но и за соблюдение тайны, ибо «король-солнце» надеялся в этом случае, как и в ряде других, поставить Европу перед совершившимся фактом. Иначе противники Людовика, конечно, не согласились бы на такое, ничем не компенсированное им усиление французских позиций.
Но тайна не была сохранена. Не прошло и двух месяцев после поездки Маттиоли во Францию, как о договоре уже знали и в Вене, и в Мадриде, и в Турине (столице Пьемонта), и в Венеции. А вскоре перестало быть секретом не только само соглашение, но и то, каким путем его содержание стало известно во всех заинтересованных европейских столицах. Получив деньги Людовика XIV, Маттиоли немедля запродал сведения о договоре всем противникам французского короля. А герцогиня Савойская сочла выгодным для себя раскрыть Людовику эту двойную игру.
Гнев короля против одурачившего его итальянца еще более усилился, когда благодаря интригам Вены, по дороге в Венецию, где находился Карл IV, был арестован тайный посланец Людовика, ехавший для обмена ратификационными грамотами.
Аббат д’Эстрад был не только взбешен, но и опасался за свою карьеру. Он предложил похитить коварного итальянца, ведь у него находилась секретная переписка, компрометировавшая французское правительство. Кроме того, расторопный Джюлиани, сумевший завести дружбу с приближенными Карла IV, сообщал, что герцог после исчезновения Маттиоли явно будет склонен возобновить переговоры о продаже Казаля.
После некоторых колебаний Людовик XIV согласился на предложение д’Эстрада, к этому времени переведенному послом в Турин, но особо приказал, чтобы похищение было совершено без малейшей огласки. Оставалось осуществить одобренный королем план.
Д’Эстрад, делая вид, что ему ничего не известно об интригах Маттиоли, предложил ему поехать совместно в Париж для получения новых наград от благодарного французского короля. Маттиоли попался в ловушку. Вскоре после того, как карета д’Эстрада пересекла французскую границу, Маттиоли оказался в крепости Пинероль, начальником которой был Сен-Мар. Это произошло 2 мая 1679 г. Следует добавить, что в то время в Италии существовал обычай надевать маску на заключенных (так часто поступали, например, в Венеции).
Под угрозой пытки Маттиоли сознался, что тайная переписка с Парижем спрятана в доме его отца в Падуе. Джюлиани, которого снабдили письмом от Маттиоли, написанным под диктовку тюремщиков, поспешил в Падую. Отец нового пинерольского узника, который, конечно, еще ничего не знал об участи сына, поспешил выполнить его просьбу и передать секретные бумаги Джюлиани. А французский разведчик, не медля, отправился в Венецию, откуда с дипломатической почтой эти документы были сразу же отосланы в Париж.
При предположении, что «маской» был Маттиоли, многое находит свое объяснение. У Людовика были серьезные основания для того, чтобы скрывать совершенное им вопиющее нарушение международного права – похищение министра иностранного государства. Но шли десятилетия, эпизод уходил все более в далекую историю, и необходимость в соблюдении строгой секретности постепенно ослабевала. И вот мы видим, что власти Бастилии идут даже на то, чтобы помещать «маску» с другими заключенными, которые потом могли разгласить полученные ими сведения. Даже сама бархатная маска могла служить не соблюдением тайны, а смягчению тюремного режима. В маске узник мог выходить из камеры, что не допускалось правилами в отношении государственных преступников.
Есть и дополнительные доказательства. Сохранилась депеша Людовика XIV в д’Эстраду, где король одобрял идею похищения мантуанца и предписывал доставить Маттиоли в Пинероль. Наконец, имеется изданная в Италии в 1682 г. по свежим следам события брошюра «Благоразумие, восторжествовавшее в Казале», в котором подтверждается, что Маттиоли был схвачен и доставлен в Пинероль.
Из записей Дю Жюнка мы знаем, что «маска» находился в Пинероле под наблюдением Сен-Мара. В 1681 г. там содержалось всего пятеро государственных преступников. Трое умерли до того, как «маска» был доставлен в Бастилию; дата смерти четвертого – неизвестна; пятым был «маска», скончавшийся в 1703 г.
По истечении нескольких десятилетий после смерти Маттиоли, когда вопрос о «маске» вызвал общее любопытство, всесильная фаворитка Людовика XV маркиза Помпадур настояла, чтобы король приказал произвести расследование. Позднее Людовик XV сказал, что «маской» был «министр одного итальянского князя». Фрейлина королевы Марии-Антуанетты сообщает в своих мемуарах, что по просьбе жены Людовик XVI расспросил о «маске» одного из приближенных, хорошо помнившего начало века. Тот указал, что «маской» являлся один опасный итальянский интриган, подданный князя Мантуи. Этого итальянца доставили сначала в Пинероль, а потом в Бастилию.
Как будто доказательств вполне достаточно. И все-таки почти любое из них можно поставить под сомнение. Ведь можно допустить, что была сознательно выдвинута ложная версия для сокрытия истины. Арест Маттиоли не был секретом и не мог повлечь за собой неприятных последствий для Людовика XIV. С другой стороны, может быть, мы требуем слишком многого от Людовика, пытаясь отыскать строгую логику в его поведении, которым часто управлял каприз, минутное настроение. А однажды отданный монархом приказ мог исполняться десятилетиями без того, чтобы кто-либо осмелился беспокоить «короля-солнце» мелким и к тому же неприятным делом.
Довольно рано возникла версия, что все посвященные в тайну умерли в начале XVIII в. Существовало также мнение, будто тайна «железной маски» передавалась только царствующим королем наследнику престола. В таком случае эта тайна должна была умереть вместе с Людовиком XIV, ибо он не мог сообщить ее своему малолетнему преемнику Людовику XV и вряд ли доверил регенту – герцогу Орлеанскому. Или если все же допустить последнее, то Людовику XVI уж явно было не до того, чтобы делиться информацией со своим братом и наследником – Людовиком XVIII, когда они оба – только в разных экипажах – бежали из революционного Парижа (Людовик XVI был задержан, а его брату удалось скрыться за границу). Добавим, что в момент бегства был еще жив сын Людовика XVI, который умер десяти лет от роду. Так что Людовик XVI тогда и не предполагал, что брат станет его преемником. Вся эта история не выглядит правдоподобной, особенно учитывая то, что Людовик XV и Людовик XVI, по просьбе окружающих, наводили справки о «маске». Вряд ли у них были причины заниматься мистификацией.
Исследователи выдвигали на роль «маски» и другие кандидатуры, также сыгравшие ту или иную роль в тайной войне. Среди них – некий Эсташ Доже. Чтобы выяснить его историю, вернемся в Пинероль, куда 2 мая 1679 г. был доставлен Маттиоли.
Обращает на себя внимание, что военный министр Лувуа – начальник Сен-Мара – и этот последний нисколько не делали тайны в своей служебной переписке о заключении Маттиоли. 7 сентября 1680 г. Сен-Мар в письме сообщил Лувуа о столкновениях, которые он имел с итальянцем, называя его по фамилии. Напротив, о лицах, содержание которых в крепости хотели сохранить в секрете, не только писали шифром, но и избегали употреблять подлинных фамилий, используя взамен вымышленные имена или просто говоря о заключенном, «доставленном» из такого-то места, в таком-то году или по повелению такого-то лица.
Маттиоли был едва ли не наименее таинственным из государственных преступников, об аресте которого в 1682 г. была опубликована книга и, как показали новейшие исследования, даже писали в тогдашних голландских газетах.
В 1679 г., когда в Пинероль был доставлен Маттиоли, там содержалось еще шестеро государственных преступников. Мантуанец, следовательно, был седьмым. В 1680 г. умер один из семи – бывший министр Фуке, а в 1681 г. был освобожден другой заключенный, Лозен, один из представителей высшей французской аристократии. К моменту отъезда Сен-Мара в 1681 г. из Пинероля в Экзиль, следовательно, оставалось пятеро заключенных. Это были:
1) Маттиоли; 2) «слуга» Эсташ Доже; 3) бывший камердинер Фуке – Лa Ривьер, который первоначально служил в качестве вольнонаемного лакея у арестованного министра, но после его смерти был оставлен в заключении; 4) «шпион» Дюбрей; 5) монах, вероятно, к этому времени сошедший с ума. В числе этой пятерки, несомненно, находился «человек в маске»; когда впоследствии он был перемещен в Бастилию, Дю Жюнка отметил в своем дневнике, что Сен-Мар привез с собой «своего старого заключенного, которого он ранее держал в Пинероле».
При отъезде Сен-Мара на новое место в Экзиль Лувуа предписал ему взять с собой двух заключенных. Ранее думали, что в их числе был Маттиоли. Однако примерно сто лет назад французский ученый М. Топен разыскал письмо Сен-Мара к аббату д’Эстраду, который, как мы помним, принимал деятельное участие в аресте итальянца. Из этого письма от 25 июня 1681 г. следует, что Маттиоли и еще два других узника остались в Пинероле. Однако, логика подсказывает обратное. Ведь Сен-Мар взял с собой заключенных, которых считалось нецелесообразным доверить надзору нового коменданта тюрьмы, вероятно, чтобы не посвящать еще одно лицо в тайну этих арестованных. Кроме того, именно к этим двум государственным преступникам было приковано внимание Лувуа. Но в то же время (вопреки мнению новейших исследователей истории «маски») нельзя отрицать, что в переписке Лувуа с Сен-Маром встречаются презрительные упоминания об узниках, перевезенных в Экзиль. Сен-Мару были разрешены довольно продолжительные отлучки из Экзиля, что также не вяжется с заботой о сохранении тайны «маски».
Через пять с половиной лет после переезда Сен-Мара в Экзиль, в конце 1686 г. один из двух узников скончался. Это был заключенный, «страдавший водянкой». Мы знаем, что в отношении второго заключенного принимались особые меры предосторожности, и когда Сен-Мара перевели на место коменданта тюрьмы на острове Сен-Маргерит, было предписано перевезти вместе с ним оставшегося узника.
Как сообщал Сен-Мар в письсме к Лувуа, заключенного поместили в комфортабельное помещение и держали там под усиленной стражей. Между прочим, в этом же письме Сен-Мар писал, что заключенного принимают за герцога де Бофора или за «сына покойного Кромвеля» (отсюда произошла версия о «маске» как английском лорде). Отметим также, что на остров Сен-Мар прибыл только с одним узником, но там уже находились еще несколько арестантов. Неизвестно ни их число, ни их имена, ни причины ареста.
В июле 1691 г. умер Лувуа. Пост военного министра был передан сыну Лувуа – Барбезье, который в своем письме к Сен-Мару предписал соблюдать прежние предосторожности в отношении заключенного. В послании упоминалось, что этот заключенный находится под надзором Сен-Мара в течение 20 лет.
Вернемся опять к нашей «пятерке» 1681 г. Монах был доставлен в Пинероль, по всей видимости, 7 апреля 1674 г., Дюбрей – в июне 1676 г., Маттиоли – в мае 1679 г., Ла Ривьер до 1680 г. был не заключенным, а слугой заключенного. Наконец, Эсташ Доже был заключен в Пинероле с 1669 г., иначе говоря, только он мог находиться к 1691 г. под надзором Сен-Мара в течение 20 лет.
Итак, в письме говорится не о Маттиоли. В этом же письме упоминается, что Сен-Мар постоянно охранял узника. Но мы уже знаем, что Сен-Мар уехал в 1681 г. из Пинероля, а итальянец остался в крепости. В то же время, имеется иное, более веское доказательство. Даже в 1693 г. Маттиоли еще находился в Пинероле. Это явствует из переписки Барбезье с комендантом тамошней тюрьмы Лапрадом. Из ответного письма Барбезье к коменданту от 27 декабря 1693 г. становится понятно, что Маттиоли имел при себе камердинера. Отметив пока это обстоятельство, пойдем дальше.
Упомянутое выше письмо – последнее, в котором фигурирует имя Маттиоли. Некоторые историки на основании этого сделали заключение, что мантуанец скончался через короткий срок в Пинероле. Это слишком поспешный вывод. Однако вскоре кто-то из прежней «тройки» заключенных действительно умер. 11 января 1694 г. Барбезье сообщил Сен-Мару новость, полученную от Лапрада: о смерти «самого старого» из узников бывшего коменданта Пинероля. Военный министр не упомянул по каким-то причинам имя умершего, несомненно, считая, что оно известно Сен-Мару. А еще через полтора месяца Барбезье уведомил Сен-Мара о приказе короля перевести государственных преступников, содержащихся в Пинероле, в крепость Сен-Маргерит. Из дальнейшей переписки выясняется, что их было трое. В том числе двое оставшихся в живых из «тройки» узников, оставленных в 1681 г. Сен-Маром в Пинероле. Было установлено также имя третьего. Это некто д’Эрз, заключенный в тюрьму в Пинероле с августа 1687 г. (единственный «новичок» после 1681 г.). Д’Эрз находился еще в 1700 г. на острове Сен-Маргерит, уже после отъезда Сен-Мара в Бастилию, и поэтому не мог быть «маской».
Итак, к моменту, когда все выжившие из «пятерки» узники снова были заключены в одну тюрьму на острове Сен-Маргерит, их число сократилось до трех. Но нам неизвестно, кто умер, и кто остался в живых.
Положение становится еще более запутанным вследствие весьма неясного по смыслу письма Барбезье к Сен-Мару от 20 марта 1694 г. Военный министр писал, что из трех присылаемых узников «по меньшей мере, один имеет более важное значение», чем заключенные, уже находившиеся в Сен-Маргерит. Барбезье здесь явно противоречит своему отцу Лувуа, который в 1681 г. считал, что Сен-Мар увез из Пинероля в Экзиль двух наиболее важных из содержавшихся там государственных преступников.
Неясность еще более возрастает из-за того, что, судя по последовавшей переписке, из Пинероля на деле доставили не троих, а четверых заключенных. Возможно, четвертым был какой-то арестант, доставленный в Пинероль незадолго до перевода всех содержавшихся там государственных преступников на остров Сен-Маргерит.
В апреле 1694 г. под охраной Сен-Мара находились:
1) один из узников, увезенных в 1681 г. из Пинероля;
2) какое-то число протестантских пасторов и еще некий шевалье Тезю (или Чезю), о котором нам ничего неизвестно;
3) четверо арестантов, недавно прибывших из Пинероля, в том числе из пятерки 1681 г. В конце апреля 1694 г. один из арестантов умер. Получив об этом известие, Барбезье тотчас же сообщил, что одобряет распоряжение коменданта крепости Сен-Маргерит о содержании под стражей и в изоляции слуги скончавшегося заключенного. Заключенным разрешалось держать слуг в виде редкого заключения. Такое дозволение получили бывший министр Фуке, аристократ Лозен и бывший министр граф Маттиоли.
Итак, в конце апреля 1694 г. из пятерки 1681 года осталось в живых двое. В 1698 г. Барбезье предварительно уведомил Сен-Мара, что ему предстоит по воле короля занять пост губернатора Бастилии и взять с собой его «старого заключенного». Вскоре Сен-Мару было направлено официальное предписание министра известить Дю Жюнка о подготовке заранее помещения для этого арестанта.
Кто все-таки был доставлен 18 сентября 1698 г. в Бастилию из пятерки 1681 года? Историк Функ-Брентано считал, что презрительное упоминание о двух заключенных, содержащееся в одном из писем Лувуа, относилось к Эсташу Доже и Дюбрейю, и что именно их Сен-Мар перевел в Экзиль. Но это утверждение не объясняет интереса, который проявлял Лувуа именно к двум заключенным, переведенным в Эквизь, и, главное, имеется доказательство того, что Дюбрей в 1682 г. еще находился в Пинероле.
Ряд исследователей полагает, что в Экзиле в конце 1686 г. или начале 1687 г. умер Ла Ривьер, другие – что сумасшедший монах. Известно лишь, что это был заключенный, «страдавший водянкой». Эти же имена называются, когда говорится о заключенном, скончавшемся в конце 1693 г. или начале 1694 г. в Пинероле. И снова без реальных доказательств.
Для ясности подытожим доводы «за» и «против» кандидатуры Маттиоли. В пользу версии, что «маской» был мантуанец, говорят следующие факты: он входил в пятерку 1681 года и был наиболее важным из них по своему положению; при пересылке четырех заключенных из Пинероля в 1694 г. Барбезье отмечал, что «по меньшей мере, один» из них более важен, чем те, которые уже содержались в крепости острова Сен-Маргерит; после доставки Маттиоли в 1694 г. в крепость Сен-Маргерит впервые появляется выражение «старый заключенный» Сен-Мара; сходство имени Маттиоли с тем именем, под которым «заключенный в маске» был занесен в реестр умерших в Бастилии. (Правда, Маттиоли было бы тогда 63 года, а не 45 лет, как записано в реестре).
Против кандидатуры Маттиоли можно привести не менее веские доводы: его арест не являлся секретом; он не был взят в Экзиль в числе двух заключенных, которых Лувуа считал имеющими важное значение, и интересовался ими больше, чем Маттиоли; Барбезье в 1691 г. предписывал Сен-Мару особо стеречь арестанта, который был у него под надзором в течение двадцати лет (это явно не Маттиоли); после 1693 г. имя Маттиоли исчезает из официальной переписки; неясно, какие могли быть основания начиная с 1697 г. именовать итальянца «старым заключенным», если ранее в открытую называлась его фамилия; умершим в апреле 1694 г. узником, который имел слугу, мог, вероятно, быть Маттиоли, но зачем было оставлять в строгом заключении этого слугу?
Выдвигалась идея, что «маска» – это сумасшедший монах, что именно он в 1681 г. вместе с Доже был отправлен в Экзиль и что не он умер в конце 1686 г. – начале 1687 г. (скончавшийся узник просил составить завещание, а монаху нечего было оставлять в наследство). Однако, последующие исследования доказали, что дело почти наверняка идет об одном монахе, арестованном в 1674 г. за участие в придворных интригах, в разных мошеннических проделках, в которых были замешаны и фаворитки короля. Кроме того, Сен-Мар не раз сообщал, что монах сошел с ума. Лувуа не проявлял к нему ни малейшего интереса. Любрейя никто не предлагал кандидатом на роль «маски», а Ла Ривьер, как увидим ниже, тоже отпадает. Остается Доже.
Начнем с того, что этот странный «слуга» – единственный из четырех, который особо интересовал Лувуа. У Фуке было двое слуг. Один из них умер в 1674 г. Остался Л а Ривьер, который тогда не считался арестантом. В помощь к нему Сен-Мар решил приставить заключенного Эсташа Доже. Лувуа одобрил эту идею, но с условием, чтобы Доже не виделся ни с кем, кроме Фуке (и, естественно, Ла Ривьера). Министру это условие казалось очень важным, и он неоднократно повторял свое предписание в письмах Сен-Мару, особенно подчеркивая: ни в коем случае не следует допускать, чтобы Лозен, имевший позволение приходить к Фуке, встречался с Доже. Вполне возможно, что они были знакомы ранее. Более того, Лувуа написал письмо заключенному Фуке, содержание которого он запрещал сообщать Сен-Мару. В этом письме Лувуа требовал от Фуке, чтобы он воспрепятствовал возможной встрече между Доже и Лозеном. Ответ Фуке Лувуа сообщил Людовику XIV.
Зачем нужны были все эти предосторожности в отношении простого слуги? И не потому ли после смерти Фуке Ла Ривьер был оставлен в тюрьме, что ему были известны какие-то тайны скончавшегося министра и Эсташа Доже? (В 1669 г., когда Ла Ривьер еще не был знаком с Доже, Лувуа писал Сен-Мару, что слугу Фуке можно освободить, но до этого продержать семь или восемь месяцев в тюрьме, чтобы он не сумел вовремя передать на волю какое-либо поручение от своего господина).
После смерти Фуке Сен-Мар получил от Лувуа приказание объявить Лозену ложное известие об освобождении Ла Ривьера и Доже. Лувуа добавлял, что такова воля короля. Обоих бывших слуг Фуке предписывалось держать совместно в строгой изоляции. Вероятно, именно о них говорится впоследствии в переписке Лувуа, где упоминаются такие-то два лица, заключенных в «нижней башне» крепости Пинероля. Оба они знали какую-то общую тайну. В корреспонденции Лувуа и Сен-Мара содержатся какие-то глухие указания о применении Эсташем Доже «ядов» или «симпатических чернил». Несомненно, что Лувуа очень интересовался Эсташем Доже с момента ареста того в 1669 г. и до 1681 г., а Ла Ривьер знал секреты Доже. Поэтому есть серьезное основание считать, что именно Доже и Ла Ривьера взял с собой Сен-Мар по поручению Лувуа, переезжая в Экзиль.
Кто же из этих двоих умер в Экзиле в 1687 г.? Это, вероятнее всего, мог быть Ла Ривьер. Ведь об оставшемся в живых заключенном Барбезье писал в 1691 г., что он был под стражей у Сен-Мара в течении 20 лет. Доже находился под надзором Сен-Мара 22 года (с 1669 г.), а Ла Риивьер был заключенным только семь лет, хотя и до этого служил камердинером у находившегося в тюрьме Фуке. Интересно, что в письме от 13 августа 1691 г. Барбезье предписывал Сен-Мару хранить молчание о том, что сделал его узник. Но Ла Ривьер явно ничего не сделал, а Доже был за что-то арестован в 1669 г. и подвергнут строжайшему одиночному заключению, не говоря уже о его каких-то действиях накануне смерти Фуке. Поэтому, вероятнее всего, речь идет о Доже. Следовательно, в конце 1686 г. умер Ла Ривьер.
Если Ла Ривьер и Доже действительно были увезены в 1681 г. в Экзиль, то в Пинероле остались Маттиоли, Дюбрей и монах. В конце 1693 г. умер «самый старый» заключенный Сен-Мара. «Самый старый» из оставшихся – монах, доставленный в Пинероль в 1674 г. В таком случае к началу апреля 1694 г. остались живы Доже, Маттиоли и Дюбрей. В конце апреля 1694 г. умер заключенный, имевший слугу. Возможно, это был Маттиоли, менее вероятно – Доже, несомненно, более «старый».
Зачем было его держать в тюрьме? Доже, возможно, знал секреты Фуке, которые он мог разгласить. Еще был жив Лозен, который считал, что Доже исчез, и жена Фуке, а бывшему министру были известны многие факты из быта двора, особенно из личной жизни матери короля Анны Австрийской, которые Людовик XIV стремился предать забвению. Это было одной из причин, почему Фуке около двадцати лет провел в строгом заключении. Он мог рассказать известные ему тайны Эсташу Доже, а тот поплатился за знание опасных секретов еще двумя десятилетиями тюрьмы с маской на лице.
Но говорят, что «маску» в Бастилии помещали вместе с другими заключенными, а это плохо вяжется со стремлением сохранить тайну. Однако более тщательный анализ документов – записей Дю Жюнка – показывает, что смысл их далеко не ясен. Возможно, Дю Жюнка имел в виду, что «маску» содержали не в одной камере, а в одной башне (на каждом этаже которой находилось по одной камере) с другими заключенными. Аргумент же, что «маска» был похоронен под именем «Маршьеля», также оказывается далеко не таким безусловным, как это могло показаться первоначально. Дело в том, что существовал обычай при похоронах государственных преступников указывать ложные имена (и возраст – отсюда ссылка, что умершему заключенному было 45 лет). Кроме того, все же «Маршьель» и даже «Маршиоли» – это еще не «Маттиоли».
Вместе с тем, в истории с «маской» прилагались такие усилия для сохранения тайны, что, быть может, Сен-Мар сознательно пытался направить внимание на хорошо известного Маттиоли, умершего на деле еще в 1694 г., чтобы скрыть, кем был заключенный в маске. Можно допустить – заметание следов удалось настолько хорошо, что при Людовике XV уже никто не знал истины и любопытствующей мадам Помпадур король мог лишь сообщить, что «маска» – министр одного итальянского князя. Добавим, что Наполеон I не поверил этому. В связи с легендой об отправлении сына «маски» на Корсику Наполеон приказал произвести розыски в архивах Франции и за границей. Они не дали результатов, несмотря на рвение чиновников.
Почему, однако, Сен-Мару было желательно, в таком случае, намекать, что «маска» – это Маттиоли, а не Доже? Так поступить Сен-Мара могло побудить лишь знание того, что никому не ведомый Доже – просто псевдоним. Служит ли фамилия Доже псевдонимом, скрывающим хорошо известное лицо? Надо обратить внимание на одно обстоятельство, которое помнили Вольтер и Дюма, но которое потом как-то отодвинули в тень ученые, занимавшиеся вопросом о «маске». Зачем было надевать маску на итальянца Маттиоли, которого все равно почти никто не знал во Франции и, во всяком случае, не мог узнать в государственной тюрьме? Лицо человека в маске должно было быть достаточно известно, иначе теряет смысл маска. Версия Вольтера – Дюма вполне объясняет, почему заключенного спрятали под маской. Большинство других теорий не дает ответа на этот напрашивающийся вопрос.
В этой связи высказывается даже мнение, следует ли считать рассказ Вольтера просто мистификацией. Писатель в молодости сам просидел год в Бастилии. Это было в 1717 г., и Вольтер разговаривал с тюремщиками, которые сторожили «маску», скончавшегося всего за 13 лет до этого. Конечно, тюремная администрация могла быть не посвященной в секрет. Но она, возможно, питалась слухами, основанными на фактах.
Итак, разгадка «маски», по всей вероятности, возможна, если выяснить, кто такой Доже. Но этого как раз так и не удается достигнуть. Известно, что в 1669 г. он был арестован. 19 июля того же года военный министр писал Сен-Мару, что в Пинероль будет доставлен задержанный вблизи Дюнкерка важный преступник – слуга по имени Эсташ Доже. «Чрезвычайно важно, – указывал при этом военный министр, – чтобы он не имел возможности передать письменно или любым другим способом ни одной живой душе то, что ему известно… Вы должны лично доставлять ему раз в день все необходимое и ни под каким предлогом не слушать того, что он пожелает Вам открыть. Вы должны угрожать ему смертью, если он заговорит с Вами по любому вопросу, помимо его повседневных нужд».
Нам неизвестно, за что был арестован Доже. Как раз в это время велись переговоры между Людовиком и Карлом II, который в обмен на французские субсидии, позволившие ему избавиться от опеки парламента, готов был сохранить нейтралитет или даже поддержать Францию в предстоящей войне с Голландией. Эти переговоры велись официально министрами и неофициально – через тайных агентов. Активной участницей переговоров была сестра Карла II, вышедшая замуж за младшего брата Людовика XIV. В переписке Карла мелькает какая-то фигура итальянца (а может быть, человека из Италии), подлинное имя которого не знала даже сестра короля. Его одно время пытались отождествлять с неким аббатом Преньяни.
Существовало мнение, что Преньяни и Доже – одно лицо. Но еще в 1912 г. удалось установить, что Преньяни с 1674 г. вплоть до смерти в 1679 г. жил в Риме, тогда как Доже наверняка находился в тюрьме. Но, быть может, Эсташ Доже скрывался под видом «слуги» Преньяни и фигурировал в качестве «итальянца»? В пользу этого предположения говорит один факт. Имеется подписанный Карлом II заграничный паспорт на имя Преньяни. Паспорт датирован 15 июля 1669 г. На другой день Преньяни покинул Англию и еще через день прибыл в Кале. А 19 июля Лувуа написал письмо Сен-Мару о направлении к нему арестованного человека по имени Эсташ Доже. Таким образом, можно предположить, что Доже знал какие-то дипломатические секреты, сохранить которые оба монарха хотели любой ценой.
Однако и при этой гипотезе не очень объяснима секретность, в которой содержали Доже, и маска, которую носил заключенный. Кроме того, опять-таки любая тайна, связанная с подготовкой Дуврского договора в 1669 г., должна была потерять значение после смерти Карла II в 1685 г., и особенно после переворота 1688 г. и воцарения Вильгельма III. А «маску» продолжали упорно держать в тюрьме и даже перевели в Бастилию! И уж совсем непонятно, зачем было приставлять Доже слугой к Фуке.
В 1934 г. историк П. Бернардо опубликовал книгу «Врач королевы», утверждая, что хирург Анны Австрийской П. Гондине при вскрытии тела умершего короля обнаружил, что он не мог иметь потомства и, следовательно, не был отцом Людовика XIV. Об этой опасной тайне лекарь сообщил своему племяннику – судье, а тот (непонятно зачем) – начальнику полиции Ла Рейни. Остальное ясно без слов.
Однако вскоре же исследователями было установлено, что Гондине только в 1644 г. стал врачом королевы и не мог участвовать во вскрытии умершего за год до этого Людовика XIII. А судья мирно скончался в своем родном городе в декабре 1680 г.
Недаром после такого фиаско отдельные историки обратились к старой версии, обновив ее рядом домыслов. Доже – согласно этой версии – какой-то дворянин, незаконный сын или внук Генриха IV (и, следовательно, брат или племянник Людовика XIII), который по поручению Ришелье стал любовником Анны Австрийской и отцом Людовика XIV. Эта версия отвечает на вопрос, почему от «маски» просто не избавились с помощью яда или каким-либо другим способом.
Однако эта гипотеза не объясняет других известных нам фактов о «маске» и «слуге» Эсташе Доже. Между прочим, принимая эту версию, следует считать, что заключенный умер в возрасте свыше 80 лет. Поэтому сторонники этой версии играют на уже известном нам двусмысленном выражении, не раз встречающемся в переписке Сен-Мара, который писал о «маске» как о «моем старом заключенном». «Старый» здесь может означать и преклонный возраст и большую продолжительность пребывания в заключении.
Совсем недавно французский академик М. Паньоль выпустил книгу «Железная маска». Автор возвращается к версии Вольтера и доказывает, будто под псевдонимом Эсташа Доже скрывали брата-близнеца Людовика XIV. Во избежание политических неурядиц Ришелье и Людовик XIII отправили его на воспитание в Англию к жене Карла I, французской принцессе Генриетте. В 1669 г. «маску» заманили во Францию и отослали в Пинероль.
Исторически случай с «маской» – совсем незначительный эпизод, но он все еще продолжает дразнить и занимать воображение – недаром не прекращаются попытки найти новое решение этой старой загадки.