1

Высокая массивная фигура штурмфюрера СС Хольца показалась в дверном проеме кабинета следователя гестапо Носке, где уже около часа сидел допрашиваемый Гонкин с потухшим окурком сигареты между пальцами.

– Если вы дополните свои сообщения еще чем-нибудь полезным, – сказал по-русски Хольц, – то, может быть, мы вам больше поверим и сможем подойти ближе к делу, интересующему германские власти.

– Да, – бесцветным голосом ответил Гонкин.

Он был все еще под впечатлением страшной пытки одного из арестованных.

– Мне бы хотелось, чтобы вы повторили всю историю с самого начала, – продолжил Хольц. – И, подойдя к столу, всей тяжестью опустился на стул напротив Гонкина.

Допрашиваемый подробно рассказал гестаповцу о том, что работал в системе торговли, как с нетерпением ждал прихода немцев, как начал собирать сведения, которые могли заинтересовать освободителей, как следил за эвакуацией армавирских властей, вывозом документов и материальных ценностей города и с какой радостью он встретил немецкие войска 6 августа, когда они вступили в Армавир.

Хольц благосклонно кивнул и мягко сказал:

– Это очень хорошо, господин Гонкин, очень хорошо. Вот вы сказали: «следил за эвакуацией армавирских властей, документов и материальных ценностей». Нас интересует, каких именно материальных ценностей?

– Я уже говорил господину следователю о банке и о том, что на четвертом этаже бывшего Дома Советов, в секретной части, хранились какие-то мешки, ящики и чемодан. Но в последний день, когда город сильно бомбили, их там уже не оказалось.

– Куда же они девались? – спросил гестаповец.

– Вывезли туда же, в сторону Отрадной – Спокойной… – повертел сигаретный окурок Гонкин.

Хольц протянул раскрытую пачку сигарет и, когда допрашиваемый взял одну и торопливо сунул себе в рот, поднес ему огонек зажигалки.

– Благодарю вас, господин офицер, – с наслаждением затянулся Гонкин.

Штурмфюрер СС некоторое время изучающе смотрел на этого невысокого человека в потертых брюках и несвежей рубашке с закатанными рукавами, на его круглое лицо с мясистым носом, неспокойные глаза. Затем спросил:

– А откуда вам было известно, что там хранились мешки, ящики, чемодан? Ведь комната секретной части?

– Осенью прошлого года я видел, как туда заносили эти ящики и чемодан, а мешки…

– И что в них было? Откуда их привезли? – прищурил глаза Хольц.

– Что в них было, мне неизвестно. А прибыли они из Керченского музея. Это на Украине, господин офицер, – потягивал Гонкин сигарету непривычного вкуса.

– Откуда вам стало известно, что они оттуда?

– Шофер мне сказал, господин офицер, – пожал плечами тот.

– Кто этот шофер? – тут же поинтересовался Хольц.

– Дыкин. Он часто обслуживал торговый отдел горисполкома…

– И что же, все это находилось в той секретной части до тех пор, пока наши войска не подступили к городу?

– Так точно, господин офицер, – утвердительно кивнул Гонкин.

– Ну хорошо, их привезли осенью прошлого года. Но когда мы освободили вас, был уже август сорок второго. Как вам удалось установить, что ящики и чемодан все еще там?

Гонкин засмеялся в ответ:

– Когда стало трудно с продуктами, я как-то намекнул монтеру связи, что начальство хранит дефицитные продукты в спецчасти… Не мешало бы удостовериться… Он отнесся с недоверием, но все же решил посмотреть на эти ящики… Отключил телефонную линию, и его тут же вызвала заведующая для ремонта. Все это он и видел там… Незадолго до вашего прихода…

– Как фамилия этого монтера и где его найти? – тут же спросил Хольц.

– Иванский Петр, а найти его уже невозможно, господин офицер. Он погиб под бомбежкой…

– Что же вы, господин Гонкин, не довели дело до конца? Куда увезли эти ящики и чемодан, вопрос.

– Это моя вина… целиком моя, – грустно улыбнулся тот. – Если бы знать, что это вас так сильно интересует… Естественно бы я…

– Хорошо, – перебил его штурмфюрер. – Можете быть свободным, господин Гонкин, мы подумаем, как вас использовать, – встал Хольц при виде вошедшего шарфюрера Носке.

Гонкин вышел из кабинета.

Хольц закурил и выжидательно смотрел на шарфюрера. Затем спросил, уже по-немецки:

– Вы допросили ее мать? Она что-нибудь сказала?

Носке вытер пот, недовольно поморщился.

– Ее дом над Кубанью. Там одна старуха, мать ее. Как мы ни уговаривали, она твердила одно: «Не знаю».

– Обыск? – сердито спросил Хольц.

– Ничего не дал. Обшарили все. В погребе, на чердаке, в сарае. Пусто. Никаких следов, господин штурмфюрер.

– Фамилия и адрес заведующей секретной частью горисполкома подтвердились?

– Так точно, все правильно. Авдейкина Анна Моисеевна, улица Лермонтова, дом 269, над Кубанью.

– Допрашивайте следующих, Носке, я еду к полковнику, – устало направился к двери Хольц.

Полковник Раут прошелся по кабинету и взглядом, не предвещающим ничего хорошего, окинул сидящего в кресле Бенцера.

– Я еще раз утверждаю, господин полковник, что если бы меня не направили в Ростов, я бы успешно справился со всеми вопросами керченского золота. Чемодан был бы уже здесь.

– Не трудитесь заверять меня в этом, лейтенант Бенцер, – холодно произнес полковник. Он подошел к раскрытому окну и какое-то время смотрел на улицу, по которой двигалась колонна войск.

– Золото эвакуировали в сторону Отрадной, – продолжал Бенцер.

– А может, чемодан еще здесь, в Армавире? – резко обернулся Раут к лейтенанту.

Бенцер не успел ни возразить, ни согласиться с ним, так как в кабинет вошел Хольц.

– Хайль Гитлер, – вскинул он руку.

Полковник и торопливо поднявшийся Бенцер ответили на приветствие.

– Садитесь, штурмфюрер, – предложил Раут. – Знакомьтесь, лейтенант абвера, выполняющий наши задания, Бенцер, – кивнул он на лейтенанта. – Чем порадуете, штурмфюрер?

– Все говорит о том, господин полковник, – начал Хольц, что «золотой» чемодан эвакуирован Советами в сторону Северного Кавказа, по маршруту станица Отрадная – Спокойная и дальше. Ценности были вывезены заведующей секретной частью горисполкома Авдейкиной, как подтверждают допрошенные очевидцы, на автомашине.

– Какое отношение к «золотому» чемодану имеет эта…

– Авдейкина, – подсказал Хольц.

– Ну да, Авдейкина. Ведь золото, насколько мне известно, хранилось в городском банке?

Бенцер настороженно смотрел на пггурмфюрера, сердце его сжалось от недоброго предчувствия.

– Дело в том, господин полковник, что этот «золотой» чемодан после прибытия в Армавир хранился в сейфе секретной части горисполкома.

– Неправда! – вырвалось у Бенцера. Лицо его побелело, глаза были готовы выскочить из орбит.

Полковник и штурмфюрер вопросительно уставились на него.

– Я… я его сам видел… вернее, не видел, а бухгалтер банка Лодкин оформлял лично акт приема этих ценностей – пробормотал Бенцер.

– Как же это ему удалось, если чемодан хранился в сейфе секретной части горисполкома? – холодно переспросил Хольц.

Прищурив глаза, полковник Раут гневно взглянул на Бенцера, но, ничего не сказав, отошел к окну и стал смотреть на стайку чирикающих воробьев, сидящих на акации.

Хольц и Бенцер молчали. Если Хольц торжествовал, что ему удалось утереть нос представителю абвера, то Бенцер в душе был зол не столько на этого холеного эсэсовца, сколько на самого себя. И причиной этого было вот что.

… Проводив взглядом полуторку Дыкина, Бенцер пришел к твердому решению. На этот раз он был в Армавире один, Эдита была отозвана в Краснодар. Жил в пустующей квартире Юстов, куда поселился как их родственник. А по ночам стал проникать через окно первого этажа в горисполком и, вооружившись набором отмычек, обследовал этаж за этажом. Комнаты, кабинеты, шкафы, сейфы, но ничего достойного внимания не находил. Так он добрался до четвертого этажа с узкой лестницей. Попытался открыть дверь спецчасти, но это оказалось непросто. Он провозился до рассвета, но так и не открыл эту злополучную дверь, обитую железом. А на следующий день в городе началась сильная бомбежка, на окраинах – артиллерийская пальба и перестрелка. Бенцер решил пересидеть в укрытии, подумав, что если что-то и было интересное за стальной дверью секретной части, то оно уже наверняка вывезено. И он больше не пошел туда. И вот сейчас такой удар…

Полковник отошел от окна и, не удостоив даже взглядом Бенцера, обратился к Хольцу:

– У вас есть доказательства, что чемодан с золотом был там?

– Я сам посетил эту комнату спецчасти и видел след, оставленный продолговатым, четырехугольной формы предметом на пыльном полу. Можно полагать, что это именно то место, где стоял «золотой» чемодан.

– Что вы на это скажете, лейтенант Бенцер? – наконец посмотрел на него Раут.

– Только одно, господин полковник, возможно, чемодан туда перевезли тогда, когда я был в Ростове, – нашел что ответить незадачливый агент абвера.

– Возможно, возможно, лейтенант, – задумчиво произнес Раут и тут же приказал: – Готовьтесь в дорогу. Отправляйтесь в сторону Северного Кавказа. Задача вам известна.

– Так точно, господин полковник, – Бенцер вышел из кабинета.

 

2

Группу Воронина выбросили на парашютах ночью. Темень была непроглядная. Андрей Паркета приземлился благополучно. Сбросил лямки парашюта, тяжелый рюкзак. Присыпал снаряжение опавшей листвой и камнями. Рядом послышался треск, и Андрей пошел на него. Это был Воронин. Вскоре они отыскали и остальных из своей пятерки.

Решили ждать рассвета, чтобы сориентироваться. Командир отдал приказ: «спать», но сон ни к кому не шел. Лежали молча, настороженно прислушиваясь к малейшим звукам в ночи.

Не спал и Паркета, невольно вспоминая недалекое прошлое. Служба на флоте, спецшкола, первое боевое задание, неудача…

… Собрав учащихся спецшколы, начальник, худощавый высокий полковник, объявил:

– По личному приказу Гитлера под Севастополь доставлено гигантское орудие «Дора». Эту установку обслуживает несколько сот человек. Вес одного снаряда – семь тонн. Наша разведка установила координаты «Доры» – район Бахчисарая. Эта дьявольская пушка уже выпустила по Севастополю около трехсот снарядов…

Начальник помолчал, пригладил короткие волосы рукой и приказным тоном произнес:

– Задача: уничтожить это варварское орудие.

В ту летнюю ночь Паркета вместе с другими товарищами сидел с тяжелым снаряжением на борту «дугласа», ожидая команды на отправку. Но команда все не поступала. Командир группы Воронин объяснить задержку не мог и лишь прислушивался к приглушенным разговорам летчиков в кабине. Ожидание затянулось.

Неожиданно у самолета появился начальник разведшколы и глухо скомандовал:

– Отбой. – Затем добавил: – Задание отменяется, хлопцы.

Разведчики, поднявшись, недоуменно переглядывались. Их командир тоже молчал, медленно отстегивая лямки парашюта.

Начальник тихо вымолвил:

– Пал Севастополь… – и пошел от самолета, на ходу бросив: – Командуй разгрузку, лейтенант…

После того как наши войска вторично оставили Керченский полуостров, гитлеровцы сосредоточили все силы у Севастополя и перешли к систематическим штурмам твердыни. Обстановка для защитников города-порта осложнилась. На десять тысяч снарядов врага наши отвечали одним, на двадцать пять атак пьяной фашистской пехоты – одним контрударом.

Не было снарядов, резервов, не хватало воды. Медсанбаты были переполнены, потерян почти весь боевой командный состав. Сержанты командовали ротами, старшины – батальонами…

Но ничего этого Андрей, понятно, не знал. Знал лишь одно, что было там тяжело и сделано было все возможное и невозможное, чтобы отстоять Севастополь. Но, увы, силы оказались неравными.

Темное осеннее небо постепенно светлело.

Воронин порылся в сумке, достал крупномасштабную карту, которую ему выдали при получении задания. Разложил ее на траве.

– Прошу всех сюда, – сказал он.

Вдруг Денисенко прыгнул в кусты и тут же втащил на поляну отчаянно сопротивляющегося человека. Проделал он все бесшумно и быстро. Смуглый остролицый горец в темной черкеске и брюках, заправленных в мягкие ичиги, стоял неподвижно, часто моргая. Вот рука его нырнула под черкеску.

– Берегись! – отрывисто крикнул один из разведчиков и вскинул автомат.

Лезвие кинжала взметнулось вверх, но Андрей успел перехватить руки горца, холодное оружие выпало на землю.

Паркета подвел задержанного с горящими от ненависти глазами к командиру. Воронин оглядел его и спросил:

– Твое имя? Что делал здесь? Следил? Подслушивал?

Ответа не последовало. Горец лишь метнул горящий взгляд на Паркету, затем – Денисенко. Оба были в форме военнослужащих вермахта: Паркета – в чине унтер-офицера, Денисенко – в мундире солдата. – Так будешь отвечать? – миролюбиво переспросил Воронин.

Неожиданно задержанный произнес с сильным кавказским акцентом:

– Скоро солнце взойдет над горами…

– И ветер разгонит тучи, – ответил с улыбкой Воронин. – Я так и думал.

– Умар шлет вам привет… – повеселевшим голосом сказал гость, подняв голову и вглядываясь в Воронина.

– Спасибо, дорогой, – пожал ему руку лейтенант. – С этого и следовало начинать наше знакомство, уважаемый.

– Я думал, что вы немцы… Они же в форме… – указал он на Паркету и Денисенко. – Меня зовут Авар. Я вторую ночь уже здесь в кошаре поджидаю вас… Умар меня послал, он не придет, тяжело ранен… Я поведу вас, – быстро, как бы боясь, что его прервут, говорил Авар. – Ваша задача – моя задача, – обвел он взглядом всех разведчиков.

– Спасибо, друг, – ответил командир. Затем взглянул на часы, черные брови его сошлись над утомленными карими глазами. – У нас мало времени. Уже совсем светло, подойди сюда. Где мы находимся?

Уточнив местонахождение группы по карте, тронулись в путь. Авар с уверенностью человека, хорошо знающего горные тропы, вел разведчиков к цели.

В конце дня группа остановилась недалеко от бензохранилища, которое разведчики должны были уничтожить, лишив немцев возможности заправлять свои боевые машины.

Передохнув, продолжали путь. Вскоре они увидели в ложбине хижину. Ускорили шаг.

Становилось все холоднее. Ветер набирал силу. Приходилось сильнее наклоняться вперед, чтобы преодолеть его сопротивление.

Наконец разведчики достигли хижины. Расположились на отдых. Вороник впервые как следует рассмотрел Авара. Тот присел возле очага и стал разжигать огонь. Пламя вспыхнуло и осветило маленькую плотную фигурку в темно-синей черкеске, которая плотно облегала тело и была перехвачена кожаным поясом с металлическими узорчатыми украшениями. Смуглое улыбающееся лицо, тонкие усики. Темные печальные глаза окружены множеством морщинок.

Весь следующий день они пролежали в густой низкорослой роще. Деревья упрямо цеплялись за щебень крутого склона. Невдалеке было место, которое Авар называл глазами гор. Укрытие оказалось плохим, но лучшего найти не удалось. Здесь хоть можно было спрятаться, рядом – удобная площадка для обороны. Легкий ветерок подувал из долин, солнце прогревало камни гор. Роща давала тень и спасала от солнечных лучей. Отсюда открывался живописный вид на плоскогорье.

Воронин удобно пристроился у скалы, огляделся и занялся изучением территории бензохранилища, главной заправочной станции немцев. Дома охраны и обслуживающего персонала раскинулись полукругом в стороне. Отсюда узкой горловиной начиналось ущелье, по дну которого пролегала дорога, а по ней подъезжали пустые и отъезжали автоцистерны с горючим.

Все здесь было продумано. Подземные цистерны с воздуха не заметишь. Вокруг – сильная оборона в виде дзотов, пулеметных гнезд, защитных сооружений. А в зоне самой долины – ряд замаскированных зенитных батарей. Да, шанс на успех ничтожный, мизерный, но все же шанс был.

Воронин задумчиво опустил бинокль и потер усталые глаза тыльной стороной ладони. Пожалуй, роща была единственным местом, откуда можно было хорошо изучить окрестность, оставаясь невидимыми и находясь в полной безопасности.

Мишин и Денисенко, вернувшись из разведки, сообщили, что в городе облавы. Немцы засекли ночью самолет и теперь рыскали в поисках десанта.

Решили пробираться в поселок, где расположился обслуживающий персонал бензохранилища. Осторожно следуя за Аваром, спустились в долину, благополучно проникли в центр поселка, проскользнув всего в нескольких десятках метров от поста немцев.

Вскоре они вышли на главную дорогу, ведущую к территории бензохранилища.

Андрей Паркета и Павел Денисенко, одетые в немецкую форму. приблизились к трехтонному «юссингу», возле которого топтался солдат с автоматом.

– Прикурить, – грозно обратился к нему «унтер-офицер» Паркета, разминая в руке сигарету. – Что, не слышишь?

Тот пристально посмотрел на младшего офицера, но ничего не сказал, извлек коробок и, чиркнув спичкой, поднес огонек.

Павел зашел сбоку и нанес часовому сокрушительный удар в шею. Немец, не издав ни звука, свалился наземь.

Паркета с Павлом бросили его в кузов машины.

Мощный мотор заурчал, Паркета сдал немного назад и остановился. В считанные секунды разведчики скинули свое тяжелое снаряжение в кузов, и грузовик с выключенными фарами помчался в сторону хранилища.

Спустя некоторое время остановились между двумя курганами, и разведчики рассредоточились по заранее разработанному плану Пробираясь от кургана к кургану, они начиняли их взрывным устройством, готовя небывалый фейерверк.

Время торопило, до рассвета оставалось часа два. Приблизились к горловине узкого ущелья, к тому месту, где происходил слив бензина с одних автоцистерн и заправка других, снабжающих моторизованные части первой танковой армии фельдмаршала Клейста.

Наконец все приготовления были закончены. Удовлетворенный действиями своей группы, Воронин скомандовал:

– Давайте-ка выбираться отсюда, хлопцы, и подальше…

Начали отходить в горы, разматывая за собой провод, по которому пробежит электрический заряд к детонаторам и поднимет спрятанные в землю цистерны на воздух.

Они были на полпути к спасительным горам и уже начали подниматься вверх, когда услышали прямо над головами отрывистый треск автоматных очередей.

– Кто это там старается? – оглянулся Воронин.

– Немецкий патруль, товарищ командир, – ответил Авар. – Кажется, засекли Паркету и Денисенко. Они задержались у машины.

– У машины?! – Воронин взглянул на часы. – Что они там делают? Ведь на них сейчас навалятся со всех сторон.

Вспыхнул прожектор, его ослепительный луч начал медленно ползать по долине, выискивая цель. Вот он осветил оставленную разведчиками машину, а возле нее откуда-то взявшуюся легковую. Стрельба велась именно там.

Воронин сжал кулаки.

– Им надо отойти, чтобы я смог крутнуть ручку генератора, – с болью в голосе произнес он. – Мишин, остаешься за старшего, возьми, – передал он генератор разведчику. – Если что… взрывай!

Воронин взял в руки автомат, круто повернулся и тут же замер: перед ним вырос немецкий полковник с кляпом во рту и со связанными руками за спиной. Позади стоял с автоматом в руках Денисенко.

– Андрей просил передать, чтобы мы отходили. Он догонит нас. – Денисенко был абсолютно спокоен. – Взрывайте, товарищ командир. Это – главное.

Но Воронин медлил. Он боялся за Андрея. Как же можно подвергать его такой опасности?

Денисенко словно прочел мысли командира, мягко тронул его за руку кителя.

– Андрей пробьется. Орел – парень! Таких пуля боится…

В этот миг вверху, на склоне появилась неясная фигура и тотчас бодрый голос Андрея окликнул Воронина:

– Я здесь, командир…

– Всем залечь! – с чувством невероятного облегчения отдал команду Воронин.

Белые столбы огня взметнулись на десятки метров ввысь, в черное ночное небо, и страшной силы взрывы начали вырывать из долины цистерны с бензином.

Еще стоял в ушах грохот, еще не замерло в горах эхо взрывов, а разведчики цепочкой, ведя с собой пленного полковника, уходили все дальше и дальше от бушующего моря огня.

 

3

Было раннее утро. Солнце золотило зеленые склоны гор. Пели птицы, журчала прозрачная вода в ручье, падали на землю перезревшие плоды дички, над осенними цветами жужжали пчелы.

Вдруг раздался воющий свист, а затем и взрыв мины. Один, другой, третий. Загудела, содрогнулась земля, понеслись отовсюду призывные команды к обороне. Партизанский лагерь мгновенно пришел в движение.

Альпийские стрелки, выследив стоянку партизан, прицельно стреляли из своих короткоствольных минометов по лагерю. Партизаны залегли за камнями и отстреливались от подступающих к ним гитлеровцев.

Лобода и Иванцова вместе с другими начали спускаться вниз, но взрывы преградили им путь. Они отступили и залегли. А вокруг продолжали рваться мины, взметая в воздух камни и обломки деревьев.

Кольцо вокруг партизан сужалось. Командир швырнул гранату, вторую, а затем склонился к земле, сраженный, и его отнесли в укрытие.

Взрывы, стрельба, огонь и дым переполнили все вокруг. Вот взметнулся еще один огненный смерч и закрыл собой то место, где укрывались Ольга и управляющий Спокойненским отделением Госбанка.

– Уноси… уноси чемодан, Иванцова… – теряя сознание, прошептал Яков Маркович.

Ольга метнулась к бричке, стоявшей под навесом из жердей и веток. Неподалеку взорвалась мина, обдав ее комьями земли. Ольга, упав, откатилась в сторону, но тут же вскочила и бросилась к навесу. «Скорее, скорее… – шептала она. – Как же это…» Навес уже был охвачен огнем. Она с ужасом увидела, как на брезент, укрывающий бричку с банковскими ценностями, падают горящие куски жердей и веток. Откинув дымящийся брезент, затем соломенный мат, она ухватилась за ручку заветного чемодана. Попыталась перетащить его через борт брички, но это было ей не под силу.

– Помогите! – закричала девушка, сама не зная, к кому обращается в этом огненном кошмаре.

В ушах Ольги шумело. Отчаянным усилием воли она рванула чемодан к себе и, потеряв равновесие, упала вместе с ним. Судорожно хватая ртом воздух, вскочила на ноги и в тот же миг снова рухнула на землю, не выпуская из рук чемодана. Очередная мина подняла столб земли, пыли и обгорелые обломки навеса и брички.

Переждав, Ольга поднялась и бросилась в заросли, вниз по склону.

Наконец наступила тишина.

Когда дымная гарь рассеялась, снова открылась залитая солнцем зелень гор, синева неба. Ожило журчанье ручья. Прожужжал шмель, порхнула с ветки на ветку пичуга.

Ольга с трудом несла чемодан, продираясь сквозь подсолнухи. Они цеплялись жесткими листьями за одежду, царапали лицо, руки, беспощадно били ее своими поникшими шапками. Все ее существо было подчинено одному – уйти как можно дальше от немцев.

В стороне от нее двигался, прихрамывая, солдат. Он часто останавливался, прислушивался, озирался по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, солдат шел дальше, ломая стебли. Осмотревшись в очередной раз, он заметил, как в стороне от него вздрагивали шапки подсолнухов. Он ускорил шаг и вскоре увидел Иванцову.

– Эй, девушка! – позвал он.

Ольга вздрогнула от неожиданности и остановилась. Рука ее крепко сжала рукоять нагана. Солдат подошел ближе и предложил, протягивая руку к чемодану:

– Давай помогу…

Испуганная Ольга настороженно уставилась на него.

– Солдат… товарищ… – прошептала она запекшимися губами, – ты оттуда? – указала на станицу.

Он кивнул и взялся за ручку чемодана с другой стороны, но тут же определил:

– Нет, вдвоем здесь не пройти…

Послышался гул моторов в воздухе, он приближался и становился сильнее. Оба с опаской смотрели на небо. Один самолет пролетел совсем низко и воздушная волна зашатала подсолнухи.

Ольга прижалась к чемодану и видела, как солдат начал палить по самолету из винтовки. Затем он, как-то неестественно повернулся к ней и начал медленно оседать на землю. В страхе девушка негромко позвала его:

– Солдат! Товарищ!..

Поняв, что ее попутчик убит, потащила чемодан дальше. Вышла к дороге. По трассе двигалась колонна вражеских грузовиков, самоходных пушек и танкеток. Ольга затаилась в кустах. Когда немцы проехали, она, выждав некоторое время, приподнялась и быстро пересекла дорогу. Впереди виднелось предгорье.

Миновав опасный рубеж, девушка вдруг почувствовала, что кто-то наблюдает за ней. Настороженно осмотрелась по сторонам и стала еще быстрее карабкаться вверх по склону.

Вдруг она испуганно вскрикнула и остановилась. Перед ней стоял заросший мужчина.

– Кто вы? – спросила Ольга.

Незнакомец молчал. Затем расставил руки и прохрипел:

– Не пужайся… Я ничего… – и тут же набросился на девушку, повалил ее, разрывая ворот платья.

Она отчаянно сопротивлялась. Толкала насильника в грудь, хватала его за горло, а когда поняла, что ей с ним не справиться, ткнула дуло нагана в негодяя.

Яростную борьбу прервали приглушенные выстрелы. Один, другой, третий. Насильник откатился в сторону. Ольга с ужасом смотрела на убитого ею человека, отступая вместе с чемоданом. Вдруг споткнулась. Под ногами оказалась винтовка. Подняла ее, осмотрелась. Никого. Открыла затвор, там были патроны. Забросив винтовку за спину, двинулась дальше.

Наконец Ольга выбралась на плато и решила немного отдохнуть. Некоторое время она лежала на краю склона и смотрела вниз, где в дымной пелене угадывались очертания станицы. Отдышавшись, побрела дальше.

Чувствуя, что силы покидают ее, Ольга решила спрятать чемодан и принялась внимательно осматривать все вокруг. Но подходящего места не было на ровном плато.

Солнце готово было уже вот-вот спрятаться, когда Иванцова заметила расщелину, спускающуюся вниз. Старая высохшая яблоня-дичка как бы сторожила ее. Ольга остановилась, легла на край обрыва, перегнулась и увидела, что по дну этого узкого ущелья струится ручеек. Он вытекал из каменного проема. Но насколько широк был этот проем, ей мешали рассмотреть скалистые выступы, прикрывающие его.

Ужасно хотелось пить, и девушка решила найти удобный спуск к ручейку, а заодно осмотреть место возможного тайника.

По пологому спуску между камнями, ведущему к небольшому водоему, образовавшемуся из-за естественной запруды, Ольга спустилась к ручью. Устроив чемодан в сухом месте, она припала потрескавшимися от жажды губами к чистой ледяной воде. Напившись вдоволь, умылась и стала приводить себя в порядок, прислушиваясь и все время поглядывая вверх. Но вокруг было тихо и только чуть слышно журчал ручей, вытекая из озерца через запруду крохотным водопадом.

Передохнув, Ольга снова стала карабкаться вверх, но уже по дну ущелья. Идти теперь было еще труднее, ноги то и дело скользили по мокрым камням, ухватиться было не за что.

Наконец добралась до устья ручья. И тут увидела, что вытекает он из грота, куда можно было, согнувшись, пролезть. Проникнув туда, обрадовалась: внутри грот оказался просторным, здесь можно было даже стоять в полный рост. Стена слева имела природную впадину в виде ниши. Ольга тут же поместила в углубление чемодан, прислонив его к задней стенке ниши. Затем заложила тайник камнями.

Уже совсем стемнело, когда она выбралась из грота. На чистом небе появились редкие звезды, свежий ветер колыхал наверху ветки кустов и деревьев.

Ольгу знобило от леденящего холода. Она выкрутила намокшее платье и стала подниматься из расщелины, чтобы подыскать подходящее место для ночлега.

Наверху было также холодно. Дул ветер. От сухой яблони-дички пошла по прямой, оглядываясь, запоминая дорогу к тайнику.

В пути немного согрелась. Спустя некоторое время заметила справа копну сена. Решила: здесь и заночует.

Зарывшись в сено, Ольга и не заметила, как сон одолел ее. Но спала она тревожно, то проваливаясь, как в бездну, то просыпаясь, дрожа в ознобе. Словно кадры кинофильма, мелькали у нее перед глазами бричка с поднятыми оглоблями, брезент с прожженными дырами и черный чемодан с сургучовыми печатями…

 

4

Они шли в другую сторону, на восток. Наверняка немцы решат, что они направились на юг, в горы.

В полдень Воронин приказал всем связаться канатом. Начали спускаться по склону. Крутому, предательскому, скользкому, покрытому редкими чахлыми деревьями и такими же низкорослыми кустарниками.

Воронин шел первым. Замыкал группу, упираясь ногами и натягивая веревку, Паркета. Вскоре уклон стал более пологим, а затем и совсем исчез. Разведчики догадались, что миновали перевал.

Унылый безрадостный серый свет струился с низкого неба. Вышли к пещере. По сути, это была не пещера, а расщелина. Но для усталых, измученных людей она казалась хорошим убежищем.

Все в изнеможении рухнули на каменистый пол и забылись в часовом отдыхе, оставив охранять их покой Мишина.

Бледное солнце выползло из проплывающего косматого облака, но уже склонялось к горам, заканчивая свой дневной путь.

Паркета, сменив Мишина, некоторое время стоял неподвижно, пытаясь расслабить застывшие, ноющие мышцы ног. Затем бесшумно добрался до верхнего края возвышенности, вытянулся на ней и осторожно прополз к самой кромке. Пристальным взглядом обвел открывшуюся панораму.

Далеко внизу виднелась небольшая долина, по ней живописно извивался ручей.

Прижимая к глазам окуляры бинокля, Андрей заметил гитлеровцев. Они были в пятнистых маскировочных одеждах, с полным походным снаряжением. Вытянувшись в длинную шеренгу по склону, около полусотни солдат медленно двигались вперед, тщательно прочесывая каждый овраг, каждую кучу камней на своем пути. Время от времени в середине шеренги кто-то размахивал альпенштоком, как бы командуя поисковой группой.

– Что там? – раздалось рядом.

Андрей повернулся и увидел возле себя Воронина. Заросший, в помятой одежде, он прикрывал рукой глаза, всматриваясь вдаль. Паркета передал лейтенанту бинокль и указал вниз, на склон горы.

– Посмотри-ка, командир, в бинокль.

В окуляры попала шеренга немецких солдат. Воронин задумался. Он понимал серьезность ситуации.

– Отряд альпийского корпуса, – сказал Паркета, – Отборные войска. Очень некстати, командир…

Воронин утвердительно кивнул и потер заросший щетиной подбородок.

– Уж кто-кто, а эти нас найдут, – Он поднял бинокль, чтобы еще раз посмотреть на приближающихся немцев. – Они знают, что мы ведем пленного и далеко уйти не могли. Через пару часов они будут здесь. Надо немедленно уходить, – решительно сказал Воронин.

Как только они вошли в пещеру, полковник поднялся и торопливо заговорил.

– Что он говорит, переведи, – взглянул на Андрея лейтенант.

– Он говорит, что нам уйти безнаказанно нет никаких шансов и предлагает отпустить его взамен на наши жизни. Кроме того, он обещает сообщить нам важные сведения.

– Эти сведения он выложит как на духу в нашем штабе, что же касается наших жизней… сами постоим за себя. Ему придется мобилизовать силы и быстрее двигаться. Время не ждет. Выходим, – приказал Воронин. – Авар, Шамширин, вы с пленным пойдете в юго-восточном направлении, к нашим. Я, Мишин, Денисенко и… – он вдруг осекся, взглянув на Паркету. Тот уже повесил автомат и держал в руке винтовку с оптическим прицелом. Вещевой мешок с провиантом и гранатами стоял у его ног.

– Я думаю, ты согласишься, командир, что это лучший выход из создавшегося положения, верно? – хмуро улыбнуся Андрей.

Воронин молча кивнул. Затем спросил:

– Ты хочешь увести их вверх к перевалу?

– Другого варианта нет. Внизу альпийцы в два счета настигнут меня. Я, конечно, не могу гарантировать, что скоро догоню вас, но когда стемнеет…

Воронин крепко сжал руку разведчика.

– Береги себя, Андрей, – только и сказал.

– Постараюсь, командир, – Паркета мягко высвободил руку и взялся за вещмешок – Обо мне не бес' покойтесь.

Мичман вышел из укрытия, свернул чуть в сторону и стал подниматься по склону, ловко обходя валуны.

А группа Воронина, разделившись надвое, пошла в противоположную сторону.

Поисковый отряд немцев, стянувшись поплотнее, двигался в километре от пещеры, когда его командир, обер-лейтенант, заметил, что правое крыло отстало: там более крутой склон и валуны затрудняли движение. Обер-лейтенант недовольно поднес к губам свисток и дал три резких сигнала, торопя отставших солдат.

Неожиданно офицер замер, затем резко переломился пополам и рухнул на камни.

Плечистый фельдфебель с недоумением уставился на упавшего обер-лейтенанта. Потом что-то сообразил, с ужасом посмотрел вверх, открыл было рот, чтобы закричать, но лишь вздохнул и устало осел рядом с неподвижным телом командира.

Высоко вверху, спрятавшись среди валунов, лежал Андрей. Он видел весь горный склон в телескопический прицел винтовки и всадил еще три обоймы в изломанную рассыпавшуюся шеренгу преследователей. Медленно опустив винтовку, Паркета ждал, пока рассеется пороховой дым. Противник исчез. Солдаты укрылись за разбросанными камнями, выступами скал. Андрей понимал, что немцы быстро опомнятся. Он поменял позицию: нырнул за камень. Автоматная очередь смертельным рикошетом прошила валуны перед ним. Он вставил в винтовку новую обойму, и, не спеша, отполз к низкой гряде каменных обломков. Старательно выбрал место засады и выглянул из-за валуна. Длинная автоматная очередь ударила по камням, где он только что прятался. Десяток немцев, пригнувшись, полукругом, бросились вперед вверх по склону. Горные стрелки продвигались веером в обе стороны, охватывая склон полукольцом. Для Паркеты это была не очень удачная ситуация. Еще раньше он приметил спасительный овражек, извивающийся по склону позади него. Не стал мешкать. Вслепую стреляя вниз, он привстал и бросился на открытое место. Упал, вскочил, еще несколько шагов, и он нырнул в укрытие.

Пули пролетали над ним и рикошетили от камней. Сумерки уже тронули вершину горы и разобрать что– либо на монотонном каменном склоне становилось все труднее. Но непрерывный плотный огонь немцев и сейчас, в сумерки, был опасен.

Сдвинув два камня перед собой, Паркета в просвет между ними попытался рассмотреть, что делается внизу. Но темнота там была еще гуще. Когда глаза привыкли к ней, он разглядел немцев, более дюжины их бежало вверх по склону, в том направлении, где он был в самом начале этого неравного поединка. Андрей с облегчением вздохнул. Вынул последнюю обойму к винтовке и вложил еще несколько патронов в магазин.

На землю опускалась ночь. Горное осеннее небо становилось все чернее. Вокруг было тихо и только откуда-то издалека доносился вой голодного шакала.

Медленно и осторожно Паркета стал взбираться наверх. Надо было догонять товарищей.

Шел всю ночь, но на след группы не напал. И в каком направлении искать ее, теперь уже не ведал. «Неужто сбился с пути? – с горечью подумал Андрей. – Придется действовать самостоятельно…»

Ночь была на исходе. Паркета решил передохнуть, дождаться рассвета, чтобы хорошо осмотреться. Болела лодыжка правой ноги – в пути он оступился. Достав бинт, он туго, как его учили, перебинтовал ногу. Стало немного легче, но когда попробовал идти, то невольно скривился от боли. Снова прилег, задремал.

Наконец очертания гор, камней, кустарников и деревьев стали различимы, и он двинулся снова в путь, хромая и обходя опасные места, чтобы как можно меньше давать нагрузку на поврежденную ногу.

К полудню вышел к предгорной дороге. Она была пустынна. У мостка через стремительную речушку заметил опрокинутую телегу без одного колеса. Неожиданно созрел план.

Вскоре поврежденная телега перекрывала проезжую часть дороги. Заняв удобную позицию на пригорке среди кустов, Паркета опустился на порыжевшую траву и вдруг почувствовал, как измотался за эти последние дни. Голова его стала клониться на приклад винтовки, веки невольно закрывались.

Сквозь дремоту Андрей услышал приближающийся рокот тяжелых машин. Он открыл глаза и увидел, как из-за поворота выползли четыре немецкие машины с солдатами. Передний грузовик, не доезжая до моста, остановился перед телегой с поднятыми оглоблями. Из кабины выпрыгнули шофер и солдат, подошли к телеге и столкнули ее в кювет. Вскоре машины скрылись из вида.

Паркета осмотрелся, быстро спустился к дороге, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли в ноге. С большим трудом выкатил телегу из кювета и снова перекрыл дорогу. Этот трюк ему пришлось повторить еще дважды, пока из-за поворота не выкатился мотоцикл с коляской. За рулем сидел немец с автоматом на шее, а в коляске развалился фельдфебель. Подъехав к преграде, мотоциклист остановился и собрался столкнуть телегу в сторону. В тот же миг Андрей выстрелил и солдат свалился замертво.

Фельдфебель вскочил в коляске, повернулся, но скошенный автоматной очередью, скатился в кювет.

Прихрамывая, Паркета подбежал к мотоциклу, подхватил автоматы убитых, круто развернул машину, мотор которой продолжал работать, и понесся по просеке, уходящей в предгорье.

Ветер колыхал осенние горные цветы, кусты шиповника и кизила. Ольга срывала темно-красные ягоды и через силу ела. Есть ей совсем не хотелось, но она понимала: нужно хоть чем-нибудь поддерживать силы. На ней теперь была пропитанная чужим потом гимнастерка, голова перевязана куском полотенца. Все это она нашла возле стога, в котором ночевала, и, не задумываясь, надела гимнастерку, чтобы согреться, а голову обмотала полотенцем. Стало теплее. Но чувствовала она себя неважно, голова трещала, ноги были тяжелые и непослушные. Еле передвигая их, добрела к яблоне-дичке, так же, как и вчера, легла на край ущелья и взглянула вниз. Все было по-прежнему: струился ручей на дне, каменные выступы молчаливо прятали от чужого взора грот-тайник. На душе стало спокойнее.

Вынув из сумочки сложенную вчетверо копию акта содержимого чемодана, расстелила на колене и нарисовала на обороте схему-план захоронения клада. Здесь была и яблоня-дичка в виде крохотного яблочка, и лента расщелины, и долина, и горы, и даже копна сена, в которой ночевала.

Закончив свое «художество», Ольга спрятала акт-план на груди и продолжила путь.

Ольга шла уже несколько часов, держась направления, где, по ее мнению, должен быть фронт. Невыносимо хотелось есть, от лесных ягод сил не прибавилось, боль в голове не покидала ее. Она еще больше ослабела и тащила винтовку по земле за ремень.

Вдруг она услышала нарастающий гул мотора. Спряталась за скалу и крепко сжала винтовку.

Гул приближался, и вот на вершину холма выскочил немец-мотоциклист. На груди у него висел автомат.

Немец приподнялся, осмотрелся и проехал за кусты шиповника.

Ольга поняла, что фашист один и прицелилась. Прогремел выстрел и эхом покатился по плато между скал.

Увидев, что промахнулась, Ольга тут же перезарядила оружие.

Паркета залег в ложбинке под камнем. Ногой он оттолкнул от себя мотоцикл. Из пробитого бака струился бензин. Мотоцикл покатился с возвышенности, набрал скорость, ударился о камень и взорвался огненным фонтаном, опрокинувшись набок. Андрей быстро поменял позицию и по-пластунски пополз в сторону невидимого противника.

Ольга выстрелила еще раз, услышала шипение горящего мотоцикла, свист ветра между скалами и крик какой-то птицы. Чувствуя, что последние силы покидают ее, она вложила в патронник винтовки свернутый акт-план и потеряла сознание.

Когда очнулась, увидела, что лежит в тени под скалой и сжимает дуло винтовки, а в стороне сидит тот, в кого она стреляла. Попыталась поднять винтовку, но Паркета отвел ее руку.

– Спокойно, спокойно. Все в порядке. Побереги силы для врага.

– Кто ты? – тяжело дышала Ольга. – Немец? – глаза ее остановились на краешке тельняшки, видневшейся из-под мундира. – Моряк?

– Моряк. А я тебя узнал, ты из Керчи, верно?

Ольга силилась что-то вспомнить, но это ей никак не удавалось. Наконец в ее сознании всплыла станция Кавказская, погрузка ящиков, группа моряков, ехавших в соседнем вагоне. Юлий Иванович тогда обратился к ним с просьбой:

– Эй, матросы! Помогите!

Моряки с шутками и прибаутками дружно взялись за перегрузку ящиков из вагона на подводы. Все ящики были быстро и аккуратно уложены на транспорт, и керчане горячо поблагодарили помощников. Прощаясь, Юлий Иванович спросил:

– Как ваша фамилия, товарищ командир?

– Воронин, – улыбнулся тот. – А вы откуда?

– Из Керчи, – ответила Иванцова.

– Из Керчи?! – переспросил стоящий рядом с Ворониным Паркета. – Земляки, выходит…

Когда все это промелькнуло в сознании Иванцовой, она засмеялась от радости: вот и встретила человека, которому можно довериться.

– Как ты здесь оказался? – с нескрываемым любопытством смотрела на Андрея Ольга.

– Прибыл с партизанами…

– С партизанами?! – повеселела девушка.

Паркета взял ее винтовку и спросил:

– Почему ты ее постоянно тянешь к себе?

Ольга настороженно смотрела на моряка, осматривавшего ее оружие. Он открыл затвор, достал оттуда свернутый в трубочку лист бумаги, развернул и прочел вслух:

– Золотые и серебряные боспорские, византийские и иные монеты… Золотые браслеты, кольца, подвески, серьги, маски… А-а, – догадался, – это опись… – он свернул бумагу, – музей… – Колоссальные государственные ценности…

Ольга тихо промолвила:

– Я сделала все, что в моих силах…

– Тебе нужна моя помощь?

– Необходимо пробиться к нашим, во что бы то ни стало.

– Попробуем, – сказал Паркета, приподнимаясь.

Он стал энергично рубить тесаком стройную сосенку, чтобы соорудить волокушу для Ольги. Но вдруг его взгляд остановился на столбе дыма, поднявшимся над местом сгоревшего мотоцикла. Он бросился к Ольге и торопливо сказал:

– Немцы могут обнаружить нас по дыму. Надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

Он взвалил девушку на свои плечи и заспешил от опасного места.

 

5

Паркета медленно поднимался в горы, неся укутанную в китель Ольгу. Неожиданно перед ним, словно из-под земли, вырос с автоматом в руках Юст.

– Не надрывайся, моряк! – громко, иронически улыбаясь, произнес он. – Немцы прошли стороной.

Паркета сделал шаг назад, направив одной рукой свой автомат на Юста. Но тут он заметил вооруженных людей. Ольга узнала Юста и тихо шепнула на ухо Андрею: «Бандиты». Моряк бережно опустил девушку на землю, вытер рукавом тельняшки пот с лица и вопросительно уставился на окружившую их банду.

– Мы позаботимся о больной, – подошел ближе Юст. – Она станет не только здоровой, но и разговорчивой. Как видишь, фройляйн, я цел и невредим, – наклонился он над девушкой. – Я ведь говорил тебе, что мы еще встретимся… Дай я тебя поцелую, – и хотел было приподнять девушку.

Но сильный удар в подбородок отбросил Юста в сторону. Тут же предупреждающая автоматная очередь вздыбила пыль вокруг Паркеты.

Юст с трудом поднялся и злобно прошипел:

– Не смей, матрос, если хочешь жить! Брось оружие и отойди в сторону.

Андрей, видя, что сопротивляться бесполезно, снял с груди «шмайссер» и бросил его к ногам бандита. Винтовку Ольги, неожиданно для всех, забросил далеко в кусты. Степан и Гришка связали ему руки сыромятным ремнем.

– Я гоняюсь за ней от самого Армавира. Где музейные ценности? – встал перед моряком Юст.

– Ценности? Какие? – удивился Паркета.

– Ты не прикидывайся. Наверняка знаешь, где чемодан, одной ей было бы трудно управиться… Поведешь нас к нему, если жить хочешь, – угрожающе придвинулся он к Паркете и приставил дуло нагана, конфискованного у Ольги, к его груди.

Бандиты тронулись в путь по горным тропам. Ольгу несли на носилках, за которыми шел со связанными руками Паркета. Прошло около часа. Остановились у стремительного горного потока, бурлящего в глубокой расщелине. Через нее был перекинут ствол сосны, по которому и начали переходить на противоположную сторону. Часть людей перешла благополучно, дошла очередь и до носилок с Ольгой. Паркета обратился к Юсту:

– Пусть развяжут мне руки, я сам перенесу девушку.

– Давай, – согласился Юст.

Паркета, держа Ольгу на руках, осторожно ступил на гибкий ствол дерева. Под ним несся горный поток, наполняя расщелину глухим бурлящим ревом. Все с напряжением смотрели на моряка.

Паркета дошел уже до середины, когда Ольга зашептала:

– На обороте описи, которую ты видел, начерчен план, где я спрятала чемодан с ценностями… Бумага осталась в винтовке… Ее надо найти во чтобы то ни стало…

Андрей остановился, забалансировал на месте и ободряюще ответил:

– Я понял… береги силы… Мы уйдем от этих бандитов, обязательно…

На ночь группа Юста решила расположиться среди брошенных горных кошар. Люди занимались устройством, готовили еду, отдыхали.

Ольга и Андрей сидели под деревом, им была видна долина, освещенная лучами вечернего солнца, а дальше – большая станица со множеством разрушенных домов. На пожарной каланче треплет флаг со свастикой.

– И все-таки ты непонятный, Юст, – взглянула на главаря банды Ольга. – Все или уходят от немцев, или сражаются с ними. А ты, как я вижу, и не воюешь, и не бежишь…

– Это не твое дело, – грубо оборвал ее Юст. – Лучше скажи, где чемодан?

– Нет никакого чемодана!

Бандит ухмыльнулся, щелкнул пальцами, и тотчас появился старик-конюх, который ухаживал в партизанском отряде за лошадьми. Старик взглянул на девушку и еле заметно кивнул Юсту.

– Вот этот человек узнал тебя и подтверждает, что ты унесла чемодан.

– А я его впервые вижу, – равнодушно ответила Ольга.

– Ну ты, меня не обдуришь. Если скажешь, где чемодан, я отпущу тебя и твоего моряка.

– Хорошо, – неожиданно согласилась Ольга. – Я укажу место, где бросила его, спасаясь. Но там сейчас фашисты.

– Я так и думал, что ты не смогла унести его далеко! – радостно воскликнул Юст.

– Развяжи ему руки, – кивнула Ольга на Паркету.

Юст подал знак Степану, и тот финкой разрезал ремень на руках матроса. Андрей с облегчением стал их растирать и тихо сказал:

– Благодарю. Но насчет драгоценностей не обольщайтесь.

– Не вздумай помешать, я не терплю фортелей! – пригрозил Юст и, повернувшись к Ольге, испытывающе посмотрел на нее. – Так ты не передумала?

Ольга спокойно ответила:

– Утро вечера мудренее.

Бандиты располагались на ночлег. Юст объявил всем, что утром они спустятся к станице. Гришка удивился такому решению и поинтересовался:

– А чего бы не подождать, пока немцы уйдут?

– Пока мы спустимся, они удалятся к фронту. Чего им здесь, на пепелищах, сидеть?

В это время из-за кустов вынырнул дозорный и, жестом указав на тропу, с тревогой в голосе сообщил:

– Сюда идут люди!

По команде вожака вся группа с оружием в руках выстроилась на поляне. На узкой тропе меж каменистых обрывов с кустами терновника появился человек в гражданской одежде, с винтовкой в руке.

– Гришка, – распорядился Юст, – уведи пленников в дальнюю кошару. Если будут шуметь, заткни им глотки.

Все настороженно смотрели на приближающегося человека. Увидев вооруженных людей, тот остановился.

– Партизаны? – спросил он.

– А ты, дядя? – в свою очередь поинтересовался Юст. – Не приближайся, так будет лучше, – предупредил.

Из-за кустов вышло несколько вооруженных людей…

– Так кто же вы? – сделал шаг по тропе человек. – Никак беженцы? Или вояки? Это вы вели утром бой там, – показал рукой в горы, – с эдельвейсовцами? Если вы воюете с немцами, будем сражаться вместе.

– Только не под вашим командованием, – выдвинул ультиматум Юст. Лицо его сделалось серьезным, и он, с подозрением глядя на незнакомца, спросил:

– А как вы нашли нас? Как узнали, что мы здесь?

Гость присвистнул, оперся на винтовку и ответил:

– Земля слухом полнится, и костер мы ночью заприметили…

– А ты, наверное, военный? – поинтересовался Юст.

– Нет, я бывший бригадир трактористов, кличут меня Чугуенко Федором Степановичем, – и сделал знак своим людям, чтобы те подходили.

Отряд Чугуенко был небольшим. Одеты все по-разному: кто в военную форму, кто в гражданскую. Оружие было тоже разным. У одного казака даже шашка висела на поясе, а в руке он держал плеть. Были в отряде и женщины.

Вскоре все собрались на поляне, и Юст предложил:

– Располагайтесь, перекусим и обсудим, как быть дальше.

Всего этого Ольга и Андрей не видели, но, судя по оживлению в лагере, поняли, что в банду Юста прибыло пополнение. Покоя не давала одна мысль: как уйти, как вырваться из этого плена?

На поляне расположились обе группы. Люди пили кипяток с сухарями, устало переговаривались.

Юст, усевшись под деревом, брился. Чугуенко рассудительно говорил ему:

– Тут другого ничего и не придумаешь, друг. Известно же, что все тропы закрыты альпийскими стрелками. Они нас обложат, как волков. А боеприпасов и у вас, и у нас – самая малость. Нам трудно будет отбиваться от них. – Чугуенко замолчал, разминая папиросу, а затем спросил: – Так что скажешь?

Юст поднялся и как бы нехотя произнес:

– Знаешь, тракторист, наши группы объединились в отряд и я бы хотел познакомиться со всеми прибывшими с тобой.

– К чему это ты? – спросил с некоторым удивлением Чугуенко.

Юст остановился за спинами двух мужчин, одетых в одинаковую пропотевшую красноармейскую одежду.

– Ну… вот эти, скажем. Они из военных, а оказались с вами…

Пожилой солдат повернулся к Юсту и немного смущенно стал объяснять:

– Мы везли боеприпасы. Началась бомбежка. Только двое из десяти и уцелело. Потом немецкие танки. Мы – в горы, вот встретили их. Товарищ Чугуенко принял нас. Будем вместе пробиваться к своим.

Юст присел перед ними и хлопнул руками по коленям.

– К своим. А где они, свои? – Он переводил взгляд то на одного, то на другого. Встал и пошел дальше Остановился возле пожилого человека в очках.

– А вы, наверное, профессор? Угадал?

– Нет, я учитель из станичной школы, уважаемый, – блеснул на Юста очками тот.

– А этот богатырь? И ты хочешь воевать, счетовод? – остановился главарь банды рядом с щуплым мужчиной.

– Нет, – ответил за того Чугуенко. – Он агроном. И вообще, мне не совсем ясно, приятель…

Но Юст, не слушая его, уже стоял возле пожилой женщины в черной запыленной одежде. В руке она держала санитарную сумку.

– А это, кажется, доктор?

– Акушерка, – кивнул головой Чугуенко.

– А где же твой родильный дом? – не унимался Юст.

– Сгорел дом, – стиснув зубы, ответила женщина, глядя прямо перед собой.

Чугуенко переглянулся с остальными, он никак не мог взять в толк, кто же эти люди?

А Юст уже ухмылялся около молодой девушки с роскошными длинными волосами.

– Ну вот мы добрались и до красавицы. А поцеловать тебя можно? – положил руки ей на плечи.

Реакция у девушки была мгновенной – бандит отскочил, держась за щеку.

– Да кто ты такой на самом деле?! – встал Чугуенко перед свирепым Юстом, в руке которого сверкнуло лезвие ножа. – Э-э, парень, нам с тобой не по пути, – повертел головой. Чугуенко, и вокруг него тут же стали собираться люди из его отряда.

Лагерь разделился надвое.

Юст, оценив обстановку, спрятал нож и миролюбиво произнес:

– Ладно, погорячились и хватит, мы здесь, у кошар, а вы можете там располагаться, – указал на край поляны. – Или же вовсе убирайтесь…

Чугуенко посоветовался со своими людьми, и его отряд вскоре ушел. Они спустились вниз по той же тропе, которой пришли сюда, затем свернули с нее в сторону, подыскивая подходящее место для ночлега.

Бандитский лагерь погрузился в сон. Юст собственноручно запер в каменном отсеке кошары Иванцову и Паркету, приказав чубатому казаку и парню в красноармейской форме смотреть в оба.

Караульные сидели под скалой, курили и вели тихую беседу.

– Ты откуда прибился? – интересовался казак.

– Из-под Ставрополя, – нехотя ответил красноармеец и потер свою стриженную голову. – Через горы бы перемахнуть, к своим…

– К своим… – как бы передразнивая его, повторил чубатый. – Где они теперь «свои»?

– За фронтом, где же еще, – уверенно ответил красноармеец.

– За фронтом? Хе-хе… Где же этот фронт теперь? Ты что, с неба свалился? Фронт уже, хлопче, за Кавказом…

Некоторое время оба молчали, думая каждый о своем. Первым заговорил опять казак.

– Я вот что… – тихо молвил чубатый и придвинулся к красноармейцу. – К немцам нам надо пробиваться, к немцам, понял? Видал, какая у них силища? Танки, орудия, самолеты… Я вот о чем: украдем эту девку, значит, и к ним, так, мол, и так, она владелица чемодана с сокровищами, Они отблагодарят нас, вот увидишь.

– Нет, дядя, – не раздумывая, ответил красноармеец. – Это не по мне, я – через фронт… Не хочу я ни с этими, – кивнул он в сторону лагеря, – ни с немцами. Я к своим подамся, только к своим.

– Ну и дурак, – сплюнул чубатый и, придвинувшись совсем близко к красноармейцу, зашептал:

– Ты только того… Я тебе ничего не говорил, а ты ничего не слыхал, ясно?

– Да уж яснее и быть не может, – ответил красноармеец, отодвигаясь.

… Иванцова и Паркета не спали. Ольга, едва различая в темноте матроса, тихо сказала:

– Я ожидала все, что угодно, только не этой встречи. Он – русский немец, Юст, Эрих Юст… В Армавире он пытался ухаживать за мной. А позже я узнала, что он вор, бандит.

– Что он уголовник, я понял сразу, – продолжил разговор Андрей, – жаль только, что не встретился он мне раньше!

– Не говори, что ты ничего не знаешь о чемодане. У нас пока нет другого выхода, – посоветовала Ольга. – Если Юст узнает, что ты к этому не причастен, он уничтожит тебя…

Андрей молчал. Сквозь щель в каменной кладке стены он увидел, как Юст прикурил папиросу у лежащего на боку Гришки, присел рядом с ним на траву. Они поговорили между собой, затем главарь растянулся на спине и уставился в звездное небо.

Чьи-то руки осторожно разбирали камни в стене кошары. Вскоре свет луны упал на лицо моряка и он приоткрыл глаза. В тот же миг Андрей увидел в проеме чубатую голову казака. Тот какое-то время вглядывался в спящего моряка, затем влез в кошару, держа в руках женскую шаль. Замер, а потом быстро закрыл шалью рот перепуганной Ольге и потащил ее наружу.

Паркета бросился на похитителя и одним ударом оглушил его. Освободил девушку, вытащил из-за пояса бандита наган. Андрей выбрался наружу первым, и тут же на его руку наступила чья-то нога. Это был Юст. Он, как всегда, ухмылялся:

– Моряк, завтра у нас напряженный день, так что возвращайся отдыхать.

Забрав у Паркеты наган, он приставил к его затылку пистолет. Нехотя Андрей влез обратно.

Юст нагнулся к дыре и добавил:

– Запомни, уйти от меня – невозможно. А ну-ка, вытолкни сюда этот мусор, – потянулся он рукой к бесчувственному казаку. – Мне надо знать, что он замыслил.

Паркета наклонился, неожиданно оглушил Юста и бросил рядом с чубатым.

Они бежали по гористой местности. Камни осыпались из-под ног. Ветви деревьев и кустов хлестали по лицам, царапали, рвали одежду. Луна ярко освещала им путь. Вот они вышли к ручью. Жадно припали к воде. Но Паркета тут же отстранил девушку, дав понять, что ей много пить холодной воды нельзя.

– Как ты думаешь, мы далеко ушли? – тихо спросила Ольга.

Андрей неопределенно пожал плечами, достал наган, перекрутил барабан, считая патроны.

– Нам нужно отыскать винтовку, изъять план размещения тайника, а затем пробираться к своим, – сказала Ольга. Она чуть приподнялась и вскрикнула: – Смотри, огонь! – указала девушка на далекий, еле ш заметный огонек в черном провале между гор. Не сговариваясь, они направились туда.

К костру добрались, когда уже светало, из-за гор поднималось солнце. Костер был почти угасшим. И ни души вокруг. Только грязные бинты валялись повсюду, окурки самокруток и винтовка без затвора. Ольга предположила, что здесь могли быть люди Юста, потому что у одного из них была такая же винтовка без затвора. В это время Андрей сделал ей знак молчать и прислушался. Откуда-то сверху донеслось шуршание осыпающихся камней. Схватив девушку за руку, моряк увлек ее под скалу у края обрыва. Но нище никого не было, Выждав еще какое-то время и не заметив ничего подозрительного, они решили идти к тому месту, где Андрей бросил в кусты винтовку.

Преодолев некоторое расстояние, Ольга вдруг остановилась и заявила, что лучше пройти сначала к тайнику, проверить, все ли там на месте, а затем сделать новый план-чертеж захоронения или вообще забрать из тайника чемодан и вместе с ним пробираться через горы к своим.

Паркета согласился, но с условием, что для охраны такого ценного груза сперва не мешало бы раздобыть еще автомат или винтовку, а то и пару гранат. Так рассуждая, они продвигались вперед.

А в это время отряд Юста поднялся по склону к расщелине, в которой среди валунов сбегал ручей. Решили немного отдохнуть после безуспешных поисков сбежавших пленников. Расположились у ручья, не заметив, как из-за скал бесшумно высунулось дуло ручного пулемета, затем – второе, третье, четвертое…

 

6

Капитан фон Гросс был очень недоволен своим командованием. Он, и никто другой, должен был водрузить флаг на Эльбрусе. Он к этому готовился задолго до прибытия на Кавказ. Готовились и его альпийские стрелки, обученные самым трудным горным переходам. И когда немецкие полчища осадили горные перевалы, он с нетерпением ждал, что его вот-вот вызовут в штаб дивизии и вручат знамена. И тогда он совершит героический подъем, водрузив священный символ рейха на самой высокой вершине оккупированного Кавказа.

Но вот уже немецкие войска захватили перевалы Клухорский, Марухский, Чипер, Чипер-Азау и вышли на перевал Басса, а в штаб его все не вызывали. Позже он узнал от своего покровителя из штаба, что водружение флага на Эльбрусе поручено 49-му горнострелковому корпусу и, в частности, альпинисту капитану Гротту. По иронии судьбы фамилия «счастливчика» очень походила на его фамилию. И это было так обидно.

Вскоре он прочел кричащие заголовки статей в журналах и газетах и увидел красочный снимок улыбающегося этого самого Гротта на снежной вершине Эльбруса. Тот стоял среди группы альпийцев у развевающегося знамени со свастикой, а под снимком была сделана надпись: «Свастика над высшей точкой Европы!»

Альфред фон Гросс с негодованием и злобой швырнул от себя ненавистный журнал и тут же, вопреки своим правилам, выпил одну за другой две стопки коньяка. Ярость распирала его за то, что его, капитана фон Гросса, здорово обошли, поручив гоняться в горах за партизанами.

Он приблизил к глазам бинокль и взглянул на горы. Лучи солнца, накатившегося из-за вершин, ослепительно вспыхнули на линзах.

Этот яркий солнечный блик, отраженный от стекол, уловил Гришка и с испугом указал на него Юсту. Тот, удрученный и злой, что они, обшарив все вокруг, не обнаружили беглецов, взглянул в сторону, куда указывал его подручный, и тут же бросился вниз по ущелью, увлекая за собой всю группу.

Но Гросс был опытным охотником в горах. У него была богатая практика в борьбе с партизанами в Югославии, Албании, Греции, в Крыму. Ущелье, по которому устремилась группа Юста, уже было обложено его стрелками, и они ждали сигнала. Как только была отдана команда стрелять, со всех сторон раздались короткие очереди вражеских пулеметов и автоматов. Немецкие егеря, укрывшись за камнями, стреляли со всех сторон прицельным огнем. Гросс, наблюдая за побоищем, злорадно улыбался.

Кричали, падали, сраженные пулями, бандиты. Гришка, не выдержав, что есть мочи заорал:

– Немцы! Немцы! Будет! Будет стрелять! Мы ваши! С нами русский немец – Юст!

Юст тоже вынул платок из кармана, замахал им и стал кричать по-немецки:

– Не стреляйте! Я – русский немец! Я – русский немец! Не стреляйте!

Но фашисты, приняв бандитов за партизан, продолжали расстреливать их, словно охотники дичь.

Юст полез вверх и вдруг увидел в стороне карабкающихся тоже вверх Ольгу и моряка. Лицо его в миг исказилось от ярости и, забыв об опасности, он бросился в погоню.

Гросс, наблюдая за ними в бинокль, дал команду прекратить стрельбу. Альпийцы покинули свои укрытия и стали цепочкой обходить беглецов с двух сторон.

Юст, запыхавшись, продолжал преследование. К нему присоединились Гришка, Степан и Люська. У каждого из них было оружие.

Неожиданно раздался взрыв мины, и Паркету взрывной волной отбросило в сторону. Ольга бросилась к нему. Вот тут-то и подоспел Юст. Он остервенело схватил девушку за руку и швырнул наземь.

– Хотела смыться со своим моряком? Не выйдет, пока я жив… – Он рывком поднял девушку с земли.

Паркета зашевелился, попытался встать, но Гришка ткнул его автоматом, он повалился на бок. На пригорок взобрался запыхавшийся Степан и срывающимся голосом прохрипел:

– Немцы нас обходят… Окружают!

И тут немцы снова открыли яростную стрельбу. По тропам пологого склона бежали люди отряда Чугуенко. Немецкие егери методично и хладнокровно расстреливали их.

Потеряв кепку, метался, не зная куда податься, где спрятаться, агроном. Бросился бежать учитель, и автоматная очередь скосила его.

Женщина-акушерка, расстреляв все патроны из винтовки, что-то гневно кричала. Фашистская очередь сразила и ее.

– Что же мы?! – не находил себе места Паркета. Он лежал у скалы над обрывом и все видел сверху.

– Дай автомат, Юст! – потянула к себе оружие Ольга.

– Я здесь не для того, чтобы ввязываться в драку с немцами. – Юст пригнулся и сделал знак остальным отползать от края обрыва.

Все, кто уцелел, пристали к группе Юста, укрывшейся на ночь в небольшой седловине, окаймленной густыми зарослями терновника по краям крутых обрывов.

Где-то внизу мигнул фонарик, прозвучали короткая очередь из автомата и громкая немецкая речь.

– Это, как я понимаю, егеря, – прислушался Юст. – Вниз соваться – ни-ни, – предупредил он. – Выждем до утра…

Коща все уснули, Симка приподнялась, прислушалась и тихо передвинулась к Юсту, обняла его спящего. Он испуганно вскочил и с силой швырнул Симку в кусты. Послышался треск веток, затем вопль падающей с кручи женщины.

Все вскочили, вслушиваясь в частые очереди немецких автоматов. Но вскоре все стихло, и главарь со злорадством прошипел:

– Очень сожалею, но эта стерва вот где у меня сидит! – чиркнул он по горлу и сплюнул.

… Два немца-егеря вытащили из зарослей Симку и осветили ее фонариком.

– Что здесь случилось? – появился из темноты капитан Гросс.

– Да вот свалилась к нам сверху, – уставился на оголенные колени женщины солдат.

– Отнесите ее в мою палатку и позовите врача, – распорядился капитан.

В просторной палатке капитана фон Гросса лейте– нант-врач оказал Симке необходимую помощь.

Капитан, наблюдал за действиями врача, допрашивал пострадавшую:

– Если все скажешь честно, будешь жить. Я даже не отдам тебя солдатам. Если же будешь врать, тебе будет плохо.

– Я же и говорю, господин офицер… – всхлипнула Симка. – Мы из заключения бежали. Не партизаны мы, нет, А наш главный – Юст. Он немец, русский немец, торопливо говорила она. – Но он злой*, очень злой, господин офицер…

– Злой? Интересно, почему же он бежал из заключения и не пришел к нам, немцам?

Симка оглянулась и тихо произнесла:

– У него тайна, господин офицер…

– Тайна? – удивился капитан. – Что за тайна? Говори, не бойся.

– Нет, господин офицер, я не могу вам сказать, Юст убьет меня!

Гросс добродушно рассмеялся, отвинтил флягу, налил в металлический стаканчик спирт и протянул его Симке. – На, согрейся…

Симка залпом осушила стакан и приложила тыльной стороной руку ко рту.

– Ешь, – подал ей капитан кусочек хлеба с беконом. – Как же твой Юст убьет тебя, если ты у нас? И потом – он же сбросил тебя с горы вниз… Ну, что за тайна, рассказывай.

– Юст держит двух пленников: девушку и моряка, – таинственно сообщила Симка, дожевывая бутерброд.

– Пленников? – переспросил Гросс. – И кто же они?

– Девушка – из банка, а моряк – не знаю откуда, но крепкий мужик.

– Девушка из банка и моряк? – вопросительно посмотрел капитан на врача, который с интересом слушал допрос. – И для чего же он держит их в плену, красавица?

– Они знают, где спрятан чемодан.

– Чемодан? Какой чемодан?

– Нет, нет, господин офицер, он убьет меня, живьем в землю загонит! Я не скажу больше ничего, господин офицер!.. – сжалась Симка в комок и отодвинулась в глубь палатки.

– Хорошо, – успокоил ее Гросс. – я догадываюсь, что это за чемодан, девушка…

– Откуда? – уставилась на немца Симка.

– Раненый казак нам об этом тоже рассказывал… – Капитан высунул голову из палатки и позвал: – Вальтер!

В тот же миг перед ним появился ефрейтор. Гросс посмотрел на Симку и спокойным голосом произнес:

– Раз ты не захотела говорить мне всю правду, то сейчас отправишься с ним к солдатам…

Вальтер широко раскрытыми глазами уставился на Симку. Та съежилась еще больше и еще дальше забилась в угол палатки. И вдруг испуганно закричала:

– Нет! Нет! Я скажу, господин офицер! Я все скажу!.. Это чемодан с музейными экспонатами. В нем – золото!..

Гросс удивленно уставился на Симку, сделав знак Вальтеру, чтобы тот убирался из палатки. Он был поражен услышанным и тут же отдал приказ, чтобы завтра всех партизан и подозрительных не убивали, а брали в плен.

На рассвете группа Юста бесшумно и осторожно двинулась в путь, подальше от того места, где ночью свалилась Симка. В стороне и впереди тотчас затрещали автоматные очереди, бухнул взрыв гранаты. Все опять устремились наверх, чтобы спуститься по другому склону, с Ольги и Паркеты не спускали глаз Гришка и Степан.

Но капитан фон Гросс был опытным альпинистом. Уйти от его стрелков было почти невозможно. Узнав о чемодане с ценностями, он решил окружить группу Юста, взяв всех в плен.

Спустившись вниз, бандиты снова попали под очереди автоматчиков и тут же рассеялись. Впереди бежал Гришка, за ним – Ольга и Паркета. Замыкающим был Юст. Степан и Люська отстали.

Преследуемые бежали между деревьев и вскоре оказались на проселке, который полого спускался к горной реке. Все были мокрые, выдохшиеся, но неутихающие выстрелы сзади гнали их вперед и вперед.

Приблизившись к реке, вначале Андрей, а за ним Ольга, Юст и Гришка прыгнули с обрыва в воду и тут же стремительное течение понесло их за поворот русла.

– Помогите! – вдруг заорал Гришка.

Бурный поток нес всех вниз по течению. Немцы бежали по берегу, стреляя на ходу, но путь им преграждали скалы, непроходимые колючие кустарники, и, спустя некоторое время, они отстали.

Когда Андрей прыгнул ногами вперед, не зная глубины, могучий поток тут же перевернул его и он больно ударился головой о камень. Но изо всех сил работал руками и ногами, чтобы справиться с водоворотами, а когда оказался на поверхности, то увидел Ольгу, голова которой то появлялась, то исчезала среди бурунов. Моряк, собрав все силы, бросился на помощь девушке.

Юст, потеряв автомат и пистолет, усиленно греб к противоположному берегу Заметив впереди вынырнувшую Ольгу, он устремился к ней.

Ольга добралась наконец до галечного берега. Некоторое время она лежала неподвижно, затем отползла от воды в заросли лозняка.

Неподалеку от нее выбрался из воды и Паркета. Он позвал:

– Ольга! Ольга-а!

– Тише! – отозвалась девушка из зарослей, – Я здесь…

Усталые, мокрые, они отошли от реки подальше в заросли и свалились на землю.

Захлебывавшегося Юста река вынесла на отмель. Он приподнял голову, осмотрелся, сплевывая воду. Затем выбрался на берег и скрылся в чаще лозняка…

Ольга смотрела на Андрея, с тревогой указав ему на раненую щеку.

Андрей рукавом тельняшки вытер кровь с лица и сказал:

– Нужно идти на юг, пробираться к фронту.

Но Ольга возразила, она стояла на своем: вначале нужно отыскать винтовку с планом места расположения тайника, потому что если с ней что-то случится, о месте нахождения чемодана так никто и не узнает. Подумав немного, Паркета согласился. Однако добавил при этом:

– Мое место на фронте…

– А здесь разве не фронт? – удивленно спросила девушка.

– Здесь я один… – смутился моряк.

– Неправда, ты со мной, – неожиданно обняла его Ольга и поцеловала.

Юст срывал с веток яблоки-дички и, морщась, грыз их одно за другим. Вдруг, почувствовав за спиной опасность, он обернулся и увидел стоящего неподалеку Гришку.

– Живой! – сделал к нему несколько шагов Юст. Но затем остановился, увидев окаменевшее лицо казака.

– Юст, – спокойно молвил тот. – Ты – нехороший человек. Не помог, когда я тонул, – наставил он винтовку на главаря бандитов.

– Ты что?! – в ужасе закричал немец, отступая. – Рехнулся?

Гришка клацнул затвором, но выстрела не последовало. Он быстро клацнул вторично. И опять – осечка. Юст воспользовался этим и бросился на своего противника. Сцепившись, они упали на траву и покатились в едином клубке. Вот Юст оказался под казаком, и тот начал душить его. Но неожиданно немец извлек из-за пояса маленькую финку. Лезвие ее тут же вошло в бок, а затем в грудь Гришки. Тот захрипел и откатился в сторону…

Когда Паркета и Ольга взбирались по крутому горному подъему, их увидел Юст. Он схватил винтовку, прицелился в моряка и спустил курок, но выстрела опять не последовало. Юст перезарядил оружие, но выстрела не было и на этот раз. Со злостью швырнул он винтовку в кусты и бросился в погоню за беглецами.

Когда выбившиеся из сил Ольга и Андрей достигли вершины, на Паркету тут же набросился Юст, взобравшийся следом.

Завязалась смертельная схватка. В руках Юста была финка, у Паркеты – флотский ремень с тяжелой медной пряжкой.

Ольга с испугом наблюдала за поединком. Когда бандит приготовился нанести удар Андрею, она вскочила и вцепилась в него сзади. Юст резко отшвырнул девушку, и в этот момент Андрей набросился на него с ремнем и стал отчаянно хлестать. Бандит отступил. Но лишь на мгновение. И снова, сцепившись, покатились они по земле.

– Не-ет, я тебя прикончу, – шипел Юст.

Поднявшись на ноги, он устремился с финкой на Андрея. Тот стеганул ремнем, и оружие бандита покатилось в траву. Но ремень моряк тоже уронил. Ольга подняла его и хотела отдать Паркете, однако не успела. Юст, сбив ударом ноги девушку, вырвал из ее рук ремень и стал защищаться, постепенно тесня Андрея к обрыву.

Ольга отчаянно закричала. Затем схватила крупный камень и что было силы швырнула его в спину Юста. Тот со стоном повалился на камни. Моряк вырвал из его рук ремень, приподнял бандита за ворот рубашки и ударил по лицу. Затем еще и еще…

Андрей уже привел себя в порядок-, когда Юст зашевелился, приподнял голову. Паркета посмотрел на него и с омерзением в голосе произнес:

– Убирайся вон!

– Ладно, – встал, пошатываясь, Юст. – Мы еще встретимся…

Паркета взял девушку за руку и они пошли вниз по склону.

Юст, одолеваемый злобой, некоторое время стоял и смотрел им вслед. Вдруг он увидел сумочку Ольги. С оборванным шнурком она лежала под скалой. Он подхватил ее и, оглядываясь по сторонам, зашагал прочь.

 

7

Юст с перебинтованной головой стоял перед капитаном фон Гроссом. Он только что поведал ему о музейных сокровищах и теперь пытался угадать, какое впечатление произвел своим сообщением.

Гросс молчал, испытывающе глядя на грязного и заросшего фольксдойча. Юст рассказал ему, что он из кубанской станицы Долинка. Родителей его, как и всех немцев, выслали в Сибирь, где они и умерли. А Эриха усыновили немцы из Армавира. Приемный отец был инженером-путейцем, а мать – врачом. Они дали ему образование, он учился перед войной в Ростовском университете. Но, когда отказался вступать в комсомол, его вытурили оттуда.

Юст умолчал о своей разбойной деятельности, о том, что еще в университете спутался с шайкой уголовников и вскоре попал в тюрьму. По счастливой случайности, его выпустили. В университет он больше не вернулся, скрыв этот позорный факт от своих приемных родителей, и занялся воровством. Вскоре опять попал в тюрьму, на этот раз прочно и надолго. Но началась война, и ему удалось бежать с такими же, как и он, уголовниками.

Все это Юст скрыл от Гросса. Он слезно жаловался на притеснения со стороны советской власти, уверяя капитана, что он честный немец, а за чемоданом с золотом охотился из истинных патриотических чувств, дабы встретить своих освободителей не с пустыми руками.

Выслушав Юста и рассмотрев содержимое сумочки Ольги, капитан фон Гросс приказал немедленно доставить к нему собаку-ищейку.

Когда проводник с собакой прибыл, Гросс, не теряя ни минуты, протянул сумочку и сказал:

– Немедленно отправляйтесь по следу.

Немцы взяли их, усталых и сонных, после четырех утра. Они не оказали никакого сопротивления.

Андрей проснулся первым. Тихий посторонний звук заставил его насторожиться. Моряк повернулся на бок и приподнялся на локте. Рука его по обыкновению быстро и бесшумно потянулась к рукоятке ножа. Но яркий луч мощного фонаря, пронзив темноту пещеры, ослепил его.

– Встать! – прозвучала команда на безупречном русском. Ледяная угроза слышалась в голосе. – При малейшей попытке сопротивления – стреляю.

Включили еще фонарь. Вся пещера была залита светом. Проснувшаяся Ольга лежала неподвижно. В мощных пучках света она едва различала неясные фигуры у входа с автоматами в руках.

– Руки за голову! Стать к стене!

Категоричность приказа заставила их немедленно подчиниться.

Горечь захлестнула Паркету. Так глупо попасться. Он искоса взглянул на Ольгу. Но из-за поднятых рук лица ее не увидел.

– Выходите! – последовала команда после того как их старательно обыскали, забрали у Паркеты единственное оружие – финку Юста.

Их повели вниз по тропе к огражденной жердями поляне, которую они в темноте не заметили, когда устраивались на ночлег в пещере.

В горно-лесном лагере было много пленных партизан и отбившихся от своих частей военных. Утром их всех фашистские автоматчики погнали нестройной группой вниз по склону. Ковда вышли к дороге, пленных построили в колонну по четыре человека и повели вдоль стремительной горной реки.

Шли медленно. Время от времени потрескивали автоматные очереди – это конвоиры пристреливали падающих пленных.

Неожиданно колонну остановили, и Иванцова едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть от удивления. Впереди колонны развернулась машина, и из нее выпрыгнул отряд егерей вместе с Юстом и овчаркой. Проводник собаки, молодой ефрейтор, держал в руках… ее сумочку с оборванным шнурком.

Группа, ведомая Юстом и обер-лейтенантом, стала подниматься на взгорье за проводником с собакой.

Раздались отрывистые команды конвоиров, и колонна двинулась дальше.

Иванцова готова была кричать, вопить на весь мир, броситься с кулаками на охранников и бежать за Юстом, опередить его. Но Паркета крепко держал ее за руку.

Улучив момент, она прошептала:

– Бежать!

Почти беззвучно он поддержал ее:

– Любой ценой…

Солнце садилось. Приближался холодный осенний вечер. Люди ежились от ветра.

Колонну перевели через дорогу, подвели к реке и здесь, на берегу, под охраной автоматчиков приказали всем сесть и не подниматься.

Когда солнце спряталось за вершинами гор, подкатили машины румын из горнострелковой дивизии. Солдаты выпрыгивали из грузовиков, разминались. Один молодой румынский солдат подошел к ужинавшему немцу-конвоиру и некоторое время молча смотрел то на него, то на сидящих голодных и измученных пленных. Конвоир ел аппетитно, не обращая никакого внимания на стоящего рядом солдата-союзника. Румын пошел к машине и вскоре вернулся с краюхой хлеба. Он протянул ее пленному, сидящему под кустом.

Немец тут же вскочил, подбежал к пленному, вырвал из его рук хлеб и швырнул в кусты.

Румын бросился на гитлеровца и ударил его. На помощь конвоиру подоспели другие немцы, а румынского солдата принялись защищать его товарищи. Между союзниками завязалась драка.

Паркета схватил Ольгу за руку и негромко крикнул остальным:

– Бегите, товарищи! – и бросился с девушкой в реку.

Все рассыпались в разные стороны.

Андрей и Ольга, преодолев реку, достигли противоположного берега. За их спиной раздавались крики и стрельба гитлеровцев. Не оглядываясь и не останавливаясь, Паркета и Ольга бежали до тех пор, пока не свалились уже в темноте наступившей ночи в какую-то впадину. Здесь, решив, что гитлеровцы не отважатся преследовать их ночью, немного отдышались, выкрутили мокрую и холодную одежду.

– Что будем делать? – спросил немного погодя Андрей.

Ольга, не задумываясь, ответила:

– Пробираться к тайнику.

Но для того чтобы выйти к нему, им нужно было опять переправиться через реку, а уж потом подняться на взгорье и выйти к заветной яблоне-дичке. Решили не терять времени, а сейчас же отправляться в обратный путь. Другого выхода у них не было.

К счастью, небо просветлело, сквозь тучи пробивалась луна и вокруг можно было различить деревья, кусты. Вскоре они вошли в лозняк на берегу реки.

Стало еще светлее, и Паркета остановил Ольгу, которая собралась уже входить в воду, указав ей на небо, по которому плыли облака, готовые вот-вот затемнить место их переправы. Они повалились на прутья лозы и не шевелились, лишь дрожали от холода.

Когда тьма окутала землю, и вода в реке стала почти черной, они переправились на противоположный берег. Было за полночь, когда они пересекли дорогу, по которой днем проходили в колонне пленных. Вскоре вышли к предгорью и начали нелегкий подъем. С трудом, совсем выбившись из сил, часто на четвереньках, взбирались наверх, падали от усталости, отдыхали и снова карабкались наверх. А когда добрались до места, то долго в черноте сентябрьской ночи искали вход в расщелину с яблонькой-дичкой. Наконец по мокрым и скользким камням поднялись к гроту-тайнику.

Вдруг утреннюю тишину всполошил дикий, почти истерический женский крик. Боль и отчаяние охватили Ольгу Иванцову: камни в нише разбросаны, чемодана на месте не оказалось…

В гроте было сыро и холодно.

Ольга лежала в обморочном состоянии. Андрей, расстроенный не менее, чем она, смачивал ей лицо водой из ручья, положив голову девушки себе на колени. Успокаивал ее как мог. Но Ольга словно окаменела.

Спустя некоторое время Паркета, поддерживая обессиленную девушку, стал взбираться наверх. Пройдя немного вперед, Андрей заметил между деревьями полотнище парашюта.

– Наш, родной… – произнес моряк, стаскивая парашют с деревьев.

Ольга стояла рядом и безразлично смотрела на его действия, а когда Андрей устроил из парашюта постель и предложил Ольге прилечь отдохнуть, она, ничего не сказав в ответ, упала на нее. Андрей заботливо укрыл девушку концом полотнища.

– Поспи, милая, а я – на разведку… – и пошел осматривать все вокруг.

Он осмотрел место, где зацепился парашют, но ничего не нашел, кроме сломанных двух веток. «Почему десантник не спрятал парашют?» – задал он себе вопрос. И тут же предположил: «У него не было времени». А когда увидел между деревьями какие-то строения, удивился, что не заметил их раньше. Но потом понял, что именно в этом месте они и свернули вправо и заметить их никак не могли. Андрей стал осторожно приближаться к строениям. По дороге наткнулся на обгорелые куски еще одного парашюта.

Спрятавшись за кустами, он несколько минут прислушивался и рассматривал поляну и постройки на ней. Очевидно, это были строения лесного хозяйства. Посредине возвышался дом с разрушенным и закопченным углом, который зиял глазницами высаженных дверей и окон.

Паркета подошел ближе и увидел два трупа немецких солдат, ничком лежавших в обнимку со своими автоматами, а рядом – сгоревшая машина-радиостанция. Андрей тут же подхватил оружие. Один автомат он повесил на шею, а другой взял в руки.

На порыжевшей траве между кустами валялось еще несколько убитых вражеских солдат, и моряк понял, что здесь был довольно продолжительный и серьезный бой. Не видя особой опасности, решил заглянуть в разрушенный дом.

Трупный запах он почувствовал сразу, как только поднялся на крыльцо. На темном полу, среди вещей и бесчисленных россыпей стреляных гильз, лежали у окон в различных позах четверо убитых немцев, среди которых один был в форме штурмфюрера СД.

От нестерпимого трупного запаха в голове Андрея мутилось, и он попятился, но тут же остановился, увидев дверь во второе помещение. Заглянул туда. Это была небольшая комната, наружный угол которой был разрушен. У открытого окна лежали рядом трупы двух людей в нижнем белье. Задержав взгляд на одном из них, Андрей сразу же отвел глаза – женщина! Она лежала лицом вверх, рядом валялся автомат, а чуть в стороне стоял исковерканный ящик радиостанции.

У противоположной стены на полу была постель из плащ-палаток, а рядом на ранце и сумке лежали аккуратно сложенные черные эсэсовские мундиры, на полу валялись обертки шоколада и фляга. Осмотрев и это помещение, разведчик теперь мог более ясно представить себе все, что произошло.

Очевидно, здесь располагалась фашистская радиостанция по координации действий диверсионных групп в Закавказье, подслушиванию, перехвату всех радиосообщений, дезориентации наших самолетов и так далее. Обо всем этом им говорили в разведшколе, где Паркета обучался. Очевидно, ночью в этом месте высадился, то ли по воле случая, то ли специально, советский воздушный десант. Завязался бой, результатом которого и было все увиденное им. Сколько было наших парашютистов и каковы их потери, Паркета определить не мог.

Он уже заканчивал осмотр, как вдруг краем глаза уловил: напротив окна шевельнулась ветка куста. Андрей стремительно выбежал из комнаты, а затем, притаившись у крыльца, прислушался. Но все было тихо. Не обнаружив ничего подозрительного, он вышел из дома и стал подкрадываться к тому месту, где шевельнулись ветки, держа наготове один из автоматов.

То, что он увидел, вызвало улыбку на его суровом лице: среди кустов, спиной к нему стояла Ольга и смотрела на дом, из которого он только что выбрался. Словно почувствовав, что у нее кто-то за спиной, она резко обернулась, но, увидев Паркету, сразу обмякла, стала опять какой-то безжизненной и, не проронив ни слова, медленно пошла к дому.

Андрей, шагая следом за ней, на ходу негромко сказал:

– Наши вели здесь бой с немцами.

Иванцова ничего не ответила и, глядя прямо перед собой, не спеша обходила дом.

Андрей напомнил ей, что им надо уходить отсюда, так как могут прийти другие немцы, разыскивая замолчавшую радиостанцию.

Пока Ольга осматривала дом, Паркета проверил ранцы, набил два из них консервами, колбасой, хлебом в целлофановой упаковке, двумя флягами со спиртом. Нашел и две фляги с кофе.

Когда Паркета уже скатывал плащ-палатки, служившие здесь постелью, раздался стальной голос Иванцовой:

– Возьми это, Андрей, – она кивнула на аккуратно сложенную эсэсовскую одежду. – Пригодится.

Нагруженные всем необходимым, они вскоре покинули полуразрушенный дом и углубились в горный лес, уходя все дальше и дальше от этого места.

 

8

Был полдень, когда на безлюдной дороге, ведущей к станице, появились двое: женщина в форме унтершарфюрера и мужчина в чине гауптштурмфюрера СД.

Это были Иванцова и Паркета. Они остановили грузовую машину, и Ольга попросила подвезти их к станице. Сидевший рядом с шофером пожилой унтер-офицер нехотя вылез из кабины, уступая место гауптпштурмфюреру.

Паркета хотел было галантно подсадить девушку, но та подтолкнула его в кабину, а затем втиснулась рядом. Получив команду унтершарфюрера, шофер послушно тронул автомобиль с места и они поехали. Ольга с облегчением вздохнула: первый экзамен общения с настоящими немцами она как будто выдержала успешно.

При въезде в станицу Иванцова приказала остановиться и вместе с гауптштурмфюрером Паркетой вышла, неопределенно махнув шоферу рукой. Андрей высокомерно кивнул унтеру, чуть подняв руку. Немец тут же пересел в кабину и машина умчалась по дороге вдоль станицы. Той самой, куда еще в августе Иванцова направлялась на военкоматовской машине и попала под бомбежку, а затем пешком отправилась в горы.

В станице, из которой, по их предположению, Юст повел немцев к тайнику, к удивлению Ольги и Андрея, немцев не было видно, и они зашагали по улице к центру.

Здесь было теплее, чем в горах. Вот только угрюмое впечатление производили обгоревшие дома и деревья. Чем ближе к центру подходили Ольга и Андрей, тем больше встречалось им немцев. На машинах, мотоциклах, танкетках. И все чаще приходилось вскидывать руки в фашистском приветствии.

Станичная управа располагалась в одном из уцелевших домов, над которым уныло свисало фашистское знамя. В кабинете станичного старосты при их появлении из-за стола тотчас вскочил седой человек и по-молодецки выпалил:

– Хайль Гитлер!

Ольга небрежно подняла руку и кивнула, решив, что отвечать этому перевертышу не обязательно.

Паркета молча осматривал кабинет.

Староста учтиво предложил гостям стулья. Они сели, и Ольга с сильным акцентом объяснила по-русски, что они разыскивают родственника господина гауптштурмфюрера. По сведениям, которыми они располагают, он еще вчера был в станице, а вот где его найти, не знают. Зовут его Эрих Юст. Он – русский немец.

Не будет ли так любезен господин староста сообщить им что-либо о нем?

Староста ответил, что ничего не знает и даже не слышал такой фамилии. И тут же поинтересовался:

– Почему же вы, господа офицеры, обратились в управу, а не к господину коменданту?

– Обращались, но к сожалению… – тяжело вздохнула Ольга и встала. – Мы решили, что, возможно, русские… А русские такие вот свиньи, от них ничего нельзя добиться!

Староста задрожал от страха, но промолчал. Он не знал, как ему вести себя дальше.

Ольга угрожающе спросила:

– Почему в кабинете нет портрета фюрера?

Фашистский ставленник еще больше испугался и, заикаясь, пробормотал что-то невнятное. Иванцова, стоя с Паркетой у двери, строго спросила:

– У вас здесь много партизан?

– Э-э, в горах и лесах они есть, господа, есть, но доблестные немецкие…

В это время Паркета обратился к старосте по-немецки. Ольга удивленно взглянула на него и видя, что староста ничего не понимает, перевела ему на русский:

– Господин гауптштурмфюрер очень большой любитель собак, особенно наших овчарок. Недавно убили его любимого пса. Не подскажет ли господин староста, где здесь в станице есть такие собаки?

Обрадованный староста начал подробно объяснять, как пройти к немцам, которые еще вчера с ищейкой бегали в горы ловить партизан. Он тут же вызвался сам лично проводить их. Но «господа офицеры» от услуг отказались и, не попрощавшись, вышли из управы.

Отделавшись от услужливого фашистского прилипалы и оказавшись на улице, Иванцова спросила:

– Андрей, откуда ты знаешь немецкий?

– В школе я дружил с Вольдемаром, он из немецкой семьи… Они переехали из Карловки, это недалеко от Сталино, в Донбассе. Там селилась большая немецкая колония… Я ежедневно бывал у них дома, вместе делали уроки…

– Из фольксдойчев, значит…

– Да. Мы мечтали стать путешественниками. Он учил меня своему родному языку. Это было очень удобно, если нам хотелось, чтобы нас не понимали окружающие. А на флоте я за переводчика сходил. Меня даже «Немчиком» называли в шутку. У меня склонность к немецкому. Да и в разведшколе совершенствовался.

И тут Ольга спросила его по-немецки:

– Андрей, а ты имел когда-нибудь дело с собаками? С ищейками?

Андрей помолчал, собираясь с мыслями, обдумывая, как лучше и правильнее сказать, и несмело ответил:

– Нас тренировали… Бороться, уходить от них… А до войны читал еще о пограничнике-следопыте Карацупе. Но чтобы работать с ними – не приходилось.

– Думаю, нам это не потребуется, наша задача другая…

– Установить, нашли ли они чемодан? А если да, то где он? – он говорил по-немецки, медленно выстраивая фразы, иногда ошибаясь в расстановке ударений.

Иванцова отметила:

– Да, с разговорным языком у тебя не все ладно, Андрей… Теперь я буду учить тебя и говорить, и писать. Отныне общаться будем только по-немецки…

Обсудив хорошенько свои дальнейшие действия, решили прежде всего попытаться разузнать что-либо о проводнике ищейки. Смущало их лишь то, как быть с Андреем, для роли немца он явно не подходит. Это было слишком рискованно.

Не находя выхода, Паркета хмуро бросил:

– Не могу же я быть все время немым!

Ольга сразу же ухватилась за «немого». Да, вот именно, он будет пока «немым», то есть больным, для этого перевяжет платком горло, а она будет его сопровождающей и пусть думают, что хотят.

Это был очень смелый и рискованный шаг, хотя у них были «подлинные» немецкие документы, по которым Ольга считалась радисткой-шифровальщицей спецгруппы, унтершарфюрером СД Ингой Шольц, а Паркета – командиром этой спецгруппы, гауптштурмфюрером СД Гансом Ауге, имеющим специальный пропуск и предписание оказывать им всяческую помощь со стороны военных и других служб немецкой армии.

Они шли по улице, высматривая двор, где должна быть псарня. Вскоре они нашли дом, где размещалась какая-то немецкая команда, у которой было несколько поисковых овчарок. Еще по пути они условились, что будут говорить немцам: у них пропал солдат с важными бумагами, и они просят помочь разыскать его.

Их принял толстый фельдфебель, проявивший чрезмерную галантность по отношению к унтершарфюреру. Вначале он держался натянуто в присутствии гауптштурмфюрера, соблюдая субординацию, но, узнав, что эсэсовский капитан не может говорить, к тому же плохо слышит в связи с контузией и болезнью, почувствовал себя свободнее и даже повеселел. Выслушав тревожный рассказ о пропаже солдата с секретными бумагами, он расхохотался и сказал:

– Какие поиски, когда горы и леса кишат партизанами?!

На это Ольга ответила, что вчера видели группу солдат с овчаркой, которая поднималась в горы и, по всей вероятности, кого-то искала. Так почему же им не хотят помочь разыскать их солдата Карла Вольфке, специалиста по радиоделу?

Фельдфебель замялся и, морщась, сказал:

– Если фройлейн унтершарфюрер думает, что вчерашний поиск увенчался успехом, то она глубоко ошибается.

И фельдфебель рассказал, что, действительно, по приказу командования они посылали вчера своего проводника с собакой в спецотряд для поиска, но все закончилось безрезультатно. А отклонившись затем на целый переход, как рассказал после проводник, к вершине взгорья, куда привел их Капитан…

– Капитан? – удивленно переспросила Ольга.

– Да, так зовут нашего лучшего поискового пса. Капитан… – захохотал фельдфебель. – Так вот, они поняли, что Капитан привел их совсем в другое место. Группа попала в такой переплет, что еле унесла ноги. Потеряли двоих солдат, были тяжело ранены командир и еще один егерь…

Ольга безразличным тоном спросила:

– И что же, нашли то, что искали?

Фельдфебель откинулся на спинку стула и с чувством достоинства констатировал:

– Я же и говорю, что собака привела группу к партизанам, их обстреляли и, представьте себе, даже из минометов.

Ольга сдерживалась, делая вид, что все это ее очень расстроило.

– Так готовы ли вы, господин офицер, помочь нам в розыску Карла Вольфке? – все же настаивала она на своем.

– Да, конечно, но для этого вам нужно получить разрешение нашего командира. Он сейчас находится в Отрадной.

– Ну что ж, – поднялась Ольга, – рады были встрече с таким приятным собеседником…

Центр станицы был наводнен гитлеровцами. Во дворах и на улицах стояли танки и машины. От дома к дому шныряли мотоциклисты. Дымили полевые кухни, от которых с котелками и флягами отходили солдаты.

Пройдя вдоль почти всю станицу, Ольга и Андрей обсудили до мельчайших деталей рассказ фельдфебеля-собаковода. Они были искренне рады, что немцы не нашли чемодан.

Опустился вечер, и нужно было решать, как быть дальше. Они вошли в пустынный двор сгоревшего дома на околице станицы и присели на ящики от снарядов. Немного помолчав, Ольга сказала:

– Было бы неплохо встретиться с проводником Капитана, – и, уловив удивление на лице Андрея, добавила: – Конечно, второй раз соваться в эту собачью команду опасно. Могут потребовать наши документы и распоряжение старшего начальства на розыск пропавшего солдата.

Андрей молчал. Ольга встала, прошлась, раздумывая над тем, какое принять решение? Куда, в конце концов, направиться из этого разрушенного двора? Во двор вошли три жандарма с автоматами и подковообразными бляхами на груди и двинулись прямо на нее. Ольга застыла на месте. Но жандармы, отдав честь, прошли мимо, пересекли двор и вышли с другой стороны на улицу.

Ольга присела рядом с Андреем и негромко произнесла:

– Нам нужно во что бы то ни стало встретиться и поговорить с проводником Капитана и узнать, были они в гроте или нет?

– Ну какая разница, добрались фрицы до тайника или не добрались? Чемодан они ведь не нашли? Фельдфебель наверняка знал бы об этом!

Девушка покачала головой и сделала неожиданный вывод:

– Андрей, если они добрались до тайника и оттуда пошли по следу к партизанам, то чемодан у своих, у партизан. А если нет, то… – задумалась она. И тут же почти приказным тоном молвила: – Пошли опять к собачникам.

Прохаживаясь неподалеку от ворот двора собаководов, Андрей и Ольга наблюдали за входящими и выходящими. И когда из ворот вышел молоденький солдат и торопливо направился в их сторону, Ольга решилась. Она сделала шаг вперед и обворожительно улыбнулась. Немец вытянулся по стойке «смирно», щелкнул каблуками и отрапортовал:

– Рядовой специальной команды горнострелкового батальона Курт Петерс! – и замер, ожидая, что скажут офицеры.

Ольга с улыбкой произнесла:

– Прекрасно, Курт. Не могли бы вы оказать, нам небольшую услугу?

В это время Паркета извлек из кармана пачку сигарет и угостил солдата.

Тот благодарно кивнул.

Иванцова продолжала говорить и высказала желание побеседовать с проводником известной ищейки по кличке Капитан. Но, разумеется, чтобы об этом не знали их офицеры, так как у них разговор будет весьма деловой, интимный.

Курт Петерс ответил, что он все понял, и сейчас вот только на минуту забежит к господину унтер-офицеру с запиской от господина фельдфебеля, а затем непременно приведет к ним Ганса Зейделя – проводника Капитана.

Спустя несколько минут Ганс Зендель стоял перед Ольгой и Андреем. Иванцова сразу же по-свойски взяла его под руку и повела улицей подальше, чтобы фельдфебель не увидел их и не заподозрил чего– нибудь.

– Ефрейтор Зейдель, – начала Ольга, – не знаю, известно вам или нет от господина фельдфебеля, но знайте… – и она поведала, что у них пропал – солдат с очень важными бумагами и они просят его с помощью знаменитого Капитана разыскать пропавшего.

Польщенный проводник внимательно выслушал ее и ответил, что он, к сожалению, без приказа своего командования ничего решать сам не может.

– Да, но у вас такая собака! – восторженно произнесла Ольга. – Господин фельдфебель так возносил вашего Капитана, к тому же он говорил, что вы вчера уже искали кого-то, – засмеялась девушка.

– О, – да, фрау унтершарфюрер, – нахмурился ефрейтор, словно ему напомнили о чем-то неприятном. – Мы искали людей, опасных государственных преступников.

– Вот как! – остановилась Ольга, позабыв о своей роли, но тут же спохватилась и быстро спросила:

– Каких людей? Каких опасных преступников?

И Ганс Зейдель рассказал о том, что происходило вчера.

– Нашего унтер-офицера Штюпнагеля, меня и моего Капитана вызвали по тревоге. Мы сели в машину, где уже находилась группа стрелков из спецотряда капитана фон Гросса во главе с обер-лейтенантом. С ними был какой-то русский фольксдойче, который, как я понял, и затеял всю эту кутерьму. Машины подвезли нас к предгорью и этот самый русский фольксдойче повел нас к месту, где он расстался с людьми, которых нам предстояло разыскать, – моряком и какой-то женщиной из музея, как я понял из разговора между русским и обер-лейтенантом. Мой Капитан, обнюхав сумочку фрау, вещи в ней, тут же взял след и стремительно повел нас в горы. Приказ капитана фон Гросса был самый строгий: во что бы то ни стало найти этих двоих, которым известно, где спрятан какой-то чемодан, как я понял из того же разговора обер-лейтенанта и русского фольксдойче…

– Чемодан? – снова остановилась Ольга и непонимающим взглядом посмотрела на Ганса Зейделя. – А почему бы не искать сразу этот самый чемодан?

Ефрейтор хотел было улыбнуться, но сдержался и мягко ответил:

– Извините, фрау унтершарфюрер, но вы, очевидно, не осведомлены о поисковом деле. Самая лучшая собака может взять след только до истечения двенадцати часов после того, как его оставили. А чемодан, по словам русского, был спрятан до прихода нашей армии сюда или в день ее прихода, во всяком случае, прошло уже более десяти дней.

Ольга поблагодарила проводника за готовность оказать им помощь и сказала, что, поскольку без приказа командования проводник со своим замечательным Капитаном не сможет помочь им, то они обратятся с этой просьбой непосредственно в штаб их части.

Паркета, взглянув на Ольгу, вынул из кармана уже отощавшую пачку сигарет и сунул ее в руки проводника.

Тот вытянулся, щелкнул каблуками, повернулся и зашагал прочь.

Как только он ушел, Ольга сразу же обсудила со своим другом услышанное от Зейделя.

– Значит, к тайнику они не подходили и не могли добраться. Опасность в том, – обеспокоенно сказал Паркета, – что они ищут теперь не сам чемодан, а нас, тебя и меня.

– Первое, что нам нужно сделать, Андрей, – тихо проговорила Ольга, – это побыстрее убраться отсюда.

Они благополучно добрались на попутной машине к предгорью и стали подниматься вверх, к тому месту, где были спрятаны вещи и оружие из разгромленного дома лесничества.

На место прибыли уже ночью и, кое-как перекусив, тут же уснули, завернувшись в трофейные плащ-палатки.

На рассвете стали собираться в дорогу. Паркета на маленьком костре умудрился поджарить кусочки колбасы, нанизав их на обструганные ветки, затем разогрел кофе в флягах. Согревшись, взяли с собой все необходимое и тронулись в путь.

Идти решили к тому месту, где у них был смертельный поединок с Юстом, а уже оттуда – где немцы с собакой попали под огонь партизан. Отыскать своих, а вдруг чемодан окажется у них, или им что-нибудь известно о нем. А если нет… Если нет, решила Ольга, и ее горячо поддержал Андрей, она, как представитель армавирского Госбанка, по решению горисполкома выполняющая важное государственное задание, объяснит партизанам всю ценность содержимого чемодана и мобилизует их на его поиски.

Перед выходом встала еще одна проблема: в какой одежде идти? В своей? Фашистские стрелки подстерегут. В гитлеровской – свои убьют. Решили идти пока в немецкой форме, так как здесь была зона гитлеровцев, а когда отойдут дальше и выше, то снимут ее.

Но так или иначе двигались с большой осторожностью. Было около полудня, когда они добрались до знакомого места и здесь остановились отдохнуть.

Было пасмурно, накрапывал холодный дождь. Передохнув, они плотнее закутались в плащи и продолжили путь. Держали курс к вершине взгорья. Подниматься вверх было тяжело и вскоре они снова присели под козырьком скалы перекусить.

– Десять минут – еда, десять минут – отдых, и подъем, – обозначил план действий Андрей.

Прошло несколько минут, и вдруг Паркета резко вскочил на ноги, схватил автомат. Ольга с недоумением смотрела на него, но тоже взяла автомат на изготовку.

Некоторое время они выжидали, но ничего не увидели и не услышали подозрительного. Затем моряк шепнул девушке, чтобы она отползала за ним и подтягивала за собой ранец. Между двумя каменными выступами их остановил строгий голос:

– Кто вы? Хенде хох!

– А вы кто? – в свою очередь спросил Паркета.

– Бросай оружие, узнаешь, – последовал ответ. – Вы окружены.

Неожиданно Паркета подмигнул Ольге и закричал, узнав знакомый голос:

– Товарищ лейтенант! Воронин!

– Паркета! Андрей!

Встреча была восторженной и радостной, но тут Ольга нетерпеливо спросила лейтенанта о чемодане, и услышала в ответ неутешительное: в отряде ничего не знают о нем.

Ольга и Андрей объяснили, о чем идет речь, и лейтенант Воронин тут же заверил, что поставит всех на ноги для поисков исторических ценностей. Жаль только, посетовал он, что нет у них рации для связи с другими партизанскими группами и командованием.

В отряде лейтенанта Воронина было принято решение немедленно начать розыск пропавших сокровищ и во что бы то ни стало добыть радиостанцию.

 

9

Вскоре после прибытия в отряд Иванцовой и Паркеты Воронин решил провести операцию по захвату пленных, чтобы узнать, где есть радиостанция.

Группа вышла к предгорью рано утром. Все были одеты в немецкую форму, а Иванцова и Паркета – в «свои» мундиры. В окуляры бинокля Воронину хорошо была видна станица. По улицам сновали с котелками в руках немцы, возились у танкеток, автомобилей. Осмотрев все внимательно в бинокль, лейтенант приказал спускаться к дороге, петляющей по взгорью.

Здесь Воронин в форме обер-лейтенанта, Иванцова, Паркета и два «немецких» солдата с автоматами в руках остановились и перекрыли дорогу. Остальные шестеро залегли в кустах на случай непредвиденных обстоятельств.

Дорога была пустынна. Но ждать пришлось недолго. Вскоре появилась колонна машин. Воронин приказал всем отойти и пропустить ее, укрывшись в кустарнике.

Колонна прошла, и спустя некоторое время появился крытый брезентом грузовик. Паркета и Воронин остановили его. Рядом с шофером сидел интендант– фельдфебель. В кузове находились ефрейтор и солдат. Они с аппетитом завтракали тушенкой с хлебом. Тут же стояла плетеная корзина с яйцами, в сене красовалось несколько полосатых арбузов, в деревянной клетке кудахтали куры, рядом стояли два бидона.

Паркета подошел к распахнутой дверце кабины. Из нее выпрыгнул интендант и отчеканил:

– Слушаю вас, герр гауптштурмфюрер! Фельдфебель Фридман… – Он не успел закончить, как Андрей сильным ударом сразил его.

Подоспевшие из укрытия партизаны связали немцев, сидящих в кузове. Воронин приказал шоферу выйти и пересесть в кузов.

Вскоре грузовик, за рулем которого сидел теперь один из партизан, а рядом – Паркета, мчался по грейдеру. В кузове сидели партизаны и Ольга. А на дне кузова лежали связанные четыре немца.

Проехав какое-то расстояние, машина свернула в сторону предгорья и запетляла на поворотах дорога, плохо просматривающейся среди кустарников и деревьев. Остановились в узком ущелье. Здесь, гадя на валунах, Воронин начал допрашивать пленных. Толстый фельдфебель-интендант, поняв, наконец, что упираться не стоит, сказал:

– Хорошо, я укажу, где находится радиостанция, если обещаете сохранить нам жизнь.

Получив от пленных необходимые сведения, вся группа на той же трофейной машине отправилась в– указанное место. Укрывшись среди скал, Воронин послал четырех бойцов во главе с Паркетой на разведку. Вернувшись, они доложили, что действительно неподалеку на поляне находится домик, возле которого стоят две машины. Указали и места расположения охраны.

Вскоре к радиостанции подкатил немецкий грузовик. Из кабины выскочили Паркета и Воронин, а из кузова повыпрыгивали солдаты и приблизились к ничего не подозревавшим немцам. Воронин, Паркета и Ольга взобрались по лесенке в одну из машин, и Паркета грозно скомандовал по-немецки:

– Ауфштейн! Хенде хох! – и наставил на офицера оружие.

Офицер вскочил, выхватил пистолет. Короткая очередь – и он повалился на пол. Остальные с поднятыми руками отошли в угол и стали лицом к стене.

В это же время другая группа партизан заняла вторую машину и навела там порядок.

– Передавай, – скомандовал Воронин и положил перед Андреем лист бумаги с колонками цифр, подготовленными еще в лагере перед началом операции.

Паркета заработал ключом, и в эфир полетели разведданные, а в конце – и запрос о ценностях из Керченского музея.

Во время передачи на лесной дороге, ведущей к радиостанции, показалась грузовая машина с гитлеровцами. Партизаны забросали ее гранатами. Успевшие выскочить из грузовика гитлеровцы остервенело строчили из автоматов.

Завязался бой. Падали убитые и раненые, горела машина, с оглушительным грохотом взлетел на воздух небольшой сарайчик, где, очевидно, было горючее.

Закончив передачу, машину-радиостанцию покинули, взорвав ее, и стали отходить к трофейной машине, мотор которой уже работал. По пути подобрали убитых и раненых товарищей и умчались от опасного места. Поднявшись по горной дороге вверх, столкнули автомобиль в пропасть. К ночи добрались до своего лагеря…

Андрей Паркета отбил шифровку с донесением о том, что немцы планируют наступление через Главный Кавказский хребет из района Хадыженской в направлении Туапсе, и что для нанесения главного удара создана группа «Туапсе», в основном из горнострелковых дивизий. Также был сделан запрос о музейных ценностях.

Когда, уже имея в лагере переносную радиостанцию, Иванцова лично связалась с советским командованием, оттуда ответили, что о ценностях Керченского музея им ничего неизвестно. Меры к их розыску будут приняты.

Но обстановка складывалась так, что было не до поисков музейных реликвий.

Гитлеровцы водрузили свой флаг на вершине Эльбруса и кричали на весь мир, что «дни власти большевиков сочтены».

Сосредоточив для прорыва на Туапсе крупные силы, Клейст создал специальную «ударную группу» под командованием генерала Руоффа, куда вошли четыре горные дивизии, моторизованные части СС «Викинг», другие пехотные и специальные отдельные альпийские части, а также отряд капитана фон Гросса. Вся эта воинская армада напористо продвигалась по долинам Кубани и горам Западного Кавказа, тесня наши части и заставляя партизанские отряды отступать все дальше в горы.

Уходила в горы и группа лейтенанта Воронина, отбиваясь от преследователей. Однажды группе удалось захватить в плен егеря.

Шли по краю ущелья вверх. Лес кончился и потянулись голые скалы с редкими кустами. Под ногами чувствовался каждый острый камешек, а встречный холодный ветер до слез резал глаза. Воронин, шедший впереди, то и дело останавливался и просил подтянуться. Ветер усиливался, снег и солнце слепили глаза, губы запеклись, трескались до крови, лица покрывались ледяной коркой. Пропуская мимо себя вереницу не приспособленных к горным переходам людей, Воронин спросил:

– Сержант, а где немец?

– Оставили, – ответил тот, стараясь поскорее пройти мимо командира.

– Как это? Где оставили? – схватил сержанта за рукав Воронин.

– Ладно, успокойся, командир, не шуми, – двинулся вверх сержант. – Бог с ним…

Воронин строго отчитал сержанта и вместе с ним и еще двумя бойцами пошел вниз той дорогой, по которой они только что с таким трудом поднялись. Тропа была разбита, подошвы скользили, сержант и бойцы чертыхались.

В снегу на плащ-палатке лежал перепуганный бледный немец. Его ноги были забинтованы. На фуражке с длинным козырьком слева – цветок «эдельвейс». На груди – нашивки, значки, медали.

– Застрелить гада – и все тут! – горячился сержант. – Я его, сволочь такую, еще тащить должен на своих плечах. – И щелкнул затвором автомата.

– Отставить, сержант! – Воронин отвел рукой дуло автомата. – Не горячись, говорю тебе!

– Товарищ лейтенант! Сколько этот гад народу перестрелял! Сколько вреда причинил! А я должен тащить его через перевал! У меня брат погиб под Севастополем, а я его… Да я лучше под трибунал пойду, но застрелю его!

– Стой, кому сказал! – перешел на крик Воронин.

Подошли Ольга, Паркета и еще несколько человек, поднимающиеся снизу. Остановились, молча смотрели на происходящее.

– Герр официр, – вдруг заговорил негромко фашист по-русски, довольно сносно, но с акцентом: – Вы поступаете со мной очень благородно… Нам говорили другое…

– Во куда загнул! – сплюнул сержант, – О благородстве заговорил!

– Помолчи, сержант! – строго приказал Воронин, нагнулся к немцу и спросил: – Вы хотите что-то сказать?

– Да, герр официр, очень важное… – ответил немец. – Там, где вы взяли меня в плен, я выбросил сумку с секретными бумагами командира капитана фон Гросса… я есть его адъютант Отто Хойберт. Бумаги очень интересные, герр официр… И еще…

Воронин нагнулся к немцу, и тот тихо произнес, повертев головой:

– Дальше вверх вам идти нельзя… никак нельзя…

И как бы в подтверждение его слов где-то впереди, на тропе, за скалами, послышались разрывы мин и автоматные очереди.

– Передать по цепи! – скомандовал Воронин. – Всем вниз!

Снова донеслись взрывы и автоматные очереди. Отрад начал спускаться. Идти было нелегко, ноги скользили и от усталости разъезжались. Коща подошли к месту, указанному Хойбертом, отрад остановился передохнуть.

Воронин и Паркета легли на край обрыва и стали внимательно смотреть вниз. Сумки они не заметили, надо было спускаться и все осмотреть.

Развязали трофейный рюкзак, вынули оттуда свернутый в кольцо трос и длинный металлический костыль. Этот костыль врубили в скалу, обернули его вокруг несколько раз тросом. Паркета молча обвязался и стал спускаться. Вскоре он достиг площадки и увидел кожаную сумку. Из-под ног посыпался вниз снег, сумка заскользила, но в тот же миг Андрей быстро наступил на ремень и подтянул сумку к себе. Нога таки соскользнула, и он повис, раскачиваясь на тросе. Снежный козырек под ним рухнул, и взору открылся более пологий спуск, плавно сбегавший ко дну ущелья. Андрей радостно закричал:

– Лейтенант! Есть спуск!

Трос натянулся до отказа, петля сдавила грудь, и Андрея потянули наверх. Он ликующе протянул сумку Воронину и объявил, что по этому спуску можно всему отряду уйти с тропы, перекрытой с двух сторон егерями.

Не мешкая, группа начала спуск в ущелье. Здесь было не так ветренно. Между камнями на дне журчал незамерзающий ручей. Ольга подумала, что, возможно, приток от него доходит и до той расщелины, где был спрятан чемодан.

Но раздумывать было некогда. Последовала команда, и все двинулись по ущелью вниз. Вскоре отряд свернул в сторону, и следы его затерялись в горных лесных чащобах.

Документы, найденные в сумке капитана фон Гросса, переводила Ольга Иванцова. Были здесь карты и приказы, раскрывающие цели и планы гитлеровцев на Кавказе. Но Ольгу потрясло недописанное Гроссом письмо в Германию. Вот выдержки из него:

«Дорогая Линда!

Теперь я на Западном Кавказе. Здесь в горах проходит передовая линия. Поэтому горных красот, которые мы с тобой видели, когда ходили здесь в качестве туристов в 1939-м году, я уже не вижу, их заслоняют взрывы мин и снарядов. Если мы прорвемся к Черному морю, можно будет с уверенностью сказать, что Кавказ наш. А какой это райский край, тебе объяснять не приходится, ты сама видела. Я так и не получил от тебя подтверждения о получении посланных мною из Керчи некоторых вещиц из музея…»

При упоминании Гроссом Керчи и музея Ольга вздрогнула, чуть не опрокинув светильник-гильзу, при свете которого она читала письмо.

«… А. теперь ищу способ переправить тебе еще кое-что, – читала она торопливо дальше. – Как я уже писал, путь моего отряда лежал через Ростов, Краснодар, Пятигорск, а сейчас вот – Лабинск. За это время я достал еще кое-что такое, от чего ты придешь в неописуемый восторг, милая моя Линда. Но отправить тем способом, каким я пользовался до этого, не решаюсь и держу этот чемодан при себе под надзором верного Вальтера…»

Ольга вскрикнула, быстро пробежала глазами концовку недописанного письма. Гросс сообщал, что письмо он закончит и отправит, когда вернется, так как его отряд по срочному приказу выступает в направлении Майкопа – Туапсе. Квартиру в Лабинске и вещи Гросс оставил на попечение того же верного Вальтера, у которого было легкое ранение.

«Срочно в Лабинск!» – чуть не закричала девушка, забыв, что там немцы, что нелегко будет туда добраться, а тем более узнать, где квартира этого самого Гросса с Вальтером. Она тут же показала письмо Андрею и лейтенанту Воронину.

Началась подготовка Иванцовой и Паркеты к отправке в Лабинск. От того же пленного Отто Хойберта они узнали, что Гросс жил в большом угловом доме на широкой улице, на доме висела табличка: «ул. Ленина». Номер он не помнит. Знает, что неподалеку находится площадь, а поперечная улица ведет к бурной реке с названием Лаба. Дом имеет пять комнат, веранду, большие окна и стоит на высоком фундаменте среди сада и кустов сирени и роз. О, он в этом кое-что смыслит!.. Там жили какие-то старые кубанцы и слепой поляк с девочкой. Их всех выселили во флигель. Как там теперь, Хойберт не мог сказать, они уже недели две оттуда. На вопрос, почему Вальтер Шредер, денщик Гросса, остался в Лабинске с легким ранением, пленный ответил, что врач отряда по указанию командира фон Гросса может сделать кого угодно больным или раненым, если это нужно в «интересах рейха», как тот говорил.

Подготовка шла полным ходом. Специалист-фотограф из отряда Воронина сфотографировал Паркету и Иванцову в их черных мундирах. Документы были настолько искусно подделаны, что, раскрыв удостоверения, никто не мог бы усомниться, что Ольга – унтершарфюрер СД Инга Шольц, а Андрей – гаупт– штурмфюрер СД Ганс Ауге.

Ольга испытывала большую уверенность в том, что в этот раз их ожидает удача. Главное – добраться до чемодана.

И вот пришло время отправляться в Лабинск. Было морозно и сухо. Собрались выходить на рассвете, еще затемно. Маршрут они изучили по карте хорошо, шли уверенно. С гор спустились к тупиковой станции Хаджох, от которой тянулась одноколейка к Майкопу. Здесь они подверглись первому испытанию, встретившись с гитлеровцами. На дощатом перроне к ним подошли жандарм из полевой комендатуры и солдат с автоматом. Жандарм спросил, чем может быть полезен гауптштурмфюреру и фрау унтершарфюреру. Ольга ответила, что господину гауптштурмфюреру нужно помочь добраться до Майкопа в медицинский пункт. Жандарм сказал, что сейчас должна идти дрезина с двумя вагонами, правда, они не пассажирские, но если господа офицеры не будут против…

Вскоре Андрей и Ольга ехали в теплушке. В печке, сооруженной из жестяной бочки, горели дрова и егеря варили эрзац-кофе.

В Майкоп прибыли под вечер. В городе было темно. Только на путях и в здании вокзала горели фонари со свечами. Электричества, очевидно, не было вовсе.

В здании вокзала, до отказа забитого солдатней и жандармерией, оставаться было рискованно. Тем более что ехать отсюда поездом долго и сложно: с двумя пересадками и с определенным риском. По трассе до Лабинска было всего около шестидесяти километров. Но чтобы уехать на попутной машине, нужно было дождаться утра. Они отошли от станции, пересекли площадь, повернули в близлежащую улицу и настойчиво постучали в один из домов. За наглухо закрытыми ставнями можно было увидеть в щель еле заметный огонек коптилки. Стучали они долго, но им не спешили открывать. Наконец послышался встревоженный женский голос:

– Кто? Здесь больные.

Ольга с приличным акцентом, но очень вежливо ответила, что они офицеры, едут на фронт и просятся на ночлег.

Хозяйка открыла дверь, сообщив при этом, что у них и тесно, и темно, и холодно.

Ольга заверила, что им не привыкать к неудобствам и они постараются не стеснять гостеприимных хозяев.

Спали он в комнатушке, на тюфяках, не разглядев в темноте хозяйку и тех, кто был в доме. Поднялись, когда за окном сквозь щели ставень начал пробиваться слабый свет. Привели себя в порядок, оделись и собрались уходить. На прощание Ольга сунула в руки удивленной хозяйки трофейные буханку хлеба, колбасу и шоколадку ее мальчику, выглядывавшему из-за спины матери.

Ночью выпал снег. Следуя указателям, Ольга и Андрей вышли к дороге. Транспорта в сторону Лабинска долго не было. И все же им повезло: подобрал бронетранспортер на гусеничном ходу, это гарантировало успешный проезд по пересеченной местности.