1

«Унтершарфюрер» Иванцова и «гауптштурмфюрер» Паркета доехали до Лабинска без каких-либо приключений.

Они сидели с несколькими младшими офицерами в черных шинелях танкистов из дивизии СС «Викинг», которые ехали получать отремонтированные танки. Впереди рядом с водителем сидел майор с черными наушниками и всю дорогу молчал. Они тоже ни с кем не разговаривали, и их никто ни о чем не спрашивал. Каждый был занят своими мыслями.

Больше всего Ольга боялась, что их могут задержать при проверке документов, помешать добраться до резиденции капитана фон Гросса. Главное – попасть в Лабинск, отыскать вещи капитана фон Гросса, охраняемые ефрейтором.

В центре города Ольга и Андрей сошли у ресторана с надписью «Только для немцев» и зашагали по улице. Ольга остановила пожилую женщину в ватнике и спросила, как им выйти на улицу Ленина. Женщина удивленно посмотрела на нее, некоторое время молчала, а затем сообщила, что это и есть бывшая улица Ленина. А сейчас, мол, она штрассе… Женщина запнулась, не зная, как ее назвать, махнула рукой и пошла, не оглядываясь.

Кварталы города тянулись вдоль Лабы не на один километр. Минуя сквер, вышли на площадь. Снег растаял, и под ногами хлюпала грязь. Площадь, очевидно, одновременно была местом конных состязаний. Здесь стояли мокрые от дождя торговые будки, навесы и устройства для коновязи. Когда они дошли до следующего перекрестка улицы Ленина, то сразу увидели нужный им дом. За дощатым забором в глубине двора стоял «опель-капитан».

Чтобы преждевременно не привлечь к себе внимания, они прошли дальше, вырабатывая план действий. Еще в лагере поддельным почерком Гросса было заготовлено небольшое письмо Вальтеру Шредеру с приказанием погрузить все вещи и ехать с гауптштурмфюрером в Майкоп и ожидать его на вокзале. Но сначала надо было убедиться, что Гросса в доме нет, что Вальтер один, что… Пока они обдумывали, как это выяснить, вдруг увидели, как на улицу выползает длинная колонна грузовых машин с немецкими солдатами, заполняя ее до самой площади. Послышались команды и солдаты рассыпались по дворам расквартировываться.

Ольга схватила за руку Андрея и торопливо сказала:

– Быстрее к Вальтеру. Будем устраиваться на квартиру. Нас могут опередить.

Они быстро вернулись к дому-резиденции капитана фон Гросса. Войдя во двор, увидели дорожки, обрамленные кирпичными зубцами, зимние кусты сирени, крыжовника и роз. Они были мокрыми, увядшими, и только редкие жухлые листья шелестели на оголенных ветвях.

Навстречу им из флигеля, стоящего во дворе, вышла полная женщина преклонного возраста и спросила, что надо господам немцам.

Ольга объяснила ей, что им нужна комната на один-два дня. Они будут очень благодарны хозяйке и заплатят ей марками.

Женщина ответила, что дом уже занят немецким штабом и что она им не распоряжается. Ольга вежливо поинтересовалась, кто же распоряжается? Дом большой, а их вполне устроит одна комната.

В это время во двор вошли четверо солдат с лейтенантом. Увидев эсэсовцев, лейтенант извинился и вместе с солдатами поспешил удалиться со двора.

Хозяйка, уловив что-то располагающее в этой «немке», уже мягче сказала, что в доме есть немецкий дежурный и что говорить надо с ним. Затем провела их на веранду.

Здесь Ольга довольно громко высказалась по-немецки:

– Мой Бог, что же это за штаб, если нет ни единого солдата?!

Дверь одной из комнат, выходящей в коридор, распахнулась и на пороге появился ефрейтор в накинутом на плечи мундире. Левая рука его в гипсе была подвешена на груди.

– О, так у вас тут не штаб, а госпиталь! – засмеялась Ольга.

Ефрейтор, увидев гауптштурмфюрера и унтерш^г фюрера, побледнел и вытянулся, щелкнув каблуками и вскинув вверх руку:

– Ефрейтор специального альпийского отряда дивизии «Эдельвейс» Вальтер Шредер!

Ольга кивнула ему, махнув неопределенно рукой. Андрей строго взглянул на него и тут же отвернулся.

Вальтер опять щелкнул каблуками и, мотнув головой вниз-вверх, ушел в свою комнату, не сказав больше ни слова, боясь, очевидно, вступать в какие-либо объяснения с эсэсовцами.

– Да он пьян! – громко произнесла по-немецки Ольга и спросила хозяйку: – Он что, один здесь пьянствует?

– Один, хорек несчастный, – кивнула женщина.

Ольга засмеялась и распахнула дверь напротив комнаты, в которой скрылся ефрейтор.

Комната оказалась большой и светлой. Два ее окна выходили во двор, из которых хорошо были видны машина, флигель и дворовые постройки. У стен стояли аккуратно заправленные кровати, посредине – стол и три стула. Сопровождавшая их женщина сообщила, что здесь жили офицеры штаба, а сейчас они в отъезде.

– Вот мы и поживем в этой комнате какое-то время, – сказала Ольга и протянула ей две пятимарочные купюры.

Хозяйка, удивленная таким отношением, некоторое время смотрела на протянутые ей марки, но затем вздохнула и взяла их, сказав, что купит на них детям хлебца.

Когда женщина вышла, Ольга и Андрей стали обсуждать дальнейший план действий.

Иванцова была возбуждена. Она полагала, что чемодан с историческими реликвиями, не имеющими цены, находится здесь, рядом, в комнате напротив.

– Предлагаю… – начал было Паркета.

Но Ольга не стала его слушать. Она встала, дрожа от нетерпения, проверила свой пистолет, сунула его под мундир за тугой пояс и решительно направилась к двери. Паркета, расстегнув кобуру, молча двинулся за ней.

Оглушить, связать и заткнуть рот кляпом денщику Гросса для моряка не составляло особого труда. Он это проделал молниеносно. Не мешкая, приступили к осмотру вещей.

Чемоданов было пять, три из них – в чехлах, а два, кожаные, без чехлов, с потертыми боками. Но ни один из них не был похож на керченский.

Вальтер лежал на кровати в шоке и смотрел на странные действия «эсэсовцев».

Комната была просторной и светлой. На столе стояло несколько пустых, недопитых и полных бутылок. Тут же были открытые консервы, колбаса, тоненько нарезанные ломтики хлеба, фрукты.

Когда открыли первый чемодан и познакомились с его содержимым, Ольга только горестно вздохнула, и Паркета тут же открыл другой.

Глухая бель, непреодолимая дрожь, мгновенные вспышки надежды и такие же, сжимающие сердце сомнения одолевали Иванцову, пока они лихорадочно вскрывали и осматривали чемоданы и вещи капитана фон Гросса.

Чемодана с драгоценностями из Керченского музея среди них не оказалось.

Девушка обессиленно опустилась на стул и безразлично смотрела на связанного ефрейтора.

– У твоего офицера есть еще вещи? – спросила она его, но тот лишь испуганно замотал головой.

Ольга со всей строгостью повторила вопрос. Андрей для подтверждения сказанного Ольгой вынул и показал немцу парабеллум. Тот, окончательно протрезвев, судорожно объяснил, что других вещей капитана в доме нет.

Ольга оставила Андрея с пленным, а сама вышла из комнаты осмотреть дом.

От веранды коридор вел к другим двум комнатам. Но в них не было ничего примечательного. Стояли такие же кровати, столы и стулья. Дом больше напоминал солдатскую гостиницу, чем штаб.

Осмотрев дом, Ольга вернулась. Андрей понял, что она ничего заслуживающего внимания не нашла. Некоторое время девушка смотрела на немца, затем развернула «письмо Гросса» и протянула молча ему. Он быстро прочел его и уставился на унтершарфюрера.

– Капитан фон Гросс поручил нам испытать тебя, Вальтер, – улыбнулась Иванцова и выдернула кляп изо рта ефрейтора. – Только не заори, черт возьми! – пригрозила девушка и, повернувшись к Паркете, сказала по-немецки: – Гауптштурмфюрер, развяжите его.

Ольга торопливо начала укладывать вещи.

Спустя некоторое время все было уложено в прежнем порядке. Здесь были и иконы, и картины, и изделия из хрусталя и золота. Был и чемодан с пакетами сахарина, камушками для зажигалок. Но особую ценность, очевидно, представлял чемодан, о котором Гросс упоминал в своем письме. Большой, кожаный, доверху набитый мехами голубых песцов, норок, соболей. Все они еще имели фабричные бирки и магазинные цены.

Ольга спросила Вальтера, в каком состоянии машина, заправлена ли она и есть ли бензин в запасе?

Ефрейтор ответил, что машина заправлена и что у него всегда имеется в запасе четыре канистры бензина, за что господин капитан недавно похвалил его и обещал за все его заслуги взять с собой летом в отпуск.

Все это время, пока они собирались, в душе Ольги теплилась надежда, что вот сейчас, уже перед самым отъездом, Вальтер признается, что ему надо пройти к тайнику и принести еще один чемодан. Но ефрейтор молчал, и надо было уезжать. Иванцова сделала еще одну попытку. Она как бы что-то вспомнила вдруг и неопределенно сказала:

– Капитан фон Гросс, кажется, говорил еще о каком-то музейном чемодане?

Вальтер усмехнулся и ответил, что все это бредни того русского фольксдойче, на самом деле такого чемодана и в природе нет, а если и есть, то вероятность найти его равносильно тому, что отыскать пуговицу от его мундира в горах Кавказа. Они уже искали этот таинственный чемодан и имели из-за него кучу неприятностей. В заключение ефрейтор добавил:

– Конечно, господину капитану виднее, он по– прежнему таскает с собой этого Юста, одел его в форму егеря и зачислил на довольствие…

Иванцова подумала: «Очевидно, керченского золота у Гросса действительно нет. Разве он возился бы с Юстом, будь драгоценности у него?»

Опускались ранние зимние сумерки, когда «опель– капитан» покинул личную резиденцию капитана фон Гросса.

Хозяйка была немного удивлена таким внезапным отъездом офицеров. На4 прощание Ольга одарила ее марками, хлебом, консервами и сказала, что они уезжают по распоряжению этого самого штаба навсегда, что дом свободен и отныне принадлежит ей со всем оставшимся имуществом. Они могут туда сейчас же перебираться. А чтобы не было никаких недоразумений, дежурный ефрейтор Шредер написал бумагу, в которой все изложено.

«Опель-капитан» выехал в центр, промчался мимо ресторана с табличкой «Только для немцев» и свернул к мосту через Лабу, к знакомой уже им дороге.

 

2

Гросс был очень удручен неудачами последних дней, но все же надеялся если не найти эту парочку русских, то попытаться отыскать клад своими силами. Юста он решил использовать в новом качестве. Из изменников и пленников, в числе которых были Степан, Люська и еще несколько человек, Гросс создал отряд так называемых «партизан». Возглавил его Юст. Этот отряд должен был выявлять и уничтожать группы настоящих партизан, которые наносили большой ущерб немецким войскам. Но сокровенной целью фон Гросса оставался поиск моряка и его спутницы, а также тайника, в котором спрятаны музейные реликвии.

В один из погожих дней банда Юста расположилась в доме лесника неподалеку от станицы. Мужчин в доме не было. Хозяйка Марья Авраамовна и ее семилетняя внучка Настенька приняли вначале отряд за своих. Старались как можно лучше накормить истосковавшихся по домашней пище людей.

Юст ел, время от времени останавливая хищный взгляд на иконе Божьей Матери в богатом золотом окладе. Икона висела в углу, перед ней теплилась розовая лампада. «Неплохой подарок Гроссу!» – торжествовал бандит, разглядывая древнее произведение искусства.

Вбежал юркий «партизан», что-то зашептал на ухо Юсту, а потом подал ему записку. Тот прочел и отдал команду строиться. Горница опустела, а Юст с виноватой улыбкой обратился к хозяйке:

– От имени отряда благодарю за еду и приют… А икону вашу я прихвачу с собой. На случай, если нам придется встретиться с немцами, уважаемая.

Марья Авраамовна остолбенела от наглого заявления «главного партизана». Какой-то миг она ошарашенно смотрела на Юста, а затем бросилась на грабителя со словами: «Что же вы делаете, защитники наши?! Зачем руки поганите?!»

Степан грубо схватил ее и с силой отшвырнул к печи. Хозяйка начала молить, упрашивать Юста вернуть икону. Она досталась ей от прадедов. Если ему нужны ценности, она отдаст золотые монеты, которые есть у нее. С этими словами женщина дрожащими руками развязала тряпицу и вытряхнула на стол три золотых кружочка.

Глаза Юста расширились. Он тут же решил про себя, что икона от него не уйдет и возвратил ее хозяйке.

Марья Авраамовна прижала к груди икону и отошла от Юста подальше, к ней прижалась перепуганная Настенька.

Юст внимательно рассматривал монеты, а потом начал допрашивать хозяйку, откуда они у нее и нет ли еще. Он заплатит за них самым честным образом.

Марья Авраамовна укоризненно покачала головой и сказала, что какой же он командир, если интересуется иконами и золотом?

Юст понял, что переусердствовал. Он тут же постарался все это сгладить, растолковав хозяйке, что им нужно золото для покупки оружия у немецких солдат.

Женщина не очень поверила ему, но ответила, что эти монеты попали к ней случайно, от станичника, который выменял у нее на них сало для больной жены.

Юст, выглянув в окно, за которым ждала его банда, спросил, кто этот станичник, ще его найти и есть ли у него еще такие монеты.

Хозяйка ответила, что она его не знает, встретилась с ним на базаре, может быть, он и не станичник вовсе, а эвакуированный горожанин, застрявший здесь, и менял нажитое добро на продукты.

Получив описание менялы, Юст ушел, пообещав хозяйке, что при случае заглянет к ней. Эти слова болью отозвались в сердце Марьи Авраамовны. Как только Юст со своей бандой удалился, она вместе с внучкой начала собираться в путь.

Все ценные вещи, награбленные фон Гроссом, Андрей и Ольга сдали партизанскому хозяйственнику-казначею Потапычу. Он принял их по акту и по распоряжению Воронина спрятал в тайнике. Машину загнали в пещеру и замаскировали. Вальтера Шредера, Отто Хойберта и еще двоих пленных отправили через горы к своим, использовав в роли носильщиков трофейного альпинистского снаряжения.

Трофейные штаны и куртки, обувь, спальные мешки и палатки лейтенант Воронин оставил в отряде, экипировав бойцов для работы в заснеженных зимних горах.

В одной из радиошифровок для лейтенанта Воронина был получен приказ командования о передислокации на Восточный Кавказ для выяснения задач и целей африканского корпуса генерала Фельми.

Еще в конце августа за дальними тылами I-й танковой армии Клейста появились вооруженные до зубов батальоны какой-то таинственной, двигающейся только по ночам, армии. Среди солдат этого корпуса было много людей со смугло-коричневой кожей, общавшихся на непонятном языке. На кузовах машин, рукавах солдатских и офицерских мундиров этих частей пестрел странный знак – овальный венок, а в нем – склоненные пальмы и восходящее солнце над желтым песчаным пространством. У нижнего края овала была изображена черная свастика и большая буква «Ф». Это соединение ни разу не вступало в бой, двигалось за тылами генерал-полковника Клейста и дошло до Кавказа. Ему отводилась особая роль в военно-политическом плане Гитлера. А литера «Ф», как эмблема, обозначала фамилию его командира Гельмута Фельми. Этот нацистский генерал был отличным специалистом по странам Востока, служил военным инструктором в Турции и несколько лет работал в тропических странах, руководил «военной миссией» Гитлера в Ираке. Его легионы состояли из отборных солдат, знающих жаркие страны. Африканский корпус имел у себя все рода войск и мог действовать совершенно самостоятельно, без помощи и поддержки других соединений. Летом этот таинственный корпус покинул Грецию, пересек Болгарию, Румынию и остановился в Донбассе. А когда армия генерал-полковника Клейста прорвала советский Южный фронт и, перейдя Дон, вступила на Кубань и на Северный Кавказ, генерал Фельми объявил своим солдатам, что фюрер поставил перед ними великую военно-политическую задачу: идти вслед за армией Клейста на Кавказ, а потом, когда русские будут разбиты, начать поход на Иран, Аравию, Индию. Их корпус призван теперь стать ударно-штурмовым отрядом и политическим центром великого похода.

1 сентября 1942 года генерал Гельмут Фельми имел встречу с начальником Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковником Гальдером и тот после беседы с Фельми записал в своем дневнике: «Разговор об операции к югу от Кавказа полон совершенно невыполнимых идей, которые он намеревается осуществить еще этой осенью!».

Вот об этом таинственном африканском корпусе и было приказано отряду Воронина все разведать.

Задание было успешно выполнено, группа возвращалась на основную базу. После тяжелого перехода разведчики остановились в том самом домике лесника, ще произошла стычка между Юстом и лесничихой Марьей Авраамовной.

Узнав, что в их доме остановился отряд партизан, появились хозяева: лесник Иван Макарович, Марья Авраамовна с Настенькой, две их дочери и прихрамывающий старый казак. Прятались они от фашистов и их приспешников в горном убежище, в «сховище», как выразились они. Хозяйка всем естеством своим почуяла, что наконец пришли настоящие партизаны. Суетилась, не зная, чем и как лучше угостить уставших людей.

Когда Ольга, взглянув на икону, которую Марья Авраамовна повесила на прежнее место и зажгла перед ней лампаду, с улыбкой отметила, что она, очевидно, старинная, хозяйка не удержалась и поведала:

– Был тут один мародер. Унести хотел икону…

А внучка Настенька уточнила:

– Эрихом Юстом его называли те, кто с ним был…

Ольга настороженно переспросила:

– Эрихом Юстом?

– Да, я сама слышала, – подтвердила девочка.

– Милая моя! Спасибо, что запомнила, – прижала к себе Настеньку Ольга.

Марья Авраамовна рассказала, как все было. А когда сообщила, что возврат ее же собственной иконы обошелся ей в три золотые монеты, Ольга опять взволнованно спросила:

– Какие золотые монеты?

– Обыкновенные, – спокойно ответила лесничиха. – Золотые. Пошла я, значит, с внучкой на станичный базар, чтобы выменять кое-какой одежонки да обувки. Но ничего этого там не было. А когда уже возвращались, то иногородний мужик, уж больно худой такой, попросил отдать ему сало за эти монеты.

– А где он их взял? Не говорил? Как выглядел? – засыпала вопросами хозяйку Иванцова.

– Он брал из чемодана, – ответила за бабушку Настенька. – Я сама видела, как он доставал их.

При этих словах Ольга в который уже раз потеряла самообладание. Она предположила, что эти монеты, конечно же, могут быть из чемодана, который она не уберегла. «А вдруг Юст уже нашел этого странника?» – ужасная мысль пронзила ее. Ольга выскочила из комнаты и побежала к Воронину и Андрею.

Было принято решение немедленно идти в станицу и вместе с Марьей Авраамовной найти этого человека, расспросить, что за золотые монеты у него и откуда они?

Станица была небольшой. Даже в мирные воскресные дни базар здесь собирался не очень шумный. А когда Ольга Иванцова и Андрей Паркета с Марьей Авраамовной и ее глазастенькой внучкой Настенькой чуть свет явились сюда, то базара здесь и вовсе не было. Только настороженные глаза за занавесками окон домов у базарной площади провожали их.

У Марьи Авраамовны в станице были давние знакомые, и она направилась к ним.

Хозяева – старушка и глухой старичок – при виде эсэсовских офицеров вначале испугались, но когда Авраамовна перекрестилась и сделала им знак, а Настенька бойко сказала: «Не бойтесь, это не фашисты», старики немного расслабились и осмелели.

От них гости узнали, что базар, наверное, еще долгое время не будет собираться, так как вчера там была облава. Наскочили немцы из комендатуры и полицаи. Всех мало-мальски трудоспособных людей угнали на какие-то работы. Поэтому станичники прячутся, и об обмене, купле или продаже сейчас не может быть и речи.

Ольга удрученно посмотрела на Андрея и тот, понимая ее состояние, негромко сказал:

–  В такой обстановке найти этого человека будет нелегко. Не ходить же нам по дворам и спрашивать, где живут иногородние, которые меняют золотые монеты на продукты?

–  Но надо же попытаться, – неуверенно молвила Ольга.

Лесничиха взяла за локоть хозяйку дома и они вышли из комнаты. Хозяин пошел следом за ними. О чем они говорили, неизвестно. А когда вернулись, то хозяйка молча положила перед Ольгой небольшую золотую монетку.

Иванцова внимательно осмотрела ее и со вздохом произнесла:

–  Царской чеканки, тысяча девятисотый год, достоинством в пять рублей… Не музейная, Андрюша…

Старуха тут же рассказала историю этой монетки. Человека, которого они ищут, немцы забрали на работу.

Он жил здесь неподалеку, в саманном флигельке по улице Красноказачьей. Выменял он у нее на две такие монетки полмешка кукурузной муки. Другую, такую же монету, хозяйка поменяла у немца на пять камушков для зажигалки, пачку сахарина и иглу для швейной машинки.

Выслушав старушку, Ольга спросила:

–  А чемодан? Чемодан есть у него?

Хозяйка ответила, что есть, что все вещи иного– родних-эвакуированных на месте. Можно пойти и посмотреть, ничего худого в этом не будет.

Пошли к уцелевшему флигельку, который, очевидно, и уцелел потому, что по самые окна опустился в землю.

Внутри жилища было сыро, царил полумрак, пахло сажей. Печь непонятной конструкции была закопченной, в углу сложены в два яруса саманные блоки, покрытые сверху кукурузными листьями и соломой, что служило, очевидно, ложем для обитателей.

И тут Настенька обрадованно зашептала:

–  Вот он, вот, этот самый кожаный чемодан!

Под столом лежал потрепанный большой кожаный баул, не имеющий ни малейшего сходства с музейным чемоданом.

Оставаться в станице было незачем, они тепло распрощались с хозяевами и во второй половине дня благополучно добрались до домика лесника.

Когда на рассвете передвижная группа Воронина стала собираться к дальнейшему переходу, в горнице лесничихи на столе возвышались стопы горячих блинов, испеченных хозяевами ночью. Марья Авраамовна, крестя каждого солдата, вручала ему горку блинов с медом и желала благополучия и спасения от пуль антихриста.

По дороге в отряд Ольга все время думала о камушках, сахарине и иголках для швейной машинки. Все это в большом количестве имелось в чемодане капитана фон Гросса. В ее голове созрел дерзкий план.

С трудом преодолев крутые горные и предгорные просеки и проселки, «опель», наконец, выбрался на дорогу. Кроме Андрея и Ольги, в машине были старый партизан с бородой, которого в отряде все называли Савельичем и пожилая казачка Евдокия Пантелеевна.

Получив от партизанского казначея сумму денег в рублях и марках, камушки для зажигалок, сахарин и иголки, все четверо двинулись по базарам станиц, окружающих Спокойную, Предгорную, Отрадную… Цель была проста, но вместе с тем и опасна. Воронин долго не соглашался с предложением Иванцовой совершить такое торгово-поисковое турне по станичным базарам, доказывая, что именно базары всегда подвергаются облавам и прочесыванию гитлеровцами и полицией. Но Ольга стояла на своем. Если реликвии попали в руки местных жителей, они, естественно, начнут менять их на дефицитные вещи и продукты.

И вот они прибыли в одну из станиц. Во время оккупации базары заменяли не только универсальные магазины, но и радио, печать, агентство новостей и слухов. Здесь узнавали о положении на фронте, о готовящемся очередном угоне людей на работу в Германию и о многом другом. Зачастую базары собирались на рассвете и, если не было облав и арестов, они были открыты до позднего вечера. Без этого жизнь совсем замерла бы. На базарах толкались и немцы, и румыны, и итальянцы. Торговали всем: от гвоздей – до лошадей.

Роль Савельича и Пантелеевны заключалась в поиске золотых вещей, обменивающихся на дефицит – камушки, сахарин, иголки для швейных машинок и спички. Унтершарфюрер Иванцова и гауптштурмфюрер Паркета держались в стороне, охраняя их от полицаев и немцев. Когда Савельич показал одному станичнику свой товар, а Пантелеевна сахарин и иголку, откуда ни возьмись, протянулась загребущая рука полицая и схватила обоих. Пантелеевна жалобно запричитала. Ольга и Андрей тут же подошли к полицаю. Паркета схватил его за плечо и с силой отшвырнул в сторону, а Ольга осыпала его немецкой бранью. Тот сразу скис и поспешил скрыться в гуще базарной толпы.

После этого инцидента фильтрация базара продолжалась уже спокойно, но никаких ценностей, кроме обручального кольца и сережек с самоцветами, Савельич и Пантелеевна не обнаружили.

Оставаться в этой станице им больше не было смысла.

Так они объезжали станицу за станицей, но нигде содержимого «золотого» чемодана не встречали.

Двухдневное посещение базара в станице Спокойной также не принесло положительных результатов.

Столь рискованный план ничего не давал.

 

3

Объехав все станицы, «опель» прибыл, наконец в столицу уезда – Отрадную. Она походила на город, была более оживленной, с шумным базаром, на котором работало несколько мастерских и лавочек, и даже закусочные, ще можно было по баснословной цене перекусить и выпить кислого вина или шнапса.

Работал в станице и ресторан, открытый каким-то частным предпринимателем. На дверях его висела табличка: «Только для немцев».

Закусочные и ресторанчик были наводнены немцами, ехавшими на фронт.

Проезжая по улицам оккупированной станицы, Ольга вспоминала, как впервые на военкоматовской машине приехала сюда в августе, как смаковала арбуз вместе со спутниками, как выскользнули из-под бомбежки… Не думала, не гадала она тогда, что зимой, в фашистской форме, приедет сюда вновь на поиски чемодана.

Оставив машину в одном из дворов на окраине, направились к базару. Впереди шли «местные» Савельич и Пантелеевна, а Ольга и Андрей – на небольшом расстоянии за ними.

Базар был модный и шумный и чтобы «профильтровать» его, требовалось время. Ничего, заслуживающего внимания, на глаза не попадалось. Опять все те же обручальные кольца, сережки, янтарное ожерелье, серебряный браслет…

И вдруг Ольга увидела старушку, которая меняла разные вещи. Среди церковных книг она увидела изданную перед войной книгу-проспект «Керченский историко-археологический музей». Как завороженная потянулась она к этой книге. Спросила по-русски, на что хозяйка меняет ее. Старушка ответила: «Что пани офицерша предложит». Ольга, не задумываясь, отдала ей пакетик сахарина и пачку камушков. Это была баснословная плата по тем временам. Старушка долго не решалась взять предметы обмена, пока Ольга сама не вложила ей в руки товар. И та, не веря глазам своим, растерянно залепетала слова благодарности.

Все это видел полицейский й был очень удивлен, что немка так щедро заплатила за книжицу. Да еще отпечатанную на русском языке. Он шепнул что-то эсэсовскому ефрейтору, стоявшему рядом.

Вдруг базарная толпа всколыхнулась и начала стремительно растекаться в разные стороны. Послышались крики: «Облава!», отрывистые немецкие команды и топот убегающих людей.

Савельич и Пантелеевна подошли к своим покровителям, но никто не мог знать и предвидеть, как все обернется. А обернулось все не лучшим образом.

Когда Савельич и Пантелеевна, конвоируемые Ольгой и Паркетой, подошли к цепи гитлеровцев, окруживших базарную площадь, и унтершарфюрер бросила: «Это с нами», солдат, стоявший в оцеплении, вытянулся по стойке «смирно» и отступил в сторону, пропуская их. Но тут подошел, играя хлыстом, лейтенант и, вежливо отдав честь, сказал, обращаясь к гауптштурмфюреру, что господин обер-лейтенант желает поговорить с ним.

–  К сожалению, у нас весьма ограничено время, – вежливо ответила Ольга.

Но лейтенант заметил, что это не займет много времени и сделал приглашающий жест в сторону «хономага», у которого обер-лейтенант с двумя другими офицерами наблюдал за ходом облавы. Чуть в стороне стоял полицейский, видевший, как Иванцова выменяла книгу у старушки.

Ольга и Андрей почувствовали опасность. Паркета успел шепнуть Савельичу, чтобы они ждали их у машины, и сделал строгий знак ближайшему солдату: «пропустить». Лейтенант хотел возразить, но в это время в противоположной стороне базара раздались выстрелы, и он отвлекся, а затем корректно повторил приглашение пройти к его начальнику.

Ольга более твердо ответила, что времени у них нет, сделала шаг вперед. Но в это время к ним подошел сам обер-лейтенант и представился:

–  Начальник группы тайной полевой полиции 47-й пехотной дивизии обер-лейтенант Бруно Тетцлафф.

Это был молодцеватый, подтянутый, в кожаном меховом пальто офицер с холеным лицом. Паркета, издав хр иплый звук вместо приветствия, кивнул и молчал. Ольга же любезно объяснила, что господин гауптштурмфюрер после тяжелой операции горла и, к сожалению, разговаривать еще не может.

Обер-лейтенант сказал, что он неприятно поражен тем, что унтершарфюрер так опрометчиво нарушила строгий приказ германских властей и произвела обмен немецкого дефицитного товара на какую-то книжку.

При этом он взял из рук Ольга брошюру и брезгливо полистал ее.

Бегло просмотрев иллюстрации, Тетцлафф спросил:

–  Унтершарфюрер интересуется древним искусством?

–  Это мое любимое занятие в свободное от службы время, господин обер-лейтенант. Перед войной я изучала историю восточной культуры и все, что касается…

–  О, фрау! – восторженно произнес Тетцлафф. – Я тоже большой поклонник искусства и даже немного занимаюсь художеством. – И тут же пустился в пространный рассказ о своих работах в этой области. Затем, обращаясь к гауптштурмфюреру, неожиданно предложил – Если господин гауптштурмфюрер не возражает, то буду счастлив показать фрау унтершарфюреру свои работы и услышать из ее уст критические оценки моего творчества, а также получить квалифицированные советы…

Андрей издал хриплый звук, неопределенно пожав плечами. Взглянул вопросительно на Ольгу.

Ни Иванцова, ни Паркета не знали, что тайная полевая полиция занималась не только облавами, расстрелами. В ее обязанности входила охрана штабов, личная охрана командующего дивизией, представителей главного штаба, а также наблюдение за военными корреспондентами, художниками, фотографами, негласный и неусыпный контроль за тем, что и как они творят. Эта сторона деятельности всегда увлекала Бруно Тетцлаффа и он относился к ней с огромным вниманием.

Узнав о странном поведении унтершарфюрера и гауптштурмфюрера на базаре, обер-лейтенант сразу же послал своего офицера, чтобы познакомиться с ними и выяснить все, как и положено по службе. По чину он был ниже гауптштурмфюрера, но должность, которую он занимал, приравнивалась к чину майора. Он заподозрил что-то неладное и теперь ему оставалось только одно: не промахнуться, не упустить, а уж потом…

Внешне он казался спокойным, предупредительным Действия его не вызывали какой-либо настороженности у Иванцовой и Паркеты. И когда он стал настойчиво приглашать их к себе в гости отобедать вместе с ним, задержанным ничего не оставалось как согласиться.

Дом, в котором жил начальник полевого гестапо Бруно Тетцлафф, был трехэтажный. На первом этаже располагалась его резиденция, на втором – комнаты офицеров. Сам он почему-то предпочитал верхний этаж.

Обеденный стол был накрыт в просторной комнате с двумя дверьми. Одна вела сюда из коридора, другая – в соседнюю комнату, служившую и кабинетом, и спальней.

Обед обещал быть щедрым. Здесь – и коньяки, и вина, и разная снедь как из гестаповского снабжения, так и из награбленных местных продуктов.

Прежде чем сесть за стол, обер-лейтенант позвал денщика и отдал ему какие-то распоряжения.

За столом Бруно Тетцлафф говорил много, Иванцова была ему прекрасным оппонентом, Паркета – заинтересованным слушателем. Во время разговора Ольга спросила:

–  Как поступят с теми, кого задержали на базаре?

Гестаповец ответил, что некоторых расстреляют, наиболее сильных пошлют работать на линию обороны, а кое-кого, возможно, и отпустят.

–  За что же расстреляют некоторых? – поинтересовалась Ольга.

И гестаповец с нескрываемой злостью ответил:

–  За то, что вчера под машину генерала Кранбюлера была брошена связка гранат. К счастью, он остался жив, а его адъютант, офицер охраны и шофер убиты. – И тут же спохватился – Вот с кем надо было бы познакомиться вам, фрау унтершарфюрер. Генерал Кранбюлер очень большой знаток художественных ценностей!

Неожиданно он рассмеялся и добавил:

–  Представьте себе, генерал повсюду таскает за собой чемодан с музейными ценностями.

–  Из музея?.. Какого? – как можно спокойней поинтересовалась Ольга.

–  О, фрау, вы настоящая приверженка всего, что относится в искусству! – сделал Ольге комплимент Бруно. – Да, у генерала какое-то фантастическое отношение к этому чемодану.

Ольга, боясь насторожить Тетцлаффа, все же спросила:

–  Откуда вам, господин обер-лейтенант, известно о сокровенных делах генерала?

Тот, самодовольно улыбаясь, ответил:

–  Тайной полевой полиции положено все знать, унтершарфюрер.

Иванцова согласно кивнула головой и, как бы размышляя вслух, продолжила:

–  Что же в том генеральском чемодане может быть, если он так дорог одному из славных представителей генералитета фюрера?

На это гестаповец ответил, что в нем ценности из какого-то восточного музея, но описи у него пока нет. И, подумав немного, подчеркнул: «Пока нет».

–  Очень хотелось бы знать, господин обер-лейтенант, какие музейные реликвии хранятся в этом чемодане, – не скрывая любопытства, высказалась Ольга.

–  Предоставьте это мне, фрау унтершарфюрер. Генерал Кранбюлер базируется со своим штабом в Краснодаре. Бригадефюрер СС Вольфганг Кнопп тоже там со своим штабом. В августе из Киева к нему приезжал Франц Ауге, бригадефюрер СС. Он по поручению самого рейхсфюрера проводил со всеми нашими службами совещание. Бригадефюрер СС Франц Ауге, – повторил Бруно Тетцлафф.

–  Бригадефюрер Франц Ауге? – многозначительно посмотрела на Андрея Ольга.

Гестаповец, заметив это, спросил:

–  Не родственник ли гауптштурмфюрер Ганс Ауге бригадефюреру Францу Ауге?

Ольга помедлила с ответом, приняв вопрос за возможную ловушку. Затем с улыбкой взглянула на Андрея. Тот, выразив на своем лице недовольство, заерзал на стуле и что-то невнятное прохрипел. Встал и прошел к окну, растирая шею. А Иванцова вздохнула и сказала, что господин гауптштурмфюрер Ганс Ауге, как и бригадефюрер Франц Ауге, не любят подчеркивать свои родственные отношения и ссылаться на них. Об этом свидетельствует тот факт, что господин гауптштурмфюрер Ганс Ауге отказался в свое время от тепленького местечка в штабе и отправился со спецгруппой на фронт. Как истинный ариец, преданный делу фюрера.

–  Да, это похвально… – с некоторым сомнением в голосе произнес обер-лейтенант и пристально уставился на Ольгу. Затем он перевел такой же пристальный взгляд на гауптштурмфюрера, который уже сел на свое место. И вдруг Бруно Тетцлафф, опустив понятие э субординации, довольно четко спросил по-русски Паркету, не отводя от него взгляда:

–  Так вы родной брат бригадефюрера СС Франца Ауге?

Андрей вздрогнул, зрачки его глаз чуть заметно расширились и он вопросительно взглянул на Ольгу. Девушка была ошарашена вопросом на русском языке, и с сильным акцентом удивленно спросила гестаповца тоже по-русски:

–  О, господин обер-лейтенант говорит по-русски?

–  Служебный долг обязывает меня знать и этот язык, фрау унтершарфюрер, – закурил сигарету Бруно, продолжая внимательно наблюдать за выражением лица Паркеты.

Ольга сказанное обер-лейтенантом перевела на немецкий язык, и Андрей, сердито кивнув, строго посмотрел на фашиста. Затем что-то невнятно прохрипев, резко поднялся, сделал небрежный жест прощания и двинулся к выходу.

Ольга поспешила объяснить его поведение:

–  Я же предупреждала, что господин гауптштурмфюрер человек очень щепетильный и, когда речь снова зашла о родственных отношениях, то он…

Но Бруно Тетцлафф уже не слушал ее. Он загородил Паркете дорогу, вытаскивая из кобуры пистолет.

–  Прошу оружие и документы, Ганс Ауге. И ваши, фрау унтершарфюрер Инга Шольц.

За его спиной в распахнувшейся двери комнаты уже стояли с автоматами в руках унтер и два солдата.

Паркета понял: сопротивляться в настоящий момент бесполезно. Презрительно и надменно глядя на гестаповца, он вынул и протянул ему свои документы.

–  Очень удивлена вашим поведением, господин обер– лейтенант! – гневно произнесла Иванцова и подала свои документы тоже.

–  И оружие, Инга Шольц, – протянул руку гестаповец, а другой рукой расстегнул кобуру Андрея и вытащил оттуда его парабеллум.

Девушка демонстративно извлекла свой браунинг и чуть не швырнула его в лицо Тетцлаффу, но, перехватив спокойный, предупреждающий взгляд Андрея, сдержалась.

–  Прошу, – обратился немец к своим гостям, – вернуться и сесть за стол.

Когда Ольга и Андрей присели на прежние места, дверь комнаты, за которыми остались гестаповцы с автоматами, Бруно прикрыл. Он подошел к столу и стал рассматривать документы задержанных. К своему удивлению, он увидел улыбку на лице девушки. И чуть не вздрогнул, когда услышал клокочущий смех гауптштурмфюрера и его страдающее от боли лицо. Он сжимал обеими руками горло, как бы стремясь умерить раздражение гортани, вызванное смехом.

–  Ну господин обер-лейтенант? Понравились вам наши документы?! – брала инициативу в свои руки Ольга. Она встала и спокойно прошлась по комнате.

–  Унтершарфюрер Инга Шольц! – приказным тонок отчеканил гестаповец. – Прошу сесть и перестать паясничать! Это касается и вас, господин гауптштурмфюрер Ганс Ауге! – закричал вдруг Тетцлафф, швырнув на стол документы.

Ольга и Андрей поняли, что документы «прошли». Иванцова, не подчиняясь приказу гестаповца, с невозмутимым видом прошлась по комнате, остановилась напротив него и ледяным тоном произнесла:

–  Нам абсолютно наплевать на все ваши подозрения, господин обер-лейтенант. Если вы не хотите оказаться на передовой под Туапсе, то сейчас же прекратите эту дурацкую комедию! – И угрожающим тоном продолжала – Ваша холеностъ, молодцеватость накроется окопной глиной, если бригадефюрер Франц Ауге узнает, что его брат задержан… вами! Все это будет передано ему в подробном докладе. Советую опомниться, господин Тетцлафф! Вначале вы разыграли поклонника искусств, гостеприимного хозяина, а затем устроили это позорное дознание. Хотелось бы знать, на каком основании?

Бруно Тетцлафф все это время молчал. Было ясно: он не предвидел такого поворота событий. Теперь он сам оказался мишенью, а его гости превратились в нападающих. Вряд ли они вели бы себя так свободно и вызывающе, если бы за этим гауптштурмфюрером с больным горлом не стоял его брат – высокопоставленный чин в РСХА.

Перспектива попасть на фронт не прельщала обер– лейтенанта. Подумав, он встал и примирительно заговорил:

–  Дело в том, господа, что еще в сентябре радиостанция вашей службы была уничтожена десантом русских в горах Северного Кавказа. И гауптштурмфюрер Ауге, и унтершарфюрер Шольц, если мне не изменяет память, значатся без вести пропавшими. И вдруг такая встреча, да еще при весьма интересных обстоятельствах. Не странно ли все это, господа? Для меня это очень странно, – покачал он головой.

Ольга засмеялась и в тон ему ответила:

–  Странно то, господин обер-лейтенант, что вы не учитываете обстоятельств военного времени. Да, на нас действительно напали русские десантники, но нам чудом удалось спастись благодаря альпийским стрелкам спецотряда капитана фон Гросса. Затем мы пробыли некоторое время в полевом госпитале в Лабинске, □осле в индивидуальном порядке долечивались при штабе опять-таки того же спецотряда капитана Альфреда фон Гросса, и вот сейчас едем в Краснодар…

Иванцова замолчала и, пересилив себя, сквозь слезы сказала:

–  В Краснодаре бригадефюрер Франц Ауге должен показать своего брата профессору, и тот определит: сможет ли гауптштурмфюрер нормально разговаривать или его спишут… – Вытирая слезы, она отвернулась и отошла к окну.

Гестаповец хотел было вежливо осведомиться о госпитальных документах и направлении в Краснодар, но тут «гауптштурмфюрер» Паркета вскочил и начал гневно жестикулировать. Затем демонстративно забрал документы, оружие и решительно распахнул дверь комнаты. Ольга также забрала свои документы и браунинг и приказным тоном громко выкрикнула:

–  Уберите своих телохранителей, обер-лейтенант! О вашем поведении будет известно в штабе бригаде– фюрера СС Кноппа! – и вышла вслед за Андреем.

Совсем сбитый с толку столь решительным поведением задержанных, обер-лейтенант Тетцлафф заспешил за ними и, поравнявшись со своими недавними гостями, осведомился, не желают ли они воспользоваться его автомобилем.

Ольга гордо сообщила, что у них есть «опель», любезно предоставленный им капитаном фон Гроссом до Краснодара.

Когда они вышли на улицу, зимний день близился к концу. Опускались серые сумерки.

Иванцова сказала, что ежели он желает хоть немного сгладить свою вину, то пусть подвезет их на своем «хономаге» к месту, где они оставили «опель». Не тащиться же им по этой зимней слякоти через весь город и терять время, тем более по вине «гостеприимного» хозяина! Гестаповец с радостью пригласил их в машину и, помедлив, спросил:

–  Если вы не против, я провожу вас, господа, что, надеюсь также смягчит неприятный инцидент из-за этой книги. – и протянул ее Иванцовой.

Ольга улыбнулась, взяв книгу-проспект, и сказала по-русски:

–  Как это говорится у русских: кто старое помянет, тому глаз вон.

Бруно, воодушевленный тем, что лед напряжения начал таять между ними, рассмеялся, хотя на душе у него было скверно.

Коща подъехали ко двору, где стоял «опель», в котором томились в неведении Савельич и Пантелеев «на, было уже совсем темно.

Обер-лейтенант, выйдя из машины, нисколько не скрывал своего интереса. Он тут же подошел к «опелю» и посмотрел номера, где рядом с цифрами был изображен горный топорик.

«Так вот почему он поехал провожать!»– отметила мысленно Ольга.

Гестаповец удовлетворенно вскинул руку и сел в свой «хономаг».

Лишь к концу следующего дня «опель», петляя и съезжая с крутых спусков, благополучно добрался до подходящего места в горах, где можно было его надежно укрыть, а дальше Иванцова и Паркета пошли пешком.

В пути, как только улеглось нервное напряжение после пережитого, Ольга вспомнила о чемодане Кранбюлера. А вдруг это и есть чемодан из Керчи?

Андрей посматривал на Ольгу и догадывался о ее мыслях. За все время пути только один раз спросил:

–  Кранбюлер?

–  Да, – ответила Ольга.

 

4

В лагере Ольгу и Андрея с нетерпением ждал Воронин. Дело в том, что разведчики обнаружили в лесу линию немецкой телефонной связи. Подключившись к ней, они слышали разговоры гитлеровцев, но понять их и записать не могли.

Воронин, Паркета, Иванцова и еще два разведчика, обнаружившие связь, вышли к месту прохождения телефонной линии. Ольга стала прослушивать разговоры и переводить их, а Воронин и Паркета наиболее важное записывали в блокноты.

Так продолжалось до глубокой ночи. Было холодно. Выл ветер, валил мокрый снег. Плащ-палатки отсырели. Однако Воронин и не собирался покидать неуютный пост. И лишь когда стало совсем невмоготу, послал разведчиков в лагерь, чтобы те принесли горячую еду и сухую палатку.

Телефонная линия, как выяснилось из разговоров, связывала две воинские части 49-го горнострелкового корпуса Рудольфа Конрада. Обсуждались вопросы снабжения боеприпасами и прочими военными материалами. И только из разговора какого-то Вернера с неизвестным Йозефом проскочило сообщение об операции под названием «Бараний лоб». Что это означало, понять было нельзя, но можно было догадаться, что речь идет о местной операции в горах и, по всей вероятности, оборонного значения.

Да, тысяча девятьсот сорок третий год начался для гитлеровцев плохо. Все планы фюрера и расчеты его генералов оказались несостоятельными. Уже начиная с декабря германские войска стали отходить с Кавказа и Кубани, тащась по заснеженным дорогам. Подвоз боеприпасов и продовольствия по пересеченной местности был невероятно трудным, а вскоре и совсем стал невозможен. В подтверждение этого Иванцова прослушала и перевела доклад в виде телефонограммы о том, что транспортировка раненых с передовой в тыловой госпиталь сопряжена с огромными препятствиями. Метеорологические условия ужасные, санитары истощены…

Вернулись разведчики и принесли ужин, сухую трофейную палатку. А для Иванцовой притащили огромную баранью шкуру. Девушка тут же улеглась на нее, не отнимая от ушей телефона. Ночью разговоров почти не было, и Ольга дремала.

Утром связь ожила. Понеслись разговоры один за другим и Воронин с Андреем едва успевали записывать перевод Ольги.

Опять шла различная информация: и о том, что имеется всего лишь один довольно безопасный путь от Майкопа на Усть-Лабинскую, и о том, что моторизованные части испытывают острую нехватку горючего, и многое другое…

Вдруг Ольга замолчала, глаза ее расширились и она торопливо начала переводить разговор:

–  «О, этот счастливчик Гейнц, служит денщиком у полковника Борка, который ранен и теперь едет на лечение в Краснодар, под крылышко своего дяди генерала Кранбюлера… Гейнц будет сопровождать его.

–  Кранбюлер? Это тот, который таскает с собой трофейные чемоданы с добром?

–  Ты не ошибся, тот самый, и знаешь, что мне при встрече шепнул Гейнц? У Кранбюлера имеется особый чемодан…

–  Особый? Как это понять? Наверное, там много ценного?..

–  Еще бы! Он из банка. Гейнц собственными глазами видел… Горные стрелки полковника Борка нашли его у одной из этих деревень!

–  Но по приказу фюрера все драгоценности должны сдаваться в Рейхсбанк!

–  Он и не думает сдавать. Что он, дурак?.. Извини, меня, Вернер, но ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышал. Если узнает гестапо…

–  Черта с два, гестапо… Борк сам как гестапо! Он же СС!

–  Вернер! Прекрати… Заканчиваю разговор, подъехала машина командира…»

Иванцова сидела с окаменевшим лицом. Ну вот, опять очередное сообщение о предполагаемом месте нахождения «золотого» чемодана! Конечно, может быть, это не музейный чемодан, но уже во второй раз в связи с ним упоминается генерал Кранбюлер. Надо ехать в Краснодар, не теряя времени.

Воронин молча прочел записанный перевод. Сказал, что строить догадки можно бесконечно. Он считает, что надо проверить эти сообщения. Втроем они обсудили, как лучше организовать «командировку» Ольги и Паркеты в Краснодар.

Пока они ломали голову над тем, как и что предпринять, бойцы из лагеря принесли горячую кашу и чай, а также подали Воронину радиошифровки, полученные ночью. В одной из них отряду Воронина приказывалось усилить диверсионные операции на коммуникациях связи и путей сообщения его района. В другой шифровке сообщалось, что лейтенанту Воронину Виктору Павловичу присвоено очередное звание, а также повышены в звании и награждены другие разведчики.

По донесениям разведчиков отряда старшего лейтенанта Воронина, все дороги, ведущие от предгорья Северного Кавказа к Краснодару, были забиты отступающими немецкими войсками. В горах и долинах из-за мокрого снега застревали даже вездеходы на гусеничном ходу.

Ольга, Андрей и Воронин долго ломали головы, как добираться в Краснодар. Вначале было принято решение идти пешком до Мостовской, а оттуда уже по железной дороге ехать с «фрицами» через Лабинск, Курганинскую, Армавир и Кавказскую в Краснодар.

Этот путь был длинным и опасным. Было известно, что на каждой станции день и ночь дежурили полевые жандармы, которые проверяли всех подряд, невзирая на ранги. Но выбора не было, и этот путь был одобрен командиром.

Однако, когда все уже было готово к поездке, резко изменилась погода. Раскисшие дороги сковал мороз, и первоначальное решение было тут же отброшено. Ольга и Андрей стали срочно готовить к поездке «опель».

Из предыдущей «базарной» операции сделали вывод, что за рулем машины должен сидеть личный шофер гауптштурмфюрера СД. Для этой цели из отряда Воронина взяли одного из разведчиков, младшего лейтенанта Павла Денисенко, умеющего водить автомобиль и сносно знающего некоторые разговорные оборота немецкого языка. Он облачился в форму эсэсовца с документами некоего шарфюрера Фридриха Рунге и предстал перед Ольгой и Паркетой для инструктажа.

Тем временем Иванцова готовила Андрея по немецкому языку. Разговаривала с ним по-немецки и поправляла его ответа, просила по несколько раз повторять и заучивать произношение того или иного слова, предложения, фразы.

Ее уроки немецкого начались с того самого момента, когда они впервые стали играть роль немцев. Последующие встречи с гитлеровцами дали Андрею уже немалый практический опыт. Но объясняться с немцами он все еще не решался. И поэтому пришли к выводу, что, в зависимости от обстановки, он будет произносить что-то по-немецки хрипло и невнятно, ссылаясь на болезнь.

Документа пришлось оставить прежние, так как других подходящих не было, а эти уже прошли испытание, побывав в руках обер-лейтенанта полевого гестапо Бруно Тетцлаффа.

Из лагеря Ольга, Андрей и Павел вышли коща было еще темно. Их сопровождали до места стоянки «опеля» шесть бойцов с канатами, чтобы на спусках подстраховать автомобиль.

До Белореченска добрались без осложнений, если не считать, что при въезде в город их остановил у поста фельдфебель полевой жандармерии с двумя солдатами. Но увидев в машине трех эсэсовцев, да еще одного в звании гауптштурмфюрера, тут же почтительно отдал честь и хотел было по долгу службы проверить документы, но его опередила Ольга, строго спросив, как проехать к гестапо. Жандарм, отвернув голову, чтобы они не учуяли запах шнапса, начал старательно объяснять, а затем указал солдату рукой, дабы тот поднял шлагбаум для проезда машины господина гауптштурмфюрера.

Дорога, на которую они выехали после Белоречен– ска, была грунтовая, но хорошо укатанная колесами и гусеницами военной немецкой техники, прошедшей здесь совсем недавно. Продвигались медленно, так как было много обледенелых рытвин, и колеса «опеля» часто пробуксовывали.

Короткий январский день уже клонился к вечеру, и ночной приезд в город мог показаться жандармским постам подозрительным, поэтому было принято решение заночевать в близлежащей к городу станице.

Поздно вечером, уже при свете фар, въехали в такую станицу. Но уцелевших домов оказалось мало, да и все они были заняты гитлеровцами. Искать место, подвергая себя опасности, им было совсем ни к чему, поэтому пришлось проехать через эту станицу, пересечь железнодорожное полотно Новороссийск – Краснодар. Наконец они выехали к трассе, ведущей от Новороссийска к Краснодару.

По дороге в сторону Краснодара двигалась воинская часть. Путешественники тут же изменили свой план, решив вместе с колонной въехать в город.

Но не так просто было втиснуться в ряды этой военной армады. Немецкие солдаты не любили эсэсовцев и всеми мерами старались от них избавиться. Вот и сейчас, только благодаря искусству Павла Денисенко, «опель» все же вклинился в ряды колонны.

Медленно, но относительно благополучно, поздней ночью прибыли в Краснодар. Некоторое время машина катилась по улицам ночного города, затем свернула в один из переулков и поехала вдоль темных, казалось, нежилых домов.

Надо было искать подходящий для стоянки двор и стучаться к хозяевам с просьбой пустить их на ночлег. Дом избрали добротный, с массивными воротами и такой же калиткой. Постучали. К ним вышел немец в накинутом на плечи мундире унтер-офицера. Он недовольно спросил, что надо. Но взглянув на майшну, возле которой важно стоял гауптштурмфюрер, он отдал честь и сказал, что этот дом занят господином полковником фон Гольцем. Затем тихо добавил: «Из абвера». А потому не будет ли так любезен господин гауптштурмфюрер поискать место для постоя в другом доме. Паркета кивнул и сел в машину. Ольга, принеся свои извинения за беспокойство, вежливо спросила, не знает ли господин офицер, где живет генерал Кран– бюлер.

–  Кранбюлер, Кранбюлер… А-а, это генерал тылового хозяйства?

–  Да-да, господин офицер, – подтвердила Ольга.

Унтер сказал, что не знает, где живет генерал, но его штаб находится в районе железнодорожного вокзала.

Отъехав подальше от резиденции полковника абвера фон Гольца, остановились и устроили совет. Решили никуда больше не проситься на ночлег, а заехать на какую-нибудь глухую улочку на окраине города и заночевать прямо в машине, а утром искать штаб генерала Кранбюлера.

Проснувшись на рассвете, привели себя в порядок и отправились в район вокзала. Медленно объехав привокзальную площадь, осмотрели примыкающие к ней здания. Каких-либо указателей, что штаб хозяйства Кранбюлера находится здесь, они не обнаружили.

Ольга вспомнила, как вместе с директором музея Митиным в сорок первом прибыла в Краснодар на пароходике «Азов» из Славянской, везя с собой бесценные реликвии. С какими трудностями погрузились в эшелон… Ей показалось, что все это было во сне и так давно, что трудно поверить, были ли все на самом деле..

Очнувшись от воспоминаний, Ольга посмотрела на Павла и Андрея. Паркета прочел в ее глазах немой вопрос: «Почему мы ничего не делаем?» Андрей тут же предложил найти телефон и позвонить в штаб генерала Кранбюлера.

Вскоре они остановили бежавшего по улице со свертком под мышкой интенданта из гитлеровской администрации Краснодара и от него узнали, что рядом находится представительство «Континентального нефтяного общества», где можно воспользоваться телефоном.

В солидном многоэтажном доме на первом этаже за стеклянной перегородкой сидел мужчина в гражданской одежде. При виде эсэсовцев он вскочил. Узнав, что офицерам нужно, тут же предоставил им небольшую комнату, где стояли два письменных стола с телефонами.

Объяснил, что звонить через коммутатор, и тотчас вышел.

В штаб тылового хозяйства Ольга дозвонилась легко. На коммутаторе ее тут же соединили с приемной генерала Кранбюлера. Абонент, назвавшись капитаном Майснером, ответил, что господин генерал находится в частях и должен быть в штабе к концу дня. Тут же поинтересовался, кто его спрашивает и что передать господину генералу. Ольга назвала себя Бертой Циммерман, сообщив, что она приехала в Краснодар из Берлина и ей поручено передать кое-что лично господину генералу. На ее вопрос, где живет господин генерал, офицер ответил, что он живет непосредственно в здании штаба.

Выйдя из здания, поехали по указанному адресу к штабу генерала Кранбюлера.

Дом, в котором размещался штаб, ничем не отличался от соседних зданий. У входа не было какой-либо надписи. Не было и часовых. И только два немецких солдата с винтовками за плечами прохаживались по улице вдоль дома. Да еще стояло несколько легковых и крытых брезентом грузовых автомобилей. Жилые апартаменты, очевидно, находились где-то во дворе, куда вел арочный въезд с закрытыми воротами зеленого цвета.

Павел, хлопнув рукой по рулю, сказал:

– Неприступная Бастилия.

Да, зайти в штаб под каким-нибудь предлогом еще можно было, а вот пробраться в жилые комнаты генерала…

И вдруг Ольга вспомнила о родственнике генерала полковнике Борке и его болтливом Гейнце. Они должны быть где-то здесь, в Краснодаре, по всей вероятности, в госпитале.

Не теряя времени, стали объезжать местные госпитали. Но ни в одном из них полковника Борке не оказалось. Павел предположил, что где-то в городе должно быть управление немецкими лазаретами. Там, возможно, им удастся узнать, в каком госпитале находится этот самый Борте. Вскоре нашли центральный санитарный пункт, и Ольга Иванцова, оставив друзей в машине, пошла туда.

Принял ее доктор Карл Леман в звании капитана медицинской службы. Узнав о цели ее визита, он тут же вызвал лейтенанта и дал ему задание выяснить местонахождение раненого полковника Борке.

Лейтенант удалился исполнять поручение, а доктор Леман начал жаловаться, что наступило очень трудное время для его санитарной службы. Госпитали все переполнены, а раненые все прибывают и прибывают с Кавказа, Новороссийска, со всего Южного фронта. Размещать их здесь уже нет никакой возможности, а для отправки транзитом не хватает санитарных поездов, санитаров. Приходится использовать не только железнодорожный, но и автомобильный, гужевой транспорт. Участились случаи инфекционных заболеваний.

Унтершарфюрер сочувствующе поддакивала и вздыхала.

Вернулся лейтенант и доложил, что фамилия Борк в списках раненых, находящихся в госпиталях Краснодара, не значится. Возможно, полковник Борк проследовал транзитом дальше, так как условия для лечения старшего офицерского состава здесь не совсем благоприятные.

Доктор Леман связался с железнодорожной медицинской службой, чтобы выяснить, имел ли место такой факт. Действительно, как оказалось, полковника Борка сегодня утром отправили санитарным поездом по маршруту Ростов – Юзовка (Сталино, ныне – г. Донецк).

Ольга горестно вздохнула. Удрученная этим сообщением, она встала. Но доктор Карл Леман добавил, что ему также сообщили, что подробности о полковнике Борке можно узнать у его денщика ефрейтора Гейнца Крамера, который перед отъездом в отпуск проходит санобработку.

Иванцова поблагодарила доктора, уточнила, где находится санпропускник, и быстро сбежала по лестнице к выходу.

– Быстро на вокзал! – скомандовала девушка и уже в пути подробно рассказала о своем визите в санпункт, а в конце подытожила, что сейчас любыми путями необходимо перехватить ефрейтора Гейнца Крамера.

Военный санпропускник находился недалеко от вокзала. Гейнца они отыскали довольно быстро. И когда тот вышел из барака и зашагал к вокзалу со своим ранцем, к нему подошла Иванцова и спросила:

– Ефрейтор Гейнц Крамер?

Тот испуганно уставился на нее и представился: «Ефрейтор горнострелкового полка Гейнц Крамер». «Унтершарфюрер» поинтересовалась, не он ли денщик полковника Борка? Ошеломленный ефрейтор выдавил из себя утвердительный ответ. Тоща Ольга, строго глядя на него, пригласила немца в машину. Крамеру ничего не оставалось, как неуверенной походкой идти к автомобилю. Сев в машину и увидев гауптштурмфюрера, он совсем приуныл. От его одежды шел запах дезинфекции, и вид у него был очень бледный.

Машина пересекла город и, выехав на глухую окраину, где можно было бы спокойно допросить ефрейтора, остановилась.

Допрос вела Иванцова. Она сказала, что гестапо известно: солдаты полковника Борка у одной из станиц Северного Кавказа нашли чемодан с огромными ценностями. И вместо того чтобы сдать их в Рейхсбанк фатерлянда, он, Гейнц Крамер, стал соучастником этого гнусного сокрытия! Крамер отлично понимал, с кем имеет дело, и упираться не стал. Рассказал все, как было.

Да, действительно, солдаты полковника Вильфрида Борка нашли чемодан с ценностями.

–  Какие именно ценности были в том чемодане?! – дрожа от волнения, не удержалась Ольга.

Денщик ответил, что он их не видел, но полагает, что там были золотые монеты и ювелирные изделия.

Еле слышно Ольга приказала:

–  Обрисуйте, как выглядел чемодан?

После его слов Иванцова посмотрела на своих спутников и кивнула, мол, да, это чемодан из Керчи…

Крамер сообщил далее, что у полковника Борка дядя – очень важный генерал. Сам Герман Кранбюлер, который вызвал с фронта Борка к себе, и тот вручил ему этот чемодан в виде презента. При этих словах Ольга заметила, как Гейнц смутился и отвел глаза в сторону.

Глядя в упор на ефрейтора, она спросила:

–  Вы чем-то смущены, Крамер?

Тот невнятно произнес:

–  Полковник Борк очень хорошо относился ко мне, господин гауптштурмфюрер, – обратился он, соблюдая субординацию, к Паркете.

–  Смотрите мне в глаза! – одернула его «унтершарфюрер». – Что значит: «полковник хорошо относился ко мне?»

–  То, что я вот сейчас собираюсь в отпуск, вернее собирался…

Ольга немного смягчила тон:

–  Обещаю вам, ефрейтор Гейнц Крамер, что вы поедете в отпуск, если все правдиво расскажете и ответите на наши вопросы.

В глазах немца вспыхнула надежда и он быстро заговорил, как бы боясь, что его прервут.

–  Полковник ёильфрнд Борк не все содержимое чемодана отдал генералу Герману Кранбюлеру. Он оставил у себя… я, конечно, не хотел подсматривать, господин гауптштурмфюрер, но так получилось… Полковник Борк оставил у себя много золотых монет, колец и других ювелирных предметов. А когда он понял, что я знаю о его утайке, то грозился отправить меня на передовую. Но тут наши войска начали отступать. Полковник Борк получил тяжелое ранение, и я стал его доверенным лицом, так как только я мог сохранить драгоценности. И вот сегодня утром мой командир благополучно с помощью своего дяди генерала Кранбюлера отбыл из этого ада. А перед этим он вручил мне отпускное свидетельство, – закончил свой рассказ Крамер.

–  А золото, золотые предметы, которые утаил полковник, где все это?! – жестким голосом спросила Иванцова.

Гейнц замялся, а затем ответил, что он по поручению полковника Борка упаковал сверток в посылку и отправил по адресу, написанному самим полковником.

–  Майн Готт! – воскликнула потрясенная Ольга. И выскочила из машины, громко хлопнув дверцей.

Павел хотел было выйти за ней, но его удержал Андрей. Он знал, что сейчас Иванцова анализирует все услышанное от немца и лихорадочно ищет решение.

Действительно, Ольга сама не своя ходила вокруг машины. В голове ее роились разные мысли. Сознание того, что музейное золото попало в руки гитлеровцев, больно ранило ее душу. Подумать только: сокровища Керченского музея растащены! Часть их находится у генерала Кранбюлера, а часть уже отправлена в Германию. Вернуть их оттуда теперь немыслимо.

И вдруг Ольга села в машину и скомандовала Павлу гнать ее как можно быстрее опять к вокзалу.

 

5

Краснодарский вокзал был забит до отказа. Вся прилегающая к нему площадь также была запружена машинами, солдатами с ранцами, санитарами с носилками. А между ними шныряли патрули железнодорожного и полевого гестапо, проверяя то у одних, то у других отъезжающих документы.

Андрею и Павлу было рискованно оставаться одним в такой обстановке, и они все вместе направились к почтовому воинскому отделению. Машину поставили между вездеходом и забрызганным грязью лимузином.

В почтовом отделении было столпотворение еще большее, чем в самом вокзале. Почтовые чиновники, озлобленные невероятной нагрузкой, измученные, с воспаленными глазами, громко спорили с отправителями, но все же выполняли свои обязанности.

Ольга спросила Крамера, кому именно он сдавал посылку. Ефрейтор внимательно присмотрелся к лицам служащих и растерянно заявил, что среди них нет того, кому он сдавал.

«А где же он?!» – чуть не закричала Иванцова, но сдержалась, догадавшись, что посылку ефрейтора приняла утром ночная смена.

Взяв под руку Крамера и сделав знак Андрею и Павлу следовать За ними, вышла из отделения на перрон. Пройдя немного, они оказались у распахнутых настежь ворот багажного отделения, заваленного посылками и тюками.

Все четверо прошли через перегруженный отдел– пакгауз, не обращая внимания на крики железнодорожников, что сюда нельзя, что здесь прохода нет. Гауптштурмфюрер лишь грозно на них взглянул и цыкнул. Те сразу присмирели.

Минуя багажный пакгауз, они вышли к внутреннему входу почтовой конторы станции. В небольшой комнате с зарешеченными окнами они увидели худющего и бледного фельдфебеля в черной железнодорожной форме с красной окантовкой. Он сидел за столом, заваленным кипами реэстров и бланков, и что-то записывал, подсчитывая на счетах. Увидев «эсэсовцев», фельдфебель вскочил, поправил очки и, обращаясь к гауптштурмфюреру, спросил, чем может быть полезен господам офицерам.

Ответила, как обычно, Ольга. Их интересует отправленная вот этим человеком, указала она на ефрейтора, посылка полковника Борка, которую они хотели бы немедленно изъять, поскольку она является неопровержимым доказательством в раскрытии преступления государственной важности.

Фельдфебель вытянулся, щелкнул каблуками и ответил, что он готов выполнить их указание, но для этого нужны реквизиты почтового отправления. К сожалению, сказала Ольга, квитанции у них нет, но известно, что посылка отправлена полковником Борком в Германию и этого, наверное, вполне достаточно.

Тут, к великому удивлению всех присутствующих, Гейнц уточнил, что посылка отправлена не в Германию, а в Юзовку, в управление «Восточные сталелитейные заводы группы Отто Вольф» на имя доктора Эрнста Шульца. Это он очень хорошо помнит и может подтвердить под присягой.

Фельдфебель пригласил всех присесть и подождать, а сам вышел и вскоре принес целую пачку отправи– тельных карточек, в уголках которых мелькали фашистские эмблемы. Но карточки отравителя Борка он не находил. Принес еще такую же стопу. И в ней не нашел адресата, которого искал. И лишь в третий раз он вернулся с отравительной карточкой в руках и сказал, что сегодня утром в 9 часов 22 минуты посылка полковника Борка отравлена поездом литер В № 1758 по адресу: «Рейхскомиссариат Украины, Юзовка, управление «Восточные сталелитейные заводы группы Отто Вольф» на имя доктора Эрнста Шульца. И что он видит выход только один: дать телеграмму по линии об изъятии этой посылки и возвращении ее обратно, но для этого требуется официальное указание железнодорожной полиции.

Все встали, и унтершарфюрер сказала, что они так и сделают и попросила фельдфебеля снять копию с отравительной карточки. Когда фельдфебель вручил ей копию, они молча попрощались и вышли из конторки.

Идти в железнодорожную полицию они, конечно, не собирались. Выбравшись из вокзальной толчеи, сели в машину. Надо было где-то остановиться и все обсудить, но им мешал немец, покорно сидевший рядом.

Остановились на глухой и совершенно безлюдной улице. Иванцова потребовала у Крамера документы и посоветовала ему выйти прогуляться. Гейнц отдал документы, застегнул шинель и, съежившись, вышел из машины.

Ольга была подавлена. Возвращаясь к мысли о чемодане генерала Кранбюлера, она чувствовала себя беспомощной. Постоянное напряжение давало о себе знать. Ей хотелось упасть, уснуть, забыться, не думать ни о чем.

–  Я устала… я очень устала, ребята… – сказала она тихо.

Паркета заботливо произнес:

–  А давайте-ка устроим однодневный отдых. Как, Оля?

Иванцова ничего не ответила, она молча смотрела на прогуливающегося Гейнца Крамера. «Его надо отпускать, нужно сдержать слово, – думала она. – Правда, в отпуск он может поехать и завтра, ничего страшного, если потеряет один день. И все же… А для чего он им вообще? Для чего?»– задавала она себе вопросы и не находила ответа.

Ольга открыла дверцу машины и позвала ефрейтора. Когда он сел на прежнее место рядом с ней, она стала расспрашивать его о генерале Кранбюлере, видел ли он его в лицо, почему генерал не приехал и не проводил своего раненого племянника? Гейнц ответил, что вместе с полковником Борком был у Кранбюлера в Краснодаре, и тот даже заметил Борку, почему у него денщик в звании ефрейтора, а не фельдфебеля или, скажем, унтер-офицера. Ну а проводить своего племянника генерал не смог по той простой причине, что находится сейчас в отъезде, но он знал о ранении полковника Борка и именно благодаря его заботам тот уехал в Юзовку, в лучший госпиталь, куда попасть не каждому дано…

Осведомляясь о генерале Кранбюлере, Иванцова искала какое-то решение проблемы, мучившей не только ее, но и ее друзей. Как, каким образом войти в контакт с этим генералом, добраться до его чемоданов и конфисковать сокровища?

Гейнц Крамер довольно профессионально начертил план входа в штаб и расположения жилых комнат Кранбюлера, рассказал о том, что денщиком у него служит лейтенант Вильгельм, а адъютантом, кажется, майор по фамилии… нет, фамилии он не помнит. Строгий и высокий такой. Есть у генерала собака, черная, с гладкой шерстью, на высоких ногах, злющая, но породы он тоже не знает.

Вдруг Иванцова спросила, нет ли у ефрейтора каких-либо ценных вещей полковника Борка, которые он мог бы передать генералу Кранбюлеру от имени его  племянника. Тот обвел всех удивленным взглядом и покачал головой. Разумеется, таких вещей у него нет и быть не может. Разве что вот эти часы – он извлек из кармана часы марки «Павел Бурэ», которые достались полковнику в виде трофея и которые он великодушно подарил ему, своему денщику.

– Но мог же полковник Борк передать что-либо ценное генералу, – как бы размышляя и в то же время спрашивая ефрейтора, произнесла Ольга.

Тот подтвердил. Конечно, мог бы, если бы у него было что-нибудь помимо того, что он отправил посылкой.

Отвечая на вопросы Иванцовой, ефрейтор Крамер все больше и больше настораживался, начиная понемногу понимать, что «эсэсовцы», задержавшие его, ведут себя как-то очень странно. Шарфюрер, сидящий за рулем, и гауптштурмфюрер в беседе почему-то не участвуют, только слушают, иногда кивают. Говорит лишь унтершарфюрер, младший по чину. Кроме того, все это происходит не в гестапо, а в машине, на пустынной улице. Что-то здесь не так…

Зимний день клонился к вечеру. Ольга, обведя взглядом потускневшую, слякотную улицу, сказала ефрейтору, что она весьма сожалеет, но уехать сегодня ему не удастся.

И тут Гейнц Крамер неожиданно для всех, забившись в угол, вдруг выпалил, что они не настоящие эсэсовцы, не те, за кого себя выдают. Пораженные Ольга, Павел и Андрей уставились на него.

После некоторого замешательства Ольга спросила довольно спокойно, почему он сделал такой вывод.

Ефрейтор ответил, что СС так себя не ведет, не допрашивает солдата в машине. А господа гауптштурмфюрер и шарфюрер все время молчат, как немые, что весьма странно. Но как бы то ни было, добавил Гейнц, он будет выполнять все указания и отвечать на вопросы с одним лишь условием, чтобы ему позволили отбыть в отпуск.

Ольга заверила его, что все будет выполнено, как обещано, если ефрейтор Крамер будет вести себя благоразумно и делать то, что ему скажут, и не будет ломать голову над своими бредовыми предположениями и выводами. Здесь задают вопросы они, а не он, ефрейтор Гейнц Крамер. Ему остается лишь одно: отвечать, когда его спрашивают.

Затем девушка наклонилась к уху Павла и тихо сказала:

– Поезжай к базару и как можно быстрее.

«Опель» подкатил к базарной площади. Был уже вечер, но на базаре толпилось еще много людей. Здесь Ольга отыскала то, что ей было нужно: хрустальную массивную чашу с золотой окантовкой и красивую статуэтку из фаянса, изображавшую какого-то восточного императора. Выменяла она эти вещи на сахарин и камушки для зажигалки, предусмотрительно взятые из лагеря для обмена.

От базара вернулись к зданию, где размещалось представительство акционерного нефтяного общества.

На проходной сидел уже другой немец, в гражданском костюме. Он встал, ответил на приветствие и вопросительно уставился на вошедших офицеров. Ольга объяснила, что им необходимо воспользоваться телефоном, именно отсюда они уже звонили сегодня утром.

Охранник тут же услужливо открыл дверь комнаты с телефоном.

Иванцова попросила коммутатор соединить ее со штабом генерала Кранбюлера, затем вежливо спросила, у себя ли генерал и может ли она с посыльным полковника Борка навестить его по поручению полковника Борка. Ей ответил дежуривший в это время майор Штудент: к сожалению, господина генерала еще нет, он находится в частях, и неизвестно, когда появится.

Ольга поблагодарила и положила трубку. Нахмурившись, молчала. Вдруг ее осенила новая мысль. Она опять сняла трубку и попросила соединить ее с железнодорожной полицией. А когда в трубке отозвался голос дежурного офицера, Иванцова официальным тоном сообщила, что она звонит из штаба бригадефюрера Кноппа по поручению бригадефюрера СС Франца Ауге, чтобы немедленно изъяли посылку из почтового вагона поезда литер В № 1758, который ушел из Краснодара в 9 часов 22 минуты в сторону Ростова…

Но дежурный офицер прервал ее и ответил, что, к сожалению, этот приказ выполнить невозможно, так как названный поезд в 13 часов 12 минут взорван партизанами и вагоны сожжены.

Ошеломленная услышанным, Ольга, забыв сказать обычное «хайль», медленно опустила трубку. И хотя она уже свыклась с мыслью, что посылка полковника Борка безвозвратно потеряна, это сообщение удручающе подействовало на нее.

Андрей и Павел вопросительно смотрели на Ольгу. Она приказала Крамеру сесть в дальнем углу комнаты, а сама со своими друзьями отошла в противоположный угол и тихо им обо всем рассказала. Затем опять позвонила в штаб генерала Кранбюлера, и опять ей ответили, что генерала еще нет.

Когда они собирались уходить, дверь отворилась и в комнату вместе с охранником вошел седовласый, в очках, пожилой немец в форме майора и представился доктором Шмицем, возглавляющим сейчас представительство этого акционерного нефтяного общества.

Все ответили на его приветствие, и Ольга с мягкой улыбкой объяснила, что они отбывают на фронт завтра, но, к сожалению, вокзал и все гостиницы забиты, и они вынуждены прибегнуть к помощи господина генерала Кранбюлера, с которым господин гауптштурмфюрер в очень хороших отношениях, кивнула Ольга на Паркету. Но генерала все нет и нет на месте. Они очень благодарны господину доктору Шмицу, что его сотрудники так любезно предоставили им возможность воспользоваться телефоном.

И тут доктор Шмиц, к великой радости Ольги, ответил, что он рад оказать услугу господам офицерам не только телефоном, но и ночлегом. И обратился к охраннику:

– Кауфман, поселите господ офицеров в комнате убывших Цвишена и Роллермана, пусть они отдохнут как следует.

Пожелав им всем удачи на фронте, доктор Шмиц откланялся и с чувством выполненного долга ушел.

Все были очень довольны таким поворотом событий.

Комната, куда их поселили, находилась в конце коридора. Она была довольно уютно обставлена. Здесь стояли три кровати, шкаф, стол, стулья, на окнах – герань и кактусы. На стене висел портрет фюрера, в углу приткнулся небольшой столик, на нем – телефон. «Как в гостинице», – отметила про себя Ольга.

За сохранность машины беспокоиться не пришлось. Охранник любезно открыл ворота во двор представительства и указал место стоянки.

Вещи и продукты Павел и Андрей из машины принесли в комнату. Все были очень голодны и сели ужинать. Ефрейтора тоже пригласили к столу. Он расстегнул ранец и достал свой солдатский паек: хлеб, кусок заплесневелой колбасы и банку консервов.

Но Ольге почему-то стало жаль его и она приказала все съестные припасы спрятать обратно. Тогда Крамер положил на стол флягу, сказав, что это подарок полковника Борка. Отличный коньяк!

Поистине получился ужин-пир.

Ночь прошла спокойно. Утром Иванцова первым делом позвонила в штаб. Ей ответили, что генерал Кранбюлер еще не приезжал и когда он появится, неизвестно.

Утро прошло в ожидании. В открытой части тумбы, где стоял телефон, Ольга нашла небольшой радиодинамик, включила его. Она пошла к выходу и увидела, что прежнего цивильника-охранника сменил уже другой в военной форме, но без знаков различия. В здание общества то и дело входили сотрудники. И в военной, и в гражданской одежде.

Когда «унтершарфюрер» вернулась в комнату, диктор немецкого радио сообщал: «… На Кавказе русские предприняли при помощи сильно выдвинувшегося танкового соединения попытку атаковать Минеральные Воды. Благодаря решительным действиям одного саперного соединения, которое с небольшим количеством противотанковых орудий упорно оборонялось, попытка противника совершить нападение на город была отбита… Остатки советских войск отброшены далеко на восток…»

В этот момент в комнате раздался хохот. Смеялся Крамер. Все удивленно посмотрели на него. А ефрейтор, еле сдерживая себя от негодования, быстро выхватил из ранца карту, развернул ее на столе и, захлебываясь от горького смеха и возмущения, затараторил, как бы опасаясь, что ему не позволят высказаться. Он тыкал пальцем в карту и почти кричал, что Минеральные Воды уже у русских, что немецкие войска отступают вдоль железной дороги на Суворовскую. Левое крыло фронта смято, войска бегут, потоки людей, машин и лошадей несутся уже в сторону Ставрополя и Краснодара…

Гейнц Крамер стоял над картой в окружении «эсэсовцев» словно полководец и гневно говорил, что ему все известно со слов полковника Борка и от этой вот, доставшейся от него, карты. Он говорил, копируя, очевидно, своего хозяина, что генерал-полковник Клейст пытается остановить наступление русских, и от этого немецкие дивизии лишь расползаются, оставляя на заснеженных дорогах тысячи трупов, сожженные машины, технику. Это он видел собственными глазами. Правда, сказал затем Гейнц, правое крыло Клейста стоит неподвижно в предгорьях Западного Кавказа…

При этом Ольга, Паркета и Павел переглянулись. Именно там находится отряд старшего лейтенанта Воронина, и оттуда они позавчера выехали сами, но этого ефрейтор Крамер не знал. Он, все так же волнуясь, продолжал говорить о том, что генерал-полковник Клейст еще держит Новороссийск, горные станицы севернее Туапсе, Майкопа. Но долго так не продержится, настроение немецких солдат упадническое, они смотрят не вперед, а назад… И тут он осекся, отступил от карты и замер. Паркета спокойно сложил карту, протянул ее ефрейтору и, дружески похлопав его по плечу, сказал по-немецки, что все будет хорошо, а фашизму скоро капут.

Ольга и Павел пристально посмотрели на Крамера. А он, поняв, что ему ничего не грозит, улыбнулся и быстро закивал, тараторя: «Да, да, да! Гитлер капут, капут!..»

Павел не удержался и расхохотался. Засмеялись также Паркета и Ольга, а за ними и Гейнц Крамер.

В это время в дверь постучали. Ольга коротко бросила: «Войдите». Все замолчали и замерли в ожидании. На пороге выросли унтер-офицер и солдат из тайной полевой полиции, за ними видны были настороженные лица охранника и лейтенанта интендантской службы.

Обе стороны, обменявшись приветствиями, какое-то мгновение смотрели друг на друга. Затем гауптштурмфюрер, поправив форму, хрипло спросил по-немецки, что случилось, и тут же закашлялся, схватившись за горло.

Ольга быстро хлюпнула из фляги коньяка в кружку и заботливо поднесла ее Паркете, объяснив полицейским, что господин гауптштурмфюрер болен. Затем спросила, чем они обязаны их визиту?

Унтер-офицер и прибывшие с ним по-прежнему стояли в дверях, не решаясь войти в комнату. Наконец унтер-офицер сказал, что пришли они сюда по долгу службы. Их интересует «опель». Судя по номеру, машина была похищена неизвестными осенью прошлого года в Лабинске, о чем были уведомлены все соответствующие службы Краснодарского гебитскомиссариата, имеющие отношение к автотранспорту. И вот господин лейтенант Каас, механик этого учреждения, придя сегодня утром на службу, увидел во дворе разыскиваемый «опель».

Пока унтер-офицер объяснял все это, в голове у Ольги уже родилась версия. Когда он закончил рассказывать, у нее был готов ответ. Она весело сказала:

–  Ах, вот в чем дело! Ефрейтор Гейнц Крамер, объясните же господину унтер-офицеру, что это машина полковника Борка, которая доставила его, тяжелораненого, к вокзалу. Эта машина в самом деле была подобрана его солдатами у какой-то станицы. В последнее время она хорошо послужила полковнику Борку, не так ли, ефрейтор?

Гейнц вначале не понимал, что от него хотят, немного растерялся, но быстро опомнился, ведь Ольга сама подсказала ему, что нужно говорить. Он вытянулся, щелкнул каблуками и отчеканил:

–  Так точно, господин унтер-офицер! Эта машина полковника Борка, который тяжело ранен и сейчас находится в госпитале.

Уловив подбадривающие взгляды «эсэсовцев», ефрейтор пустился в пространный рассказ о том, как эта машина попала к его командиру, как он за ней ухаживал, как тяжело ранили полковника Борка, как они с трудом добрались до Краснодара…

Болтовня его скоро надоела унтер-офицеру, он небрежно прервал Крамера, сказав, что все ясно. Затем, повернувшись к гауптштурмфюреру, с сожалением заявил, что машину придется задержать, чтобы возвратить ее законному владельцу. Ефрейтору Гейнцу Крамеру необходимо пройти с ними в комендатуру и обстоятельно описать все то, что он рассказал.

Ефрейтор испуганно взглянул на разведчиков, отступил в сторону и пробормотал:

–  Да, господин унтер-офицер, конечно, но у меня отпуск, я должен ехать… Сегодня ехать, вот документы…

И тут на помощь пришла Ольга, заявив, что ефрейтор так и сделает, но после визита к генералу Кранбюлеру, который вот-вот должен их принять по очень важному и срочному делу, по поручению бригадефюрера СС Кноппа. И она направилась к телефону, сняла трубку и строгим голосом попросила соединить ее со штабом генерала Кранбюлера.

Унтер-офицер, услышав такие фамилии, извинился, сказав что да, конечно, разумеется, после их визита, отступил и притворил за собой дверь.

Ольга быстро вышла за ним и крикнула вслед, что гауптштурмфюрер просит не лишать их пока машины до визита к генералу, а после визита ефрейтор прибудет на ней в комендатуру.

Немец немного помедлил, но затем кивнул в знак согласия.

Ольга в очередной раз позвонила в штаб генерала Кранбюлера и с нетерпением ждала ответа. Выслушав, устало опустилась на стоящий рядом стул и медленно положила трубку.

Андрей и Павел шагнули к Ольге, ни о чем не спрашивая. А она вдруг вымолвила по-русски:

–  Генерал Кранбюлер тяжело ранен и сегодня ночью самолетом отправлен в Юзовку.

Услышав русскую речь, ефрейтор Крамер сжался и испуганно отступил в угол комнаты, глядя на унтер– шарфюрера стеклянными глазами.

–  Нам надо поскорее убираться отсюда. Оставаться здесь опасно, – сказала Ольга своим боевым друзьям.

И тут все оглянулись на ефрейтора. Он забился в угол и лепетал:

–  Я был прав, что вы не те, за кого себя выдаете… Вы партизаны, партизаны, да?!

Ольга грозно крикнула, чтобы он замолчал. Крамер умолк, но через несколько секунд дрожащим голосом тихо спросил:

–  Вы убьете меня?

Иванцова подошла к нему и постаралась успокоить, заверив, что убивать его никто не собирается. И что выход у него только один – быть с ними.

Ефрейтор улыбнулся, все еще дрожа, затем протянул одну руку Ольге, а другую, сжав в кулак, поднял над головой и с расстановкой произнес:

–  Рот фронт!

Иванцова спросила его:

–  Коммунист? Антифашист?

Крамер ответил, что нет, ни тот, ни другой, и, конечно, не нацист, а говорит так потому, что эти слова еще до войны писали на домах в Германии те, кто был против Гитлера.

Коща сели в машину, Ольга приказала Павлу ехать в штаб генерала Кранбюлера. Паркета и Денисенко очень удивились столь неожиданному решению. Ведь генерала там нет, а потому, считали оба, им там делать нечего. Но когда Иванцова поделилась с ними дальнейшим планом действий, они согласились.

Перед тем как отъехать от здания представительства, провернули одну маленькую операцию.

Во дворе, садясь в машину, они увидели, как худощавый замасленный шофер одного из грузовиков тужился поудобней устроить двухсотлитровую бочку с бензином. У Павла сразу же возникла идея – ведь запас бензина у них был невелик, а тут такая возможность. Нельзя ее упускать. Он взял две пустые канистры и хотел было идти с ними к грузовику. Но его остановил Гейнц. Ефрейтор забрал у Павла пустые канистры и пошел к шоферу сам. Он решительно подошел к грузовику и переставил шланг из его канистры в свою. Когда тот собрался было возразить, Крамер тут же сунул ему в руку десятимарочную купюру. Шофер оглянулся на охранника у ворот, убедился, что тот ничего не видит, и помог наполнить обе канистры. Гейнц по-дружески похлопал его по плечу и быстро вернулся к машине.

Вскоре «опель» остановился у штаба тылового хозяйства гитлеровцев.

Паркета и Денисенко остались в машине. В штаб пошли Ольга и Крамер. Внутри их остановил солдат с автоматом на груди и указал на дежурного лейтенанта за столом с телефонами.

Лейтенант поднял голову и вопросительно посмотрел на унтершарфюрера и ефрейтора, ответив на их приветствие.

Ольга сказала, что у них очень важное дело к генералу Кранбюлеру, но поскольку он ранен, они хотели бы видеть его адъютанта. Господина майора…

Лейтенант одернул форму и попросил их подняться на второй этаж в приемную генерала, где они смогут увидеть майора Бернгарда.

Майор Бернгард оказался весьма любезным и приветливым. Он внимательно выслушал Ольгу. Ефрейтора он видел, когда тот вместе с полковником Борком приезжал к генералу.

Когда Ольга сказала, что она с ефрейтором еще вчера хотела лично вручить господину генералу сувениры в знак благодарности от полковника, Бернгард воскликнул:

– Так это вы звонили вчера целый день?! Похвально, похвально! Ваша исполнительность, фрау унтершарфюрер, безусловно, понравилась бы генералу. – Майор одобрительно покачал головой и заметил – Я сразу же узнал ваш голос, сразу…

Ольга немного смутилась от такой похвалы и продолжила, что вот теперь они следуют в отпуск, а подарки не переданы по назначению. Сувениры у них на руках и они считают своим долгом выполнить поручение полковника Борка, но не знают как. Везти же ценности с собой небезопасно, так как на границе рейха их могут конфисковать с нежелательными последствиями для всех.

Майор согласно закивал головой. Встал, прошелся, немного подумал и сказал:

–  Сейчас полковник Борк и генерал Кранбюлер находятся в одном и том же городе, – подошел он к карте и ткнул пальцем в кружочек. – И, возможно, в одном госпитале. Но как туда отправить эти вещи?

Ольга тут же спросила:

–  А чемоданы, личные вещи господина генерала, наверное, будут отправлять туда?

Адъютант рассмеялся и ответил, что все походные вещи господина генерала отправлены вместе с ним и с его денщиком. Да и вещей-то у него всего два чемодана…

Неожиданно для Ольги майор предложил:

–  А почему бы вам, фрау унтершарфюрер, самой не навестить полковника Борка, а заодно и генерала Кранбюлера и лично вручить ему презенты? И вам, ефрейтор? – взглянул он на Крамера.

Ольга тяжело вздохнула и ответила, что это было бы неплохо, но надо иметь дорожные документы и в запасе хотя бы несколько дней на дорогу им, отпускникам.

Майор Бернгард с улыбкой заметил, что это можно устроить. В штабе им выдадут командировочные предписания с соответствующим поручением, что не сократит, а наоборот, продлит их отпуск.

Ольга опустила глаза и виновато произнесла:

–  О, господин майор, все было бы отлично, если бы не одно обстоятельство…

Бернгард удивленно поднял брови и поинтересовался, что это за обстоятельство?

На ходу придумав версию, Ольга поведала, что едет она в отпуск вместе с гауптштурмфюрером, ее женихом, во время отпуска они должны получить благословение своих родителей… Но если она поедет в Юзовку, то… Одним словом, разлука совсем не ко времени. Она не знает как быть, на что решиться.

Майор снисходительно улыбнулся и успокоил Ольгу, сказав, что документы не проблема устроить и ее жениху.

Все шло как нельзя лучше. Ольга воспрянула духом. Maдop поднял трубку телефона и пригласил к себе обер-лейтенанта Дитмара из отдела перевозок. Когда тот вошел, он поручил ему оформить проездные документы на фамилии, которые назовет унтершарфюрер, по маршруту Краснодар – Ясиноватая – Юзовка на эшелон литер Д № 1837.

В помещении, куда вошли Ольга и Крамер с Дит– маром, стоял шум и гам. Клацали пишущие машинки, офицеры кричали в трубки телефонов, ругались, требовали, записывали. Одним словом, здесь шла кипучая снабженческо-хозяйственная работа.

Документы были готовы быстро. Ольга и Крамер долго не задержались. Дитмар вручил им удостоверения на всех четверых. В последнюю минуту Ольга назвала фамилию шарфюрера Фридриха Рунге – Павла Денисенко.

Ольга уже держала в руках все четыре удостоверения и хотела встать, дабы поблагодарить обер-лейтенанта, как вдруг ефрейтор Гейнц Крамер, который собирался уже давно что-то сказать, вставил:

–  Но, унтершарфюрер Шольц, вы забыли о нашей машине, ее тоже надо погрузить. Она, как сказал господин майор, вполне может пригодиться там генералу Кранбюлеру.

Ольга чуть было не вскрикнула от такой нагло рискованной, но и своевременной инициа тивы Гейнца. А обер-лейтенант лишь пожал плечами, тут же достал из сейфа карточку, спросил о марке машины, заполнил ордер, прихлопнул печать и объяснил, где находится место погрузки эшелона.

Ольга торжествовала. Такая удача!

Выйдя на улицу, Ольга и Крамер остановились как вкопанные. Среди автомобилей их машины не оказалось.

Они прошли до угла, вернулись, направились к другому перекрестку, но «опеля» нигде не было.

И тут один из водителей стоящих у штаба машин, высунувшись из окна дверцы, негромко спросил:

–  Господа кого-то ищут?

Когда Ольга расспросила о машине, он сообщил, что недавно сюда налетел патруль гестапо и стал придирчиво проверять документы. Один «опель» задержали, он сам это видел. За руль машины сел оберштурмфюрер, возглавляющий патруль, и они уехали.

Потрясенная Ольга выпалила:

–  Куда?! Куда уехали?!

Шофер, пожав плечами, предположил:

–  В гестапо, наверное.

Случилось именно то, чего Ольга так опасалась,  оставляя своих друзей одних. Она ругала в душе себя,  что оставила их в машине. Надо было немедленно  что-то предпринимать. Надо выручать их. Но как? В голове  Ольги вихрились самые разные предположения, догад ки, но ясно было одно, что Андрей и Павел попали  в руки службы безопасности. Выручать, спасать их…

Ольга быстро зашагала по улице в направлении к  гестапо. Крамер еле поспевал за ней, время от времени  бросая участливые взгляды на унтершарфюрера.

Вдруг Ольга остановилась и сказала:

–  Гейнц, я надеюсь на данное вами слово, на вашу честность и порядочность. Не вздумайте что-либо изменить в своем решении. Ваша безопасность всецело зависит от безопасности моих… товарищей. Возвращайтесь сейчас же к штабу и дежурьте на случай, если там каким-то чудом объявится наш «опель». И ждите меня, Гейнц. Ждите. Я обязательно приду. – И она заспешила дальше.

Крамер почти бегом устремился к штабу, но Иванцова тут же окликнула его. И когда он подошел к ней, она протянула ему его солдатскую книжку и отпускное свидетельство.

Крамер взял документы и тихо прошептал:

–  Благодарю вас… Инга Шольц… – и вдруг как-то несмело, непривычно вымолвил – Товарищ… Инга Шольц.

Иванцова не шла, а бежала по улице, не замечая никого вокруг. Ею рукозодило лишь одно стремление: скорее прийти на помощь товарищам, попавшим в беду.

Неожиданно она увидела «опель». Он стоял напротив здания гестапо. Ольга бросилась к машине, рванула дверцу и едва не закричала от радости: в машине сидели Андрей и Павел. Иванцова обессиленно упала на сиденье и почти со слезами молвила:

–  Ну разве так можно?!

Павел вместо ответа ранул машину с места и на предельной скорости погнал ее по улице.

Немного успокоившись, Ольга сказала, что надо забрать Гейнца Крамера у здания штаба. И тут же добавила:

–  Товарищу Гейнцу Крамеру можно верить. Я расскажу потом, как все было… А вы лучше скажите, как удалось выбраться из гестапо.

Оказывается, разведчики и не попадали туда. Когда налетели гестаповские мотоциклисты и начали проверять документы у водителей машин, стоящих в другом конце улицы, они поняли, что шутки плохи, и тут же уехали в другую сторону. Но и там дежурили два мотоциклиста. Они уже хотели остановить «опель», но, увидев в нем гауптштурмфюрера, пропустили. Выждав время, Денисенко и Паркета вновь подъехали к штабу. Гестаповцы уже убрались. Около штаба один из шоферов сказал им, что ефрейтор и унтершарфюрер побежали в гестапо за задержанным «опелем». Разведчики поняли всю опасность, нависшую над Ольгой, и помчались следом.

Забрав у штаба томившегося в ожидании ефрейтора Гейнца Крамера, Иванцова объявила боевым друзьям, что они отправляются в Юзовку.

Андрей помолчал несколько минут, о чем-то размышляя, затем категорически заявил, что ни он, ни Павел не имеют права ехать в такую даль без разрешения своего командира.

Иванцова обиделась и резко ответила:

–  Вы не знаете истинной цены этим документам!

Однако Паркета был непреклонен. Он достал хрустящую пятимарочную купюру и быстро записал на ней ряд цифр. Затем попросил Павла ехать в центр города, к кинотеатру. Там Паркета отыскал кассира-связника и вручил ему шифровку для передачи в отряд.

Поняв его действия, Ольга и Павел без лишних расспросов стали ждать ответа. Надеялись получить его к вечеру. А пока помчались к товарной станции, выяснить, когда будет отправляться литерный поезд.

Здесь они узнали, что нужный им эшелон будет сформирован к утру.

Поздно вечером «опель» подкатил к безлюдному кинотеатру, и Паркета Отправился к связнику. Его долго не было. Все начали уже волноваться. Наконец Андрей появился и все с облегчением вздохнули. Паркета сел в машину и сказал:

–  Воронин дал добро.