Обвал.
«…а год уйдет, и больше не вернется, не повторится в жизни никогда…»Строчки из песни.
На следующий день после того, как я пришел в себя, я узнал подробности драки. Бешеный добить меня не смог, так как я, с последних сил, бросив камень, угодил острым углом ему точнехенько ему в глаз! Скажете, глупо?! А то! Сам удивляюсь своей везучести! В общем, теперь убить меня хотел только «подружка» Бешеного, но так как скорости его передвижения значительно уменьшилась после моего удара, доползти ко мне он не успел, прибежали на истерический рев зеленого человечка охранники. И сначала решили, что мы оба скопытились! Я тоже был «не фонтан»: все лицо в крови, возле моей тыквы уже собралась небольшая лужица, а Бешеный вообще в ней плавал! Быстро сориентировавшись на вопли Мусы, они оказали мне первую помощь. Ну, там, непрямой массаж сердца, дыхание из рота через тряпку в рот. Ну, брезговали они, а что?!
Вот так.
А дальше поползли нудные будни. Сон, несколько часов работы, приём пищи, работа, обед, работа, ужин, сон. Количество охраны срезали до четверых гномов, а без Бешеного, работа стала веселей. Его дружка перевели, и его судьба была нам неизвестна. Краем уха один заключенный услышал разговор охранников, и там упоминалось о каком-то гноме, которого «загноили» до такой степени, что он от безвыходности и отчаяния бросился в какую-то выработанную штольню. Было предположение, что это был тот шакал, который ходил с Бешеным, а после потери покровителя не нашел другого выхода, как покончить жизнь самоубийством, дабы избежать расплаты.
Нас постоянно развлекали два гнома, заслуженные Мастера-механики, которые бесконечно спорили о своих мысленных расчётах. Их новые машины и проекты были выстроены в их воображении, и они спорили — поднимет данный механизм такой вес с минимальной затратой ресурса, отопит ли этот котел здание с таким количеством комнат и с такой квадратурой. Сможет ли некий механизм закинуть ядро на расстояние в n-нное количество километров. Естественно, их кнутами не били, награждали тумаками, вопили, но не больше. Они катали тележку с базальтом, так как давать им кирки было гиблым делом. Они больше бы разговаривали, нежели работали. Тумаки тоже мало помогали, так как за день они могли понабивать себе больше фингалов, чем им набивали охранники. Вагонетку возили вчетвером, так что их подгоняли и работающие с ними гномы, чтобы не отвлекали и помогали толкать.
Ну, а больше никаких интересных происшествий не было, ничего, что стоило бы внимания. Разве что ладони были стерты чуть ли не до кости, каждый вечер они мазались волшебными, чудодейственными мазями гномов, состоящими из грибов, мха и плесени.
Где-то через два, три месяца мы закончили разгребать завал, и приступили к выковыриванию девственной породы. Тут дело пошло уже тяжелей.
По прошествии неопределенного количества времени мои ладони загрубели, стали мозолистыми, куда и подевалась былая мягкость кожи. В голове появились первые седины (и это в моих-то неполных тридцать лет!), на лице появились морщинки, глаза поблекли. Тело стало жилистым и бледным, а что вы думали, год не быть на солнце, и временами слышать потрескивание гор! Тут волосы не только поседеют, но и выпадут!
Отступление 2. Прошло полгода после 1-го
— Ней, привет! — улыбнулся Кален, входя в комнату.
Девушка сидела за столиком, уставленным косметикой, и протирала личико хлопковой ваткой, смоченной в какой-то настойке, стоящей здесь же, на столике.
— Ней, ты с каждым днем выглядишь все лучше и лучше! Можно задать тебе один вопрос: что случилось с тобой в ту ночь? Тебя как подменили! Ты стала совсем другой!
— Кален, ты заигрываешь? — Девушка лукаво взглянула на эльфа из-под ресниц.
— А если и так, то что? — приподнял бровь квартерон. — Ой, подруга, успокойся! И в мыслях не было! И, предупреждая твой вопрос, скажу: ты — потрясающе красива, но ты мне нравишься, как девушка, а любви я к тебе не испытываю. Разве как к лучшему другу и как к сестренке.
— Ой, спасибочки! Ты мне льстишь! — девушка мило улыбнулась.
— И все же, не избегай вопроса: что произошло? Тебя больше не задевают воспоминания о нем, и на твоем лице мелькает только грусть о нем, и видно то, что ты за ним скучаешь. И…
— Он жив, — прервала его словоизлияние Нейлин.
— … и создается впечатление, что ты уверенна, что он жи… Чего?!
Глаза эльфа округлились и стали похожи на два грецких ореха… В кожуре.
— Он жив. Я в этом уверена.
— И все это время ты жила с уверенностью, что он…
— Да, поверь мне. Я знаю, о чем говорю.
Эльф встал со стула, стоящего рядом со столиком, мгновение спустя вновь сел на него, затем нервно заходил по комнате. Пальцами правой руки он тер лоб, его лицо отражало взволнованность.
— Ты мне сейчас говоришь правду? — спросил он, облокачиваясь на спинку стула. На стуле часто сидела Криста.
— Я знаю, ты считаешь меня ненормальной, но эта мысль — единственное, что удерживает меня на плаву.
— Нет, все хорошо, — лицо эльфа обрело нормальный цвет. — Я все понял, да, такое явление есть. Все хорошо. Я так тебя понимаю. Это чем-то похоже на мои надежды, что я вновь обрету память, и узнаю, кто была моя мать, отец, и кто сделал это со мной. И тогда я смогу отомстить.
— Если честно, то я уже жалею, что сказала тебе об этом.
— Перестань. Я тебя понял! И я не жалею, что встретил тебя тогда. По крайней мере, сейчас и не собираюсь жалеть. Вернее, о том, что вас всех встретил, я вовсе не жалею, боюсь пожалеть о чем-то другом, упущенном. Вдруг я не успел, не смог сделать чего-то очень важного.
— Я тоже тебя поняла, Кален. — Нейлин подошла к эльфу, и нежно провела рукой по его щеке. — Я тебя люблю, братишка! Ты мне роднее всех.
Кален обнял девушку, притянул к себе, и крепко-крепко прижал к груди. Она положила голову ему на плечо, и так они простояли несколько мгновений.
— Бери куртку, и пойдем вниз!
А на улице стоял мороз. Мороз был сильным и хорошенько щипал за щеки. Непривычно для этих земель! Хоть бы не замерзли деревья и озимые сорта пшеницы.
— Поедем, покатаемся на лошадях?
— А давай, почему бы и нет?
— Я лук возьму, проедем немного, может, горного козла встретим, или косулю какую завалящую. Ходя, до ближайших больших лесов далеко, а в леске, по правую сторону от замка, крупнее белки и косого вряд ли что-то встретишь! Ладно, хоть так, хоть так возьму!
Они выехали из ворот замка и рысью поскакали по направлению из горной долины, где решил разместить свой замок ныне покойный граф Эрландо Эрнст. Дорогу успели сравнять, и она стала заметно удобней с того времени, как они впервые попали сюда. Время проходит, все меняется. А надежда в сердце девушки живет!
Домой они вернулись, когда стемнело, через седло эльфа был перекинут горный козел.
— Растопите камин в малом зале, и принесите вино! — распорядился эльф. — И пусть прислуга сварит картофель, и нарежет салаты. Кристу не беспокойте!
Слуга поклонился, и убежал выполнять распоряжения, а парочка друзей, переодевшись, уселась у камина. Душевно пообщавшись и засидевшись далеко за полночь, довольные, разошлись по комнатам. А завтра жизнь потекла прежним руслом.
Конец отступления.
После событий, описанных в нем прошло еще полгода.
Итого, год, проведенный под землей.
После лёгонького обеда пшеничной кашей, луковицей и куском хлеба, который гоблин деловито завернул в тряпицу, резонно заявив, что пшеничная каша, это тот же хлеб, только вид сбоку, присоединив к нему свою луковицу, мою мы съели с ним напополам. Запив еду водой из двухлитровой мятой фляги и закинув ее в мешок, где уже притаились заботливо сложенные Мусой хлеб и луковица, мы смотали мешки, на которых сидели, подняли кирки и лопату, двинулись назад в штрек.
Настроение было, как говорится, — ни холодно, ни жарко. Человек — чудное создание — привыкает ко всему. Недели вымахивания киркой, долбя породу, в надежде найти хоть немного алмазной руды, выматывала, приедались, задалбывали до тошноты, прочно оседали в печенках и подбиралась к почкам. Днем — грохот ударов о камень, сплевывание пыли, каменной крошки, запах пота, жжение кровоточащих ранок, нанесенных отлетающими во все стороны острыми камешками. Голова пригибается, и ты систематично, тупо гасишь киркой в стену. На небольшом от тебя отдалении стоит гном, или гоблин, и наблюдают за породой, отлетающей под ударами. Если вдруг попадается алмазная крупица, работа останавливается, кто-то из отдыхающих вооружается кайлом, осторожно вынимает камень, относит его в начальную штольню, кладет в ящик, и работа продолжается. Наши успехи за прошедший месяц означились тремястами граммами ценной породы.
Дедушки вывозили мусор, а к нам прислали еще одного напарника, того угрюмого и нелюдимого гнома, который на поверку оказался довольно неплохим малым. Его вечно подкалывал Мусса. Не было и дня, чтобы гоблин чего-нибудь не учудил. Вот так и жили.
— Сурнгин, как ты сегодня себя чувствуешь? — зашел издалека зеленый коротышка, и я понял, что этот мелкий подготовил очередной прикол.
— Да нормально! — сказал гном.
— Ты уверен? — заискивающе сказал гоблин, поднимая и опуская брови. — А ты прислушайся к себе!..
Гном остановился на время, действительно прислушиваясь к своему организму, склонив голову набок и скосив глаза к потолку пещеры.
— Ну, ничего не чувствуешь? — гном мотнул головой, но уже начал подозревать какую-то подставу. — Значит, еще не взяло! Скоро так возьмёт, кислым не покажется!
— Ты что сделал, негодяй?! — взвыл испуганный гном. Зная Мусу, он мог учудить что хочешь!
— Жди, мой дорогой, жди! Гы!
— Муса, мы уже год долбим этот камень, а ты все не можешь успокоиться! — укоризненно произнес я.
— Не, ну ты сам посуди: если бы не Суги, ты бы, да и я, все уже бы давно померли со скуки!
С ним невозможно было не согласиться.
— Тихо!.. — произнес Муса шепотом.
Гном уже занес большую ладонь, чтоб отвесить гоблину мощный подзатыльник, от которого тот отправился бы в полет до ближайшей стены штрека.
— Тихо, я сказал! — зло зашипел Муса.
— Вы слышите?!
Раздался громкий треск, вопли тех, кто возил вагонетку, а потом грохот очередного обвала камней. Он начался при выходе из штрека, и обвал, судя по пыли, поднимавшейся от свалившихся камней, с жуткой скоростью приближался к нам. Гном, гоблин, да и я, наверное, возопили дурным голосом во всю глотку. Ну, а кому хотелось так умереть, и не умирать же с улыбкой на лице, страх заставляет не улыбаться, а пробуждает в груди истерический крик. Вот в пятнадцати метрах от нас рухнул огромный, размером с нашу вагонетку, камень, под нашими ногами камень содрогнулся, раскололся, и мы полетели вниз.
Когда все очнулись, оказалось, что мы лежали на полу пещеры. Вокруг нас были разбросаны обломки камней, прямо над нами нависла огроменная глыба, упершаяся боком в небольшой камень, и именно он удерживал ее на расстоянии сорока сантиметров над нашими лицами.
Истерично всхлипнув, мы осторожно полезли из-под этой нависшей громады, а то не дай Бог что-то случится с этой дрянью, и она как грянет на нас, и останется от бедных рудокопов один «чвырк»!
Отбежав на безопасное расстояние, мы начали рассматривать последствие обвала штрека.
Глыбы камня основательно завалили проход за нами, они громоздились до самого потолка, где гипотетически было отверстие, в которое мы провалились в эту пустоту в породе. Овалом она уходила за наши спины и скрывалась в черноте, которую не могли осветить наши нашлемные фонарики.
— Приплыли… — констатировал факт гном. — Как думаете, завал успеют разобрать до того, как мы помрем от жажды и голода?
Гоблин поправил на плече котомку с нашим недоеденным завтраком, я проверил наличие бурдюка с водой у себя на спине. Во время работы с плеча сбрасывалась одна шлейка, он передвигался на грудь, с него отпивалось несколько глотков, и он вешался на место.
— На раз покушать хватит… и то, не покушать, а понюхать, — сказал гоблин.
— Воды дня на два, если сильно экономить, и пить раз в день по несколько глотков, должно хватить.
Мы угрюмо воззрились друг на друга, в свете фонариков разглядывая наши запыленные лица.
— Скоро закончится вода, начнет мучить жажда… — уныло заговорил Муса. — Мы сделаем надрез на запястье гнома, и будем пить с него кровь. Таким образом, мы утолим свою жажду. Но крови у него не бесконечное количество, и он станет захиревший, и будет обузой. Мы убьем гнома и съедим.
Это было произнесено настолько серьезно, что мы удивленно уставились на зеленого человечка.
— Готовься, Суги. Недолго тебе осталось…. - гоблин подошел ближе, и похлопал того по плечу.
Гном пришел в дикую ярость и с ревом погнался за улепетывающим гоблином, а у меня мелькнула мыслишка, что они уже сходят с ума.
— Суги, успокойся, я шутил! Лучше смотри, тут выход!
Я побежал в том направлении, где мелькали далекие лучики фонарей. И только сейчас обратил внимание на то, что у меня начинает болеть рука, и поднес ее к лицу. Моя ладонь цепко держала кирку. От нервного срыва рука занемела, и мне пришлось разгибать пальцы, чтобы освободить свой инструмент. Я подошел к ребятам, растирая запястье, кирку я повесил в петлю на поясе.
В свете нашлемных фонарей перед нами раскинулась пещера. На ее полу росли кристаллы. Нет, не те, которые были одной из составляющей лампы, хотя и эти присутствовали. Прозрачные, как слеза младенца, с голубоватым отливом.
— Слава богу, мы выжили! — радостно пискнул Муса. — Мы выжили, ребята! Суги, дай я тебя поцелую!
Гоблин, вытянув трубочкой губы и расставив руки, потянулся к Сурнгину.
— Тьфу ты, гадость-то какая! — сплюнул тот в сторону, выставляя перед собой руки. — Уберись, извращенец!
— Да нет, ты не понял! — Муса игриво захлопал ресницами и сально улыбнулся. — Я по-дружески — в щечку!
Гоблин, чмокая губами, показушно широкими шагами направился к взвизгнувшему гному.
— Так, извращенцы, успокойтесь! Смотрите сюда!
Игривые мальчики успокоились и подошли ко мне. Я продолжал стоять, разглядывая громоздящиеся кристаллы, растущие, как стриженые под шары туйки. Разве только из этих шаров выступали разные фигурные отростки.
— Я торчу!!! — вскрикнул гоблин, разглядывая все это искрящееся великолепие.
— Откуда?… — удивился Суги.
— Тормоз, это иносказательно! — поучительно заявил Муса, и замахнулся, чтобы отвесить «тупому гному» подзатыльник. Тот боковым зрением заметил движение руки зеленого, и, вскинув руку, щелкнул гоблина по носу.
— Ай! — обиженно взвизгнул гоблин.
— Кто как обзывается, тот так и называется, — хохотнул Сурнгин.
— А это-то здесь при чем? — потирая ушибленную часть тела, вытаращился Муса.
— Это тоже иносказательно, придурок! — Щелк по уху. — Ты первый полез, вот и получил!
Толстенький коротышка захохотал над своей шуткой, и радуясь за два смачных щелбана другу, он закинул голову, и, подражая Главному Злодею, раскатисто захохотал: «Ха!.. Ха!.. Ха!» Но смех тут же оборвался, так как обиженный Муса подкрался сзади, с двух рук щелкнул гнома по ушам, и закрепил все это дело пенделем от всей души под зад!
— Ха!.. Ха!.. Бу-га-га!
Его смех «Главного Злодея» быстро перешел в довольный заливистый хохот.
— У-у-у-у, сопля ты мелкая! — взвыл гном, и бросился за улепетывающим во все лопатки худющим зеленым другом. Шкарбалеты того гулко бухали по полу (если бы не туго затянуты шнурки эти сапожища давно потерялись бы). Я, посмеиваясь, двинулся за ними, прихватив валяющуюся тут же кирку. Но потом остановился и крикнул вдогонку шалопаям:
— Ей! Вернитесь! Есть дело! — доселе незаметное (на него просто не обращали внимания) эхо загуляло под высоким сводом пещеры. Но всем моим намерениям не суждено было сбыться…
Часть пустоты, находившаяся под штреком, где мы долбили камень, и в которую провалились после обвала основного коридора, загудела, мелко завибрировала, и я бросился прочь.
Через мгновение из коридора выкатился валун размером с колесо телеги, а за ним рухнул «потолок» спасшего нас прохода. Кирка и брошенная совковая лопата остались лежать при входе в огромный зал, погребенные под тоннами камня. Я сплюнул новую порцию каменной крошки и пыли. Все. Теперь нас в ближайшие…надцать лет не сыщут! Нужно двигать вперед, главное, чтобы выход был из этого подземного зала. Тогда все будет «зашибись», как говорит Муса.
— Хух, Эрли, ты жив! А то я чуть в свои сапоги-бродуны не наложил, когда обрушилось тут! — сказал Муса, подходя ко мне и мотая головой, освещая рассыпанные по полу камни.
— Оп-па! — гулко крикнул гном. — Ну-ка, ну-ка, посвети!
Сурнгин деловито раздвинул нас в стороны, добавил яркости фонарю на каске и поперся по завалу, иногда спотыкаясь на шатающихся камнях. — Прум-пум-пум…
Он деловито откинул в сторону несколько камней, поковырял рукой в образовавшемся зазоре, сплюнул и взялся за камень побольше. Мы с Мусой с интересом за ним наблюдали.
— Ну, чё, жалкие людишки, я теперь богач! — с гаденькой улыбкой заявил гном, разворачиваясь к нам. В руках он держал алмаз размером с голову гоблина. Наши челюсти гулко грянули о пол.
Во дела! У нас в руках огромнейшее богатство, измеряющееся тоннами золотых, а мы находимся под землей, и за него не дашь и ломаного гроша! Гном водрузил алмаз на большой валун и стал его разглядывать. Это было чудо света! Такой огромный камень, наверное, не находил еще никто!
— Ребята, мы богатые! — зачарованно произнес гном, двигая головой, и в свете его фонарика по стенам забегали блики света, отражающегося от алмаза.
— И не говори! — воскликнул Муса, но потом вздохнул. — Ребят, мы будем богачами тогда, когда мы выберемся из-под земли, а сейчас… Я так переволновался, что мне жуть как кушать хочется!
Прислушавшись к себе, я понял, что мой желудок тоже желает чего-нибудь съестного.
— А пойдемте, посмотрим, может здесь есть съедобные грибы, — предложил гоблин, и мы отправлялись в обход подземного зала. Он поражал своими размерами. Спустя десять минут мы услышали шум воды.
— Хоть одно радует: от жажды не помрем! — облегченно вздохнул я.
Небольшая струйка воды появлялась из-под земли, вернее, из каменной толщи, и нешироким ручейком бежала куда-то в темноту подземного зала. Мы упали на колени рядом с родниковой водой, настолько чистой и прозрачной, что если бы не блики воды на ее поверхности, то и не увидишь! Наклонившись и сделав несколько небольших осторожных глотков, мы откинулись назад, присев на пятки согнутых ног.
— Вку-у-усно! — причмокнул губами гоблин.
— Ледяная! — поддакнул Сурнгин. — И сладкая!
— Да, ребятки, вода что надо! Муса, доставай наши харчи, кинем кусочек в рот.
Муса хозяйственно дернул котомку у себя со спины и начал извлекать оттуда наш скудный харч.
Лук нарезали моим малюсеньким складным ножиком, о котором я и думать забыл. Он был надежно зашит в моей кожаной одежде в поясе ушитых штанов. Однажды я выпросил у охранника нож и клубок прочной бечевы и под их бдительным надзором в «ночное» время занялся перекройкой штанов. Дело было не из лёгких, трудился я до «первых петухов», но результат того стоил. Подогнанные под меня штаны из толстенной, чуть ли не носорожьей кожи (зверя так и не определил, а спросить не подумал), на коленях и локтях — нашивки из обрезков кожи, да еще и грубые рукавицы с двойными ладошками.
— Силен, силен… — протянул охранник, созерцая мои труды.
— Молодец, парень!
За тот прошедший месяц ко мне уже привыкли, относились нормально, так что можно было и поговорить спокойно. Ну а что, спокойный парень, не дебоширит, не хамит, не волынит от работы, чего придираться? Правда, поначалу страх как надоело рассказывать каждой смене о жизни на поверхности — там, за горами, да еще и по несколько раз, но потом страсти улеглись.
Пришили мне прозвище Граф, и только Муса экспериментировал с моим настоящим именем. Я у него был то Эрли, то Эрля, Эрл, и еще куча разных интерпретаций моего имени. Однажды он выдал вообще что-то не понятное — Элиазар, но на следующее утро он его забыл и пристал ко мне, что же он вчера придумал, но я только хитро усмехался.
Весь день он ходил и, беззвучно шевеля губами, пытался вспомнить, а в конце снова вернулся к Сурнгину.
— Нож у тебя давно? — вкрадчиво спросил зеленый.
— Ну, да, с самого начала.
И ты все это время молчал?! — обиженно взвыл гоблин.
— А что здесь такого? — удивленно повел бровей я.
— Да ты знаешь, сколько всего можно было сделать ножом?!
— Сколько? И чего именно?
— Ну, например… Например… Например, пример на… Да много чего!
— Не знаю про «много чего», пока что я никаких веских доводов я не услышал.
Лук и хлеб мы съели быстро, так как эго было «с гулькин нос», запивая большим количеством воды, чтобы хоть некоторое время чувствовать набитым желудок. И, наполнив бурдюк водой, мы побрели на поиски съедобных грибов. Обходя пещеру под стеночкой, мы убедились, что зал достаточно большой.
Мы прошли уже около двухсот метров, а завала, с которого мы появились видно не было.
— И, все же, придется есть гнома, — уныло вздохнул Муса, косясь на Сурнгина. — А его мясо точно жесткое, а может, и ядовитое!
Суги зарычал, а гоблин только отмахнулся. Мы прошли еще сто метров, и решили остановиться.
— Ребят, я не знаю как вы, а я уже жутко устал! — сказал я. — Голова трещит по швам, думаю, это после обвала. Я бы очень рекомендовал…
— Парень, ты читаешь мои мысли! — пробасил гном. — Давайте будем искать место ночевки!
Такое очень скоро обнаружилось: в толще скалы под воздействием природы образовалась небольшая впадина, угол, в самом широком месте. У выхода он был метра три шириной, а вглубь около трех с половиной. Конечно, он был со щербинами, выпуклостями и выпирающим на сорок сантиметров камнем с одной стороны в сорока сантиметрах от входа. Но, как бы ни неудобно там было, но не на «сырой земле» же! Уютней немного.
Гном ненадолго отлучился, принес с собой целую кипу сухого мха, и, свалив его, нашел два подходящих камня, минут двадцать ими колотил друг о дружку, пока мох наконец не начал тлеть. Гном склонился и начал осторожно раздувать тлеющую искру. Спустя минутки полторы мох тлел уже уверенней, а потом мы почувствовали исходящее от него тепло.
Мы придвинулись поближе и вытянули руки над тлеющим сырьём. Так приятно было ощущать тепло огня под своими руками, что, казалось, от счастья кружится голова. Столько времени под землей, в собачьем холоде, и тут — такая радость в виде тепла! Кстати, а почему холод «собачий», никто не задумывался? Собачий так собачий, чего тут париться, главное, что в полноте характеризует ощущения!
Пока мы так грелись, гном принес еще охапку мха, а потом мы поднялись все втроем и пошли за запасом на ночь. Притащив кучу малу сего чудесного топлива для огня и для подстилок, мы разделили дежурства, и улеглись спать.
Первым дежурил Сурнгин, а мы сладко дрыхли поближе к «печке». Спалось преотлично!
Казалось, ну только уснул, и тут тебе на ухо вопят! Воспаленный от недосыпа мозг жутко тормозил, прежде, чем стало понятно, что вопит гном.
— Аааа, парни, просыпайтесь!
Я вскочил, как ужаленный, протирая глаза, и оглядываясь по сторонам. Когда глаза мои наконец сфокусировались, и я обрел возможность видеть и мыслить, у меня дыхание перехватило от ужаса. Черная четвероногая тварь с блестящими во тьме глазами. Огромное рыло с бивнями, угрожающе торчащими вверх. Нос пятачком, маленькие крысиные уши, когтистые лапы, толстое туловище длиной полтора метра и высотой метр с копейками. Если у страхолюдины и был хвост, то он скрывался во тьме.
— Ёшкин кот… — протянул появившийся рядом гоблин.
— Это, что ли?! — удивился я. Нет, а что, я его никогда не видел, кота этого! Может просто его хозяина Йошка или Ёшка звали?!
— Та не, это каменный боров.
— И что, такой опасный? Выглядит страшно…
— Да, страшный, что капец!
И тут эта каменная свинюшка решила перейти к действиям. Тварь наклонила голову, шумно выдохнула воздух, и…
Угол, в котором мы прятались, наполнился ярким светом и воплем трех глоток, а за ним — истошным визгом. Гоблин не растерялся и врубил свет на всю в своем фонарике, который до этого был полностью выключен, едва-едва светил нашлемный фонарик Сурнгина. Я с гномом заорал от испуга, а гоблин для устрашения. От того же испуга Сурнгин маханул киркой со всей силы, и каким бы ни был бронебойным и прочее, прочее, но против ужаса, который придает силы…
Острие кирки вошло глубоко в мозг, и зверь умер в мгновение, даже пискнуть не успел. Огромная туша, постояв еще несколько мгновений, рухнула на землю, вокруг головы начала растекаться темная лужа. Гном бессильно опустился на землю, а гном, наконец, прикрутил луч своего фонарика.
— Пф-ф-ф-ф… — выдохнул Муса. — Вот свезло так свезло!
Гном продолжал молча сидеть. Его мелко трясло.
— Сурнгин, ты теперь у нас спаситель! — сказал гоблин, хлопнув друга по плечу. — За что я тебе благодарен от чистого сердца!
Гном только и кивнул.
— Эй, Сурн, ты чего! — подошел я к нему. — Успокойся, уже все позади!
Гнома отпустило минут через двадцать! Он тряхнул головой, поднялся на ноги и пошел вокруг туши, оглядывая добычу.
— Ребят, это же теперь у нас мясо есть! — воскликнул повеселевший гоблин. — Суги, мясо есть! Можно наесться от пуза!
— О да! — закивал гном, похлопывая тушу по боку. Теперь мяса у нас действительно было валом. Им можно было объесться до спазмов желудка и тошноты.
— Суги, на тебе — добыча горючих веществ, а я разделаю эту тушку. Ты мне только кирку с головы вытащи.
Гному пришлось поднапрячься, чтобы извлечь упомянутый предмет. Он засел глубоко и прочно, и ему довелось упираться ногами в голову, а руками тянуть за крестовину кирки до тех пор, пока он, как мячик, не отлетел в сторону от туши мертвого кабана.
— Ну, все, я пошел, а вы тут трудитесь над мясом!
Он деловито взвесил свое оружие в руке, я же вытащил ножик из потайного кармашка. Да, он маленький и смешной, зато не ногтями же скрести тушу!
— Давай! — протянул руку гоблин, да и я ничего против не имел! Не хотелось мне возиться с этой тушей.
Муса деловито закачал рукава, открыл ножичек, хмыкнул, потрогал пальцем лезвие и снова хмыкнул, только теперь одобрительно:
— Что-что, а металл у гномов всегда был отличным! Ну, приступим!
Гоблин с моей помощью с огромным усилием перевернул кабанчика на спину, оттянул вбок переднюю лапу зверя, и сделал надрез подмышкой, там, где самая мягкая кожа, а затем черканул разрезом грудь твари от лапы до лапы. Под толстенной кожей блеснуло белое сало.
— Эй, стойте! — послышался крик гнома. — Стойте!
— Смотрите, что я нашел!
Гном вывалил на пол кучу непонятных стручков и палочек. — Осмалим кабанчика, будет вкусней!
— Да, действительно! — подхватил гоблин.
— А без части кожи его осмалить можно? — скромненько поинтересовался я.
— Это еще зачем?! — удивленно воззрились на мня друзья.
— Да я тут подумал: а в чем мы будем переносить добычу. Нужна же кожа сырая…
Мои спутники крепко задумались.
— Так-то оно так, но если ее нести сырой, то быстро испортится все… — печально произнес гоблин. — И такой кучи мяса нам не унести.
— Ладно, давайте будем думать в процессе, пока ветки носить будем. Жарить и осмалить все равно нужно. Муська, оставайся здесь, а мы с Эрлом сходим за местным хворостом.
— Кто-о? — взвился Муса. — Как ты меня назвал?!
— О-о-о, вот ты и попался, голубчик! — гаденько захихикал гном. — Вот твое истинное имя!
— Ты, ты, ты… Да ты вообще….
— Кто? Муська, кто я?!
— Суги!
— Суги, так Суги. — безразличным голосом сказал гном. — Это всего лишь не нравящееся мне сокращение моего же имени! А тут — целый Муська! Ути-пути, мой хороший!
Гном, шевеля пальцами, потянулся к негодующему гоблину, воркуя при этом таким елейным голоском, каким одинокие бабульки к своему домашнему питомцу.
— Уйди-и! — взвизгнул гоблин.
— Иди я тебя поглажу, мой пупси-ик!
И неизвестно, сколько бы они так выделывались, пока я их не одернул:
— Так, успокойтесь! У меня уже желудок болит, я есть хочу, а вы тут непонятно чем занимаетесь! А там кабанчик стынет!
Напоминание о еде быстро отрезвило горячие головы моих друзей, и гном бодреньким шагом повел меня за своеобразным сеном. Бросать добычу совершенно не хотелось, и вскоре мы натаскали целую гору этих самых палочек. Потом гном принес еще мха для жарки уже подготовленного мяса.
Мы обложили тушку зверя палочками и подожгли. Прогорали они быстро, как сено, а гоблин со знанием дела суетился вокруг огня, отдавая команды. Мы переворачивали кабанчика и так, и эдак до тех пор, пока гоблин не одобрил результат. Теперь он скреб тушу плоской стороной кирки, наподобие ножа, и поливал ее водичкой из бурдюка, смывая гарь. Снова взял мой перочинный ножик, и теперь приступил к разделке. Нарезал полоски мяса ровными ломтиками, и складывал на относительно ровный вымытый камень. По ходу дела придумали, как транспортировать хотя бы какую-то часть мяса. Гном отрезал полосу кожи от своей куртки, примотал концы полоски к окорокам, и теперь их можно было перебросить через плечо и нести. Температура в пещере не позволяла мясу быстро испортиться, а также его можно было бы положить ночью на пол, и еще немного отстрочить его разложение и порчу. Мясо решили зажарить, чтобы дольше хранилось.
Когда занялись жаркой мяса, по пещере поползли ну просто сногсшибательные, слюнковыделительные и животоурчательные запахи. Мы еле терпели, чтобы не начать есть полусырое и не начать рвать его зубами!
Когда мясо дошло до готовности, мы с яростью набросились на него. С того времени, когда мы последний раз нормально ели, прошло порядочно, а с тех пор, когда мы НОРМАЛЬНО, вдоволь ели мясо, прошло еще больше! Поэтому от еды мы получали огромное удовольствие.
— Сейчас бы сюда перца, соли и хлеба… — мечтательно закатил глаза гоблин. — И вымочить бы его предварительно в маринаде, чтобы сочным стало…
От таких словоизлияний гоблин аж поперхнулся слюной и закашлялся.
— Тебе как мед, так и ложкой! — пробубнил гном, дожевывая кусок мяса и вытаскивая из жара следующий.
— Что, помечтать нельзя? — просипел Муса, так как горло еще не отошло после кашля. — Гкхм! Кхм! Е-е-е-гхкм! А! Сюда еще б пива!
— Тьфу! — хлопнул ладонью гном по колену. — Не может успокоиться он! Ты бы еще Сердце горна пожелал!
— А это что такое?! — удивились мы.
— Сильная штука! По виду похожа на воду, ее иногда так и называют — огненная вода. Когда глотаешь, как кипяток глотнул, докатится в желудок — как вулкан внутри взорвался, а от одной кружки разносит, как от трех литров пива!
— Рассказывай мне тут басни! — не веря, махнул рукой гоблин, однако глаза выдавали его неподдельный интерес.
— Я при возможности попробую ее сделать, это будет самогон нескольких уровней очистки…
— Гном сказал — гном сделал! Сам говорил! Ловлю на слове!
Гоблин потер ладошки, предвкушая грандиозную попойку.
— А теперь, братцы, ложимся отдыхать! Дежурит следующий, кто должен быть на очереди, а я — жирок завязывать, — счастливо улыбнулся гном, улегся на мою лежанку, и с той же счастливой улыбкой уснул мертвецким сном.
Гоблин поворчал, устраиваясь поудобней, чем сразу напомнил кошку Мусю, и тоже отрубился, а я подкинул мха в костер и уселся на небольшом островке мха, подложенного под седалище.
Сон не шел. Я вертел в своих мозолистых руках кирку, обдумывая свою будущую жизнь. Вот выберусь на поверхность, если, конечно, выберусь, а что выберусь — я был уверен, и что я буду дальше делать?! Ну, конечно же вернусь к себе в графство! В графство? А если Кален, Нейлин, Егор, Элизия и остальные мертвы?! И уже и королевства, как такового, не существует, что тогда? И я снова один, и потерял всех, кого любил?! Что я отпираюсь, прикрываюсь словом «все», если думаю об одной! Да, я сильно соскучился за моим лучшим другом — Каленом, квартероном, помощником во всех моих, если так можно казать, проказах, и т. д. и т. п., да что там, просто отличным человеком! Его хотелось крепко обнять, от души похлопать «по горбу», загнуть хорошую шутку, а вот… Вот к кому я стремился всем своим сердцем и душой, хотелось обнять, и никогда-никогда не отпускать! Фух, замечтался!
Я очнулся от раздумий из-за того, что мне в лицо дохнуло теплым воздухом, а затем уставились две блестящие точки. Рука конвульсивно сжала держак кирки, кровь отлила от лица, а спина стала мокрой. Глаза обшаривали темноту, немного обрисовывая силуэт, стоящий передо мною. Лохматая, круглая голова, темная полоска рта с выглядывающими желтыми клыками. Остальная часть тела скрывалась во тьме, видно было только широкую грудь скотины, и передние волосатые лапы, заканчивающиеся когтями. И шевельнуться ж резко не могу, и что предпринять — тоже в голову не лезет! Ну, так и быть, пригну голову, отмахнусь киркой, а там будь что будет!
Я зажмурил глаза, и когда голова уже опускалась к груди, а рука была в пути к морде тварюки, по глазам резнул яркий свет, и послышался истошный визг Мусы. К нему присоединился рев гнома, послышался стук двух глухих ударов, а потом грохот падающих камней на пол.
Первый мой удар прошел впустую, даже не задев страхолюдину, но потом я стал ориентироваться на визг существа, и удары пошли пометче.
— Во капец! — выдохнул я, привалившись спиной к холодной степе пещеры. — За одну ночь, и столько предшествий. Уходим отсюда!
Но мои друзья уже и без моих советов и предложений собирали наши вещи. Часть мяса набили в заплечный мешок, я и гном развесили его на плечах. Он тащил задние ноги, я — передние. Еще по куску мяса взяли в руку, так сказать — на завтрак, а остальное бросили. По карманам решили не распихивать: будет лишний вес, все съесть не сможем — пропадет раньше, да и жадность — это плохо! «Жадность фраера погубит!» — слышал я когда-то от Мусы такое выражение.
Сначала мы вернулись к ручью, смыли с себя грязь, пот, кровь, жир, да и вообще, немного привели вещи в порядок. А потом мы отправились в путь, обходя пещеру по периметру. Откуда-то же брались эти твари? Вскоре мы вышли к месту, где находился выход из подземного зала.
Темный провал, похожий на бывшее русло реки (куда делась она, неизвестно, но нас и такое устраивало), ведь путь у воды был же куда-то?