Предгорье
— По моим подсчетам, послезавтра мы подойдем к окончанию гор. Там уйдет еще какое-то время на спуск, и мы — у тебя в королевстве.
— Парни, я не могу этого дождаться! Вы себе просто не представляете, как я хочу домой!
— Да, домой… А дом зовут… Как там… Ней… Ней… Нейлин? — ехидно блеснул глазком гоблин.
— Я тебе ухо откушу! — зыркнул на него я. Хотя зла на малого разбойника совершенно не было. — А от….
— Слышал бы ты свои стоны по ночам, причмокивания губами, вздохи… Ты чем вообще в снах с ней занимаешься?!
— Муся, не преувеличивай! — гном многозначительно поднял пятерню.
— Нет, ну ты и гад! Я только во вкус вошел! Только хотел наглядно продемонстрировать, как он кого-то зажимает, облизывает… Потом добавить чего поэротичней…
— Пффффф…. - я вытолкнул воздух через губы.
— Та ладно, не парься. — Гоблин перевернул рыбешку на камне, лежащем в огне. С одной стороны она была уже готова. Благодаря пеплу, насыпанному на камень она к нему не приставала. — А ты и вправду во сне говоришь. Нейлин, это твоя девушка?
Поджав губы, я кивнул.
— Расскажешь?
— Вообще-то я не прочь бы покушать!
— На! — гоблин с готовностью протянул мне большую рыбину. Я понял, что отвертеться не удастся.
— Мы ждем! — «подбодрил» меня гоблин. Они с гномом выжидающе смотрели на меня.
— Гады, позорные (видать, я действительно много говорил!)
— Там, — я мотнул головой на земли за горами, — я граф.
— Ну, это мы знаем… — вставил пять копеек гоблин, за что получил болезненный тычок кулаком в бок от гнома.
— Когда я еще только купил себе земли и строил себе замок, я повстречал пятерых друзей — рыцаря, монаха, его сестру, лекарку, и эльфа. Не чистокровного, квартерона, но все же. Я пригласил их к себе на работу, и мы отлично подружились. Остались не все, Рыцарь, согласно с его древними уставами, устоями, отказался идти ко мне на службу, дескать, рыцари его ордена никогда и никому не служили, и призваны бескорыстно защищать бедных, нищих, сирых….. Я предлагал ему защищать бедных, нищих, и т. д., в моем графстве, но… и не смотрите на меня так! Нищих и прочих у меня не было, по крайней мере, в то время, когда я его покидал!
— Ну и дубина твой рыцарь! — покачал головой гном.
— Именно это мы и пытались втолковать всей толпой!
— А зарплата, какая? Может ты ему предложил работать вообще за медяк?!
— Вполне, вполне приличная! И должность тоже серьезную предлагал! Первый рыцарь графства, со всеми вытекающими! Ведь я собирался присоединить к своему еще два соседних!
— Ну, тогда он вообще дурной! — разочарованно махнул рукой Муса. — Тормозила! — Гном тяжко вздохнул. — Но, не отступаем от темы! Ты запал на сестру…
— Мимо! На травницу! — улыбнулся я.
— И что, красивая?!
— Муса, это ты дурной и тормоз! Если бы не была красивой, он бы на нее запал?!
— А, ну да, ну да! Дальше!
— Длинные, вьющиеся каштановые волосы, изумрудные глаза…
— Да, мужик, ты влип! — сочувственно кивнул гоблин.
— Завидую я тебе! — протянул гном. — Тебе хоть есть, кого любить!
Я согласно кивнул.
— И-и-и?! — снова Муса.
— Ну, влюбился я, только вел себя как ребенок! — Муса насторожил уши, глядя искоса на меня. — Нет, чтоб как-то быстрее развивать события, хотя бы сказать ей о своих чувствах… помните, я говорил о сражении у крепости Сарантай? Вот там мы впервые поцеловались. В первый и в последний раз! И все это время я мучил себя только одним вопросом — почему? Почему я так тормозил? Ведь, мне кажется, и она меня любила! А оно… эх!.. — махнул я рукой.
Гном дернул щекой, а гоблин рукой потер шею:
— Это значит, что о многом из того, что было в твоей жизни, ты просто умолчал!
Я прикрыл глаза и закивал головой.
— И когда ты все это нам собираешься рассказывать?!
— Давайте, может в другой раз? — взмолился я.
— Э не, не пойдет! Никаких других разов!
— Давайте хоть поедим, и…
— И в процессе поглощения пищи ты нам все расскажешь! — закончил гоблин.
Гном молча улыбался.
— Ну, ладно… Только, смотрите, сейчас будут произнесены факты, которые никто кроме меня и дракона не знает…
— И дракона?! — возопили мои друзья в один голос. — А это еще интересней!
— Так вот, кроме меня и драконицы никто не знает. Ну, теперь и вы будете посвященными!
— Во, зуб даю! — гоблин щелкнул ногтем зуб.
— Могила! — гном вырвал пару волосков из бороды.
— Если быть короче, то все…
— А ты будь длиннее!
Я тяжко вздохнул, а гном отвесил хорошую оплеуху гоблину, и его шлем заскакал по поляне.
— Не морозься! — заявил он, возвращая головной убор на место.
Еще раз вздохнув, я начал сначала:
— О своих родственниках я много не скажу. Рос я без отца. Мать моя — графиня Эсаро, из древнего рода, который впал в немилость отца нынешнего императора. Мой отец был убит, и мы с матерью жили в глухой деревеньке, стоящей на краю леса, почти у самых границ империи.
Денег у нас не было, бежали мы, как говорится, в чем стояли. И забежали достаточно далеко, чтобы нас не нашли ищейки императора. На деньги, вырученные от продажи маминых серёг, мы купили домик, и там поселились.
Белоручкой мать не была, работать умела, обзавелась хозяйством — куры, поросенок, корова, ну, а я помогал ей в меру своих возможностей семилетнего ребенка. Так и жили мы лет десять, в течении которых она обучала меня хорошим манерам, письму и грамоте, счету.
А потом мать заболела. Заболела очень сильно, даже наша деревенская травница в отчаянии разводила руками. А когда мать умерла, я собрался в дорогу.
Дом я оставил на старосту, попросив того приглядеть за ним до моего возвращения. Я надеялся когда-нибудь вернуться.
Одев свою самую лучшую одежду, скудные пожитки сложил в котомку, закинул за спину, взял бумаги, устанавливающие мою личность и мой титул, и пошел.
Отрезок дальнейшей жизни не очень хочется вспоминать. Все началось просто — так как знал письмо, устроился на работу к одному барону писчим.
Платили кровом и едой.
Ушел я без шума, просто вышел с большой сумкой за покупками к баронскому столу, в сумку бросил свою котомку со скудными пожитками и двинул на юг.
Уходил так, потому что знал на сто процентов, что барон меня не отпустит, да еще, чего доброго, и запрет! Подался в наемники, где и научился владеть оружием. Так зарабатывал себе на еду, плюс читал и писал письма за деньги. К двадцати пяти годам собрал немного денежек, а так как я не пьянствовал и по борделям не ходил, то денег у меня было значительно больше, чем у остальных. Пока наемничал, познакомился с принцем, ну теперь с нашим королем. Ему, сердешному, надоело сидеть дома и он сбежал от своих нянек и бодался в храбрые наемники. Никто и не догадывался что он король. Как-то раз в одной свалке прикрыл его от меча врага, после чего сдружились. А потом, спустя восемь месяцев его все-таки нашли ищейки его отца, и увезли домой.
Ушел я из наемников. Упаковал свои вещи, запрыгнул на лошадь и с жаждой познания мира отправился гулять по империи. В конечном счете, гульки завели меня в королевство Керонел. Тут я прослышал о драконе, живущем в горах, и решил на него посмотреть!
Приехал в горы, придя в долинку, засел за камнями, разглядывая эту тушу. Он спал, я уже собирался потихоньку сваливать, но мне так захотелось посмотреть на него поближе, что прям невмоготу! Да и хоть парочку камушек стырить! Все сказки и рыцарские романы только и говорят, что о несметных богатствах дракона!
Я залез в эго нору, и… Столько сокровищ в одном месте, нет, столько сокровищ я за всю свою жизнь не видел! У меня аж икота началась!
— И-и-и? — Нетерпеливо протянул гоблин, видя, что я потянулся за флягой воды, а потом слишком надолго к ней приложился.
— Сначала я осматривал эту громадину из-за угла, заглядывая в отвесите входа в пещеру. — я перешел на тихий, зловещий шепот, — а потом, видя, что дракон спить, как убитый, только и разница, что рычит во время сна, осмелев, забрался в пещеру. Все богатства дракона лежали у дальней стены, так как он лежал перпендикулярно входу, то получается, что за его боком. Я человек не жадный, взял камешек размером с орех, пригоршню золотых, засунул все это дело в карманы, тихонько разворачиваюсь, и… БУ!
Гоблин, который придвинулся ко мне поближе, чтобы лучше слышать меня, дернулся, и откатился в сторону, гном, в испуге попытался ткнуть в меня веткой, которой ворошил угли в костре.
— Придурок!
— Больной?!
— Ах-ха-ха!
— Нет, Суги, ты только посмотри на него! Я тут терплю со всей силы, чтоб не отрываться от истории, по маленькому в кустики хочу, а он выделывается! Я чуть тут, на месте, не облегчился!
— Иди уже! Ха-ха, я подожду! — потер бороду я.
Гоблин со всех ног побежал в кусты, находящиеся в десяти метрах от нас.
— Так вот! — Нарочито громким голосом начал я, как только гоблин пристроился. — Поворачиваюсь, значит я…
— Подожди! — возопил гоблин.
— Да шучу я, шучу!
— Фу-у-х! А теперь давай! — приземлился Муса.
— Поворачиваюсь, значит, я, и тихонько выпадаю в осадок. Дракон, продолжая рычать, и «мирно спать», во-о-от такенным глазом смотрит на меня! Увидел, что я на него смотрю, враз рычать перестал, и моргнул….
— Страсть, то какая! — жалостливым голосом простонал Муса.
— А ты храбрый! — гудит он. Я уже всё, еще чуть-чуть, и заикой стану, а эта зверюга чуть отодвигается, и морду ко мне поворачивает!
— Храбрый, и не жадный. Немого взял.
— А зачем мне много? — прочистив горло, и немного осмелев, заговорил я.
— Все равно, воруешь!
— Знаю. И мои оправдания даже мне глупыми кажутся.
Дракон улыбнулся, если этот оскал можно назвать улыбкой.
— И что собираешься делать? — прогудел ящер.
— Ну, во-первых, положить все на место. — Я опустошил карманы. — И если ты меня отпустишь, сбежать отсюда подальше. А если нет… значит, здесь и останусь. Драться с тобой, сопротивляться смысла нет, здесь воины и получше бывали, и все равно тебя не победили. Значит, мне останется только умереть. Вот и все.
Дракон хмыкнул, облачка пара поднялись из его ноздрей:
— Правильно рассуждаешь! Деньги и камень, можешь оставить себе, мне они не к чему, а заплатишь мне рассказом о внешнем мире. Я давно там не была. Так я понял, что это драконица.
Я уселся на пол, скрестил ноги, и начал рассказывать. Потом, по ее просьбе переключился на себя, рассказал о своей жизни.
— Ты мне нравишься, — сказала дракона. — Я тебя ни разу не уличила во лжи, ты искренний. А отличить ложь от истины я могу, и эмоции прочитать тоже умею. Можешь идти. Никому обо мне не рассказывай. Так будет спокойней. Пусть приезжают, сражаются со мной, но о нашем разговоре ничего не говори.
Я поблагодарил дракона, распрощался, и пошел к выходу.
— Можешь приходить еще! — прорычала она мне вдогонку.
— И че? — спросил гоблин.
— И ниче! Раззнакомились мы с ней, подружились, я частенько ее навещал, устроился работать у одного фермера в Пригорном, и навещал ее. Через год она мне сделала мне предложение:
— Эрландо, ты же у нас благородный. Я даю тебе деньги, ты покупаешь это графство, и я ухожу. Мне тяжело жить в этом теле. Я уже не могу летать, не могу дышать огнем, и скоро и передвигаться не смогу. Возможно, я смогу превратиться в человека, но вернуть свой облик дракона больше не смогу. Человеком я проживу еще лет пятнадцать, двадцать, а драконом, если не захочу умереть сама, драконы это могут, то просуществую, жизнью это не назовешь, года три, четыре. Я давно уже хотела уйти, но не хотелось вот так бросать деньги. Кому я их оставлю? Тем высокородным ублюдкам, которые приезжают меня убить?! В нехороших руках деньги смогут наделать много беды. А ты хороший, и богатство не сделает из тебя подлого и развращенного человека. Твоя сущность не такая, ты не так воспитан.
— Но…
— Возражения не принимаются! Я так решила! Сейчас, езжай к королю, узнавай, сколько он хочет за это графство. Возьмешь нужную сумму, а дальше будет видно.
Если убрать кучу лишнего хлама и ненужных сведений, таких, как сколько дать кому на лапу, чтоб попасть к королю на аудиенцию, но все решилось очень просто. Вышел я на базар, хлебушка да овощей купить, и повстречал там принца. Вздохи ахи охи, все как положено при встрече старых друзей, ошарашенная охрана и обалдевшие люди, полный фарш. Ну значит поведал я ему о своих желаниях, что хочу попасть к его батюшке на прием. Принц взял меня за руку и повел к королю. А тот, прознав про то, что я его сына от смерти спас, мне графство так подарил, а деньги оставил «на развитие», так сказать.
А когда я вернулся к драконе, то старушка уже очень нехорошо выглядела. Чешуя муже не блестела, потеряла цвет. Глаза поблекли, и она даже дым из ноздрей выпускать уже не могла.
— Долго же ты бегал, голубчик! — ласково пророкотала она. — Сейчас я уже не знаю, смогу ли я превратиться! Но попробую! С тобой еда есть?
— Конечно! Вот! Луковица, головка сыра, буханка хлеба, фляга вина и фляга воды, и еще кусок копченого сала! — засуетился я, выкладывая пищу на камень.
— Это хорошо. Когда я обернусь, мне нужно будет хорошенько подкрепиться! Теперь, оставь мне свой плащ, и отойди к выходу из долины, а то я стесняюсь. — Дракона улыбнулась. — Я тебя позову.
Без разговоров я ушел из пещеры, и уселся на камень у выхода из долины, глядя на дорогу. Когда меня сзади окликнул голос, была уже глубокая ночь, и я думал, что уже не дождусь старую драконицу, и ей так и придётся умереть в своем огромном теле.
Позади меня стояла женщина, завернутая в мой плащ.
Так у меня и появилась гора денег и власть. Так я стал Эрландо эл Эрнст!
Я снова приложился к фляжке, гном и гоблин задумчиво смотрели на меня.
— А где теперь твоя дракона? — спросил зеленый.
— А я ее спрятал! И ей не плохо там живется! — улыбнулся я. Ну, не рассказывать же мне, что Кристалина и есть золотая драконица!
— А покажешь?!
— Нет!
— Ну пожа-а-лусйта! — заныл любопытный Муса.
— Муська, отвянь от него! — прогудел Сурнгин. — Чтоб ты ходил, и пялился на нее, а потом не мог язык за зубами удержать?!
— А как она выглядит? — зашел гоблин с другой стороны.
— Молодо! — отчеканил я. — Все!
* * *
На следующее утро мы продолжили путь. Спать на земле уже было холодно, заканчивался второй месяц осени. Мы сели на лапнике зябко ежась, и потирая руки покрутили головами в поисках гнома. Тот куда-то запропастился, и в голову начали лезть всякие нехорошие мысли. А может его уже… того… расстройство желудка одолело? И теперь наш охранник где-то тяжко мучается?!
Ан, нет, вот он с довольной рожей выбрался из кустов. В руке два зайчонка, ночью попавших в силки! Завтрак обещал быть вкусным.
— А ты, зеленый человечек, дух за хворостом! Эрландо, на тебе вода!
Я подхватил котелок, и бодрой походкой, чтобы разогнать кровь пошел к речушке. Прежде всего, я избавился от лишней воды, и умылся холодной водой, наполнил жидкостью котелок, и вернулся назад. По дороге обломал у корня невысокую сухостоину, и приволочил ее к огню. Вскоре из зарослей появился Муса, таща в обнимку хворост, сбросив его рядом с костром, вытащил из кармана различные листочки и ростки.
— Испоганишь похлебку, я тебе твои уши еще большими сделаю! — угрожающе заявил Суги, водружая котелок над огнем.
— Боюсь-боюсь! — хмыкнул гоблин. — А не понравится, я сам съем!
— Я тебе дам — сам!
— Ну, так тогда молча жди!
Гном для виду поворчал, но больше не сопротивлялся. Мою деревяшку Суги наломал голыми руками, не смотря, что она была в полтора моих роста, и сломал яя со второго раза, костер загорелся бодрее, вскоре зайчонок сварился, и мы с удовольствием его утоптали, запивая бульоном. Вопреки опасениям Сурнгина еда получилась вкусной, и он аж причмокивал.
— Ты хоть бы спасибо сказал, хамло! — возмутился гоблин. — Сожрал и не муркнул!
— На здоровье, мой зеленый человечек!
Гном подхватил котелок, и отправился к реке его мыть, и спустя полчаса мы были уже в пути.
— Правда, с хлебом было вкуснее, — цыкнул зубом гном и сломал тонкую ветку. Ножом заострил ее, и принялся увлеченно выковыривать мясо, застрявшее между зубов.
— Как думаешь, нам долго топать до твоего графства? — поинтересовался гоблин.
— Недельки три, на лошадях. Я думаю. Мы далеко ушли по скалам на северо-запад, и теперь возвращаемся назад.
— О-о-о, — страдальчески закатил глаза зеленый. — Мы так и к первому снегу не успеем! Я хочу тепла, еды и спокойствия! Чтоб больше никуда не идти, не спать на земле, рискуя заработать воспаление легких!
— Муська, ну ной, и без тебя тошно!
— А вот за Муську я могу и горба намять! — возмутился гоблин. — Как же ты меня достал! Мне уже кошмары снятся, с тобой в главной роли!
— Ты думаешь, мне они не снились, когда мы еще руду копали? И ничего, привык! Так что и ты привыкай! Тебе не долго осталось, месяца два… ну три… пол года.
— Рррр! — зарычал гоблин, сгибая пальцы наподобие когтей, и тряся руками. — Как же ты меня достал! Я тебя ночью убью!
— Не получится. Спасибо, что предупредил! Теперь я тебя обухом топора по голове на ночь — хрясь, и спокойно ложусь спать. На утро водичкой в лицо побрызгал, и мы пошли дальше! Если, конечно, я вечером не перестарался, и ты до утра уже и околеть успел….
Гоблин оттопырил нижнюю губу, дуновением сдувая челку с глаза.
— Как же ты…
— Уже слышали, давай что-то но…
Из-за деревьев потянуло дымком. Мы сбавили обороты, и пошли медленнее, пузатый коротышка снял кирку со спины и перехватил поудобней.
— Первые люди?
— Не медведи же! — так же шепотом ответил гоблин.
— Зеленый, дуй на разведку! Тебя не так хорошо видно в траве, ты с ней сливаешься! — Сказал я, гоблин сплюнул, но в кусты полез, а мы затаились. Через минуту Муса вернулся:
— Четыре организма. Грязные, вонючие, заросшие… Подозрительные товарищи!
— Да, доверия не внушают. Совсем-совсем… — Я задумчиво почесал трехдневную щетину.
— Как и мы, — подтвердил гном.
— Эй! — послышался возглас за нашими спинами. Мы синхронно повернулись. Перед нами стоял субъект. Точно такой, как его описывал Муса: грязный, одетый в рванье, и т. д. и т. п. — Вы кто?
— У нас аналогичный вопрос: ты кто?! — не растерялся гоблин.
— Эй, парни! — с улыбкой крикнул стоящий перед нами. Гнилые, сломанные зубы вызывали приступы тошноты. — Смотрите кто у нас здесь!
— Это пятый, — прошептал гоблин. Из зарослей полезли его товарищи. У двоих были плохонькие мечи, у третьего самый обычный топор. Четвертый сжимал в руке заступ, ну а у стоящего перед нами типчика — сучковатая дубина. Вопрос о роде их занятия сразу отпадал.
— Я пьян? — спросил один.
— Ущипните меня! Я сплю!
— Тогда я тоже галлюцинирую с перепоя! Зеленый человечек!
— А я уж было подумал, что удар того придурка, что визжал как баба, которого мы вчера прирезали, все же, прошел не без последствий. Мерещатся тут всякие!
— Так сожжет у них есть че…
Гоблин взмыл с места в воздух, и, приземлившись возле того, что был с дубиной, ребром ладони ударил его по шее. Хороший прыжок, добрых метра три. Подхватив дубину падающего, поспешил к нам на помощь. Сурнгин умело отбивался от двоих мечников киркой, и вскоре один рухнул с проломленной головой, второй — с дырой в грудной клетке. Своей дубиной я парировал удар лопатой и с силой ударил ногой в лицо напавшего на меня. Гоблин пропустил топор над собой, и тот увяз в ключице моего противника. Даже добивать не пришлось! А гоблин наотмашь врезал оставшегося в живых противника. Про брызги во все стороны писать не буду.
— Надеюсь, никого больше рядом нет! — брезгливо отбросив свою дубину, сказал гоблин.
— Фе! — добавил гном, пытаясь оттереть свою кирку от крови листками лопуха.
— Столько убийств за раз, меня аж мутит, — поморщился я. — Муса, проверь их на наличие денег, и пойдем к костру. Гоблин пошарил по карманам разбойников, выскреб себе всю мелочь, и принялся я складки одежды.
— Муса, оставь! — начал было Суги, но остановился, когда зеленый вырезал прихватизированным кинжалом золотой из пояса штанов убитого. — Давай помогу!
Направляясь к костру поверженных бандитов, мы пересчитали свою добычу: полтора золотых — один распилен надвое, меньшего номинала, пятнадцать серебрушек, и двадцать три медные монеты. Два плохих меча, три кинжала, два ножа и топор. Фляга с дрянным вином, три кожаных пояса, кожаный нагрудник, который еще следовало оттереть обещанной Мусой травой, чтобы перебить мерзкий запах. На плече Мусы висели новенькие сапоги, точно снятые грабителями с трупа.
— Неплохой улов! — констатировал гоблин. Сейчас еще до костра дойдем!
Место у костра порадовало горкой одежды. Безразмерная холщовая куртка, которая пришлась впору гному, такие же штаны, залитая кровью рубаха, огромные сапоги, — всё это лежало кучей. Вещи сочли ненужными, так как никому из шайки они не подходили. Мне тоже досталась куртка и штаны. Гоблин обрезал штанины каких-то суперузеньких станов, и теперь радовался обновке.
Мертвых бандитов затащили в овраг и забросали лапником. После трудов, мы приняли ванну в озере, которое было неподалеку от реки, и одели чистую одежду.
Мы немного преобразились. Худую, старую одежду мы сожгли, так как и ту, что на нас не подошла. В мешке, возле поваленного бревна, мы нашли морковь и лук и взяли всё это с собой. Залили огонь и продолжили путь.
— Вот так встретил нас сей приветливый мир! — сказал гном, помахивая топором, приноравливаясь к нему. Хотя у нас таких тоже хватает.
— Слушай Сурнгин, у меня к тебе вопрос. — спустя некоторое время заговорил я. — Вот смотри, столько лет прошло, а у вас нет перенаселения в той долине! Как такое возможно?
Гоблин нукнул, подтверждая своё согласие, а гном дернул щекой, поморщил нос, огляделся по сторонам, и:
— Только пообещайте, что никому не скажете?
— Я все прекрасно понимаю, мир не готов узнать, что есть еще одна разумная раса на земле. Ты сойдешь за карлика, просто странный человек, ведь о вас никто не знает. Но зачем кому-то знать, что ты вообще из другого мира, фигурально выражаясь, и совсем не человек.
Гоблин согласно кивнул. Сурнгин огляделся, и поведал нам страшную тайну.
Глубоко под землей лежит огромный тоннель, тянущийся на тысячи километров. На юго-востоке, за рифами, простилается большой остров, и ход из этого тоннеля там выходит на поверхность.
На самом острове живет около трех миллионов жителей, там же есть поля и фермы, с которых они кормятся. А дальше, с острова, можно добраться на огромных кораблях до далекого материка, на котором живут гномы, орки, эльфы, гоблины, дракониды. Последние на две головы выше людей, покрыты чешуей, ходят на задних лапах. Руки и ноги заканчиваются когтями, голова похожа на морду дракона, сзади, до кончика хвоста, тянется гребень.
Дракониды обладают огромной силой, по словам гоблина, так, «на одну ногу черному троллю наступит, за другую дернет, и, пиши: пропало».
Также там живут кендеры. Маленькие создания, похожи на детей, ростом примерно с гоблина. Жуткие воришки, хотя этого совершенно не признают! Они ничего не воруют, они просто «валялось, и жалко было оставлять, кто-то плохой может забрать!», и «я шел, а оно само мне в сумку, карман, упало!». В тюрьмы их сажали толпами, хотя и понимали, что это бессмысленно, потому и отпускали на следующий день. Своими «находками» они страсть как любили обмениваться, совсем, как малые дети. В их стране, Кендероне, в поселениях, замков на дверях не было, и любой мог зайти и взять себе понравившиеся вещи.
— Какие-то раненые эти коротышки! В голову! — заявил Муса. — Как так можно жить?!
— А получается как-то, же! — усмехнулся гном. — А вот людей у нас там нет. И это счастье!
— Да, не исключено, — хмыкнул я.
— Было бы интересно повидаться со своими соплеменниками с другого материка! — улыбнулся гоблин.
— Насколько я знаю, сам не видел, они такие же притрушенные, как и ты!
— Да прям-таки! И вообще, сам ты притрушенный!
Препираться они могли вечность, и я к этому уже успел привыкнуть. А вечерком мы остановились в роще у скалы. Ручья здесь не было, потому пришлось обходиться водой из бурдюка. На ужин варился, да простит читатель за тавтологию, наваристый мясной суп. На дне мешка укрылись четыре сморщенные картофелины приличных размеров, которые и были основой нашего варева.
— И все же с солью приятней есть, — философски произнёс Муса. — А то от той еды уже блевать хотелось! Мерзость редкая!
— Не преувеличивай! — одернул его гном. — Месяц ползли по горам, и ты ни разу не проблевался!
— Ой, ой, ой! Нет, ну хотелось же!
— Не умер от бессолевой голодухи до сих пор, так и радуйся!
— Ребят, давайте ложиться спать, а? — попросил их я. Мы распределили дежурства, и я с гномом завалился спать, подложив под голову опавшие листья, накрытые тряпками, оставив дежурить у костра гоблина.
* * *
К деревеньке мы подобрались далеко за полночь. Не хотелось, чтобы нас увидели, да и просто, чтоб стыдно до смерти не было, когда застукают. И вообще: тех, кого грабишь, нужно уважать!
Сию, преисполненную глубочайшим смыслом мысль, изрек Муса, когда мы на закате выползли из лесу и советовались, когда б его «облапошить» (тоже, Муса) эту «дерёвню». И, вообще, много слов в нашем лексиконе прибавлялось именно благодаря Мусе. Такого словарного запаса я еще не слышал.
— Знаете, у меня уже изжога началась! — страдальческим голосом поделился гоблин. — Так кушать охота!
— А чтоб в горб настучали, тоже охота? — спросил Сурнгин. — Ты видел их мужчин?!
— Да, такие в лоб дадут, и шкура слезет!
Да, мужская, да и женская (видели, правда, только троих) половины населения, внушала уважение. От двух метров роста, а в плечах — метр ширины. Нет, может у страха глаза и велики, но заикой стать можно!
— А может они так быков и свежуют? — от безделья болтал гоблин.
— Да ладно тебе! Не накручивай себя! — одернул его гном.
— Да кто себя накручивает?! — слишком сильно, как для спокойного, возмутился гоблин. Волновался, все же.
Повисло молчание.
За добычей, пошли мы с Мусой, только заходили с разных сторон. Хотелось побыстрее набрать еды, и убираться отсюда. Гнома отправили глубоко в чащобу, к приметному, замшелому валуну, выпирающему из земли. Ну а с зеленым договорились встретиться там же.
Я решил особо не мудрствовать и поперся в ближайший сарайчик. Само строение было небольшим, но в его полу я обнаружил ход в погреб. В карманы набрал соленых огурцов, заправив рубашку в штаны и покрепче затянув пояс, наложил за пазуху луковиц, в сумку — три морковки, свеклу и картофель. Решил, что этого будет достаточно, а то, как известно, жадность гоблина погубит.
По металлической лестнице поднялся с погреба, осторожно, стараясь не издавать лишнего шума, положил люк на место и направился к выходу. И тут я услышал шаги. Мое сердце РУХНУЛО в пятки, и застучало там, а потом покатилось дальше, и теперь стучало в правом мизинце.
Стараясь как можно меньше шуметь, я вжался в угол возле двери, и вовремя это сделал. Огромный мужик, слава Богу, без светильника вошел в складское помещение, и выставив одну руку перед собой, а левой вел по стенке. Я стоял с противоположной стороны. Ноги он вытягивал перед собой, чтобы не удариться в препятствие с налету, и я решил, что, вот он, шанс улепётывать отсюда по-тихому, но тут дверь от ветра со скрипом затворилась, и гигант выругался матом. От моей попытки, спастись бегством, сапы, лопаты, грабли и прочая сельскохозяйственная лабуда, в которою я вжался боком начала съезжать, и мне пришлось еще сильнее напрячься, и в мой многострадальный бок еще сильнее врезались черенки. Мужик, от неясного шума, остановился и прислушался. Я чуть не окочурился на месте! Постояв немного, хозяин сего хранилища живительных веществ продолжил свой ход к бочке с огурцами. По крайней мере, в той стороне стояла только оная. Дойдя до цели, он открыл крышку, три огурца оприходовал на месте, еще штук десять, двенадцать разложил на ладони. Его грабля это позволяла.
Тем же макаром он вернулся назад. Я вздохнул, тихо-тихо, но вздохнул с облегчением. Но, как оказалось, расслабился рано. Бугай уселся, недалеко, метрах в десяти от сарайчика, на пенечек, сгрузил на пенечек огурчики, достал кисет, трубку, огниво, и закурил. Сапа, за моей спиной начала угрожающе двигаться. Да куда же ты! — в уме простонал я.
Скурив первую трубку, чувачок, Муса, я тебя убью за пополнение моего словарного запаса этими странными словами! он забил вторую. Хотелось плакать навзрыд, и, в то же время, истерично хохотать. Петь частушки, при этом растягивая слова в самых не подобающих до самых не подобающих, бочина уже онемела. Пот струился по мне, рубаха была мокрая, как хлющ. Ему хорошо, он сидит себе, спокойнехенько покуривает, а я тут с ума схожу!
Я не умер, и через двадцать минут, боком, спотыкаясь, поковылял в лесную чащу, и, доползя до точки сбора, свалил всю еду на кучку, и улегся на траву. Спустя несколько минут явился и гоблин, и мы обменялись впечатлениями.
Этот умник совсем от голода мозг и страх потерял, в курятник поперся! Ну не дурное создание, а?! А если бы нас, да всех… но как бы там ни было, полтора десятка яиц и курица были у него в руках.
— Ну ты и… — Гном влепил затрещину гоблину. — Рисковый парень!
Этой ночью мы улеглись спать сытыми — до отрыжки и икания.
* * *
Наутро четвертого дня начал накрапывать дождик, и мы, не выспавшиеся и злые, продолжили свой путь.
Ближе к вечеру дождь припустил изо всех сил, благо, что после унылого мелколесья с левой стороны снова потянулся лес, и деревья немного защищали нас от воды, льющейся с неба.
— Я сейчас расклеюсь! — заныл Муса. — Ну, сколько можно?! У меня снова насморк начнется!
— Не умрешь! И вообще, насморк у тебя и не прекращался! Где бы ты ни был, все вокруг тебя в твоей зеленухе!
— Суги, шел бы ты со своей зеленухой куда подальше!
Ну вот, опять начинается!
Но, вскоре мы встретили вырубку, с земли торчали одни пеньки, а из-за деревьев потянуло дымком.
— Ура, люди! — воскликнул гоблин.
— Умник, ты лучше уши получше спрячь под капюшон, и на глаза его надвинь! Ты хочешь, чтобы люди тебя убили при первом же взгляде на них?
— Слушай, Эрландо дело говорит! — поддержал меня гном, и сам поправил свой широкополый головной убор.
Мы немного задержались, приводя себя в порядок, а потом вышли из леса.
Перед нами лежала деревня. Восемь дворов, аккуратные бревенчатые домики, на северо-западе — поле, убранное на зиму.
Возле домов росли плодовые деревья, были разбиты небольшие грядки. Из хлевов доносилось мычание и блеяние, окна домов светились, а из труб поднимался дым.
Еще раз проверив себя, мы начали спускаться с небольшого холмика, на который краем наползал лес.
По размокшей, чавкающей дороге мы вошли в деревеньку. Деревню, на три неровные части разделяла дорога. Одна, самая широкая, шла с юго-запада на север, вторая — от поля к центру деревни. Людей на улице не было. Холодный, промозглый дождь разогнал всех по домам, и только у крайнего дома, возле огромной лужи сидела маленькая девочка и пускала кораблик из куска сосновой коры. На вид ей было от силы пять. Мы ошарашенно переглянулись и подошли к ней.
— А вы меня украдете? — спросила кроха. Мы оторопело посмотрели на нее.
— А с чего ты так решила? — спросил я, усаживаясь возле нее на корточки.
— Мне мама говорила, что если я буду гулять одна, то меня украдут, — глядя на меня большими серыми глазами, ответил ребёнок. — И еще она говорит, что лучше бы меня украли и побыстрее, так как я ей надоела.
Ее слова было больно слышать. Как можно так разговаривать с пятилетним ребенком?!
— А ты хочешь, чтобы тебя украли? — спросил гоблин.
Девочка пристально посмотрела на него, будто пытаясь что-то рассмотреть под надвинутым на глаза капюшоном.
— Наверное, да. Если вы не будете меня бить. Я не люблю, когда меня бьют. Мама меня постоянно бьет, а это больно. Она выгнала меня на улицу и сказала, чтобы я не возвращалась.
— Тогда пойдем с нами! — надтреснутым голосом предложил гном, глянув на меня. В его взгляде читалась непоколебимая решимость, и он бы не потерпел возражений, а мог бы и в нос дать. Я только согласно моргнул, показывая, я что только «за».
— Иди к дядьке Суги! — как можно ласковее сказал гном, протягивая свои ручищи-лопаты к девочке. — Он тебя никому бить не позволит!
Малышка с готовностью встала и пошла к нему на руки.
— Как тебя зовут, маленькая?
— Тварь.
— К-к-как? — у нас отняло речь, а гоблин начал заикаться.
— Меня мама так называла: Тварь!
— Н-не-ет, мы тебя так звать не будем! — наконец-то обрел дар речи гном. — Это некрасивое, и плохое имя! Очень плохое! Мы тебя назовём Иоланой!
— Да, точно, Иоланой! — обрадованно произнес Муса, уже начавший морщить лоб в поиске подходящего имени. — Тебе нравится?
— Да, дяденька!
— Вот и отлично! Меня зовут дядя Муса!
— Хорошо, я буду называть вас так!
— А я Эрл, — с улыбкой представился я.
— Дяденьки, у меня ножки замерзли! — жалобно произнёс ребёнок.
Мы все посмотрели на ее ступни. Крохотные, грязные, в синяках и ссадинах, они были босыми.
У меня дрогнуло сердце. Конец октября, а дитя босое!
— Где же твои ботиночки?
— А у меня их нет! Мама сказала, что мне они не нужны! А они мне очень нужны, так холодно босиком ходить!
— Кто твоя мама? — изменившимся голосом спросил Суги.
— Она ко всяким дядям ходит. А потом приходит пьяная и уставшая! Мало кушать мне дает, говорила, что если удастся, то продаст меня кому-то!
— Ну, уж этому не бывать! — в горле гнома заклокотал гневные нотки. — Теперь тебя точно никуда не продадут!
— Да, теперь она умерла. — Иолана хлюпнула носом.
Сурнгин снял с себя тяжелую куртку и замотал в нее маленькую, а ножки спрятал в ладони, согревая их теплом своих рук.
— Так будет теплее! — заботливо произнёс он, бережно прижимая девчушку к груди. — Где здесь у вас таверна?
— Вот там, на главной улице!
В центре села, где находилось что-то похожее на площадь, стояла деревенская таверна. Ее окна светились теплым светом, а за дверью слышался гул разговора и взрывы хохота.
Люд отдыхал. Наверное, это было здесь единственное место, где могли собраться все мужики и поболтать о своем, без всяких бабьих стонов, охов и пяти копеек в разговоре.
Гоблин надвинул капюшон пониже, и мы вошли в здание. В нос ударило жаренной на огне свининой, крепким элем, жаром камина и воздухом, нагретым дыханием десяти мужиков, удобно устроившихся за одним из трех длинных столов.
На столе, на огромном разносе лежал поросенок, истекающий жиром. В центре зала было пустое место, выложенное тесаным камнем и огороженное металлическим бортиком.
На каменной площадке тлели угли, и стоял опустевший вертел, поросенок с которого удобно устроился перед мужиками. Над всей этой площадкой нависала большая, жестяная, закопченная вытяжка.
Мужчины синхронно повернулись к нам. Те, которые сидели к нам спиной, повернулись вполоборота.
Выглядели мы эффектно. Промокшие до нитки (гном вообще представлял собой жалкое зрелище — в шерстяной рубахе и жилетке, шляпе с обвисшими полями и мокрой бородой, — мокрый кот, только особо габаритный. Сверток с ребенком в его руках выглядел чем-то подозрительным), такой же, как и гном, гоблин громко чихнул. Казалось, мутное стекло в оконных рамах задребезжало от его чиха. Ну и я, ежащийся от холода и посиневшими руками сжимавший шнурок котомки, висевшей на плече. Настоящие разбойники с большой дороги, которой тут и не пахло. Может, и пахло, но пока мы ее не видели.
— Добрый вечер! — поприветствовал я сидевших, настороженно зыркающих на нас. Вон один уже вилку в руке сжал, а другие руки в опасной близости к ножам держали.
— Можно у вас подкрепиться и согреться? — продолжил я миролюбивым тоном. Спины крестьян оставались напряженными, поэтому я, не спеша, снял с плеча котомку, поставил ее на лавку возле ближайшего к нам стола, аккуратно расстегнул ремень с висящими на нем ножом и мечом и поставил их в угол, с левой стороны от входа. Мои спутники проделали тот же маневр.
Мужики немного расслабились. Я снял куртку и повесил ее на палку, стоящую на четырех деревянных ногах, на вершине которой были оставлены сучки (на них вешались вещи).
— Если вы не возражаете, то позвольте поставить вешалку поближе к огню!
Крупный мужичок, по всей видимости, хозяин заведения, кивнул. Гном развернул куртку, и опустил девчонку на пол.
— Иолана, иди поближе к огню!
Маленькая шмыгнула носом, и подошла к камину в центре зала.
— Уважаемый, а у вас таз с горячей водой выпросить можно? Девочка должна ноги попарить, а то, не приведи Всевышний — заболеет!
Толстячок встал, потопал за стойку, скрылся за дубовой дверью и через минуту появился с большим казаном воды, который подвесил над огнем.
— Что-то еще?
— Если можно, то выделите нам теплую комнату на четверых, и ванну с горячей водой. И еды побольше, мы очень голодны, — попросил я, и положил золотой на стол. Хозяин сразу засуетился:
— Есть комната, но только на троих, я сейчас с мужиками внесу туда еще одну кровать! И, может, вам лучше в баньку? Ее как раз истопили!
— Благодарю вас! — искренне поблагодарил я. — Если можно, то мы прям сейчас туда!
— Да, конечно! Вещи можете оставить в комнате, вот туда по коридору, вторая дверь справа!
— Иди на руки, пол холодный! — сказал гном, поднимая Иолану с теплых камней возле огромной жаровни.
Хозяин скрылся в проеме двери за стойкой, и оттуда зазвучали его указания по обслуживанию гостей. Золотой со стола загадочным образом исчез.
— Уважаемый, а кто вам эта девочка? — спросил жилистый, кареглазый мужик, наконец решившийся на расспросы.
— Наверное, приемная дочь. — я пожал плечами. — Сидела на окраине села. Сказала, что ее мать выгнала. Не бросать же ее там, одну?!
— Пропащая она женщина! Вечно мотается в городок, продает свою любовь. Живет в перекосившейся хибаре, за дочкой совсем не глядит!
— Да оно и видно! А вы что, не могли присмотреть, образумить непутевую мамашу? — возмутился Суги. — Маленькая девочка одна бродит, без надзора?
Все как-то сдулись, пристыженно опустили головы.
— Авось, какие воры и насильники?! — поддакнул Муса.
— Ты мы, это… она сегодня померла… горячка…
— В общем, теперь я… мы за ней приглянем!
— А…
— И…
— Эм…
— Не обидим! А из одежки что найдется? Купим! — заверил гном, видя, что мужики начинают мяться. Услышав о деньгах, три человека поднялись, и вышли под дождь. Наверное, домой пошли, вещи выросших детей собрать.
Я прошел в нашу комнату и оставил там наши вещи и оружие. Ножи я все же оставил, полностью доверять крестьянам я не решился.
Комната, в которую нас поселили, была просторной и светлой, если так можно ее назвать в данное время суток и при настоящей погоде. Стены были чисто выбелены, еще и красный кантик под потолком! Какие-то переплетенные цветочки, наверняка творение местного художника, организовавшего этот шедевр за пинту-другую пива.
Порывшись в котомках и вытащив чистое, но мокрое нижнее белье, я вернулся в зал.
— В баньке уже все готово, я даже распорядился бочонок пива туда отнести! — доложился хозяин таверны.
— А квас у вас есть? — поинтересовался я.
— Принесем!
— Вот и отлично!
— Идемте, я вас проведу!
Выйдя на проливной дождь, я зябко поежился. На улице окончательно стемнело, и крепко пахло дымом, подымавшемся из трубы хорошо прогретой бани.
— Вот сюда!
Пройдя по тропинке, выложенной деревянными досками и зайдя за дом, я наконец-то смог рассмотреть сооружение целиком. Невысокий сруб с крылечком, возле которого стояла большая бадья дождевой воды.
— Можно распариться, и тут окунуться, — деловито пояснил хозяин.
Скрипнула дверь, и мы вошли в просторный предбанник.
— Там полотенца и шляпы, чтоб париться, а в парилке есть жерди, повесите мокрые вещи! Вам кушать в комнату принести?
— Да, любезный! — сказал я и сунул ему в руку еще две серебрушки.
— Если что, обязательно обращайтесь, не молчите! — закланялся толстячок.
— Просто накорми нас хорошо и дай выспаться! И еще просьба: не тревожьте нас пока.
— Все будет в лучшем виде, господин! В лучшем виде! Ну, я пошел!
Мужик скрылся за дверью, а гном возмущенно зашипел:
— Это непозволительное расточительство!
— Ничего, все будет хорошо. Вот слышал, городок недалеко. Там продадим первый кусочек алмаза. Дадут за него много.
— И, все равно, сорить деньгами не нужно!
— Так, перестаньте париться, давайте уже париться! — возмутился гоблин. — И Иолане нужно хорошо отогреться!
Мы начали раздеваться. Гном остался в одних своих женских панталонах с цветочками на ягодицах:
— Это чтоб не травмировать детскую психику! — назидательно пояснил он, и под хихиканье Мусы раздел малышку и потопал в парилку. Мы с Мусой, заложив щеколду и надев фетровые шляпы, пошли за ним.
— Хорошо-о! — закатил глаза Муса, влезая на третью полку, и развалившись на ней. Девочку посадили на самую нижнюю, чтоб не очень жарко было, а гном влез на четвертую, и сидел там, зажмурив глаза. Я присоединился к нему.
— Иолана, если будет слишком жарко, или будет кружиться голова, ты сразу говори! — сказал гном девочке.
— Хорошо, дядя Суги! — ответила девчушка.
— Ну, ребят, кажется, теперь отдохнем! — разомлевшим голосом пробормотал Муса. — хочется вечность так пролежать!
— Вечность ты пролежишь в сырой земле! — заявил гном.
— Тс-с, тут дети! — цыкнул на него глобин.
Я только улыбался, глядя на заботливых папаш.
— Дядя Суги, мне уже жарко! Можно выходить?
— Сейчас, детка, сейчас! — засуетился гном, и, протопав вниз, подхватил стоящий здесь таз с водой с торчащей из него плошкой, вышел с девочкой из парилки.
За дверью послышалось его бормотание и хлюпанье воды, потом все затихло, а через несколько минут вернулся гном:
— Теперь, попаримся по-мужски! Суги, лезь выше! Ты как баба, мостишься ближе к земле!
— И ничего не баба! — возмутился гоблин и уселся рядом со мной. Суги отодвинул два веника, мочащихся в тазике, зачерпнул плошкой воды, и щедро плеснул на камни за сеткой, которыми был завален котел с горящими дровами.
— Уа-а-а! — возопил гоблин из поднявшихся клубов пара.
— Я же сказал — баба!
Гоблин опустился назад на сосновую полку и дышал открытым ртом. Выйти, чтобы гном потом все время колупал его, что он баба, он передумал.
— А ничего так, да? — Суги сел рядом с нами.
— Давно о таком мечтал! — счастливо вздохнул я. — Как домой вернулся!
— Есть такое! А ты, Муса, ложись, пошлепаю тебя веничком!
Я спустился полкой ниже, а Муса улегся лицом вниз, уткнувшись в шапку. Гном, поиграв мышцами, выхватил березовый веник, и шмякнул гоблина по спине. Раз, другой, а потом начал помахивать веником, гоняя горячий воздух над спиной зеленого. Тот зашипел в шляпу, а гном, прихлопнув веник к спине рукой, с силой провел им по коже, прижимая ладонью. Шлепками прошелся по спине и ногам, а потом заставил перевернуться. Спустя некоторое время, гоблин, разомлевший и довольный, покинул парилку, а я занял его место:
— Потом меня попаришь? — спросил Суги, шлепая меня веником.
— Ага!
— Хорошо жить на свете, братцы! — шепотом произнёс гоблин, делая большой глоток пива.
Я пил квас, гном предпочел пиво, девочка спала, накрытая льняным полотенцем. — День был отличным! Вот даже девочку спасли.
— Я себе всегда дочку хотел…
— Муса, ты что несешь?! — уставился на него Суги.
— Что взял, то и несу!
— Тьфу!
— Так, тихо, малютку разбудите!
Товарищи зашикали друг на друга, и мы пошли стирать и сушить свои вещи, а потом развесили одежду в парилке. Запах, конечно, будет от нее не очень, но, зато стираная и сухая.
Тук-тук-тук…
В дверь робко, чуть слышно постучали. Гоблин завернулся в одну из лежавших здесь простыней, а я пошел открывать.
— Нет, ну просили не тревожить, — прошипел гном.
Гоблин скрылся в парилке.
— Вы простите, что тревожим, я тут вещей сухих немного собрал, — прошептал хозяин. — Думаю, подойдет! И, по собственной инициативе, за вашу щедрость, принес вам одежду.
— Премного благодарен! — поблагодарил я, принимая из его рук наши новые шмотки.
— Все, не осмелюсь больше отвлекать!
Я прикрыл дверь, и вернулся в предбанник. Бросил вещи на лавку, и сказал:
— Ну что, еще один заход, и спать?
Со мной все согласились, и мы полезли еще разок пропариться.
— Нужно купить лошадей, — сказал гоблин.
— Конечно, на них быстрее доберемся! Да и оружие нормальное нужно купить, этими жабоколами много не навоюешь! — Кивком головы подтвердил я.
Хорошо вымывшись водой из бочки и выстирав вещи (развесили их в парилке над котлом), примерили новую одежду. Не знаю, с кого стащили одежду для гнома, но он в нее влез, она пришлась ему впору. Гоблина обрядили в детские вещи, а мне достались обычные штаны и рубаха. Вся одежда была льняной, домотканой и крепкой. Довершали нашу экипировку кожаные куртки и сапоги, в общем, хозяин расстарался на славу!
* * *
Гном поднял спящую девочку на руки, взяв её вещи подмышку. Гоблин держал над ней свою куртку.
Народа в зале не уменьшилось, наоборот, нарисовался приходской священник, и сразу стало ясно, чьи одежды теперь носил гном.
— Всем добрый вечер еще раз, и, уважаемый хозяин заведения, можете подавать еду! — делал я заказ, пока гоблин с гномом подымались в комнату.
— Сейчас прикажу доставать из печи, а то она и остыть могла, пока вы принимали водные процедуры! — засуетился толстячок, а священник зазывающе махнул мне рукой:
— Присядь на минутку, сын мой!
Я подчинился и сел против него. Святой отец стал разглядывать меня.
— Куда путь держишь, сын мой?
— К морю, в Кертен. — доверительно сказал я. — К родственникам. — Нечего делать у границ империи, смутные времена нынче.
Последнюю фразу я произнёс, сильно рискуя, ведь последних новостей о мире я не знал!
— Да, сынок, неспокойно сейчас. Очень неспокойно. Не приведи, Всевышний, война начнется. Разбойники шалить начали!
Я в такт кивал головой и еще некоторое время отвечал на расспросы, наблюдая за поведением и настроением сидящих вокруг меня посетителей, но подозрений у них я не вызвал. Затем, откланявшись, ушел спать. О нашей схватке с бандой я решил не рассказывать, а то мало ли что, вдруг окажется, что это односельчане озверевшие!? Утром мы купили троих коней, взяли еды в дорогу и уехали из деревеньки. Дождь наконец-то прекратился, и из-за туч показалось осеннее солнце.
Через сутки мы были в городке под названием Месвишь.
* * *
— Ну и вонь! — поморщился гоблин, натягивая рубашку на нос. — Она меня убьет!
— Рано ли, поздно ли нас всех что-то убивает, кого меч, кого радикулит, — философски пожал я плечами.
Мы попали в Месвишь после уплаты въездной пошлины. Когда я дал стражу серебряный вместо двух медяков с носа, нас даже не проверяли.
Гоблин вывихнул палец одному воришке, шарящему у него в кармане:
— В следующий раз я тебе его сломаю, — добродушно улыбаясь сказал ему гоблин. В голосе его звучало одно добродушные нотки. Улыбки гоблина видно не было, так как нижнюю его часть прикрывала повязка. Особых подозрений мы не вызывали, так как были чистыми. Доверие усиливалось, когда видели девочку на руках, восторженно рассматривающую город. Гном и гоблин тоже поглядывали по сторонам.
— Уважаемый, скажи пожалуйста, где здесь можно найти хорошую таверну? — спросил я у прохожего. Тот ткнул пальцем в сторону, указывая направление, и вскоре перед нами предстало двухэтажное каменное здание.
Зал был заполнен, потому я сразу прошел к стойке и снял на день за четыре серебряных комнату с включенной в эту сумму в придачу едой. Мы сразу же туда поднялись.
Слуга внес чан на сто литров воды, а служанки доставили курицу, варёный рис, компот, вино, хлеб, квашеную капусту, которую гном с гоблином пробовали впервые.
— Ну и кислятина! — произнёс, жуя с удовольствием Муса. — Но вкусно.
Гном с ним согласился, и мы налегли на еду в четыре горла. А после трапезы завалились спать.
Хотя я и отвык от больших городов, и они казались мне грязными и вонючими, но быстро это дело вспомнил.
Город оказался достаточно большим, а ювелирных лавок оказалось целых две. И в одной нам предложили хорошую цену. По меркам этого захолустья:
— Здравствуйте! — поздоровался я, входя в светлое помещенье, над дверью которого был нарисован рубин с бликом на одной из граней. Рисунок получился не хорошим и не плохим: нормальным.
— И тебе не хворать! — поздоровался со мной седой, просто одетый мужичок, приподнимаясь из-за прилавка и откладывая книжку, которую читал, в сторону.
— Я хотел бы продать камушек. Если он, конечно, настоящий, а то я в этом не очень разбираюсь.
— Ну, показывай, — улыбнулся хозяин лавки.
Я выложил на прилавок осколок алмаза размером с горошину, бережно вытряхнув его из кожаного мешочка. Туда же я положил для пущей верности серебряный, Хозяин подвинул его к себе, взял увеличительное стекло, и глаза его алчно блеснули.
— Нет, это пустышка! — заверил он меня, собираясь было сунуть его себе в тумбочку.
— Знаешь, я не такой уж и простофиля, как тебе показалось. — в прилавок воткнулся кинжал. — Сдается мне, что ты просто хочешь меня кинуть.
— Нет, нет что вы! — засуетился седовласый. — Я просто переживаю, что ко мне потом явится его хозяин, и мне придется его отдать, а я вам заплатил!
— Что ты лепишь горбатого к стене! — рыкнул я. — И за камнем никто не придет, будь уверен.
Рано я расслабился. Из двери за прилавком вышел громила, охранявший этого негодяя.
— Сандо, выкинь это за дверь! — брезгливо ткнул в меня пальцем показавший свое истинное лицо ювелир.
Громила передернул плечами и двинулся ко мне. Я дал ему подойти на расстояние вытянутой ноги и с размаху влепил ему между ног, добив ударом рукояти ножа в висок.
— А теперь с тобой, — перегнувшись через прилавок, я схватил побледневшего кидалу, не ожидавшего такого поворота событий, руками за голову, и дернул на себя. Тот смачно чвакнулся носом о стол и сполз под прилавок.
Через десять минут он очухался и выбрался на свет божий, уселся на стул и запрокинул голову назад.
— Зачем же так сразу? — заныл он, ощупывая нос.
— Затем, что ты «так сразу». Я к тебе мирно пришел, а ты хотел ободрать меня, как липку.
— Хорошо, я тебе заплачу…
— Сполна. — перебил я его. — И только попробуй меня снова начать дурачить, нос я тебе сломаю. И руку в придачу!
— Хорошо, хорошо! — засуетился тот, отирая тряпкой лицо. — Семьдесят золотых, больше дать не могу, и так в убыток себе!
— Хорошо, семьдесят хватит, а про убыток будешь кому-то другому бабушку лохматить!
Ювелир бережно отсчитал мне семьдесят золотых, сложил их в мешочек. Я поблагодарил его и пошел к выходу. По дороге пнул вышибалу, начавшего приходить в себя, и, остановившись у двери, сказал:
— И еще одно предостережение: не пытайся за мной следить и вернуть свои деньги. Будь здоров!
Я на прощание махнул рукой, а ювелир нервно сглотнул. Вернувшись в таверну, перекусив и зацепив с собой гнома, мы ушли на рынок.
По дороге мы зашли в оружейную лавку, где теперь нам пытались втюхать галимые мечи. За двадцать минут гном доказал хозяину, что он не на тех нарвался, и тот пошел в подсобку за нормальным железом:
— И откуда ты такой грамотный взялся? — спросил он у гнома.
— Там, откуда взялся, много еще есть! — с улыбкой сказал ему гном, разглядывая два меча и трогая их режущую кромку. — Эти тоже «не фонтан», но получше тех, что раньше были!
— Как «не фонтан»?! Как «не фонтан»?! Да это мои лучшие мечи!
— Ладно, ладно! А боевой секиры твоего производства не найдется?
Хозяин, обиженно бормоча что-то под нос, удалился, и вскоре вернулся с увесистой двуручной топорягой с шипом на навершии. Гном и ее придирчиво осмотрел, пару раз маханул, крутнул в руке, подбросил до потолка, поймал и одобрил творение кузнеца.
— Хорошо сделано! Сколько с нас?
— Сорок пять золотых!
— Тридцать, больше не дам! — отрезал я.
— Бесплатно! — заявил гном. Мы с хозяином оружейной вытаращили на него глаза.
— Я тебе расскажу секрет, как сделать металл тверже. Как ты догадался, я тоже кузнец, и у меня есть свои секреты.
Немного подумав, хозяин согласился, и гном рассказал тому что-то о температуре закаливания, сырье для огня, температуре горна, растворе, в котором нужно охлаждать оружие после ковки. Хозяин лавки быстро строчил на листочке все рекомендации моего гнома.
— Ты что, сдал ему все ваши секреты? — спросил я у гнома, когда мы покинули оружейную лавку.
— Гонишь! какие секреты?! Это металл для столовых ножей, кос, тяпок, лопат, но не для оружия! — и, глядя на мою приподнятую бровь, добавил:- но металл этот все же тверже вашего.
— Не кислые у вас тяпки и лопаты!
Гном только хмыкнул.
На рынке меня попытались ограбить в третий раз. После увесистого подзатыльника, от которого мелкий воришка отлетел на три шага и брякнулся в лужу, протаранив при этом какого-то мужика, поползновения на мое добро закончились.
Мы приобрели себе новую одежду для путешествий, гном купил вебе отличную кожаную перевязь, десяток ножей для гоблина, себе — хороший кинжал и отличные сапоги. У старушки купили грим и пудру для нашего зеленого и всяческие лекарственные травы.
Лошадей решили не менять, просто поменяли на новую потёртую сбрую. О маленьких радостях для Иоланы тоже не забыли: купили ей костюмчик, платьице, ботинки, ну в общем, скупились по полной. Весь этот ворох подарков увенчали мешочком со сладостями. Себя, естественно, и гоблина не забыли, — купили теплые куртки, всякие мелочи, необходимые для дороги, и вернулись в таверну.
Девочка была несказанно рада обновкам, и за все это расцеловали нас всех по очереди. Счастье в глазах гнома было непередаваемым.
Отсыпались мы три дня, отъедали утраченный жирок, а на утро четвертого дня, отправились в путь.
Погода стояла безветренная, солнечная. Осень отдавала последнее солнечное тепло, как отдают долги добрые старые люди.
Девочка, сидящая перед Сурнгином, весело смеялась и щебетала. Гном довольным взглядом разглядывал окружающий мир. Дорога домой продолжалась!
Вскоре я буду там!