«Дорогуша» Джил Рикбелл осторожно высвободила бокал с шампанским из неловких рук навахо и прижалась к нему всем телом. Блузка «болеро» и сиреневые брючки из натурального шелка, надетые прямо на голое тело, сразу подчеркнули мельчайшие подробности самых интимных мест молодой женщины.
– Идемте же, Зуни, – выдохнула она.
Индеец затрепетал, как лошадь, которую гладят по холке, но не сдвинулся с места. Спиртное, к которому он не привык, уже ударило в голову, но мир бледнолицых все еще его ужасал. К тому же, он был всего лишь случайно в этом сказочной красоты доме, который невозможно было даже представить в аризонской резервации Дизер Пейнт. Он никогда не должен был оказаться здесь, за колоннадой вокруг бассейна, с белокожей самкой, которая предлагала ему себя. «Дорогуша» Джил коснулась языком его сухих губ. Тело молодого индейца, затянутое в старые джинсы и белую майку, приводило ее в исступление. Казалось, еще немного, и она вонзит в него ногти.
В обширной коллекции самцов, регулярно менявшихся за всю ее молодую жизнь, индейцев еще не было.
С этим же никак не удавалось улучить минутку, чтобы хорошенько им попользоваться.
Из больших окон, выходящих на бассейн и сад, доносилась музыка и гул голосов. Воздух был теплым. Бесчисленные звезды сияли на калифорнийском небе сквозь высоченные кокосовые пальмы Беверли-драйв, одной из самых элегантных улиц Беверли Хиллз, мекки всех калифорнийских миллиардеров. Прожекторы освещали одноэтажную белую виллу целиком.
«Дорогуша» Джил чувствовала, что не сможет долго противиться своему желанию в этой райской атмосфере. Она придвинулась еще ближе, прижалась бедрами, воспламеняя ткань на джинсах, и сплела свои тонкие руки на затылке навахо.
– Давай потанцуем, – прошептала она, откидывая назад длинные каштановые волосы.
Ее лицо имело совершенный, как у мадонны, овал. Выделялись лишь большие полные губы, странным образом искаженные выражением упрямства и жадности.
Навахо неловко затоптался напротив нее, выдержал несколько тактов, затем, словно вагонная сцепка, грубо притянул молодую женщину к себе, едва не переломив ее пополам. Индейца буквально подбрасывало от желания. «Дорогуша» Джил слегка вскрикнула от боли и отстранилась от индейца.
Из-за его грубой выходки маленькая безделушка – лунный камень в золотой оправе на цепочке, украшавший ее пупок, впился в тело. Она сорвала украшение и, не имея на себе карманов, сунула его навахо. Тот обеспокоенно поднял на нее большие черные глаза с ресницами, как у девушки.
Улыбка Джил его успокоила. Джил обхватила его правую руку длинными точеными пальцами и повлекла за собой.
– Давай уйдем отсюда, – шепнула она. – Здесь нехорошо.
Они обогнули бассейн в виде буквы "Г" и прошли мимо окон гостиной. «Дорогуша» Джил бросила взгляд на дверь. Часть приглашенных толпилась возле бара, где автомат под давлением выбрасывал пиво. Остальные с шумными возгласами играли в биллиард. Большинство парочек растянулись прямо на белом, с ворсом по щиколотку, ковре во всю комнату и безудержно флиртовали.
Навахо растерянно наблюдал это зрелище. Будучи всего две недели на службе садовником у Джина Ширака, которому принадлежал этот дом, он не успел еще по-настоящему оценить голливудские нравы.
«Дорогуша» Джил тащила его в полумрак. Чем меньше народу их будет видеть, тем лучше. Они было уже добрались до небольшой двери, ведущей в гараж, как Джил чуть не подпрыгнула от голоса Джина Ширака, владельца дома.
– Не задерживайтесь слишком долго в пути. К завтрашнему утру вам следует быть в Энсинаде.
Он вышел из темноты. Розовая рубашка и белые брюки идеально подчеркивали его фигуру. Крупные грубые черты лица, холодные голубые глаза и тонкие губы делали его страшно похожим на Керка Дугласа. Маленькая бородавка, курьезным образом усевшаяся на кончике носа, иногда придавала его лицу совершенно комичное выражение. Встретившись с Зуни взглядом, он благожелательно улыбнулся.
– Развлекись немного, Зуни, – сказал он. – Приятного путешествия.
Окаменевший от стыда навахо пробормотал несколько неразборчивых слов. Джин Ширак с презрительной гримасой наблюдал, как Джил и навахо исчезают в дверном проеме. Старая пуританская закваска, полученная по наследству от предков, никогда не позволяла ему полностью принадлежать Голливуду. Временами он ненавидел себя за то, что водится с «дорогушей» Джил Рикбелл, нимфоманкой и наркоманкой, чьи моральные принципы заставили бы устыдиться даже обезьян в период спаривания.
Но, увы, здесь дело касалось прежде всего спасения собственной шкуры. Поспешно ввязавшийся в смертельную борьбу Джин Ширак нуждался в «дорогуше» Джил и в ее нимфомании. Из всех его подружек она одна была способна без лишних вопросов взяться за странную миссию, которую он на нее возложил. Джил двигало только неуемное желание отдаваться. Чтобы заполучить индейца, «дорогуша» потащилась бы гораздо дальше, чем в Энсинаду...
Джин Ширак надеялся, что капризы Джил не смогут расстроить его хорошо продуманный план.
Джин вернулся в гостиную. Перед домом ожидали длинные черные кадиллаки. Джин Ширак умел принимать гостей. За каждым из приглашенных он посылал лимузин с шофером, чтобы гости могли упиться до смерти, не заботясь об обратном пути.
Белый кадиллак Джил был припаркован немного дальше по Беверли-драйв, наперекор всем запретам. Она нажала на кнопку автоматического управления, дверцы открылись, и навахо упал прямо на кожаные подушки. Автомобиль был весь пропитан духами молодой женщины. Она в свою очередь уселась, вытянула до упора выдвижной руль, включила музыку, откинула подлокотник посередине и повернула ключ зажигания. Навахо, чье желание оживилось от пленительного аромата, исходящего от сидений, тут же придвинулся ближе и положил руку ей на бедро.
На перекрестке бульвара Сансет горел красный свет. «Дорогуша» Джил бросила руль и прижалась губами к губам индейца. И совершенно бессознательно подалась бедрами навстречу. Она не сможет дождаться Энсинады! Джил свернула наконец на Сансет и нажала на акселератор. Индеец мял своими ручищами живот «дорогуши» Джил и по-звериному ворчал. С ее губ сорвался протяжный стон, и она сжала руль так, что он едва не сломался. Ей во что бы то ни стало нужно было продержаться до Беладжио-роуд в Бель-Эйр, так называемом супер-Беверли Хиллз, где самая крошечная травинка была оплачена золотом. Кадиллак волочился по бульвару Сансет как попало. Когда «дорогуша» Джил ощутила теплые губы навахо на своем животе, она чуть не врезалась в газон посередине. Необходимо было срочно взять себя в руки. Поскольку это был еще не Бель-Эйр, она рисковала быть остановленной одним из бесчисленных патрулей, которые день и ночь сновали на своих автомобилях вдоль Беверли Хиллз, подстерегая малейшее нарушение правил.
За оградой Бель-Эйр эти проблемы исчезали. Неподкупные полицейские из «Бель-Эйр Патруль» относились к «дорогуше» Джил Рикбелл с большим снисхождением. Наполовину за ее щедрость, наполовину за ее мимолетные увлечения униформой.
Кадиллак проделал целую серию крупных виражей, прежде чем достиг начала Бель-Эйр. Полностью игнорируя ограничение скорости в 25 миль, «дорогуша» Джил еще прибавила ходу. Прекрасный маневр, чтобы выиграть время – с одной стороны, с другой – не потерять совершенно голову из-за усилий навахо.
Пять минут спустя она уже останавливалась перед своей виллой по Беладжио-роуд, извилистой улице, окаймленной такими домами, о которых можно было только мечтать. Здесь считалось неизлечимым пороком не иметь бассейна и теннисного корта. Джил вышла из машины и обогнула удлиненный капот. Навахо спрыгнул на землю и бросился к ней. Как только ее силуэт показался в бледном свете фар, он схватил ее за бедра и опрокинул на еще теплый капот. Растроганная этим грубым приступом, Джил было уже приступила прямо здесь, у своих дверей. Но, воспитанная в изысканной роскоши, она питала слабость к комфорту.
Выскользнув из рук навахо, она побежала к своим дверям, чтобы открыть. Гостиная была залита мягким полусветом, который электронное реле автоматически включало при наступлении сумерек.
«Дорогуша» Джил сбросила обувь и утонула по щиколотку в толстом ковровом покрытии красного цвета, закрывавшем весь пол. Затем она поставила пластинку на стереопроигрыватель и включила его. Через колонки музыка рассыпалась по всем уголкам комнаты. Большое застекленное окно в глубине гостиной выходило прямо на бассейн, окруженный тропическим мини-лесом. Это производило впечатление настоящих джунглей снаружи.
Заросли освещались прожекторами.
Зуни остановился на пороге, смущенный роскошью этого обиталища. С фасада одноэтажный дом Джил с плоской крышей из деревянной черепицы темного цвета не производил никакого впечатления. Зато внутри молодая женщина устроила маленькую волшебную сказку. Середину комнаты занимало очень низкое канапе размером с кровать, покрытое черным бархатом. Канапе было почти квадратным, без спинки и составлено из нескольких глубоких кресел одного цвета. Вокруг прямо на полу лежали подушки.
– Иди же, снимай обувь, – сказала «дорогуша» Джил навахо. Она направилась к бару из красного дерева и выудила бутылку виски. Зуни смущенно снял сандалии и сделал несколько шагов. Он чувствовал себя не в своей тарелке посреди всего этого великолепия. Но мягкое прикосновение ковра к ногам вернуло ему уверенность, которая тут же исчезла при виде камина, где фальшивым газовым огнем горели дрова. Индеец отскочил назад. «Дорогуша» Джил сидела на одном из табуретов, окружавших стойку бара, и удовлетворенно созерцала свою дичь. Необычные золотистые обои давали отблеск в глазах индейца. Невзирая на тонкие черты лица и девичьи глаза, он производил впечатление первобытной дикой мужественности посреди всего этого свехзамысловатого декора. Особенно широкие плечи и развитый торс. К Джил внезапно вернулась страсть.
«Дорогуша» Джил заметила, что грудь навахо начала вздыматься, а большие черные глаза стали совсем неподвижными. Первый момент растерянности перед незнакомым домом прошел, и он снова видел перед собой только Джил, примостившуюся на высоком табурете.
Она наклонилась и повернула ручку выключателя, еще более приглушив свет ламп. Ее лицо мадонны сохраняло выражение невинности, но мышцы живота напряглись так, что хотелось кричать. Она легко соскользнула с табурета и направилась в глубь комнаты. Осталось только принять некоторые меры предосторожности, прежде чем предаться любимому провождению времени. Проходя мимо навахо, стоящего лицом к камину, она не могла удержаться и погладила тонкими пальцами темную кожу мускулистой шеи в вырезе майки. Дальнейшее было внезапным, как прием каратэ. Навахо резко крутанулся и схватил «дорогушу» Джил за талию. Она ощутила все его мышцы бедрами, животом и грудью. Запах Зуни совершенно заглушил ее собственные духи, индеец так сжимал ее тело, словно хотел расплющить об себя.
Обрадованная «дорогуша» Джил сначала не оказывала никакого сопротивления, но когда она захотела высвободиться, навахо удвоил силу объятий. Несколько секунд они шатались, как пьяные, затем Джил потеряла равновесие, и они рухнули на ковер.
– Подожди, – взмолилась Джил.
Опрокинув голову на подушки, она с ужасом вглядывалась в темноту дверного проема в глубине комнаты. Ей послышалось легкое рычание. Обезумев от страха, она стала царапать лицо индейца. Два ногтя сломались.
– Оставь меня, убирайся! – кричала она, продолжая неистово извиваться под ним.
Но навахо владело уже не желание, а гнев. Он никак не мог понять, почему «дорогуша» Джил отказывает ему после стольких авансов. Индеец думал, что над ним издеваются. Ему захотелось овладеть ею немедленно.
Древний дикий обычай влек его насиловать.
Он сорвал с нее шелковые брючки, разодрав их буквально в клочья. Ловким жестом сбросил с себя джинсы. Джил животом ощутила его пылающую кожу и безуспешно рванулась. Навахо срывал последние лоскутки шелка. У Джил сдали нервы:
– Нет! – закричала она. – Нет! Осторожно!
Сверхчеловеческим усилием она попыталась освободиться и приподнялась на локтях. Индеец схватил Джил за бедра и вонзился в нее одним движением. На какую-то долю секунды «дорогуша» Джил забыла обо всем. Задыхаясь в бархатных подушках, она изгибалась всем телом и вопила изо всех сил, чтобы освободиться от индейца.
Из ее горла шел беспрерывный крик. Обалдевший от наслаждения индеец не замечал ничего, кроме движений своего таза. Поэтому он не услышал тихое рычание зверя, при звуке которого Джил подняла голову. Она мгновенно открыла глаза и уставилась в темноту. Ужас ледяной рукой сжал ее сердце. Она скорее угадала, чем заметила темное пятно, приготовившееся к прыжку. Забыв об удовольствии, она закричала:
– Сан! Сидеть!
Она в последний раз попыталась освободиться из объятий индейца, но совершенно напрасно.
Все остальное произошло очень быстро. Теплая могучая масса отделилась от ковра и очутилась на плечах индейца. Это была двухгодовалая пантера весом в 190 ливров. Навахо Зуни даже не успел почувствовать боль. Вцепившись когтями ему в плечи, зверь впивался в затылок все глубже и, мотая головой, потянул назад.
Позвоночник сломался с жутким треском. Пантера покатилась по полу вместе с телом индейца. Совершенно голая, обезумев от ужаса, Джил вскочила на ноги. Она оттолкнула ногой тела человека и животного, слившиеся воедино, и бросилась в свою комнату. Понадобилось несколько секунд, чтобы она могла унять дрожь в руках и отыскать свой «электрокнут», лучшее оружие против Сана и его капризов. Длиной в полтора метра, толщиной в спинку стула, этот прибор имел свойство разряжаться мощнейшим электроударом от простого нажатия большим пальцем. Гораздо более эффективно, чем обыкновенный хлыст.
«Дорогуша» Джил вернулась в гостиную и зажгла хрустальную люстру.
– Сан!
В ее крике смешались поровну любовь и страх. Пантера сидела на задних лапах подле только что растерзанного человека. Ее пасть была еще покрыта застывшими капельками крови. Зверь повел желтыми глазами в ее сторону, и она испугалась.
«Дорогуша» Джил направила «электрокнут» в морду животного, и оно медленно отступило, порыкивая и покачиваясь всем телом, готовым в любую минуту к прыжку. Упершись в стенку бара, зверь остановился и зарычал сильнее. Джил, не сводя глаз с пантеры, склонилась над телом индейца, лежащим лицом вниз. Ей с большим трудом удалось перевернуть его одной рукой.
– Сан! – шепотом вырвалось у нее.
Зуни мертвым взглядом уставился в потолок. Он был убит одним ударом. Джил едва успела отвернуть голову, как ее вырвало прямо на роскошный ковер. По коже пошли мурашки. Комната в один миг показалась ей ледяной. Сан наблюдал. Затем медленно подошел к ней. Опустив голову и прижав уши, он стал тереться о ее ноги, словно кот. «Дорогуша» Джил опустилась на колени. Ее голова была совсем близко к голове зверя. Сан тихонько зарычал и лизнул грудь своей хозяйки. «Дорогуша» Джил вздрогнула и мгновенно забыла об индейце. Ее возбуждал черный цвет пантеры. Она взяла голову зверя в руки и потерлась об нее лицом.
– Сан, ты ревнуешь, да? Ты без ума от меня? – прошептала она.
Зверь довольно заворчал и, положив передние лапы на плечи хозяйки, опрокинул ее на ковер, рядом с мертвым навахо. Затем он улегся сверху. Почувствовав на себе тяжесть тела пантеры, Джил откинула голову.
– Боже, Сан, – простонала она, – ты не должен был этого делать. Они придут и убьют тебя.
Затем она прижалась к нему изо всех сил.
С легким ворчанием Сан начал раздвигать своими задними лапами, цепляясь за ковер, стройные ножки «дорогуши» Джил. Она в свою очередь придвинулась ближе. Шерсть у него на брюхе была мягкой и теплой. В первый раз она отдавалась ему совершенно обнаженной. Обхватив обеими руками Сана за шею, она резким движением обвила ногами тело животного и почти полностью оторвалась от пола.
Музыка продолжала звучать, но она была не в силах заглушить ни ее вопли, ни довольное ворчание зверя. «Дорогуша» Джил закатила глаза и уставилась в стену, ничего не видя перед собой. Она заканчивала игру, начатую с навахо.
В этот миг для нее ничего не существовало.
Когда пантера удалилась кошачьими шагами, она вытянулась на спине и закрыла глаза.
Какое-то время «дорогуша» Джил не шевелилась. Тишину нарушали только негромкая музыка и легкое потрескивание газа в ненастоящем камине. «Дорогуше» Джил было так хорошо и спокойно, что она устыдилась.
Сан уже давно был ее любовником. Единственным млекопитающим к западу от Скалистых Гор, которое ей не надоедало. Кто-то из воздыхателей подарил ей Сана, когда ему был только месяц от роду. Джил кормила его из соски, ухаживала, приручала, сама все более и более привязываясь к нему. Сан был нежным, ласковым и тихим, как ягненок. Их отношения оставались бы целиком нормальными, если бы однажды, играя с Джил, Сан не воспылал, внезапно прижимаясь к ней в ритме любви.
С того раза Джил с легким сердцем перепрыгнула через несколько ступенек по лестнице порока. Она немедленно отделалась от своего очередного любовника, профессора по части водных лыж в Акапулько, очень уважаемого человека на мексиканских пляжах.
Между пантерой и «дорогушей» Джил завязались довольно странные отношения. Зверь был ужасно ревнив. Когда она приезжала на виллу с мужчиной, он рычал на него, угрожая напасть. Поэтому «дорогуша» Джил заботливо его запирала всякий раз, когда хотела заняться любовью. Но даже тогда он злобно царапал когтями дверь, мяукал и плакал. Однажды утром она пошла его кормить, не приняв перед этим душ. Сан учуял на ней запах чужого самца и внезапно укусил ее за руку. И оторвал бы ее, если бы не был привязан...
Это была его самка. Другой он никогда не знал.
Она часто отдавалась ему. Он никогда в этот момент не кусал ее и не царапал. Поначалу она не выпускала из рук «электрокнута», боясь, как бы он не позабыл в порыве страсти о хрупкости своей партнерши. Но, так ни разу им не воспользовавшись, она довольствовалась тем, что клала его рядом. Всем пресытившись и исчерпав все ощущения, «дорогуша» Джил наконец обрела нечто постоянное в своем падении. Даже самые близкие друзья, такие, как Джин Ширак, не догадывались о ее тайных склонностях. Она скрывала их наполовину из-за стыда, наполовину от ревности.
Это был, так сказать, сад ее души. Мессалина охотно стала бы покровительницей «дорогуши» Джил Рикбелл, двадцати шести лет от роду, высокой, с бесконечной длины ногами.
Когда она поднимала на свою дичь чистые искренние глаза цвета лесного ореха и говорила ей: «Дорогуша...», избранному самцу оставалось только предоставить свою душу Богу, а тело – дьяволу. Словно конная канадская полиция, «дорогуша» никогда не упускала своих мужчин. При условии быть им представленной, конечно, поскольку она получила превосходное воспитание. Ее сексуальная ненасытность не знала границ. Чтобы не усложнять себе жизнь, она раз и навсегда решила не носить белья. Эта деталь, опубликованная в нескольких местных газетах, дала повод самым благопристойным лигам Южной Калифорнии назначить награду за голову «дорогуши» Джил.
У Джил Рикбелл были оправдания. Она воспитывалась в атмосфере безумной роскоши, порока и насилия. Ее юность была отмечена целой чередой драм. Ее дед унаследовал половину округа. Увы! Он утонул во время одной из прогулок на глубине тридцати сантиметров. Лучший друг отца Джил, Джордж Аллен, независимый судья с отличной репутацией, сделал заключение о самоубийстве.
Отец Джил незамедлительно развелся с женой и начал проматывать свое состояние, нажитое бесчестным путем, на содержание настоящего гарема. Ему ничего лучшего не приходило в голову, чем давать по пять тысяч долларов в месяц карманных денег брату Джил, Арнольду. Джил тогда еще училась в колледже и довольствовалась скромными студенческими оргиями, оживляемыми марихуаной.
Спустя два года после смерти деда семейство Рикбеллов снова облачилось в траур из-за новой драмы: отец Джил был обнаружен мертвым на своих землях. С двумя ружейными пулями в спине и одной 38-го калибра в голове.
Только злые языки в округе нашли странным, что судья Аллен добился разрешения предать тело земле и дал заключение о самоубийстве. В конце концов Америка – свободная страна и любой человек имеет абсолютное право три раза покончить с собой.
Также было чистым совпадением, что судья Аллен приобрел несколько месяцев спустя один из самых красивых домов в Ньюпорт Бич за 235 тысяч долларов и ушел в отставку. Проведя 30 лет на службе у правосудия, он имел право на отдых. А Арнольд Рикбелл – на 30 миллионов долларов наследства. Джил, не питавшая особой любви ни к деду, ни к отцу, следила за событиями издалека. Она не успела еще выдавить из себя все слезы, как ее братец Арнольд врезался на своем новехоньком кадиллаке в мостовую опору со скоростью 90 миль в час, размазав все свои мозги на пятьдесят метров. Оставалось еще 26 миллионов долларов. Помещенные разумным образом, эти доллары позволяли Джил вот уже восемь лет делать все, что заблагорассудится. Кроме как покушаться на президента и сорить в общественных местах, – два преступления, которые в Штатах наказываются самым суровым образом. Благодаря помощи понимающих друзей, наподобие Джина Ширака, она добросовестно исследовала глубины всевозможных наслаждений, которые только могли доставить наркотики и самые извращенные формы плотской любви.
Вконец распущенная, унаследовавшая полнейшее отсутствие чувств, она жила ради лишь нескольких ощущений. Как пантера.
«Дорогуша» Джил вскочила на ноги одним прыжком: после объятий Сана она задремала на ковре. Когда она увидела в метре от себя труп навахо, ее стала бить сильная дрожь.
Пантера спала перед пламенем камина. На черном канапе валялись обрывки болеро и шелковых брючек. К горлу молодой женщины подкатил приступ тошноты: кислый запах того, чем она вырвала, смешался с острой вонью, исходящей от тела навахо. Смерть расслабила сфинктеры, и он облегчился в том месте, где упал прямо на прекрасный ковер, лежавший на половом покрытии...
Музыка прекратилась. «Дорогуша» Джил доплелась до ванной, боясь даже краешком глаза посмотреть на навахо, и бросилась под душ.
Только вымывшись, причесавшись и обрызгавшись духами, чтобы не чувствовать отвратительный запах, она принялась снова думать. Рядом с трупом ее опять стала бить дрожь. Кровь, обильно стекавшая на ковер, уже подсохла. Джил глянула на золоченый будильник: два часа ночи. Вечеринка, конечно, окончена. Ей необходимо было предупредить Джина Ширака, чего бы это ни стоило. По телу побежали холодные струйки пота. Один только раз Джин попросил ее помочь! Что с ней будет, если Джин прекратит поставлять ей гашиш или сообразительных девчонок, когда она устанет от Сана и мужчин! Джил была беспомощна перед мелочами повседневной жизни.
Сжавшись от отчаяния, она взяла Сана за шею и повела в его комнату. Ей хотелось плакать.
– Сан, – сказала она вполголоса. – Сан, я люблю тебя. Ты – мой, Сан.
Она совершенно забыла о навахо. Теперь это был только предмет, который мешал и от которого следовало избавиться.
Она легонько прикрыла дверь и сняла телефонную трубку. Звонок дребезжал долго, потому что к аппарату никто не подходил.
– Джин, это ты? – спросила она.
Сердитый голос продюсера неприятно заклокотал у нее в ухе.
– Чего тебе? Я же сказал не звонить до завтра. Оставь меня в покое!
Очевидно, он полагал, что она в пути.
«Дорогуша» Джил пригасила свой гнев от его грубости:
– Немедленно приезжай ко мне, – сказала она.
Ей показалось, что аппарат разлетится на куски, так он вопил:
– К тебе!!! Какого черта, что ты там учудила?!
В его голосе слышалось столько ярости и страха, что она едва не повесила трубку. Джил собрала все силы, чтобы умоляющим тоном добавить:
– Джин, это серьезно! Случилось что-то ужасное. Приезжай. Я не могу тебе рассказать.
Он ответил потоком словесной грязи.
Джил затошнило. Наконец, она смогла вставить слово:
– Необходимо, чтобы ты немедленно приехал. Я прошу тебя.
По интонации ее голоса Джин Ширак понял, что это не пьяная прихоть. Его охватило жуткое предчувствие.
– Еду, – сказал он.
Как только он повесил трубку, Джил прикурила сигарету и начала трястись. Она испытывала физический страх от Джина Ширака. Ей было неизвестно, почему он попросил ее утащить Зуни в Энсинаду и оставить его там, согласно задуманному плану. Но она подспудно чувствовала, что это очень важно и очень опасно. Тем более рассвирепеет Джин.