У Грина что-то случилось с позвоночником – во всяком случае, он не мог подниматься. Бедная Элеонора никак не могла доказать любовнику, что бесчисленные синяки на ее теле – вовсе не следы ударов ревнивого соперника. И все эти мучения испытывать ради того, чтобы вымолить у эмира разрешение арестовать негодяев! Да еще неизвестно, вымолишь ли?..
Малко подымался в узком лифте Министерства внутренних дел Кувейта на шестой этаж к начальнику секретной полиции. Он постучался в довольно грязную дверь и вошел. Неизменные йеменцы, босиком, в шароварах и с золочеными автоматами на коленях, сидели на полу по обе стороны стола, за которым Абу Чаржах рассматривал досье и курил одну за другой сигареты. Без передышки звонили три телефона, шейх, не обращая на них внимания, поднялся навстречу Малко и попросил его сесть.
Подскочил полицейский, таща на подносе чай и кофе.
Князь, сгорая от нетерпения, тем не менее спокойно принялся отхлебывать чай. Шейх снял трубку, и круглое лицо его омрачилось. Малко понял, что если его и ожидает сюрприз, то малоприятный.
– Какие новости, ваше превосходительство?
Шейх прикрыл набрякшими веками глаза:
– Плохие. Люди, о которых вы мне говорили, исчезли.
– Исчезли?! Но...
– Исчезли! – твердо повторил шейх. – Когда на заре мои подчиненные окружили «ферму» Аль-Вафра, она была пуста.
Князь отставил чашечку с чаем:
– Но зачем же было дожидаться утра?
– Я сумел получить аудиенцию у дяди лишь вчера поздно вечером. И задача оказалась настолько серьезной, что пришлось обдумывать ее до восхода солнца.
Шейх казался искренне расстроенным. Малко пытался прочесть правду в его глазах, однако они были непроницаемы. Либо палестинцы действительно скрылись, либо шейх валяет дурака. Малко внезапно охватила ярость: ради чего все – кровь, смерть, пережитая опасность, если это спокойно выбрасывается в помойку? Киссинджер приезжает, а его убийцы спокойно разгуливают на свободе!
Йеменцы восседали неподвижно и строго, как изваяния. Малко постарался сдержаться. Как-никак, Абу Чаржах тоже сделал немало.
Князь опустил глаза:
– Что вы теперь намереваетесь делать?
Шейх потер дряблую щеку:
– К прибытию Киссинджера аэропорт будет обеспечен строжайшей охраной. Приказано открывать стрельбу по всякому, кто без разрешения появится на его территории. К тому же самолет приземлится совсем не в том месте, где его ожидают. Государственный секретарь в сопровождении пятисот полицейских немедленно отправится во Дворец мира, который будет сторожить целая армия. – Абу Чаржах передохнул. – В распоряжение господина Киссинджера предоставят «линкольн континенталь» с пуленепробиваемыми стеклами...
Неожиданно Малко перебил его:
– А вы помните адмирала Карреро Бланко в Мадриде, который тоже ехал в «линкольне» и тем не менее подорвался на мине?
Шейх нервно заерзал на стуле.
– Я прикажу проверить и обезвредить каждый метр дороги...
Малко тяжело вздохнул:
– Ваше превосходительство, если вы даже прикажете везти Киссинджера в танке, его безопасность все равно не будет обеспечена. У палестинцев есть ракеты, и вы это отлично знаете. Единственная возможность избежать покушения – это арестовать исполнителей. Шейх замахал короткими ручками:
– Но я вас уверяю, что они скрылись, исчезли! Теперь они не осмелятся высунуть носа...
Князь пристально глядел на Абу Чаржаха потемневшими золотистыми глазами:
– Ваше превосходительство, вы можете вашей собственной жизнью поручиться за жизнь государственного секретаря?
Шейх шумно вздохнул и откинулся назад.
– Вы знаете, что это невозможно – сыграет роль любая случайность, любая оплошность.
Стараясь скрыть мучительную боль во всем теле, Малко поднялся. Надо было все начинать с нуля, а оставалось всего лишь пять дней.
– Ваше превосходительство, – наконец произнес он, – я обещаю вам больше не докучать никакими просьбами, ибо немедленно обращусь в высшие инстанции с настоянием отменить визит Киссинджера.
Шейх молчал, но Малко знал, что, может быть, только что подброшенная им новость какими-то путями дойдет до палестинцев и расстроит их планы...
Знал он и то, что, конечно же, ничто не в силах помешать государственному секретарю прибыть в Кувейт.
* * *
С перевязанной шеей и вздутым от ожогов лицом, начальник Кувейтского отделения ЦРУ казался удивительно постаревшим.
– Но ведь это катастрофа! – простонал он. – Мы же опозоримся, если теперь затеем процедуру отмены визита Киссинджера в Кувейт!
Малко, обессиленный, свалился на диван.
– Хорошо, тогда посылайте в главное управление телекс, чтобы немедленно снабдили Киссинджера кольчугой или панцирем!
Последовало тяжелое, напряженное молчание. В глубине души Малко было жаль Грина и вовсе не хотелось шутить. Конечно, самое лучшее – вообще на время приезда очистить Кувейт от жителей и населить его агентами секретной полиции.
Обхватив руками голову, Ричард отсутствующим взглядом глядел на американского орла, который висел на стене его кабинета. Малко встал:
– Хорошо. Попытаюсь что-то предпринять. Есть один малюсенький шанс... Но кто знает, вдруг дело выгорит!
* * *
– Я сейчас очень занята. У нас каждый день приемы.
Голос у Винни Заки светский, холодный, искусственный, без малейшей нотки живого интереса. Малко почувствовал, что она вот-вот бросит трубку. Может, рядом муж... Но выхода нет.
– Мне совершенно необходимо вас повидать!
– Это невозможно! – отсекает она. – Не раньше, чем через десять дней.
Ну, была не была!
– Речь идет о жизни и смерти того, кто вам очень дорог.
На том конце провода ощутилось удивление, связанное с тревогой, потом голос снова окреп:
– Что это значит? О ком идет речь?
– Я не могу говорить об этом по телефону. Необходимо увидеться.
Винни наконец решается:
– Ладно. Сегодня после обеда не уходите из вашей комнаты в «Шератоне». Там же, в гостинице, должно быть собрание нашего клуба. Я попытаюсь уйти пораньше. Однако не думайте, что... – не закончив, она опустила трубку.
Оставалось только ждать. Князь постоял у окна, посмотрел на прикрепленную к стене фотографию своего замка в Лицене. Если так будет продолжаться, он будет вынужден продать его какому-нибудь кувейтцу. ЦРУ не простит ему провала столь важного поручения. В мире шпионажа доверие завоевывается трудно. Он подумал об исполненной тонкой дипломатии телеграмме Ричарда Грина, посланной в Вашингтон: «Безопасность Киссинджера не может быть обеспечена на 100 процентов».
* * *
Часы показывали без четверти пять. О Винни Заки ни слуху ни духу. Он боится выйти из комнаты, чтобы с ней не разминуться, это чертовски действует на нервы. Наконец, стук в дверь. Он открыл и увидел строго одетую женщину в темном платье и туфлях на низком каблуке. Волосы высоко подняты и схвачены узлом на затылке.
– Я уж думал, что вас никогда не дождусь... – Малко поцеловал тонкую руку Винни Заки, она стремительно вошла в комнату и огляделась с таким видом, словно ожидала увидеть тут дьявола.
– Мне очень трудно было уйти, – быстро произнесла Винни. – Что вы хотите сообщить? Кто находится в смертельной опасности?
Золотистые глаза Малко потухли, взгляд отяжелел и стал таким же, как у его гостьи.
– Ваш муж.
По лицу женщины пробежала судорога.
– Абдул? Но почему?!
– Потому что он является одним из главных организаторов покушения на Генри Киссинджера, потому что он действует в интересах кучки экстремистов, стремящихся уничтожить человека, несущего мир, людей, которые не могут перенести даже мысли, что Израиль может сблизиться с умеренно настроенными арабскими странами. – Малко перевел дух и продолжал медленнее, голосом спокойным и внушительным: – Специальные американские службы делают все, чтобы обеспечить безопасность Киссинджера и вывести из строя участников покушения на него. Так вот, на самом высшем уровне было принято решение вашего мужа ликвидировать физически.
Прищурившись, женщина внимательно всматривалась в лицо Малко, пытаясь понять, насколько серьезно все то, что он сейчас сказал.
– Откуда вы все это знаете? – спросила она наконец прерывающимся голосом.
– Я сам принадлежу к этим службам, – просто ответил он.
Женщина, безусловно, об этом догадывалась. Она опустила глаза, прошлась по комнате и, дрожа от ярости, повернулась к нему:
– Вы лжете! Это выдумка!
Глаза Винни горели нестерпимой злобой, рот был крепко сжат, она дышала тяжело и прерывисто.
– Вольно вам думать, что угодно, – пожал плечами Малко. – Мое дело об этом доложить... Вы станете обворожительной вдовушкой.
Еще минута, и она, кажется, вцепится ему в лицо.
– Подлец! Вы не посмеете, никто не посмеет!
– Те, которые должны его убить, уже в пути, – сказал князь. – Вспомните о бейрутском рейде.
В Бейруте группа израильтян совершенно безнаказанно ликвидировала десятерых палестинских руководителей. Малко почувствовал, что задел чувствительную струнку. Винни заговорила тоном ниже:
– Вы рассказываете мне об этом потому, что вы – враг Заки?
– Я вам об этом говорю, чтобы сохранить его жизнь. – Теперь Малко говорил, взвешивая каждое слово: – Запомните – я не хочу его смерти, я не хочу ничьей смерти, и в том числе убийства государственного секретаря. Вот мои предложения: вы устраиваете так, чтобы убийцы находились в моих руках; во всяком случае, на время пребывания здесь Киссинджера я их изолирую. Взамен я делаю все для того, чтобы ваш муж остался жив.
Воцарилось длительное молчание. Безусловно, холодный, чеканный голос Малко произвел на Винни должное впечатление, однако она покачала головой и сказала, закусив губу:
– Это невозможно. Вы их уничтожите.
– Клянусь вам, что нет!
– Но почему я должна вам верить? И вообще, как только они узнают, что я их выдала, они меня убьют!
Быстрым шагом она направилась к двери, открыла ее, обернулась. Малко не двигался.
– Вы об этом будете жалеть, – медленно проговорил он. – Всю вашу жизнь.
В глазах датчанки внезапно метнулся беспокойный огонь, она заколебалась, закрыла дверь, вновь подошла к Малко. На этот раз он почувствовал, что сломил ее. С побелевшим от страха лицом и закрытыми глазами, Винни долго стояла рядом с Малко, не говоря ни слова. Наконец она открыла глаза:
– Я могу предложить вам одну вещь...
Князь должен был призвать на помощь все свое хладнокровие, чтобы не взвыть от радости.
– Я вас слушаю.
– Люди, о которых идет речь, будут безоружны. В последний момент оружие в аэропорт должна принести одна женщина. Я знаю, где находится это оружие... У них не будет возможности получить другое. Если вы сумеете...
Мозг Малко работал с четкостью компьютера, подавал нужные идеи, отбрасывал негодные. И вдруг его озарило:
– А эта женщина уж не японка ли, по имени Шино-Бю?
Бледное лицо Винни исказилось от ужаса.
– Как... Как... Откуда вы знаете?
Малко усмехнулся:
– Мы многое знаем... Ну ладно, я принимаю ваши условия. Где находится оружие?
– В Гоа.
– В Гоа, в Индии?
– Да.
– Что она там делает?
– Там центр хиппи, – женщина прерывисто вздохнула, – туда съезжаются сотни этих хиппи со всего света. Нередко и палестинские коммандо отдыхают там в перерыве между заданиями. Индия ведь всегда была проарабски настроена... Из Индии легко вывозить оружие...
– Где я могу найти эту японку? – спросил Малко.
– Я уже вам ответила – в Гоа, в деревне, которая называется Калангут. Это все, что я знаю. Просто слышала, как Абдул об этом говорил.
Малко размышлял: если датчанка говорит правду, то это с поразительной легкостью решало его проблему.
– Скажете ли вы мужу о нашей договоренности? Винни покачала головой:
– Это означает, что я вам поверила, но вы сами понимаете, что это невозможно.
– Отлично. Я предпочитаю вам верить. Что вы знаете об этом покушении?
Датчанка вновь ощетинилась:
– Больше я вам ничего не скажу. Более того, если что-нибудь произойдет с моим мужем, я вас убью своими собственными руками!
Малко чувствовал, что это вполне вероятно, и решил больше не настаивать.
– Я верен слову, и вы убедитесь в этом.
Она глубоко вздохнула:
– Хорошо. А теперь я должна немедленно уйти... Прощайте.
Она захлопнула за собой дверь, и Малко услышал в коридоре шум быстро удаляющихся шагов.
* * *
– Это нетрудно, это нетрудно! – возбужденно восклицал Ричард Грин. – И вы знаете, кто больше всех будет доволен? Японцы! Они давно ее ищут, эту проклятую Шино-Бю.
Малко пощупал до сих пор болевшие синяки:
– Вы собираетесь предупредить индийских или бомбейских связных «Компании» о предстоящей операции?
Начальник Кувейтского отделения ЦРУ решительно качнул головой:
– И не подумаю! Вы это дело начали, вы и должны его закончить. Я доверяю только вам.
– Вы хотите сказать, что я должен отправляться в Гоа?
– Вот именно. Разумеется, бомбейские связные будут в вашем распоряжении.
– А что вы, собственно, хотите, чтобы я делал в Гоа?
Ричард Грин выразительно постучал по столу пальцами, словно стрелял из воображаемого пулемета.
– Ликвидируйте эту полоумную японку и выбросьте в море оружие. Все необходимое для этого получите в Бомбее.
Малко молчал. Долгие годы службы в ЦРУ не приучили его к хладнокровному убийству. И тем не менее он признавал разумность доводов Ричарда Грина: уничтожив свихнувшуюся японку и то оружие, которое она доставит в Кувейт, он поможет избежать резни и злодейского преступления. Впрочем, Малко себя знал – убийства он не сможет совершить. И тут в его голову пришла мысль, которая вполне соответствовала духу всей этой акции.
– Я придумал другое, лучшее решение, – объявил он Грину.
Тот посмотрел на него исподлобья, полным недоверия взглядом.
– Какое?
Малко стал объяснять свой замысел. Поначалу Ричард не скрывал скептицизма, но по мере того, как собеседник развивал свою идею, американец все более воодушевлялся, наконец не выдержал и вскочил с места:
– Поразительно! – вскричал он. – Я немедленно предупреждаю Бомбей и Бонн. Но до завтрашнего вечера вы не сможете уехать. Им понадобится время на подготовку. Если этот ваш план не удастся, всегда будет возможность вернуться к первому варианту.
Малко наклонил голову в знак согласия. Он тоже был рад, потому что всегда остроумное решение предпочитал применению грубой силы, когда сам опускаешься до уровня террористов, с которыми борешься.
– И еще одно, – заметил Малко. – Я думаю, что в Гоа мисс Рикор будет мне весьма полезна. Вдвоем мы не так сильно выделяемся. К тому же мне нужен агент для связи.
– Абсолютно с вами согласен, – кивнул Грин. – Я немедленно ее предупрежу и оформлю в посольстве отпуск.
* * *
Несмотря на то, что стекла были герметически закрыты, омерзительный запах трущоб все равно проникал в машину. Дорога из аэропорта в Бомбей была сплошным спуском в ад. Скопище лачуг, кое-как слепленных из досок, кусков фанеры и железа, вопияло о растоптанной, униженной и оскорбленной человечности. Тысячи черных глаз без всякого выражения следили, как проезжала сияющая чистотой машина, это механическое чудовище, абсолютно чуждое и дикое в их жалкой жизни.
Элеонора вздрогнула:
– Это жутко! Это невыносимо!
Молодой служащий из «Компании», который вел машину, покачал головой:
– В Бомбее приходится по три рупии на семью в день, а в Калькутте и того меньше.
Даже в самых грязных городах Ближнего Востока князю не приходилось вдыхать столь омерзительного запаха гнили и разложения. В страшных трущобах тысячи индусов, завернувшись в немыслимые лохмотья, спали прямо на голой земле. Американец замедлил ход. Они приблизились к поворачивающему под прямым углом берегу моря.
В утреннем тумане Малко заметил над вонючей, покрытой слизистым илом отмелью, где местные жители собирали ракушки, контуры какого-то величественного храма. Вокруг Бомбея простирался Индийский океан, серый и грязный, словно страна была гигантской помойкой, которая опорожнялась в море. Даже аэропорт находился в развалинах и поражал своей ветхостью, старостью и сыростью. Слава Богу, в Гоа имелся простенький, немного подгнивший самолет «ДС-3», который совершал один рейс в день. На индийской авиалинии как раз в это время произошла забастовка служащих, которые получали по три обеда в неделю и теперь, ввиду повышения цен, требовали только два. «Индиа-Тайм» радостно объявляла о 80 миллионах безработных и повсеместных, связанных с голодом, забастовках.
Малко подумал, что японка Шино-Бю могла бы для пребывания выбрать страну получше.