«Понтиак», пыхтя, поднимался по извилистой дороге, ведущей в Альтамиру. Рамос то и дело тер слипающиеся глаза и жевал кофейные зерна, чтобы прогнать сон. Рядом с ним сидел сияющий Эль Кура: наконец-то у него появилась возможность переодеться в свою любимую сутану. В ней он чувствовал себя намного лучше, чем в повседневной одежде.
Сзади, скрестив руки на груди, сидели Таконес и Хосе Анджел. Анджел был совершенно спокоен. Он не впервые ехал на подобное дело. К его левой голени был пристегнут старый верный кинжал.
В машине лежало столько оружия и боеприпасов, что их хватило бы на экипировку небольшой армии. Была там и взрывчатка. Вилла Гутьерреса надежно охранялась. Таконес, который продумал все до мелочей, взял с собой лишь самых надежных товарищей. За этих троих он ручался как за самого себя. Он хотел было разбудить и Мерседес, но в последний момент передумал: не женское это дело.
Таконес Мендоза был перепоясан тремя метрами бикфордова шнура. Под ногами у него стоял ящик с пятью килограммами тротила. Такое количество взрывчатки могло потрепать Альтамиру намного сильнее, чем землетрясение шестьдесят седьмого года.
Рамос переключил передачу. Старый «понтиак» не очень-то годился для горных подъемов. Температура воды поднялась уже выше девяноста градусов. К счастью, они были уже почти у цели.
Дорога сделала поворот, и подъем закончился. До виллы Гутьерреса оставалось около пятисот метров. Рамос выключил двигатель и поехал по инерции. Через сотню метров он остановил машину на обочине. Эль Кура вышел и потянулся. Рамос отошел помочиться: он где-то слышал, что если человека ранят в живот, то лучше, если его мочевой пузырь при этом пуст.
Таконес высунул голову в окно:
– Давайте.
Рамос приблизился к Эль Куре и трижды беззлобно ударил его кулаком в лицо. При каждом ударе «священнослужитель» крякал от боли и отшатывался назад. Когда Рамос закончил экзекуцию, Эль Кура проворчал:
– Мог бы и полегче...
У него были разбиты губы и нос, рассечена бровь. Рамос не ответив сел в машину. Эль Кура вынул из кармана сутаны маленькое зеркальце, осмотрел свое лицо и побрел к вилле Гутьерреса. Издали его худая фигура в потрепанной сутане не вызывала сомнений в его принадлежности к духовному сану. Лишь его лицо несколько противоречило образу священнослужителя. Ни одна добропорядочная прихожанка ни за что не вошла бы с ним в исповедальню.
* * *
Два телохранителя Пепе Гутьерреса, дремавшие в специально построенной для них кабине, подняли головы, услышав стук в ворота и какие-то жалобные причитания. Тот, что выглядел постарше, проворчал:
– Доминго, пойди-ка взгляни, что там.
Доминго встал, потянулся и подобрал автомат – старый «томпсон» с круглым магазином. Им было приказано впускать только приближенных к Гутьерресу людей, чей список лежал у каждого в кармане.
Шум у ворот усилился. Из-за решетки доносился умоляющий мужской голос:
– Сжальтесь, люди добрые! Умираю! О, Боже мой, мне больно, я весь в крови...
Доминго приблизился к воротам и остановился в изумлении, увидев сквозь решетку окровавленное лицо незнакомого священника. Один глаз закрылся от удара, кровь из разбитой губы стекала на подбородок и на грязную сутану с двумя оторванными пуговицами. Священник стонал, цепляясь руками за решетку:
– Сын мой, тебя мне послал сам Господь... Помоги мне, я умираю... Открой, ради всего святого...
– Что случилось? – встревоженно спросил Доминго.
– На меня напали грабители... Они отняли у меня святые масла и избили. Помоги, сын мой...
Он, казалось, не замечал автомата в руке телохранителя. Доминго озадаченно почесал в затылке. У него был строгай приказ никого не впускать. Но этот случай был совершенно непредвиденным.
– Вам действительно так плохо? – спросил он.
– О, я уже чувствую, как душа моя расстается с телом... – простонал священник.
Доминго потянулся было к замку, но передумал.
– Подождите, падре.
Он вернулся к дому и растолкал своего напарника, который опять было задремал.
– Эй, Фернандес! Там священник подыхает!
Фернандес открыл один глаз.
– Ну и что?
Доминго в замешательстве топтался на месте.
– Он просит, чтоб его впустили. Он весь в крови. Как по-твоему...
– Шеф приказал никого не впускать, – решительно возразил Фернандес.
– Да, но это всего-навсего священник...
Напарник немного помолчал, но затем покачал головой:
– Священник, не священник – не имеем права. Скажи, чтоб шел подыхать в другое место.
Доминго поискал вокруг что-нибудь такое, что могло бы облегчить страдания святого отца. А тот продолжал стонать. Доминго нашел лишь начатую бутылку виски, но не осмелился предложить ее священнослужителю, хотя глоток спиртного, на его взгляд, никак не противоречил религиозным убеждениям.
Доминго в растерянности пошел к воротам. Подобно всем латиноамериканцам, он с уважением относился ко всему, что касалось религии, и особенно к ее представителям. Несчастье, происшедшее со священником, очень огорчило его.
Святой отец, похожий на окровавленное пугало, по-прежнему держался за решетку. Доминго показалось, что священник выглядит все хуже и хуже.
– Извините, падре, но я не могу вам открыть. Приказ есть приказ. Сеньор Гутьеррес меня выгонит...
Священник утер рукавом кровь. Его худое лицо загорелось праведным гневом.
– Злодей, безбожник, коммунист! Ты отказываешься помочь Божьему человеку?!
– Нет, почему же... – начал было Доминго.
– Будь ты проклят! – воскликнул священник, направив на телохранителя костлявый палец.
Доминго машинально перекрестился. Этого еще не доставало...
– Но у меня ведь приказ... – оправдывался он.
– Будь проклят, – убежденно повторил человек в черной сутане. – Пусть моя кровь останется на твоей совести! Да будет так!
Доминго похолодел: учитывая род его занятий, было весьма нежелательно портить отношения с Богом. Мало ли что... Чтобы не слышать проклятий священника, он повернулся и пошел прочь, но вслед ему доносился разгневанный голос:
– Я отлучаю тебя от Церкви, недостойный отпрыск рода человеческого! Пусть сжалится над тобой Господь, пока еще не поздно...
– Вот черт бы его забрал... – пробормотал Доминго. Он был простодушным человеком и уже воображал, как будет гореть в адском пламени.
– Клянусь, я не имею права никого впускать! – в отчаянии выкрикнул он, поворачиваясь к священнику.
– Изыди, сатана! – завопил раненый. – Будь проклят ты и будь прокляты чада твои!
Детей у Доминго не было, но подобные фразы всегда производят впечатление. Телохранитель поспешно пошел прочь.
– Он отлучил меня от Церкви, – пожаловался Доминго напарнику, но тот и бровью не повел.
Доминго налил себе стакан виски, но оно показалось ему необычно горьким и не принесло утешения. Он невольно прислушивался к голосу священника. Через минуту Доминго не выдержал, подобрал автомат и поднялся со стула.
– А, да пропади оно все пропадом! Пойду открою ему. Тебе легче: ведь от Церкви отлучили меня. Хороши же мы будем, если он там и загнется... Промоем ему раны да выставим за ворота – только и всего.
– Дурак ты, – проронил Фернандес. – Священник такой же человек, как и все остальные.
Но Доминго уже шел к воротам.
– Иду, иду, подождите, святой отец!
Лицо человека в черном тотчас же озарилось ангельским сиянием.
– Благослови тебя Господь, сын мой! Наконец-то на тебя снизошла Его святая мудрость!
Доминго торопливо сунул ключ в замок и открыл ворота. Тщедушное тело священника и его потертая сутана вызвали у него невольную жалость.
– Помоги, сын мой, я не могу идти... Доминго поспешно положил автомат на землю и поддержал раненого. Тот ухватился за его плечо.
– Спасибо, сын мой, спасибо...
Доминго слишком поздно услышал за спиной звук чьих-то шагов. Он хотел обернуться, но внезапно худая рука священника с невероятной силой сдавила его шею. В тот же миг кинжал Хосе Анджела вонзился в живот охранника. Доминго почувствовал жгучую боль и попытался закричать, но священник все сильнее сжимал пальцы, и у него вырвался лишь сдавленный стон. За секунду до смерти он обругал себя за свою глупость. «Ну и времена пошли, – пронеслось у него в голове. – Никому нельзя доверять, даже священникам...».
Эль Кура разжал пальцы, и тело Доминго рухнуло на землю.
Хосе Анджел аккуратно вытер лезвие о пиджак убитого и вложил кинжал в ножны на левой голени. Его худое лицо оставалось невозмутимым. Анджел не отличался повышенной чувствительностью. Лишь иногда с благодарностью вспоминал, что в свое время в лагере «зеленых беретов» ему попались хорошие инструкторы. Они сделали из него «чемпиона» Центральной Америки по убийствам ножом. А ведь переплюнуть в этом деле местных умельцев считалось практически невозможным...
* * *
Никто так и не узнал, зачем Фернандес вдруг вышел из кабины. Возможно – из чистого любопытства... Выйдя, он нос к носу столкнулся с невысоким усмехающимся священником, крепко сжимавшим в руках автомат Доминго.
Фернандес не успел как следует поразмыслить над этой странной картиной: автоматные пули мгновенно ударили ему в грудь, и он умер раньше, чем успел коснуться земли. Чтобы успокоить нервы, Эль Кура выпустил половину автоматного магазина в уже мертвое распростертое тело. Исполняя свой номер с переодеванием, он каждый раз испытывал какую-то смутную тревогу, словно ждал, что Божья десница вдруг опустится с небес и поразит его.
Таконес Мендоза вышел из машины и вместе с Хосе Анджелом распахнул обе створки ворот. Эль Кура, путаясь в сутане, побежал к «понтиаку».
– Скорее! – крикнул Таконес. – Гутьеррес и его компания в долгу не останутся!
Рамос уже нажимал на акселератор. Все трое на ходу прыгнули в машину. «Понтиак» помчался по аллее к вилле. Самое сложное было впереди.
* * *
Лучший стрелок Гутьерреса, колумбиец по имени Пауло, сжимая в правой руке автоматический кольт, лихорадочно пытался связаться с управлением Дигепола. В этот момент «понтиак», пробив застекленную стену, с грохотом влетел в гостиную.
Пауло увидел, как на него стремительно надвигается огромная зеленая машина. Он завопил, и в следующую секунду «понтиак» нанес ему смертельный удар, заодно разнеся в щепы небольшой комод. Телефон превратился в кучку эбонитовых осколков, из-под которых доносился зловещий свист.
Быстро придя в себя от удара о стену, четверо выскочив из машины. Рамос выбрался последним – его дверь заклинило при штурме гостиной. Когда он наконец выпрямился, держа в каждой руке по револьверу, на лестнице появился коротышка Родригес и начал, не целясь, поливать огнем машину из своего «томпсона».
Рамос широко раскрыл рот и повалился на пол, так и не успев сделать ни одного выстрела: очередь из «томпсона» пронзила его тело. Укрывшийся за диваном Эль Кура вскинул отобранный у Доминго автомат и открыл ответный огонь.
Человек на лестнице затрясся и выбросил руки вперед. Его лицо залило кровью, и он рухнул на игорный столик, который с треском развалился под тяжестью его тела.
Таконес и Хосе Анджел начали подниматься по лестнице. Будучи человеком осмотрительным, Анджел швырнул на лестничную площадку противопехотную гранату и прижался к ступенькам.
Вилла содрогнулась от взрыва. Смертоносные осколки со свистом разлетелись в стороны, разбивая стекла и сшибая со стен картины. По лестничной площадке распространился едкий дым. Хосе и Таконес двинулись дальше, и в непроглядной дымовой завесе Таконес натолкнулся на труп телохранителя с оторванной рукой.
Эль Кура, оставшийся на первом этаже, ногой распахнул дверь кухни. Увидев его, стоявшая там темнолицая кухарка отчаянно завопила.
– Благослови вас Господь! – крикнул «святой отец» и разрядил в нее свой автомат – просто так, чтобы лишний раз поупражняться в стрельбе. Бросив «томпсон» на пол, он подскочил к машине и достал оттуда израильский «узи», гораздо более удобный в обращении.
Наверху Хосе Анджел подошел ко второму телохранителю, застигнутому врасплох взрывом гранаты. Тот еще хрипел. Осколки поразили его грудь и живот. Хосе, почти не останавливаясь, от уха до уха перерезал ему горло: опыт научил его остерегаться раненых...
Таконес догнал Анджела у двери. В этот момент из комнаты раздались два выстрела, и нападавшие залегли.
* * *
– Приезжайте скорее! – вопил Гутьеррес в телефонную трубку. – Они всех убивают!
Толстяк сидел в кресле и держал в руке никелированный автоматический кольт, наведенный на дверь. Его громадное тело парализовал животный страх. Ему до сих пор не верилось, что все это происходит на самом деле. И в довершение всего на другом конце провода сидел какой-то идиот из Дигепола, который его даже не знал.
– Мы выезжаем, – пообещал наконец собеседник. – Держитесь... – И повесил трубку.
Гутьерресу вполне хватило бы времени выбраться через окно, однако такое физическое усилие было выше его возможностей. Кроме того, он не знал, с каким количеством атакующих имеет дело.
Толстяк прислушивался, замирая от страха. Выстрелы прекратились. У Гутьерреса затеплилась отчаянная надежда: может быть, его людям удалось отразить натиск нападающих?
– Пауло! – позвал он. – Это ты?
Но ему ответил совершенно незнакомый голос.
– Подох твой Пауло! Понял ты, сукин сын? – выразительно произнес Эль Кура.
* * *
Таконес и Хосе Анджел осторожно спускались в подвал. По рассказам сотрудников Дигепола они знали, что Гутьеррес устроил свои камеры пыток именно там. Прежде всего им следовало освободить Эсперенцу.
Таконес шел первым, держа наготове свой неизменный «люгер». Хосе продвигался следом, сжимая в каждой руке по гранате. Он не слишком полагался на пистолеты, считая их женским оружием, и не доверял даже внушительному «люгеру» Таконеса. Граната казалась ему более надежным оружием – хотя и не таким прицельным.
Но охраны в подвале не оказалось. Обычно его охранял Пауло – тот самый Пауло, который лежал бездыханным на лестничной площадке.
Таконес первым добрался до стеклянного окошка в двери, заглянул в него и выругался сквозь зубы. Эсперенца и Малко лежали на полу камеры. Их было трудно узнать. Лица у них побагровели и распухли, словно каждого ужалила сотня пчел. Лампы под потолком не горели, и Таконес не сразу понял, что привело пленников в такое состояние.
Хосе в свою очередь заглянул в стеклянное окошко и проговорил:
– А, «холодильник»... Была у нас в легионе такая штука. Но они, похоже, еще живы.
Таконес и Хосе открыли дверь. Мендоза тронул Эсперенцу за плечо. Она застонала. Хосе с видом знатока склонился над лежащими.
– Если они еще не слишком обезвожены, нам, пожалуй, удастся их спасти, – сказал он.
Таконес не ответил. Он пытался понять, как Эсперенца и блондин оказались здесь. Значит, Эльдорадо не предатель, и похищение организовал кто-то другой. Надо бы его найти... Но в данный момент перед ними стояла более важная и срочная задача. Таконес взвалил бесчувственное тело Эсперенцы на плечо, и оно показалось ему невероятно легким. Хосе вынес из камеры блондина.
Они уложили освобожденных пленников на диван в гостиной, укрыв их одеялами, и поднялись по лестнице на второй этаж в тот самый момент, когда Эль Кура разнес дверной замок короткой очередью из «узи».
Дверь резко распахнулась, и глазам атакующих предстал окаменевший от страха Гутьеррес. Пули отбили стенную штукатурку в метре от его кресла. Гутьеррес видел перед собой человека в сутане, державшего в руках автомат, и ему захотелось ущипнуть себя, чтобы пробудиться от этого кошмарного сна. Он выронил кольт и забормотал:
– Не убивайте меня, не убивайте...
Он не знал, с кем имеет дело, но это не улучшало его положения.
Держа у бедра автомат, Эль Кура с любопытством разглядывал Гутьерреса. Он еще ни разу в жизни не встречал такого толстяка и теперь размышлял, сколько же литров крови может вылиться из этого необъятного тела...
Таконес быстро оглядел комнату и подошел к телефону. Он поднял трубку, убедился, что аппарат работает, и повернулся к Гутьерресу:
– Звонил, собака?
Толстяк онемел от страха.
– Надо поторапливаться, – заметил Таконес.
Хосе Анджел потянулся за ножом, но Мендоза остановил его:
– Подожди.
Он задрал рубашку и начал разматывать бикфордов шнур, заменявший ему пояс. Гутьеррес глухо вскрикнул и попытался встать, но Эль Кура стволом автомата толкнул его обратно в кресло. При этом ствол почти полностью исчез среди складок жира.
– Сходи в машину за ящиком, – приказал Таконес Хосе Анджелу и повернулся к Гутьерресу: – Ваши машины здесь?
Толстяк кивнул.
– Мой «кадиллак» в гараже. Можете забрать... И еще машина того блондина. Здоровенная такая.
Гутьеррес представил себе картину, которую нападающие увидели в подвале, внутренне содрогнулся и нерешительно добавил:
– Яне хотел причинять ему зла...
Таконес, не ответив, поставил перед Гутьерресом оказавшееся в комнате большое зеркало на колесиках. Затем он принялся аккуратно обматывать голову толстяка бикфордовым шнуром, пока на ней не выросло некое подобие диковинного черного тюрбана.
На лесоповале в южных районах Венесуэлы кокосовую пальму обматывали только одним витком шнура. Этого было достаточно, чтобы перебить ствол довольно внушительной толщины. Таконес очень надеялся, что Гутьерресу это известно. И когда он увидел расширенные от ужаса глаза толстяка, то окончательно убедился в верности своего предположения и преисполнился злобной радостью.
Таконес прикрепил к концу шнура какой-то небольшой предмет, затем взял веревку и привязал лодыжки Гутьерреса к ножкам кресла, а руки – к подлокотникам.
Хосе вернулся с ящиком динамита и поставил его у ног толстяка.
– Положите Эльдорадо и Эсперенцу в «бентли», – приказал Таконес своим сообщникам. – И Рамоса не забудьте. Идите, я вас догоню.
Те удалились, а Таконес подошел к Гутьерресу поближе.
– Я установил на конце шнура детонатор замедленного действия, рассчитанный на три минуты, – хладнокровно пояснил он толстяку. – Знаешь, что такое бикфордов шнур? Когда он взорвется, твоя голова прошибет потолок...
Таконес нагнулся и дернул за бечевку, приводящую в действие детонатор. Послышались негромкий треск, а затем непрерывное монотонное шипение.
Глаза Гутьерреса едва не вылезли из орбит. Он изогнулся, словно пытаясь встать, и сразу же грузно плюхнулся в кресло. Его нижняя губа безвольно отвисла, рыхлое тело будто сжалось в комок и уменьшилось в размерах.
Таконес удивленно посмотрел на свою жертву, наклонился и потряс толстяка – ответной реакции не последовало: Гутьерреса сразил сердечный приступ, вызванный безумным страхом перед чудовищной смертью, ожидавшей его. У Таконеса не было времени проводить полное обследование «пациента». Он бегом покинул комнату, размышляя о том, что не мешало бы Гутьерресу еще хоть немножко побыть живым и в сознании...
Тело Рамоса Хосе Анджел положил в багажник «бентли», после чего вывел тяжелый автомобиль из ворот и в ожидании Таконеса сел за руль.
Таконес прыгнул на переднее сиденье. При этом «люгер» выпал у него из-за пояса и ударился о пол автомобиля. Прогремел выстрел, и пуля пролетела в сантиметре от ноги Анджела. Ветеран Карибского легиона красочно выругался: вот так глупо многие и находят свою смерть...
Эль Кура – по-прежнему в сутане – сидел сзади и с трудом поддерживал неподвижные тела Малко и Эсперенцы.
Обернувшись, Таконес сердито бросил ему:
– Да сними ты свой мешок – в глаза бросается!
Эль Кура нехотя начал расстегивать пуговицы сутаны. Это черное одеяние создавало ему своеобразный комфорт, позволяло почувствовать себя непохожим на простых смертных... Только в такие минуты люди относились к нему с уважением.
«Бентли» рванулся с места, выскочил из ворот, заложил лихой вираж и понесся по дороге, ведущей в Каракас. Когда они выезжали на автостраду Сан-Хуан-Боско, сзади раздался мощнейший взрыв. Таконес обернулся и увидел, как над холмом взлетели обломки виллы, следом за которыми в воздух поднялось огромное черное облако.