Паскаль Киньяр относит «Похвалу тени» Танизаки к лучшим текстам, созданным человечеством! Я вполне разделяю точку зрения французского мэтра. Более того — в эссе японского писателя, воспевающем красоту древней Ниппонии, я обнаруживаю мысли, которые вполне приложимы к волшебству Севера. Я имею в виду созерцание света как беспрерывной игры бледных огней и оттенков полумрака различной интенсивности. Этой игрой я восхищаюсь здесь уже многие годы.
На первый взгляд, Танизаки ведет с читателем игру. Начинает с оды в честь мрака японского сортира, которому противопоставляет стерильные западные туалеты, где снежная белизна раковины и яркое освещение слишком открыто демонстрируют выделения нашего тела. Восхваляет темные лаковые миски, скрывающие пищу (не то, что европейская тарелка — мелкая и светлая), ладонь ощущает колыханье жидкости, облачко пара доносит аромат, и суп обретает вкус дзен. Танизаки восхищается черненными зубами японских женщин, которые, в отличие от западных барышень в неглиже, прячут во тьме даже внутренность рта. И так далее. Через весь текст — рефреном — проходит противопоставление эстетики Востока и Запада. Порой кажется, что пример взят исключительно забавы ради, порой задумываешься всерьез. Пока наконец до тебя не доходит, что суть — в чем-то более глубоком, чем кажется на первый взгляд.
Возьмем еще один пример — строительство. Танизаки пишет, что на Западе дома строят так, чтобы внутрь проникало как можно больше света, а японские дома с их широкими навесами подобны… пещерам. Вот именно — пещеры! Автор недвусмысленно напоминает читателю о каменном веке, когда жилища первобытных людей освещались живым огнем (а не презираемым Танизаки электричеством), а тени, маячащие на стене, были реальнее идей Платона. Потом пути человечества разошлись. Разум одних погнался за греческими абстракциями, разделяя свет и мрак, правду и фальшь, грязь и чистоту, добро и зло. Другие удовлетворились созерцанием обманчивых форм мира, видя в них бренность и эфемерность собственного существования.
Нетрудно догадаться, чью сторону принимает автор «Похвалы тени» — подобно своему европейскому ученику Паскалю Киньяру, создателю «Блуждащих теней»!
Остается объяснить, при чем тут Север. А очень даже при чем! Достаточно пожить в кочевом чуме и посидеть у огня, запанибрата с тенями (тени в чуме переливаются, точно значения слов), чтобы понять — мы недалеко ушли от пещерных жителей. Достаточно пережить долгую полярную ночь с космической бездной над головой, чтобы голова эта наконец уразумела — неба нет.
Поэтому о Севере лучше всего писать на японской бумаге, впитывающей свет, насыщающей им текст. Западный глянец пускай остается фирменной бумагой всевозможного гламура. Ведь и писателю следует жить в тени своего текста, подобно северному охотнику, таящемуся во мраке, чтобы не быть замеченным жертвой. На свет летят лишь ночные мотыльки да топ-модели.
Сейчас мало кто хочет оставаться в тени. В тени ведь человека не видно, а кого не видно (например, на телеэкране), тот словно бы не существует вовсе. Поэтому все, кто может, тянутся к свету — желая «засветиться» (как говорят в России), то есть продемонстрировать себя! Хоть анонимной мордой из-за чужой спины на пятом плане выглянуть. Хоть ценой скандала на мгновение сделаться героем. Только бы свет вспышки вырвал из мрака.
Несколько дней назад я встретился со своим старым приятелем Рышардом С. Рысек изъездил полмира. Практиковал дзен в монастырях Японии, в Калифорнии писал портреты голливудских див. Познал эстетику Востока и Запада. Потягивая вино под зонтиком «Каси» (прежняя «Роксана») в Бискупине, мы болтали о тенях. В воздухе пахло салатом и сиренью. В какой-то момент С. поставил свою рюмку перед свечкой, а в ее тени — коробок спичек.
— Посмотри, оказавшись в тени, большей, чем ты сам, теряешь собственную тень.
Вроцлав, май 2007