Муха надоедливо жужжала над ухом. Генка сквозь сон отмахнулся. Муха не улетела. Потом к ее жужжанию добавился тонкий писк комара.
Генка открыл глаза и тут же вскочил. Над ним висели круглые, как раздвинутый веер, голубоватые листья. Пестрая гусеница неторопливо ползла по длинному черенку. Вот она перебралась на соседний лист и поползла выше.
Где-то в далекой вышине едва виднелось сквозь кроны деревьев голубое небо.
Ничего не понимая, Генка оглянулся. В синем сумраке неподвижно застыли могучие стволы деревьев. Снизу они были покрыты серебристым мхом. С узловатых ветвей свисали гибкие лианы. В густой зелени пестрели цветы, распространяя раздражающий запах.
Генка протер глаза, но все осталось по-прежнему. Красная бабочка вспорхнула с цепляющегося за кусты вьюнка и перелетела на белый цветок. Неподалеку, в просвете между серыми стволами, желтела залитая солнцем полянка.
Все еще не веря глазам, Генка неуверенно шагнул к бабочке. Бабочка взлетела, покружилась над головой и куда-то исчезла.
Генка протянул руку к цветку и только тут ощутил в сжатой ладони круглый предмет, похожий на карманные часы. Длинная медная цепочка волочилась по земле. Он посмотрел на цепочку, перевел взгляд на часы и вдруг, словно с памяти слетела какая-то пелена, вспомнил все. Еще не осознанная тревога сжала сердце. Размахивая цепочкой, он пробежал под веерообразными листьями, пробрался через колючий кустарник и выскочил на поляну.
С безоблачного неба жарко палило солнце. Ноги тонули в упругой зелени, воздух был наполнен немолкнущим треском кузнечиков. Стайка узкокрылых птиц стремительно пронеслась над землей и скрылась в лесу.
Раздвигая высокую траву, Генка перешел поляну. Он находился на невысоком холме. Сразу же за поляной начинался спуск, и дальше, до самого горизонта, тянулось море дремучего леса. Сколько Генка ни вглядывался, ни крыши, ни дымка, ни светлых полосок дорог не было видно.
— Го-го-го! — во всю силу легких заорал он, но голос — увы — безответно затерялся в зеленом просторе.
Генка вытер со лба холодный пот, ничего не соображая, провел руками по лицу, зачем-то ущипнул себя за нос, побежал назад, к лесу, снова пробовал что-то кричать, но из скованного страхом горла вырывался только жалобный, хрипловатый стон.
Наконец Генка без сил упал на краю обрыва и, обхватив голову руками, надолго застыл в тоскливой растерянности. Временами ему начинало казаться, что он спит, что стоит поднять голову — и он очутится в знакомой комнате на улице Обувной. Тогда Генка делал усилие, приподнимался на локтях, осматривался. Но… перед ним по-прежнему были только узловатые кусты с мелкими глянцевитыми листочками и дальше, за холмом,- курчавые макушки безмолвного леса.
Он уже потерял представление о том, сколько времени лежит здесь, на краю этого незнакомого обрыва, как вдруг сзади послышались тяжелые шаги, ветви раздвинулись и Генка ахнул — на поляну вышел огромный слон!
Следом за первым появился еще один, поменьше, рядом с которым едва виднелась из травы бурая спина слоненка. Слоненок капризно похрюкивал и тыкался круглой головой под брюхо второго слона. «Слониха,- тупо подумал Генка.- Значит, это семья».
Задрав хобот, слон сорвал с дерева ветку и деловито отправил в рот. Генка услышал, как она захрустела на широких желтых зубах. Слон сорвал еще одну ветку, и Генка с изумлением обнаружил, что бивни у этого слона торчали не у основания хобота, а свисали, словно гигантские клыки, с нижней, сильно вытянутой губы. Переведя взгляд на слониху, Генка увидел у нее такие же клыки.
Мысли бессвязно возникали в голове и тут же исчезали, но Генке казалось, что он где-то видел таких животных. Генка напряг память и вдруг вспомнил. Конечно, он уже видел их! В той толстой книге «По путям развития жизни». Это не слоны, это — динотерии! Динотерии, которые вымерли очень давно. Значит, Диоген не врал, и Генка, так необдуманно крутнувший одну из головок этой ужасной машины, действительно перенесся в давнее-давнее время!
Генка представил себе на минуту геохронологическую таблицу и вспомнил: время, когда жили динотерии, называлось периодом миоцена. После него должны пройти еще миллионы лет, прежде чем вообще появятся на земле первые люди. Генка попробовал прикинуть, что такое несколько миллионов лет, и ему стало страшно. Как же он вернется из такой невообразимой старины?!
Словно в тумане Генка увидел встревоженную маму, озабоченное лицо отца. Неужели он никогда больше не услышит глуховатого отцовского голоса: «Ну, герой, как дела в школе?» Неужели Клавдия Семеновна так и не дождется его в учительской, Валерка не скажет: «Эх, Диоген, Диоген!» и кто-то другой будет играть вместо Генки на левом краю в школьной футбольной команде?
Ему стало так жаль себя, что он неожиданно заплакал. Большой динотерий перестал жевать, внимательно посмотрел на Генку, качнул хоботом и сделал шаг в его сторону. Вскрикнув, Генка нырнул под развесистую пальму, кубарем скатился по пологому склону и чуть не полетел в ручей, струящийся под зеленой крышей из переплетенных ветвей и лиан. Уже падая, он ухватился за кусты, удержался и, не переводя дыхания, юркнул под корни поваленного дерева.
В голове звенело, перед глазами плавали розовые круги. Сжавшись в комок, Генка долго лежал на влажном песке, но топота динотериев не услышал. Только однообразно журчала вода и в дремотной тишине гулко стучало Генкино сердце. Почувствовав наконец сырость, Генка устало сел и обреченно уставился в воду.
Все случившееся было так неожиданно и необъяснимо, что казалось кошмарным сном.
Однако сон не проходил. Синие стрекозы мирно кружились в теплом воздухе и присаживались отдохнуть на лакированные лепестки водяных кувшинок. Серебряный паучок раскачивался на невидимой паутинке, и его крохотная тень бегала по светлому песку. Однообразно журчал ручей. В прозрачной воде деловито сновали пескари, такие же, как те, которых
Генка ловил как-то в Свислочи, когда они выезжали но воскресеньям всей семьей за город.
Генка вспомнил, как отец пек этих пескарей, заворачивая их в мокрую газету и закапывая в раскаленный костром песок.
Некоторое время он разглядывал беззаботных рыбешек, затем снял рубашку, завязал ворот и рукава, сбросил ботинки и, подвернув до колен штаны, шагнул в воду. Вода была прохладная, по-видимому, родниковая. Чистый песок приятно покалывал ступни.
Пескари спокойно сновали у ног. «Непуганые»,- удовлетворенно подумал Генка и, погрузив в воду рубаху, плавно повел ее по течению навстречу рыбной стайке.
Ему повезло на первом же заходе. Когда он поднял рубаху и выплеснул воду на траву, в ней испуганно забились три темно-серебристые рыбки. Генка сломал гибкий прут и насадил на него пескарей.
Следующим заходом он поймал еще двух, потом сразу четырех рыбешек, а через полчаса прут уже изрядно оттягивал руку.
Генка повеселел. Нащупав в кармане увеличительное стекло, он сунул ноги в ботинки, наскоро выкрутил рубаху и стал искать подходящее место для костра.
В ямке, под вздыбленными корнями поваленного дерева, Генка сложил свой улов. Тут же наломал сухих ветвей, нащипал ножом растопки, и вскоре под его увеличительным стеклом закурился голубой дымок, мелькнул красный язычок огня, окреп, затрещал в ворохе лучины и наконец взметнулся жарким пламенем.
Едва дождавшись, пока костер прогорит, Генка палкой разворошил угли и уложил в образовавшуюся ямку завернутых в мокрые листья рыбок. Потом опять ждал, нетерпеливо помешивая раскаленные угли, а когда пескари, по его мнению, испеклись, забыв обо всем, усердно принялся поглощать разварившуюся, горячую, слегка пахнущую водорослями рыбу.
Миоценовые пескари по вкусу ничем не отличались от своих потомков, которых Генка ловил в Свислочи. Рыба как рыба. Генка даже немного разочаровался.
Насытившись, он почти успокоился и стал размышлять. Итак, это необъяснимо, но факт. «Диогеновы часы» действительно оказались чудесной машиной времени, которая перенесла Генку на десять или пятнадцать миллионов лет назад. А может, и на все двадцать? Точно Генка не знал, но ему это, по правде сказать, было безразлично. Что значили в его нынешнем положении несколько лишних миллионов лет! Он — единственный человек на земле. Пройдут сотни веков, пока появится первая обезьяна. Потом должно наступить великое похолодание. Огромные ледники поползут с севера и погонят перед собой стада животных. Потом опять пройдут тысячи лет, ледники растают. На освобожденных полях вырастут новые леса, и вот тогда в какой-то счастливый день среди этих лесов раздастся голос первого человека.
Впрочем, почему первого? Ведь первый человек по воле случая он, Генка!
— Геннадий Алексеевич Диогенов — первый человек на Земле! — торжественно провозгласил Генка и сам испугался своего голоса. В диком лесу человеческий голос прозвучал слабо и неуверенно. И — ни звука в ответ. Только ручей равнодушно тянул свою однообразную песенку, вымывая из-под скрюченных корней серый песок.
На миг Генке опять стало жутко, и тогда, чтобы преодолеть страх, он запел во все горло. Он пел и песню о храбром маленьком барабанщике, и «Картошку», и «Взвейтесь кострами…» Пел неважно, перевирая мотив и путая слова. Но это его не смущало: ведь на всем земном шаре кроме него не было в этот момент никого, кто знал бы хоть одну пионерскую песню.
Когда запас песен был исчерпан, Генка надел высохшую рубаху, завернул оставшихся рыбок в широкий лист и спрятал в карман. Недавнего страха как и не бывало. В Генке проснулся дух первооткрывателя.
Подточив нож на плоском камне, он вырезал увесистую дубинку, опробовал ее на соседних кустах и тронулся в путь.
Куда идти, Генка не раздумывал. Где-то он вычитал, что жизнь — это движение. А значит,- вперед и только вперед! Укрываясь за кустами, Генка осторожно поднялся на холм, но динотериев там уже не было. Только вытоптанная трава да смятый кустарник напоминали о том, что здесь недавно паслись слонообразные гиганты.
Генка огляделся. Над бескрайним ковром лесов опрокинулась голубая чаша неба. Восточный край чаши заметно посинел. День близился к вечеру. Это немножко охладило Генкин наступательный порыв, и он подумал, что пора подыскать защищенное место для ночлега. Из повестей о жизни первобытных людей Генка помнил, что лучше всего для этой цели подходит пещера. Он еще раз посмотрел вокруг и заметил в полукилометре от холма скальную гряду.
«Где скалы, там и пещеры!» — рассудил Генка и, не теряя времени, направился к гряде.
По упавшему стволу, возле которого он ловил рыбу., Генка переправился через ручей и углубился в лесную чащу.
Лес встретил его настороженной тишиной синего сумрака. Из влажной земли, пробив толстый ковер слежавшихся листьев, поднимались мохнатые папоротники. Цепкие лианы, усеянные длинными колючками, свешивались с мертвых нижних ветвей, поросших бородатым мхом.
Генка долго петлял, пробираясь сквозь заросли, и неожиданно попал в болото. Очевидно, здесь раньше протекал ручей. Рухнувшие деревья перегородили его. Ручей разлился и ушел под землю. Из мертвых стволов выросли бледные, стелющиеся побеги. Корка перегнивших корней и листьев оседала под ногами. Ямки от Генкиных следов тут же наполнялись водой.
В ботинках захлюпало. Опираясь на свою дубинку, Генка прыгал с кочки на кочку и с ужасом замечал, что с каждым шагом трясина становится все податливей. В одном месте, выбирая кочку для очередного прыжка, он на секунду остановился и вдруг почувствовал, что погружается в холодную воду. В отчаянии он прыгнул назад, по колено провалился в болото, не удержав равновесия, упал и судорожно вцепился в жесткую траву.
Несколько секунд Генка лежал без движения, всем телом чувствуя, как сквозь одежду просачивается вода, потом подтянулся за какие-то корни, высвободил из трясины ноги и осторожно пополз. Добравшись до поваленного дерева, он взобрался на шероховатый ствол и перевел дыхание. Темнело. Над болотам пополз серый туман. Неизвестная птица зловеще заверещала в синей чаще и тут же смолкла. Кто-то невидимый грузно прочавкал по болоту и, ломая кустарник, скрылся в лесу.
Наступила тревожная тишина. Мокрая рубашка неприятно холодила тело. Генка вытянулся на теплом, нагретом за день стволе и тихо лежал, прислушиваясь к лесным шорохам.
Высоко над лесом, в черном небе, зажглись звезды. Генка попробовал отыскать ковш Большой Медведицы, но тут странный шорох привлек его внимание. Казалось, кто-то тащит по траве длинную тяжелую веревку. Генка до боли напряг зрение, но ничего не увидел. А шорох все приближался, медленно и неотвратимо, затем в темноте сверкнули два светящихся глаза — и Генку охватил ужас. Он хотел броситься бежать, но не мог пошевелить ни одним мускулом.
Неожиданно по болоту опять зачавкали шаги — часто и неровно. Невидимый зверь, провалившись в трясину, шумно метался в липкой грязи.
Два глаза в темноте погасли. Опять зашуршала трава, но теперь шорох уже удалялся.
Какое-то время до Генки доносилось неровное дыхание завязнувшего животного, и вдруг жуткий, раздирающий уши рев потряс воздух. Послышался шум борьбы, приглушенное шипение, хриплый вой. Что-то затрещало — и вой смолк. Только болото звучно чавкало от судорожных движений.
Трясясь всем телом и ничего не соображая от страха, Генка скатился со своего ствола и бросился бежать. Ноги скользили по мокрым корням. Несколько раз он проваливался в трясину, отчаянными усилиями выбирался на сушу и, спотыкаясь о кочки, бежал дальше. Из-под ног бесшумно выскакивали какие-то зверьки.
Один раз он услышал перед собой грозное змеиное шипение и с быстротой молнии метнулся в сторону. Потом запутался в кустах и, подвывая от страха, с трудом продрался сквозь них. Неожиданно лес расступился. При свете звезд Генка различил скалистую гряду, замеченную днем с холма. Одним махом он вскарабкался по острым камням на самую высокую скалу и, вконец обессиленный, повалился на влажный от росы мох. Пот заливал лицо, бешено стучало сердце. Генка поминутно всхлипывал, и горячие слезы катились по его щекам.
Темная птица с длинной шеей и словно обрубленным хвостом пронеслась над его головой и тут же взмыла вверх. Словно ужаленный, Генка закричал и закрыл голову руками.
Бесшумно махая длинными крыльями, птица поднялась выше. На фоне звездного неба отчетливо вырисовывался ее силуэт. Генку вдруг охватила лютая ненависть. Нащупав осколок камня, он вскочил и что было силы запустил им в черную птицу. Птица сделала над скалой круг и улетела, а Генка снова упал на землю.
Что-то больно врезалось ему в бок. Генка пошарил под собой ладонью и нащупал в кармане круглый предмет. «Диогеновы часы!» — со злобой догадался он. Проклятая машина времени, из-за которой он попал в этот ужасный миоцен, на миллионы лет отдаливший его, Генку, от родного дома, от школы, от всего знакомого, привычного и доброго, что до этого дня заполняло немудреную жизнь ученика шестого «В» класса Геннадия Диогенова. С горькой улыбкой Генка смотрел на металлический циферблат и заново переживал все события того злополучного дня, когда он получил по арифметике двойку и познакомился с философом Диогеном. Как он умудрился так опрометчиво назвать старого философа обманщиком, а его машину времени — сломанными часами, у которых даже не переводятся стрелки?!
Генка потрогал рубчатые головки на корпусе машины времени, и вдруг гнетущая тяжесть свалилась словно гора с плеч. Генка впервые за этот день радостно засмеялся.
Какой же он беспамятный! Ведь Диоген говорил, что стрелку машины времени можно переводить в обе стороны — ив прошедшее, и в будущее. Он может хоть сейчас перевести время вперед и снова очутиться в родном городе.
Генка ласково потер холодную крышку «Диогеновых часов». Все в порядке, сейчас он будет дома!
Новая мысль остудила Генкину радость: головок-то четыре, а попробуй определи, какую из них подкручивать. Кроме того, в ночной темноте не видно делений на циферблате, а ведь нужно еще рассчитать, на сколько делений передвинуть стрелку.
Обдумав все это и придя к мысли, что утро вечера мудренее, Генка спрятал часы в карман, влез в неглубокую расселину под мшистым валуном и свернулся калачиком.
Засыпая, он думал о том, как будут удивлены родители, когда, вернувшись домой, застанут вместо Генки бородатого Диогена. Потом в голове все смешалось и он уснул, словно провалился в омут.
К утру похолодало. Мокрая рубаха не грела. Лязгая зубами и растирая застывшую спину, Генка поднялся и стал ждать восхода солнца.
Сизый туман над лесом слабо заалел, ярким румянцем налились нижние края редких облаков. Легкий ветерок погнал по лесному морю волны, и вот над синим горизонтом поднялось еще холодное багряное солнце.
Густые тени побежали по скалам и легли у Генкиных ног. Размахивая руками, «первый человек на земле» запрыгал по неровному карнизу на краю гряды. Неуклюжий зверек ростом с крупную кошку, с рыжеватой шерстью и длинным поросячьим рылом выскочил из-под валуна и, прежде чем Генка успел испугаться, скатился по каменной осыпи и исчез в кустах.
— Го-го-го! — закричал ему вслед Генка, но кусты больше не шелохнулись. Только несколько птиц с голубой каемкой на коричневых крыльях испуганно сорвались с ближайшего дерева и улетели в сторону восходящего солнца.
Долгое время никто не показывался. Генка согрелся, достал из кармана печеных рыбок и неторопливо позавтракал. Затем уселся на камень на вершине гряды, вынул машину времени и принялся ее внимательно разглядывать.
Насколько он помнил, тогда, в комнате, он крутнул одну из головок не сильно. Стрелка передвинулась, очевидно, на десять, самое большее пятнадцать делений. Вся беда была в том, что Генка забыл, какая именно из четырех головок тогда ему подвернулась.
После долгих размышлений он решил покрутить по очереди все головки и таким образом полностью выяснить систему управления этой чудесной машины.
Генка взялся было уже за первую головку, но тут тяжелый топот привлек его внимание. Легко раздвигая зеленую стену кустарника, прямо к гряде неторопливо шагал динотерий. Вначале Генка испугался, но, бросив взгляд на крутые склоны своего убежища, успокоился и стал с интересом разглядывать огромное животное.
Лобастая голова динотерия была опущена. Толстый хобот покачивался в такт шагам. Бурая шерсть лохматилась на рассеченной неровными складками, вислой шкуре.
Вдруг навстречу динотерию поднялась желтая треугольная голова на длинной шее. Шея изогнулась, и Генка увидел огромную змею, медленно расправляющую могучие кольца. Коричневые квадратики колебались на змеиной коже, и казалось, что по многометровому телу струится вода.
Динотерий остановился, готовый к бою. Генка услышал, как в его хоботе просвистел резко выдохнутый воздух. Змея зашипела. Динотерий поднял хобот, и острые бивни на нижней челюсти угрожающе блеснули. Змея опустила голову и с неожиданным проворством скрылась в кустах, а динотерий удовлетворенно хрюкнул и побрел своей дорогой. Вскоре широкая спина скрылась за деревьями. Только грузные шаги еще некоторое время отдавались в ушах у Генки.
Не успел стихнуть топот динотерия, как мимо гряды галопом промчалось стадо маленьких оленей — только острые рожки мелькнули между кустами. Потом низко-низко пролетели лебеди и еще какие-то похожие на аистов птицы с красными клювами.
«Вот бы сюда фотоаппарат!» — с сожалением вздохнул Генка и, представив себе лица одноклассников, рассматривающих фотоснимки, сделанные в миоцене, даже присвистнул. Тут же он подумал, какую огромную ценность для науки будут иметь его наблюдения, и еще раз пожалел, что не носил с собой записной книжки. Он подобрал широкий не то каштановый, не то дубовый лист и попробовал выцарапать на нем буквы. Но листок порвался. Генка вспомнил, что на уроках истории им рассказывали о рисунках и надписях на камнях, по которым ученые восстанавливают картину жизни людей далекого прошлого.
Отыскав осколок кремня, он выбрал ровную плоскую плиту и стал выцарапывать на ней надпись: «Геннадий Алексеевич Диогенов. Сентябрь…» Тут Генка задумался, какой же поставить год, и, ничего не придумав, крупно вывел: «…МИОЦЕНА».
Надпись была неровная и нечеткая. Генка с сомнением посмотрел на нее и стал углублять буквы, пристукивая по кремню голышом.
От непривычной работы он быстро устал и вскоре решил выбить только заглавные буквы своего имени, отчества и фамилии и последнее, наиболее важное слово — «миоцена».
Когда он закончил работу, солнце уже палило вовсю. Рубашка давно высохла и снова взмокла на спине от пота. Генка отбросил голыш, метнул кремень в ближайшее дерево и снова взялся за «Диогеновы часы».
Прощальным взглядом он окинул лохматое покрывало сумрачных лесов. Ветер усилился, и высокие кроны раскачивались под его порывами. С кривых ветвей изредка срывались какие-то плоды, постукивая по сучьям, падали в густую траву.
Один из них глухо щелкнул по камню и отскочил к подножью скалы прямо под Генкой. Генка посмотрел на него, отвел глаза, опять посмотрел и… не выдержал. Сжимая в руке машину времени, он прыгнул со скалы, поднял круглый, как большая вялая слива, плод, колупнул его пальцем. Кожура легко отделилась, и Генка увидел обыкновенный грецкий орех, точно такой же, как те, что продаются в любом магазине «Фрукты — овощи».
Все еще не веря, Генка расколол орех зубами и съел чуть горьковатое ядро. Затем подбежал к дерену и сильно тряхнул. С дерева посыпались орехи. Генка собирал их в траве, клал в карман и снова тряс дерево.
Громкое шипенье заставило его вздрогнуть и стремительно повернуться.
Плавно раздвигая траву, к Генке быстро струился узкий желтый ручей. Вот передняя часть ручья поднялась, и Генка увидел плоскую головку с блестящими бусинками глаз… Он сдавленно закричал, взмахнул руками. Длинная цепочка «Диогеновых часов» описала в воздухе круг и хлестнула его по лицу.
Молнией мелькнула мысль: «Машина времени!»
Генка отпрянул в сторону, дрожащими пальцами пошарил по металлической крышке и, прежде чем желтое змеиное тело мелькнуло в воздухе, резко крутнул первую же попавшуюся головку.