— Хотите, чтобы я вырезал вам аппендицит? — спросил Линд. — Или сделал оттяжку спинного мозга? Вырвал воспаленный зуб? Излечил от венерической болезни? Все эти занятия доставляют мне удовольствие. И приносят успех.

Годдер ухмыльнулся и показал на череп, который служил опорой нескольким книгам, лежавшим на столе.

— Я бы этого не сказал, если предположить, что этот раньше был вашим пациентом.

— Эту штуку я купил на Целебесе, — ответил Линд. — Хотите выпить?

— Конечно! Особенно, если мне приходится выбирать между выпивкой и операцией.

Линд выдвинул ящик, достал оттуда бутылку с виски и два стаканчика.

— Когда в Новом завете речь заходит о вине, то под ним подразумевается всегда лишь чистый и еще незабродивший виноградный сок. Греки сделали неправильный перевод.

— Да, об этом я уже слышал однажды, — со смехом ответил Годдер и оглядел каюту. На первый взгляд можно было подумать, что по ней прошел смерч, но потом становилось ясно, что во всем была лишь мужская небрежность. К тому же каюта была больше похожа на комнату для приема больных и одновременно на библиотеку после небольшого землетрясения. Книги были самые разнообразные — на испанском, английском и французском языках. Здесь были книги по медицине, справочники по оказанию первой помощи, а также Фолкнер, Хид, Гете, Бенс Паккар, Годдер даже обнаружил «Так говорил Заратустра» и, конечно, Сартр.

Линд протянул стакан Годдеру, и они чокнулись.

— Ваше здоровье, — сказал Годдер. — Вы изучали медицину?

— Два года. А вы раньше были моряком?

— Сделал несколько рейсов в юношеские годы. А откуда вы об этом узнали?

— Вы же меня спрашивали, не офицер ли я? Помните? — Линд вытащил выдвижной ящик. — Вот эти брюки должны быть вам впору. Какой у вас рост?

— Сто девяносто один.

— В таком случае они подойдут. — Линд протянул ему две пары легких фланелевых брюк. — И вот еще спортивная рубашка, которую можно не гладить. — Потом он приложил к этому носки, пояс, белье, полотенца и носовые платки. А также электробритву.

— Тысяча благодарностей, — сказал Годдер.

— Знаете, у меня слабый желудок. Никогда не могу обедать вместе с людьми, которые не меняют своей одежды. — Линд выпил рюмку. — Да, жаль, что у вас нет никакой болезни. Вытаскиваешь человека посреди океана, а он, оказывается, здоров, как бык.

Каюта «В2» на штирборте имела две койки, стол, шкаф и маленький коврик. В ней был даже душ. Обедали в половине второго, ужинали в шесть. Так сказал Барсет. Бара, сказал он, нет, но Годдер может купить себе все, что имеется на складе. Годдер пробежал глазами список и заказал пять бутылок джина, бутылку вермута и три блока сигарет.

— И попросите, пожалуйста, каютного стюарда, чтобы он принес мне вазочку со льдом.

После этого он принял душ, надел брюки, подаренные ему Линдом, и спрятал остальные вещи в шкаф.

Стюард, обслуживающий каюты, вошел, даже не постучав в дверь. Это бел молодой парень с зелеными глазами и одутловатым лицом. Крупные руки хорошо сочетались с широкими плечами.

— Куда вам это поставить? — спросил он.

— На стол, — ответил Годдер. — Как вас зовут?

— Рафферти.

— А откуда вы родом, Рафферти?

— Из Окленда. Или из Питтсбурга. — Он поставил поднос на стол. — А почему вас это интересует? — спросил он немного вызывающе.

— Я и сам не знаю, — ответил Годдер. — Кстати, вам никто не говорил в Окленде или Питтсбурге, что, прежде чем войти, нужно постучать в дверь?

— Попытаюсь не забыть об этом в следующий раз, мистер Годдер. Попытаюсь…

— Я бы очень рекомендовал вам не забывать об этом, Рафферти, дружеским тоном заметил Годдер. — Иначе рано или поздно какой-нибудь сукин сын даст вам пинка…

Он заметил, как в глазах Рафферти вспыхнуло удивление. Такая реакция, похоже, была для этого парня внове. Он ушел.

Годдер приготовил себе целый бокал коктейля и второй раз за это утро остался собой недоволен. Но, возможно, это была лишь естественная реакция на внешние явления, которая какое-то время спала в нем. Он выпил коктейль и вышел из каюты. Если он правильно понял, столовая находится рядом с каютой Барсета, а перед ней должен быть салон. Он прошел по коридору, который выходил на палубу, и вскоре добрался до широкой двойной двери, ведущей в салон.

Заглянув туда, он увидел длинную софу и несколько кресел. Были тут и прикрепленные столы, а также несколько книжных полок. Какая-то блондинка стояла спиной к нему и смотрела в иллюминатор. На ней было цветастое платье без рукавов. На ногах — золоченые сандалии. И руки, и ноги были покрыты темным загаром.

— Миссис Брук? — спросил он.

Женщина обернулась. Он увидел маленькое лицо с высокими скулами и слегка раскосыми синими глазами. Да, люди были правы: она хорошенькая. Но еще большее впечатление на него произвела ее манера держаться. Она улыбнулась, но глаза ее остались холодными и далекими.

— Да. Как вы себя чувствуете, мистер Годдер?

— Меня еще ни разу не спасали, — ответил он. — Поэтому я и сам не знаю, как я себя чувствую. Ведь это вы меня спасли?

— Ну, не в буквальном смысле. И потом, это вышло совершенно случайно…

— У меня есть свидетели, миссис Брук. Так что вам уже не отвертеться. Вам остается только надеяться на милость суда. Вы пьете? — он показал на стакан.

— Немного. Да и то только с постановщиками фильмов, выловленными из океана.

— В таком случае, по моим понятиям, вы не алкоголичка. Если вы сделаете исключение для бывшего постановщика фильмов, то я отважусь пригласить вас на рюмку коктейля.

— Большое спасибо, — сказала она.

Он вернулся в каюту и захватил с собой бутылку и второй стакан.

Они сели за один из столиков, предназначенных для игры в бридж.

— Пока я знаю о вас очень немногое, — сказал он. — Только то, что вы блондинка, очень миленькая и, видимо, скандинавского происхождения. Кроме того, вы страдаете бессонницей, ненавидите самолеты и у вас красивые глаза. Что вы скажете по этому поводу?

— Мне это очень льстит, но не все, что вы сказали, является правдой. К самолетам я не испытываю ненависти.

— Не беда, миссис Брук. Вы можете любить самолеты или ненавидеть их. Самое главное — не сомневаться в божественности автомобиля.

Она улыбнулась.

— Я больше люблю корабли, чем самолеты. К тому же, я работаю в пароходстве. Мой отец был капитаном.

— Американского корабля?

— Нет, датского.

Корабль ее отца, рассказала она, был торпедирован во время войны, и ее мать вторично вышла замуж, когда ей было всего 12 лет. Ее отчим жил в Европе и на Кубе, был бизнесменом, а сейчас снова обосновался в Штатах. Сама она ходила в школу в Беркли, потом получила образование экономиста и работала в Сан-Франциско, в пароходстве «Копенгаген-Пасифик-Лайн», то есть в том же пароходстве, где работал ее отец.

— Датчане всегда держатся друг за друга, — продолжала она. — Когда умер мой муж, я поинтересовалась в пароходстве, нет ли у них работы для меня в Южной Америке. И поскольку я бегло говорила по-испански, мне предложили место в Лиме. Там я проработала год, а теперь меня перевели в Манилу. Так как мое пароходство не обслуживает рейсы на Филиппины, то мне просто пришлось купить билет на пароход другой компании.

Такая безыскусная и простая биография в какой-то мере даже может послужить защитой, подумал Годдер. Но тем не менее она почему-то не объяснила, почему столь милая вдовушка в одиночестве пересекает Тихий океан на таком корыте.

В салон заглянул человек. Если верить описаниям Барсета, это был тот самый пассажир с польским именем. Он действительно выглядел болезненным и даже в своем белом льняном костюме и пурпурно-красной рубашке очень походил на гробовщика. Раньше он был, видимо, сухим и жилистым мужчиной, но теперь от него остались кожа да кости, а одежда болталась на нем, как на вешалке. Его изможденное лицо и лысый череп были белыми, как мел, словно он уже несколько лет не видел солнца.

— Доброе утро, мистер Красиски, — сказала Керин. — Я очень рада, что вы сегодня на ногах. — Она познакомила мужчин, и они пожали друг другу руки.

— Вы были… как это сказать… вы очень повезло, так? — сказал Красиски с сильным акцентом. — И вы должны меня извинять. Я плохо говорить по-английски.

— Вы поляк? — спросил Годдер.

— Да, но уже много лет живу в Бразилии.

Вероятно, это один из тех людей, которые остались без отечества после второй мировой войны, подумал Годдер. На мгновение в дверях появилась Мадлен Леннокс. К этому времени Красиски уже ушел.

— Как я вижу, вы уже наслаждаетесь своей знаменитостью, — заметила она лукаво.

Годдер сразу понял, что за нарочитой и броской моложавостью скрывается довольно умный человек. Это, как правило, объясняется тем, что пятидесятилетние часто вынуждены конкурировать с тридцатилетними. Но здесь? О каких конкурентах могла идти речь на этом корабле?

А она действительно выглядела очень моложаво, особенно это касалось фигуры. Впрочем, железная диета и регулярные занятия спортом любую талию сделают стройней. Лицо было миловидным, но имело только более резкие черты, чем, скажем, у актрисы в том же возрасте. И глаза были красивыми и даже умными — но только в те моменты, когда она не собиралась очаровывать мужчин.

«Тин-Хан» она тоже видела, и этот фильм ей очень понравился.

— Не правда ли, такой эпический размах? — повернулась она к Керин. А если окажется, что мистер Годдер был старым моряком и вдобавок знал ее покойного мужа, то это будет вообще фантастично. Он служил лейтенантом на одном крейсере, который участвовал как раз в том бою, который показан в фильме.

Годдер ответил, что, к сожалению, ему не довелось знать лейтенанта по имени Леннокс.

Она жонглировала именами людей, которых знала в Сан-Диего, в Бень-Эре и Беверли Хиллсе, но Годдеру эти имена ничего не говорили. При этом, словно нечаянно, она коснулась своей ногой ноги Годдера. Он даже не обратил на это внимания. Должно быть, у нее это вышло случайно — ни одна дама не будет вести себя так вызывающе.

Разумеется, она рассказала ему также, почему она оказалась на борту «Леандра». Она взяла билет на другой пароход, но потом заболела и должна была в Лиме лечь в больницу. Ее коленка снова коснулась ноги Годдера и осталась прижата к ней. А сама миссис Леннокс перешла тем временем на другую тему, заговорив о погоде. Напоследок она сделала даже несколько недвусмысленных намеков. И это при том, что они знали друг друга всего десять минут.

Не может быть, чтобы это было ей так необходимо, подумал Годдер. Возможно, она просто боялась более молодой женщины и пыталась, как говорят американцы, «застолбить участок». Он даже не знал, пожалеть ли ее, посмеяться ли над ней, или просто не обращать на нее внимания. Он уже несколько месяцев не имел общения с женщинами, и иногда даже подумывал, а не развивается ли у него импотенция.

Прозвучал гонг, призывающий к обеду. Годдер извинился и отнес бутылку обратно в свою каюту. Остаток коктейля он выпил, думая при этом о Мадлен Леннокс.

Войдя в столовую, он увидел два стола — каждый на восемь персон. Капитан Стин сидел во главе одного стола. Справа от него сидела Керин, слева — Мадлен Леннокс. Другой стол был полностью свободен.

Годдер вопросительно посмотрел на стюарда.

— Ваше место — здесь, — сказал тот и указал ему на место рядом с Мадлен Леннокс. Годдер сел и подумал, как же теперь будут играть ноги этой пятидесятилетней вдовушки? Потом появился мистер Красиски. Казалось, он тоже не знал, где ему сесть, и стюард показал ему на стул рядом с Керин. Обе женщины улыбнулись ему, а капитан даже сказал:

— Мы рады видеть вас в полном здравии, мистер Красиски.

Поляк кивнул, попытался выдавить улыбку, но ничего не ответил. Годдер заметил еще два свободных прибора. Один из них, вероятно, был предназначен для Линда. Стюард не торопился наливать суп, и капитан, казалось, тоже ожидал чего-то.

— Мистер Эгертон просил передать, что он не хочет есть, и мистер Линд тоже не придет, — доложил стюард.

Капитан кивнул, наклонил голову и начал произносить молитву. Когда он кончил, Красиски спросил:

— Мистер Эггер… Эдгер… или как там зовут того, другого пассажира?

— Да, ведь вы с ним еще не знакомы? — спросила миссис Леннокс. — Его зовут Эгертон. Он вам наверняка понравится. Это очень милый человек. Он англичанин. Полковник в отставке.

— Говорите, англичанин? — переспросил Красиски с каким-то напряженным выражением.

— Да, — ответила Мадлен Леннокс. — Но жил в Аргентине.

Стюард начал разливать суп, но Красиски продолжал упорно смотреть на миссис Леннокс.

— И долго он там жил? — спросил он. Годдер заметил, что Керин задумчиво смотрит на поляка, а Мадлен Леннокс ответила, что этого она не знает.

— Вы должны меня извинить, — пробормотал Красиски, — я плохо говорить по-английски. — Уголки рта его задрожали, и он начал торопливо есть суп.

Обе женщины очень хотели узнать, что же такое приключилось с яхтой Годдера. Тот извинился перед капитаном, который уже знал всю историю, и довольно подробно рассказал обо всем, надеясь, что ее не придется повторять в третий раз в присутствии Эгертона.

Поскольку напряжение последних дней все еще оставалось, Годдер решил после обеда поспать. Когда он проснулся, было уже почти пять, и он почувствовал себя разбитым и усталым. Он принял душ и вышел на палубу, чтобы согнать с себя плохое настроение.

Сделав несколько кругов по средней палубе, он поднялся на верхнюю. На мостике стоял Линд, и Годдер в знак приветствия поднял руку. Будучи пассажиром, он имел право подняться на мостик только в том случае, если его туда пригласят. Мимо него прошел радист, который посмотрел на него каким-то безучастным взглядом. В следующий момент из рубки вышел капитан. Радист протянул ему формуляр, и Стин окликнул Годдера.

— Чудесно! — воскликнул тот. — Быстро же вам удалось связаться.

— Это пришло подтверждение наших агентов из Сан-Педро, что они подучили деньги, — объяснил Стин.

— Станция в Буэнос-Айресе имеет для нас сообщение, — сообщил радист, — но я до сих пор не смог с ними связаться.

— В таком случае, возвращайтесь к себе, Спаркс, — ответил капитан. Тот кивнул и ушел. — Буэнос-Айрес? — удивленно повторил капитан. — Кому мы там могли понадобиться? Или, может быть, речь идет о радиограмме для кого-нибудь из пассажиров?

— Одна из моих подруг желает мне всяческих благ и здоровья к дню моего рождения, — со смехом сказал Линд и сделал Годдеру знак. — Они есть у меня во всех частях света.

Годдер вернулся к себе в каюту и сделал новую порцию коктейля. Потом лег на койку и уставился в потолок. Что он будет делать по приезде в Манилу? И ни на минуту не забывай, что ты — всего лишь обезьяна. Так думает о себе каждый разумный человек. Все свое время ты тратишь на какую-нибудь мышиную возню, а потом останавливаешься, с трудом переводя дыхание, оглядываешься назад и спрашиваешь себя: а к чему все это?

Гонг к ужину отвлек его от мрачных мыслей. Когда он вошел в столовую, Керин и Мадлен Леннокс уже были там. Они разговаривали с капитаном. Кажется, он обещал угостить Мадлен мартини.

Как вскоре выяснилось, она этого не забыла. Одетая чересчур элегантно, она крикнула ему, как только он появился:

— Мистер Годдер, ваши обещания не стоят даже той бумаги, на которой вы это пишите!

— Прошу прощения, — ответил он с ухмылкой, — дело в том, что я незаметно задремал. — Он повернулся к Керин: — Миссис Брук, если я типичен для людей, которых вы спасаете, то я посоветовал бы вам подыскать другое поле деятельности.

Она рассмеялась.

— Но я думаю, вы еще не знакомы с мистером Эгертоном, — сказала она, и Годдер обернулся. Тот вошел вслед за ним. Со своими аккуратно зачесанными волосами, ухоженными усиками и черной повязкой на глазу он производил довольно внушительное впечатление.

— Добро пожаловать на борт нашего корабля, мистер Годдер, — сказал он и бросил при этом восхищенный взгляд на обеих женщин. — Наконец-то у нас будет четвертый компаньон для игры в бридж. Очень мило с вашей стороны, мистер Годдер, что вы ради этого потратили столько усилий.

Вошел Линд, и все уселись за стол. Эгертон сидел слева от Годдера и справа от Линда. Сидели со стороны переборки, так что дверь была напротив них. Когда капитан хотел начать молитву, в дверях появился Красиски. Внезапно он становился и внимательно посмотрел на Эгертона. Годдер с удивлением взглянул на поляка. В следующее мгновение тот уже подошел к столу. Керин мило с ним заговорила.

— Мне кажется, — сказала она, — что, за исключением мистера Эгертона, вы уже со всеми познакомились, мистер Красиски. Я очень рада, что вы чувствуете себя лучше.

Красиски что-то пробормотал в ответ и пожал Эгертону руку. Все снова сели. Красиски занял место напротив Годдера. Капитан прочел молитву, и стюард принял заказы.

— Я слышал, что вы работает в кинопромышленности, — повернулся Эгертон к Годдеру.

— Раньше работал, — ответил он.

— Сейчас он собирает материал для своего нового фильма «В ореховой скорлупе через Тихий океан», — вставил Линд.

Все рассмеялись, а капитан спросил:

— Ваше судно было застраховано?

— Нет. Если бы мое судно затонуло, то и мне не пришлось бы добраться до берега. Но миссис Брук перечеркнула все мои расчеты.

— Женщины никогда не считаются с серьезными расчетами, — поддержал его Эгертон.

— Что верно, то верно, — подтвердил Линд. — Они часто приносят нам неприятности, и сознательно, и бессознательно.

— Керин, — сказала миссис Леннокс, — хоть мы находимся и в численном меньшинстве, но я считаю, нам тем не менее пора переходить в атаку.

— Может быть, хоть мистер Красиски встанет на нашу сторону? заметила Керин. Она с улыбкой посмотрела на поляка, но тот, казалось, даже не слышал, о чем говорят за столом. Он по-прежнему упорно не спускал глаз с Эгертона.

— Вы были… — казалось, он подыскивал слова… — вы были в Аргентине? Много лет?

— Да, лет двадцать, — ответил Эгертон.

— Двадцать? — Он нахмурил брови и посмотрел на Линда.

— Да, двадцать, — подтвердил ему тот на немецком языке. — Собственно говоря, мистер Красиски говорит на многих языках. Он может говорить по-польски, по-русски, по-немецки, по-португальски, но из всех этих языков я, к сожалению, знаю только немецкий.

— Двадцать, так, так, — пробормотал Красиски, все еще не сводя глаз с англичанина. — И теперь вы имели стать неактивным, так кажется? — Он повернулся к Линду и что-то быстро сказал по-немецки. Линд кивнул и повернулся к Эгертону.

— Он говорит, что вы, должно быть, рано оставили службу.

Даже спокойный Эгертон, казалось, удивлен настойчивостью Красиски. Тем не менее он улыбнулся.

— Вы сделали правильные выводы, мистер Красиски. Но все дело в том, что я был ранен. Не повезло в Нормандии…

Линд перевел эти слова поляку. Стюард принес ужин, но никто не начинал есть. Красиски и Линд снова заговорили по-немецки, а потом Линд покачал головой. У Годдера сложилось впечатление, что Линд не хотел переводить. Тогда Красиски снова попытался выразить свою мысль на плохом английском языке:

— Это… ваш глаз?

Обе женщины, неприятно удивленные, нагнулись над своими тарелками. Но Годдер продолжал заинтересованно наблюдать за сценой. За всем этим скрывалась не только бестактность, а нечто большее.

— А, понимаю, — ответил Эгертон. — Ко всему прочему — и мой глаз.

Керин попыталась перевести разговор на другую тему:

— Вы играете в бридж, мистер Годдер?

— Немного. В так называемый домашний бридж, — ответил Годдер. — И то после тщательной проверки, нет ли у соперника оружия.

После этого разговор перешел на разные другие темы. Годдер продолжал наблюдать за Красиски. Справа от него что-то болтала миссис Леннокс. Поляк, казалось, ушел в себя. Он нагнулся над тарелкой и лишь иногда бросал украдкой взгляды на Эгертона. Потом он снова заговорил по-немецки с Линдом. Оба рассмеялись. Немного позднее Красиски обратился к Эгертону на немецком языке. Ко всеобщему удивлению, тот тоже ответил ему на немецком. Поляк нахмурился. Глаза его блеснули упреком.

— О, вы говорите по-немецки. А я думал, вы — англичанин.

— Разумеется, я говорю по-немецки, — ответил Эгертон. — Ведь я два года учился в Гейдельберге, прежде чем уехать в Сэндхурст.

— Но вы этого не говорили.

Эгертон пожал плечами. Его, видимо, раздражала назойливость поляка, но внешне он оставался спокойным и казался выше всего происходящего.

— Понимаете, друг мой, не буду же я провозглашать во всеуслышание все, что я знаю и чего не знаю. Ведь большинству людей это совсем не интересно.

Красиски ничего не ответил, но Годдер заметил, что рот его снова задрожал, потом, буквально с пеной у рта, он быстро заговорил на каком-то языке, которого Годдер не понял. В тот же момент Красиски поднял руку с револьвером и с расстояния примерно шесть-семь футов выстрелил Эгертону в грудь.

Обе женщины пронзительно вскрикнули, а Эгертон силой удара был отброшен на спинку стула. Годдер ударился о плечо миссис Леннокс, которая быстро юркнула под стол. Капитан потянул Керин за собой под укрытие стола. Линд вскочил и обежал стол, направляясь к поляку, который вновь что-то прокричал и выстрелил. Эгертон дернулся и медленно сполз на пол.

Линд подбежал к поляку и схватил его за руку. Красиски попытался снова нажать на курок. С другой стороны к нему уже подбегали капитан и Годдер. Третья пуля попала в лампу, которая разлетелась вдребезги, а четвертая угодила в широкое зеркало, висевшее на переборке.

Наконец Линд вырвал у поляка револьвер и ударил его снизу по подбородку. Тот упал на спину и затих на полу. На мгновение воцарилась полная тишина, которую прервал шум от осколков стекла, упавших на пол. Вбежал стюард, за ним — Барсет. Последний остановился в дверях и только простонал:

— О, боже! Этого еще не хватало!

Годдер повернулся к Эгертону. У того из уголка рта показалась капелька крови. Он прижал руку к груди, и белая рубашка сразу окрасилась в красный цвет. Левой рукой он попытался ухватиться за стул, но потом рухнул на пол, потянув за собой скатерть, которая упала на него вместе с посудой и серебряными приборами.