Я протер глаза и сел. Это был только сон, но я все еше видел перед собой эту пустынную бесконечную улицу. Она не выходила у меня из головы.

— Который час? — спросил я.

Маделина взглянула на часы.

— Начало одиннадцатого.

— Давно вы встали?

— Около часа, — ответила она. — Вы видели дурной сон?

— Нет.

Я встал, пошел на кухню и поставил на плиту кофе. Поскольку она проснулась уже час назад, то могла бы сама сварить. Но такая мысль не могла прийти в голову человеку, которого всю жизнь обслуживали.

Я вернулся в гостиную.

— Если вам нетрудно, пожалуйста, снимите кофе, когда он будет готов, — сказал я.

— А вы уходите? — спросила она.

— Я приму душ и побреюсь.

Маделина с отвращением посмотрела на меня.

— Может, вам помочь?

Я повернулся к ней. Возможно, мы пробудем здесь месяц или даже больше, но чтобы это вынести, нужно сразу же разграничить наши обязанности.

— Я хочу, чтобы вам было ясно следующее, — сказал я. — Я прячу вас здесь от полиции. Если вас арестуют, то посадят в такое место, где вы следующие сорок лет своей жизни будете мыть полы и общаться с лесбиянками. Это моя квартира, и я вам не слуга. Я тяжелее вас на сто фунтов, и если надо будет, положу вас поперек колен и отшлепаю по мягкому месту.

Она спокойно посмотрела на меня.

— Неужели вы думаете, что я вас испугалась?

Я схватил ее за халат, приподнял и сказал:

— Может быть, поставить вас на полчасика под душ в вашей прекрасной пижаме?

Она глядела на меня с иронической усмешкой.

— Как хотите. Но, может быть, вы сначала захотите узнать, что передавали по радио?

— По радио?

Я повернулся. Она не могла слушать радио, пока я спал. Приемник стоял на столе у софы, но теперь он исчез.

— Я отнесла приемник в спальню, чтобы не мешать вам спать, — пояснила она.

— Что вы слышали?

— Вы действительно хотите знать?

— Что?

— То, что этот помощник шерифа, которого вы ударили пистолетом, вероятно, не выживет. Кто кого прячет от полиции?

Я ожидал этого, поэтому реагировал не столь сильно, как она ожидала. Я не подал виду и продолжал крепко держать ее.

— Ну и что? — возразил я. — Во-первых, он еще не умер, а во-вторых, это ничего не меняет. В конце концов, полиция ищет вас, а не меня.

— Нет, дорогой мой, — возразила Маделина, — ищут нас обоих. Ваша позиция очень шаткая. Так что подумайте, может, не стоит угрожать мне?

Я толкнул ее обратно в кресло.

— Хорошо. Но не забывайте одного: мы сидим в одной лодке. Если одного из нас арестуют, то и другой тоже попадется. Поэтому делайте то, что я сказал, и перестаньте валять дурака. Вы поняли?

— Мне кажется, что мы исключительно хорошо понимаем друг друга.

Я принял душ и побрился, затем в трусиках прошел в спальню, вынул из шкафа фланелевые брюки и спортивную рубашку, оделся и сунул бумажник в карман брюк.

Она даже не оправила постель. Ну и пусть, это ее дело, ей там спать. Ее сумочка лежала на туалетном столике. Я взял ее и открыл портмоне. Там лежали деньги. Я пошел с ними в гостиную. Она сидела там и пила кофе. Увидев деньги в моих руках, она без выражения посмотрела на меня.

— Вы собираетесь и эти деньги отобрать у меня. Хотите оставить меня вообще без гроша?

— Успокойтесь, — ответил я, — я забрал их только из предосторожности, чтобы у вас не появилась глупая мысль удрать отсюда. Кроме того, мне нужно покупать какую-нибудь еду. Остаток я верну вам, когда мы будем в Калифорнии.

— Как великодушно!

Она пожала плечами и отвернулась.

— Я быстро схожу и куплю что-нибудь поесть, '— сказал я.

Спустившись на улицу, я зашел в маленький магазинчик на углу, купил там хлеба, дюжину яиц, ветчину и кофе. Дневных газет еще не было.

Когда я вернулся домой, приемник опять стоял в гостиной. Маделина поставила его рядом с собой на полу и слушала музыку. Я вздрогнул. Она точно так же сидела, когда я увидел ее в первый раз ночью два дня назад.

С тех пор прошли не годы, а только дни. и впереди еще месяц.

Музыка кончилась. Маделина взглянула на меня и сказала:

— У вашего радио очень плохой звук.

— Ну, тогда не слушайте его. Хотите поесть?

— А что у вас?

— Хлеб и ветчина.

— Пожалуй, поем. — равнодушно проговорила она.

Мы пошли на кухню, сели за стол, поели и вернулись в гостиную. Радио все еще играло. Я поискал станцию, которая передавала новости, но не нашел ее. Было без чего-то одиннадцать утра, и дневные газеты должны уже появиться. Я вспомнил, что не слышал десятичасовой передачи.

Она села в кресло, закурила сигарету, откинулась на спинку и сказала:

— Что вы без толку ходите взад-вперед? Между прочим, эти стены и полы звуконепроницаемы?

Я сел и постарался взягь себя в руки.

— Да, — ответил я. — Других жильцов не слышно, но для верности вы должны ходить в домашних туфлях. И не включать громко радио.

— У вас есть домашняя работница, которая убирает здесь? И кто-нибудь приходит снимать показания счетчиков?

— Нет, — ответил я — У меня была одна женщина, которая убирала в квартире раз в неделю, но месяц назад она уволилась. А счетчики газа и воды находятся в подвале. Не думаю, что кто-нибудь придет, за исключением рассыльного Вам, конечно, не следует подходить ни к двери, ни к телефону. Никто не должен знать, что вы здесь.

Она тихо засмеялась.

— Я действительно должна выразить вам свою признательность. Надеюсь, что все будет хорошо. Как вы считаете, долго мне придется пробыть здесь?

— Все зависит от того, выживет этот парень или нет, — ответил я. — Вас, конечно, будут разыскивать, но уже не так настойчиво, и не все полицейские запомнили вашу внешность. Если же этот помощник умрет, то запахнет жареным. Тогда будут искать двух человек, убивших полицейского.

— Если он умрет, — холодно заметила она, — то вы его убили, а не я.

— Об этом не может быть и речи. Никто не знает, что я там был. Они не имеют моего описания, не знают, что я к этому причастен. Чтобы меня схватить, им сперва нужно будет поймать вас. И они ищут вас, у них есть ваше описание и фото. В связи с этим у нас уже возникают проблемы. Лучше всего нам сейчас обсудить, как их разрешить. Встаньте.

Она вопросительно посмотрела на меня.

— Встаньте, — повторил я. — А теперь повернитесь, но очень медленно. Мне нужно составить представление о вашей внешности.

Она пожала плечами и повиновалась.

Я закурил сигарету. Задача будет не из легких. С чего начать? Мужчина может отрастить усы, или сбрить их, или сломать себе нос.

— Вы довольно высокого роста, — сказал я, — но это ничего не значит. На свете много высоких женщин. Но очень немногие так красивы.

Она иронически усмехнулась.

— Большое спасибо.

— Это не — комплимент, — возразил я. — Не воображайте этого. Если нам не удастся вас переделать, мы пропали. Поразмыслим. Кое-что можно изменить, а кое-что нельзя. Мы можем изменить цвет ваших волос и прическу, но этого недостаточно. Вы можете носить очки, но это бросается в глаза. Вы можете наложить косметику и растянуть губы, но этого тоже недостаточно.

Я немного помолчал и подумал. Она хотела что-то сказать, но я перебил ее.

— Дайте мне закончить, а уж потом будете говорить. Мы не в силах сделать вас не такой злой, чтобы это не бросалось в глаза, поэтому остается следующее: надо превратить вас в женщину другого типа — дешевку, каких полно. Волосы нужно выкрасить в рыжий или рыжеватый цвет, коротко подстричь и завить. Вы выщиплете себе брови и подправите губы. Вы носите бюстгальтер?

Маделина уставилась на меня.

— Вы слишком далеко заходите.

— Отвечайте на мой вопрос. Вы носите бюстгальтер?

— Только с вечерними платьями.

— Хорошо. Как обстоят дела с вашей грудью? Она естественная?

— Такого бесстыдства я еще не видела…

— Прекратите, наконец, делать замечания, — оборвал я. — Вы не можете понять, куда я клоню? Вас нужно из благородной миссис Маделины Батлер сделать обычной легкомысленной девицей. Платья вы должны носить в обтяжку и покачивать бедрами. Какая у вас кожа? Вы быстро загораете?

— Да, но я слежу, чтобы не стать смуглой.

— С этим придется покончить. Я могу купить кварцевую лампу. Нет, это не пойдет. Всякий, кто здесь летом попросит в магазине кварцевую лампу, попадет в сумасшедший дом. Подождите. Окна гостиной выходят на запад, и, если в середине дня поднять жалюзи, в комнату падает солнце. Дома на другой стороне улицы не такие высокие, чтобы из них можно вас видеть, если вы ляжете на пол. Итак, купим масло для загара.

Я встал, взял бумагу и карандаш и записал для памяти: состав для завивки, солнечные очки.

— А что купить для окраски волос?

— Не имею понятия, — ответила она.

— Плохая вы помощница, но я найду то, что надо. Что вам купить еще?

— Только сигареты. И бутылку виски.

— Вы не будете снова напиваться?

— Не имею такой привычки.

— Хорошо.

Я встал. Не доходя до двери, я остановился и обернулся.

— В каких банках вы арендовали сейфы?

Маделина, не задумываясь, ответила:

— В Коммерческой кредитной компании, в третьем Национальном и Прибрежном.

— Под какой фамилией?

— Под разными, — ответила она. — В каждом банке другая.

Маделина откинулась на спинку и засмеялась.

— Немного поздно к вам пришла мысль проверить это. Только я сомневаюсь, дадут ли вам что-нибудь эти сведения.

— У меня нет такого намерения. Вы достаточно благоразумны и не станете мне лгать при данных обстоятельствах. Скажите мне эти фамилии.

— Миссис Джеймс Р. Хэтс, миссис Луцила Моннинг и миссис Гарри Л. Карстерс.

Она монотонно и без запинки проговорила это, затем сразу замолкла и, нахмурившись, уставилась на свою сигарету.

— Что дальше? — спросил я.

— Что?

— Мне показалось, будто вы хотели что-то сказать.

— Нет, — ответила она и снова уставилась перед собой, словно о чем-то задумалась. — Больше я ничего не хотела сказать. Только эти имена и фамилии.

— О‘кей, — сказал я. — Я скоро вернусь.

Спускаясь в лифте, я раздумывал над тем, что меня так беспокоило. Действительно ли теперь ничего не может случиться? Даже если умрет этот помощник шерифа, они нас не смогут поймать. Единственный след, который у них есть, ведет к ней, а она теперь хорошо спрятана. Деньги лежат и ждут меня.

Итак, что же это было?

Конкретного ничего не было, только чувство: она, видимо, слишком легко все воспринимала. Ей, казалось, ничего не стоило отдать такую кучу денег.