На перекрестке горел желтый светофор. Я поглядел на часы, было почти три утра. Перед деловой частью города я свернул на улицу, которая вела к побережью. По пути встречалось мало машин. На углу остановился грузовик, и мужчина выгрузил кипу газет.

Сперва нужно было отвезти Маделину на квартиру, затем постараться избавиться от машины.

— Осталось всего несколько кварталов, — сказал я.

— Слава Богу, — заметила она. — Я устала до смерти и мне нужно выпить. Надеюсь, дома у вас есть?

— Да, — ответил я. — Но не забывайте, что я вам сказал.

— Ах, — раздраженно сказала она, — не болтайте чепухи.

Я свернул налево на широкую, обсаженную пальмами улицу. Многоквартирный дом, в котором я жил, был чуть дальше. Я медленно проехал мимо него, заглянул в холл через большие стеклянные двери. Там никого не было. Вероятность встречи с кем-нибудь была очень мала в столь ранний час.

Мне предстояло проехать еще один дом до стоянки машин. Там мы вышли. Никого не было видно. Я взял чемодан.

— На случай, если мы кого-нибудь встретим, — сказал я, — постарайтесь, чтобы вашего лица не было видно. Загляните в свою сумочку или что-нибудь в этом роде. В доме более ста квартир, и никто не знает больше десятка люден. Держитесь как можно естественнее.

— Хорошо, — совершенно спокойно ответила Маделина.

Мы миновали входную дверь, наши каблуки застучали по каменному полу. В холле никого не было, двери лифта стояли открытыми. Мы вошли в кабину, и я нажал кнопку. В коридоре третьего этажа было тихо и безлюдно. Под номером 303 была третья по счету дверь. Я вынул из кармана ключ, тихо отпер дверь, и мы вошли.

Я осторожно закрыл и запер дверь и сразу же почувствовал, как напряжение спало с меня. Мы находились в безопасности, мы были невидимы. Между нами и шумным смертельным роем полицейских шершней стояла эта дверь.

Я включил настольную лампу. Жалюзи были закрыты. Маделина невозмутимо осмотрелась в комнате, затем повернулась ко мне и улыбнулась.

— Очень уютно, — заметила она. — Теперь вы можете дать мне выпить?

— Больше вам нечего сказать?

Она пожала плечами.

— Если вы на этом настаиваете, то пожалуйста. Я очень рада, что мы теперь здесь. Вы очень дельный человек, мистер Скарборо. Дорогой, но дельный.

— Большое спасибо. Вы совсем не знаете, что такое страх?

Ее большие глаза были лишены всякого выражения.

— Во всяком случае, я предпочитаю не выказывать его, — ответила она, затем добавила: — Пожалуйста, налейте виски с простой водой.

Я указал на дверь налево.

— Там ванная, — сообщил я, — а за ней спальня. Направо столовая и кухня.

Маделина подняла брови.

— Спальня? А где намерены спать вы?

Это было на нее похоже. Я, конечно, намеревался предоставить ей спальню, но она считала это само собой разумеющимся.

— Я лягу перед вашей дверью и буду тявкать, если услышу, что лезет вор.

— Очень мило, — заметила она. — Я просто хотела внести ясность.

— Понятно. Я но буду надоедать вам. Я уже говорил, что у меня к вам существует только деловой интерес. Кроме того, вы, вероятно, все равно бесчувственны, не так ли? — добавил я и ушел на кухню.

Там я достал из шкафа бутылку и смешал в двух больших бокалах выпивку, себе очень слабую. Затем заглянул в холодильник, есть ли там еда? Я обнаружил только старый кусок сыра. Но я мог перекусить и в аэропорту. А она? А, ну ее к черту!

Я принес в комнату выпивку. Маделина сидела на софе, положив ногу на ногу, темный жакет спускался до колон. У нее были красивые длинные ноги.

Я отпил глоток и взглянул на часы. Надо поскорее убрать машину и успеть вернуться, пока в доме не встали другие жильцы.

Давно я ломал голову над вопросом, а теперь задал его:

— Что, по-вашему, хотела найти «Диана Джеймс» в вашем доме?

— Она охотилась за деньгами, — ответила Маделина, — так же, как и вы. Она прочла или услышала по радио, что я скрылась, и надеялась, что я не успела захватить деньги с собой.

— Вероятно, — согласился я. — Но зачем вы ее застрелили? Или вам для этого не нужно повода?

— Я застрелила ее, потому что она забралась в мой дом, — ответила она. — Она, конечно, знала, что я это сделаю, но надеялась, что меня там не будет.

Я вспомнил, как широко раскрылись полные ужаса глаза «Дианы», освещенные фонарем. Маделина назвала ее Синтией. И Синтия знала, что наступили последние минуты ее жизни.

— А зачем вы подожгли дом? — поинтересовался я.

— Это был мой дом, — холодно ответила она. — Он принадлежал моему деду и моему отцу, а сестер и детей у меня нет. Я считаю, что никто не может запретить мне поджечь собственный дом.

— Кроме страховой компании.

— Да ну? — спокойно спросила она. — Ей не придется платить страховку. Ей некому будет платить.

Я чуть задумался, потом понял, что она хотела сказать. Маделины Батлер больше не существовало.