Я молча стоял с газетой в руке, а вокруг меня все рушилось.
Кто-то что-то проговорил.
— Что? — спросил я, сложил газету и сунул ее под мышку.
Полмиллиона экземпляров газеты рассыплются по всему штату как снег, но эту я спрятал. «СПУТНИК РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Я двинулся в путь. Не бежать, думал я. Надо идти медленно.
— Эй! Ваша сдача. Возьмите ее, мистер.
Это говорил мальчишка-разносчик. Почему, собственно, так называют мужчину, которому за пятьдесят?
— Ах да, — сказал я. — Спасибо.
Я сунул деньги в карман.
Мне не следует стоять под фонарем. Вот мужчина уже принял меня за сумасшедшего или пьяного в доску. Он уставился на меня.
Однако дома я тоже не смогу читать газету. Если Маделина прочтет ее, я конченый человек.
Я уже слышал ее смех. Она должна дать мне 120 тысяч долларов за то, что я ее прячу от полиции, однако те уже не ищут ее. Она умерла. Полиция ищет меня.
Надо что-то предпринять. Выбросить газету? На глазах этого мужчины, который стоит, глядя на меня, и думает, что я пьяный.
Я нерешительно посмотрел на свою машину. Она стояла прямо передо мной. Я сел в нее и поехал, сам не зная куда.
На перекрестке я свернул направо и поехал к берегу моря. Вскоре я увидел впереди стоянку и поставил там машину. Было достаточно светло, и я мог в машине прочесть газету.
Но, еще не развернув ее, я хорошо знал, что мне незачем ее читать. Все было ясно.
И все же я прочел.
Дело обстояло еще хуже, чем я предполагал. Мои опасения подтвердились. Они нашли труп «Дианы Джеймс», а помощник шерифа наконец пришел в сознание.
«Конечно, это была миссис Батлер, — сказал он. — Я осветил ее лицо фонарем. И тогда этот тип сзади хватил меня по голове».
Внешне эти две женщины не очень похожи. Но они были почти одинакового роста, похожи фигурами, обе брюнетки одного возраста. Даже если бы полиция обратилась к дантисту, чтобы идентифицировать труп, то и ему тут, пожалуй, нечего было делать. Но зачем? Помощник шерифа хорошо ее видел. И она не могла выйти из дома, а должна была направляться туда, так как он наблюдал за домом и никто из него не выходил. Выстрелы прогремели после того, как я его ударил. «Диана Джеймс» прошла через задний двор, когда он лежал без сознания. Ни один человек не знал о ее присутствии. Она уехала из города за шесть месяцев до этого.
Все это я уже сообразил.
Но дальше началось нечто новенькое. И вот это и был действительно удар. «ПОЛИСМЕН НА ЗАПРАВКЕ».
«Да, конечно, это тот самый тип, — твердо заявил сержант Элэтли. — Он точно соответствует описанию. И это была машина Финлей. Жаль, что тогда мы этого не знали.
Конечно, он был один. Я специально обратил внимание на машину, потому что на ней были номера графства Вейл. Больше там никого не было».
Да, я славно поработал. Я поработал так славно, что, если она ускользнет, а меня поймают, то запросто можно угодить на электрический стул.
А ей теперь можно просто уйти куда угодно. Она свободна.
Я скверно себя чувствовал, лоб покрылся потом, однако я заставил себя читать дальше. Там было помещено мое описание, причем довольно хорошее. Эти блондины Финлей заметили все подробности, ничего не упустили.
Я стал читать последний абзац.
«Его лицо показалось мне знакомым, — сказала Чарисса Финлей. — Должно быть, я где-то с ним встречалась. Или видела на фото».
Дрожащими пальцами я достал сигарету и закурил. Вот и последний удар. Она может все вспомнить в любой момент, в любой час, а я об этом узнаю лишь тогда, когда постучат ко мне в дверь.
Я попытался взять себя в руки. Возможно, еще не все потеряно. До сих пор она не вспомнила, а чем больше будет об этом думать, тем больше будет сомневаться. Это случилось не менее пяти лет тому назад, когда на спортивной страничке газеты была помещена моя фотография. Но с тех пор появились фото тысяч футболистов.
Надо выждать, нельзя сдаваться. К черту, эти деньги я уже почти держал в руках. При мысли отказаться от них у меня начинал болеть живот. Нужно подождать еще несколько дней. Теперь ее уже не ищут, надо только купить ей несколько платьев да подправить прическу. Мне придется что-нибудь придумать, чтобы объяснить, почему надо спешить. А в следующие дни не давать ей газеты.
Я скривился. А радио?
В любой момент все это могут передать в новостях. Как же я об этом не подумал? Но, черт возьми, нельзя же, в конце концов, обо всем думать!
Я включил мотор и поехал, у ближайшего угла я выбросил газету из окна. На втором перекрестке я повернул и поспешил к своему дому.
Вероятно, она уже слышала радио. Возможно, об этом передавалось в полдень, когда меня не было дома. Как мне узнать? Она наверняка не скажет мне.
Нет, вероятно, скажет. Ведь у меня эти три ключа и деньги, которые я взял из ее сумки, а без ключей и денег она не скроется. Кроме того, было кое-что еще.
Я был единственным в мире человеком, который знал, что она жива.
Возможно, она уже обдумала, как устранить меня со своего пути. Хорошие идеи могли прийти ей в голову.
Неподалеку от своего дома я нашел, где поставить машину. По лестнице я уже поднимался бегом. В гостиной никого не было, радио не работало. Я запер за собой дверь и с облегчением вздохнул, но еще никогда тишина так не угнетала меня.
Я быстро огляделся и подумал, где она могла быть. Следовало сделать это сейчас, нельзя ждать, когда она уляжется спать. Однако и рисковать тоже нельзя, ведь она могла войти и поймать меня. В этот момент я услышал, что она в ванной.
Я подошел к двери, ведущей в коридор. Она была открыта, а дверь в ванную закрыта. Я слышал, как она тихо напевает.
— Вы там? — спросил я.
— Да. А что? — отозвалась она.
Дверь открылась, и она выглянула. На ее плечах было полотенце, а волосы завиты в мелкие колечки. Теперь стало заметно, что цвет их изменился, они стали гораздо светлее и отливали медью.
— Я только хотел спросить вас, вы слушали сегодня радио? — спросил я.
На ее лице ничего нельзя было прочесть. Она покачала головой.
— А что?
— Помощник шерифа пришел в сознание. И они нашли труп «Дианы Джеймс».
— Вот как? Ну, этого следовало ожидать.
— Да, — согласился я. — Смешно, но сперва они подумали, что это ваш труп.
— В самом деле? — спросила она. — Но мы же совсем друг на друга непохожи. Она…
Маделина замолчала и немного подумала.
— Да, конечно. Ведь она сильно обгорела.
Я не мог не восхититься ею. Если она играла, то это была превосходная игра.
— Верно, — сказал я. — Этот помощник шерифа узнал вас, и кто-то слышал выстрелы. Поэтому когда нашли труп, то решили, что это вы. Но потом на ее наручных часах обнаружили выгравированное имя.
— О! — сказала Маделина.
Это могло означать все, что угодно. И то, что она всему поверила, но так же и то, что она уже слышала радио и втайне насмехалась надо мной.
— Оставьте, пожалуйста, мне газету, — попросила она. — Я прочту ее, когда здесь закончу.
— Я сдуру где-то оставил ее, — ответил я. — Но, кроме этого, там интересного ничего нет.
Она пожала плечами и снова скрылась в ванной. Там она наверняка пробудет несколько минут. Это был удобный момент. Я зашел в кухню и взял из ящика стола нож. С ним я вошел в гостиную, снял со столика приемник и выдернул вилку из розетки. Затем быстро вывернул винты из задней стенки, снял ее и сунул внутрь нож. Я стал кромсать внутренности приемника, пока не оборвал все провода. Тогда я привернул обратно заднюю стенку, вставил вилку в розетку и вернул приемник на место. Нож я отнес на кухню.
Минут через десять вышла Маделина. Голова ее была обернута полотенцем. Она закурила сигарету.
— Думаю, что мои волосы не так уж плохо будут выглядеть, когда я кончу с ними возиться, — сказала она. — Цвет получился удачный. Вы видели?
— Да, — ответил я.
— Удивительно, как много значит изменение внешности. Я чувствую себя совсем другим человеком. Словно Маделина Батлер умерла.
Непонятно было, что она имела в виду. Возможно, это было сказано без задней мысли, а возможно, она начала понемногу что-то понимать и нажимать на меня. Одно я твердо знал: она была дьявольски опасна. За это время я достаточно ее узнал.
— Значит, мы добились того, чего хотели, — сказал я.
Она села, включила радио и откинулась на спинку.
— Послушаем, что там нового.
Приемник стал нагреваться, и вдруг из него пошел дым.
— Эй! — воскликнул я. — Выключите его! Эта проклятая штука горит.
Она выключила ого и с удивлением посмотрела на меня.
— Странно, — заметила она, — еще недавно он хорошо работал.
— Вероятно, короткое замыкание, — предположил я, — завтра схожу в мастерскую и отдам его в ремонт.
— Долго его будут делать?
— Наверное, дня два или три.
— Так долго? Не можете ли вы взять что-нибудь напрокат, пока его ремонтируют? Или купить новый.
— Зачем? — спросил я. — Неужели вы не можете пару дней прожить без него?
— Дело не в этом, — ответила она. — Я чувствую себя без радио такой изолированной от всего. Совершенно отрезанной от мира. Не знаешь, что там происходит.
— Об этом я буду вам рассказывать. И в газетах вы также можете прочитать.
Уж я позабочусь, чтобы ей в руки не попала ни одна газета.
Мне снова захотелось выведать, много ли ей известно, но по ее виду ничего нельзя было узнать. Я начал ненавидеть это очаровательное непроницаемое лицо.
Если она все знает, то ей просто надо подождать, когда я усну. Если ей удастся меня убить, то она совершит безупречное преступление. У меня в кармане лежали ключи от сейфов, где хранились деньги, и я был единственным на свете человеком, который знал, что она еще жива. Ей нужно было только взять деньги из сейфов. Потом она может совершенно спокойно сесть на самолет и лететь куда угодно.
От таких мыслей можно сойти с ума.
Полиция разыскивает меня, считает, что я ее убил, а вот Маделина может убить меня и испариться со 120 тысячами долларов, и никто не станет ее искать.
Маделину Батлер не будут искать, потому что она умерла. А Сузи Мамбли не станут искать, потому что она родилась в этой квартире и никто не подозревает о ее существовании.
Вопрос состоит лишь в том, знает ли она об этом.
Возможно, все это ей пришло в голову там, в подвале, когда она увидела освещенное фонарем лицо «Дианы Джеймс». Возможно, что тогда в течение доли секунды ей все стало ясно — что ее опознал помощник шерифа, что случится, если дом сгорит, и многое другое.
Но могла ли она тогда быть уверена, что все удастся? Ведь и в самом деле могло же быть, что на часах «Дианы Джеймс» обнаружат выгравированное имя. Как могла она это знать?
Мои мысли долго кружились вокруг этого. Если знает, то нельзя спускать с нее глаз. Если не знает — надо принять меры, чтобы не узнала. Это означает, что она должна быть в квартире и не видеть газет два или три дня, до тех нор, пока об этом перестанут упоминать.
Это опять означало, что мне придется ждать, что я не могу получить деньги и скрыться. Но как долго будет длиться ожидание? Чарисса Финлей в любой момент может вспомнить меня.
При этой мысли по спине поползли мурашки. Я не выдержу, я сойду с ума, если часами буду сидеть и думать. Ждать стука в дверь. Моя фамилия есть даже в телефонной книге. Полиции надо только приехать сюда и арестовать меня.
Мы не можем ждать. Надо убираться отсюда, нужно завтра же утром поехать с ней в банки. Я надену темные очки и буду сидеть в машине, а она будет выходить и брать деньги.
Больше я не мог сидеть на месте. Я встал, пошел в кухню и смешал две порции выпивки. Скажу ей, что изменил свой план.
Я вошел с бокалами в комнату и подал ей один. Она задумчиво посмотрела на меня, пока я соображал, как ей это преподнести, затем слегка нахмурилась и сказала:
— Знаете, вы недавно спрашивали меня, под какими фамилиями я арендовала сейфы.
Я поднял свой бокал и хотел сделать глоток, но что-то в ее голосе заставило меня остановиться.
— Да, — сказал я. — А в чем дело?
— Не знаю, как и сказать об этом. Я уже много времени ломаю над этим голову, но чем больше думаю, тем больше путаюсь. Конечно, имена и фамилии я записала…
— Что вы хотите этим сказать?
— Фамилии. Я…
— Только не уверяйте меня, что вы их забыли, — предупредил я. — Совсем недавно вы их помнили.
Маделина покачала головой.
— Нет, нет, не в этом дело. Фамилии я хорошо помню, но ведь банков — три, и я забыла, какая фамилия к какому банку относится.
Она, казалось, читала мои мысли. Держа бокал в руке, я уставился на нее.