Остров ГНИИПИ расположен среди волн Серого Океана. Это единственный впуклый остров в мире. Жители острова гордятся этой уникальностью, хотя значение понятия впуклости давно утрачено, восстановить его представляется невозможным, а по многим резонам и нежелательным. Из древних легенд о происхождении Гниипи наиболее поэтична та, которая отождествляет гнейсобазальтовые массивы острова с застывшими экскрементами некоего демиурга, и до сих пор на обертке распространенного мороженого сорта «экскрем-брюле» типографским способом запечатлевается сцена творения.

Другая легенда, оставляя в стороне возникновение острова, повествует о высадке на него русского землепроходца, грубого мужчины в папахе с топором. Это произошло в период, когда на острове жили якобы только Адам и Ева. «И немедля, — рассказывает летописец, — уделал Адама топором, а нежную Еву взял в сожительницы.» Отсюда и пошли де первые люди.

Густые леса, бескрайние степи, синие озёра, могучие реки, полезные ископаемые в изобилии представлены на острове. Климатических зон и поясов нет. Летом жара в тени доходит до 1076 градусов по Цельсию, зимой температура достигает минус 933 градуса по той же шкале. Резкие температурные скачки заметно сказываются на психике обывателей. Так, агент государственной службы при минус 242 градусах теряет бдительность, при минус 459 градусах участвует в заговорах, а при минус 909 градусах попросту обращается в ледяной столп, который может обоссать любая бродячая собака в ущерб прерогативам исполнительной власти. Реакция собаки на окоченелого агента всегда одинакова. На неё не может повлиять никакое стихийное или запланированное руководством бедствие.

Уже упоминались некоторые из легенд, саг и рун о древнем ГНИИПИ. Исторические же факты свидетельствуют о том, что на острове с незапамятных времён обитал народ Гнииповцев. Они селились в бараках, живописно рассеянных среди гор и долин. Основными их занятиями были пьянство, грабёж и разбой, насилие над личностью, попрание достоинства ближних и политическая деятельность. С течением времени огромные скопления бараков стали образовывать города — столицу город ГНИИПИ, Пидер, Блябу, Щябля… Расположенные на берегах полноводных рек Гавнянки и Кровянки, города крепли и богатели.

Шумели века над впуклой столицей ГНИИПИ — городом ГНИИПИ. Исступлённые бунты и неслыханные мятежи колебали устои государственности. Кряжистые молодцы жилистыми волосатыми руками лихо рубали других кряжистых молодцов и вообще всё существующее. Регулярно ровно в 12 часов ночи над ГНИИПИ гремел набат. С городской колокольни падал вниз труп очередного сторожа, начинало иметь место социальное явление, называемое «гульба». Гульба состояла в том, что гнииповцы любого возраста и пола, ради выгоды или развлечения, резали друг друга ножами-финачами, рубили топорами, кололи колунами, кромсали бритвами, били кистенями, глушили тяжёлыми мешками с песком и щебнем, пилили двуручными, лучковыми и механическими пилами, умерщвляли ударами массивной стальной пружины, спихивали в смрадные от ядовитых испарений канализационные люки, душили руками и ногами, а также не брезговали любыми прочими методиками лишения жизни и нанесения увечий. Тем не менее, невзирая на многообразие способов, на каждый из них имелась статья Гнииповского уголовного кодекса.

К пяти часам утра улицы до крыш заваливались трупами. Всё стихало. Затем из лесов вокруг столицы, дружно урча, выбегали собаки. К семи собаки поедали всю убоину и удалялись на отдых. Город начинал жить заново. И вновь наступала ночь. И вновь несся во всех направлениях по улицам победный клич «Не уйдёшь, гадина!» И каждую ночь с сотворения мира ГНИИПИ выгорал дотла.

Провинция, как умела, тянулась за столицей. Порою талантливые самородки оттуда учиняли такое, что бледнели даже закалённые жители центра. А собак в лесах хватало на всех, и это было единственное, в чем ГНИИПИ никогда не испытывал нехватки.

Необходимо отметить, что гнииповцы прекрасно отдавали себе отчёт в предосудительности своей основной деятельности. Государство строго пресекало все до единого поступки гнииповцев. Гнииповец, повинный в стоянии в подворотне, карался семью годами общения — этот термин объясняется ниже, а пока его можно понимать как высшую меру. Гнииповец, заподозренный в образе мыслей, карался сотней годов общения; уличённые в публичном или приватном исполнении песни «Семь лет не жрал я, братцы» получали двести годов; уличенные в исполнении песни «Сто дет не жрал я, братцы» получали четыреста годов; уличённые в исполнении песни «Всю жисть не жрал я, братцы» получали девятьсот годов, и так далее. Эксперты точно определяли на суде, сколько именно лет не жрал обвиняемый, так что обвинение в крамоле часто сопровождалось обвинением в клевете. Нельзя сказать, чтобы суровые меры против крамолы не давали эффекта. Но почти всегда на улицах громко горланил какой-либо маниак, уведомляя общественность о том, сколько лет он не жрал.

После первых легендарных гнииповских повелителей власть была захвачена сыном неизвестного отца Феофаном. Считалось, что это произошло вследствие государственного переворота. О природе этого переворота говорилось только, что он был невиданный в истории. Сделанные в разные времена разъяснения о других качествах переворота надо считать независимыми одно от другого и никакого отношения к реальному событию не имеющими. Номинально Феофан Гниипович не носил титула, но считался благодетелем. Неизвестно даже, был ли он сыном своего отца, поскольку злые языки обвиняли близнецов, потомков предполагаемого отца, в акте прелюбодеяния и кровосмешения, произведенном во чреве родительницы и подарившем ГНИИПИ плод в лице благодетеля. Это очень запутанная история и никому неясно, сколько годов могут дать за повышенный к ней интерес.

Феофан произвёл сына, наречённого Митькой. Митька, по прозвищу Окаянный, настолько виртуозно, а главное, непрестанно действовал топором, что его оказалось целесообразным содержать в специальной башне на окраине города. Все же иногда он вырывался оттуда. Одна из первых непреложно зарегистрированных в истории неурядиц связана именно с этой особенностью быта наследника.

В городе объявился некто, тоже называвший себя Митькой. В доказательство он вырубил топором шесть улиц и продолжал рубать далее. Для пресечения злодеяний самозванца из башни был выпущен истинный, самонаводившийся на врага Митька. Страшен был миг, когда оба Митьки, со свистом рассекая воздух топорами, помчались друг на друга. В строго рассчитанной загодя точке пересечения, так называемой митимитической точке, один Митька прикончил другого. Радостная атмосфера народного возбуждения и почтительный трепет, внушаемый победителем, помешали достоверной идентификации личности оставшегося в живых Митьки. Он был объявлен настоящим и при помощи сложнейших технических средств — отражения от хитроумно расположенных камней — водворен на место. Труп убитого Митьки загадочно исчез.

С той поры не иссякал поток злоумышленников, пытавшихся под личиной восстановления справедливости пробраться к кормилу власти. Все они утверждали, что законность попрана, что настоящий Митька убит, еле успев пробормотать политическое завещание, и что в башне сидит узурпатор. Находились и такие кандидаты в воспреемники, которые знали, что содержалось в политическом завещании. Обычно в передаче воспреемника это были требования сведения счётов с другими воспреемниками.

Узаконенной формой наказания граждан за их проступки — впрочем, это называлось не наказанием, а контролем — было общение граждан с Митькой. Таким образом, в ГНИИПИ, самом гуманном государстве мира, вообще не было наказания. Назначенного на общение пихали в башню, Дмитрий Феофанович просыпался и хватался за топор, после чего следовал контроль. Хотя на всё это уходило не более двух десятых секунды, сроки контроля устанавливались разные, в зависимости от тяжести проступка, от минуты до восьмидесяти тысяч годов /так кодекс расценил исполнение песни «Уж видать не пожрать мне, братцы»/. Гуманности системы контроля с целью исправления при отсутствии кары посвящены многие тома. После окончания срока контроля генеральный секретарь при Митьке выкрикивает имя исправленного и предлагает выходить. Отсутствие реакции на приглашение расценивается как отказ на основе желания продолжать исправление; продление срока общения тут же протоколируется.

В ту же эпоху становления государственности действовали или начинали действовать прочие гиганты на историческом поприще. Профессор Хер Малафеевич Прахарягин был чемпионом впуклища по гульбе с кистенем. Его персона часто интерпретируется как воплощение истинно гнииповского начала. Васька Жареный, парень с Нижней Убиваевки, стал национальным героем ГНИИПИ, так как, отличаясь невероятной отвагой, однажды, во время очередного выхода Митьки — явления стихийного — не испугался ринуться на наследника с финским ножиком. Мотивы атаки Васька выразил криком «Ну, псина интилигентная!», что было равносильно тягчайшему обвинению. За интилигентность кодекс устанавливал срок сорок тысяч годов. Контакта Митьки и Васьки не произошло — Митька отразился от оставшегося с прошлых времен камня, убежал в леса и уснул, после чего специальной командой был отправлен к месту жительства. Васька Жареный позже погиб в стычке с дикой коровой — эта древняя молодецкая забава небезопасна. Профессор Жирмабеш заведывал кафедрой 9-бис — но о нём, о ней и о многом другом речь пойдёт ниже.