Фауна великого острова была и остаётся скоплением неисчислимого множества тварей, среди которых нет ни одной общественно-полезной. С самого первого дня, как только первый человек был, под раскаты брызжущего солнечным оптимизмом хохота наблюдателей, сожран первым медведем, не затихала борьба между гнииповцами и их животными. Это борьба суровая, безжалостная, принципиальная, много раз оболганная в печати и иными способами. Это борьба, вторгающаяся и в политические сферы, борьба, не закончившаяся и до сего дня. Только учитывая всё сказанное, можно пытаться дать очерк гнииповской зоологии и при этом не угодить в западню био-механистических представлений.

На розовой заре бытия борьба эта была еще патриархальной по форме и проявлялась чаще всего в демонстрациях неиссякаемой мощи гнииповского животного мира. Воды в те годы кипели и бурлили от натиска китов, кашалотов, акул, дракул, меч-рыбы, пилы-рыбы, топор-рыбы, колун-рыбы, рыбы-пружины, рыбы-мешка, рыбы-уди, рыбы-уди-а-то-схаваю, рыбы-логарифмической-линейки, рыбы-рыбы, рыбы-рыбы-пилы, огромных рыб — главрыбы и замглаврыбы, осьминогов, осьмидесятиногов, осьмидесяти-осьминогов, бегемонтов, гигипотамтов, крокоидолов и ракообразных. Воздух свистел, разрезаемый крылами драконов, демонов, стервятников, птицы-мымры и ещё жуткого чудища, способного унести в небеса, а там и заглотать целого слона — гнииповского соловья. В полях бесчинствовали существа, расследование по делу каковых составляет предмет энтомологии. Кишмя кишели стихии острова всяческими паразитами: гнииповской вшой, царским скропиёном, гонококком, стрептококком, стафилококком, бациллами чумы, холеры, проказы, сифилиса, бленорреи и весьма распространенной бациллой перелома берцовой кости — здоровенным щетинистым зверем в добрый пуд весом, тем не менее виртуозно пролезавшим через любые бактериологические фильтры. В глубинах озёр и морей бесновался планктон — хорошо организованная сила, порою выступавшая как самостоятельная политическая партия. В лесах стоял непрестанный вой от засилья всякой млекопитающей нечисти, среди которой видное место занимали обычные черти, ведьмы и лешие. Шлялись от опушки к опушке стада хряков, меринов и холощёных быков-таурусов. По деревьям вниз и вверх прыгали пятикантропы, шестикантропы и десятикантропы. В сумраке ночей, чуя кровь, глухо ревел заяц.

Отличались лютостью медведи — чёрный, гигантский чёрный, сверхмакрогигантский чёрный, достигавшие пяти километров высоты; но ещё лютее их была королевская леопадла. Нескончаемо полз через леса гнииповский удав, длинный и лоснящийся, простиравшийся на сто двадцать километров. Иногда удав вставал на хвост и с высоты озирал всё ГНИИПИ в поисках добычи. Иногда же удав полз крайне заумно, переползая сам себя насквозь и окутывая холодными кольцами великое множество жертв. В дальних просторах и дебрях роились совсем уже непостижимые создания, например, иглокожие, с кожей, усеянной металлическими шипами, и членистоногие, у которых на каждой ноге рос член. Самыми опасными из этих малоизученных особей были инакомыслящие. Давил массивным туловищем прочих зверей автогад, нечто вроде крокодила на колёсах. Полярная лахудра одним взмахом челюстей перекусывала рельс. В городах и портах большую опасность представляли уличные и корабельные коты. В пещерах и болотах жили мрачные чудовища — сперматозавр и шестифаллый трипперопоц. А надо всем этим метались стада попугаев, хрипло ругавшихся и изрыгавших антиправительственную хулу.

Однажды злодейка-мать-природа напустила в воды острова рыбку-гниипку, состоявшую только из пасти. Излюбленную и единственную пищу рыбки составляли гениталии мужчин-гнииповцев. В добывании провианта рыбка проявляла граничащую с гениальностью изобретательность. Род людской подвергся тяжкому испытанию. И неизвестно, чем могла бы кончиться борьба с бичом божьим, если бы неведомый мудрец не спас благословленные земли. Вдохновленная им, однажды поздно вечером толпа молодцов с казачьим гиканьем выкатила на берег Серого Океана бочку с керосином. Ядовитую жижу опрокинули в воду. Затем какой-то отчаянный храбрец сунул в маслянистое пятно зажженную спичку.

…Восемь лет пылал Серый Океан и страшно было в кипящем подводном царстве. На поверхности же острова настал в те поры золотой век. От дармовой — по преступной халатности морского и сельскохозяйственного министерств — ухи рожи гнииповцев раздались, как надутые пузыри, а пояса не сходились на раздобревших крупах. Всюду царило сказочное благоденствие. Тельняшка о четырехстах заплатах выкидывалась вон. Сапоги шестого срока считались негодными к носке и шли в пищу. Но тут-то и проявилось неистощимое коварство гнииповской окружающей среды.

Рано утром из зарослей чугунного дерева по высокому левому берегу Кровянки вышел тетрабаран. Восемь пар рогов венчали голову диковинного зверя. На боках его отливала густая курчавая шерсть. Было тихо, как бывает только перед очень большим злодейством, вроде указа о расхищении социалистической собственности. В синее небо над могучей рекой неторопливо, как хорошо откормленная многолапая вша, вползало сверкающее солнце…

С минуту тетрабаран картинно стоял на холме, как бы представляясь раскинувшемуся внизу городу. Затем он игриво брыкнул копытом, и, наклонив рога, лёгким галопом полетел вниз по склону. Разрушительная сила тетрабарана была ужасна. С необычайной лёгкостью он проламывал кирпичные ограды, обращал в руины жилые дома и общественные здания, рушил, перескакивая, берега канализационных рвов и прободал крепостные стены. На гибель ГНИИПИ потребовалось ровно восемь минут. После прогулки тетрабаран удалился в родимые заросли. Город объявил пятидесятидневный воскресник, был восстановлен и выгорел в следующую же ночь.

В последующие годы борьба между фауной и человеком ещё более осложнилась. Причиной было то, что из-за идеологических распрей, постоянно раздиравших ГНИИПИ, чаще всего в форме хронической нехватки еды, многие жители бежали в леса. Там они немедленно дичали, и каждый такой лесной гнииповец сеял, как мог, террор и смуту. Иногда лесные люди объединялись в разбойничьи коллективы и мешали научным и изыскательским экспедициям. Излюбленным методом их работы было падение с деревьев всей силой прямо на головы лицам, уполномоченным обследовать природу. Шайка батьки Кныша могла выпадать в течение суток с интенсивностью три человека на квадратный метр в секунду. Один из лесных гнииповцев, пробравшись в город, упал с крыши на троллейбус и, закогтив его, унёс в поднебесье. Последним аккордом этого периода было появление в ГНИИПИ оборотня. Это существо и ранее замечали на улицах и в кафе в образе козы на трех ногах, бешеного бегемота и иных, еще более заумных ипостасях.

Был вечер. В зелёном аквариумном небе косяками ходили мымры. Окостеневшие от любви пары маялись в сумраке подворотен. В этот час оборотень в образе профессора Прахарягина подошёл к профессору Прахарягину и довольно вежливо попросил закурить.

— Ты кто? — ошеломлённо спросил профессор, автоматически вытаскивая кисет.

— Я — Прахарягин, — дерзко отвечал нечистый дух, выпуская струю дыма, — чего дальше?

— А как же… — пробормотал человек позитивной науки, — а как же я?

— А мне плевать, — сообщило привидение. — По мне — хушь бы тебя и вовсе не было.

— Нельзя на меня плевать, — защищался профессор, — я облечённый доверием…

— А вот я тебе сейчас устрою доверие! — внезапно заорал оборотень, — гнида интилигентная…

С этими словами охамевший выходец в того света сбил Прахарягина с ног, сорвал с него тельняшку, помочился несчастному в рот, чего Прахарягин терпеть не мог, и был таков, растаявши в воздухе. Его искали, но не нашли. Так указано в протоколе происшествия.

Что касается гнииповской флоры, то известно, что ни одного неядовитого растения не произрастает на гнииповской территории в диком виде. Жирмабешево древо даёт сок, в просторечии называемый жирмабешевкой и представляющий собою чистый спирт. Так жирмабешево дерево поступает, будучи выращено в теплице. Сок дикорастущих жирмабешевых деревьев на поверку оказывается невыносимой красной гадостью с высоким процентом сивушных масел. Буйство роста флоры не поддается описанию.

Попытки классификации и накопления статистических данных о флоре объявлены государственным преступлением, так как любой из возможных объектов классификации считается национальным позором, если раньше его не объявили платным агентом враждебной силы.