Настала ночь, и крысы, пробравшись в бамбуковую чащу, принялись пожирать опавшие цветки бамбука. Мейлин била по ним ногами, но очень ослабла, и крысы под этими ударами отступали не больше чем на фут. Пустой желудок нестерпимо болел, горло саднило так, будто она только что проглотила пучок колючек, отяжелевшие руки и ноги были холодными. Крысы не считали ее угрозой, их не пугала даже дубинка в ее руках. «Интересно, – подумала Мейлин в состоянии безысходного отчаяния, – когда они сообразят, что я тоже являюсь для них пищей?»

Она потеряла счет дням. Снова и снова все ее мысли были поглощены перекрестками тропок в Великом бамбуковом лабиринте, но все еще так и не было ясности в том, какая из них выведет ее на свободу, к воде и хоть к какому-то пропитанию. Все маршруты, по которым она пыталась выйти из Лабиринта, снова заводили ее в чащу.

Джи толкнула ее в бедро и тяжело села рядом, протянув к ней когтистую лапу.

Мейлин заколебалась, потом уступила ей и медленно села, едва не упав лицом в кучу бамбуковых цветков. У нее не было больше сил сопротивляться тому, что делает ее дух зверя.

Джи, протянув лапу к ее уху, принялась очень медленно поворачивать ее голову из стороны в сторону.

– Ты хочешь, чтобы я слушала? Прислушивалась? – спросила Мейлин. – Но к чему?

Мейлин нахмурилась, но попыталась. Сначала она слышала только слабый шелест веток бамбука, когда вершины самых высоких стеблей колыхались под слабым дуновением ветра. Но этот ветер не чувствовался внизу, где воздух оставался сырым и спертым.

Она слышала, как вокруг нее возятся крысы, время от времени подавая друг другу писклявые сигналы.

Сколько их было вокруг, нагуливающих жир на опавших цветках, в то время как она умирала с голоду?

Джи склонилась над ней, и Мейлин почувствовала, как ее злость и разочарование понемногу ослабевают. Она почувствовала, как ею овладевает спокойствие, и поняла, что дышит сейчас в том же ритме, что и Джи. Она ощущала умиротворение, проникшее в ее сознание через связующие контакты, существующие между нею и ее духом зверя.

Она не знала, как долго сидела в таком положении, прислушиваясь. Когда Джи наконец поднялась, была уже ночь, а какая-то нахальная крыса грызла левый башмак Мейлин. Она ударила крысу дубинкой, та отскочила и поспешно скрылась прочь, шурша ветками и высохшей травой.

В Лабиринте было совершенно темно, толстые бамбуковые стволы не пропускали даже свет звезд. Мейлин ничего не видела, не видела даже свою собственную руку, почти вплотную поднесенную к лицу. Она тоже встала, держась за мех Джи на загривке. Несмотря на темень, присутствие крыс и непрекращающиеся внутренние боли, она все же сохраняла спокойствие. Панда и девушка стояли, как два изваяния; они практически не дышали. Пульс Мейлин участился. Когда она услышала слабый звук, донесшийся издалека, она поняла, что это не звук природы. Это было мягкое клацанье металла о металл, похожее на скрип вилки по оловянной тарелке.

– Кто-то совсем рядом, – прошептала Мейлин.

Джи повернулась в сторону и медленно пошла прочь. Мейлин снова вцепилась в мех на ее загривке.

– Куда ты направилась?

Панда остановилась, чтобы позволить Мейлин покрепче ухватиться за ее шерсть, затем снова неслышно двинулась вперед. Мейлин в полной темноте поплелась за ней, рассчитывая, что ее дух животного найдет дорогу.

Это выглядело довольно странно – идти в темноте вслед за пандой. Мейлин не могла видеть даже сплошной стены, образованной толстыми бамбуковыми стволами, заполнившими Лабиринт. Она не могла видеть пересечений тропок, но зато она не могла чувствовать ужаса от того, что ими будет выбран не тот маршрут, который им нужен.

Закрыв глаза, Мейлин всецело вручила свою судьбу Джи. Еще вчера она могла бы накричать на панду, спрашивая при этом Джи, куда она ее тащит, при одной только мысли панды сделать что-то подобное. Но сегодня ночью ничего этого не происходило. Она оставалась спокойной и, держа глаза закрытыми, шла за Джи.

А Джи неожиданно изменила направление. Мейлин задела плечом бамбуковый ствол, но ударилась не сильно. С наступлением ночи воздух стал прохладнее. В глубине души она чувствовала что-то близкое к умиротворению. Все, что Мейлин должна была делать, это держаться за панду и медленно идти вперед.

Она уже не знала, сколько времени они идут в направлении слабого звука. Шли они очень медленно, а время от времени Джи останавливалась и тянулась к молодым низкорослым растениям, росшим между толстыми бамбуковыми стволами, пригибала их и обламывала, добираясь до сочных веток на вершине; всякий раз при этом она осыпала Мейлин цветами и мелкими насекомыми.

По мере того как они шли вперед, звук становился сильнее и чище. Панда без колебаний выбирала в лабиринте места, где нужно было повернуть. Мейлин томилась в догадках, что это может быть за звук. Она была уверена, что не слышала ничего похожего все то время, когда бродила по Лабиринту, и даже тогда, когда в отчаянии переходила с одной тропы на другую.

Когда Джи сделала поворот, Мейлин увидела сквозь сомкнутые веки едва заметное свечение. Открыв глаза, она увидела впереди мягкий свет костра. С железной треноги, установленной над огнем, свешивался походный котелок. Перед костром виднелась небольшая сгорбленная фигура, которая длинной металлической ложкой помешивала содержимое котелка. Это и был источник звука, который слышала Мейлин. Это был не резкий скрежет, возникающий при скоблении ложкой о внутреннюю поверхность котелка – слышалось лишь тихое шуршание и редкое слабое звяканье ложки, осторожно и медленно вращающейся внутри кипящего в котелке варева.

Подойдя ближе, Мейлин смогла рассмотреть, что маленькая фигурка у костра – седовласая старуха, завернувшаяся в черный плащ. Возле толстого бамбукового ствола был выложен высокий штабель, состоявший из поставленных друг на друга небольших горшков и кастрюль, ложек и ножей – это была своего рода кухня путешественника. Женщина готовила еду. Мейлин не могла сказать, что именно было в котелке, но запах варева был просто прекрасным.

Внезапно голод, приглушенный долгой дорогой с Джи, вернулся. У нее было ощущение, будто кто-то ударил ее кулаком в живот. Она напрягла все силы, чтобы не скрючиться и не упасть без чувств на землю.

– Приветствую тебя, почтенная, – вежливым, но хриплым голосом произнесла Мейлин.

Ее голос сейчас мало походил на человеческий, подумала она – горло ее пересохло. – Может ли… заблудившийся путешественник попросить немного еды и воды? Деньги у меня есть, я могу заплатить.

Женщина повернула голову, острым взглядом своих черных глаз она сверху донизу оглядела Мейлин, неподвижно стоящую перед ней и освещенную слабым пламенем костра. Затем ее глаза остановились на Джи.

– Заплатить? – переспросила она. – Нет, платить за помощь, оказанную заблудившемуся человеку, не обязательно. Об этом даже просить нельзя. Подходи, погрейся и отдохни у моего костра, раздели со мной еду и воду.

– Спасибо, – сказала Мейлин. Опустившись на землю рядом с женщиной, она чувствовала слабость в коленях, причиной чего были и усталость, и внезапно наступившее облегчение. – Меня зовут Мейлин. А это…

– Это Джи, – перебила ее женщина, протягивая ей маленькую, но удивительно красивую фарфоровую чашечку, наполненную холодной, чистой водой из бурдюка. – Я слышала разговор о возвращении Великих зверей. А меня зовут… Ты можешь называть меня Ксу.

Мейлин практически не слышала ничего из сказанного женщиной. При свете костра вода казалась ей чем-то волшебным – такой чистой и сверкающей, словно в чашке находился чистый кристалл, который улавливал и отражал красно-желтые переливы пламени, – и когда она поднесла чашку к губам, то с трудом подавила инстинктивное желание выпить всю воду одним глотком. Ведь от этого ей стало бы плохо. Поэтому она начала пить воду медленно, маленькими глотками, чувствуя, как она течет вниз по пересохшему горлу. Все ее тело, казалось, пело от облегчения, и она готова была расплакаться. Вероятно, вода и вправду была волшебной. Ее вкус был лучше любых напитков, подаваемых на дворцовых приемах.

Выпив всю воду из чашечки, Мейлин трясущимися руками протянула ее женщине, прося снова наполнить. Ксу трижды наливала воду в чашечку, пока Мейлин наконец не поняла, что утолила жажду, по крайней мере, на эту минуту.

– Ты не хочешь отведать моей стряпни? – спросила Ксу.

– С удовольствием, – с готовностью согласилась Мейлин. – Она так соблазнительно пахнет. А что это за блюдо?

– Крыса и побеги бамбука, – ответила Ксу. – Ведь другого мяса сейчас в лесу нет. Только многие тысячи крыс, поедающих цветы.

– Ox, – вздохнула Мейлин; она колебалась, но нашла в себе силы на то, чтобы твердым голосом ответить: – Я с удовольствием поем, мадам Ксу.

– Зови меня просто Ксу, – с улыбкой произнесла старушка.

Склонившись над своим мешком, она достала из пришитого сбоку кармана красивую фарфоровую чашу и ложку, тоже фарфоровую и расписанную в тон чаше. Зачерпнув в чашу варева из котелка, она протянула его Мейлин.

Мейлин, зачерпнув полную ложку, поднесла ее ко рту, и в этот миг цветок, спланировавший сверху, упал в ее чашу. Ксу, мгновенно протянув руку, ухватила цветок двумя палочками с заостренными концами, внезапно высунувшимися из ее рукава. Все произошло настолько быстро, что Мейлин с трудом уловила всю последовательность действий Ксу.

– Бамбук умирает, украшая собственную могилу своими цветами, – со вздохом произнесла Ксу. – Ведь уже давно надо было обновить посадки в Лабиринте.

– И кто же это сделает? – с горечью в голосе спросила Мейлин. – Пожиратель и его захватчики сокрушили и подавили Цонг. Они захватили Стену, и теперь Лабиринт умирает.

– Ну, еще не все потеряно, – возразила Ксу. – Войска Пожирателя – все равно что пенка на рисовом пудинге – тонкая пленочка, которую легко снять и выбросить. К тому же в Цонге еще остались те, кто оказывает сопротивление.

– И вам известно, где находятся эти непокорившиеся? Враги Пожирателя? – спросила взволнованным голосом Мейлин, ее решимость подкреплялась тем, что в ее желудке уже была столь необходимая ей пища. – Ведь я пришла для того, чтобы найти их! Помочь им! Так где же они?

Key посмотрела на Джи, которая непрерывно жевала бамбуковые побеги. Панда слегка повела ушами.

– Их лагерь недалеко отсюда, – ответила старуха. – У них всегда была скрытая крепость внутри Лабиринта. Непокорившиеся собираются в Южном форте.

– В Южном форте? – переспросила Мейлин. – Но… а я пошла на север. К Северному входу в Лабиринт.

– Это невозможно. Ты не могла бы оказаться здесь, идя оттуда. Ты, должно быть, вошла через Юго-западный вход.

Мейлин задумчиво посмотрела на старую женщину.

– Неудивительно, что я сбилась с дороги и заблудилась, – произнесла она упавшим голосом. – Я, следуя полученным инструкциям, шла не в ту часть Лабиринта.

– Тебе повезло, что твоей спутницей была Джи, – сказала Ксу. – Ни одна панда никогда не заблудится в бамбуковом лесу, даже в таком немыслимо громадном, как Лабиринт.

– Да, – задумчиво подтвердила Мейлин. – Но я ее не слушала. Не слушала с самого начала.

– Думать начинаешь, когда молчишь, – заметила Ксу. – Доедай и укладывайся спать. Утром я провожу тебя к Южному форту.

– Спасибо, – радостно сказала Мейлин. – Я… я не знаю, что бы я делала без вашей помощи.

– У тебя есть Джи, – ответила Ксу, как будто не понимая, о чем только что сказала Мейлин.

– Да, – подтвердила Мейлин, поворачиваясь к панде, которая пригнула к земле очередной бамбуковый ствол. – Спасибо тебе, Джи.

Джи не прекратила поедать бамбуковые побеги, но Мейлин почувствовала, что ощущает некое тепло, существующее между ними, что-то похожее на духовную близость. Улыбаясь, она легла рядом с пандой и мгновенно погрузилась в сон.