После своей беседы с мистером Мэггисоном, Вин в полной уверенности ожидала, что вместе с ближайшим конвертом с жалованьем получит отставку. Но этого не случилось: вме­сто этого и без всякого предупреждения она неожиданно была переведена из отделения блуз и дамских безделушек в игрушечное отделение.

Это было большим сюрпризом как для Сэди Кирк и Эрла Эшера, так и для самой Винифред. Она свалилась к ним, как снег на голову. И никто не мог сказать, было ли это наказа­нием или повышением. Ибо в игрушечном отделении работа для «рук» была более тяжелой, чем в отделении блуз и дам­ских безделушек, даже в дни, когда мисс Штейн была в пло­хом настроении. Кроме того, мистер Тобиас, заведующий этажом, в котором находилось игрушечное отделение, был жирным человеком, «с глазами на спине», тогда как Фред Торп был сущим ангелом. Зато, с другой стороны, здесь не только половина служащих были мужчины, но было также много покупателей — мужчин. Это делало отделение более оживленным, чем отделение блузок, и некоторые девушки ставили его на второе место после перчаточного отделения.

Когда Вин вместе с Сэди еще до 8 часов утра в первый раз пришла в игрушечное царство, как шутливо назвал от­деление Эрл Эшер, — она испытала странное ощущение. Де­кабрьское утро еще не начиналось, и хотя «Руки» уже жили подвижной деятельной жизнью, сверкающие белые шары, со­здававшие искусственный солнечный свет, независимо от погоды, еще не начали освещать помещения. Похожие на тени, приказчики вытаскивали светлые халаты из-под при­лавков. Голоса, раздававшиеся во мраке, напоминали крики обезьян в чаще лесов. Из мрака выплывали понемногу чудес­ные вещи — фантастический мир, игрушечное царство «Рук». Когда Вин напрягла свое зрение, чтобы разобраться в окружающей ее темноте, из глубины последней стали вырисовываться причудливые, неподвижные фигуры. Почти нату­ральной величины львы и медведи, и огромные ревущие па­вианы, размерами с пятилетнего мальчика, были располо­жены молчаливыми выразительными группами, в опасном со­седстве с беззащитными кукольными домами с открытыми фасадами: роскошными кукольными домами, достаточно большими, чтобы в них могли войти дети, и кукольными домами меньших размеров, годящимися только для кукол. Глаза, платья и золотистые локоны кукол привлекали к себе то небольшое количество света, которое здесь было, и все­общее внимание. Некоторые из кукол стояли в три ряда на полках с блестящими стеклянными дверцами. Другие выставлялись болтающими приказчиками на прилавках. Их помещали в игрушечных экипажах и автомобилях, или старательно укладывали в детские колясочки. Здесь были ходящие и говорящие куклы, а также куклы, умеющие всасывать настоящее молоко из настоящих бутылок своими оловянными желудками. Некоторые изысканно одетые фарфоровые парижские куклы с ресницами, с длинными волосами, срезан­ными с голов бедных детей, были почти таких же размеров и почти столь же аристократичны, как их могущественные владелицы-миллионерши. Их более скромные сестры из сред­него класса сочетали изящество с дешевизной и с гордостью указывали на обозначенную на них цену.

Эти нежные создания, милые в своих светлых платьях и заброшенные в рубашках, были самыми яркими пятнами в этом обширном темном отделении, блестя во мраке, как звезды, светящие сквозь негустые черные облака. Когда Вин стала членом царства теней, под началом у Сэди, она посте­пенно привыкла к мраку, и ее зоркий взгляд вызывал к жизни некоторые из этих странных предметов.

Она нашла здесь долгогривых шотландских пони, доста­точно больших, чтобы садиться на них верхом; знаменитых ирландских лошадок, покрытых настоящей кожей, и более простых, с ноздрями, как у ее хозяйки на Авеню Колумба. Джерсейские коровы из цветного фарфора, которых можно было доить, кротко уставилась в пространство большими стеклянными глазами. Ноев Ковчег, достаточных размеров, чтобы в нем могли жить звери, казалось, был выкрашен в излюбленные цвета Бакста. Пугливые лица выглядывали из-за решеток клеток зверинца. Ослики и китайские мандарины покачивали, в знак приветствия, головами, забывая остано­виться. Целый выводок драконов в миниатюрных автомоби­лях помещался в похожих на настоящие гаражах. Тут же находился игрушечный театр, изображавший сцены из на­стоящих пьес. Почти все игрушки имели механический за­вод и были устроены так, чтобы выполнять веления современного ребенка.

Вин совсем недавно была ребенком; и теперь еще в душе этой высокой девушки спал маленький ребенок прошлого, готовый пробудиться при малейшем толчке, и она чувство­вала дыхание игрушечного царства. Если бы, будучи ребен­ком, она могла мечтать о том, чтобы проводить свои дни в месте, подобном этому, она отдала бы за него рай, каким он рисовался в проповедях ее отца. Насмешка судьбы поме­стила ее в игрушечное царство тогда, когда она стала слиш­ком большой, чтобы предпочесть его раю.

Сэди и Урс воспользовались небольшим количеством имевшегося в их распоряжении времени, чтобы предупредить ее насчет того, чего ей следует ожидать в игрушечном отделении.

— Здесь есть несколько паршивых парней, которые бу­дут пробовать вас ущипнуть или пощекотать, когда вы бу­дете проходить мимо, и говорить вещи, не подходящие для такой воспитанной барышни, как вы, — поспешно объяснил ей укротитель львов. — Но вы не должны сами защищаться, вы ничего не добьетесь этим. Вы тотчас сообщите мне, и я заставлю их пожалеть, что их папаши встретились с их мамашами…

Рассказ Сэди о жизни приказчиц в игрушечном царстве был в таком же роде, но она делала другие выводы.

— Не рассказывайте никому, что бы некоторые из этих парней не делали, — был ее совет. — Я умею сама постоять за себя и уверена, что и вы сумеете. Вы, может быть, и кра­савица, но вы не сахарная куколка. Если какой-нибудь па­рень назовет вас «деткой», или «нежной козочкой», вы не должны отвечать, но улыбнитесь и идите своим путем. Если он зайдет настолько далеко, что обнимет вас за талию или ущипнет за руку или бедро, что же, тогда вы можете за­катить ему оплеуху, если никто не видит. Но, вообще говоря, у большинства парней совсем не черная душа. Им просто хочется немножко прикрасить свою серенькую жизнь, и если бы подобных вещей не случалось со мной раз или два в день, я пришла бы в уныние и подумала бы, что лишилась своей красоты.

Впрочем, в силу одного щекотливого обстоятельства, «парни» не щипали, не щекотали и не обнимали Вин за та­лию. Они уверяли друг друга, что в ней нет ничего «соблаз­нительного» и что они, скорее влюбились бы в статую сво­боды, чем в эту английскую верзилу. Происходило это от того, что с момента появления Вин на сцене глаза укро­тителя львов зорко следили за ней. В игрушечном отделе­нии были приказчики разного рода и положения, но среди них он был как бы великаном среди карликов, и все они боялись его. Вскоре по игрушечному царству разнеслась но­вость, что «Веселая Винни» — девушка Эшера. Приказчики мужского пола имели обыкновение называть девушек умень­шительными именами или прозвищами, как, например, «Китти», «Винни», «Сэди» или «Конфетка», не желая этим нисколько оскорблять их, хотя сами они привыкли, чтобы все, кроме их «милочек», величали их мистером Джонсом или мистером Броуном. К Сэди относились очень хорошо даже штатные служащие, считавшие себя стоящими выше «сверхштатных-праздничных». Бывший пароходный служи­тель, красивый молодой швед предлагал устроить ей хоро­шее место горничной на пароходе, когда ему снова вздумает­ся «подышать соленой водой», и хотя она «ничего ему не позволяла» и частенько закатывала ему пощечины, она на­значала ему свидания в танцклассах после службы.

Рыжеволосая девушка, которая с первого дня была вол­нующей загадкой для Вин, тоже работала в игрушечном от­делении. Ее звали Лили Ливитт и, как Сэди уже успела рассказать Вин, она кокетничала с Эрлом Эшером. Вначале мисс Ливитт смотрела на мисс Чайльд ужасными глазами. Но на третий день пребывания английской девушки в игрушечном отделении произошло событие, превратившее врага в друга, и притом в самого преданного друга.

Дело приближалось к Рождеству, и в отделении игрушек и игр буквально негде было яблоку упасть между скопляв­шимися здесь матерями вперемежку с тетками и бабушками, часто в сопровождении детей всевозможного возраста. Ат­мосфера кругом была нервная. Никто не мог пробыть здесь десяти минут без того, чтобы не толкнуть кого-нибудь или отстранить с дороги чьего-нибудь ребенка. Эта духота, бе­шеная погоня за покупками; нетерпение скорее войти в от­деление и поскорее выбраться из него; аромат сосны и остро­листа, которыми было декорировано отделение; запах тепло­го лака, потных людей и дешевого меха; возбужденные го­лоса и крики уставших детей, — таков был здесь истинный дух Рождества. Магазин Питера Рольса вообще и игрушеч­ное отделение в частности представляли из себя картину того, что впоследствии в объявлениях называлось «успехом, не имевшим еще прецедента».

Третий день был самым ужасным из всех длинных без­умных дней у Питера Рольса, которые Вин пережила с тех пор, как поступила в качестве сверхштатной служащей на предпраздничное время. Десятки покупателей одновременно требовали ее услуг. Похоже было на то, словно каждая покупательница женского пола имела много пар рук, которыми хватала нужные ей вещи, размахивала деньгами или брала сдачу. И таких покупательниц становилось все больше и больше. И все-таки Вин с удивлением замечала, что некото­рые из девушек, более опытные и тратившие меньше времени на разговоры, пользовались всяким удобным случаем, чтобы полировать ногти и приглаживать волосы. Они отворачива­лись как бы для того, чтобы отыскать какую-нибудь вещь в ящиках, быстро останавливались, вытаскивали из чулка маленькое зеркальце, пудреницу или коробочку с румянами и «приводили себя в порядок», в то время как их спешащие покупатели думали, что они отыскивают игрушку. Такие приказчицы имели в своих ящичках собственное ароматное мыло и духи и были в состоянии получать, независимо от того, были ли у них, или нет, деньги, шляпы и покупать себе новое белье и чулки, когда старые изнашивались.

Вин не имела ни достаточно опыта, ни желания найти время для подобных личных дел. Она всей душой отдавалась работе и на ее губах была та приятная рождественская улыбка, которую заведующие этажом желали видеть на лице продавщиц. Но ее улыбка была поверхностной. Она никогда не любила особ женского пола — сердитых, глупых, хватаю­щих все руками, ничтожных существ, важничающих и разо­детых в меха и перья животных, гораздо более приятных и красивых, чем они. Какой идиотский вид они имели, с наве­шанными на них драгоценностями и украшениями на шляпах, которыми чуть не выкалывали друг другу глаза; в своих длинных корсетах, доходящих до колен, так что они не могли прислониться к чему-нибудь спиной, как бы усталы ни были; в своих неудобных платьях, в тонких шелковых чулках и узких ботинках на высоких каблуках; в шифоновых блузах в зимние дни! Нет ничего удивительного, что мужчины не хотят давать им права голоса. Вин превратилась на время из сочувствующей суфражистки в яростную женоненавистницу, когда одна покупательница заставила ее показать ей несколько десятков кукол, а затем засеменила прочь, за­являя, что у Питера Рольса никогда нет ничего, что можно было бы купить. Другая покровительственно предложила Вин на чай пять центов за «беспокойство», после того как пере­менила три игрушки, купленные вчера, и проговорила об этом полчаса. И другие были нисколько не лучше.

К пяти часам третьего дня Вин, вопреки всегдашней жиз­нерадостности, находилась на границе полного изнеможения. У нее не было времени выйти для полагающегося по прави­лам завтрака, или чтобы подышать немного свежим возду­хом. За весь день она ничего не имела во рту, кроме горячего шоколада и сифона содовой воды за утренним завтраком, да яйца всмятку, наскоро проглоченного в ресторане для слу­жащих. Начиная с четырех часов, бедная чужестранка стала с вожделением вспоминать Англию, в которой миллион жен­щин именно в этот час сидят за дневным чаем. И вдруг какой-то мужчина, отстраняя особу женского пола, ворчавшую на то, что не может найти куклы, говорящей по-немецки «папа» и «мама», произнес приятным голосом:

— Если вы, сударыня, не можете получить здесь того, что вам нужно, я надеюсь, вы уступите мне место. — Это было сказано так внушительно, что особа пропустила его вперед, а Вин, радуясь перемене пола покупателя, приняла вежливо улыбающийся вид продавщицы, прежде чем успела заметить, что очутилась лицом к лицу со своим знакомым по парку, Джимом Логаном.

— Как поживаете? — спросил он и поспешно добавил: — Мне нужна кукла. Мне не важно, может ли она лепетать по-немецки. Хотя мне хотелось бы кое с кем немного побеседовать.

Фирма Рольса не должна терять своих денег из-за того, что одной из ее приказчиц хочется обрезать навязчивого поклонника. М-р Логан был одет еще изысканнее, чем в первый раз, когда Вин его видела. По его виду можно было предполагать, что он достаточно богат, чтобы купить луч­шую куклу Питера Рольса, вместе с приданым, ценою в 500 долларов. Тем не менее, мисс Чайльд решила перехи­трить его.

— Какого рода куклу? — спросила она деловым тоном, ничем не обнаруживая, что узнала его, — для маленькой или большой девочки. И потом в какую цену вы хотели бы ее иметь?

— Куклу для девочки среднего роста, — отвечал покупа­тель, подмигивая глазами подающей ему девушке. — Мне го­раздо больше нравятся большие девушки, точно такого роста и возраста, как вы, не старше двадцати лет, и за которых можно поручиться, что они будут выглядеть семнадцатилетними, если им дать ежедневный отдых, красивую шляпу и ужин с настоящим мужчиной. Я не думаю, чтобы мне труднее было найти куклу, чем подходящую девушку. Моей ма­ленькой сестре нужна кукла. Я предпочитаю чужих сестер, но…

— Мне кажется, я поняла теперь, что вам нужно, — ска­зала Вин резко. — Будьте добры подождать полминуты, я сейчас вам покажу.

С быстротой стрелы она побежала искать Сэди. Но Сэди отлучилась куда-то далеко. Вин не хотелось, чтобы страш­ный Тобиас сделал ей выговор за небрежное отношение к по­купателям, как за день до того от него досталось Лили Ли­витт, когда она пыталась пофлиртовать с Эрлом Эшером. Рядом с ней стояла мисс Лили, на лице которой было напи­сано, что ей смертельно надоела старая дама, желавшая по­лучить совет при выборе пяти дешевых подарков для ее пя­терых дорогих внуков. «Мисс Ливитт, — прошептала Вин, — не согласитесь ли перенять у меня мужчину, которому нужна кукла для его сестры среднего возраста, то есть среднего ро­ста, и позволить мне заняться вашей покупательницей?»

Мисс Ливитт бросила взгляд своих зеленых глаз на ука­занного мужчину и весело сказала: «Идет!»

Немедленный и блестящий успех ее хитрости подейство­вал на усталую Вин так же оживляюще, как и встреча в парке. Ее бьющая ключем энергия снова появилась на поверхности и она проявила такой интерес к подбору подарков для пятерых внуков, что старая лэди благодарила судьбу за перемену продавщицы.

В то время, как старая лэди выбирала между аэропла­ном, трамваем, классной комнатой и Ноевым Ковчегом, Вин исподтишка наблюдала за мисс Ливитт и ее покупателем. Он, по-видимому, купил одну куклу, закрытую вуалем, как женщины в гареме, и колебался относительно другой. Очевидно, не одна только бабушка пятерых внуков нуждалась в совете. Брат сестры среднего роста, по-видимому, тоже спрашивал его у мисс Ливитт.

Во всяком случае, их головы соприкасались над шикарно разодетой куклой «Танго». Можно было подумать, что муж­чина спрашивал у женщины, понравится ли эта вещь ребенку среднего роста, но хотя их головы склонялись над куклой, их глаза время от времени поворачивались к мисс Чайльд.

— Оставьте у себя сдачу и купите себе и своим друзьям какую-нибудь безделушку к Рождеству, — услышала Лин сло­ва Логана, когда ему, наконец, надоело ждать окончания продолжительного пребывания у прилавка бабушки, и он ре­шился уйти.

Девушка невольно взглянула на руку мисс Ливитт, сжа­тую в кулак. В ней был смятый кредитный билет, на одном конце которого, как ей показалось, стояло слово «десять».

Десять долларов! Этот человек подарил мисс Ливитт де­сять долларов и она приняла их! Неужели он попытался бы сделать то же самое с ней, или даже проявил бы еще большую щедрость, если бы она не оказалась занятой бабушкой пятерых внуков? Было ли это у него просто рождественское настроение, или же Лили сделала что-нибудь особенное, что­бы заработать такую сумму?