14 августа
Сегодня я выхожу в "Balard" так как там находится телестудия, в которой должна записываться литературная передача с Давидом. Едва я покидаю станцию метро, меня тут же настигает голос, который постепенно начинает казаться мне знакомым. Я невольно вздрагиваю.
— Доброе утро, мадемуазель Марс.
Я оборачиваюсь. Давид стоит передо мной в чёрном костюме, белой рубашке, глаза как всегда скрыты за тёмными очками, как у агента ФБР. Пожалуй, он всё же не будет меня преследовать! Или даже – немыслимо – захватывать в метро...
— Что вы здесь делаете? — спрашиваю я растерянно.
— Я ждал вас.
"Ягуар" припаркован в 10 метрах позади него. Это выглядит так, как будто он ждал.
— Сегодня утром вы не забрали меня в отеле.
— После того, что было вчера вечером, я предполагала...
— Что должно было вчера произойти? — спрашивает писатель. Фултон выглядит удивленным.
— Ну, у меня было впечатление, что я вас ненамеренно обидела.
— "Обидела" – это, пожалуй, не правильное выражение. Вы мне только кое о чём напомнили. Вы можете не принимать всерьёз мои налёты меланхолии. Это находит время от времени. И? Каким был вечер с вашим другом?
— Очень хорошим. Мы были на фильме "На ярком солнце", — отвечаю я и снова глупо краснею.
— Прекрасный фильм, даже если Ален Делон не мой случай.
— Почему вам не нравится Ален Делон?
— Мне не нравится, что он – равнодушный красавчик.
Я звонко смеюсь. Это соответствует примерно тому же, что я считаю о нём.
— Вы находите это смешным?
— Нет... Это только потому, что я сама не люблю равнодушных красавчиков.
Мы добираемся в телестудию и должны завершить наш разговор. Ассистентка наступает ему на пятки, едва он входит в дверь. Давид снова надевает профессиональную маску и склоняется в общепринятом ритуале – от гримирования до причёсывания. Потом следует на прямой эфир, и я восхищаюсь его отличной находчивостью. Он вставляет фразы о своих предпочтениях в греческих мифах – и элегантными пируэтами вытаскивает себя из афер: у греческих богов есть более страстная сексуальность, чем у ангелов христианской религии. Провокация, которая граничит с богохульством. Фултон подвергается опасности получить трудности с фундаменталистами. Ему задают вопрос, отражается ли успех на его стиле. "Нет, — отвечает он, — определённо, нет".
Выходя из студии, Давид засовывает руки в карманы и довольный собой, как бы между делом ставит вопрос:
— Вы уже что-то планируете сегодня после полудня?
— Я должна вернуться в офис. Адель, конечно же, с нетерпением меня ждёт.
— Что ж, тогда она подождёт ещё немного подольше, чтобы увидеть ваше симпатичное личико. Я предлагаю, чтобы мы сегодня во второй половине дня прогулялись по магазинам на проспекте Montaigne. Мне нужна рубашка. И плавки.
Для вида я ещё немного медлю, но идея прогуляться меня воодушевляет. Сверх того, он говорит, что у меня красивое личико. Это, конечно, мне нравится, даже если я могу думать об этом не по-настоящему. Я восторженно киваю. И своё твёрдое намерение о чисто деловых отношениях я снова отбрасываю назад.
Во время обеда в элегантном ресторане 8-го округа, Давид снова показывает свою лучшую сторону, он очаровательный, приветливый и расслабленный. Это выглядит так, как будто после ледникового периода пришла прекрасная погода. Мужчина находится в шутливом хорошем расположении духа. На авеню Монтень он идёт к "Диор". Куда же иначе. Фултон примеряет рубашку в кабине для переодевания. Мне жаль, потому что так я бы с удовольствием увидела обнажённой верхнюю часть его туловища. Теперь примерка плавок. К моему сожалению, они также не демонстрируются. Я сижу в глубоком кресле этого элитного бутика и спрашиваю себя, что я здесь собственно забыла.
Почему я вообще должна была его сопровождать в этом шопинге? Давид хочет мне показать, как высока его покупательная способность? Или доказывает, что он больше, чем писатель, который одержим греческой мифологией? Возможно, что он пытается произвести на меня впечатление? Я могу действительно нравиться такому мужчине, как Давид Фултон? Я?
Потом я начинаю мечтать. Снова заменяю голову Алена Делона в фильме "На ярком солнце" на Давида. Давид в плавках. Давид со стекающими жемчужными каплями воды, опасный Давид, его чувственный рот на моём запястье. Я действительно должна успокоиться.
— Так, сейчас именно то время, чтобы уйти работать, — говорю я себе, как будто должна сама себя в этом убедить, когда мы идем из бутика.
— У вас сейчас действительно есть желание работать?
— Этот вопрос о желании звучит почти как вопрос о долге. Могу я вам напомнить о том, что я – практикантка?
— Совершенно верно. И чувство долга в моих глазах – это важное качество. Следовательно, я отпускаю вас сейчас идти работать.
— О! Это в действительности очень великодушно. Сейчас вы разрешаете мне идти работать? Вы, в самом деле, думаете, что в вашей власти удержать меня?
Я тоже имею чувство юмора и, на самом деле, большое желание растянуть дальше наш тет-а-тет...
— Совершенно. Мне это обойдётся только коротким звонком Адель, чтобы всю вторую половину дня вы оставались вблизи меня.
Я подёргиваю плечами и говорю себе, что это возможно всего лишь шутка. Одно короткое прощание рукой и я на пути к метро, разрывающаяся между чувством облегчения, потому что ускользнула от моих желаний, которые всё-таки мало были деловыми по своей природе, и не уступила неудержимому желанию.
Я опаздываю назад в офис, Адель в яростном и отвратительном духе, окатывает меня холодным душем.
— Я думала, ты должна была проводить с Давидом Фултоном только первую половину дня?
— Понятие "первая половина дня" интерпретируется от случая к случаю весьма щедро. Но он всё равно не оставил мне никакого выбора.
— Не пытайся выставить меня глупой. Мне уже давно ясно к чему ты стремишься.
— И к чему я стремлюсь?
—Только ты это знаешь достаточно хорошо. Здесь у тебя есть кое-что поучительное, чем ты можешь заниматься в промежутках времени.
С этими словами она даёт мне задание составлять показатели вплоть до следующей недели. Я делаю своё дело и бормочу под нос. По-видимому, Адель полагает, что я также как и она "хочу полакомиться" Давидом Фултоном. При этом начальница совершенно благополучно забыла: в конце концов, она была тем, кто бросил меня к его ногам, так сказать как "рекламный подарок". Без сомнения, Адель была убеждена в том, что я не имею у него ни малейшего шанса: слишком глупа, слишком наивна, слишком молода, слишком неопытна. Я открываю папку, которую она мне послала. Я должна прочитать 350 страниц длинного текста, который выглядит так нудно, как политические дебаты об экономическом кризисе. Едва слышные звонки моего компьютера сигнализируют, что я получила письмо по электронной почте.
Тема: Сожаление?
Не слишком утомительно работать при такой жаре?
Тем временем я двинулся в свою новую квартиру. Она просто превосходна. Если бы вами не овладело ваше чувство долга, мы могли бы вместе купаться в моем красивом маленьком бассейне.
Как он добрался до моего е-мейла? Купаться вместе? Он и я? Всё таки это не может быть серьёзно, он принимает меня за неимущую?
Тема: Сожаление? Нет. Но много вопросов
Кто дал вам мой е-мейл?
Квартира? Вы говорили не о таунтхаузе в Марэ?
Вместе?
Для этого у меня нет купальника.
Это против всех моих принципов – купаться вместе с кем-то в первый же вечер.
Тема: Донос. Купальники и принципы
К е-мейлу: его дала мне Адель Масон. Я спросил её на случай, если стану нуждаться в вашей помощи.
К купальнику: мы могли бы его купить. Вы любите купальники от "Eres"?
К квартире: приступ скромности. Если однажды Вы будете иметь желание забрать меня, найдете меня по адресу 6, impasse Guéménée.
К принципам: хорошо иметь принципы. Но некоторые из них излишние.
Тема: Теперь серьезно
Я должна работать. Создавать показатели.
К купальнику: да, я люблю купальники "Eres", тем не менее, не располагаю вашими финансовыми средствами.
К принципам: об этом можно спорить.
Тема: Хорошо
Хорошо.
С сожалением я дальше работаю над индексом. Я бы и дальше с удовольствием обменивалась с ним е-мейлами. Эта маленькая неожиданная "беседа" мне очень понравилась. На всякий случай, сомнений сейчас больше нет: он меня переделывает. Даже бесцеремонно. Я краснею, совсем полностью в моём маленьком бюро. Что я для него? Возможность лёгкой добычи? Приятное времяпрепровождение? Он хочет подсластить мной свою одинокую ночь? Возможно, не одну целую ночь. Выпил до дна и прыг, как с группи . Я сильно его хочу, но в этом виде отношений не была заинтересована. Я не принадлежу к категории "лёгкая девочка" – раболепная женщина – сексуальный объект, это вообще не мой жанр.
В шесть часов вечера я стою под душем, когда звонят в дверь. Я открываю, совершенно мокрая, полотенце повязано вокруг груди, немного кисло потому, что меня побеспокоили. Снаружи стоят Барбара… и Зое. Я обещала, что сегодня вечером буду присматривать за ней. Совершенно выпало из памяти.
— Луиза! — кричит она своим звонким голосом и протягивает ко мне свои руки. Соответственно, я таю, я нахожу её такой сладкой.
Я склоняюсь к ней вниз и дарю ей несколько поцелуев в круглые щёчки. Она смеётся. Я восхищена. Мы станем рисовать, читать, болтать чепуху. Это отвлечёт меня. Зое тут же бросается к моим старым куклам, которые я привезла ей от моих родителей, пока Барбара следует за мной в мою комнату. Я надеваю старую футболку и легинсы.
— И?
— Что и?
— Ну, твой няшка! Как далеко ты с ним продвинулась?
— Как далеко я должна была с ним продвинуться?
— Не говори мне сейчас, что он тебе не нравится...
— Ты знаешь, мужчины, которые хорошо выглядят, просто оставляют меня холодной.
Барбара разражается звонким смехом.
— Ты смеёшься надо мной? Я тебе не верю!
— Думаю, он...
Посреди предложения меня прерывает дверной звонок. Я открываю, и передо мной стоит курьер в шлеме. Я пристально вопросительно смотрю на него.
— Для меня? Вы уверены?
— Вы ведь Луиза Марс?
— Ах... да.
— Ну, тогда правильно. Пожалуйста, распишитесь здесь.
Я подписываю и внезапно оказываюсь с пакетом в руке. Так как я не имею врагов – это вряд ли подрывной заряд. Я поворачиваюсь к Барбаре, которая наблюдает за мной и кажется, почти лопается от любопытства. Открываю пакет и совершенно не понимаю, что это должно быть: нахожу там загадочную карточку без подписи, на которой стоит: "Véfour - 20.00", пара лодочек из чёрной лакированной кожи с десятисантиметровым высоким каблуком и платье… платье настоящей мечты. Барбара со смехом обрушивается на диван, а Зое делает совершенно большие глаза. Это расклешённое струящееся платье, длиной до щиколотки, в стиле 50-х годов. На этикетке стоит "Диор". Я абсолютно озадачена, ещё больше – нахожусь недалеко от шокового остолбенения. Попеременно я смотрю на Барбару, которая всё ещё истерически смеётся, на платье и потом снова на Барбару.
— Как же это понимать? — спрашиваю я, наконец.
— Ну, для меня это выглядит полностью как приглашение на ужин, или нет?
— Ты думаешь, что пакет от Давида?
— Конечно, Луиза, от кого же иначе? Или ты случайно знаешь много миллиардеров, которые могут позволить себе подарить платье от "Диор"?
— Я... Нет, не знаю..., — отвечаю я и кусаю губы. — Я не могу это принять. Я пойду на встречу, чтобы вернуть ему платье.
— Одевай уже, хорошо? — кричит Барбара в ужасе. — Ты наденешь это платье, ты пойдешь на это свидание, ты станешь ужинать с этим необыкновенным мужчиной и потом – это полностью зависит от тебя.
— Мне кажется, что он купил меня.
— Ты не должна с ним спать…, — говорит она тихим голосом, так как это предложение определённо не для маленьких ушей её маленькой дочери. — Ты не хочешь один раз в жизни провести настоящий сказочный вечер? Если бы я была на твоём месте, я бы не медлила ни одной долгой секунды. Наслаждайся своей жизнью! Не будь глупой!
Я кусаю губы, совершенно потерявшись в мире сомнений. Теперь, по меньшей мере, я решусь на попытку. В моей комнате я стаскиваю старую футболку и легинсы. Ох, я совсем забыла, что ношу слипы, которые выглядят как панталоны моей бабушки. Очень удобные, но, конечно, абсолютно не подходят к платью, которое я прямо сейчас хотела надеть. Я меняю их на трусики из чёрного гипюра. Потом Барбара помогает мне надеть платье и лодочки.
Невероятно!
Платье совершенно подходит, как будто сшито для меня. Откуда он знает мой размер? В зеркале я вижу женщину, но невольно думаю: это не я. Настоящая женщина, не молодая девчонка. Женщина почти неземной элегантности, вне времени, как фея. Барбара в восхищении свистит сквозь зубы. Действительность обрушивается на меня: есть прямо-таки золотая увёртка, чтобы не быть вынужденной идти на ужин.
— Я не могу. Я же обещала, что буду присматривать за Зое.
— В самом деле, Лулу, ужин с Жюльеном мы передвинем на другой вечер. Нельзя избегать такого подходящего случая.
Я уступаю, и Барбара помогает мне накраситься. Я всё ещё разрываюсь. Для меня твёрдо установлено: это Давид, который отправил мне приглашение на ужин; и совершенно очевидно, что я ему нравлюсь, даже если я совершенно не понимаю почему. Но что он ожидает как ответную услугу? А если Фултон психопат, который радуется тому, чтобы разделять на части юных женщин? Кто-то, кто любит игры с кандалами или относится к СМ ? Мужчина такой своеобразный. Кроме того, у меня есть задание – прочитывать каждое его желание по глазам… если бы я согласилась на то, чтобы спать с ним – это было бы случаем проституции. Проституции практикантки. Перед уходом я поручаю Барбару известить полицию, если я не буду дома до полуночи. Смеясь, она соглашается. Зое смотрит совершенно разочарованная тем, что мы проведём сегодняшний вечер не вместе.
Я еду на такси в "Véfour". В такой одежде, с такими туфлями в метро не ездят. Когда я десять минут девятого вхожу в ресторан, Давид встречает меня с лучезарной улыбкой. Все гости пристально меня рассматривают. Мне неловко, и я стремительно занимаю своё место напротив. Он снова одет в чёрный костюм, в котором в нём есть что-то от Джеймса Бонда. Я под впечатлением, я мечтаю.
— Вы выглядите очаровательно! Я не ошибся. Это платье изготовлено для вас.
Его мягкий голос, его лёгкий американский акцент, его непринуждённость, его отличный внешний вид – у меня кружится голова.
— Спасибо, — говорю я. — Надеюсь, я не заставила вас долго ждать?
— Парижанки известны своей особенной пунктуальностью...
Я решаю, что в этот раз не обращу внимание на его сарказм... если замечание вообще было задумано саркастическим.
— Это платье, действительно, мечта. Откуда вы знаете мой размер?
— Нет ничего легче. Вы божественно пропорциональны.
Это замечание о моём теле, которое я без сомнения должна была бы найти лишним, позволило мне покраснеть от удовольствия.
Он, в самом деле, сказал "божественно пропорциональна"?
Официант принёс наш заказ. Я хочу снова восстановить своё душевное равновесие и поэтому меняю тему:
— Мой адрес вам дала Адель?
Он качает головой и лукаво улыбается.
— Она не может от меня ничего скрыть, мадемуазель Марс.
— Ах, да? — спрашиваю я удивлённо. — Но, скорее, меня это беспокоит.
— Я – милый мальчик, следовательно, вы не должны меня бояться.
— Если вы такой милый мальчик, почему не пригласили на ужин одну из своих многочисленных поклонниц? Этим вы бы оказали ей большую любезность. И она бы часами восторженно говорила о вашем романе.
— Думаю, потому что с одной стороны, мне бы надоело говорить часами о моём романе. С другой стороны, потому что я нахожу вас крайне очаровательной. Это так просто.
Крайне очаровательная?
По мне пробегает дрожь. Моё лицо меняет цвет от розового до красного мака.
Очаровательная – почему? Очаровательная – как? Потому что я – божественно пропорциональная?
Я просто немею. Мне кажется, будто мой мозг настраивается повиноваться ему, я глупо улыбаюсь и задумчиво поигрываю вилкой. Чувствую, как его взгляд задерживается на мне. Наверняка, сейчас он вдоволь наслаждается тем, что сбил меня с толку.
— Ах... спасибо за комплимент.
Смена темы сейчас была бы хорошей идеей.
— Гари выглядит очень очаровательным. В любом случае, у него очень обаятельная улыбка.
— Гари – чудесный человек. Я не знаю никого, кто обладает большей человечностью, чем мой дворецкий. И он всегда очень мудро отзывается о людях и вещах.
— Вы удостаиваете его звания своего доверенного?
— Определённым образом, да... Когда умерли мои родители, он много обо мне заботился.
— Вы потеряли также и вашу мать? Я думала, умер только ваш отец...
После этого Давид начинает рассматривать ножку своего стакана. Губы складываются в горькую линию.
Хм-м, снова щекотливая тема.
— Конечно, это не указано в моей биографии. У меня нет желания говорить об этом. Совсем никакого желания.
И он снова закрывается как устрица. Во время приёма пищи Давид остаётся сдержанным, вежливо отвечает на мои вопросы и со своей стороны задёт много вопросов об Оливере, моей жизни и учёбе. Кажется, прежде всего, его занимает Оливер. Может ли быть, что он ревнив?
Мы садимся в "Ягуар". Поездка проходит молча. Я упираюсь локтем в открытое окно, рукой в мой подбородок и рассматриваю огни Парижа. Тёплый ветер гуляет по моим волосам. Не знаю, ни что я должна говорить, ни что должна думать. Неожиданные повороты эмоций Давида пугают меня. Слишком много щекотливых тем, которые раздражают или ранят его. Он слишком чувствительный, очень загадочный. Мы прибываем ко мне. Гари открывает дверь. Давид выходит со мной и сопровождает к входу, пол которого облицован керамической плиткой с цветочным мотивом. Я включаю свет. Моё сердце стучит так сильно, что боюсь, мужчина может это услышать.
Я не решаюсь спрашивать его, что он планирует. Ещё прежде, чем я открываю вторую дверь, Давид нежно берёт мою руку, проводит, поглаживая большим пальцем руки над моим внутренним сгибом локтя. Потом тянет мой локоть к своему рту и покрывает его лёгкими поцелуями. Я закрываю глаза. Мужчина освобождает руку и притягивает меня к себе. Не допуская сомнения в том, как страстно он меня желает. Я чувствую, как слабеют мои ноги. Никогда раньше не чувствовала чего-то подобного: изысканной смеси из возбуждения и боязливого ожидания. Его губы находят мои, язык открывает мой рот, проникает, находит мой язык. Поцелуй становится страстным. Я потеряна. Внезапно Давид завершает поцелуй и проникновенно меня рассматривает.
— Давайте проведём ночь вместе.
— Месье Фултон... несмотря на ваше... очаровательное внимание... я не могу.
— Вы тоже этого желаете, я знаю. Вы получите со мной очень много удовольствия, мадемуазель Марс.
При этих словах через меня снова проходит волна желания.
— Сейчас действительно нет такой возможности. Это беспокоит меня по бесчисленным причинам... и было бы слишком хлопотно объяснять вам это сейчас.
Чтобы положить конец моим мучениям, я стремительно отпираю дверь и захожу в дом. Через застеклённую дверь я вижу его тёмные глаза, которые задерживаются на мне, его рот, совершенно полу раздражённый, полу озадаченный, как будто он больше не понимает земной грешный мир. Я убегаю на лестничную клетку и плачу. Я так страстно желаю Давида, как никогда раньше не желала мужчину. Но я не его группи. Не хочу, чтобы Адель оказалась права. Я не хочу быть практиканткой, которая спит со звездой. Я не хочу быть поощрительной премией для автора бестселлеров.
Прежде всего, не хочу отношений с мужчиной, который настолько сложный. Несмотря на то, что я его так страстно желаю, и так насыщенно, что меня это пугает. Я плачу от того, что желаю этого мужчину. Так, что я бы потерялась в нём, отказалась бы от своей свободы, моей гордости, что я больше не буду держать себя под контролем, а стану его пленницей. Я не хочу желать этого мужчину, я не хочу, чтобы он доставлял мне удовольствие. Я хочу вообще ничего больше не чувствовать.