15 августа
На следующее утро меня посещает Барбара, которой я, конечно, должна рассказать, как прошёл мой вечер. Я всю ночь не сомкнула глаз. Она делает мне кофе, пока получает от меня запутанную чушь.
— Лулу, может быть, этот мужчина божий любимчик… Такой момент чистого удовольствия для чего-то большего или избегать немного устаревших принципов, я это нахожу…
— Глупым?
— Ну, скажем так, по меньшей мере, не особенно умным…
— Может быть, это именно то, что меня пугает – спать с молодым Богом…
Она смеётся и меня мучает совесть. Я этого больше не выдерживаю и в 9 часов еду к Давиду, на Impasse Guéménée. Звоню в ворота, которые окрашены в кобальтовый цвет. Через двустороннее переговорное устройство я слышу голос Гари, который спрашивает моё имя. Вхожу в симпатичный внутренний двор с деревьями. Мне до сих пор было неизвестно, что такие имеются где-то в центре Парижа. Справа меня ожидает Гари, он стоит перед маленькой дверью в том же самом синем цвете, как входные ворота.
— Мадемуазель Марс, очень приятно видеть вас, — приветствует он меня на английском.
— Добрый день, Гарри. Месье Фултон спит?
— Нет, он в бассейне, делает несколько кругов. Пойдёмте, я отведу вас туда.
Гарри проводит меня в прихожую с несколькими консолями в стиле рококо. Я следую за ним по лестничной клетке, каменные ступени 17 века которой покрыты толстым ковром. Мы проходим через две комнаты, меблированные в стиле ампир, с обоями, коврами, люстрами, освещающими всё это великолепие, но не безвкусную дешёвую роскошь с пышным золочением и леопардовыми шкурами, а весьма элегантную, настоящую роскошь. После того как дальше миновали две стеклянные двери, мы пришли в бассейн. Голубая водная гладь наколдовывала красивые световые блики на потолок.
Давид плывёт кролем по голубой дорожке. Меня околдовывают его мускулы на спине, которые вибрирую при каждом движении мужчины. На втором круге он замечает меня, перестаёт плыть, и выходит из воды. С открытым ртом я внимательно рассматриваю его верхнюю часть туловища, по которому жемчужными каплями стекает вода с его прекрасного тела. Он некрупного телосложения, плоский живот, на котором выделяется его пресс, хорошо сложенный торс, голубые полосатые плавки в стиле 50-х годов, которые прижимаются к телу Фултона.
Его тело мускулистое, очень мужское и одновременно худое. Нет слов. Я колеблюсь между Аполлоном, Адонисом и Антиноем. Давид серьёзно меня рассматривает, молча сушит себя так, как будто хочет дать мне возможность смочь спокойно его рассмотреть.
— Доброе утро, мадемуазель Марс. Я думал, наша встреча была назначена на 10 часов?
— Да, но…
— Но?
Едва ли признаюсь ему, что из-за него сегодня ночью я не закрывала глаза.
— Я хотела поговорить с вами о вчерашнем вечере. Если я разбудила в вас впечатление…
— Вы будите во мне очень много, мадемуазель. Это скверно. Вы прямо-таки воспламеняете мою силу воображения. Но не придавайте значения, вы не должны себя упрекать. Это не ваша вина, а скорее то, чем вы обладаете от природы: ваши глаза, ваши волосы… всё ваше тело – это приглашение. Я чувствую, что меня тянет к вам как магнитом.
Не могу поверить! Так его тоже!
Я стою прямо перед ним, моё дыхание учащается. Он стоит передо мной с голым торсом, без слов, с приоткрытым ртом. У меня действительно есть очень большое желание поцеловать его. Всё же, если Давид меня поцелует, я точно знаю, что не смогу сопротивляться дольше секунды. Потом я вздрагиваю от неожиданного женского голоса.
— Привет!
Я поворачиваюсь. Эта женщина старше меня, просто потрясающая, с рыжими локонами, которые падают ей на плечи, в чёрной блузке, юбке карандаш и туфлях на двенадцатисантиметровых каблуках, насмешливо улыбающаяся мне роскошными губами.
— Мисс Марс, я полагаю, — говорит она, и протягивает мне руку для приветствия.
Я совершенно потрясённо жму её руку. Возможно, это его подруга? У такого мужчины всегда есть несколько запасных вариантов, я должна это знать. Давид знает, что он - неудержимый, сумасшедший, богатый – почему он должен ограничиваться?
— Мадемуазель Марс, — подключается Давид, — я хотел бы представить вам Юдифь Кэмпбелл, моего агента. Сегодня утром она прибыла в Париж.
Его агент? Он мне никогда ничего о ней не рассказывал, и также, что ожидает её. Это Фултон должен был сделать вчера вечером. Наверняка, она его агент и "большое удовольствие".
— Очень приятно, — говорю я язвительно одними губами. — Надолго приехали?
— Да, на несколько дней. Я стану сопровождать Давида в его путешествии в Италию.
Я разворачиваюсь к Давиду, моё дыхание сбивается.
— Путешествие в Италию? Когда?
— Ну, после того, как доделаю здесь всё окончательно. В конце месяца, — отвечает он.
Всё же с самого начала было ясно, что Давид не останется в Париже вечно. Он имеет обязательства, которые как раз и возникают из его жизни как миллиардера. Что я также представляю.
— Вы хотите позавтракать с нами, мадемуазель Марс? — предлагает писатель.
— Ах… к сожалению, я буду вынуждена отказаться от вашего любезного приглашения, потому что… я уже позавтракала… и вы, наверняка, весьма много должны мне рассказать. Я предпочитаю подождать вас в книжном магазине.
— Я нахожу, что в последнее время вы имеете привычку отказываться от моих предложений.
— Это потому, что мне необходимо время, чтобы подумать. И я полагаю, что делаю это хорошо.
Потом я ухожу. На улице у меня начинается настоящая истерика.
Что за сволочь!
Я была права – он ужасный плейбой, бабник, который разводит практиканток, пользуясь романтикой, чтобы окрутить свои жертвы, сыпет песок в глаза, чтобы попасть в постель...
Ну, может быть, не именно песок... Однако, действительно, удача, что вчера он меня не получил!
В первой половине дня по программе снова стоит сессия-автограф. Давид Фултон опять прячется за прохладной маской. Он в сопровождении своего агента. Она удовлетворённо улыбается, говорит ему вещи, над которыми писатель смеётся. Это сообщничество лишает меня последних нервов. Я бы хотела попросить у него объяснения, но тогда для меня станет ясно то, что я вообще не хочу никаких объяснений. Парень может спать с кем хочет, по мне, даже с несколькими женщинами одновременно, если у него есть к этому стремление. Но только не со мной. У нас чисто коммерческие отношения. В полдень я возвращаюсь обратно в офис "Ларок". Адель дуется. Я тоже, и это удачно. После обеда я получаю е-мейл от Давида.
Тема: Что случилось?
Сегодня утром вы производили напряжённое впечатление.
Я хотела бы с удовольствием ему написать, что в этом виновата его рыжеволосая куколка. Тем не менее, затем я решаюсь на менее агрессивный способ действия.
Тема: Я, напряженная?
Не люблю неожиданности.
То есть, иногда, даже... Платье от "Диор", это было хорошей неожиданностью – и прямо сейчас по нашей теме: я естественно вам его верну.
Тем не менее, ваша агентша довольно не квалифицирована. Вы нашли её на шоу талантов?
Тема: Удивление
Ревнуете?
Если бы утром у нас было достаточно времени завершить наш маленький разговор, я доказал бы, что у вас нет оснований быть ревнивой.
Тема: Разговор?
В действительности, месье Фултон, вы бы вообще ничего не доказали.
Я также бы отклонила это предложение, как и ранние предложения, текущие и будущие. Кажется, сейчас подходящее время назвать вам свои причины:
1) Мне только поручили исполнять ваши желания. Выполнять ваши желания до того уровня, который разрывает границы моего договора практики. И не нужно договариваться с моей гордостью.
2) Я не хочу зачислять себя в ряды группи, которые спят со своими идолами. Несмотря на ваши неоспоримые качества, вы – не мой идол. И даже если бы вы были им, этот метод просто не мой случай.
3) У меня нет желания быть очередным номером в вашем списке.
Тема: Гордость и предубеждение
Я тот, кто называет осмотрительный нрав своей натурой.
Я могу понять ваши условия.
Все причины, которые вы приводите, должны выполняться немного с гордостью и тем самым высокомерием. Это хорошо, быть гордым, если гордость не мешает в жизни.
Если бы я хотел вникать подробно во все ваши замечания, то должен бы был бросить на произвол судьбы детали моей личной жизни. Я этого не делаю. У меня есть мой потайной сад. Он весьма одичавший, полный густого кустарника, шипов и сорняка... Поэтому я посещаю его крайне редко.
И теперь ещё одно: за нашей электронной перепиской наблюдают.
Приходите сегодня вечером ко мне и позвольте нам спокойно поговорить обо всём.
Юдифь здесь не будет.
P.S.: Я не веду список.
Я буквально могу чувствовать ловушку: у него дома, в кресле стиля "ампир", в руке бокал вина, его нежность на моём локте, его дыхание на моём затылке. Как долго я смогу там сопротивляться?
Тема: Нет, спасибо
Я благодарю за ваше предложение, но мой ответ – нет.
Итак, как договаривались, завтра в отеле для интервью с "Book Hebdo".
P.S.: Кто следит за нашей электронной перепиской?
Тема: Досадно!
Как пожелаете.
P.S.: Американцы наблюдают за европейцами, европейцы наблюдают за американцами, и остальные наблюдают за всем миром. Поэтому будьте настороже!
Кто мог интересоваться е-мейлом автора романов? Должно ли это происходить из-за его отца, который умер в Иране? Или он говорит обо мне? Я предполагаю, что Адель может читать мои сообщения... Я снова концентрируюсь на моём индексе. Между тем, яростное беспокойство отступает. Моя душа рыдает, но здесь было для этого не то время и место.
Как только я возвращаюсь домой, тут же рыдаю. Мой телефон звонит. Это должно быть Давид, который не хочет сдаваться. Мне становится всё труднее не уступать его напору. И если он станет предлагать появиться у меня? На моём мобильнике появляется фотография Оливера. Только его мне ещё не хватает! Всё же я принимаю вызов.
— О, моя Лу, ты плачешь?
Я снова вру. Вряд ли стану ему рассказывать, что я невероятно возбуждена от плейбоя из литературной отрасли.
— Работа выматывает меня... и мой индекс делает меня сумасшедшей.
— Твой... индекс? Что с индексом?
Я прямо-таки чувствую его замешательство на другом конце телефона.
— Показатель, над которым я как раз сейчас работаю!
— Ах! — вспоминает он. — Ты хочешь, чтобы я зашёл?
Это почти последнее, чего я сейчас хочу. Я выплачусь на его плече, он будет гладить мой локоть, и в конце мы окажемся в постели. Как будто моя жизнь была и так не достаточно сложной.
— Это очень любезно, большое спасибо, но думаю, лучше если я пойду раньше спать. Почему ты вообще изначально позвонил?
— Я хотел предложить тебе пойти завтра вечером со мной в кино. Идёт "Шёпот и крики" Бергмана.
"Шёпот и крики" – сейчас это переполнило бы чашу. Как будто вся эта ситуация и без того не была достаточно нервозной. Я отказываюсь, ложусь в кровать и всю ночь не смыкаю глаз.
16 августа
Совсем запыхавшись, я приезжаю в отель встревоженная и растерянная. Бар пустой. Я сажусь в одно из кресел с позолоченными подлокотниками и заказываю кофе. Кусаю губы. Мне нужно было найти предлог, чтобы сюда не приходить. И ни в коем случае я не должна была одевать это пастельно-зелёное платье с открытой спиной. В отеле работает кондиционер, я не ношу лифчик, мои соски затвердели, поднялись и выделяются под одеждой. В тот самый момент, когда я чувствую запоздалое раскаяние, меня заставляет съёжиться знакомый голос.
— Кого-то ожидаете?
Я поднимаю взгляд и вижу Давида, который смотрит на меня сияющими глазами и чарующей улыбкой, его тёмные глаза направлены на меня. Это редкость, видеть его без тёмных очков, его взгляд такой убедительный, такой запутанный.
— Да... вас! — я заикаюсь и краснею.
Чёрт... я хотела казаться холодной и неприступной. Я всё испортила! И как быть снова с этими "чисто деловыми отношениями и ничего больше"?
Давид занимает место на другой стороне стеклянного стола напротив меня. Он также заказывает кофе и молча наблюдает за мной. Я ощущаю его взгляд на моей коже как ласковое обещание.
— Вы хорошо спали? — спрашиваю я, чтобы сломать молчание.
— Посредственно. Спасибо, что вы строите свои мысли вокруг моего сна, мадемуазель Марс, но мой сон был бы значительно лучше, если бы вы уступили моим убедительным и неоднократным просьбам.
— Вы знаете мои причины, месье Фултон, — отвечаю я смущённо.
— О ваших причинах можно спорить... И между тем, вы беспокоитесь о том, что я валялся в кровати без сна, мадемуазель Марс.
Я немедленно краснею. Его взгляд ласкает мою грудь. Он проводит большим пальцем над своими губами. Во мне поднимается желание. Я сжимаю бёдра вместе, чтобы ослабить своё возбуждение. Но это делает всё только хуже. Чтобы справиться с затруднительным положением, я сажусь на край кресла, но одновременно моё платье сползает выше по моим бёдрам.
Я не должна была надевать это платье!
Сколько ещё я смогу ему сопротивляться? Внезапно Давид встаёт, подходит ближе, и, упираясь руками в бока, молча встаёт прямо напротив меня. Я поднимаю взгляд, чтобы определить, какие намерения он теперь преследует. Но его не проницаемое лицо не позволяет мне ничего предположить. В тот момент, когда официант приносит кофе, мужчина садится позади меня и прислоняется к спинке, его ноги прижимаются к моим. Фултон почти касается меня, и я чувствую его эрекцию на своей заднице. Кровь стучит в мои виски, мне становится жарко. Давид кладёт свою правую руку на мою голую спину. Он нежно меня гладит, спускаясь по моему позвоночнику вниз, снова поглаживает вверх под моими руками, касаясь основания груди. Я прогибаюсь почти против воли, совершенно так, как будто хочу чувствовать его пальцы ещё отчётливее на своём теле.
— У вас великолепная спина, мадемуазель Марс, — бормочет он мне в ухо.
Я чувствую на шее его горячее дыхание и покрываюсь "гусиной кожей". С открытым ртом, тяжело дыша, я чувствую, как желание растекается по моему телу. Если он сейчас погладит мой локоть – я пропала. Именно в этот момент в баре появляется журналист "Book Hebdo". Мужчина смотрит на нас с широкой ухмылкой и Давид рывком встаёт. Я начинаю краснеть от стыда, чувствуя одновременно облегчение, что вмешательство извне спасает меня от опасной ситуации, в которой я маневрировала. Я нерешительно поднимаюсь и подаю руку журналисту. Всё ещё насмешливо улыбаясь от того, что застиг врасплох Давида Фултона, который этим довольно-таки раздражён, поэтому даёт односложные ответы "да" или "нет". Это не продолжается и пяти минут, пока журналист не понимает, что сегодня не вытащит из Давида ничего интересного.
— Я уже понял, я мешаю... Вы хотите, чтобы мы назначили другую встречу, чтобы вы могли немного больше сконцентрироваться на мне.
— Отличная идея. Встречаемся завтра. То же самое время, то же самое место?
Журналист встаёт, трясёт на прощание руку Давиду и мне, при этом самодовольно усмехается, так что я неважно себя чувствую.
Как только он удаляется, Давид снова садится рядом со мной.
— Вы всё ещё говорите нет? — шепчет он в мою шею и при этом кладёт свою руку на мою спину.
Теперь действительно что-то творится с моими последними остатками гордости. Я не хочу быть практиканткой, которая спит с шефом, ненавижу этот вид отношений с подчинёнными. Но поздно, слишком поздно. Тепло его руки на моей спине заставляет исчезнуть силу воли.
— Я охотно бы... — шепчу я отчаянно. — Я бы охотно ещё долго вам сопротивлялась. Но полагаю, что больше с этим не справляюсь.
— Я понимаю – это значит да.
Я киваю и кусаю губы. Давид встаёт, берёт мою руку. Он ведёт меня к ресепшену и требует апартаменты. При других обстоятельствах мне было бы стыдно. Но мой разум отключился как одурманенный. Я больше не чувствую ничего другого, кроме желания, этот жар между моих ног, который требует удовлетворения. Мы следуем за невозмутимым посыльным в подъёмник. Давид снова кладёт свою руку на мою обнажённую спину, которая сжигает меня, и тепло которой струится по всему телу. Поднявшись наверх, Фултон ведёт меня в комнату, не отнимая своей руки от моей спины.
Серьёзный и всё-таки ощутимо возбуждённый Давид ведёт меня к постели. Но вместо того, чтобы лечь, он наклоняется и тянет красный шёлк, покрывающий край кровати. Не говоря ни слова, мужчина даёт мне понять, что я должна сесть. Сейчас я совершенно безвольна, молча соглашаюсь с тем, что Фултон стягивает с меня трусики. Потом он усаживает меня на край и тут же имеет меня в той же позиции. Его глаза управляют мной, удерживая взглядом. Я чувствую его палец, которые медленно, очень нежно проталкивается в меня, заставляя мои бёдра двигаться вверх и вниз, пока моё дыхание становится быстрее. Это мучение невыносимо. Глазами я умоляю его, чтобы он положил этому конец. Я полностью раздвигаю бёдра, потому что хочу чувствовать его палец. Рот Давида тут же находит мой, его ласки становятся настойчивее и интенсивнее. Чувственный мужской язык встречается с моим, он движется в том же ритме, как его руки. Я опираюсь на локти и отклоняюсь назад. Нежность Фултона становится требовательнее, я чувствую, как его палец проникает в самые отдалённые уголки. Снова поднимаюсь, чтобы сесть на его руку и ощутить его во мне ещё более отчётливо. Он всё ещё рассматривает меня, его глаза пылают желанием и любопытством.
Внезапно Давид толкает меня назад и убирает руку, которой держал в плену. Не отрывая от меня глаз, он медленно встаёт и полностью раздевается. Потом поднимает меня за руки. Я стою перед ним, задыхаясь от желания. Мужчина умело снимает с плеч моё платье. Теперь я совершенно обнажённая, и чувствую его горячий член на своём животе. Я немного боюсь. Фултон садится на край кровати и тянет меня к себе. Его руки гладят мою задницу, пока губы исследуют грудь и покрывают её страстными поцелуями. Я чувствую, как он проводит ладонями по моим ногам, и покрываюсь гусиной кожей. Давид умело разводит мои бёдра, тянет меня к себе и ставит моё правое колено на кровать. Я больше не могу ждать, ставлю второе колено на кровать, чтобы сесть на него. Мужчина кладёт руки мне на бёдра и опускает меня на свой возбуждённый член. Я закрываю глаза и разрываюсь между страхом и желанием, которое меня поглощает.
И тогда я чувствую его во мне. Волна похоти проходит через живот и снова поднимается по позвоночнику. Я двигаюсь в ритме его рук и бёдер, сначала медленно, потом быстрее. Я больше не могу сдерживаться и стону, не могу больше контролировать свои движения. Как будто похоть овладела моим телом. Я вижу свои ногти, которые впиваются в мужские плечи, его глаза обжигают, рот полуоткрыт. Желание снова пронзает моё тело, я хочу полностью в нём сгореть и погрузиться в море сверкающего света. Я не знала, что вообще существует такое интенсивное чувство, и слышу, как Давид громко стонет от желания.
Он ложится на меня. Я открываю глаза. Давид улыбается мне. Потом целует мою шею, вытягивается рядом и нежно обнимает.
— Я знал, что вы созданы для желания...
— Тут возможно только вы один в значительной степени... Я сама себе не отдаю отчёт...
У него очаровательный смех, который заставляет меня таять.
— Мы будем вместе принимать ванну!
Я беру руку, которую он мне протягивает, и следую за ним. Ванная комната находится за двумя шторами. В центре помещения находится античная ванна на цоколе из белого мрамора. Давид ждёт, пока наберётся вода и поворачивается ко мне.
— У вас потрясающее тело. Совершенно пропорциональное, с такими мягкими линиями, - говорит он и при этом проводит пальцем от моей талии до бёдер.
Давид прижимается сзади, берёт грудь в свои руки, целует в шею. Во мне поднимается новая волна желания. Он отстраняется, ведёт меня за руку и заставляет залезть в ванну.
Я очарована его телом, плоским мускулистым животом, мужским и рельефным торсом. У него снова эрекция и он садится напротив меня в ванную. Давид берёт гель для душа и втирает его в мою грудь медленными массирующими движениями.
— Ваша грудь божественна. Как белый мрамор.
Я краснею.
— Бело-розовый мрамор...
Моё тело снова возбуждено. Я приближаюсь к нему и целую. Давид отвечает на поцелуй. Долгий, глубокий поцелуй. Страстный. Его язык исследует мой рот, пока он гладит мою спину намыленными руками. Сейчас я совершенно теряю контроль. Фултон тоже. Мужчина берёт меня за руку и неожиданно вытаскивает из ванны. Мы совершенно мокрые, и заливаем в спальне ковёр. Писатель усаживает меня на письменный стол, не обращая внимания на воду и мыло, которые капают на столешницу. Потом обвивает мои ноги вокруг своей талии и проникает в меня. С закрытыми глазами я опираюсь на локти. Каждый удар пронзает как электрический ток, и я бы хотела, чтобы он никогда не останавливался. Но потом неожиданно притягивает меня ближе и подаёт руку, которую я хватаю. Давид ведёт меня назад к кровати, и мы ложимся.
— Мы сейчас не раз любили друг друга не в постели и совсем немного в ней, — замечаю я.
— При этом кровать – это интимное место...
— И то, что мы здесь делаем, разве не интимно? — спрашиваю я и при этом смеюсь.
— Я ещё не достаточно разведал ваше тело, мадемуазель Марс.
Потом он целует мои плечи, мою грудь... Давид медленно ведёт языком по моей правой груди, потом по левой. Это безумно прекрасно. Я невероятно возбуждена. Потом Фултон продолжает делать тоже с моим животом. Когда мужчина опускается в мою женственность, то гладит мои лобковые волосы.
— Если бы вы знали, как я люблю их, это золоте руно, такие мягкие и шелковистые...
Он вводит в меня один палец, и я уже снова в его власти. Давид просто волшебник. Невольно вытягиваю руки за голову и стону. Тогда Фултон приближает свой рот к моим половым губам и продолжает своё исследовательское путешествие. Его язык кружит вокруг моего клитора. Никогда прежде я не переживала ничего подобного. Внезапно мужчина прерывается. Я приподнимаюсь, меня охватывает паника. Не хочу, чтобы это чувство прекращалось. Он закидывает мои ноги себе на плечи и проникает в меня. Я совершенно не я, только его игрушка для удовольствия.
Несколько минут спустя я отдыхаю от этой лавины чувств. Неужели может быть такой чудесный мужчина: остроумный, элегантный, культурный, необыкновенно хороший любовник для красивой влюблённости? И вместе с тем, вероятно, проявились ещё не все его качества. Как получилось, что такой невероятный кавалер так сильно мной интересуется, что хочет со мной спать? Так часто хочет спать? Это не нормально, не может быть правдой. Должно быть, я нахожусь в другом измерении. Мечтаю с открытыми глазами. Я действительно не знаю, как мне поступить. Изнурённая таким большим количеством наслаждения, я засыпаю в его руках.
Просыпаюсь я ужасно голодной. Давид всё ещё лежит рядом. Он наблюдает за мной и гладит по волосам.
— Вы голодны? — спрашивает он.
— Ужасно голодна!
— Это нормально, так как уже пять часов дня ... Я собираюсь заказать что-нибудь в номер.
Я поднимаюсь с неприятным удивлением. Уже пять часов! Как долго я спала? Как долго мы любили друг друга? Давид заказывает по телефону сэндвичи, печенье и кофе. Через двадцать минут кельнер толкает в номер сервировочный столик, на котором громоздятся блюда. Потом он накрывает для нас ещё и стол. Мы садимся и едим в хорошем расположении духа. У Фултона тоже хороший аппетит. Сейчас романист едва ли ещё тот ледяной человек, который сначала так меня напугал.
— Всё же, в общем и целом, вы довольны нормальный, — замечаю я, наконец.
— Это так выглядит. Всё же внешность может быть обманчива...
— Ну, тогда я останусь на страже.
— Остерегайтесь на свете всех и всегда, только не меня. Я действительно хочу для вас только лучшего.
Печенье совершенно восхитительное. В этом исключительном состоянии, в котором я нахожусь, у меня впечатление, что раньше я не ела ничего такого вкусного. Сытая и довольная ложусь на кровать.
— И сейчас здесь это интимная ситуация? — спрашиваю я.
— Почти.
Он берёт подушку, кладёт её между моих ног, поворачивает меня на бок и прижимается сзади. Подушка трётся о клитор и колоссально увеличивает возбуждение. Именно в этот момент Давид проникает в меня. Я погружаюсь в океан желания, в котором растворяюсь слишком охотно.