Судьба дала последний шанс, заставив Фридмана услышать её позывы.

Так я полетел на просмотры одной модной, никому не известной команды в Токио. Недолго думая, я уже спускался с трапа самолёта в аэропорту «Ханэда», воочию убеждаясь, что я на крошечном острове под названием: «Страна восходящего солнца». Но солнца я не увидел – ни восходящего, ни какого-либо другого. Вереницы кочующих облаков мигрировали на запад, охватив весь архипелаг точечным кольцом. Что ж, пусть без солнца, но всё равно я в Японии.

Фридман вручил мне финальный аванс – раскручивать новую рок-группу. Теперь мы занимались поиском иностранных талантов. Устав от суперзвёзд, занялись открытием негранёных камней. Группа «Skull of sun» относилась к их числу. «Черепа солнца» или «Солнечные черепа» – кому как угодно. Мне же доверили лично познакомиться с парнями, пообщаться с их менеджерами и пригласить в Россию. Запустить их дебютный альбом и просмотреть команду в действии по столичным, а, возможно, и по региональным клубам. Как получится, как пойдёт, уверенности не было, что японская рок-музыка кого-то интересует, но успехи течения Эмо и других восточных команд воодушевляли. Подлец Фридман чувствовал, где найти золотую рыбку.

Босс отправил меня одного. Без помощников и без личной секретарши. Наверно, в отместку, наверно, пытался сэкономить, а я и так батрачил за долги. В случае успеха он обещал списать с меня все штрафные санкции, а я был бы рад и бесплатно провернуть это нехилое дельце. И без лишних поводов я хотел здесь побывать, ведь что я знал о далёких островах? Древние традиции, кимоно, синтоизм, долгая изоляция, принцы и императоры – сыны неба, скромные худосочные девушки, оказывающиеся в постели неутомимыми гейшами, вечно покладистые и вечно неотказные. Что ещё? Со времён наследия клана Фудзивара мало что изменилось. И ещё я помнил, что где-то там существуют продолжатели традиций Кундалини, но я вряд ли стремился найти их и обнаружить того неуловимого японца, но чувствовал, что он где-то здесь. Но я, по большому счёту, не желал мести. Время прошло сполна. Я успел многое пересмотреть в своей жизни: стал терпимее, страсть улеглась, но под сердцем я по-прежнему носил её имя – Лиза Миндаль, а в портмоне хранил её старую фотографию, где она была молода, красива, желанна и жива. И я всё ещё верил, что она просто ненадолго отлучилась, как Цой, вышла покурить, или отправилась в кругосветное путешествие и обязательно вернётся. Не все тайны были разгаданы, копаться в которых я уже не собирался, просто примчался в Японию по службе, без личных амбиций, без мести. Без лжи.

Так получилось по воле случая – Фридман направил суровой волей. Не будь его поручения, когда бы я ещё выбрался в далёкую Азию. Он выкопал меня из грязи, где я утопал месяца полтора. Ничего не делая, я валялся в собственной шелухе и жил прошлым. Но я принижаю себя – что-то я всё-таки делал, но как-то приторно, изрядно лениво и меланхолично – без мотивации. Босс же отвесил настоящую мотивацию – такую, что равносильна для меня отменой крепостного права. И чтоб получить вольную, я уговорил себя постараться и не опростоволоситься.

Высадился я один, что и к лучшему. К чему эти бесполезные стажёры, партнёры и прочая мишура? Толку от них – ноль, но мороки на все сто. Выгодней справиться с делом одному, без шума и пыли. Я набил в этом деле оскомину, всё ж когда-то входил в пятёрку самых известных промоутеров столицы. То были славные времена, а теперь призовые места заняли новые волки, а я чувствовал себя в шкуре Моховского. Да, таким же старым и ободранным, седым, но по-прежнему рычащим волком. Хотелось бы верить, что хитрым и чуточку мудрым, ведь должен я чему-то научиться у моей канувшей в Лету возлюбленной.

Страсть с к ней утихла, легла на дно, превратившись в слой лёгкого ила. И главное – не будоражит, ил не будет вздыматься вверх, чтоб не стоять пеленой, закрывая видимость. Как водится, страсти лучше не беспокоить. Страсть заменила нежность, безропотная, великодушная, смиренная нежность и вечная добрая память. Я простил ей всё или почти всё, кроме последних неразгаданных тайн. Где-то они всё ещё клубились и ещё дадут о себе знать – я уверен. Где им ещё быть, как ни здесь – вот откуда всё начиналось и, может, здесь и закончится, но, возможно, уже не со мной. Ныне и я как бы не при делах. Но Лизину фотографию я просматривал регулярно.

Признаться, судьбы моих знакомых сложились не так счастливо и оптимистично. Как знать, может, для них всё наоборот, и они считают меня неудачником и лузером, а сами находятся на гребне успеха.

Что сказать об Адель? Я не видел давно. Она отчаялась обрести во мне взаимность, перестала плестись за мной, перестала звонить, прекратила тыкать иголками мою тряпичную куклу. В день нашей последней встречи она просила у всех прощения и сообщила, что у неё открылось невиданное вдохновение. За ночь она пишет по десятку стихов, ни капли не устаёт, полна сил и новых стремлений и собирается улетать на новый поэтический фестиваль в Прибалтику. Это не её прихоть – Адель выбрали из числа прочих конкурентов. Впервые она прошла конкурсный отбор и будет представлять саму себя на широком международном форуме. Очевидно, просто тусовка посолидней, включающая в себя стихоплётов из разных стран, никакого отличия от московской публики с кучкой бездельников – лишь толпа многочисленней и бездельников хоть отбавляй. Пусть едет, раз хочет покорить Европу. Пусть оставит меня в покое. И Адель оставила меня. Впредь никаких контактов. Как сложилась её жизнь после форума, мне неведомо, и я не собираюсь это выяснять. Исчезла, и с концами. Забыть её – вот задача номер один.

С бедолагой Секиром произошла более мрачная история. После окончания лечения он продолжал хромать на одну ногу. Перелом неудачно сросся – сопоставить обломки у хирургов не получилось, или его кости чудным образом не собирались зарастать, но он был обречён продолжать наблюдаться в госпитале и даже готовился на повторную операцию, а во всём остальном Секир оклемался – будь здоров. Зенки смотрели, рот широко открывался, как и прежде, он мог смачно выругаться, и от фанаток не было отбоя. На его хромую ногу никто не обращал внимания, а если и обращали, то Секир мог прямо сказать, что пал жертвой крутой бандитской разборки, и его «Ламборджини» (он всё ещё грезил ей) взлетела на воздух на Кремлёвской набережной, а он чудом остался жив. Причислять себя к мафии фартово, а сопливые девчонки без ума от крутых парней, а ещё от крутых подонков – без ума вдвойне. Мазохисток всегда хватало, и свободные места в кинотеатре имени идола убийственного мазохизма Адель редко оставались свободными.

Как и все мы, Секир тоже должен был кругленькую сумму – половину Фридману за простой, половину Моховскому за просранное дельце. Он обещал отдать, но после расплаты с выписанным из клиники чеком Секир понял, что сидит на мели. Даже клинике он остался должен, а здоровье дороже. Как и я, он очутился тогда в полной жопе. Устроился работать, но не в шоубиз, где его репутация опустилась ниже плинтуса, а по старой части – секьюрити в не самый модный клуб с не самым модным названием, и пахал себе потихоньку. Не взвинчиваясь и без особых нагрузок, благо напрягаться после лечения врачи запрещали. В осеннюю смену случилась в клубе оказия – распоясался один идиот, напился и стал приставать к местным тёлкам. Те подняли визг и гам на весь зал, просили убрать этого нахала, чтоб не домогался. Как настоящий супермен, Секир подлетел, махая плащом, на помощь, чтоб уладить конфликт и вышвырнуть эту нажравшуюся скотину вон, но скотина не собиралась никуда убираться. Завязался неприятный разговор. Скотина – крупный бык, тоже с бицепсами, лысый, загорелый детина, но разговор долго не продлился и верно перешёл в рукопашную.

Дрался Секир самозабвенно, но придерживал дух, чтоб по известным наветам не перенапрячься, но и тот детина не собирался сдаваться. Другие остолопы не вмешивались – Секир был у них в авторитете, как боевой офицер с орденом красного знамени за заслуги перед отечеством, отчего они и прохлаждались в сторонке, следя, как Секир показывает мастер-класс, дожидаясь окончания первого раунда, где Секир должен был отправить детину в нокаут. Поначалу Секир оправдывал ожидания, мял детину в гармошку и вот-вот разбивал его лоб об стойку, даже несколько бутылок «Мартини» успел раздубасить об его ломовой жбан, но детина вытащил охотничий нож и стал угрожать холодным оружием, что привело нашего побратима в бешенство. Детина взмахнул клинком и распахал Секиру руку чуть выше локтя. Тут Секир потерял контроль и кубарем налетел на обидчика, выхватил нож парой каратистких приёмов и от злости саданул проклятому гаду его же ножом в печень. Парниша мгновенно остыл и взорвался фонтаном крови.

Секир вышел победителем, а безмозглого идиота на скорой увезли в реанимацию. Администрация клуба вызвала патруль для разборки в последствиях происшествия. Охранникам влетело по первое число за некачественный осмотр посетителей: сегодня нож протащили, а завтра гексоген – и пиши пропало. Детина почивал в реанимации, а Секира с его дружиной под шумок уволили. Не должен был он доводить дело до крови и как-то базаром договориться с клиентом. А на следующий день детина дал свечку. Секир прознал об этом и понял, что теперь ему светит срок. Собрал манатки, подсчитал последние деньги и ударился в бега, напоследок сообщив приятелям, чтобы никто не искал и всем отвечали, что не знают, где он и что с ним. Рванул он куда-то за тридевять земель автостопом в направлении Сибири и до сих пор скрывается от правосудия, но где именно – неизвестно. Секир официально в розыске, но нам уж точно не придёт в голову разыскивать сбежавшего остолопа. Так его жизнь круто переменилась и превратилась в вечные бега и скитания из-за одной, перебравшей водяры, сволочи. Попутного ветра тебе, Секир, и удачи!

С первым компаньоном всё ясно. Как же поживает Влад Белкин? С ним дела куда интересней и загадочней. После похода к знахарке мы оба странно переменились, особенно он. Я-то разве что стал чуточку веселее, чаще улыбался, особенно, когда зудели нательные следы от хлыста. Белкин же изменялся день ото дня, как будто он, а не я прошёл очистительную церемонию, и бабка порола розгами его грешный зад, вытряхивая оттуда горы дерьма и засидевшейся нечести. Проштрафился Белкин не меньше, чем мы с Секиром, но воспринимал это парадоксально спокойно, гладко, с полным покаянием и принятием. Он перестал трудоустраиваться, часто бродил по ночному городу и о чём-то сосредоточенно думал, затем увлекся каббалистикой, читал священные книги, изучал буддизм, индусские ереси, брошюры про ясновидение и телепатию. А потом забросил всё это разом и перешёл к йоге – экспериментировал на себе, выучивая разные позы, пытался садиться на шпагат, растягивая связки, замирал в позе лотоса, повторяя священные мантры, постригся налысо и отращивал бороду. Мало кто узнавал в нём старого Белкина, да и я не узнал, когда увидел его, сидящего с томиком учения Кришны на поляне в Измайловском лесопарке, куда он пригласил меня поучаствовать в упражнениях. От упражнений мне пришлось отказаться, и Белкину я пожелал, чтоб тот вернул прежний облик, иначе ни одна продажная тёлка не отдастся ему, если он предстанет перед ней в просветлённом виде. Белкину же давно по барабану на женщин. Похоже, он даже завязал с рукоблудством и только читал мантры, погружаясь в медитацию, но до нирваны Белкин так и не дотянул. Будда с грехом пополам отвечал на его вопросы, а главный вопрос так и остался неразрешённым – Белкин искал смысл жизни и навострился обрести его в разных учениях и религиях, но нигде обрести его не получалось.

Каждое учение объясняло законы мироздания по-своему, но для Белкина эти объяснения не подходили. Многое не устраивало его в тех верах и писаниях. Что-то определённое не устраивало, но что конкретно, он объяснить затруднялся. Путём проб и ошибок ему ничего не оставалось, как обратиться в традиционное православное христианство. Бороду он слегка подравнял, но оставил, но шевелюру на голове отрастил густую и уже не походил на Кришну, а на среднеславянского мужичка а-ля молодой Гришка Распутин или Ермак вместе взятые. Но до Распутина ему далеко – не та потенция и не те возможности и связи. Скорее, походил на Емельяна, на того самого Пугачёва, за десять лет до восстания – это самое то. Обыденный крестьянский имидж – таким и стал Белкин. Даже одеваться стал проще: забросил «Армани» и «Гуччи» и перешёл на свободные одежды, штаны и свитеры, а когда непогода, носил старенькие, без лоска, плащи. Совсем забыл он о моде, как и о женщинах. Стал читать Библию и Евангелие, научился молиться и посещал воскресную службу. И всё говорил, что все мы под Богом ходим, всё по воле Господа и всё предрешено. И замаливал он сам грехи, а я думал, что на него наводится новая порча. Но удивительно особенная, так что до помешательства было недалеко. И пусть к Белкину не прилетали посланники неба и не нарекали его ангелом-хранителем, и он не бороздил космос, как просторы большого театра, но что-то не то в нём чувствовалось: он не отвечал прямо на вопросы, то и дело бросался в отвлечённые рассуждения о предназначении человека и зарождении матушки-Земли – всё заканчивалось выводом о внеземном разуме и нашем всеобщем покаянии.

Я решил, что крыша у бедолаги съехала окончательно, и поверил в старушечьи заклинания, что это она его повернула лицом к Богу, но слишком увлеклась. Боялся сам заразиться религией, старался меньше общаться с ним, отбрасывал от себя любые намёки религиозного фанатизма, ушёл в развратный загул, навлекая на себя новых чертей и всю прежнюю нечистую силу. Не даром, но спасся от заклинаний старухи. Бороды не отрастил, крестов не носил и воскресную службу не посещал – был вроде прежним земным грешником, но Белкина остановить не пытался. Убедился, что не справлюсь – не того полёта птица. Что давить на мировоззрение просветлённого?!

Вскоре произошёл самый загадочный поступок Белкина. Впрочем, этого следовало ожидать. Однажды, встретившись с ним за ланчем на Преображенке, он сообщил важную новость, что собрался уходить в монастырь, надумал постричься в монахи, сначала в кандидаты, а потом и в настоящего послушника. Собрался оставить с концами этот грешный мир, будет молиться в кельях за нас, грешников: за меня, разумеется, и за Секира, чтоб Господь прощал наши души и давал нам шанс на спасение. Не стараясь отговорить его, я всего лишь несколько раз переспрашивал, всё ли он хорошенько обдумал. Он отвечал слепо, твёрдо, без колебаний, как и подобает настоящему монаху. Точно Белкин переродился, и я даже почуял в нём верную святость. Точно монах, если не помазанник Божий. Я ощутил себя тварью дрожащей по сравнению с волевым и самоуверенным Белкиным. Кто знал, что так всё обернётся. В ту последнюю встречу он долго напутствовал меня, учил жизни, цитировал апостола Петра, читал отрывки из Евангелия от Матфея, а я слушал и не перечил, но не обещал следовать его учениям – я вообще ничего не обещал. Белкин отдалялся от меня безвозвратно, уплывая на белом корабле в небо, а я оставался на причале, врастая босыми ногами в мокрую землю, словно утопая в болотной трясине. И он сдержал обещание – постригся в монахи, уйдя в мужской монастырь на Валаамские острова. Там и обосновался, жил в смирении и полнейшем ограничении, но под Богом. Звонил в колокола, нёс службу, молился день и ночь, испытывая себя на прочность, а я потерял последнего компаньона.

Оставшись в одиночестве, мне задумалось тоже куда-то податься – то ли в бега, то ли в монастырь, но не в мужской, а в женский, то ли вовсе на необитаемый остров, где бы жил – не тужил, скрываясь от племени туземцев и подыскивая себе в жёны загорелую мулатку, чтоб общаться с ней на языке жестов. Но отрывать задницу с дивана равносильно полёту на Луну, и я предпочёл удариться в бутылку, благо бар был наполнен разными алкогольными изысками, и начал бы осуществлять этот нехитрый проект, если бы не спасительный звонок Фридмана. Он предотвратил меня от глубокого запоя и дал мне последнюю возможность зацепиться за этот мир. Спасибо прорицательному начальнику моей прежней конторы. Я всегда буду его нескончаемым должником.

Размышляя о прошлом и будущем, я добрался до своего отеля «Marth Moon» в престижном районе Гиндза. По пути я не наткнулся ни на одну достопримечательность и памятник архитектуры, по которому можно было догадаться, что я путешествую по легендарной восточной стране. Все было построено в жёстком урбанизированном стиле, чрезмерно по-западному, чрезмерно по-американски. Я как будто высадился в Нью-Йорке. И только узкоглазые улыбчивые лица и непонятные иероглифы на рекламных проспектах напоминали мне, что я ошибаюсь.

Отель «Marth Moon» представлял собой высокое здание, модное и современное пятизвёздное строение. От обилия шумной рекламы уставали глаза. На ресепшене низенькая японка долго проверяла мои документы, копошась в загранпаспорте и сверяя визу. Я успел предупредить её, что номер давно забронирован на моё имя. Само собой, по-английски, и само собой, милая японка изъяснялась на нём прилично, так что даже я разбирал. От моего пристального взгляда девушка смущалась и продолжала тормозить. Я спросил, долго ли мне здесь прохлаждаться? Она ответила, что не заставит меня ждать, и я продолжал стоять на месте с небольшим багажом: один чемодан да кейс – ничего такого, чтоб заставило меня остаться надолго.

Тур на острова предполагал завершиться за неделю – вот срок, в течение которого я обязан был уложиться. Иначе Фридман отправит меня на съедение австралийским крокодилам. По слухам, в его загородном особняке он держал целый бассейн кровожадных тварей, и когда наши сотрудники бесследно исчезали, кто-то пустил мысль, что они отданы в жертву зубастым аллигаторам, которых приходилось чем-то кормить, а Фридман, как настоящий еврей, экономил на чём угодно, в том числе на корме для безобидных зверушек. Отдаться в пасть рептилий – не самая приятная перспектива, то бишь придётся уложиться в срок и уломать новых токийских рокеров расписаться в контракте, чего бы мне это ни стоило.

Между тем, девушка проверила документы и даже успела ввести меня в базу данных. В забронированных файлах моё имя значилось согласно алфавиту.

– Извините за ожидание, – сказала она, сверкнув настоящей японской улыбкой, скромной и непорочной.

Я вспомнил про искусных гейш, что приходили ко мне в снах, и улыбнулся ей в ответ. Она смутилась пуще прежнего и опустила накладные ресницы. Я ощутил себя туристом-извращенцем, приехавшим в пуританский лагерь для совращения малолетних, и смутился сам. Взял вещи и без помощи швейцаров и носильщиков поднялся на лифте на тридцать шестой этаж отеля, где располагался мой номер, снятый ровно на семь дней со всеми задержками и непредвиденными обстоятельствами.

Пять звёзд – первое, о чём я подумал, расположившись на водяном матрасе.

Сервис обещал быть отличным. Первый раз мне довелось расположиться в гостинице экстра-класса. По раскрученным фильмам и литературе, я знал, что в Токио много средних гостиниц а-ля Love Hotel, где кочующие любовники без крыши над головой могли провести пару часиков и заняться отбойным сексом. Конфиденциально и недорого. Ни один фильм, что я пересмотрел, будучи далеко не фанатом японского кинематографа, не обходился без постельных сцен в постельных отелях, но мой номер не походил на отель любви. Но и сюда можно было заказать девочек, в этом я не сомневался, и мне уже было тошно и скучно, хотелось немного ласки, а ещё больше хотелось попробовать настоящую гейшу, что я и обещал себе ещё перед отлётом. Японок у меня никогда не было. Только негритянка из университета Патриса Лумумбы – и то по пьяни и давным-давно, что я даже не ощутил никакой разницы – это всё беззаботные студенческие загулы. Что негритянка, что молдаванка – анатомия одна и та же, и ощущения одинаковые. Видимо, я был тогда сильно пьян и не уловил различий, а они точно были, но я их не раскусил. Исправиться должен был здесь, за тысячи километров от дома. Как человеку свободному, мне можно всё, и я успел пофантазировать о грядущих наслаждениях в объятии двух узкобёдрых красоток с маленькими грудями и пухлыми щёчками, но изнывающе-ноющим лоном.

Однако делу время, а потехе час. И я оставил пустые фантазии. Повалялся на кровати, побродил по комнате, проверил исправность душа. Разложил кейс, достал бумаги и прочитал условия договора, телефоны, электронку партнёров и прочую лабуду. Затем разложил вещи из чемодана – сперва вытряхнул всё на кровать, а затем, не спеша, убрал в ящик и кое-что запихнул в шкаф.

Включил телевизор. В ушах зазвенела японская тарабарщина, и замелькали быстрые картинки и с сурдопереводом. Сбавил громкость, разделся, оставшись в одних боксерских трусах. В номере душновато, и я нащупал кондиционер, включив его на полную мощность. Полчаса наслаждался прохладой, пощёлкал каналы и вырубил ящик на фиг – всё равно ничего путного там не шло, а я ни хрена не разбирал, ни единого слова.

После горячего душа мне следовало позвонить местному продюсеру и доложить, что я прибыл к ним в расположение собственной персоной. Непонятно, почему они не удосужились встретить меня в аэропорту, как дорогого далёкого гостя, и не вручили мне не хлеб и соль, а рюмку саке и суши на палочках. Но я не собирался обижаться, так как не обидчивый и не подписывался, чтоб меня встречали у трапа самолёта, сажали в чёрный лимузин и с кортежем увозили на банкет в честь моего долгожданного появления.

Что я знал о японском шоубизе? Ровным счётом ничего. Собственно, я даже название группы никак не мог запомнить. «Scull sun» – черепа солнца. Кто придумал это тупое название? Назвать группу так – всё равно, что похоронить заживо. Удачно бедолаги выбрали английское имя, чем грешат и наши команды, наивно полагая, что назовись они на западный манер, качество их саунда увеличится – полная дурь и блажь. Название америкосовское, а звучание наше, допотопное – полнейший отстой, какой никаким программированием не исправишь. То ли дело японские исполнители? Сравнить было не с чем, и я почитал заметку, что-то типа релиза на японских рокеров. Получилось весьма занятно.

Группа «солнечных черепов» считалась молодым талантливым коллективом, завоёвавшим славу в японских городах в течение последних двух лет. За плечами у них два альбома: один, разумеется, дебютный и широкого успеха не принёс, а второй – англоязычный, настроенный на покорение материков и всего «Дикого Запада» (не хило раздули губы). Группа играла поп-рок (в духе рокопопса Мумий Тролля – видимо, у него и научились), собирали лилипутские стадионы и считались самой перспективной командой за последнюю пятилетку, но на западные рынки они ещё не выходили, а продюсеры не видели в них толстого сундука с долларами (Фридман увидел и рискнул) и не спешили предлагать контракты и выпускать альбомы сумасшедшим тиражом. Поп-рокеры не отчаивались и продолжали довольствоваться местной популярностью. Фанатки не давали покоя, ведь они именовались локальными суперзвёздами, но до настоящего успеха им ещё пахать и пахать. Их продюсер, господин Реке Мисима, смотрел на вещи более трезво и согласился на попытку (утопическую, на мой взгляд) раскрутиться хотя бы в России, а там как попрёт. Их самый забойный хит вовсю крутился на центральных музыкальных каналах в Токио и в Москве.

К раскрутке подходили серьёзно. Фридман успел вложить в них много бабла, так что привезти их нужно обязательно. Да и уважаемый господин Мисима соглашался на любые условия, а все проблемы были улажены ещё до моего вылета (иначе босс не доверил бы мне эту затею). В общем, по релизу – ребята многообещающие и талантливые, в чём мне предстояло убедиться или опровергнуть лично. Звучит глупо, но я даже не видел ни одной рокерской физиономии, как не видел и Мисиму и даже ни разу не разговаривал с ним по телефону. Загадочная японская группа в загадочной стране – что может быть любопытнее?! Мне предстояло привезти их в Россию. И я торжественно почувствовал себя Мессией, а точнее, Калифом на час. Что может быть приятней?!

Корявым английским Мисима владел. Об этом зарекался и Фридман, почему и оставил меня без желанного переводчика, а я представлял образ голодной очкастой бестии с красным дипломом ин-яза, за плечами которой годы спального одиночества и тонны нерасплёснутой страсти. И в этом Фридман подкачал, а я так надеялся на служебный роман без обязательств и последствий, отчего и грезил впоследствии сырыми худосочными гейшами.

Я набрал его офисный номер, лениво нажимая на кнопки гостиничного телефона. Гудки долго усыпляли слух, но типично писклявый тембр всё равно ответил. Я представился и попросил к телефону господина Мисиму. Со мной разговаривала секретарша. Подражая автоответчику, она автоматически попросила меня подождать. Мисима появился внезапно, с тем же писклявым тембром, как у автоответчика. Его хвалёный английский оставлял желать трёхгодичного обучения с начальной программы, и я изрядно поднапрягся, чтоб разобрать приветственные речи и похвалу. К его чести, моё произношение аналогично не особо отдавало оригиналом, и Мисима, точняк, напрягался не меньше меня. Но мы не собирались ссориться и заказывать переводчиков, а мило и учтиво побеседовали.

Услужливый Мисима пригласил меня к себе в студию, на что я тут же согласился и записал его контакты, но Мисима согласился заехать в отель и лично отвезти меня в свою музыкальную цитадель. Восточное гостеприимство в действии. Фридман снова не подкачал. Мисима обещался подчалить к восьми. Свободного времени навалом, и я навострил лыжи, чтоб побродить по центру Токио и устроить себе мини-экскурсию в свободном стиле без навязчивых гидов и советников, чтоб быть предоставленным самому себе.

Я собрался, оделся в спокойные выдержанные тона и отправился прогуляться. На ресепшене принимала гостей другая девушка, но она тоже проводила меня причудливым взглядом, улыбнувшись почти как та первая, а я вышел на улицу и гадал, как японки научились так одинаково улыбаться.

Улицы города встретили меня оглушающим гулом машин, шумом автострады и нескончаемым потоком толпы. Я и раньше представлял, что город переполнен, но не представлял себе, чтоб настолько. Пошёл по Гиндза пешком, наудачу, натыкаясь на прохожих и витрины магазинов и административных зданий, косился вверх, заглядывая в вершины небоскрёбов, рискуя свернуть себе шею, в лучшем случае – пару шейных позвонков.

Мимо мелькали разные причудливые персонажи. С накопившимися проблемами, увлечениями, обыденностью и надоевшей теснотой. На обочинах тусили молодые хиппи с ирокезами на башнях и с проколотыми носами – типичные фанаты моих подопечных, только они и слушают такую фигню, и я бы не удивился, если бы из их наушников звучали хиты «солнечных черепов» – как я давно умудрился их прозвать. Всё смотрелось предсказуемо. Вкусы урбанизированных тинейджеров мало чем отличались по всему миру, а вкусы токийской молодёжи тем паче. Молодёжь во всём мире одинакова, воспитанная американским фастфудом и поп-культурой. И пусть детишки казались рокерами, но от рокеров на них всего-навсего кожаная куртка, кастет, банка Вермута и парочка дешёвых причиндалов, а дети – они и есть дети. И слушают по ночам чокнутую Бритни Спирс и Пусикет Доллс, как бы не зарекались в обратном.

Пройдя несколько километров, я заметно устал. Небоскрёбы не кончались, давя на меня размерами. Вглядывался в толпу и заметил, что офисные здания заканчивались. Спустился в метро и промчался вихрем, минуя Мегуро, Одзаки и десяток труднопроизносимых станций. Поднялся на поверхность и попал в шумный торговый квартал. Женщин стало заметно больше, и они пролетали мимо, как тополиный пух в начале июля, и они были симпатичнее офисных крыс и модниц. Что и говорить: следят за собой и пытаются понравиться окружающим, особенно мужчинам. Мимо мелькало много европейских лиц, и я ощутил себя космополитом в гостях у древней метрополии, почти не различая японскую речь. Мимо меня проскальзывали приветливые американцы и сердобольные французы, и задорные латиносы, а где-то слышались и русские оклики. Я стал частенько оборачиваться и обличать ядерную смесь французского с нижегородским.

Остановился у входа в торговый центр, купив себе в палатке дорогой по столичным меркам хот-дог с кетчупом и острой корейской морковкой. Озираясь, как голодный пёс, на огни билбордов, я всматривался в лица спешащих дам. Некоторые из них опасливо оглядывались, а я посылал им скрытые мимические сигналы и почти всегда успешно старался угадать, кто из них никогда не испытывал на себе телесного мужского общения, кто давно скучал, кто прозябал в замужестве, а кто совсем ничего не хотел, удовлетворяя себя в ванной или вовсе посылая миру ледяную фригидность. От подобных женщин я привередливо отворачивался, ведь они обжигали меня холодностью и скукой.

Как в кадрах киноплёнки, мелькало много европеек. Кудрявые блондинки и брюнетки, стриженные под каре, как будто десант Старого Света высадился на острова, чтобы колонизировать всех узкоглазых аборигенов.

Внезапно сердце торкнуло, чуть не вырвавшись из груди.

Я увидел её, те самые черты, что хранились в глубине моих снов и запечатлелись на хранимой в портмоне фотографии.

Я наткнулся на неё.

Я увидел Лизу…

Отбрасывая все грани разумного, мой взгляд привлекла девушка в невесомом оранжевом платьице, бесстыдно похожая на потерянную любимую.

Я всё ещё верил в призраков, а призраки преследовали меня и здесь.

Это была она…

Выбросил хот-дог на мостовую и, рискуя быть пойманным за невежество и угрозу окружающей среде, как невоспитанный рашен мен, захламляющий не без этого грязный город, я побежал за призраком… Призрак удалялся в потустороннюю реальность, скрываясь за ближайшим углом.

Я перебежал дорогу на красный свет, отпрыгивая от предупреждающих гудков. Японцы останавливались, а некоторые особо впечатлительные зеваки фотографировали мои скачки и удачные извороты. Ни одна машина меня так и не сбила, и я заслужил аплодисменты группы скучающих туристов с цифровиками. Вечная национальная особенность – фотографировать всё, что ни попадя, а я как раз оказался примечательным экземпляром, словно редкий вид в тропичесикх зарослях или музейный экспонат в рубрике «наследие эволюции». Человек неразумный – хомо сапиенс. Вольный перевод в японских иероглифах.

Мне плевать.

Продолжаю бег с препятствиями, чтоб остановить мгновение и догнать исчезающий призрак Лизы. Врываюсь за угол – впереди единственный коридор, и где-то там за ним скрывается моя сбежавшая мечта. Рвусь туда, перепрыгивая через мусорные баки, не боясь упасть и заблудиться. Люди расходятся, прижимаясь к стенам, чтоб не сбить меня и чтоб не покалечиться случаем о мои ревущие ноги-скороходы.

– Осторожней! – кричат мне вслед зеваки.

– Сумасшедший! – пищат другие.

– Он похож на вора!

– Вызовите полицию!

Но я не останавливаюсь и мчусь дальше. Мне чудится, что я задеваю краем глаз её ускользающее платье и локон волос, значит, надежда ещё есть, и я бегу дальше. Пробегаю каменный коридор между двух зданий со спящими бомжами, затем крытый тоннель и оказываюсь на противоположной стороне площади.

Свет прожекторов ослепляет. Шум машин оглушает. Никаких признаков сбежавшего призрака, никаких подсказок от Лизы. Потерял или обознался? Она скрылась в толпе, оставив меня в раздумьях и приступе нескончаемой отдышки. Сердце вырывалось из груди, а пульс бился в двести ударов, когда я облокотился на стену и слился с монументами зданий, чтоб так же раствориться в городе, как мгновением раньше растворилась в нем Лиза…

Меня никто не замечал, словно я никому не нужен. Так и есть. Полицию так никто и не вызвал, да и зачем? Я всего лишь пробежался по-спринтерски и никого не тронул, а брошенный хот-дог – всякое бывает. Кто докажет, что он попросту не выпал из моих рук, а урны поблизости не оказалось. Я не заметил, как он упал – так был заворожён красотой города, а на самом деле – заворожён красотой потерянной возлюбленной.

Не приходя в себя, ещё как следует не отдышавшись, я достал её фотографию и сверил с памятным ликом. Нечто совпадало, нечто нет, но что-то объединяло два лика и связывало – некая общая судьба, некая общая сущность, что связывала обоих.

Без сомнения – это была она. Или я сошёл с ума и рехнулся рассудком на улицах города в районе Адзабу. Одно из двух. Нам выбирать не приходится. Одно другому не мешает. А с ума я сошёл давно, и никакая старуха не смогла вытрясти из меня эту силу. Та сила крепче. От неё не избавиться, каким бы зловонным ни ощущался отвар, и как сильно ни хлестать кровавыми розгами – всё бессильно по сравнению с судьбоносным и самозабвенным появлением моей сладкой девочки. И с таким же фатальным исчезновением.

Все бессильно…

Убрав фото обратно, осмотрелся кругом и не придумал ничего разумнее, чем посидеть в тихом кафе и утолить жажду, что появилась самым естественным образом после колоссальной пробежки. Следуя за привлекающими вывесками, я остановился на одном непритязательном заведении, где можно выпить зелёного чаю и полистать газеты.

Семейная обстановка с релаксирующей музыкой убаюкивали мой пульс. Я уселся у окна и стал прилизывать ладонью волосы, что успели взъерошиться как у токийского панка. Платком я вытер лицо, наблюдая как с него капал пот. Не хватало лишь чего-нибудь выпить.

Очень кстати подошла пухленькая деточка лет шестнадцати от роду, в мини-шортиках, обнажающих её неповоротливые и бледные бёдра. А на устах та же фирменная улыбка, но я уже не одаривал её в ответ. Дурацкая церемония начинала надоедать. Попросив холодного чая и бенто, я отпустил её с миром. Долго задерживать эти жирные бёдра не имело особого смысла. Пусть идёт в фитнес-клуб или продолжает увлекаться пончиками. Мне пришла идея оставить запись в жалобную книгу, посетовав на некачественный персонал, но я отбросил эту затею, посчитав её слишком дерзкой, тем более для гостя Токио, прогуливавшегося по центральным кварталам всего первый день.

Толстушка появилась незамедлительно, а я даже не поднял на неё глаз.

– Пожалуйста! Приятного аппетита, – промямлила она, безошибочно разглядывая во мне заблудившегося туриста.

– Аригато, – ответил я, смотря себе под ноги.

– Что-нибудь ещё?

– Нет.

– Приятного аппетита, – навязчиво повторила деточка и, наверно, вновь сверкнула круглой попкой, но я уже её не рассматривал.

В зелёном чае плавали исчезающие льдинки.

Я налил себе полную до краёв чашку и опустошил её одним залпом, а затем повторил процедуру. От моего усердия даже льдинки не успели растаять. Пришлось звать на помощь. На сей раз ко мне подошла другая, что было необычно, ведь клиента держит одна и та же пигалица, а тут, верно, всё наоборот, или администрация кафешки вняла моим мольбам, и, пока я пил чай, успела уволить ту жирдяйку, сделав поучительную запись в её трудовой книжке. Новая девочка так же отличалась особой молодостью и выглядела приличней, если б не подростковые прыщики на её желтоватом лице.

Мне оставалось лишь повторить заказ и добавить пару пирожных. Девочка меня вновь не удовлетворила. И она не походила на гейшу. Ни одну я бы не соизволил пригласить на свидание. Всё не то. Всё не то. Обеим девчонкам учиться и ещё раз учиться, как напутствовал вечный вождь. И я даже не сравнивал их с Лизой.

Ad Сalendas…

Куда им до подобных сравнений, пустые девчонки…

Рядом пылились блестящие рекламные журналы. Чтоб отвлечься и позабыть страшненьких сумасбродок, я взял пару экземпляров и принялся перелистывать их в такт умиротворяющей музыке. Закусывал сладкими пирожными и даже несколько успокоился. Пульс был ровным, и я его не ощущал, а сердце взяло передышку и отложило отрыв от груди, дав мне возможность пожить неопределённое время в целости и сохранности и, может быть, завершить задуманное. Умирать до подписания контракта с Мисима было бы совсем глупо. Неприлично думать потом, что Фридман до конца своих дней будет считать меня тупицей и последним московским лузером. Я жаждал исправиться и показать зарвавшемуся старпёру, на что я ещё способен, чтоб поднять репутацию. Жить-то нужно потихоньку, и неприкаянное сердце сжалилось надо мной. Как же иначе?..

Листаю журнал, наслаждаясь чаем и распакованным бенто. На глянцевых страницах разукрашенные японки в традиционных кимоно с намалёванными щеками и острыми спицами в завитых волосах – красиво. Вот превосходные гейши, которых я так искал. Но они – порождение японского гламура, а где же настоящие? Листаю дальше. Появляются европейские личики – модели с разных стран на разворотах одного токийского глянца. Интересно. Рекламируют бижутерию и летние сумочки. Перелистываю, задерживая взгляд на идеальных формах манекенщиц, касаюсь краем пальца угла страницы и задерживаю взгляд, впиваясь в девятый листок.

Что это? Невообразимо. Мой ошеломлённый взгляд приковывают её глаза…

Вижу её. Снова она очаровывает меня пристальными зрачками, и я, как под гипнозом, не в силах оторваться. Немыслимо и невообразимо.

На девятой странице я вижу Лизу – она стоит в полный рост в импозантной позе. Зажмуриваю глаза и вновь широко поднимаю брови – она!

Santa sanаtoria! Застывшая в печальной улыбке, она зовёт к себе!..

Как когда-то. Но это не обман – это настоящий журнал, почти что живой. Нет! Это поистине живые страницы с моей ненаглядной Лизой. Я поражён, а она стоит в голубом жакете и весенней юбочке по колено – скромненько, но со вкусом. И только глаза выдают её существо, её очи подмигивают мне невидимым касанием ресниц, а я подмигиваю в ответ, но уже в реальности.

Слеза накатывается в ложбинку. Мне одновременно хорошо и плохо. Я одновременно в раю и в аду. Всё перемешалось. Всё переплеталось в моём сознании, заставив впиться в токийскую картинку. Я вцепился в неё, как рысь в поверженную лань, ни за что не собираясь отпускать. Я не думал, что призраки могут фотографироваться, да так чистенько и гламурно выходить на снимках. Но Лиза не простой призрак – уникальный, вездесущий и настоящий, как этот самый журнал. И она снова права, она жива и где-то здесь, рядом, в пространстве миллионного города.

Ждёт меня, хочет, чтоб я обрёл её… Хочет меня…. Моя чудесная Лиза.

Наглядевшись вдоволь до рези в глазах, складываю журнал пополам и убираю в карман. Отныне я с ним не расстанусь. Как много потусторонних явлений – её взгляд в толпе, журнальная фотка с грустной, призывающей улыбкой – и это уже не артефакты. Это целый лейтмотив моего путешествия. И я отчаянно решаюсь идти на поиски, но с чего начать? Неизвестно. Готов вновь забросить дело и наплевать Фридману в душу. Пусть катится со своими япошками и деньгами куда подальше, когда здесь возрождается моя голубая мечта в образе Лизы в прекрасном голубом жакете. Моя старая сладкая девочка как прежде сверкнула новизной и запечатлела себя на рекламной обложке. Чудесам никогда не суждено завершиться. Вот её лучший подарок, её открытие, её дар, с которым мне не суждено расстаться. Я буду спать с ней, положу рядом или под подушку, или гораздо приятней – подложу под себя. Мы проведём столько дней и ночей, что они станут новым медовым месяцем, миновав давнюю пропасть, и сотрут полосу поиска и безнадёги.

Здравствуй, Лиза! Я пришёл за тобой.

Журнал хранился в кармане, а я оживился и одновременно заволновался. Выход один – настроиться на её появление и ждать.

Воскрешение непременно случится.

Отядзукэ – рис с чаем, на последний десерт, пришёлся по вкусу. Проглотил его, не заметив, но зато разобрал впечатляющий вкус. Сегодня мне особенно нравилась японская кухня. И даже несуразные малолетки смотрелись на удивление симпатично, будто я не замечал прежних недостатков.

Не следя за часами, я умудрился отстать от времени. Давно следовало быть в номере и готовиться к приезду Мисимы. В два счёта я собрался, оставив щедрые чаевые девчонкам, как бы благодаря их за бесценный подарок. Остановился и схватил ещё несколько журнальчиков, чтоб на всякий случай, чтоб прозапас, чтоб уникальные снимки любимой никогда не старели и не утрачивали первоначального блеска.

Пешком добираться назад чрезвычайно рискованно. На метро шумно и обыденно, и я влетел в первую попавшуюся легковушку, что донесла меня вихрем до отеля. Но я опаздывал и пробежал, как заяц, мимо ресепшена, не ответив дежурной улыбкой.

В номере вытряхнул все журналы, содрал её фотку и спрятал в пиджак, нырнул в душ, чтоб не опоздать и не выглядеть перед Мисимой придурковатым зарвавшимся парнем из далёкой России. Нужно быть начеку и подать себя в выгодном свете, чтоб он не посчитал меня за простачка, и мы в итоге не продешевили. Я был уже в форме и готов воротить горы. Никто бы не отважился мне мешать. Какой там продюсер Мисима? Я раздавлю его одним пальцем, как блоху из бедных кварталов. Я чувствовал себя великаном и человеком с большими возможностями типа Спайдермена или Хэнкока, но совершать глупости, как второй герой, я не собирался, потом у предпочёл превратиться в человека-паука – так надёжней.

…Разодетый тип, похожий на продюсера Мисиму, встречал меня у парадного входа, когда я ещё не успел покинуть фойе отеля. Я выбежал, не успев толком завязать галстук, но не забыл прихватить портфель и добытые снимки – на удачу.

– Приветствую, – чуть наклонился усатый японец, одетый с иголочки.

– Добрый вечер, – ответил я, внимательно оглядев токийского стилягу.

Великолепный костюм светлого металлического оттенка и золотой галстук сидели на Мисиме отлично, даже слегка вызывающе. Шикарный вид – ничего лишнего. Вызывающе, но это ему не мешало. Тонко выбритые усики и пряный солярный загар говорили, что японец очень следит за собой. Иначе невозможно.

За его спиной нас ждал автомобиль. Дорогая «Toyota», за рулём которой сидел его личный немой водитель.

– Как добрались? – спрашивал он меня в салоне.

– Хорошо! Успел осмотреться, – говорил я, привыкая к холодному кожаному покрытию заднего сиденья.

Сам господин Мисима уселся спереди, и это меня немного раздражало, что он не хотел поговорить со мной с глазу на глаз, но я уверял себя, что и он немного волнуется, оттого-то он часто оборачивался и улыбался. Но не так, как улыбались девушки. Улыбка Мисимы была слегка виноватая и кривая, что означало, что он не справляется с волнением, либо что-то скрывает. Для меня предпочтительней первый вариант, да и скрывать ему, собственно, нечего. Его остолопов из «Scull sun» мне предстояло увидеть лично, организовав им внеочередное прослушивание.

Напыщенный и навороченный Мисима не удержался и включил диск подопечных. Сразу так резко, что оглушил! Рискнул, но японцы вообще рисковый народ, раз любили поиграть с харакири, да и Мисима походил на Якудзу. Я бы предпочёл увидеть в салоне меч или прочую атрибутику славной японской мафии. Даже если бы Мисима сделал себе харакири и забрызгал кровью салон, я бы глазом не моргнул, а только похлопал в ладоши и добавил: «Как классно у тебя получилось, Мисима, совсем как в кино!» Но Мисима не спешил разрезать себе пузо по средней линии остриём меча, и пузо у него не казалось тощим на вид. Молодой – лет тридцать (даже я старше), и меча в салоне не наблюдалось, то есть трюк с харакири не полагается.

Жаль…

Зазвучали позывы его подопечных. Я прислушался: начинался отбойный рок в стиле «Sex Pistols», а потом он стал похож на ранних «Cardigans», или даже где-то даже намечались мотивы Кипелова, а местами «Би-2». В общем, полная эклектика – ничего не разобрать. Чего-то нового, первозданного, стильного не услышал, но я и не Троицкий, чтоб скрупулёзно препарировать музыкальный продукт. Не критик, не музыковед, а всего лишь промоутер, поэтому не озвучивал свои претензии и соображения, а слушал, не фыркая. Почти завывал в такт саунду и сам кивал в такт Мисиме, который затейливо припевал их хиты и продолжал оборачиваться, как будто умоляя меня сказать несколько благодарственных слов и поощрить подопечных, то бишь и его самого, ведь это его стопроцентный проект. Мисима сам вырастил этих оглоедов и является их отцом-основателем. До Моховского Мисиме далеко: молод, не так образован, местами смешон, напыщен, как петух, но чертовски обаятелен. Он нравился мне всё сильнее. Моховского же никому не суждено переплюнуть.

Прослушав пять песен, Мисима выключил диск и обернулся.

– Ну, как? – спросил он, ожидая услышать комплименты, но никак не критику.

– Недурно, – отозвался я, – особенно гитарное соло. И вокал хороший. В общем – гуд! – успокаивал я его, и Мисима начинал светиться сияющим нимбом.

Ну что ж, пусть порадуется. Неизвестно, что ждёт его на материке, а япошкам эта музыка явно нравилась.

– А аранжировки? – продолжал расспрашивать Мисима.

– Пойдёт. Не разбираю каждую ноту, но нашим понравится. Есть что-то вольное, дух свободы. Знаете, наши рокеры любят свободу. И кого ни возьми, каждый отыщет в ваших парнях этот дух – он точно есть. У нас какие мотивы? Бескрайние поля и дороги, не говоря о дураках (но это он явно не оценил). Мне сложно рассуждать, как ваши музыканты ухватили этот дух, ведь вы живёте на маленькой территории.

– Да, тесновато, а куда расширяться? Со времён императора Тэнно и принца Сётоку мы не расширялись. Вот если бы ещё парочку островов, – намекал жадный японец про курильскую гряду, но я вовремя остановился.

Разговор переходил на политическую тематику, и я не шёл на обострение конфликта. Пришлось быстро прекратить прения про дальние дали и национальные особенности.

– Качественная музыка, – уверял я. – Не терпится познакомиться с группой лично.

– Славно! Знакомство близится, – обещал Мисима. – Два года я возился с ребятами. Столько денег вложил. Столько сил! Мы не раз побывали на вершине национального чарта – сразу два наших хита взлетели на пьедестал почёта и оставались там сравнительно долго. Первый хит – три недели, а второй почти месяц. Нас знают в каждой квартире. Спроси любого подростка, и он ответит: «Scull of sun – мои идолы». И именно я приложил к этому руку как никто другой. Повторюсь – нам тесно на островах, тут мы вдоволь срубили бабла и хотим попытать счастья на Западе. В России большой рынок – отличная идея объединить усилия. Мы пробовали в Китае, но там потерпели провал. Там царит жестокая конкуренция – мы не пускаем китайских артистов, они не пускают наших. Сначала не верил в это, думал, что своя группа прокатит?! Нисколечко. Политическая воля и цензура задушили мой проект. С Китаем мы провалили, а на серьезные рынки Европы и Америки мы пока не готовы. Нам есть, к чему стремиться, а Россия – это тоже наша мечта.

– Дело за малым, подпишем договор, и добро пожаловать, – говорил я, уверяясь, что группа этого балабола полная фигня. – Новым проектам у нас сложно, уйдёт время на раскрутку и пиар. А в Китае только Витасу повезло, если вы о нём слышали. У него есть жабры, и он умеет гипнотически действовать на зал своим уникальным голосом. Кстати, вы в курсе, что ваше видео уже ротируется на двух музыкальных каналах нашей страны?

– В курсе! Я оплатил половину эфирного времени, а вторую половину – господин Фридман. Не слышал, чтоб она попала в хитпарады, а Витаса я слышал – это неформат.

– Всё постепенно, – обещал я, предполагая, что этому видео не суждено даже затесаться на последнее место.

Откровенно дурацкий клип получился: четверо молокососов стоят на вершине горы и выплясывают там отбойный рок-н-ролл.

На второй нарезке много облезлых японских сучек, измазанных в грязи. Они купаются в глубокой луже, борясь друг с другом как на ринге в боях без правил, но вместо арены – куча дерьма. Мальчики поют, надрывая глотки, а девочки тискаются внизу, утопая в жиже – жёсткое видео, по-рокерски так, а потом мальчики и девочки меняются местами – типа как перевёртыш. Девочки устремляются вверх и бренькают на гитарах и барабане, но уже чистенькие в стильных кожаных куртках, а мальчики вваливаются в грязь и начинают гасить друг друга, а потом все перемешиваются, и видео подходит к финалу.

Какой здесь сюжет и какая мораль – судить зрителю. Но лично мне показалось, что суть клипа в том, что всё может поменяться в жизни. Сегодня ты у руля и оторвался высоко вверх, а завтра в полном дерьме и снова начинаешь бороться за место под солнцем. Клип примерно об этом, да и песня, судя по тексту, не отличается от сюжета видео, так и называясь «Успех и провал» – в моём вольном гоблинском переводе. Но после двух просмотров интерес к клипу пропадал, многим хотелось переключить кнопку, а в целом забавно. Для молодой команды терпимо.

Сами уродцы из великолепной токийской четвёрки были смешные: косые, страшненькие, совсем как забитые и затюканные рэперы из бедных чёрных кварталов. Им бы ещё читать речитатив или убойный гангста-рэп, но чуваки считали себя рокерами, а рэперов презирали и вели с ними информационную войну. Ну а клип так себе – под пиво потянет, но до хит-парада далеко. Требовался новый шлягер – не менее забойный, но снятый более солидным и дальновидным клипмейкером. Я даже готов был предложить японским коллегам пару наших имён. На языке даже крутился Бондарчук, но следом вспомнил, что он давно перешёл на полнометражные высокобюджетные картины. Так сказать, ударился в большое искусство и снимает блокбастеры, а клипы – это как бы так, в эпоху безденежья, как необязательный калым. Но точно он бы им снял клёвое видео с запоминающимся сюжетом, с потрясными тёлками или даже без тёлок, и тому подобное, который бы хотелось смотреть ещё (что без тёлок весьма сомнительно), и от которого сложно устать, и точно не мозолил глаза – вот такое видео требовалось от «черепов солнца», а не байда про скалы и грязь – это банально, не для зажравшейся российской публики.

Мисима уже не оборачивался. Шея давно затекла от частых поворотов на девяносто градусов. Дальше физиологические барьеры не позволяли.

– Как вам Токио?

– Отлично. Очень современно.

– После реформ Мэйдзи всё стало современным.

Но я понятия не имел, кто такой Мэйдзи, и чем он знаменит.

– А у вас кто в лидерах в музыкальном плане? – спросил Мисима, застав меня врасплох.

Я не готовился к подобным расспросам, не следил за сводками чартов, еле-еле выйдя из запоя, и отправился в рейс, допивая в самолёте огуречный рассол. Требовалось что-то брякнуть. И ничего не ответить Мисиме нельзя – знак полного невежества и непрофессионализма.

– У нас всё меняется каждый день, – начал я неопределённо, – сегодня один, завтра другие. Постоянства нет. Боюсь, имена вам ничего не скажут. Ну, кого вы сами назовёте?

Мисима не стал оригиналом.

– Так… – задумался он, – Тату, Билан…

– Угу, но они уже старые проекты. Ими никого особо не удивить, – вальяжно высказался я.

Так я и предполагал, что Мисима назовёт эти бренды. С первым всё понятно, а последний недавно вошёл в историю, привезя в Москву «Евровидение». По-настоящему крутых проектов Мисима не обозначил. Честно признаться, я их особенно и не знал. Фридман не прочитал мне урок о развитии современной поп-индустрии, а я последние годы занимался корпоративами с западными звёздами. Куда мне, небожителю, следить за развитием отсталой отечественной эстрады.

– У нас по тв редко крутят российские клипы.

– Разве?

– Ага.

– Мы можем изменить ситуацию.

– Постараемся! Уважаемый, господин Ластов, вы точно не разочаруетесь в моих парнях. Рокеры они что надо!

– Как вы это определили?

– Настоящего рокера видишь издалека. Поверьте, когда-то я тоже играл подобную музыку.

– Вот откуда ваши предпочтения.

– Да, все из детства.

– Что же передумали?

– Не настолько талантлив. Понял, что выгодней заняться другими, чем собой. Критика к себе есть, а мои парни гораздо талантливее меня. Последние романтики рок-н-ролла. Настоящие алмазы…

Студия Мисимы располагалась на юге Токио. Я легко затерялся и не соображал, куда катит его «Toyota». Мы остановились около трёхэтажного особняка среди частных владений. От центра далековато. Мы притормозили, и Мисима первый выпрыгнул из машины и учтиво помог мне выбраться. Нас никто не встречал. Ребятки тренировались в студии, оттачивая свои райские голоса. Машина двинула дальше, скрывшись за воротами гаража, а Мисима повёл меня внутрь особняка.

Не успев разглядеть гостиную, мы сразу спустились в подвал, где и располагалась просторная студия, а жилые убранства располагались наверху.

«Мой дом – всё, что я сумел заработать» – говорил Мисима, точно лукавил. Привычки и напущенная псевдоскромность всех продюсеров одинаковы.

Его банда записывала свеженький трек, находясь на репетиции. Мисима, не раздумывая, познакомил нас, отключив им звук.

– Эй, парни! Стоп! Принимайте – это господин Ластов, прилетел из Москвы, чтобы пригласить нас открыть нашу музыку на просторах России.

– Круто! – прозвучал один паренёк из четвёрки, долговязый, небритый и слегка побитый чувак весь в зелёных татуировках.

– Привет, парни! – я поднял вверх ладонь.

Мой жест понравился им, ведь и я поздоровался искренне. Ребятки меня забавляли.

О первом долговязом перце по имени Хако я обмолвился. Другие так же смотрелись весьма интересно. Второй – самый толстый, был, разумеется, барабанщиком. На что-то другое не годился изначально и однозначно, а петь ему никак нельзя. Он высиживал яйца с голым толстенным животом и тарабанил палочками. Звали его Чак. Почему так – он не распространялся. Третий рокер по кличке Акула считался солистом, а я вспомнил его по клипу – это он надрывал связки, крича с вершины горы, как подобает солисту. Самый симпатичный из всей братии, но сутулый и неуклюжий – не артист, господа, не артист. «Прирожденный рокер» – вспомнил я уверения Мисимы. Четвёртый обормот называл себя Юка, самый флегматичный и невзбудораженный тип из всей четвёрки: то ли обкуренный, то ли с рождения тормоз. На нём меньше татуировок и одет проще, без рок-н-рольного налёта и андерграунда сальности. Но волосы отрастил длинные, заплетённые в косу и окрашенные в сине-розовый цвет. Юка бас-гитарист, но по клипу я его не вычислил. Дело в том, что он недавно влился в коллектив – новичок, а прежний участник бойз-бенда, как сообщил Мисима, лечился в наркологической клинике. Его успели выгнать из группы за вечные прогулы и непрофессиональное поведение. Чего вы возьмёте с подлинного рокера? Где рокер – там пойло, наркотики и шлюхи. С наркотой тот чувак явно переборщил, ну и хрен с ним. Нашлась замена. Флегматик Юка не торопился повторять ошибки первого собрата, на что и рассчитывал продюсер.

Им всем пора подлечиться, подумал я. Впечатление парни оставляли нечёткое, непонятное. Кроме забавы и насмешки – почти никакое, но для токийских подростков сгодится. Пришлось взять половину слов обратно, поймав себя на мысли, что слишком строг к дитям рок-н-ролла. Все артисты, когда они без грима и напущенного пафоса, выглядят невзрачно, так что я желал от них невозможного. Чуваки как чуваки – таких много. В любой неформальной компании и в метро подобных фриков навалом. Мисима постарался и отобрал самых достойных и преданных рокеров.

Это его проект, и он за него отвечает, а наша задача – двинуть их на необъезженный рынок, а уж как они там покатят – зависит исключительно от их мастерства. Если, конечно, он имеется, и имеет смысл употреблять это слово в подобной компании. Уместно или нет? Пока неизвестно. Поживём – увидим: ловкий пиар и умелая ротация ещё и не таких дебилов раскручивали. София Ротару одна на миллион, а кушать хлеб с маслом хочется многим, как и группе ультрамодных кислотных поп-рокеров «Scull sun». Почему бы и не т..?

– Нравятся? – спросил Мисима, скрестив руки за спиной. – А как поют! Как соловьи!

– Посмотрел бы вживую, – предложил я.

Мисима отвечал за базар.

Беспрекословно ребята расселись за инструменты, а мы с продюсером уселись в студии за стеклом. Реке Мисима махнул им рукой, и перцы заиграли привычные хиты. Первая песня мне не известна, а вторую я угадал по тому же незабываемому видео и даже разбирал кое-какие словечки. Парни играли самозабвенно, давая живой звук. В старании и искренности им не откажешь, но частенько фальшивили, но делать из парней вторых Монтсеррат Кабалье с Басковым никто не собирался. Для них вполне удовлетворительно, пели же не под фанеру и даже заставляли биться сердца. Звук отличный, а вокал удовлетворительный. Музыка ребят оставляла более приятное впечатление, чем они сами, и я немного покорил себя, что так по-плебейски отнёсся к ним в первый момент. Просто так Фридман не сорит деньгами, в чём я снова убедился. Парни в Москве зажгут – без сомнений.

Исполнив лучшие баллады, ребята остановились и переводили дух.

– Ну? – намекал Мисима. – Достаточно?

– Да, сильно. Попрёт! – одарил я парней скупыми комплиментами.

– Парни и не так могут.

– Нашим понравится.

– Их ждёт успех?

– При правильном промоушне – да, – хитро ответил я, так как снижать собственную значимость не собирался.

Таланты талантами, но без серьёзных организаторов этим перцам нечего делать в первопрестольной. Их никто не воспримет всерьёз, и они организуют себе сольное выступление лишь в переходах метро или в парке Горького.

После озвученных хитов мы познакомились поближе. Ребята много шутили, кичились мнимыми достижениями, задавали сотню вопросов, а мне приходилось на всё отвечать. Потрясно, но некоторые из них вообще не представляли, куда им придётся податься в поисках славы и какую публику покорять. Гитарист не знал, где находится моя страна, а я, зная о них не больше, чем тупые американские туристы, честно подумал бы, что с их культурой дела обстоят неважно – это недочёт Мисимы. Он должен был объяснить, куда они полетят и провести поучительные лекции на тему в целях собственной безопасности, но продюсер не успел это сделать, то ли не собирался, то ли не видел смысла в подобных уроках. Что ж, придётся его научить и преподать урок продюсерского мастерства, раз он сам не догоняет. Отсталый ты продюсер, Мисима, если до сих пор не научил Акулу и Юку хоть несколько слов произносить по-русски. Их потенциальные фанатки балдели бы до потери сознания, когда сквозь их рты пролезали: «Спасибо!», «Мы любим вас!», «Калинка-малинка!» и «До свидания, раша!». Ему ещё многому придётся учиться – не у меня, но у Фридмана.

Пока я не собирался указывать горе-продюсеру на ошибки, и уж тем более не собирался учить его уму-разуму. Это выглядело бы слишком высокомерно, не тактично и, как говорят, «внаглую». Мисима же считал себя крутым и где-то навешивал на себя лавры основателя новых «Битлов», ибо и этих отморозков было четверо – но это единственное, что объединяло их с легендарной четвёркой. Старичок Маккартни съел бы собственную гитару, увидя их за кулисами, а если бы ему довелось услышать их на сцене, да ещё в исполнении собственных хитов, типа «Yellow submarine» или «Back in the USSR», то он точно не ограничился бы гитарой, а сожрал бы и радиомикрофон, подавился им и умер с горя. Так закончилась бы эпохальная эпопея «Битлов» в лице последнего британского героя. В том, что остальная троица уже успела отдать швартовые, я был уверен.

Но Мисима не читал моих мыслей, а пригласил меня отпраздновать приезд. Нас ждал накрытый стол, Мисима готовился, и ранний звонок не пропал даром. Изысканные кушанья в традиционном меню вызывали слюнотечение и покалывание в желудке.

Когда мы расселись за стол, Реке Мисима вместе со своими благоверными приподнялся. Мне стало неловко, и я тоже привстал. Он готовился толкнуть речь, начал по-японски, и я тупо смотрел то на него, то на рокеров, ища смысл в их беспокойных глазах. Смысла я не находил, а некоторые рокеры сидели за столом в чёрных очках, вероятно, для имиджа и колорита. Напоследок Мисима вспомнил, что я ничего не разбираю и сижу с обескураженным видом, и добавил уже переводом, что пьёт саке за сотрудничество и крепкую дружбу двух государств. К моей радости, он не переходил к политике и ни на что не намекал, а просто предложил выпить. Отказаться – равносильно преступлению, а я считал себя законопослушным гражданином.

Мы выпили и закусили. Палочки не слушались, и роллы вываливались в соус, но именно здесь я попробовал настоящие и удивительные свежие продукты, поняв, что в Москве подают полную дрянь или не умеют эту дрянь правильно приготовить. В особняке Мисимы всё выглядело и вкушалось великолепно, и я почти ощутил себя настоящим самураем.

Насытившись ролами до прошения о помиловании в желудке, я предложил им поговорить о деле и объяснил чувакам, что за условия контракта им готов предложить. Я специально выбрал подходящий момент, когда они в хорошем настроении, а я ещё не так сильно пьян, чтоб идти на уступки и сбавлять нашу ценовую политику, но японцы сдерживали обещания. Чего-чего, а они люди слова и чтят традиции сёгунов. За это можно было не беспокоиться, и никакого обмана не ожидалось. Это же не голландцы со скользкими итальянцами, да и они – группа посолидней – не диджеи с «Love Parade», и я трудился один без надоедливых советчиков.

Всё в моих руках – это здорово.

Интерес парней к контракту возрастал постепенно, когда они вчитывались в текст договора.

– Так когда мы полетим в Москву? – спрашивал Акула, самый активный член четвёрки.

– Когда уладим все формальности, – отвечал я. – Ваше видео уже в ротации. Поклонники ждут-не дождутся, когда ваш самолёт приземлится в Домодедово.

– У нас много поклонников?

– Достаточно, чтобы расписываться в блокнотах, – пошутил я, но никто шутку не оценил. Тогда я исправился: – Поклонников много не бывает. Всё зависит от вас, парни. Видео идёт, но ничто не заменит живые выступления.

– Нам не терпится, – вмешался барабанщик. – Мы обязательно покорим вашу страну.

– Увидим. Нам бы отработать запланированные концерты, – скромно отвечал я, – на Лужники пока рассчитывать не придётся, но прочистить топовые клубы – дело чести. А если дело пойдёт, то прокатимся по регионам.

– Я мечтал побывать в Петербурге, – заговорил молчаливый флегматик, – рванём туда? Там красиво…

– Возможно. Почитайте внимательно условия тура. Питер, по-моему, входит в список.

– Входит, – подтвердил Акула. – Круто!

– Мои родители летали в Петербург, привезли много фотографий и впечатлений. И мне предлагали съездить за компанию, но я тогда маленький был, глупый, думал – это не по-рокерски. А сейчас жалею. С годами тянет изучать другие культуры. Отец сказал, что там прикольный мавзолей и площадь красная. Интересно, она на самом деле красная? Залита кровью революционеров? – и флегматик разразился диким смехом.

Мне пришлось объяснить сорванцу, что он малость попутал. Красная площадь и Мавзолей в столице, куда мы прямиком и отправимся. Он увидит её раньше, чем думает, а площадь красная из-за крови рокеров, которые умирали на концертах, даваемых в Кремле, и у них тоже есть шанс оставить там свои отпечатки. Мне приходилось сохранять интригу, поэтому до конца разочаровывать парней я не собирался. Пусть живут мифами и легендами, всё равно ни хрена не запомнят из моих пространных объяснений. Почему же Красная площадь действительно красная, я сам объяснить затруднялся даже самому себе.

– Мы довольны условиями договора, – причитал Мисима, ознакомившись с контрактами, – вы ничего не упустили.

– У вас есть время познакомиться внимательнее и всё взвесить, – вторил я, – не тороплю. Есть пара дней подумать.

– А чего думать?! Летим! – воодушевлялся Акула.

– Далековато, – говорил Юка, – как пол-планеты облететь. Я буду скучать.

Третий рокер добавлял:

– Как сложно начинать всё заново. Здесь нас любят все, а там – никто. Сложно это – завоёвывать новых фанатов.

– А что вы хотели? Для того мы и создавались, чтоб покорять всю планету! В вас колоссальный потенциал. Мы ещё и Америку достанем, и «Grammy» вам будут вручать Тимберлейк с Мэрайя Кэри. Вот увидите! – воодушевлял их продюсер.

– А если не получится?

– Как это?

– Если прогорим?

– Ты не веришь в свой успех?

– Мало ли?

– Отбрось сомнения, рокер! Ты же прирождён быть нигилистом. Тебе всё равно, где играть. Главное – голос и дух свободы!

– Позориться не хотелось бы.

– Что за кислый настрой? – серчал Мисима. – Вы же моя бригада. Ну? Я за вас отвечаю. Зажжём Москву!

Мне пришлось вступиться и успокоить напуганных молодых корифеев рока:

– Не волнуйтесь. Отыграем программу в полном объёме. Мы гарантируем! Что вы получите заработанные проценты – тоже гарантируем, ну а постигнет ли вас слава «Led Zeppelin» или вы войдёте в умы девчонок, как «Тokio Hotel» – это предсказать невозможно. Как будите выступать.

– Ненавижу этих пидоров! – съязвил барабанщик, – они же буквально спёрли наше первоначальное название.

– Так чего же не проследили?

– Не успели.

Сам Мисима не терял оптимизма.

– «Тоkio Hotel» – однодневка. Мы же долгосрочный продукт. Помните, кем вы были и кем стали? За дело? Пишем новый англоязычный альбом. Вы видите, господин Ластов, как мои парни разговаривают на чистом произношении? Им ставили акцент лучшие педагоги города.

– Неплохо.

Только тут я обнаружил, что молодчики парили мне на англицком наречии, и я даже не удивился, почему их терпимо понимал. Выучка была, и дисциплина тоже железная. Мисима смотрелся авторитарным диктатором и держал свою банду в ежовых рукавицах. По-другому с бандитами нельзя – сбегут, посадятся на иглу или башню снесёт от звёздной болезни. Дальше крах – и рассыпется группа, повторив участь их многочисленных предшественников.

– Учите русский, – добавил я, вызвав недовольные и озабоченные мины.

– Я приобрёл им словари и самоучители, – похвастался Мисима, – учат ночью. И когда встают на рассвете, тоже учат. После у нас репетиции, запись в студии, перерыв и снова обучение. Парни знают толк в хорошем руководстве.

– Не сомневаюсь, – отчеканил я. Плясать под дудку такого зверя я бы не пожелал никому.

Но на этом мой вечер в особняке Мисимы не закончился. Он намекнул, что это только начало. Мы ещё час проболтали с парнями о музыке, вспомнив лучших исполнителей всех времён и народов. Я поделился своими вкусами, а ребята поделились своими. Мисима поразил меня широтой мысли и образованностью. Он знал и классических исполнителей, и современных, а я обрёл много нового.

После он повёл меня в сауну, располагавшуюся в его же апартаментах, но сначала были дубовые бочки с обжигающим паром, куда мне предстояло погрузиться. Довольно долго я нежился в них, растворяя усталость. Удовольствия предназначались лишь мне и Мисиме. Ребят он отправил репетировать, а мы, как настоящие боссы, расслаблялись в недетское время.

После парной бочки последовала прохладная сауна. Мисима пригласил массажисток – это был самый лучший сюрприз. Гейши оживали в реальности. Массажисток пришло достаточное количество – пять или шесть (некоторые за компанию). Каждая специализировалась на своём: одна на массаже спины, другая – массировала голени, пятки и всё остальное телё.

Я лежал на ядрёной деревянной кушетке и блаженствовал. Мисима располагался рядом и сопел, как белый медведь. Гейши массировали моё изнывающее от полнейшего забвения тело, а я засыпал в нирване – вот оно настоящее блаженство и настоящая медитация без псевдоокультных заклинаний, мантр и истязаний. Достаточно было пригласить парочку настоящих гейш. Наконец-то я дождался своего. И гейши пришли ко мне сами – удивительно! За это продюсеру отдельное спасибо. Массаж получился на любой вкус, и если бы я попросил подарить мне тантрические изыски, гейши бы согласились, ведь они всегда безотказные.

По окончании массажа мы продолжили расслабляться в бассейне. Элегантные гейши бултыхались в прозрачной воде и поили нас сладкими коктейлями, а я продолжал хмелеть и курил кубинские сигары, специально подготовленные Мисимой, а когда девочки отработали свой тариф и, к моему великому сожалению, не остались на ночь, Мисима ещё долго трепался о своей жизни, а я предложил ему перейти на родной язык, заставляя запомнить несколько слов.

Мисима корчил рожу и произносил банальные приветствия и дежурные фразы. Продюсер тормозил с произношением, и я разрешил ему перейти на международный. Парни давно разбрелись по домам. Мисима не разрешал им ночевать в студии. Ещё бы, если он устраивает такой гудёж каждую ночь, когда-нибудь мальчики сорвутся и порвут гейш, как гитарные струны.

Дальновидный этот господин, Мисима, почти как Фридман, вот потому они и спелись. Рыбак рыбака видит издалека – гласит народная пословица, как и продюсер продюсера – гласит московская байка. Переговоры запомнятся надолго, я развеялся, даже немного расслабился. Подарок Мисимы стоил самых лестных отзывов. Я сыт и пьян. Моё тело ноет от блаженства. Чего же боле? Осталось добраться до гостиницы, и когда Мисима усаживал меня в приготовленный лимузин, мы уже вместе напевали бессмертные баллады «Scorpions», и были готовы лобызать друг другу щёки, обжигаясь сигарами.

Но всё закончилось без последствий. Меня доставили к парадному входу гостиницы без увечий и сонного, еле державшегося на своих двоих. В зубах тлела кубинская сигара, а я был не в состоянии подняться на свой этаж. Молоденький швейцар со стрижкой под ёжика, любезно согласился отнести меня на своих жилистых ручонках, ухватив за подмышки. Швейцар и закрыл меня в номере, когда я, не добравшись до кровати, рухнул навзничь в метре от неё. Поднимать меня жилистый ёжик не собирался. Кишка тонка…