Майра лежала без сна, сердце громко колотилось. Его грохот отдавался в ушах, не позволяя заснуть, однако не мешая девушке слушать, что происходит в гостиной. Там находился Кейн. Их разделяла бетонная стена, но Майре казалось, что она различила бы сейчас и трепетание крыльев бабочки. Пятно на груди в том месте, где пальцы Кейна прикоснулись к ней, по-прежнему горело огнем, словно раскаленный металл прожигал ее тело насквозь.

Кейн стоял около телескопа. Майра слышала, как он подошел к окну, как тихо поскрипывали распорки при вращении зрительной трубы. Слышала шелест ресниц Кейна, когда он моргал, вглядываясь в объектив. Девушке казалось, что она слышала, как упало на пол полотенце, складываясь в бесформенную кучку ткани; как виды города просачиваются через систему линз, устремляясь к зрачку Кейна; как заскрипели, подобно мачте корабля в шторм, его шейные позвонки, когда он обернулся к двери ее спальни.

Ей ни к чему было все это видеть, это просто опасно. Майра заставляла себя лежать неподвижно, потому что знала: если она подойдет к двери и выглянет в щелку, то не сможет совладать с собой. Стоит ей увидеть Кейна, она сорвет с себя ночную рубашку и предстанет перед ним с бесстыдством проститутки. Она не должна смотреть на него; слушать и то было мучительно. Майра могла удержать в постели свое тело, но не мысли. Ее мысли без остатка были заполнены Кейном, его запахом, твердым, жарким телом с мягкими, бархатистыми на ощупь волосами на груди. Она почти явственно представляла его губы на своей коже, но в последний момент ощущение прикосновения ускользало. Она никогда не знала поцелуев, поэтому сенсорная память не могла подарить ей всей полноты ощущений. Представление, что это такое, у нее имелось – поцелуи знакомы каждому, – но ее губы пробовали только ее собственные руки и щеку брата, поэтому Майра не меньше всего остального хотела, чтобы Кейн поцеловал ее. Она сгорала от желания, но не смела добиться удовлетворения. Ее трусость сильнее похоти, констатировала Майра с отвращением к собственной слабости.

Потом ее страхи, желание и самоотвращение слились в гнев – гнев на Кейна, который довел ее до такого безумия. Говард прав, он должен исчезнуть из их жизни. Кейн должен уехать и немедленно. Утром она ему это скажет, она решила.

Майра услышала, что Кейн подошел к ее двери. Наверное, чтобы взять книгу с полки. Он выберет книгу и, как обычно, уйдет к себе. И самая мучительная часть пытки на сегодня закончится. Затем наступит ее худшая часть – долгое и горькое сожаление, полное бесконечных упреков в собственной трусости и глупости – агония разочарования; но ей уже не привыкать, с этим она справится лучше, чем с необходимостью удерживать себя в постели.

Дверь приоткрылась! Открылась. Кейн вошел в комнату и остановился около кровати, глядя на Майру сверху вниз. Льющийся из окна свет окружил его пылающим ореолом. Он был полностью обнажен, с выпирающей эрекцией. Он что-то сказал, но Майра разом оглохла от сознания, что он здесь, рядом, в ее ушах отдавался только рев крови, бешеным потоком устремившейся по венам.

И словно чтобы уравновесить внезапную глухоту, у нее резко обострилось обоняние. Майра ощутила запахи мыла и шампуня, и сквозь них – аромат мужского тела... О Боже, он двигался! Кейн шагнул к изголовью кровати и остановился в десятке сантиметров от лица Майры. Она попыталась взглянуть на него, но глаза отказались поворачиваться в глазницах. Он был здесь, рядом, стоит протянуть руку, и она к нему прикоснется. Вряд ли он был крупнее мужчин из журнальчиков Говарда, но он был настоящим и потому огромным. Конечно, он причинит ей боль, он расщепит ее пополам, он убьет ее, проносились лихорадочные мысли в голове девушки.

Кейн вновь что-то сказал, и Майра опять не смогла разобрать его слов. Он так близко, совсем рядом... После стольких лет страстного томления, мечтаний и надежд, потока энергии вселенских масштабов, потраченного на бесплодные фантазии... Майра протянула нормальную руку, прикоснулась к живому мужскому телу и поразилась, каким горячим оно оказалось.

Кейн встал коленями на кровать, раздвинул ноги девушки. Этим движением он отдалился от нее. Майра потянулась к нему, но он толкнул ее обратно на подушки, затем его руки ухватили ночную рубашку и сорвали ее с Майры, она сама не поняла как. Его прикосновения были грубыми и горячими. И – о, Боже, Боже мой! – губы Кейна коснулись ее груди. О Боже, она не подозревала, как это приятно! Еще раз, о, Боже, еще!

Страх исчез, Майре стало все равно, что Кейн будет делать с ней. Он мог причинить ей боль, убить ее, неважно. Внезапно поняв, что в ее власти делать с ним все, что заблагорассудится, Майра рванулась навстречу Кейну. Ее зубы впились ему в плечо, нормальная рука обняла за спину, «детская» ручка за шею: Майра уцепилась за Кейна, словно за жизнь. Обняв здоровой ногой его бедра, она притянула его к себе.

Кейн поднял голову от ее груди и улыбнулся. Его зубы сверкнули белизной в лунном свете.

– Целуй меня, – взмолилась Майра. – Прошу тебя, поцелуй меня.

И Кейн поцеловал ее в губы. Его руки тем временем изучали и ласкали ее тело. Дыхание Кейна, к удивлению Майры, отдавало сладостью и запахом зубной пасты. Губы были твердыми, настойчивыми и активными: после рта они обследовали ее всю целиком, приятно теребя кожу. Девушке хотелось продлить новое ощущение, чтобы Кейн не торопился, но его нетерпеливый язык жаждуще протиснулся между ее зубами. Майра ответила как смогла, хотя мечтала не об этих поцелуях, которыми заканчиваются, разбивая женские сердца, романтические фильмы о любви. Она повторяла действия Кейна, надеясь, что все делает правильно. Это казалось безумием. Тело Майры безумствовало, а губы жаждали продолжения ласки. «Ему хочется заняться любовью с моим телом, – подумала она, – я же хочу любить одними губами». Однако, она повторяла все действия любовника. Это тоже возбуждало.

Почувствовав Кейна между ног, она потянулась к нему, но ей хотелось просто исследовать своего мужчину. Он весь был для нее загадкой: Майра не знала сколько он будет принадлежать ей, поэтому торопилась узнать о нем все, что только возможно. Она сжала рукой пенис и услышала протяжный вздох. Кейн задышал тяжело, почти сердито, когда раздвинул ее ноги и навис над ней. Майра не отпускала пенис, и он бесполезно тыкался в нее. «Может быть, он не знает, как это делается? Не может найти путь?» – пронеслось в голове девушки. Эта неожиданная неопытность удивила Майру, и она сама провела его.

«Наверное, мне не следовало этого делать, – думала Майра, лежа без сна. – Должно быть, я сделала не то, чего он хотел, и он, скорее всего, разочарован». И она, если говорить честно, тоже, призналась себе Майра. Немного. Не в Кейне. Кейн – чудесный любовник, не сомневалась она. Майру разочаровал новый опыт. Это, конечно, было восхитительно, она едва не лишилась чувств от возбуждения, нервные окончания пронизывало наслаждение, но...

Она слишком многого ожидала, винила себя Майра. Никакой опыт не окупит таких завышенных ожиданий. Кроме того, все произошло слишком быстро, как в бреду. Словно она наблюдала спектакль со стороны, не принимая участия в действии. Кейн был там и думал, что он с ней, а Майры там не было, и он переходил от сцены к сцене без нее.

Но она добилась своего! Она не умрет девственницей! В следующий раз у нее все получится лучше. Она не станет своевольничать и позволит Кейну вести себя по дороге наслаждений. Если, конечно, «следующий раз» наступит. Майра очень на это надеялась. Она хотела до конца познать то волшебство, которое воспевается поэтами, ведь если им верить, оно движет миром.

Кейн спал. Подарит ли он ей еще один шанс, когда проснется? Он, скорее всего, проснется после рассвета, когда темнота перестанет скрывать ее карикатурные руку и ногу, и утром он, вероятно, больше не пожелает прикасаться к ним, хотя недавно ощущал на своей спине ее «детскую» ручку. Но при дневном свете все изменится. Майра не могла вообразить, как поведет себя Кейн после пробуждения, и лишь молилась: «Господи, пусть он будет добр ко мне».

Как Майра одновременно опасалась и надеялась, Кейн проснулся от ее прикосновения. Дважды причмокнув, он обнял ее и уткнулся лицом ей в шею. Он загнанно дышал, но в остальном был свеж и стремителен.

Майре хотелось поговорить, но Кейн мгновенно оказался над ней и вошел в нее, на это раз самостоятельно. «Смотри, мамочка, я во второй раз делаю это, – мысленно возликовала Майра. – У твоей маленькой Майры появился любовник. Твоя маленькая дочурка-калека не боится – не боится жить».

Вдруг она увидела в дверях Говарда. Как же она не услышала его шагов? Кейн был внутри нее, и в комнате находился Говард. Он выглядел так, словно получил рану в сердце, и предательскую пулю выпустила Майра: он стоял и с ужасом смотрел на нее, приоткрыв рот, но не в силах вымолвить ни слова. Если Кейн и осознавал его присутствие рядом, то ему, казалось, было на это наплевать – он, знай себе, получал удовольствие.

Не зная, что еще сделать, Майра закрыла глаза. Так она, по крайней мере, не видела страдальческого лица Говарда.

«Я уже взрослая, – хотелось ей крикнуть брату. – Подумаешь, твоя обожаемая сестричка трахается с гостем, или гость трахает ее, как тебе больше нравится. Ничего особенного, но приятно. Очень приятно, гораздо приятнее, чем ночью. Ночью она перегорела, а сейчас самое оно». Майра открыла глаза. Говарда в комнате не было. И слава Богу. Она не настолько развращена, чтобы забыться в страсти под его взглядом. Без него стало намного лучше, и Майра утонула в наслаждении.

Затем все кончилось. Кейн зарычал ей в ухо, злобно, но как-то отчаянно. Все его тело напряглось, голова запрокинулась. Майра увидела его лицо, оскаленные зубы. Его взгляд, устремленный ей в глаза, пылал яростью. Он шумно дышал. Майра не осознавала, что он извергается в нее. Освободившись, Кейн забился в конвульсиях, затем упал на нее и откатился в сторону. Нет! Майре совсем не хотелось отпускать его. Она попыталась удержать Кейна в постели, но он бесцеремонно вырвался, встал и сладко потянулся.

Солнце, светившее прямо в окно, будто зажгло волосы на его ногах и руках. Майра услышала, как хлопнула входная дверь: Говард вышел из квартиры. Теперь большую часть дня она будет думать о Говарде, как объяснить ему то, что произошло; как нейтрализовать его реакцию. Но это потом, а сейчас, благодарение небесам, у нее есть несколько минут, чтобы насладиться воспоминаниями о Кейне и прошлой ночи. В ней еще сохранялось тепло его тела и ощущение его волос и твердого живота на коже.

– Интересно, как он все это воспримет? – полюбопытствовал Кейн, по-прежнему стоя к Майре спиной. Это были его первые слова после того одностороннего диалога, имевшего место, когда он ночью вошел в ее комнату.

– Не знаю, – ответила Майра. – Он был здесь и видел нас.

– Знаю. Я слышал, как он приходил, – сказал Кейн и шагнул к двери.

– Ты придешь ко мне сегодня? – робко спросила Майра.

Кейн повернулся и впервые посмотрел на нее. Внезапно смутившись, Майра натянула простыню на нижнюю часть тела. С «детской» ручкой она ничего не могла сделать.

– Конечно, – коротко ответил Кейн.

Майре хотелось услышать более ласковые слова – своего рода признание их близости, новой общности. Ей хотелось спросить, все ли она делала правильно, не разочаровала ли его. Ей хотелось, чтобы Кейн ласково прикоснулся к ней, просто так, из нежности. Ей хотелось... еще очень многого. Раньше, когда все, чего ей хотелось, представлялось невозможным, несбыточным, ей было проще, теперь же, когда все это сбылось, Майре хотелось всего сразу.